— Уповаю на то. Связь каждые полтора часа — лично и через кураторов, по обстоятельствам. Итак, Лев Степанович, до связи?

— До связи, Агафон Виталианович, — Претор взглянул на часы.

Видеозапись кончилась, стереозональный эффект исчез — кабинетное пространство приобрело свой естественный вид.

— Что скажешь, Кирилл? — полюбопытствовал Михаил Полуянов.

— Не знаю, что и сказать… А что скажешь ты?

— Для нашего брата дело рогато, — весьма туманно определил эварх свое отношение к происшествию. — Все же я советую тебе хоть как-то прокомментировать лунный тур верховного пейсмейкера. — Эварх движением бровей дал понять, что кабинетные системы видеофиксации продолжают работу. — Безусловно, любой негодяй из состава напавшей на тебя банды вполне достоин того, чтобы его послали очень далеко и эффектно… Но катапультаж на расстояние в сто тысяч лье — это уже, согласись, полиглобальный рекорд.

«Полиглобальный скандал», — мысленно сделал поправку Кир-Кор.

«Полиастральный», — безжалостно уточнил внутренний голос.

— Комментария не будет, эварх, извини. Мне надо все это как-то переварить.

Криво улыбнувшись, Михаил развел руками, пробежался пальцами вдоль лицевой панели терминала — отключил осветительные и видеофиксирующие системы. Дал распоряжение информаторию подготовить копию видеодокумента под кодовым названием «Катапульта» для объединенной следственной комиссии.

— Если, конечно, Кирилл Всеволодович не возражает, — добавил он. — Не возражаешь, грагал?

— Не возражаю, Михаил Николаевич.

— Какие будут пожелания?

— Спасибо, никаких.

— Тогда я, с твоего позволения, на этом с тобой раскланиваюсь. Извини — дела. Фундатор наверняка уже собирает актив… Затягивать процесс прощания не буду — все равно не хватит времени израсходовать колоссальный запас теплых слов, который рвется из моей груди наружу.

— Плодотворно только чрезмерное, эварх. Умеренное — никогда.

— Придется этому верить — полиглобальный эффект пси-катапульты хорошо доказывает истинность твоей сентенции. Ну, будь здоров, мой молодой философ. И постарайся больше не соблазняться никакими дерзкими устремлениями… хотя бы до прихода сюда комита или фундатора.

— Постараюсь. Без стопроцентной, правда, гарантии.

— Стопроцентной гарантии не дают нам даже наши мирные домашние вулканы. При том, что их эруптивная деятельность гораздо слабее твоей. Салют!

«Прозвище Катапульта на этой планете мне обеспечено, — подумал Кир-Кор. — Или — Эруптер. Теперь я не внушаю доверия даже эвархам».

Проводив гостя, он перво-наперво привел себя в порядок. С помощью зеркал в гардеробной осмотрел рану на левом плече. Рана была неглубокой и успела уже затянуться темно-розовой пленкой нового эпителия. Считай — повезло. Мораль: при встречах с этническими родственниками возбуждать подкожную защиту следует заблаговременно… Он взглянул на ладонь. Арбалетная стрела, как ни странно, не нанесла большого вреда, хотя игрушечным этот выстрел не назовешь. Вспорот лишь верхний слой кожи, сквозь царапину синел круглый кровоподтек — место удара. Значит, в момент серьезной опасности подкожная защита на ладони образовалась без участия сознания — просто под воздействием нервного импульса. Это что-то новенькое… А может, и нет, трудно сказать. Не так уж и часто приходится защищать лицо ладонями от выстрелов из арбалета в упор.

«А еще реже — катапультировать вдаль рыцарей Изумления Смерти, опоясанных змеями», — подвел итог внутренний голос.

— Неужели я сумел это сделать, трижды маракас?! — вслух удивился Кир-Кор и пристально посмотрел в глаза своему отражению в зеркале. — Если да, то каким образом? Усилием собственной воли? Чужой?..

Он вполне отдавал себе отчет в том, что выброс гроссмейстера за пределы планеты в любом случае не мог бы состояться без солидного энергетического обеспечения. Однако никакой особой избыточности собственных сил он не ощущал, глаза смотрели обычно — ничего демонического в них не было. Пожалуй, в них сейчас не было вообще ничего, кроме грустного изумления. Рыцарь Изумления Жизни, опоясанный Недоумением… «Значит, прав Ледогоров — в опасные моменты мне помогают со стороны? — Мысль напряженно пульсировала в поисках ответа: — С какой стороны? Кто? Ради чего?.. И почему именно мне?.. Но, может быть, вовсе не во мне дело? Может быть, действительно идет какой-то совершенно независимый от меня, от моего бренного существования процесс возмездия, а я втянут в этот процесс попутно или просто случайно?..»

