– Ваши впечатления. Как результат визуальных наблюдений.
«Напористый малый», – подумал Андрей, взглянул на часы и добросовестно выложил свои впечатления. Результаты – он это и сам сознавал – были скромные и удовлетворить постоянного члена ученого совета Сатурн-системы не могли.
– Это все. Наверняка я мало прибавил к тому, что вы наблюдаете на экранах телефотеров.
– Увы, да, – согласился постоянный член. – Но пусть это вас не смущает. Мы дадим вам несколько полезных указаний, которые помогут вашей группе собрать о Пятне дополнительную информацию.
Андрей на мгновение онемел.
– Послушайте, Март!.. О какой группе идет речь?
– Ну, положим, на танкере вы не один.
«Лучше бы я был один», – подумал Андрей, разглядывая остроносый профиль Аганна. Экзот тоскующе водил глазами по сторонам, ерзал в кресле и, страдальчески морщась, то и дело потирал затылок – словно перспектива получить ценные указания отозвалась у него приступом головной боли.
По затянувшейся паузе Март, видимо, понял, что взял неправильный тон, и добавил:
– Ваши возможности, да, ограничены. Однако бездействие, согласитесь, недопустимо. Давайте вместе обсудим, как быть.
– Благоразумнее командировать сюда специалистов, более сведущих в вопросах проблемной селенологии, чем я и Аганн.
– Безусловно. Готовится к старту люггер «Виверра» с десантниками и селенологами на борту. Но где гарантия, что до прихода «Виверры» Пятно не исчезнет так же внезапно, как появилось? В его стабильности я, например, далеко не уверен. А люггер, в лучшем случае, прибудет к вам через сутки.
– Я вам сочувствую.
– Тронут. Кстати, сочувствие, как и любой благородный металл, можно отлить в конкретную форму.
Только теперь Андрей осознал масштаб столкновения интересов ученых и функционеров МУКБОПа. С приходом люггера заповедно-тихая обитель заповедно-экзотических тайн мигом перевоплотится в орбитально-десантное общежитие. И никакие запреты МУКБОПа ведь не помогут…
– Март, как вы эту «конкретную форму» себе представляете?
– Как сумму технических средств, которые есть у вас на борту и которые необходимо задействовать в целях оперативной разведки Пятна.
– Во избежание возможных недоразумений я подскажу вам, чего на борту у нас нет. У нас нет разведывательных флаинг-станций автономного действия, нет флаинг-зондов. Нет даже специализированных программ для многозональной локации. Я уж не говорю о полном отсутствии всякого присутствия исследовательских навыков у меня и Аганна.
– У вас есть драккар.
«Ну конечно, – подумал Андрей, – так и прыгнул я тебе на Япет – пятки вдали засверкали». Заметив, что все еще держит в руках пустую бутылку, он бросил ее на сиденье капитанского ложемента, сказал:
– Вот с этого и надо было начинать – с уговоров нарушить все писаные и неписаные правила десантных разведопераций.
– Всю ответственность я беру на себя.
– Идите вы со своей ответственностью!.. – вдруг вмешался Аганн. – Будто бы вам невдомек, чем пахнет проклятый кругляк на Япете.
– Нет, почему же, – обеспокоенно возразил Март. – Обдумываем кое-какие догадки. Кстати, именно это вынуждает нас…
Аганн не стал его слушать:
– Мало вам одного Оберона? Хотите заиметь второй? До свидания. – Поднимаясь из кресла, он попутно выключил автоматику Ф-связи, окинул взглядом неприятно вдруг онемевший сфероэкранный простор системы Сатурна.
– Ты имел в виду оберонский гурм? – ошарашенно спросил Андрей. – Пятно на Япете – гурм?..
– Нет. Но это прелюдия к гурму.
– С чего ты взял?..
– Чувствую. Как? Тебе не понять.
Аганн приблизился к штурм-ложементу и, словно не зная, куда деть свои беспокойные руки, заложил их в карманы. Андрей близко увидел его измученные глаза.
– Пока не понять, – добавил Аганн.
– Но луч, который ударил мне в спину, не мог исходить из Пятна. В тот момент Пятно было где-то за горизонтом.
