Петкутин. Что я мало читаю?
      Калина. То, что твои ногти выцарапывают на колене, когда ты его чешешь. Через этот зуд тебе подает знаки твоя смерть. Когда ты чешешься, ты как будто вступаешь в переписку со смертью.
      Петкутин чихает, и у него сразу же начинает чесаться колено. Чешется.
      Вот видишь, твоя смерть ревнует даже к твоему насморку! Поглядим-ка. (Заворачивает край кафтана Петкутина и читает медленно, по слогам, что записано его ногтями на колене.) "Un bonheur formidable (egalement comme male fortune) nous font vieillir avant la date". Смотри-ка, она тебе по-французски пишет! Здесь написано: "От огромного счастья, так же как и несчастья, мы слишком рано стареем!"
      Петкутин. Вот, она открыла нам одну из тайн.
      Калина. Черта с два она нам открыла тайну! Все это я сама выдумала, чтобы тебя утешить.
      Петкутин (прикрывает колено кафтаном). Зато я тебе сейчас открою одну настоящую тайну. Одну страшную тайну, которая не выдумана, как твоя.
      Калина. А чья это тайна?
      Петкутин. Моя. Моя и моего отца. Если он мне отец.
      Калина. Ты не откроешь мне тайны. Страшной тайны о себе и о своем отце.
      Петкутин. Разве ты не хочешь ее узнать? Почему?
      Калина. Потому что эту страшную тайну о себе ты не знаешь. Никто не знает страшной тайны о себе и не может открыть ее другому.
      Петкутин. Но я о ней догадываюсь.
      Калина. Конечно, догадываешься, но знать ты ее не знаешь. Ты не можешь знать о себе даже то, что я о тебе знаю. Например, я вижу, как у тебя время от времени изменяется цвет волос, но ты сам этого не замечаешь. Это вижу я, но не ты. Впрочем, и я могла бы кое-что рассказать тебе о себе. Могла бы, к примеру, рассказать следующее: "Мой дом - тишина, моя пища - молчание. Я сижу в своем имени, как гребец в лодке. Не могу заснуть, так тебя ненавижу. Потому что у меня есть смерть, а у тебя ее нет!" ...Но я молчу и ничего тебе не говорю... Потому что я люблю и буду любить тебя вечность и еще один день.
      Петкутин. Тогда я расскажу тебе кое-что другое, не тайну. Мы с моим отцом придем к тебе свататься.
      КАРТИНА 10-я
      Дом Калины. Калина одна. Она играет на своем инструменте viola da gamba. Резко обрывая музыку, обнимает инструмент и сжимает его коленями.
      Калина. Милый мой, милый мой! Как бы я хотела, как бы я сильно хотела... Хотела бы я или не хотела? Хочу я тебя или не хочу? На что я тебе? На что ты мне? (Берет губную помаду и красит отверстия ушных раковин.)
      Лейтенант (заглядывает в дверь, потом заходит в комнату, напевая с немецким акцентом).
      Как за лесом за зеленым
      Добры кони разыгрались,
      В путь-дорогу снаряжались.
      Удила все разорвали,
      Златы седла поломали,
      За Калиной поскакали...
      (Кланяется Калине и вдруг замирает как вкопанный.) Что это? Ну и запахи у вас по дому разгуливают! Плохой знак! Как же так, барышня, хлопнуть ушами и согласиться на все, что предлагают?
      В комнату входят сначала хозяйки, мать и Анастасия, которые снаружи дожидались сватов, а за ними празднично разодетые Аврам Бранкович и Петкутин. Все садятся.
      Какой прекрасный случай! Какие дивные гости! Служилому человеку большая честь - оказаться в таком доме с такими людьми... Но суп разливает повар, а счастьем наделяет Бог... (Внезапно замолкает на полуслове, заметив, что все присутствующие держатся как-то необычно. Повисает странное молчание.)
      Мать (хочет разрядить напряженность). Будто ангел пролетел - все замолчали.
