Но этим дело не кончилось. С одной стороны звезду продолжало распирать изнутри давление горячих недр, с другой – на материковых поверхностях стали вспухать огромные ядовито-зеленые волдыри, звезда жутко разбухала и ощетинилась, как потревоженная рыба-еж, превратилась в чудовище. Гулкий «космический» шепот торжественно произнес:
       – Зойсуэлла! Звездная колыбель!.. Таким ли было начало?..
       Багрово-зеленое ощетиненное чудовище судорожно взорвалось, осколки материков тяжело разлетелись в звездном пространстве, зеленые волдыри на этих осколках раздулись радужными пузырями и тоже стали взрываться. И когда они стали взрываться, рассеивая в пространство тонкие лоскуты и полотнища радужной пленки, Леонид сразу все понял...
       В свое время академик Аррениус подарил миру гипотезу о вечности живого вещества. Согласно этой гипотезе жизнь вообще появилась одновременно с зарождением Вселенной, а жизнь на планетах могла возникнуть путем простого и естественного их «осеменения» живым веществом из жизнеобильного космоса. Насчет вечного существования живого – здесь академик Аррениус, видимо, здорово перегнул. А вот насчет «космического осеменения»... Академик Опарин, к примеру, был решительно против «осеменения». Перед миром он тоже в долгу не остался и подарил человечеству гипотезу о длительном эволюционном преобразовании неживой материи в живую в благодатных условиях нашей Земли. Большинство ученых-биологов, поразмыслив, решили, что эта гипотеза ближе к истине, чем все остальные, и признали за ней почетное право именоваться «Коацерватной теорией академика Опарина». Несколько следующих поколений биологов, приняв авторитетную мудрость своих ученых предшественников, поставили массу биохимических и биофизических экспериментов, дабы подкрепить вышеназванную теорию практикой. И убедились, что для того, чтоб воссоздать хотя бы два основные биополимера – белок и нуклеиновую кислоту, – всех благодатных (а заодно и всех неблагодатных) условий нашей планеты отнюдь не достаточно. Более того, попутно выяснилось, что сотворение обоих биополимеров невозможно без участия в этом великом таинстве мощных гравитационных и электромагнитных полей, сверхплотного потока антинейтрино и особого теплового режима. И в днище «Коацерватной теории» появилась такая пробоина, заделать которую было уже невозможно. Поэтому взгляды естествофилософов вновь обратились в межзвездный простор. Двое софийских ученых-биологов – Зойко Панчев и Суэлла Торндайк – обнародовали «сумасшедшую» гипотезу о «зарождении квазиживого протовещества на нестабильно остывающих звездах». Насколько Леонид мог припомнить, в гипотезе Панчева – Торндайк ничего не говорилось о «покрывале», и таким образом «покрывало» можно было смело отнести на счет художественного вымысла постановщиков спектакля. А жаль. Покрывало Зойсуэллы имело все преимущества дерзкого атрибута наглядности и весьма впечатляло...
       Мим, словно ему и впрямь удалось раскрыть загадку Жизненного Начала, выражал свое ликование танцем и жестами. Его замедленные искусственным полем антигравитации прыжки-полеты под звуки торжественно-плавной мелодии были просто великолепны. Он протягивал открытые ладони то к звездному небу, в котором реяло большое полотнище радужной пленки, то к двум своим партнерам. Теперь Леонид совершенно отчетливо понял смысл пантомимы, и ему стало совестно перед невидимыми зрителями Форума. Радужный парус, летящий к планете Земля, символизировал Начало Жизни, а невольные партнеры мима, по идее, должны были символизировать Ее Вершину...
       Спектакль завершился красочным апофеозом. В звездном пространстве медленно вращался шар Земли, и хотя его окружала багровая атмосфера, выглядел он почему-то вполне современно, если не считать отсутствия суетливой соседки Луны. Радужное покрывало окутало планету и утонуло в ее атмосфере. Планета стала ярко-зеленой. Появилась Луна. Хорал достиг музыкального апогея, в полном составе явился балетный ансамбль, вспыхнул пламенный Цветок Знания, красавица Земля обрела свой привычный бело-голубой наряд...