– Да, это странно… Впрочем, какая разница откуда? – Обернувшись через плечо, капитан посмотрел на белую полосу у горизонта. – Вот тебе и Мертвец-в-Простыне…
– Зачем вырубил связь?
– Не хотел, чтобы тебя уговаривали. Не лезь к Пятну, ты не десантник.
– Это опасно?
– Не знаю.
– Ты знаешь, что такое гурм.
– Я знаю, что такое собственно гурм. Но что собой представляет Пятно – не имею понятия. Чувствую только, что эта круглая туча – зародыш будущей грозы. Туман на Япете – это первая стадия… какой-то подготовительный процесс, который, судя по Оберону, в конце концов завершается серией гурмов.
– Сколько времени может длиться этот процесс?
– Кто знает… Годы? Месяцы? Дни? До тех пор, по-видимому, пока не исчезнет туман. Опять же судя по гурмам на Обероне. Во всяком случае, погибший во время предпоследнего гурма экипаж «Леопарда» никакого тумана уже не застал. И мы не видели ничего похожего на здешний Пудинг. Ни в районе Ледовой Плеши, где потом сработала западня, ни в каких-либо других районах поверхности планетоида. Конечно, туманных пятен специально мы не искали, но пропустить даже самое маленькое не могли. В поисках обломков «Леопарда» телефотеры «Лунной радуги» обшарили на Обероне каждый квадратный метр. И в том, и в другом смысле планетоид был девственно чист. Понимаешь? Чист. Абсолютно!..
Андрей смотрел на руки рассказчика. Они все время были в движении. За разговором экзот, должно быть, не замечал, как суетливо вели себя его руки. Он нервозно засовывал их на всю глубину карманов, нервозно вытаскивал, закладывал за спину, поднимал к голове, щупал шею, затылок или судорожно складывал на груди. А когда он, нервно жестикулируя, разводил руки в стороны, перед глазами Андрея едва ли не с физической ясностью возникало ночное видение – тень «многорукого пианиста»… Да и ноги Аганна не стояли на месте – притоптывали, переминались, словно ему жгло ступни. Все у него ходило ходуном – ноги, руки, плечи… Наконец Аганн обратил внимание на лицо своего собеседника – растерянно смолк, необычная жестикуляция прекратилась.
– Выходит, не зря селенологи возбуждены, – сказал Андрей, чтобы дать время опомниться ему и себе.
– Теперь они облепят Пятно, как муравьи конфету, – пробормотал экзот, нервно гримасничая. – Суета, ажиотаж, десанты…
«И десантники, – мысленно дополнил Андрей. – И над кем-то из них нависает угроза стать похожим на теперешнего Аганна. Второй Оберон… Десанты, наверное, следовало бы запретить. Но успеет ли Копаев хотя бы что-нибудь здесь предпринять?.. Н-да, ситуация, леший ее побери…» Минуту он размышлял.
– Кэп, что еще полезного о гурме ты мог бы сообщить мне под занавес?
Аганн, продолжая гримасничать, уставился на него долгим взглядом.
– По-моему, все сказано.
– Ясно. – Андрей набрал на клавишах ротопульта команду для автоматики связи. Экзот его больше не интересовал.
Голос Фролова:
«…Все что угодно. Кроме бездарных острот. „Байкал“, держите меня на луче, пока позволяют условия.»
– «Анарда» – Титану, – вмешался Андрей. – Март, связь. Вы там скоро уйдете с прямого луча, поэтому к делу. Вашу идею разведки десантом я принимаю. В обмен на твердые заверения, что объясняться с УОКСом будете вы. УОКС почему-то ужасно не любит самодеятельных десантников, а мне почему-то ужасно не хочется терять служебную визу.
– Гарантирую: никаких недоразумений с администрацией УОКСа у вас не возникнет. Но истины ради, Андрей: не визой вы рискуете – головой! Обдумайте это, пока не поздно, моральный перевес на вашей стороне – вы не десантник.
Андрей спросил:
– Я могу рассчитывать хотя бы на минимум полезных сведений о гурме?
