 |
|
Популярные авторы:: Joyce James :: Чапек Карел :: Эллисон Харлан :: Нортон Андрэ :: Уэллс Герберт Джордж :: Дансени Лорд :: БСЭ :: Уилсон Жаклин :: Саймак Клиффорд Дональд :: Биленкин Дмитрий Александрович Популярные книги:: The Boarding House :: Уроки любви :: Притчи :: Рыцарь Золотого Сокола :: Наследники Виннету :: Справочник по реестру Windows XP :: Самый яркий свет :: Влюбленный опекун :: Воспевая бурю :: Система здоровья Норбекова и Сам Чон До. Полный курс |
Троянский коньModernLib.Net / Исторические детективы / Павлоу Стэл / Троянский конь - Чтение (стр. 22)
– Синон?.. Они мне не поверили. Какой же я глупец! Синан! Я должен был назвать имя Синан! Это имя человека из здешних мест, раба, вынужденного служить у греков. Не Синон. Теперь придется действовать быстро. Я продолжил говорить, все еще не находя в себе смелости взглянуть троянцу в глаза: – Мне теперь совсем некуда идти, нет больше для меня места ни на земле, ни на море. – Где ваша армия? – Они ушли,– печально сказал я.– Греки сбежали. – Почему они тебя бросили? Предательство. Да, они все знали о предательстве. Я сказал: – Я видел, как Одиссей убил человека, который выступал против этой войны. И тогда я рассказал о том, что узнал. От этого воины так испугались, что армия ослабела. Затем пришла болезнь, и греки потребовали, чтобы их вернули домой. А за то, что Одиссей похитил статую богини Афины, покровительницы Трои, этого ужасного человека заставили принести подношение Афине, чтобы она покровительствовала греческим кораблям на долгом пути домой. Троянцы сразу сообразили, что подношение Одиссея Афине – это огромный деревянный конь, которого греки оставили на берегу. Размером почти с корабль, туловище – из целых сосен, а к каждой ноге снизу приделано колесо. Троянцы сразу же принялись спорить и ссориться из-за него. Лаокоон, жрец Посейдона, сыпал дурными пророчествами из-за этого коня, рассказывал о том, как во сне приносил в жертву быка, а из моря вынырнули две огромные змеи и пожрали его самого и его сыновей. Лаокоон хотел, чтобы коня сожгли прямо на берегу, где он стоял. Но я возразил, что его пророчества истинные, но предрекают они участь всех греков в том случае, если коня втащат внутрь городских стен и тем почтят богиню Афину. Только сейчас я впервые увидел истинную натуру троянцев. Они отчаянно искали удачи, жадно хватались за любую соломинку, которая могла бы изменить их несчастную судьбу, хотя они сами навлекли на себя эти беды. И даже когда они победили, в своей жадности троянцы подумали лишь о том, чтобы погубить побольше врагов. Троянцы обвязали огромного коня веревками и под восторженные крики горожан протащили его через ворота в город и поставили перед храмом Афины. Когда на Трою опустилось черное покрывало ночи, когда троянцы наполнили желудки и увеселили сердца вином на пиру в честь победы, который длился целый день напролет, они уснули. А я все бродил по улицам их мерзкого города. И когда я открыл запоры на брюхе деревянного коня, я услышал голос: – Разве у нас был выбор? Меня заметили? Я медленно и осторожно, чтобы не вызвать подозрений, спустился вниз от живота лошади и увидел женщину, которая бродила между гигантскими деревянными ногами, трогала их рукой и плакала, моля о прощении. – Тысяча греческих женщин, и у каждой в глазах – надежда и мольба. Что делать – бороться или покориться? Отвергать похитителей или уступить, облегчить себе тяготы плена? Мы знали, что бремя плена продлится долго и будет суровым и тяжким. Женщины, с рождения привыкшие к удобствам, знали, что сразу собьются с пути, если будут искать уюта. Они убедили себя, что, может быть, смогут обрести здесь новую жизнь, но на самом деле это была лишь борьба за выживание. Воля к жизни сильнее любой женщины и любого мужчины. И снова я спрашиваю – разве у нас был выбор? Я вышел из тени. Мне не хотелось прерывать молитву этой женщины, но я ничего не мог с собой поделать. Я должен был задать ей неизбежный вопрос: – Они все сдались, уступили? Женщина испугалась. Она