       Иллюзионная сферокартина еще не успела угаснуть, как огромный зал Форума наполнился морем света и на сцену обрушился грохот аплодисментов. Благодарные зрители аплодировали стоя, слышались возгласы: «Браво, Николо Беллини! Браво, Николо! Браво!» Леонид и Надия, не скрывая изумления, смотрели на человека в черном трико. Знаменитый танцор сорвал маску мима, перчатки и отшвырнул прочь. «Ни-ко-ло! Ни-ко-ло!..» – с энтузиазмом скандировал зал. Беллини кланялся, глядя в зал черными блестящими глазами. Потом он плавным движением указал на балетную группу, взял Леонида и Надию за руки и заставил своих партнеров выйти немного вперед. Леонид услышал его тяжелое дыхание. Лицо этого человека блестело от пота, на черном трико были заметны влажные пятна, грудь высоко вздымалась и опадала, но глаза артиста сияли. Зал неистовствовал. Беллини подхватил в воздухе брошенный кем-то букетик из трех алых гвоздик, вручил его Надии и гибко ей поклонился, прижав по-восточному руки к груди. Зал продолжал аплодировать. Леонид и Надия поторопились уйти и опомнились, только покинув здание Форума.
       Проезжая мимо Павильона Тишины, они, не сговариваясь, сошли с тротуарной ленты. Павильон представлял собой довольно большое стеклянное сооружение в виде сильно сплющенного ребристого шара. Внутри было светло и уютно. Журчали фонтаны. Центральную часть Павильона занимала роща веерных пальм. Под каждым деревом стояли треугольные столики, и все они были свободны. И вообще, в Павильоне, видимо, не было ни одного человека – сегодня никто не хотел тишины.
       Они углубились в рощу. Надия облюбовала столик возле центрального фонтана. Листья пальмы глянцево блестели от влаги, на кончиках зеленых перьев висели чистые капли.
       – Здесь влажно, – сказал Леонид.
       – Ничего, – ответила Надия. – Это даже приятно.
       Она склонилась над парапетом бассейна и опустила букетик гвоздик в бортовую раковину фонтана, до краев наполненную водой. В раковине торчала стеклянная трубка, из нее с шипением вырывалась длинная блестящая струя, от струи летела водяная пыль и оседала на пальмах.
       – Смотри, не задень этот лист, – предупредил Леонид.
       Надия выпрямилась, задела лист, и на ее обнаженные плечи обрушился дождь крупных капель. Надия вздрогнула и рассмеялась. И Леонид рассмеялся. И вдруг они оба принялись хохотать, и напряжение, накопившееся за время спектакля, быстро оставило их. Леониду сделалось любопытно: смеются ли так настоящие актеры после спектакля? Он подумал, что нет, наверное, не смеются, и пожалел настоящих актеров.
       Леонид принес мороженого и фруктовой воды. Они молча ели мороженое, смотрели друг другу в глаза и не могли сдержать беспричинных улыбок. В Павильон кто-то вошел: послышались голоса, металлическое позвякивание, смех. Грохнул взрыв увеселительной петарды, в ответ раздался взрыв богатырского хохота, сверху посыпалось конфетти, – в Павильоне Тишины становилось довольно шумно. Большая компания в костюмах древнеримских легионеров, лязгая доспехами, облепила несколько соседних столиков и за одну минуту осушила целую батарею бутылок фруктовой воды. Леонид осмотрел древнеримское воинство. Это была, в основном, молодежь – программисты и Ю-атмосферники. Покончив с фруктовой водой, легионеры с огромным подъемом исполнили популярную в этом году «Подари мне пояс Ориона, и кольцо Сатурна подари!» Потом кто-то из них спохватился:
       – Кстати о Сатурне... Сколько там на твоих песочных?
       – О, боги! – воскликнул другой. – Двадцать один пятьдесят... и даже с минутами.
       – Ребята, мы свиньи. Громовержец, поди, там заждался, а мы прохлаждаемся.
       – Встать! Р-равнение на Юпитер!
       – На Юпитера. Сегодня "а" на конце, понял?