– Когда планируете старт?
– К старту готов.
– Дряхлый у вас катерок… Выдюжит?
– Давайте так: занимаемся каждый своим делом.
– И общим, если позволите, – добавил Март. – Андрей, мы имеем дело с уникальным явлением. Похоже, догадка Аганна верна: Пятно на Япете – кровный родственник оберонского гурма. А это весьма безотрадно, и вот по какой причине. Ареал обитания нашей цивилизации изучен достаточно хорошо, чтобы с уверенностью сказать: нигде не обнаружено никаких следов действия… э-э… гурм-феномена в прошлом. Здесь понятие «в прошлом» охватывает всю историю эволюции Солнечной Системы вплоть до недавнего времени. Гурм-феномен – это какая-то принципиально новая и, не буду скрывать, очень странная производная сложной жизни нашего Внеземелья. И поневоле начинаешь с тревогой думать о будущем. Если гурм-феномен был способен отгрызть солидный кусок Оберона, где гарантия, что он не сумеет проделать того же с Япетом, Луной? С Землей, наконец, Юпитером, Солнцем?.. Грызуна с лунно-масштабным аппетитом надо изучать немедленно и подробно. Всеми доступными нам средствами…
– Март, дальше мне все понятно: беззащитное человечество, судьбы мира и прочее.
– Верно. А доступные нам средства в ближайшие сутки – старый катер, его примитивная аппаратура и ваше личное мужество. И это в условиях, когда у вас нет напарника, нет исследовательской сноровки, нет опыта десантных операций и нет надежды на радиосвязь. Вдобавок из двух десятков имеющихся в Сатурн-системе спасательных гулетов автономного базирования именно на Япете и в его окрестностях нет ни одного. По нашей вине. И сверх того, мы не в состоянии предложить вам достаточно рациональную схему контактной разведки гурм-феномена.
– Контактной? – переспросил Андрей, ясно теперь сознавая, чего, собственно, от него ждут. Прогулка к Пятну на устаревшей флаинг-машине – само по себе довольно рискованное предприятие даже в чисто техническом плане. Без связи – полное безобразие где-то на грани беспардонного аферизма. Но этого мало – в проклятый туман предстоит нырнуть с головой…
– В общем, действуйте по приборам и обстоятельствам и, если те и другие позволят, попробуйте углубиться в туманное тело Пятна где-нибудь на окраине. Разумеется, нас больше интересует центральная область, но туда мы сначала пошлем автоматы. Если, конечно, успеем. А вы не рискуйте. Еще неизвестно, что за похлебка в этом котле.
– Геометрический центр Пятна совпадает с какой-нибудь приметной деталью рельефа равнины Атланта?
– Лучше сказать – гипоцентр. Вам, собственно, это зачем?
– В таком тумане легко заблудиться даже на самой окраине. Автокарты синхронно-маршрутного сопровождения у меня, естественно, не будет, абрис Пятна придется изобразить на обыкновенной карте.
– Понял. По нашим расчетам, гипоцентр можно отождествить с кратерком-малюткой, диаметр которого не превышает сотни метров. В Лунном Кадастре – раздел «Япет», подраздел «Эпигены ведущего полушария» – кратерок этот числится под номером 666. Абсолютно банальный ориентир…
– И на том спасибо. У вас ко мне все?
– Ну что ж, Андрей, ни пуха ни пера!.. На вашу долю выпала рискованная, сложная, но очень важная для родимой планеты миссия. С другой стороны, русскому человеку не привыкать нести на своем хребте судьбы мира. С нетерпением ждем вашего возвращения. Капитан «Анарды», надеемся, периодически будет поддерживать с вами Ф-связь?.. А гурм – в фазе собственно гурма – для вас, по-моему, не слишком опасен. Во-первых, вряд ли его механизм готов сработать в ближайшие сутки. Во-вторых, вы, говорят, отличный пилот с превосходной реакцией. Гурм опасен только своей неожиданностью, и есть резон полагать, что после трагедии на Обероне элемент неожиданности иссяк. Будьте здоровы! Связи конец.