Вопросов много, ответов нет. Ни на один вопрос нет ответа.

Что ж, сударь, не дается в руки Смысл — и не надо. Не надо отчаиваться, настаивать. Невредно иногда отойти прочь и взглянуть на фигуру Смысла издалека, не теряя при этом четкости логического зрения.

Однажды, в смутное время вселенской тревоги людей и богов, авторитету Зевса понадобилось подкрепление, и люди придумали Атласа, могучего телом титана. Атлас, исполняя волю верховного бога, взгромоздил себе на плечи земное небо и прилежно держал его на протяжении античного периода истории человечества, даже не сознавая ненужности этого своего сверхтитанического труда. Ну что за подвиг такой — держание неба, которое и без того никуда бы не делось?! Ан нет, бесхитростный, бестолковый, ненужный подвиг Атласа прославлен в веках… В новые времена возникла надобность в подкреплении авторитета Ампары, и, как уже повелось, для впечатляющей, но тоже скорее всего бесполезной работы потребовался Атлас-2. Поиски были недолги — коллективный оракул определил на роль Атласа-2 несчастливого Олу Фада. С известным уже результатом. Бедняга даже не успел узнать, что именно собирались земляне возложить на его ослабленные денатурацией плечи… Разбираться вплотную с характером «небесного» груза довелось уже Атласу-3. Да, он тоже ничего сначала не понял. Не «уцепил», если пользоваться терминологией сотоварища по достопамятному плаванию на «Цунами» — не «утоптал». Ну, было дело — «влепили ему по чавке» пейсмейкеры, и он «навесил им по чавке» в ответ, — обычное вроде бы дело на этой прекрасной планете. Однако скандальный катапультаж гроссмейстера на Луну явно не вписывается в разряд военизированных потасовок. И вообще никуда не вписывается, если не заподозрить чего-нибудь экстравагантного… Ну, скажем, того, что на плечи Атласа-3 кем-то зачем-то возложена «небесная» прерогатива, имя которой — Возмездие. На вероятие этого обстоятельства сделал сегодня довольно прозрачный намек Агафон…

— Увольте! — пошевелил губами Кир-Кор. — Чур меня, чур! Не желаю!

«Ты всегда сочувствовал идее Возмездия, — напомнил внутренний голос. — Прижизненное наказание мерзавцев ты почитал за благо и никогда этого не скрывал».

«Сочувствие идеям земной философии не означает моей готовности взваливать на себя чужое небо. Я хотел бы мирно гостить на этой планете. У меня простые желания: нежно обнять женщину, в которую влюблен, и спокойно провести здесь свой отпуск, только и всего. Но какие-то неизвестные мне силы нагло противодействуют простым моим желаниям и намерениям…»

«Противодействуют известные, — ввел поправку внутренний голос. — Неизвестные выручают».

«После такой выручки на меня начинают косо поглядывать даже эвархи Камчатского экзархата! О каком же отпуске может идти речь? Не сегодня завтра директорат МАКОДа попросит меня покинуть эту планету и будет абсолютно прав».

«Придется тебе подчиниться».

«Конечно. Я не стал бы вышибать ворота даже в Эдем».

«Но перед тем как… от ворот поворот, ты собираешься встретиться с зеленоглазым златокудрым ангелом?»

«Я сделаю все, чтобы землянам не удалось закрыть мне отпускную визу слишком быстро. Использую для этого все свои дипломатические навыки. В конце концов, не я ведь первый напал на пейсмейкеров».

«Дипломат из тебя…»

«Стоп! И заткнись».

Наскоро обсушив иссеченные твердыми струями ледяной воды плечи Атласа-3, Кир-Кор натянул майку, горизонтально исчерченную белыми и синими полосками, надел голубую пижаму с россыпью глянцево-синих звезд на отворотах, критически оглядел себя в зеркале. Прищурив глаз, какое-то время задумчиво готовился переступить запретную (он это чувствовал) границу. И, вдруг решившись, сконцентрировал в уме всю свою волю и очень пристрастно, как ему самому показалось, возжелал, чтобы верховный пейсмейкер Джугаш-Улья Каганберья сию же минуту вернулся с Луны и благополучно шлепнулся где-нибудь здесь в гардеробной. От напряжения онемели шейные мышцы…

Никакого эффекта. Лишь в висках заломило, маракас…

В зеркале стоял перед ним пристыженный он сам — неловко было смотреть на собственное лицо. "В гардеробной по-прежнему царила тишина, ничего похожего на апроприацию не случилось. «Для нашего брата дело рогато?» — превратил он в вопрос не очень понятную фразу эварха.

