Первая стадия восстановления

Иероглифы, от греческого слова «ierolyphica», означают «священные письменные знаки».

Знаки на экране монитора на первый взгляд казались совершенно непонятными. Это была самая ранняя из всех когдалибо обнаруженных систем письменности: первый протокол. Она возникла еще до Вавилона, до того, как первоначальная, божественная речь Адама была раздроблена Господом на тысячи языков. Трудность понимания усугублял и тот факт, что в системе насчитывалось всего шестнадцать символов.

— Вот как? — удивилась Сара. — Не очень-то большой алфавит. Но разве такого количества знаков достаточно для изображения всех существующих в языке звуков?

— Для нашего языка их, конечно, недостаточно, — согласился Скотт, — но есть ведь и другие, не так ли? Например: скандинавские руны насчитывали только шестнадцать символов. И им этого количества вполне хватало. Древние германцы пользовались двадцатью четырьмя. Само слово «руна», между прочим, означает вовсе не «тайна» или «загадка», как ошибочно полагают некоторые мистики, а царапать, рыть, вырезать.

— Как скучно, — пробормотал Хаккетт.

— Так вы думаете, этот язык имеет какое-то отношение к рунам? — спросила Новэмбер.

— Нет, — уверенно ответил Скотт. — Руны произошли от латинских букв, тех самых, которыми мы пользуемся и поныне.

— Понятно. Руны слишком современны.

— Верно. А то, что они выглядят такими непохожими, объясняется способом их нанесения. Смотрите. — Он взял ручку и, раскрыв блокнот, изобразил несколько знаков. — Видите, это руны. Так называемое письмо футхарк [14].

— Ничего похожего на то, что мы видим на экране. Руны это прежде всего прямые линии, потому что их изображали на дереве или камне. Сам материал не очень-то подходит для изгибов и закруглений. Примерно то же самое представляет собой огам, язык древних ирландцев: точки и линии, вырезанные обычно в углах вертикально стоящих камней.

Он добавил еще несколько символов.

— Как видите, сначала проводится вертикальная линия, а уже затем боковые, число которых может достигать пяти с каждой стороны — это связано с языком жестов. Руны были также приняты обитавшими на Британских островах пиктами. Но их язык совершенно неизвестен, а потому и их рунические тексты до сих пор остаются нерасшифрованными, хотя отдельные буквы мы различаем.

— Но ведь С-60 — кристалл. Он твердый. Откуда же взялись изгибы, если их так трудно сделать? — спросила Новэмбер.

Хаккетту стоило немалых усилий удержаться в рамках вежливости.

— Именно об этом я и говорил, тогда, в лаборатории! Здесь нет ни малейших признаков того, что символы были вырезаны на кристалле. Скорее они представляются естественным побочным эффектом технологического процесса производства кристалла. Как бы частью дизайна.

— Неужели такое возможно? — усомнилась она. — Я имею в виду — вырастить кристалл определенной заданной формы:

— Конечно, — вмешалась Сара. — Этим давно и с успехом занимаются в авиастроении. Вращающаяся лопасть реактивного двигателя выращивается из единого кристалла металла. Таким образом достигается повышенная прочность, способность выдерживать давление и…— Она замолчала, поймав себя на слове. — Эй, а может ли быть так, что все те кристаллические структуры, которые мы обнаружили, выращены из единых кристаллов?

— Хотелось бы мне услышать толковое объяснение того, как им удалось сохраниться на протяжении тысяч лет да еще под несколькими милями льда, — кивнул Хаккетт.

Скотт не слушал его — всецело поглощенный текстом, он неотрывно смотрел на экран.

— Наверное, если возникала необходимость в изгибах и закруглениях, людям приходилось их рисовать, — высказала предложение Новэмбер.

— Что? А, да. Именно так делали китайцы. Демотическое письмо, сокращенная форма египетского иероглифического. Перейдя к рисованию, люди могли использовать закругления, картинки и все такое.

— Но картинки и закругления использовали уже в Египте, они есть на всех памятниках, — поправила его Сара. — Помните? Я и сама там была.