«Н-да, знал бы ты, чем опасен гурм», – подумал Андрей, наблюдая, как тщетно Аганн пытается подавить в себе эти дьявольские позывы к гримасничанию и судорожной жестикуляции.
– «Байкал», кто сейчас у пульта Ф-связи?
– Инженер связи Андрей Круглов, – услужливо-быстро и явно испуганно откликнулся оператор.
Странная робость Круглова болезненно уколола Андрея. «Заранее, что ли, они там меня отпевают?» – подумал он с щемящей тоской. Бодрым тоном сказал:
– Привет, тезка! Я обязан тут отлучиться по неотложным делам и… хотел бы сдать на хранение на борт «Байкала» некий объем информации. Вруби звукозапись.
– По распоряжению капитана звукозапись идет непрерывно.
«Ну разве могло быть иначе», – мельком подумал Андрей и коротко, сухо изложил детали своего невольного контакта с «мягкими зеркалами» в вакуум-створе. Круглову сказал (для Копаева):
– Всем передай: очень скучаю. Очень. Связи конец. Салют!
Аганна нельзя оставлять без присмотра. Даже сутки бесконтрольного одиночества рядом с Пятном – многовато для загадочно возбужденного суперэкзота… Копаев парень вроде бы шустрый – должен смекнуть, что к чему, материала для обобщения достаточно. Смекнет – Ярослав вынужден будет немедленно стартовать к Япету в форсажном режиме. Хоть бы они там успели как следует сбалансировать «люстру» во время предстартового аврала…
Андрей поднялся. Молча постоял, оглядывая запорошенное инеем ведомое полушарие Япета (теперь, на траверзе, оно выглядело не белым, как это было у горизонта, а скорее белесым – напоминало светлый мятый картон, испещренный черными иероглифами). Он не знал, что сказать экзоту на прощание.
– Ладно, шкип, мягкой тебе посадки, – первым заговорил Аганн. – Только не проходи над центром Пятна и… вообще не суйся в его центральную область. Тут Фролов прав – одному дьяволу известно, какое варево там закипает.
– Спасибо, кэп. Я пошел… – В дверном проеме Андрей задержался. – Гостей надо будет устроить здесь поудобнее. Волей-неволей ты теперь комендант. – Ощущая спиной взгляд новоиспеченного коменданта, он оглянулся и обомлел: скалясь в очередной гримасе, Аганн сверкнул двумя рядами зеркально-блестящих зубов!..
– Лучше бы ты о себе подумал, – произнес экзот блистающим ртом. – Не верю я в инозвездных пришельцев, несмотря на дьявольски четкую геометрию этого кругляка… Но если чудо произойдет и ты их там встретишь – передай им мое проклятие. Мое и всех тех, кого они убили на Обероне. А заодно и свое…
Дверь закрылась.
ОБЛАКО БЕЗ ШТАНОВ
Андрей брел куда-то вдоль коридора. На ватных ногах, почти бездумно, как во сне. В голове роились обрывки странно неосязаемых мыслей – ни на одной из них он не мог толком сосредоточиться. Перед глазами – блестящий оскал… Наконец его остановило смутное ощущение чего-то незавершенного. Перед стартом он должен был что-то сделать. Но что?.. Ах да, карта Япета.
Подключив принесенный с собой фотоблинкстер к информканалу библиотечного дисплея, он просмотрел на экране кассету с необходимым ему подразделом Лунного Кадастра. Стометровая метеоритная яма номер 666 на карте выглядела меньше макового зерна. Заданным радиусом (от «макового зерна» до внешнего гребня бассейна Плейоны) рисовальная подсветка вычертила на равнине Атланта синюю линию тонкой окружности – абрис Пятна. Подступиться к туманному кругляку будет, наверное, проще с юго-востока – со стороны долины Гиад. Ни подступать к Пятну, ни тем более соваться в туман ему не хотелось. Ему отчаянно хотелось на «Байкал». Так отчаянно, что вся его готовность к десанту в какой-то момент повисла на волоске. Но он знал свой характер и даже в эти мгновения понимал: минутная слабость пройдет, и ничто не заставит его пойти на попятную. Хотя, откровенно сказать, приближаться к Пятну он боялся. Особенно теперь, когда Пятно и жуткий оскал экзота были слиты в его потрясенном сознании в одно зловещее целое.