Неудача подействовала на него весьма неприятно, если не сказать — унижающе. Хотя, если вдуматься, вряд ли успех принес бы ему облегчение. Скорее наоборот — ухудшил бы ситуацию в целом… Все это наводило на грустные размышления.

Он направился в кабинет. Постоял перед панелью видеотекторного терминала. Одолевало искушение вызвать на связь эксперта по морской акустике из Центра, что на острове Контур. Хорошо бы… да время для этого не слишком подходящее: день на Финшелах только-только забрезжил. Доброе утро, любимая. Как спалось? Что нового узнало во сне твое чуткое сердце? Не услышало ли оно мою тоску по тебе?..

Не во времени, впрочем, дело. То есть — во времени, но не в том смысле. Не настал еще час, когда можно будет сообщить Марсане, что узник статей МАКОДа и нарушитель ее спокойствия уладил наконец дела и, окрыленный, летит на свидание.

Час не настал.

Кир-Кор лег на комфортабельное канапе и попытался забыться хотя бы на десять минут. Ничего из этого не вышло. Он был весь напряжен, как сжатая пружина, и непонятно встревожен. Воспоминание о Финшелах усилило тревогу. Лучше бы не вспоминал!.. Он вскочил, прошелся по кабинету туда-обратно. Четыре призрачных лица Ледогорова следили за его метаниями из каждого угла помещения. Ему казалось, экзарх-призрак шепчет что-то невидимыми губами… Нет, так нельзя. Какой-то странный психоз. Довольно. Надо заставить себя успокоиться.

Он снова лег. Рука потянулась к стеклянной полке у изголовья, сняла один из трех стоящих там миниатюрных книжных томиков. Это был бликенбух — электронная имитация книги, плоский футляр, в котором лежали очки для экранного чтения. Кир-Кор подавил в себе желание вернуть псевдокнигу на место, нацепил очки и наугад крутнул на дужке верньер поиска текста. Внутри дымчато-черного поля перед глазами пошли снизу вверх белые строки:

«Эффект мгновенного дальнодействия в квантовой механике (парадокс Эйнштейна — Подольского — Розена) был открыт в 1935 году…»

Рука почти рефлекторным движением сунула этот бликенбух на полку, прихватила соседний.

«…Изменяющиеся во времени соотношения топосов пространственного полиморфизма, впервые полученные в середине XX века при разработке концепции Шатурина — Калиновского, в конце XXI были применены В.А.Назаровым для доказательства леммы, позволившей темпорологам XXII столетия соотнести феномен „черной дыры“ с эффектами дефазации будущности…»

На «корешках» бликенбухов лоснились отлитые из настоящего золота фирменные знаки издательского дома Камчатского экзархата. Словно бы в очевидность того, что историософский уклон здешнего образования, безусловно, достоин высокой пробы.

Меняя второй бликенбух на третий (последний на полке), Кир-Кор не выдержал — оглядел-таки угловые стыки кабинетных стен. И, разумеется, ничего сверхъестественного там не увидел. Квадруполь призрачных ликов экзарха визуально больше не проявлялся, однако воспоминание о странном наваждении не выходило из головы. Галлюцинация (пусть даже недолгая, мимолетная) требовала объяснений. Если, конечно, дело дошло уже до настоящих галлюцинаций, маракас… Успокоиться надо, вот что. Спокойнее, сударь, спокойнее!

Едва он об этом подумал — за окном прозвучала серия резких выхлопов (похоже на то, как если бы через предохранительный клапан короткими импульсами стравливали сжатый под большим давлением газ). Потом где-то близко — чуть ли не на крыше «Каравеллы» — ухнуло с лязгом что-то металлическое. В довершение всего стекла в окне дрогнули от близкого, хотя и не очень сильного взрыва… «Ремонтники усердствуют, — догадался Кир-Кор. — Где-то рядом траншею вскрывают, не иначе…»

Третий бликенбух оказался сборником песенных текстов.