       – Верно. Равнение на Юпитер будешь держать послезавтра.
       – Да, послезавтра мне нужно на «Мастодонт»...
       – Тебе на южный полярный?
       – Нет, мне на северный.
       – Жаль. А то вместе бы и отправились...
       – Эй, антиподы! Не забудьте свои щиты и мечи!
       – Я возьму бутылку холодного для Юпитера.
       – Почему «для Юпитера»? А Ганимед, Юнона, Каллисто разве не люди?
       – Нет. Олимпийские боги. Эх, ты, теленок!..
       – Ничего с собой не берите – в Летней все есть.
       – Кстати, кто такая Юнона?
       – Эльга Вадецкая. Из центра связи. Красивая, верно?
       – Еще бы! Только не вздумайте восхищаться Вадецкой в присутствии Жени Меркулова, который из ПМЗ.
       – А что, у него иное мнение на этот счет?
       – Нет, в этом смысле ваши вкусы полностью совпадают. А это опасно.
       – Для Меркулова – да!
       – Мне кажется, твой вкус тоже того... это самое... совпадает.
       – Ничего тебе не кажется. Ну, мы идем, наконец?!
       Легионеры с лязгом и грохотом разобрали оружие.
       – Кто скажет, где здесь видеотектор?
       – У выхода. Тебе зачем?
       – Надо узнать, как подвигаются дела у Крэйга. Мы раскрутили восьмую программу сигма-зондирования, а он там остался один. Кстати, для вашей группы программа.
       – Вот как! Мы пятые сутки ждем программу для акустического зондажа, а они, выходит, уже сговорились за нашей спиной и выдают программы «налево»!
       – Что удивительного? Мезосферники дали им взятку: двадцать метров графической записи сбалансированного термопрогноза.
       – А мы полагались на их безупречную нравственность! К оружию!
       – Оружие в ножны! Р-разойдись! Кру-у-гом!
       – Кстати, что означает команда «кругом»?
       – Это значит: разойтись по окружности с неопределенно заданным ускорением. Легионер!
       – Слушайте, парни... А кто этот франт и его прекрасная дама?
       – Тише, ты!.. Это Русанов с женой.
       – Он теперь, говорят, крупная шишка в Ю-Центре. Вместо Маккоубера.
       – Я ему не завидую. У них там сейчас какая-то чертовщина с проектом... Сплошная мистика.
       – Мистики у всех у нас хоть отбавляй. Твой пересчет дельта-барической нивелировки, скажешь, не мистика?
       – Нет. Его пересчет – сплошная мистификация. Разница есть.
       – Ладно, довольно болтать – опоздаем к началу. Громовержец там уже мечет громы и молнии. Пошли, ребята!
       – Икру он мечет, твой Громовержец. Я ему подал заявку на свипп-генератор, а он ее и смотреть не стал. Мне, говорит, проще достать здесь бочку черной икры, нежели свипп-генератор с такими параметрами.
       – Верно, ребята. Снабжение безобразное. На уровне эпохи Юлия Цезаря. Надо поднять этот вопрос на активе.
       – Эй, активисты! Не отставайте!..
       Легионеры ушли, и в Павильоне снова воцарилась тишина.
       Надия посмотрела на Леонида.
       – Это правда? – спросила она.
       – О чем ты? – беспечно спросил Леонид. Он понимал, какую правду она имеет в виду. – Я вижу, тебе не особенно нравится это мороженое. Принести земляничное?
       – Мне не особенно нравится то, что они говорили.
       – Да? А что такого они говорили?
       – Они говорили, что ты теперь вместо Маккоубера.
       – Это правда, – сказал Леонид. – Но разве при этом что-нибудь изменилось? Еще до ухода Маккоубера наша группа фактически возглавляла Проект. И мое теперешнее назначение – административная символика, не более того. Моя работа остается прежней.
       – Ну что ж... – Она вздохнула. – Будущее покажет...
       Они помолчали. Он ел мороженое и старался представить себе, о чем она думает.
       – Я заметила, как внимательно ты разглядывал этих ребят. Ты кого-нибудь ищешь?