По дороге в скафандровый отсек он чуть ли не всерьез прикинул, нельзя ли употребить для десанта тяжелый скафандр противорадиационной защиты типа «Сентанк». Шальная прикидка была отзвуком пережитой паники. Слов нет, чудовищный панцирь «Сентанка» – хорошая биозащита (выдерживает лучевую нагрузку рабочей секции стелларатора), но и только. Он представил себя в неповоротливой бочке «Сентанка» в кабине катера. Н-да… более верного способа гробануться в долине Атланта, пожалуй, и не найти. Что ж, надо топать в обыкновенном корабельном скафандре типа «Снегирь». Один раз кираса обыкновенного «Снегиря» отразила атаку «мягких зеркал» (даже экзот удивился), так почему бы ей не продолжать в том же духе. Конечно, когда десантники встретят возле Пятна разведчика в «Снегире» – лопнут от смеха в своих роскошных «Дэгу», «Вишну», «Шизеку», «Витязях» и «Селенах». Впрочем, вряд ли им будет здесь слишком весело. И работать придется наверняка не в «Селенах» и «Дэгу», а в неуклюжих скафандрах высшей защиты типа «Суперцеброн». Тяжелая и тоже не очень удобная скорлупа, но в ней хотя бы можно летать без особой опаски.
Из ветротоннеля его вынесло прямо к двери переходного тамбура. Дверь мягко открылась – он по инерции влетел в тесноватое помещение, в котором манипулировал кнопками санобработки полтора часа назад, и с ходу прильнул к стеклу квадратного иллюминатора: в скафандровом отсеке было светло и чисто. Что-то заставило его посмотреть на экран аварийного оповещения – он посмотрел и почувствовал, как шевельнулись волосы на голове. В голубом экранном прямоугольнике зияла угольно-черная пятипалая дыра – как если бы кто-то насквозь продавил поверхность экрана ладонью левой руки. Великое Внеземелье!..
Но это была не дыра: иллюзию углубления создавала контрастная чернота плоского отпечатка на фоне светящейся голубизны. Он сразу все понял, инстинктивно отпрянул, крепко стукнувшись головой о корпус парящего в воздухе фотоблинкстера: «А, черт!» Снял блокировку с автоматики замка двери скафандрового отсека и покинул тамбур так резво, будто спасался от пчелиного роя.
Дверь сработала за его спиной с быстродействием гильотины: пфф-крэк! Опомнившись, он извернулся в воздухе, прильнул к иллюминатору, чтобы снова взглянуть на черную пятерню, – не мог поверить в этот кошмар до конца. Издали «черный след» уже не казался дырой – выглядел плоским. В тамбуре у него и мысли не возникло сравнить размер отпечатка с размером своей ладони. Видимо, следовало бы сравнить… для порядка… однако он слишком хорошо понимал, что не сделает этого. Не прикоснется к черному силуэту. Ни за что. Да и не стоило этого делать. Не было смысла. Полтора часа назад он, выплывая из тамбура, оттолкнулся левой рукой от экрана. Он сразу вспомнил об этом, как только увидел дьявольский отпечаток, и сразу все понял, но только сейчас нашел в себе смелость это признать. На борту «Анарды» он встретил единственный «черный след» –
свойсобственный… Очень мило.
Андрей оттолкнулся ногами от переборки и поплыл вдоль гардеробного ряда.
Предстартовой экипировкой руки занимались самостоятельно. Без участия головы. Мозг парализован мыслью о полной необратимости положения, чувства – ужасом. Как падение в пропасть: летишь в самых что ни на есть привычных условиях невесомости, но превосходно знаешь, чем это кончится. Тогда, в Гималаях, это кончилось, к счастью, глубоким сугробом на склоне и ободранной физиономией. Здесь – безнадежность полная. «Мягкие зеркала» достали его сквозь скафандровую кирасу, и теперь он, по сути дела, на одной доске с Аганном и другими экзотами. «Черный след» – аргумент, против которого не попрешь. По существу, разбито вдребезги все, чем жил, чем дышал первый пилот «Байкала» Андрей Тобольский… Сейчас он думал только об этом. Перешагивая комингс шлюзового тамбура, выбираясь в темный вакуум-створ. Ни о чем ином думать сейчас он просто не мог.