      Анастасия (резко прерывает молчание и начинает говорить решительным тоном). Калина, это последняя возможность сказать обо всем вслух. Не выходи за сына кира Аврама! С ним дело нечисто. Он заколдован. И он не человеческого рода. В понедельник вечером он берет из будущего не следующий день, а тот, который ему больше понравится, и использует его вместо вторника. Когда приходит черед этого использованного дня, он на его месте употребляет пропущенный вторник и таким образом сводит концы с концами. Но имей в виду, при этом швы между днями не всегда плотно прилегают, во времени образуются страшные раны, и они могут поглотить человека живьем... И первую они поглотят тебя! Калина. Петкутин, это правда?
      Петкутин. Впервые такое слышу.
      Калина. А раз так, то теперь я вам кое-что скажу, тетя Анастасия. В некотором смысле то, что вы сказали, справедливо. Причем по отношению ко всем нам. Наши дни возникают таким образом, что наш первый день подобен яйцу, из которого вылупится цыпленок, он вынашивает, питает и, наконец, производит на свет тридцатый день нашей жизни. Второй день нашей жизни зачинает и вынашивает следующий, тридцать первый день, и так далее, до тех пор, пока из одного яйца не вылупится мертвый цыпленок...
      Анастасия. Оставь свои сказки, Калина, я говорю о твоей судьбе, о твоем будущем, а ты меня спрашиваешь, какой сегодня день.
      Калина. Тетя Анастасия, какой сегодня день в Стара Пазове?
      Анастасия. Четверг, и это значит, что в Нова Пазове сегодня пятница, базарный день. Можно и так разговаривать, но ты погляди, вот стоит человек, который к тебе сватается, и речь идет о тебе и о нем.
      Калина. Я знаю, тетя Анастасия, что вы любите сосать молоденьких мальчиков. И за кого вы боитесь - за меня или за Петкутина?
      Мать. Калина, заклинаю тебя, хватит шутить! Папас Элеазар, старый друг твоего отца, рассказал мне все. Петкутин сделан из глины! Он вовсе не живое существо, как все мы!
      Петкутин. Отец, это правда?
      Аврам. Правда - это всего лишь трюк.
      Мать. А где тогда его мать? Что это за человек, у которого нет матери?
      Калина. Не бойся, матушка, у меня есть мать для двоих. Не бойся, скорее я причиню зло Петкутину, чем он мне.
      Мать. Дочка, смотри, ты играешь своей жизнью. И жизнью твоих детей. Что у вас будут за дети?
      Калина. Ты тоже не знала, что у тебя будет за дочь. И поэтому послушайте, что я скажу, слушайте и вы, тетя Анастасия. Слушайте меня. Кир Аврам так хорошо сделал Петкутина из глины, что обманул всех.
      Петкутин вскрикивает, лейтенант хватается за оружие и медленно приближается к Петкутину, сжимая в руке саблю.
      Вы только вспомните, ведь вы принимали здесь Петкутина как ближайшего родственника, в этом самом доме! Он и меня обманул. Я влюбилась в него. Безумно. Я и сейчас влюблена в него, кем бы или чем бы он ни был. Так что он обманул живых.
      Лейтенант приближается к Петкутину почти вплотную, но вместо того, чтобы предпринять что-нибудь боевое, обнюхивает его и, влюбленно глядя на него, мечтательно произносит.
      Лейтенант. Людей легко обмануть... (Очнувшись от мечтательности.) Люди легковерны.
      Калина. Да, люди легковерны, и киру Авраму кажется недостаточным проверить Петкутина на живых людях. Он хочет проверить его еще раз. Хочет неопровержимо установить, действительно ли плод его трудов, его сын или не знаю как его назвать, короче говоря, Петкутин настолько похож на человеческое существо, что может обмануть и мертвых.
      Мать. Теперь я понимаю, Калина, почему ты внушала мне страх еще тогда, когда кормила тебя грудью! После беседы с тобой, девочка моя, хочется хорошенько умыться. Как это ты себе представляешь, оборони Господь, "обмануть мертвых"? С каких это пор мертвых можно обманывать?
      Калина. Когда мы после свадьбы поедем туда, куда обычно у нас все ездят, - в древний театр с каменными скамьями, у Петкутина будет возможность встретиться с мертвыми. И только тогда станет ясно, вполне ли удался опыт кира Аврама Бранковича с Петкутином. И только тогда я узнаю, действительно ли мой муж такой же, как и все остальные человеческие существа. Человек мой муж или нет.