быстро отшатнулась и прикрыла лицо накидкой. Я шагнул к ней и попросил: – Пожалуйста, ответь… Она не смотрела на меня. – Для каждого ума это было болезнью, для каждого сердца – позорной трагедией. Некоторые были сильными и стойкими. И они поплатились за свою непокорность. Елена полюбила своих похитителей – ведь они не желали и не причинили ей никакого зла. Она обманула себя и поверила, что в похитителях тоже можно найти хорошее, хотя бы лишь для того, чтобы облегчить свои страдания. Она перестала быть собой. Злые мужчины пронзили ее ум, словно копьем, и оторвали ее от этого мира. – Ты знаешь что-нибудь об остальных? – За десять лет я всех их узнала в лицо. Можно ли ей доверять? Или она предалась троянцам настолько, что выдаст меня? Я решил, что все же стоит рискнуть. – А Мойра? – спросил я.– Она предала меня? – Как же плохо ты ее знаешь! Она сражалась храбрее любого воина! Я боялся узнать остальное, но все же спросил: – Где она? – Она мертва… – Давно? – Уже девять долгих лет. Она погибла первой. Атанатос взял ее силой, заставил ее понести от него дитя, через которого он, по благословению Оракула, якобы должен был обрести бессмертие, но Мойра отказалась вынашивать плод и сама вырезала его из своей утробы. Когда она лежала и кричала, истекая кровью, он притащил ее в свой храм, отсек ей голову и насадил на пику, которую выставил потом над вратами своей башни. Она и поныне там, и каждое утро я молю ее дать мне силы продолжать. Я рухнул на колени, не в силах вздохнуть. Мою грудь стянуло жгутами сплетенных мускулов, ребра прогнулись, не впуская внутрь воздух. Мойра мертва уже девять лет? Я сражался за ничто. Женщине не терпелось убежать, скрыться в ночи, как поступают только предатели. Я спросил у нее: – Как твое имя? На ее некогда гладких щеках заблестели слезы. Она посмотрела мне в глаза – я разглядел ее в отсветах фонарей – и зарыдала. – Мое имя – Елена. Она была прекрасна, как и рассказывали о ней. Меня поразила ее красота. И я попросил: – Покажи мне, где лучше зажечь маяк. Дрожи, Атанатос! Дрожи! Может быть, ты боишься богов. Теперь бойся меня! Когда воины, вышедшие из нутра деревянного коня, открыли ворота Трои, греки приплыли обратно, пылая убийственной ненавистью, и ворвались в город. Ничто не могло погасить их пламенеющую ярость, кроме лязга клинков, которыми они рубили и кололи троянцев. Смотрите же, как пала Троя! Смотрите, как погиб ее народ, погребенный в череде могил. Шипели и трещали погребальные костры Гадеса, визжал призрак Гектора, греки устроили кровавую бойню на улицах, в храмах и поджарили троянцев! Мы, воины Греции, шагали сквозь охваченные огнем колонны, от которых разило смертью троянцев, сквозь ревущие языки пламени и клубы дыма. Те, кто спал, никогда не проснутся. Те, кто не спал, уснут навеки. Не будет славной победы нам, грекам,– мы пришли уничтожить Трою. Трепещи, Атанатос! Трепещи! Если ты не боишься богов, ты будешь бояться меня! Смотрите, чем закончилось царствование Приама, смотрите, как его зарезали в храме. Смотрите, как его внука, младенца Астианакса, сбросили с городской стены. Я пришел в эту ночь за тобой, о враг мой! Я пришел пролить твою кровь. Как сильный ветер гонит огонь по полю сухой пшеницы, так твои злодеяния пожнут урожай моей ярости. В сердце Лабиринта 19.24
Волны воспоминаний с головой захлестывали Норта, когда он поднимался в лифте. Он гнал проклятую память, отбивал ее удары, закрывая пылающее лицо руками. Прижав пальцы к воспаленным вискам, детектив обнаружил, что они в крови. Зеркало в лифте показало то, чего он так боялся. Шрамы прошлого проступили сквозь кожу – отметины Киклада прорезались на висках острыми прямыми рогами. Ба-бах! Он не знал, настоящая ли кровь на его пальцах. По крайней мере в прошлом она была настоящей. 19.27