Темнотища в закрытом вакуум-створе – глаз выколи. По словам Аверьяна, экзоты видят в темноте. Он ничего не видел. Ни зги… Он все время взвешивал свое внутреннее состояние на весах ощущений, пытаясь уловить в себе хоть какие-нибудь признаки экзотических изменений. Их не было. Никаких. Абсолютно. Даже пресловутого ядовито-железистого привкуса на языке не было и в помине. Не было в командной рубке, не было и теперь. Но теперь он по крайней мере знал, в чем дело. Копаев ведь говорил, что прикосновением к действующему экрану экзоты способны освобождаться от «чужеродного заряда». На какое-то время. Именно это позволяло им запросто проходить медосмотры спецкарантина. Так-то вот, эксперт… Как и предсказывал Аганн, самое занятное ждет тебя впереди.
– КА-девять. Контакт. Открыть гермолюк.
В темноте вспыхнули бортовые огни «Казаранга».
– Свет, – добавил Андрей.
Щурясь от избытка иллюминации, он осмотрел участок стены, где недавно блистали зеркальные кляксы. Никаких следов. Будто бы этой блистающей мерзости никогда здесь и не было.
Вплыв в кабину драккара, он пробрался вперед к пилот-ложементу, закрепил фотоблинкстер и, пристегнувшись к сиденью, с помощью пневмораздвижки отрегулировал габариты спинки по габаритам своего скафандра. Соединил разъем электрокоммуникаций. Пошевелился, проверяя свободу движений рук и ступней. Покачал рукоятки управления на концах желобчатых подлокотников, опробовал, как дышат под пальцами диффузоры и гашетки (хорошо дышат, мягко), подал команду закрыть гермолюк. Необыкновенно ясно представилось вдруг, что в ложементе второго пилота кто-то сидит. Он преодолел в себе искушение немедленно оглянуться (второй ложемент был чуть правее и сзади), но потянул из спинки полужесткий штатив зеркала. В зеркальном овале отразилась задняя половина кабины: багажный твиндек с грузофиксаторами, за ненадобностью отжатыми к левому борту, справа – закрытый люк с зелеными светосигналами герметизации, вверху – часть блистера, сквозь керамлитовую оболочку которого, как сквозь грязное стекло, тускло просвечивали штанги захвата и едва угадывался потолок. Ложемент второго пилота был, разумеется, пуст. «Нервы шалят», – угрюмо подумал Андрей, сдвигая на рукоятках контактные ползунки в положение «предстартовая позиция». Кабина преобразилась: полупрозрачная оболочка блистера будто растаяла перед глазами, обнажив убогий интерьер вакуум-створа, и точно так же возникли широкие «проталины» экранных окон в корпусе ниже блистера, открыв для обзора участки помятой палубы (к работе оптических репликаторов нет претензий). Андрей оглядел набор фигурных светосигналов, блуждающие огоньки указателей на вертикальных шкалах и вдруг осознал, что плохо воспринимает предстартовую информацию. Привыкший к мигающим на сфероэкране цифро-буквенным формулярам, он с некоторой даже растерянностью восстанавливал в памяти курсантские навыки взаимодействия со светосигнальной информсистемой, настолько уже устарелой, что современные пилоты успели ее позабыть.
В режиме «предстартовая готовность» катер автоматически подал сигнал на сервомоторы вакуум-створа – щит уполз в потолок, распахнулась звездно-черная пропасть. Андрей окинул взглядом созвездие Девы. Приятная неожиданность: рядом с лучистой Спикой возник столбик цифр формуляра контроля работы флаинг-моторов. И на том спасибо. Он вздохнул с облегчением. Шелест вздоха заставил дрогнуть крылья зеленого мотылька индикатора звукозаписи – на драккарах голос пилота фиксируется. Бывают десанты, когда уцелевшая бронированная кассета с несколькими фразами пилота – единственный ключ к разгадке обстоятельств катастрофы десантного катера.