Кир-Кор «нырнул» в середину:

Кир-Кор снял очки, чтобы подольше сберечь в себе пронзительное ощущение чего-то совершенно невыразимого. Знак из настоящего золота красовался на бликенбухе не зря…

«Не зря», — прошептал призрачными губами распятый на огромном белом кресте Агафон Ледогоров и обессиленно уронил на грудь благородную голову.

Кир-Кор вскочил, огляделся. Всплеск ясночувствия угас, однако он слышал тревожно-учащенный перестук обоих своих сердец: надо куда-то бежать, что-то делать… Что и куда — ему было неведомо. «Агафо-о-он!!!» — огласил он доступное его ауропоисковому зову пространство. Сосредоточился, избавляясь от последних клочьев сильно потрепанной, раздерганной пейсмейкерским эгрегором «шубы» пси-непроницаемой защиты. Подготовил себя для апперцепции ментаполя экзарха.

Настроиться на ясночувствие не успел — очень некстати прозвучал высокий прерывистый писк видеотекторного вызова.

— Афтер контакт! — бросил он в сторону терминала. И увидел забинтованную голову мрачного до неузнаваемости Михаила.

— Эварх!.. — ошеломленно выдохнул Кир-Кор. На бинтах неумелой повязки красными гвоздиками проступали пятна крови.

— Да, вот так, грагал. Выстрелами в упор серьезно ранены мои братья — Павел, Леонид, Иван…

— Что?!

— Ранены также член группы «Зелегра», член объединенной следственной комиссии и репортер «Новостей Петропавловска». Похищен фундатор.

— Кем?! Где?! Когда?!

— В фойе «Ампариума». Только что. Кровь перед лифтами смыть еще не успели… Сразу же после этой дикой стрельбы трое вооруженных бандитов объявили экзарха заложником, швырнули его в кабину лифта и поднялись на самый верх — в Зал Символов. — Михаил, морщась, потрогал бинты в районе правого виска. — Угрожают сбросить экзарха с двадцатого этажа на эспланаду, если мы через полчаса не посадим на крышу «Ампариума» трофейный шверцфайтер, оснащенный для дальнего перелета.

Кир-Кор перестал дышать, покачал головой:

— Не посмеют.

— Грагал, они это сделают. Им терять нечего. Трое налетчиков не просто бандиты — тайные телохранители Каганберьи. Повар, Банщик и Лысый Студент — так они отметились в гостевой информотеке «Каравеллы». Возвращение на Лавонгай без гроссмейстера для них равносильно смертному приговору. Им там пощады не будет — они хорошо это знают, и заложник высокого ранга, по их расчетам, — шанс спасти свои шкуры. Ну кто бы мог подумать! На вид — солидные, уже немолодые люди!..

— Успокойся, эварх, я немедленно предложу террористам себя в обмен на фундатора.

— Наверх не подняться, — словно не слыша собеседника, продолжал Михаил. — Они там заблокировали обе лифтовые шахты и двери выходов на аварийную лестницу, отключили сервоавтоматику. Все заблокировано, кроме коммуникаций связи, да и то — главная антенна взорвана. Этот сброд предъявил нам ультиматум.

— Так взрыв, значит…

— Да. Им надо было расчистить место для посадки шверцфайтера на крыше «Ампариума».

— Разве ультиматум принят?

— Конечно. Мы уже обратились в Завойковск. Директорат МАКОДа одобрил наше решение. Через полчаса шверцфайтер передадут террористам. Уж лучше пусть улетят с живым экзархом, чем оставят нам мертвого… На Белобережье объявлен режим чрезвычайного положения. Грагал, просьба его соблюдать.

— Мы здесь будем соблюдать режим, а они — лететь куда-то с фундатором, и неизвестно, чем это кончится!

— Обычно такое кончается торгом. Но как знать… Я вижу, тебя подмывает предложить нам иной вариант? — В глазах эварха вспыхнули огоньки внимательного ожидания.

— Да. Пейсмейкерам нужна моя персона, поэтому я беру сейчас реалет, высаживаюсь на крыше «Ампариума» и договариваюсь о замене одного заложника на другого.

Огоньки внимательного ожидания в глазах Михаила угасли.

— Нет, грагал, сейчас ты им не нужен.

— То есть?..

— После лунных кунштюков с гроссмейстером они просто боятся тебя. Предпочтут оставить в заложниках Ледогорова, а твой реалет разнесут в куски первым же СУРСом — я видел на поясе у одного из них две такие самонаводящиеся универсалки.