— Верно, они там есть, но служат только для украшения. Они большие. Чтобы познакомиться с содержанием какого-нибудь романа, пришлось бы перечитать целую библиотеку. В повседневной жизни такими большими символами никто пользоваться не станет. Все мало-мальски крупные египетские тексты написаны либо на стенах, либо на пергаменте. Знаки слишком сложны, чтобы изображать их на камне. Между прочим, самые ранние из известных китайских текстов вовсе не написаны. Они выцарапаны на глиняной посуде и представлены только прямыми линиями.

— Сколько же знаков было у них?

— Тридцать. Их обнаружили на глиняных дощечках у деревни Пан-по в Сиани, провинция Шаньси. Относятся примерно к пятитысячному году до нашей эры. Некоторые исследователи не считают их письмом на том основании, что они не являются пиктограммами. Они — абстрактны.

— Но ведь древние люди вроде бы не обладали абстрактным мышлением? — напомнила Сара. — Если символы не являются пиктограммами, их нельзя считать знаками письменности. Не слишком ли высокомерное утверждение? Может быть, пора пересмотреть теорию, а не отбрасывать имеющиеся факты?

Скотт согласно закивал.

— Послушайте, — сказала Новэмбер, — но разве вы сами не говорили, что раннее клинописное письмо более сложно и абстрактно, чем позднее? Как будто люди сначала продвинулись вперед, а потом стали утрачивать базу знаний?

— Так оно и есть. И то же самое происходило в Китае. Проблема состоит в том, что у нас слишком мало доказательств в пользу существования китайского пиктографического письма. Скептикам просто не на что опереться. Правда, есть интересные находки в регионе Шаньдун, в нижнем течении Янцзы. Тотемизм. Пиктографические знаки, которым тысячи лет. Изображение солнца и птицы. Читается как йень няо. Нектарница. Солнечная птица.

Опять феникс, — заметила Новэмбер.

Скотт кивнул.

В любом случае китайское письмо — логографическое. Вначале большое сходство с иероглифами. Китайцы использовали картинки, основанные на звуках, обозначающих то, что они хотели выразить. Например, вы можете нарисовать грушу, «pеаr», чтобы передать значение «пара», «pair», хотя у них нет вроде бы ничего общего. В данном случае важно сходство в звучании.

Говоря это, Скотт неотрывно смотрел на экран в надежде отыскать скрытый в символах смысл. Отвечал он автоматически, выдавая информацию в ответ на сделанный запрос: губы и язык делали одно, тогда как мозг был занят другим.

— Это так называемый принцип ребуса, когда пиктограммы заменяют буквы. Примерно то же самое, что и в случае с египетскими иероглифами, только на ином, более высоком и новом для нас уровне. Одно и то же слово можно ведь произнести по-разному.

— Непростое дело, — заметил Хаккетт.

— Но не для них. Для нас. Мы же в конце концов создали вокруг иероглифов целый мистический мир, просто потому, что не могли их прочитать. Например, придумали, что египтяне использовали символ «гусь» для обозначения понятия «сын», потому что, согласно их верованиям, гусь — единственная птица, которая заботится о своем потомстве. А на самом деле все объясняется куда проще: оба слова звучат одинаково.

Заинтригованная тайной письма, Сара приблизилась к лингвисту и негромко спросила:

— Так вы уже определили, как произносятся иероглифы в моем туннеле?

Скотт утвердительно кивнул и, подобрав оставленный у компьютера Новэмбер блокнот, торжественно прочел:

— «Узри! Вот язык Тота! Книга мудрости Великой Эннеады…»

— Великой Эннеады?

— Да, это все боги, вместе взятые.Типа Конгресса. « Узри! — продолжил он. — Какие тайны здесь лежат! Отчайся, потому как людям не суждено их знать!»

— Так и написано? — встревоженно спросил Хаккетт.

— Так и написано. И… а потом просто идет повтор… на целых две мили. С вкраплениями героических сказаний о царях, пытавшихся докопаться до сути и потерпевших неудачу.