– Информсистема функционирует нормально, – сказал Андрей. – Выхожу на позицию старта.
Катер встряхнуло. Телескопические штанги захвата, медленно удлиняясь, вывели машину за пределы вакуум-створа. Андрей оглядел чернеющую под ногами ночную сторону Япета и удивился глухой тишине в шлемофоне: стрекотания не было слышно. И вообще ничего не было слышно. Такого идеального радиобезмолвия он за всю свою летную практику еще не встречал. Жутковатые радиометаморфозы у этого планетоида…
– Позиция старта. Ничего не слышу – полное радиомолчание. Судя по индикаторам, система связи в порядке.
Три щелчка в шлемофоне (сигнал минутной готовности) – замигали секундные марки времени. Андрей отстрелил кабель дистанционного контроля, привычно окинул взглядом всю картину индикации, выхватывая главное. Самым главным был синхронный разогрев обоих флаинг-моторов. С этим нормально. Ненормальным было одно – безмолвие в шлемофоне. К этому он не привык, ему недоставало диспетчерских голосов. На стартовой позиции пилот обязательно должен чувствовать себя в центре событий, иначе сто против одного, что к старту он не готов.
* * *
И вспомнилось, как при буксирном отвале «Байкала» от аванпортов лунноорбитального терминала «Восток-приземельный» он опасался, что мысли о Валентине помешают ему сразу войти в рабочий ритм вахты. Но достаточно было принять запрос терминала и отправить короткий и, по сути, формальный ответ – душевная боль уползла куда-то глубоко внутрь, точно в нее угодила струя анестезирующего средства. Мозг автоматически впитывал информацию, быстро реагировал на радиоголоса, дозировал время переговоров: этому – краткий ответ, тому – основательный рапорт. Совершенно нет времени размышлять о своем, и, как ни странно, всегда успеваешь довести общение с каждым из радиоабонентов до логической развязки, хотя там есть и такие, кто не отступится, пока не выжмет из тебя все подробности «текущего момента». А «текущий момент» это не только голые цифры. Это вызолоченная солнцем горбушка Луны, еще недавно занимавшая в рубке добрую треть обзорной сферокартины, доклад командира эскадрильи буксиров, ювелирно-тонкий процесс расстыковки в намеченной зоне, минута прощания с пилотами-буксировщиками, их неизменное зубоскальство (недаром этих парней прозвали москитами), капитанская предстартовая «десятиминутка» с короткими рапортами готовности по секторам, когда последнее слово за первым пилотом, и слышно, как диспетчеры Приземелья передают руководство движением корабля диспетчерам стартового коридора, и старт-диспетчер тут же предупреждает тебя о подходе туера-ускорителя. «Вас понял, к стыковке готов!» Включаешь автоматическую программу сближения («Есть зональный захват!»), подаешь на сфероэкран фрагмент хвостового обзора и, обмениваясь с диспетчером промежуточной информацией, шаришь взглядом между мигающими столбцами строчек цифробуквенных формуляров. А вот и он, озаренный солнцем помощник. Сперва это просто звезда, астероид, затем – серебристый восьмиугольник с вогнутыми сторонами, и на сближении долго не удается высмотреть крохотный носик миниатюрного пилотажного корпуса туера на сверкающем силуэте его необъятной кормы. Наконец блеснули усики параванов стыковочного узла. Традиционный обмен приветствиями между пилотами и капитанами, последняя коррекция, алый свет транспаранта «Причаливание», мягкий, но увесистый толчок, заметно поколебавший огромную «люстру» «Байкала». «Есть касание! Есть механический захват, есть стыковка!» Дальше все по командам диспетчера: коррекция по оси в стартовом коридоре, выход восьми маршевых двигателей туера на режим принудительного разгона, согласование параметров действительной и запроектированной траектории, расстыковка. И в двух десятых астрономической единицы над эклиптикой: «Счастливого пути!» – «Синхронной безекции!» – «Удачного рейса!» Подарок с борта только что отвалившего туера – звуки марша «Прощание славянки», фейерверк и видеотрансляция готового к активному разгону «Байкала». Со стороны контейнероносец-гигант смотрится просто божественно: залитая огнями хрустальная люстра под звездно-черным куполом бескрайнего Внеземелья. И даже «индустриального» вида колонна безектора с белой воронкой массозаборника впереди отнюдь не портит общего впечатления. Корабль немыслимой красоты. Было в нем что-то от романтического великолепия парусников земных морей. Но глазеть уже некогда – тонкие линии белого перекрестья курсового коллиматора совмещаются с желтыми, краснеют, и начинается главный этап разгона в своем эшелоне…
* * *
Все, Андрей Васильевич, кончено – отлетался. Никто не доверит суперконтейнероносец экзоту. «Казаранг» – последняя твоя космическая лошадка, а этот десант – последний пилотируемый полет…
На задворках сознания смутной тенью скользнула какая-то нехорошая мысль. Он не успел за ней проследить – щелчок в шлемофоне и вспыхнувший транспарант «Захват чист» мгновенно переключили его внимание на другое. Снежное облако выхлопа стартовой катапульты, нарастающий крен. Слева по борту – черная стена планетоида, над головой – бортовые огни «Анарды». Реверс-моторами он «подработал» ориентацию «Казаранга» по каналам курса и тангажа (так, чтобы катер держался рядом с «Анардой» кормой вперед – «валетом») и дал тормозной импульс для схода с орбиты. Перегрузка вдавила тело в амортизаторы ложемента. Пульсирующие носовые огни танкера немедленно отодвинулись куда-то в звездную высь и начали отставать – катер, уменьшив скорость, обогнал «Анарду» в плоскости орбиты (кажущийся парадокс, перед которым здравый смысл человека, мало знакомого с динамикой орбитальных полетов, обычно пасует).
– Первый тормозной импульс отработан нормально. Определился на траектории сближения, даю второй.
В шлемофоне тихо звенело. Очень тихо – где-то на пределе слышимости. Слабенький звук (лучше сказать – призрак звука) вяз в мягкой, как ватный ком, тишине, и Андрей пожалел, что не наполнил кабину воздухом. По крайней мере, свист флаинг-моторов был бы слышен отчетливо. Теперь уже поздно – от перепада температур, чего доброго, запотеет стекло гермошлема. «Снегирь» есть «Снегирь», – думал он, – экспериментировать не стоит». Он готов был думать о чем угодно, лишь бы не подпустить к себе снова ту нехорошую мысль. Но скоро понял, что от нее не так-то легко отмахнуться. Зудит как муха, будь она проклята. Зря ведь зудит. Только мешает. Прихлопнуть – и дело с концом. А как прихлопнешь? Попробуй прихлопнуть оборотную сторону своего «я»… Оборотную? У Андрея Тобольского нет оборотных сторон. Андрей Тобольский везде, всегда, весь и во всем как на ладони.
Он не разбил экран, не сделал попытки уничтожить свой «черный след». И впредь не намерен поступать иначе. Правда, совершенно неясно, как он будет жить в шкуре монстра-экзота (и будет ли?), но прятаться от людей, лгать, изворачиваться на медосмотрах не станет – это уж точно. Скрытая от людских глаз таинственно-жуткая жизнь Аганна и других «оберонцев»-экзотов – это определенно не для него. «Но ведь, в сущности, кроме шока от появления „черного следа“, ничего экзотически-странного ты еще не почувствовал, – надоедливой мухой зудел внутренний голос. – Тебе еще не известно, как это будет, и сейчас ты чувствуешь, думаешь и решаешь как человек. А где гарантия, что сиюминутная твоя решимость не развеется в прах, когда с головой окунешься в незнакомый пока тебе мир ощущений, желаний и настроений экзота?..» Ну уж нет, пропади оно пропадом! Он даст разрезать себя на куски, лишь бы люди сумели понять, в чем тут дело, и успели обезопасить свой мир от «мягкозеркальной» напасти. Блистающие оскалы монстров человечеству не к лицу.