Когда дверцы лифта мягко скользнули в стороны, Норт вышел в коридор, сжимая в руке череп своего прошлого воплощения. Света не было. Ба-бах! В дальнем конце коридора из-под какой-то двери пробивалась слабая полоска света. Норт, крадучись, направился туда, свободной рукой нащупывая верный «глок». С оглушительным стуком дверцы лифта захлопнулись за его спиной, и тотчас в коридоре воцарилась кромешная тьма. Норт тихо постоял пару мгновений, давая глазам привыкнуть к темноте. Ба-бах! В кармане пиджака задергался телефон. Детектив услышал в наушнике встревоженный голос Мартинеса: – Уходи оттуда поскорее! Рука Норта, тянувшаяся к пистолету, замерла. – Что случилось? – Снайперы заметили пожар на третьем этаже. Он посоветовал позвонить в пожарное отделение. Мартинес сказал, что уже позвонили. Норт сделал еще пару шагов, и связь стала нестабильной, а потом и вовсе оборвалась. Он вернулся к лифту и нажал кнопку вызова. Ничего не произошло. «Нужно найти выход на лестницу». Ба-бах! Детектив достал пистолет и направился в дальний конец коридора. Подойдя поближе, он ощутил, что из щели между неплотно прикрытыми створками тяжелой деревянной двери сочится явственный аромат жасмина. Истерзанное сознание отозвалось водоворотом образов, ощущений, мыслей и чувств, в которых преобладала застарелая темная ненависть. Открывая дверь, Норт полностью доверился этому неудержимому потоку. 19.31
– Ты скорбишь о своей жизни, Киклад? Норт пошарил взглядом по комнате, тонувшей в полумраке, и навел «глок» в ту сторону, где различил неясный шорох. За окном бушевала настоящая гроза, подсвечивая небеса всполохами молний. Он с трудом различил контуры письменного стола и положил на него череп. – Я только начинаю узнавать себя,– ответил детектив. – Мы одной крови,– отозвался Ген из холодной тьмы.– И скорбеть о моей жизни тебе нетрудно. Норта пронзила догадка, что в какой-то мере он сейчас разговаривает сам с собой. – Что такое боги, детектив, как не один Бог со множеством ликов? Что такое роли в спектакле, как не грани одного кристалла? Что такое лица в этой комнате, как не ветви одного древа… рак, который исчахнет и умрет, лишенный живой плоти? «Лица? Кто здесь еще?» Ба-бах! Норт окинул взглядом полумрак, но не смог различить в нем ничего, кроме смутных теней. Ба-бах! В тишине раздался невыносимый вой пожарных сирен, и в комнате тускло загорелось аварийное освещение. Ба-бах! Ген стоял в нескольких метрах от него, между двумя креслами, в которых сидели двое связанных пленников: знакомая длинноволосая женщина из серебристого «седана» и отец Норта – Саваж. В одной руке Ген сжимал окровавленный шприц, а в другой – небольшой черный пистолет. Норт вскинул «глок» и прицелился. 19.35
Громыхнул гром, окна тревожно задрожали. – Положи это! – приказал Норт, держа Гена на прицеле. Ба-бах! Парень не шелохнулся. Он стоял, глубоко вдыхая аромат духов. – Напоминает о Мойре, правда? – Положи! – Кто убил Мойру? – продолжал рассуждать Ген.– Этот беззастенчивый похотливый интриган? Или тот мягкотелый дурак, должник своей совести? Норт смотрел, как его отец тщетно пытается порвать путы. В глазах доктора бился страх. Не оттого, что его судьба оказалась в руках Гена. А потому, что он увидел ненависть в глазах собственного сына. «Что ты знаешь о своей жизни?» – Это я ее убил? – взревел Ген. «Процесс». – Или ты? Бык. – Копни поглубже, детектив,– продолжал настаивать Ген.– Это непросто, если у преступника много лиц, правда? «Невинная кровь». – Ты знаешь, какие воспоминания таятся в этой жуткой глубине. «Помоги мне». – Нас с тобой ничего не разделяет. «Психопат долбаный!» – У нас с тобой одна память на двоих. «Я – проклятие Сатаны!» – Чтобы узнать, кто убил Мойру, нужно всего лишь посмотреть в зеркало! «Что ты знаешь о своей жизни?» «Процесс». Бык. «Невинная кровь». «Помоги мне». «Психопат долбаный» «Я – проклятие Сатаны!» Сильнее запахло жасмином. Словно рука Мойры коснулась его щеки. «Я – сладкое дыхание весны». «Помни об этом». «Помни меня». Оконное стекло задребезжало громче – буря неистовствовала вовсю. Здание дрогнуло, и снизу, где бушевал пожар, раздалась серия взрывов. В окне заплясало пламя. И когда жар достиг предела, разнося все вокруг, стекло не выдержало и разлетелось тысячами осколков. 
В комнату ворвался вихрь огня и тугие плети дождя. Они опрокинули Гена на пол, в осколки стекла. Норт не понимал, как он сам устоял на ногах. Он находился в центре урагана, в самом сердце разрушений. Он направил пистолет на Гена. «У каждого есть выбор». Палец коснулся спускового крючка. Израненный Ген пошевелился. Поднял шприц и протянул его детективу. – Это мы. Это наш конец. – Я не буду жить прошлым,– соврал Норт, направляя холодное дуло прямо в лицо Гена. «У каждого есть выбор». И сжал рукоятку. Ген приподнялся на окровавленных коленях. – Мы изменились,– взмолился он. – Это меня и пугает,– ответил Норт. Райские сны Киклада Я помню день своего рождения. Подробности сейчас стали четче. Я помню все с такой ясностью, словно мне это рассказали. Помню свои губы у материнской груди; помню, как выпал из лона на мокрую от крови солому. Голод. Струи воды, омывавшие мое лицо. Оливковое масло, которым смазывали мое тельце. Запах духов – будто ветка цветущего жасмина под теплым ветром. Густой аромат меда. И вино, лившееся рекой. Человек – очень хрупкое животное. Я помню отца, большого и могучего, с крепкими волосатыми руками. Сильного словно бык. Я помню, как он играл со мной в потаенных уголках Лабиринта Кносса, куда детям нельзя было заходить. Он подбрасывал меня и ловил, а я все пытался разглядеть его лицо, но мне запрещено было трогать маску. Когда он склонял ко мне свою голову, я мог дотянуться до его рогов. Я мог бы увидеть его вновь, если бы моя плоть не определяла мою судьбу. Но я сам создал эту тюрьму. Сам выстроил ее вокруг себя и не знаю, как из нее освободиться. Я унаследовал от отца его ярость. Но лишь я виноват в том, что не смог с нею совладать. Здание в огне. Горячие языки пламени лижут мне ноги, утоляя извечный голод. У меня остался лишь один вопрос без ответа: человек определяет свое прошлое или прошлое определяет человека? Месть – это змея, кусающая свой хвост. Это замкнутый круг. А круг всегда пуст. Но я не могу отринуть свою природу. Не могу пойти против судьбы. Я – змея, пожирающая свой хвост. Я стою в этой комнате, прижимая холодное дуло пистолета к виску такого знакомого лица. Возможно, это мой собственный висок. Все, что мне осталось,– надавить на спусковой крючок. Меня зовут Киклад, и я хотел справедливости. Но я – не справедливость. Я – гнев. Я – буря. Примечания 1 Special Wing Antiterror – крыло по борьбе с терроризмом. (На самом деле SWAT – Special Weapons And Tactics – является специализированным отрядом американской полиции, которому поручают особо опасные операции. – Прим. Calliope) 2 Ихор (греч. миф.) – кровь богов. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22 |
|||||||