— Отлично!.. — застонал Хаккетт. — Должен признаться, я ожидал услышать что-то другое.

Внезапно эпиграфист резко выпрямился и отпрянул от монитора.

— Вот оно! — воскликнул он. — По крайней мере, теперь понятно, чего здесь нет. — Скотт провел пальцем по стеклу экрана. Вспомнил то, что изучал еще на последнем курсе. — Как сказал в тысяча девятьсот семьдесят пятом Сол Уорт, «картинки не умеют говорить „нет“!»

— О чем это вы?

— Пиктограммы и иконограммы. Картинки. С их помощью почти невозможно передавать времена глаголов, наречия и предлоги. И уж определенно нельзя выражать небытие того, что изображают. Если у вас появится желание пообщаться с людьми будущего, вы не станете пользоваться пиктограммами. — Он ткнул пальцем в круг с крестом. — Об этом забудьте. Это исключение. Но посмотрите на остальные. Что они вам напоминают? Стол? Стул? Мешок с картошкой?

Новэмбер покачала головой.

— Ничего. Они не похожи ни на что.

— Вот именно! — воскликнул Скотт. — Потому что они абстрактные. Значит, перед нами либо буквы, либо слоги.

Хаккетт наклонился к монитору.

— Или цифры, — предположил он.

— Только не цифры, — уверенно ответил Скотт.

— Откуда вы знаете?

— Просто знаю.

— Надо задавать правильные вопросы, я правильно понимаю?

Скотт промолчал. Повернулся к Новэмбер.

— Эта штуковина может рассчитывать проценты? Мне надо знать, сколько раз встречается в тексте каждый символ.

— Конечно. — Новэмбер тут же взялась за дело. — Вам нужно что-то вроде таблицы частотности? И что это нам даст?

В нашем языке одни буквы встречаются чаще, другие реже. Например, буква «Е» используется намного чаще, чем «Z». Он переглянулся с Сарой. Со стороны могло показаться, что она готова расцеловать его.

Вместо этого Сара положила руку ему на плечо.

Вы большая умница, Ричард Скотт.

Спасибо, — с гордостью ответил лингвист, но, повернувшисьь к компьютеру, наткнулся на хмурый взгляд Новэмбер.

— Что такое? — с видом невинного ребенка поинтересовался он.

Новэмбер опустила глаза.

— Ничего, — пробормотала она.

— Что? — уже настойчивее повторил он.

Девушка только покачала головой.

Скотт откатился от компьютера и, словно ища поддержки, посмотрел на Хаккетта. Однако физик лишь пожал плечами.

— Играем с огнем, — прошептал он. — Играем с огнем.

Компьютер настойчиво, раздражающе запищал, завершив расчет частотности.

— Ага, — обрадовался Скотт, внимательно следя за действиями своей ученицы.

На экране выстроились два столбика символов и цифр. Напротив верхнего знака стояло 6, 36%, напротив нижнего — 6, 17%. Средний показатель равнялся 6, 25% . Именно столько и получается при делении 100 на 16. Другими словами, частота появления в тексте каждого символа была практически одинаковой. А потому и определить, какой из них обозначает согласный звук, а какой гласный, не представлялось возможным.

— Черт! — раздраженно бросил Скотт. — Чтоб его!

Сара наградила лингвиста сочувственным взглядом, но он не нашел сил даже на благодарный кивок.

— Возможно, вам будет легче, — заметил Хаккетт, — если я скажу, что язык, по-видимому, был именно так и разработан.

Скотт недоуменно посмотрел на физика.

— Хотите сказать, что язык искусственный? Что он не сформировался естественным путем, как язык аймара? [15]

— Очевидно, — подтвердил Хаккетт. — Если бы знаки были случайными, частота распределения не могла бы быть одинаковой. Не такой, как в случае с естественно развивающимся языком — иначе вы смогли бы распознать модель и взломать шифр, — но все равно имело бы место неравное распределение.