       – Да, – сказал Леонид. – Мне нужен Дэн Фрост. Если ты заметишь Дэна или Бригитту...
       – Зачем тебе понадобился Дэн?
       – Мне нужно обменяться с ним буквально несколькими словами.
       – Сегодня праздник, – сказала она.
       – Я знаю, – сказал он.
       – И завтра, – добавила Надия.
       Он оставил мороженое и выпил фруктовой воды.
       – Ну вот... – огорченно сказала она. – Я уже испортила тебе настроение.
       – Нет, – возразил он. – Никто никому настроение не испортил. Мне с тобой хорошо. Просто чудесно. Сегодня великолепный праздник, и у нас отличное настроение.
       – И мы потанцуем, верно?
       – Да, мне очень хочется потанцевать. У меня такое чувство, будто улетал не я, а улетала ты. Я долго ждал тебя, и вот ты вернулась. Пойдем?
       – Да. Мы пойдем в Зимнюю Пирамиду, Крамеру мы обещали, что будем в Зимней. Подожди, я забыла вынуть цветы.
       – Крамер, наверное, не придет. Уф, какие они мокрые!
       – Я тоже вся мокрая.
       – Ты росистая.
       – Скоро я высохну, и тебе не будет стыдно со мной танцевать. А почему не придет Крамер?
       – Он двое суток не спал. Может быть, даже больше.
       – Что-то связанное с Проектом?
       Он не сразу нашел, что ответить.
       – Видишь ли... Меня задержали на совещаниях, и Крамер взял на себя работу, которую должен был делать я. Мне очень совестно перед ним.
       – Не думай, я понимаю: дело есть дело... Но не слишком ли часто вам приходится жертвовать личным временем?..
       Они вышли из Павильона. На движущихся тротуарах народу прибавилось – основной поток направлялся в Летнюю Пирамиду. Многие были в маскарадных костюмах и полумасках. Обычно в Летней Пирамиде собиралась молодежь, и, судя по всему, там затевалось нечто экстравагантное. Древнеримского отряда уже не было видно, но рев легионерских глоток был слышен издалека: «Подари мне пояс Ориона!..» Возле кабинки видеотектора сиротливо стоял одинокий щит, а хозяин щита – легионер, которому надо было связаться с каким-то Крэйгом, – находился в кабинке и оживленно жестикулировал перед экраном. Шлем и меч он повесил на рукоятку контактного рычага.
       – Этот, видать, зацепился надолго, – сказал Леонид. – Боюсь, маскарад закончится без него.
       – А в Летней, наверное, ждет его девушка, – сказала Надия. – И может быть, она сегодня его не дождется.
       Леонид промолчал.
       – Меня всегда удивляли этот размах и постоянная спешка. Неужели нельзя работать и жить поспокойнее?
       – Нет, – оказал Леонид. – Нельзя. Извини, что я говорю об этом так коротко. Но, судя по прошлому опыту, я просто не умею доходчиво объяснять вещи, над которыми мало задумывался... Говоришь – поспокойнее? Не знаю. Наверное, можно, если очень уж постараться. Но кому это надо?
       – Мне, например. И той девушке, которая ждет этого парня.
       – Вот ты о чем... Н-да... Проблема века.
       – Нет, – сказала она. – Это очень старая проблема. И очень жестокая...
       – Неразрешимая?
       – Я бы так не сказала. Вечная.
       – Тогда это проще. Как бочка черной икры. Если можно вечно мириться с вечной проблемой, значит, она решается каждый раз компромиссным путем. Верно?
       – Верно. И мне приятно, что ты задумался над вещами, которые раньше мало тебя волновали. Теперь я верю, что у нас будет все хорошо.
       – Вот видишь! Все будет у нас отлично.
 
       В Зимней Пирамиде было очень светло, шумно и весело. В зените пирамидальной верхушки на огромной высоте сияло по-летнему яркое, теплое солнце. На синих стенах инеем сверкали белые морозные узоры, посередине зала в окружении фонтанов и голубых елей блестел в бассейне обросший сосульками айсберг. Айсберги, изрешеченные широкими полостями гротов, громоздились в каждом углу Пирамиды, а в гротах медленно вращались круглые платформы. Зал был запружен людьми. Гремела музыка, почти везде танцевали, где-то в отдалении пели, прихлопывая в ладоши, со стороны эстрадных площадок доносились раскаты громкого смеха.