«Он прав, — вдруг понял Кир-Кор. — От переговоров толку не будет».

Полуянов мрачно пошутил:

— Не переправить ли нам это подлое трио куда-нибудь поближе к их утихомиренному патрону?

Кир-Кор смолчал.

— Извини, я непоследователен, — проговорил эварх с сожалением (надо полагать, он имел в виду видеодокумент под названием «Катапульта»).

Послышались разнотонные писки с той стороны, и бинты Михаила расцветились отражениями голубых и желтых светосигналов его терминала.

— Вот, из Завойковска сообщают, — сказал эварх. — Трофейный шверцфайтер будет готов к старту через пятнадцать минут… и еще: идет на подмогу эскадрилья эсбеэсэс. Бандитов удалось идентифицировать по внешности. Это те трое, которые фигурировали в свидетельских показаниях по делу об убийстве Олу Фада. Там они проходили под кличками Гурман, Мокрец, Академик. Имеем дело не с мелкой сошкой. Помощники Пифо Морвана, матерые профи. Ах, как было бы кстати отправить их на Луну!.. Обещаешь не соваться к ним ни на каких реалетах?

— Обещаю.

— Твердое слово?

— Да.

Афтер подернулся молочной белизной. «Против СУРСов даже дьякол бессилен», — думал Кир-Кор, стоя перед онемевшим терминалом. Мысли метались. Была бы там зеленая молодежь — он запросто усыпил бы их через видеотектор во время беседы. С матерыми «профи» трюк, наверное, не пройдет — вряд ли они предстанут перед афтером все вместе, их ведь трое… Нет, ничего из этого не выйдет. Вот если только удастся хотя бы чуть-чуть подбодрить Ледогорова…

Кир-Кор затребовал на связь видеотектор Зала Символов. Террористы не заставили себя долго ждать. К терминалу они подходили по очереди, не спеша. Подозрительно, с неприязнью и — что удивительно — без комментариев осматривали непрошеного видеовизитера через афтер и отходили. Было заметно, как они стараются подчеркнуть свою самоуверенность высокомерно-небрежными позами. Это были далеко уже не молодые субъекты, с сединой в волосах, но загорелые и, видно, еще достаточно крепкие. Имидж добропорядочных банщиков, поваров, массажистов — хорошая маскировка для тайных телохранителей: никому и в голову не придет, что эти лоснящиеся от чрезмерной сытости физиономии и сильно подпорченные неправильным питанием цилиндрические фигуры заурядных слуг на самом деле принадлежат отпетым мерзавцам, способным расстреливать безоружных людей в упор. Вот этот — без шеи, с загнутым книзу мясистым носом и тройным подбородком — наверняка Хоар Гурман. А этот — с тяжелым стальным взглядом — Банщик Мокрец, рослый тип, на треть выше кряжистого Гурмана… Последним подошел к терминалу менее потрепанный временем, но уже совершенно лысый бандит. Его очень круглая, с неприлично пухлыми щеками голова, похожая на перевернутый кверху дном большой розовый чайник, безусловно являла собой образец стопроцентного академизма. Узнав абонента, лысый Студент Академик сделал попытку замаскировать свое замешательство грубостью — резко спросил:

— Чего надо?

— Со мной, Академик, следует обращаться предупредительно, разговаривать вежливо, — мягко подсказал Кир-Кор.

Бандита мучил страх, и он не мог уже этого скрыть — не был в состоянии контролировать мимику.

— Ладно… как тебя там… Кирилл… чего все-таки надо?

— Ни к чему нам ономастические сложности, называйте меня проще — грагал. Я, как сами догадываетесь, намерен сделать одно очень выгодное для вас предложение… для всей вашей банды. Но сперва я должен переговорить с фундатором и заручиться его согласием.

— Фундатор согласен! — неожиданно заорал Академик сиплым голосом и, вытаращив глаза, дурашливо, мстительно расхохотался. Это было похоже на истерию. Бандит протянул руку с короткими толстыми пальцами к афтеру, поколебал его на подставке; быстро, как в калейдоскопе, замелькали фрагменты изображений, в которых Кир-Кор узнавал детали интерьера длинного Зала Символов: прозрачные стены с небесной синевой и вершинами опушенных зеленью сопок, белые линии начертанных на стекле овалов, хрустально-блещущие цилиндры сокровищниц, горизонтальные белые брусья для навесных сидений, протянутые вдоль стен…

Мелькнул фрагмент с изображением Ледогорова: экзарх покоился в одном из сидений, опираясь на брус спиной, с раскинутыми в стороны руками. Голова — к плечу, как у спящего, руки — ладонями кверху и странно так привязаны к брусу перевитыми через ладони алыми лентами…

— Он согласен, согласен! — сипло орал бандит, захлебываясь отвратительным жирным смехом, и непослушными пальцами старался направить афтер визуальной осью на Ледогорова. Изображение плясало: мелькнули кусты китайских белых роз, кремовая стенка лифтового копора… и опять Ледогоров. На его руках — широкие, алые… Нет, это были не ленты!..