      Петкутин. Отец, о чем это Калина говорит?
      Аврам. Откуда ты все это знаешь, дочка?
      Калина. Любовь видит все. И все знает.
      Мать. Надеюсь, ты не поедешь туда вместе с ним? Подумай только о том, как мало ты прожила, подумай о том, что все будет кончено. Если там с тобой что-то случится, ты погибла навсегда. От тебя только душа останется. А Петкутина отец может когда угодно снова вылепить из глины!
      Аврам. Разумеется, могу. Это может каждый, кто умеет. Но не умеет каждый, кто может.
      Мать. Вот видишь, Калина!
      Калина. Мама, ты знаешь, что будущее - не вода.
      Бранкович (Калине). Станешь ли ты, дочка, моей снохой?
      Калина. Я стану самой большой ошибкой вашей жизни, кир Аврам.
      Мать. Петкутин, заклинаю вас, скажите что-нибудь, вы все знаете, все вам ясно, неужели вы хотите погубить Калину? Неужели вы не можете пожалеть ее и избавить от этого страшного дня? Есть ли у вас душа?
      Анастасия. Нету!
      Петкутин (берет Калину за руку и обращается к ней). Под небесным экватором растет огромный ядовитый гриб, а на его шляпке прекрасные на вкус маленькие съедобные грибы, которые превращают его отравленную кровь в настоящее лакомство. Живущие в этих краях олени подкрепляют свою мужскую силу тем, что время от времени едят эти грибы, растущие на шляпке. Тот, кто увлечется и вгрызется зубами слишком глубоко, может откусить вместе с грибом ядовитый кусок шляпки и умереть, отравившись. Каждый вечер, целуя тебя, я думаю: не будет ничего странного, если однажды я вгрызусь слишком глубоко...
      Лейтенант (обрадованно).
      Погляди-ка, молодец,
      Мил ты здесь или не мил,
      Ну, а коли ты не мил,
      На коня - и след простыл...
      Итак, уважаемые дамы, меня призывают мои обязанности. Состоится ли обручение? Петкутин. Это решит Калина.
      Калина медленно поднимает юбку, обнажая ногу, снимает туфлю и протягивает Петкутину свою ступню. Он достает из-за обшлага рукава крупный сверкающий перстень. Этот перстень Петкутин надевает Калине на палец ноги, и таким образом совершается обручение. Мать Калины вскрикивает.
      КАРТИНА 11-я
      Свадьба Петкутина и Калины представлена балетной сценой или пантомимой. Все происходит точно по правилам и обычаям сербов, которые до сих пор соблюдают в народе. Смотри также "Словарь" Вука Стефановича Караджича и этнографические словари.
      КАРТИНА 12-я
      Полуразрушенный античный театр, заросший травой и кустами. На сиденьях все еще видны выбитые на них имена давних зрителей. Входят Петкутин и Калина. Акустика усилена.
      Калина . Ужасно хочу есть. Приготовим что-нибудь?
      Петкутин. Здесь для костра ничего нет, кроме буйволовых лепешек. (Собирает сухие лепешки в кучку.)
      Калина. Грибы будут вонять.
      Петкутин. Не будут, нужно просто посолить костер (вынимает из кармана соль и солит костер), а грибы мы промоем в вине (моет грибы).
      Калина (пока Петкутин занят костром и жаркой грибов и кровяных колбасок, пока он сидит на одном из каменных сидений и присматривает за приготовлением еды, выходит на середину сцены и говорит торжественным голосом). Заснув вечером, мы превращаемся в актеров и всегда переходим на другую сцену, чтобы сыграть свою роль. А днем? Днем, наяву, мы ее разучиваем. Иногда случается так, что мы не сумели ее выучить, и тогда нам не следует появляться на сцене и прятаться за другими актерами, которые лучше нас знают свой текст и свои жесты... А ты, ты приходишь в зрительный зал дня того, чтобы смотреть наше представление, а не для того, чтобы в нем играть. Пусть твой взгляд остановится на мне в тот раз, когда я буду хорошо готова к своей роли, потому что никто не бывает и мудрым, и красивым все семь дней в неделю.