       Вихрь карнавального танца втянул Леонида и Надию в центр. Веселый шум плескался в зале волнами серпантинных лент, сыпался сверху блестящим дождем конфетти, вспыхивал звездами увеселительных огней. Больше половины танцующих были в масках.
       Потом Надия немного устала, и они покинули танцевальное поле, вышли к эстрадным площадкам и задержались у ледяного катка среди любителей балета на льду. Балет был очень красочным, мастерство исполнителей – выше всяких похвал, но особенное удовольствие зрителям доставил комический танец с участием дрессированных пингвинов.
       – Взгляни-ка туда!.. – Надия подергала Леонида за рукав и показала на медленно вращающуюся платформу кафе «Ледяной грот».
       Леонид досмотрел. На платформе было несколько свободных столов.
       – Если ты успела проголодаться, мы там поужинаем, – сказал он.
       – Ты, не понял. Я видела Фроста.
       Леонид еще раз взглянул на платформу. Теперь он смотрел на людей.
       – Поздно, – сказала Надия. – Стол, за которым они сидели, уехал в грот.
       – Дэн и Бригитта?
       – Нет. Бригитту я бы узнала. Ты подойдешь один?
       – Ну вот еще! – сказал он, и они пошли вместе.
       Стол, где сидел Фрост, находился у края платформы, и край этот успел продвинуться глубоко под нависающий массив «ледяной» горы. Стеклянная облицовка грота мягко светилась зеленым, но после яркого света в зале было такое впечатление, будто здесь полумрак. Рядом с Фростом Леонид разглядел темноволосую смуглую девушку в черной полумаске. Дэн что-то ей говорил, и она негромко смеялась. Смех казался знакомым, но у Леонида была хорошая зрительная память, и он мог бы поклясться, что никогда раньше эту девушку не встречал. Дэн увидел Надию, обрадованно вскинул брови, потом увидел Леонида, поднялся навстречу. Это был плотный, коренастый человек, довольно неуклюжий на вид, с непропорционально большими руками, – один из лучших пилотов-барражировщиков системы Юпитера. Протянутая для пожатия рука Леонида утонула в его широкой ладони.
       – Леонид Русанов, Надия, – хрипловато сказал он, представляя гостей своей собеседнице.
       Девушка сбросила полумаску и представилась сама:
       – Кариола.
       Леонид посмотрел на нее, но ничего не сказал. Надия тоже взглянула на девушку, сказала: «У вас красивая прическа, она вам очень к лицу» – и подарила Кариоле гвоздику.
       – Лео, Надия, Кариола, присаживайтесь, наконец! – взмолился Дэн. – Ведь шампанское опять придется нести в холодильник! Посмотрите, бутылка так нагрелась, что из нее уже лезет пробка.
       На столе были четыре бокала, темная бутылка шампанского и плетеная корзинка с фруктами. Дэн куда-то исчез и быстро вернулся с двумя бокалами для гостей.
       – Разве мы не станем ждать Бригитту? – спросила Надия.
       – Бригитта здесь, – ответил Дэн, откупоривая бутылку. – Она пошла потанцевать с Георгом. Сейчас они подойдут. Да, ведь ты же не знаешь, – обратился он к Леониду, – нашей группе дали еще двух пилотов-барражировщиков. Георг – один из новеньких. Ему приходится сегодня разрываться надвое, танцевать то с Бригиттой, то с Кариолой. Из меня танцор никудышный, вот он и празднует с перегрузкой. – Дэн улыбнулся, наполнил бокалы.
       Край платформы выехал из грота, и теперь стол медленно продвигался вдоль танцевальной площадки. Леонид заметил Бригитту, а рядом с ней человека, который уступил ему сегодня кабинку видеотектора. Они возвращались. На обоих были черные полумаски, но Леонид его сразу узнал по пшеничным усам. На Бригитте было ярко-красное платье, и в белых ее волосах сверкали красные звезды. Они подошли, Бригитта чмокнула Леонида в висок – «С возвращением!» – и заговорила с Надией. Дэн представил Юрия Двинского и Леонида друг другу.