Кто-то из террористов прикрикнул на добровольного демонстратора и для острастки пальнул из миттхайзера. Кир-Кор, однако, успел увидеть достаточно. И когда на круглой плоскости афтера вновь возникла перед ним эта гнусная толстощекая рожа, поле зрения стала застилать красная пелена и откуда-то из самых дремучих глубин его естества подступило, нахлынуло, затопило мозг что-то очень нехорошее, черное, пронизанное судорогами зеленых зарниц. Почти вслепую он схватил бандита за горло и рванул к себе — тот закричал сдавленно, странно…

Опомнившись, Кир-Кор выпустил из рук жирную шею апроприированного мерзавца, отпрянул, гадливо вытер ладони о пижамную куртку. «Ну за что такое мне наказание!» — в отчаянии подумал он, озирая наклонно выперший из тумбы терминала голый до пояса и до неприличия раскормленный торс.

Каков был Академик ниже пояса, оставалось неясным, потому что ниже не было ничего, кроме тумбы довольно плоского терминала. В ее относительно скромные габариты не могла вписаться нижняя половина крупного, тучного человека — это было немыслимо. Зато полностью вписывалась очередная проблема… Внезапное осознание того, что бандит присутствует здесь только до пояса, а зад его и ноги неизвестно где, ввергли Кир-Кора в состояние продолжительного оцепенения.

— Это не я его распинал… я ни при чем… это дела Мокреца и Гурмана! — хрипел, дрожа и ощупывая свое помятое горло, омерзительный тумбо-кентавр и все порывался выпрямить торс; из-под его правой лопатки пугающе торчал край афтера, бескровно втиснутый в живую плоть неведомой силой. — Я говорил им — не надо гвоздями! Куда он денется, верно? Пусть сами скажут, пусть засвидетельствуют — я в него гвозди не забивал! Клянусь! Мокрец забивал. Гурман руки держал… Я в распятии не участвовал — святую правду тебе говорю!

«Святую правду он мне говорит!..» — ошалело думал Кир-Кор, опуская стекло в оконном проеме и срывая с себя пижамную куртку. Спросил, боясь ответа:

— Он… еще жив?

— Конечно! От двух дырок в ладонях люди не умирают. Он нужен нам только живой, иначе… иначе пользы с этого никакой, верно?

— Били его?

— Нет! Перед тем… ну… перед этим… я всадил ему дозу бинарка. Легкий обморок, сон… Нет-нет, боли он не испытывал! Только кровь…

Швырнув куртку тумбо-кентавру в физиономию, Кир-Кор выскочил через окно на карниз. Пробираясь в сторону пожарной лестницы, он слышал, как верхняя половина бандита стучала кулаками в панель терминала и вопила:

— Вернись! Ты куда?! Я сдаюсь! Вытащи меня отсюда!!!

Это неплохо. Это, можно сказать, очень кстати. Характер эмоций и поток красноречия этого монстра вполне надежно свидетельствуют, что скорая гибель верхней его половине — даже с афтером под лопаткой — не угрожает. «Проклятье, куда делась нижняя? — недоумевал Кир-Кор, цепляясь за край оконного проема соседнего апартамента. И, словно о чем-то абстрактном, подумал: — Если она обнаружится на Луне, визу мне закроют уже навсегда».

«А если она в Амстердаме, ты можешь еще на что-то надеяться?» — осведомился внутренний голос.

В окно глядел вак сэнсэй Наоми Намура. Встретившись глазами с лунатиком, торопливо скользящим вдоль карниза куда-то по своим сомнамбулическим надобностям, вак сэнсэй ничем не выдал своего удивления, приветливо поклонился. Кир-Кор заставил себя улыбнуться в ответ. Улыбка скорее всего не получилась. Он миновал еще один оконный проем, извернулся кошкой и прыгнул на прикрепленную в метре от стены матово-серебристую пожарную лестницу. Металл загудел.