      Петкутин чихает, и все сто двадцать мест древнего амфитеатра отзываются ему стодвадцатиголосым эхом.
      (Аплодирует.) Браво!
      Оба смеются и обнимаются. Он целует ее, и сто двадцать мертвых зрителей целуются тоже, и эхо этих поцелуев звучит громче, чем звук их поцелуя.
      Петкутин (оглядывается по сторонам). С ними шутки плохи. Следят за каждым нашим движением. Я здесь чувствую себя очень одиноким, как будто я трава, или зверь, или просто вода; люди меня пугают. И живые, и мертвые. Только ты, Калина, связываешь меня с человеческим родом. Неужели растения, животные и воды не заслуживают лучшей судьбы на Земле, чем та, которую готовите им вы, люди? Они вас боятся так же, как и я. Как бы мне хотелось посмотреть на этой сцене рождественское представление, помнишь, оно называется "Вертеп". Ты ведь знаешь его, там еще есть ягненок, яблоко и река?
      Калина ставит готовую еду на большой четырехугольный плоский камень в центре сцены, а Петкутин читает вслух имена зрителей, выбитые на каменных сиденьях.
      Caius Veronius Aet... Sextus Clodius Caifilius... Publila...Tribu... Sorto Servilio... Veturio Aeia...
      Калина. Не призывай мертвых! Не призывай их, придут! Их жажде две тысячи лет! Тсс!
      Все мертвые в зрительном зале отзываются эхом: "Тсс!"
      Они жаждут нашей теплой крови. Лучше ты им что-нибудь подари. Подай им денег, чтобы от них откупиться и задобрить их.
      Петкутин высыпает из-за обшлага рукава на каменный стол пять мелких монеток.
      Петкутин (считает монеты). Одна, две, три, четыре, пять!.. Сейчас порежу, и можно приступать к еде.
      Петкутин достает из ножен нож и в тот момент, когда он хочет отрезать кусок, чихает и нечаянно задевает лезвием ножа свой палец. Его кровь попадает в огонь, раздается шипение.
      Калина (вскрикивает). Ты порезался!
      В этот момент сто двадцать мертвых душ с визгом и урчанием обрушиваются на них из зрительного зала. Петкутин хватается за меч, чтобы защитить Калину, но они быстры, как боль, и разрывают Калину прямо у него на глазах, раздирая на куски ее тело до тех пор, пока ее крики не становятся такими же, как крики окружающих их мертвецов, и тогда она сама присоединяется к пожиранию оставшихся кусков собственного тепа. После этого наступает тишина. Петкутин, совершенно растерянный, блуждает по сцене. Проходит довольно много времени, пока кто-то невидимый не поднимает красный плащ Калины с земли и не накидывает его себе на плечи. Пустой плащ подходит к Петкутину и окликает его голосом Калины.
      Тень Калины. Подойди ко мне!
      Петкутин (обрадованный, что узнал ее голос, обнимает ее, но на дне голоса не видит ничего, кроме пурпурной подкладки плаща). Мне кажется, что тысячу лет назад здесь произошло ужасное несчастье. Кого-то здесь разорвали на куски и сожрали, и кровь все еще видна на земле. Я не знаю, правда ли, что это было, а если было, то когда? И кого съели? Меня или тебя?
      Тень Калины (невидимая в красном плаще). Не бойся! С тобой ничего не случилось, растерзали не тебя. И было это совсем недавно, а не тысячу лет назад.
      Петкутин. Но я тебя не вижу, Калина, кто же из нас двоих мертв?
      Тень Калины. Ты не видишь меня, юноша, потому что живые не могут видеть мертвых. Ты можешь лишь слышать мой голос. А я не знаю, кто ты такой, и не могу тебя узнать, пока не попробую каплю твоей крови. Но я тебя вижу, успокойся, я прекрасно тебя вижу. И знаю, что ты жив.
      Петкутин. Калина, это же я, твой муж, твой Петкутин, который тебя любит, неужели ты меня не узнаешь? Совсем недавно, если это действительно было совсем недавно, ты целовала меня.
      Тень Калины. Какая разница, совсем недавно иди тысячу лет назад, теперь, когда все так, как оно сейчас?
      В ответ на эти слова Петкутин вытаскивает нож, подносит палец к тому месту, где, как он думает, находятся невидимые губы его жены, и сильным движением делает на пальце надрез. Кровь бьет струей, но она не успевает пролиться на камень, разогретый солнцем, потому что Калина перехватывает ее губами. Узнав Петкутина, она вскрикивает.
      Это ты, любовь моя, Петкутин! (Разрывает Петкутина на куски, как падаль, жадно слизывая его кровь, а из зрительного зала к ним устремляются тени мертвых.)
      * Десерт *
      ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ
      Действующие лица:
      Продавец
      Мальчик
      Курица
      Петкутин
      Калина
      Действие происходит в начале XX века.
      Идиллическая улица, газовый фонарь, падает снег. Крохотные магазинчики, в которых зажигают свет. В одном из окон вместо занавесок длинные женские кружевные панталоны. В углу сцены видно внутреннее помещение магазина музыкальных инструментов. За столом сидят продавец и мальчик. Мальчик медленно читает вслух Библию, которая лежит на столе перед ним. В углу, на шапке, сидит курица, она готовится снести яйцо. Все выглядит очень слащаво, это почти кич. Появляется Петкутин в костюме начала XX века, но у него два берета, синий на голове, желтый заткнут за пояс.
      Мальчик (читает по Библии). "Двадцать. Еще сказал: чему уподоблю Царствие Божие? Двадцать один. Оно подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все. Двадцать два..."(*)
      ____________________________
      (*) Евангелие от Луки, 13, 20--21.
      Продавец (с венгерским акцентом). Хорошо, хватит. Теперь почитай из псалмов. Помнишь, где ты остановился в прошлый раз?
      Мальчик (перелистывает Библию, находит и читает сороковой псалом). "Твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне и услышал вопль мой. Извлек меня из страшного рва, из тинистого болота; и поставил на камне ноги мои и утвердил стопы мои..."
      При этих словах снаружи слышатся три удара церковного колокола.
      Петкутин (постучав, входит в магазин). С первым ударом я был в Индии, со вторым - в Лейпциге, а с третьим снова вошел в свое тело... (Обращается к продавцу и мальчику.) Добрый вечер!
      Мальчик. Добрый вечер. (Во все глаза смотрит на Петкутина.)
      Продавец. Вы не ошиблись дверью? Вход к меховщику рядом. Все время путают. Сюда уже семь дней никто не заходил, кроме как по ошибке.
      Петкутин. Не найдется ли у вас маленькой виолончели для молоденькой барышни?.. Но только если это не очень дорого.
      Продавец (не обращая внимания на Петкутина, уводит мальчика за перегородку. Курица в этот момент встает в шапке и кудахчет, давая понять, что снесла яйцо. Продавец осторожно берет из шапки яйцо, что-то записывает на нем и прячет его в ящик комода). На что вам виолончель? У вас есть граммофоны и радио. А виолончель, да знаете ли вы, что такое виолончель? Отсюда и до Дуная все вспахать, засеять и сжать, и так каждый год. Вот сколько нужно обрабатывать маленькую виолончель этим орудием. (Показывает ему смычок, засунутый за пояс, как сабля.) Кому это нужно? Купите что-нибудь другое, купите ей велосипед или собаку... Ступайте, сударь, поищите другого счастья для вашей девочки. Это счастье для нее было бы слишком трудным. Да и запоздалым... Сколько ей лет? (Исчезает за занавеской, чтобы переодеться для выхода из дома.)
      Петкутин (смущенно). Пятнадцать.
      Продавец (вздрагивает, услышав эту цифру. Выходит и выбирает одну виолончель). Возьмите эту. Дерево старее нас с вами, вместе взятых. И лак хороший... Впрочем, послушайте! (Проводит пальцем по струнам.) Слышите? В каждой струне звук всех остальных. Но для того, чтобы это услышать, нужно одновременно слушать четыре разные вещи, а мы для этого слишком ленивы... Слышите? Или не слышите?.. Четыреста пятьдесят тысяч...
      Петкутин (радостно). Беру!
      Продавец. Как это - берете? Э-э, сударь, разве так покупают музыкальный инструмент? Неужели вы не испробуете?
      Петкутин ищет взглядом что-нибудь, кроме шапки, на что можно сесть.
      Не знаете, как без стула? Утка на воде сидит, а вы и на суше не найдете, куда присесть? Не знаете? (Выдвигает один из ящиков и садится на его угол.) Вот так! (Встает и протягивает Петкутину инструмент.)
      Петкутин берет его, садится на угол ящика и прекрасно исполняет отрывок из де Фальи.
      Завернуть?
      Петкутин. Да. (Берется за бумажник.)
      Продавец. Прошу, пятьсот тысяч.
      Петкутин (остолбенев). Вы же сказали четыреста пятьдесят?
      Продавец. Я именно так и сказал. Но это за виолончель. Остальное - за смычок. Или вы смычок не берете? Смычок вам не нужен? А я думал, музыки без смычка не бывает... (Вытаскивает смычок из свертка с инструментом и возвращает его в витрину.)
      Петкутин (как бы очнувшись от сна). Я просто забыл о смычке. И у меня нет денег на смычок. А виолончель без смычка... Сами понимаете...
      Продавец (надевая сюртук). Сударь, у меня нет времени ждать, пока вы заработаете на смычок. Тем более что вам это не удалось до сих пор. Лучше подождите вы, а не я. (Открывает входную дверь, останавливается.) Но мы можем договориться. Возьмете смычок в рассрочку?
      Петкутин. Вышутите? (Хочет выйти из магазина.)
      Продавец. Нет, не шучу. Я вам предлагаю серьезную сделку. Можете не соглашаться, но сначала выслушайте!
      Петкутин. Послушаем.
      Продавец. Вместе со смычком вы покупаете у меня яйцо...
      Петкутин. Яйцо?
      Продавец. Да, вы только что видели яйцо, которое снесла моя курица. О нем я и говорю. (Достает из ящика яйцо.) Вы даете мне за него столько же, сколько и за смычок, срок выплаты два года.
      Петкутин. Как вы сказали? Может быть, ваша курица несет золотые яйца?
      Продавец. Моя курица не несет золотых яиц, но она несет кое-что такое, что ни вы, сударь мой, ни я снести не можем. Каждое утро она сносит то пятницу, то вторник. Вот это, сегодняшнее яйцо содержит в себе вместо желтка четверг. В завтрашнем будет заключена среда. Из него вместо цыпленка вылупится один день жизни его хозяина.
      Петкутин. Какая жизнь!
      Продавец. Так что яйца содержат в себе не золото, а время. И я совсем недорого прошу. В этом яйце, сударь, содержится один день вашей жизни. Он заключен там, как цыпленок, и только от вас зависит, вылупится он или нет.
      Петкутин. Даже если бы я и поверил вашему рассказу, к чему мне покупать день, который и без того принадлежит мне?
      Продавец. Неужели, сударь, вы не умеете думать? Я вижу, вы не умеете думать! Вы что, ушами думаете? Да ведь все наши проблемы на этом свете происходят оттого, что мы не можем перескочить через самые плохие дни. В этом все дело! Имея в кармане мое яйцо, вы застрахованы от любой неприятности. Когда вы почувствуете, что наступает черный день, вы просто-напросто разобьете яйцо и избежите всех бед. Правда, под конец у вас останется меньше одним днем жизни, но зато вы сможете сделать из плохого дня отличную яичницу.
      Петкутин. Но если ваше яйцо действительно обладает такой ценностью, почему вы не оставите его себе?
      Продавец. Вы шутите? Как вы думаете, сколько у меня уже набралось яиц от этой курицы? Как вы думаете, сколько дней своей жизни может разбить человек, чтобы быть счастливым? Тысячу? Две тысячи? Пять тысяч? У меня сколько угодно яиц, но не дней. Кроме того, как и у любых других яиц, у этих тоже есть срок годности. Через некоторое время они станут тухлыми и ни на что не годными. Поэтому, сударь мой, я и стараюсь продать их, пока не кончился срок. А вам-то что думать? Пишите расписку, и дело в шляпе! (Карябает что-то на клочке бумаги.)
      Петкутин. Знаете что, лично мне ваше яйцо не нужно. Но скажите, оно может избавить целый народ от самого черного дня?
      Продавец. Разумеется, может, просто нужно разбить яйцо с тупого конца. Но в таком случае вы теряете возможность сами воспользоваться им. (Протягивает Петкутину записку, тот подписывает на колене. Продавец упаковывает виолончель вместе со смычком, заворачивает яйцо, и оба выходят на заснеженную улицу. Выходя, продавец еще раз задерживает Петкутина, попросив его придержать дверь, пока он ее закрывает на замок. Потом, не говоря ни слова, направляется в свою сторону и только на углу оборачивается и добавляет.) Имейте в виду, дата, написанная карандашом на яйце, - срок годности!
      Петкутин. Это совсем не важно. День, который я хочу изъять, вообще не из будущего. Он в прошлом. Причем очень давнем. Надеюсь, ваше яйцо, которое я купил в рассрочку, действует и назад, в прошлое?
      Продавец (заинтересованный, возвращается). Об этом меня не спрашивал еще ни один покупатель. Вы что, хотите стереть и изъять тем самым из времени какой-то плохой день своего прошлого?
      Петкутин. Да, я имел в виду именно это. Был у меня один такой день, от которого я хотел бы избавиться.
      Продавец. Интересно... Конечно, с помощью яйца можно и это сделать, но люди обычно больше боятся будущего, чем прошлого.
      Петкутин. Вот видите, а я наоборот. Если бы можно было убрать из прошлого тот день, то одна особа, которую я очень любил и люблю до сих пор, осталась бы жива. Та самая, для которой я купил виолончель.
      Продавец. Нам, кажется, по пути. (Делает несколько шагов вместе с Петкутином.) Может быть, вы расскажете мне об этих занимательных событиях, которые вам так хочется вычеркнуть из своей биографии? Вы говорите, это было очень давно?
      Петкутин. Да. Если хотите точно. то 17 апреля 1688 года, посреди развалин античного театра, недалеко от Дуная... (Продавец в страхе убегает. Петкутин остается один на заснеженной у лице, под фонарем, о который он разбивает яйцо.) Ах, Боже мой, голова! Моя голова! Как болит! Просто раскалывается! (Падает в снег. В тот же момент из тьмы появляется красный плащ Калины, тот самый, который был на ней в XVII веке в античном театре. Плащ нерешительно стоит в темноте перед Петкутином. Петкутин медленно поднимает голову и узнает Калину.) Калина, это я, твой муж, Петкутин! Неужели ты меня не узнаешь? (Протягивает ей упакованный в бумагу инструмент.)
      Калина. Это ты, любовь моя! Петкутин!
      Бросаются друг другу в объятия.
      Петкутин. Душа моя, душа моя! Наконец-то я тебя нашел. Останемся вместе вечность и еще один день.
      Калина. Как, накануне Страстной Пятницы?
      Оба заливаются смехом. Калина вскакивает на Петкутина, лицом к его лицу, по обе стороны его фигуры видны ее ноги, в любовной игре он носит ее по сцене.
      ПЕЧАЛЬНЫЙ КОНЕЦ ТОЖЕ ДЕЛУ ВЕНЕЦ
      Действующие лица:
      Калина (сначала как тень, а потом ожившая)
      Кир Аврам Бранкович
      1-й каменотес
      2-й каменотес
      Паша Масуди Коэн (спит в шатре)
      Действие происходит в развалинах античного театра недалеко от Дуная.
      На первом плане два надгробия - Калины и Петкутина. Два каменотеса при свете фонаря выбивают на надгробьях имена.
      1-й каменотес. Ты остался мне должен одну букву. Причем женскую! Сейчас мог бы подсобить мне и вернуть долг.
      2-й каменотес. Идет. Женские буквы я люблю больше, чем мужские. Да я, брат, и вообще женщин люблю. Умирать буду, и то болыпе всего мне жаль будет, что не каждый день бабу тискал. (Подходит к надгробью Калины.) Что за буква, давай, пора и кончать.
      1-й каменотес. Буква "А" в конце имени Калина.
      Работают. Появляется тень Калины в красном плаще.
      Калина.
      Настало после смерти пробужденье,
      Мы сбросили движенья, как одежды.
      Из жизни выйдя, как из чащи, с удивленьем
      Увидели места, знакомые нам прежде.
      Мы мясом молодым их время угощали,
      Нас после пиршества в темницу посадили,
      Собакам будущего кости завещали
      И новый ход часов себе открыли.
      Не слышим мы теперь ни шорохи, ни толки,
      Хотя растут, качаясь, из травы
      Наших ушей зеленые метелки.
      1-й каменотес. Вон какая-то женщина. Что-то бормочет. В такое-то время, видно тут дело нечисто. Что ей делать одной среди могил?
      2-й каменотес. Я женской породы не боюсь. Эта-то, одно место открыла, другое не прикрыла.
      Калина (в стиле XX века). Привет, ребята!
      1-й каменотес. Доброго здоровья, госпожа.
      Калина. Кто это тут лежит?
      1-й каменотес. Госпожа Калина. А лежит она или стоит, это вам, госпожа, виднее, чем нам, убогим.
      2-й каменотес. Говорят, она была молодой и красивой. Как зеленый луг. Такая, что если бы даже под бабу попала, и то бы понесла, а про нашего брата я и не говорю, у нас с этим делом быстро.
      Калина. А что ж она померла, такая молодая да красивая?
      2-й каменотес. Ее на глазах жениха разорвали на куски мертвецы. Только так ей и надо, нечего ночью по театрам таскаться. И ты такая. Если мужика ищешь, считай, что нашла! (Подходит к Калине.)
      Калина вдруг начинает петь "Yesterday" Beatles. Каменотесы убегают со всех ног. Из темноты появляется кир Аврам Бранкович.
      Аврам. Ты звала меня?
      Калина. Конечно. Я самая большая ошибка твоей жизни.
      Аврам. Хочешь мне отомстить? (Заметно, что он напуган.)
      Калина. Нет, хочу предложить тебе небольшую торговую сделку. Хочу продать тебе свою смерть.
      Аврам (переборов страх.) Зачем мне это нужно?
      Калина. Мою смерть ты знаешь, а свою - нет. Давай поменяемся? Твоя может оказаться хуже моей.
      Аврам. А может и лучше.
      Калина. Лучше не может. Я уже знаю, как ты умрешь, и ты хорошо знаешь, что я это знаю. Так что, согласен или нет?
      Аврам. Я хочу знать, как я умру и когда, но не хочу покупать твою смерть. Мне и моя хороша. Какая будет, такая и будет, другой не надо.
      Калина. Хорошо. Иди за мной.
      Подходят к шатру, который стоит в темноте перед театром.
      Сейчас услышишь, как ты умрешь. Это будет в 1689 году, во время битвы при Кладове, где австрийцы и сербы сражаются против турок.
      Калина откидывает завесу на входе в шатер, видна его внутренняя часть, просторная, застеленная толстыми коврами. На ковре спит Коэн. Масуди и паша разговаривают, сидя на подушках.
      Тебе знаком кто-нибудь из них?
      Аврам. Я знаю младшего. Это мой слуга, Масуди.
      Калина делает знак Бранковичу, чтобы он молчал. Те, что в шатре, начинают разговор.
      Паша. Говорят, ты читаешь сны?
      Масуди. Да. Я могу охотиться на чужие сны, как ты на зайцев.
      Паша. Видишь того, кто спит здесь? Это мой конюх, он болен сонной болезнью и уже никогда не проснется. Можешь ли ты прочитать, что он видит во сне?
      Масуди. Разумеется, могу. Меня уже убивали в чужих снах. Он видит во сне человека по имени Аврам Бранкович. А так как в настоящий момент этот Бранкович умирает, человек, лежащий здесь, видит во сне его смерть.
      Паша. Значит, он может, видя во сне умирающего Бранковича, пережить смерть и остаться живым?
      Масуди. Да, но не может проснуться и рассказать нам об этом.
      Паша. Но зато ты, наверное, можешь видеть, как он видит во сне смерть Бранковича?
      Масуди. Могу, и я немедленно отчитаюсь перед тобой в том, как умирает человек и что он при этом чувствует. (Подходит к спящему Коэну и пристально смотрит на него.) Странно. Очень странно. Бранкович стоит не на земле.