       – Мы уже знакомы, – сказал Леонид.
       – Да, – сказал Юрий. – У меня сегодня день неожиданных встреч. С Кариолой, теперь вот с вами...
       – И у меня, – сказал Леонид, – день неожиданных встреч. С Кариолой и теперь вот с вами...
       Кариола удивленно посмотрела на него. Все остальные тоже посмотрели.
       – Вы из экипажа «Ариадны», – сказал он девушке.
       – Да, – подтвердила она. Было видно, что она пытается что-то припомнить.
       – Ну вот мы и встретились на незнакомой планете. Если, конечно, вы впервые на Европе.
       – Вот как! – сказала она и весело рассмеялась. – Значит, вы и есть тот самый пассажир из двадцать первой каюты! За которым гонялись бесхвостые львы!
       – Тот самый, – подтвердил Леонид.
       Глаза Бригитты зажглись любопытством.
       – Лео, ты должен дам все рассказать.
       – Непременно, – заверил ее Леонид. – Но не сейчас. Это очень длинная история. – Он встретил умоляющий взгляд Дэна Фроста и поднял бокал. – Я предлагаю тост за всех присутствующих!
       – Да, – сказал Дэн и тоже поднял бокал. – Учтите, шампанское выдыхается. За всех присутствующих! За тебя, Лео. С возвращением!
       Дэн беспокоился напрасно. Шампанское было холодное и очень вкусное.
       Поговорили о празднике. Надия подарила гвоздику Бригитте и рассказала про встречу с Николо Беллини.
       В центре кафе был танцевальный пятачок, и оттуда доносился музыкальный шум: дробный стук барабанов и гнусавые стоны. Леонид обратил внимание на двух чернокожих парней из космодромной команды. Один из них, блестя зубами и белками глаз, извиваясь, как ящерица, трудолюбиво избивал пять барабанов тамбертона кулаками, пальцами и кистями. Другой, Апполо Дюка, по прозвищу Кактус, выпучив глаза, натужно раздувая щеки, извлекал гнусавые стоны из какого-то экзотического инструмента с двумя щелевыми раструбами. Танцующих на пятачке не было, парни играли для собственного удовольствия.
       Со стороны катка раздался взрыв хохота. Платформа повернулась так, что каток был виден отсюда как на ладони. На ледяном поле, размахивая красным плащом, вертелся на коньках спортсмен в костюме матадора. Двое других конькобежцев, замаскированные шкурой быка, нападали на-матадора. Нападал бык очень агрессивно, у него были огромные рога с голубыми бантиками, вздутые бока и тощий зад, бык яростно хлестал хвостом по крутым бокам, взбрыкивая, бодал красный плащ, и ноги у него комично разъезжались в стороны. Матадор, грациозно поворачиваясь на месте, пронзительно кричал: «Ю-у, торо, ю-у!..» – и водил быка вокруг себя за плащом.
       – Это называется «вероники», – сказал Юрий. – То, что он делает.
       – И рекорте, – добавила Бригитта. – За такое рекорте я отрезала бы ему косичку. – Край платформы, где они сидели, снова втягивался в грот, Бригитта нетерпеливо поднялась и сказала: – Зрелище просто уморительное! Пойдемте посмотрим. Кто со мной?
       – Все, – сказала Надия. – В самом деле, пойдемте посмотрим?
       – Идите, – сказал Леонид. – Мне нужно поговорить с Дэном.
       – Ты с нами? – спросила Кариола Юрия. – Кто-то ведь должен объяснять про корриду.
       – Конечно. – Юрий поднялся. – Надеюсь, Бригитта, вы не отрежете мне за это косичку?
       Они ушли. Дэн сказал:
       – Георг хороший пилот. С изумительной реакцией, вынослив к большим перегрузкам. Он прямо родился быть барражировщиком. Прошел стажировку в группе противометеоритной защиты. Отлично знает новые машины.
       – А старые? – спросил Леонид.
       – Теперь узнает и старые. – Дэн усмехнулся, осторожно повертел бокал в своих железных пальцах. – Все старье у нас, мы ведь не группа ПМЗ. Я немного погонял его на «Муфлонах», «Сузуки» и «Шкодах». Он делает успехи. А сейчас, когда в наших делах наступило затишье после ухода Маккоубера, я заставил Георга и второго новичка, Боба Тейлора, отрабатывать выход из аварийных ситуаций на десантных и орбитальных катерах. Они чрезмерно увлеклись, и этот поросенок Боб разбил десантный «Уирлуинд» на Ганимеде. Георг, очертя голову, бросился на выручку, и в результате мне пришлось выручать обоих. «Виверу» Георга мы отремонтировали, и она еще побегает, а вот «Уирлуинд» пошел на металлолом. Будь на то моя воля, я бы отправил в утиль половину наших машин. Нам давно пора обновить свой парк.
       – Я непременно этим займусь, – пообещал Леонид. Игрок на тамбертоне продолжал истязать барабаны. Леонид поморщился: – Не надоест же ему!..
       – Что? А... – Дэн оглянулся на пятачок. – Ничего, скоро устанет. Это Мергоб Ферра, механик-реакторщик из космодромной команды сектора ПМЗ. Месяц назад у них там взорвался на испытаниях новый «Рэмболь», Мергоб уцелел просто чудом, и с тех пор он здесь частенько постукивает...
       – Послушай, Дэн. В мое отсутствие ты дважды летал с Маккоубером в сторону «камбалы»...
       Дэн быстро взглянул на него и опустил голову.
       – Да, – сказал он. – Только никакой «камбалы» там уже нет... – Он покачал пустой бокал. – Там сейчас творится какая-то чертовщина...
       Леонид ждал, что он добавит что-нибудь еще. Дэн ничего не добавил.
       – Когда летали в первый раз, как выглядело облако? – спросил Леонид.
       – «Камбала» еще существовала. Правда, облако уже не было однородным, в нем появились веретенообразные сгустки и оно сильно распухло – пожалуй, увеличилось раз в пять. Летали мы на «Шкоде ЮП-115», номер десятый. Ну, помнишь, та, на которой стояла аппаратура для записи «гравитационных мерцаний»? Маккоубер распорядился доукомплектовать эту «Шкоду» какой-то новой аппаратурой. Мы долго барражировали вокруг облака, несколько раз прошли его насквозь туда и обратно. Инерционным ходом, конечно. Маккоубер включил все регистраторы, мы болтались там почти двое суток, он вел наблюдения, что-то записывал, потом совсем обессилел и приказал возвращаться.
       – Тебе случайно не запомнилось, что он говорил в этом полете?
       – Он был на редкость молчалив.
       – Так и молчал весь полет?
       – Ну... иногда он ругался.
       – Ругался? Маккоубер? Как он ругался? Повтори. Любопытно.
       – Ну... он проклинал Крамера. В общем...
       – Выкладывай, не стесняйся.
       – Ну, в общем... Крамера, тебя и тот «четырежды проклятый день», когда он якобы дал себя одурачить "тысячу раз проклятой системой «Физлер». Но ведь это он не по злобе, ты же его хорошо знаешь. Просто он был чем-то очень расстроен и, по-моему, даже напуган. И, наверное, было с чего. Потому что, когда мы сунулись в облако через неделю, я и сам испугался...
       – Да? Маккоубер опять наблюдал и записывал? Вы летали на той же десятке?
       – Да, на той же десятке, но Маккоубер ничего не записывал. Он был мрачен и на свою аппаратуру уже не обращал внимания, предпочитая наблюдать за облаком визуально.
       – Вот как? Визуально!.. Чего же ты испугался?
       Дэн ответил не сразу. Мергоб Ферра стучал в барабаны с неослабевающей энергией. Дэн вертел в пальцах бокал и молчал. Леонид смотрел на его огромные руки, слушал стук барабанов, стоны двухраструбного инструмента, тоже молчал и ждал. Наконец Дэн проговорил: