После осмотра места преступления я вернулся домой только в начале четвертого утра. Устраиваясь спать, я все же поставил будильник на половину седьмого и поднялся раньше, чем дети успели уйти в школу.
      – А кое-кто вчера пришел домой очень-очень-очень поздно, – начала поддразнивать меня Дженни, когда я спускался вниз на кухню. Я сделал вид, что не обратил внимания, а На-на и дети уже устроились за столом и завтракали.
      – Кое-кто выглядит так, будто действительно ночь выдалась бурной, – как бы между прочим заявила Бабуля со своего места.
      – А кое-кто у меня напрашивается на хороший подзатыльник! – успокоил я всех троих сразу. – Ну, вот что. Перед тем, как вы отправитесь в школу, я должен сообщить вам кое-то очень важное.
      – Я знаю, что, – начала Джанель и подмигнула. – Ведите себя в классе хорошо, слушайте учителя, даже если вам не очень интересно. А если на школьном дворе начнется драка, рабочей рукой должна становиться левая.
      Я закатил глаза вверх:
      – Я хотел сказать совсем другое. Сегодня вы должны быть особенно вежливы с миссис Джонсон. Видите ли, вчера вечером Кристина согласилась стать моей женой. Отсюда следует вывод, что она становится членом нашей семьи.
      И тут все повскакивали со своих мест, мы начали прыгать и обниматься, празднуя это счастливое событие. Дети сразу же перепачкали меня шоколадным молоком и руками, жирными от бекона. Я давно не видел Нану такой счастливой. И мне самому снова стало очень легко и хорошо. Наверное, сейчас я чувствовал себя лучше всех остальных.
      Но утром я снова взялся за работу. Во вторник я сумел немного продвинуться в расследовании дела «Джона Доу». Мне удалось выяснить, что убитым и найденным на Алабама-авеню оказался тридцатичетырехлетний исследователь-аналитик по имени Франклин Оденкирк. Он работал в исследовательском центре библиотеки Конгресса.
      Мы не стали ставить в известность прессу, но я сразу же сообщил об этом шефу Питтману. Впрочем, он узнал бы все и без меня.
      Как только имя жертвы стало известно, информация о ней сама полилась рекой и, как это обычно бывает, оказалась достаточно грустной. Франклин Оденкирк был женат и имел троих маленьких ребятишек. В тот вечер он прилетел из Нью-Йорка, где находился на переговорах в Институте Рокфеллера. Самолет приземлился точно по расписанию, ровно в десять часов. Что случилось после этого, пока что оставалось тайной.
      Весь четверг и всю пятницу я упорно трудился над расследованием этого убийства. Я ездил в библиотеку Конгресса, затем посетил ее новый филиал на Индепенденс-авеню. Мне пришлось переговорить с дюжиной коллег Франклина.
      Все они оказались довольно вежливыми людьми, охотно идущими на сотрудничество, и каждый искренне хотел мне чем-нибудь помочь. Они повторяли, в принципе, одно и то же. Хотя Оденкирк иногда казался надменным, в общем на работе его любили и уважали. Он никогда не употреблял наркотики, пил мало, азартными играми не увлекался. Всегда оставался верным своей супруге. На работе не ввязывался ни в какие скандалы и ссоры.
      В последнее время он занимался проблемой государственных пособий и много времени проводил в читальных залах. Никакого явного повода для убийства этого человека я найти не мог, чего больше всего и боялся. Это убийство как две капли воды походило на все остальные, названные «Джейн Доу». Оставалось признать только то, что в районе действовал серийный убийца. Но Питтман, разумеется, об этом и слышать не хотел. Для него не существовало никакого убийцы безымянных женщин. Почему? Да все просто. Ему очень не хотелось перебрасывать несколько десятков детективов в юго-восточный район и начинать обширное расследование, взяв за основу только мои инстинкты и интуицию. Я сам слышал, как Питтман сказал шутки ради, что юго-восток вообще не относится к егогороду.
      Прежде чем уйти из библиотеки, я еще раз осмотрел читальный зал, где трудился Оденкирк.
      Присев за один из свободных столов, я сложил ладони «домиком» над головой. По периметру зала светились красочные витражи, изображавшие печати сорока восьми штатов. В атмосферу читального зала гармонично вписывались бронзовые статуи Микеланджело, Платона, Шекспира, Гомера и других гениев. Я почти видел, как за соседним столом сидит Оденкирк и над чем-то трудится. И от этого мне даже стало нехорошо. Зачем кому-то понадобилось убивать его? Неужели снова Ласка?
      Смерть Франклина стала настоящим потрясением для всех, кто работал с ним рука об руку, а две сотрудницы даже упали в обморок, когда разговаривали со мной об убийстве.
      Мне не слишком хотелось видеться с миссис Оденкирк и задавать ей вопросы, но все же ближе к вечеру пятницы пришлось съездить в дом, где раньше жил Франклин. В квартире, кроме Крис Оденкирк, оказались ее мать и родители жертвы, которые срочно прилетели в Вашингтон из округа Вестчестер в штате Нью-Йорк. Ничего нового они добавить не сумели. Никто из них не мог припомнить человека, который бы желал Франклину зла. Тот был любящим отцом, заботливым мужем, внимательным сыном и зятем.
      В доме убитого я уточнил, что когда Франклин уходил из дома, на нем был зеленый в полоску льняной костюм. Деловая встреча в Нью-Йорке прошла благополучно, хотя и продлилась дольше запланированного времени, поэтому он чуть не опоздал на самолет. Из аэропорта в Вашингтоне он, как правило, всегда добирался домой на такси. Скорее всего, он поступил так и на этот раз, тем более, что в тот день многие рейсы прибывали с опозданием.
      Еще до того, как отправиться в дом Оденкирка, я велел двум детективам заняться аэропортом. Они беседовали с персоналом, показывали фотографии убитого, говорили с продавцами местных магазинов, носильщиками, диспетчерами такси и некоторыми водителями.
      Около шести вечера я отправился в лабораторию, чтобы узнать результаты вскрытия. Оно заняло более двух с половиной часов. Все внутренности Фрэнка Оденкирка были тщательным образом изучены, и даже был выскоблен мозг из черепа.
      В половине седьмого медэксперт закончила свою работу и была готова принять меня. Ее звали Анджелина Торрес, и мы были знакомы вот уже много лет, так как начали работать в полиции в одно время. Это хрупкое создание казалось крошечным и, наверное, почти вообще ничего не весило.
      – У тебя, наверное, был трудный день? – обеспокоенно спросила она. – Ты выглядишь, как выжатый лимон.
      – Ну, про тебя, по-моему, можно сказать то же самое. Хотя ты держишься молодцом. Маленькая, да удаленькая.
      Она кивнула, улыбнулась и вытянула руки над головой. При этом Анджелина позволила себе тихо застонать, что в точности передавало и мое настроение.
      – Ну, есть что-нибудь интересное для меня? – наконец, задал я свой вопрос после того, как она всласть постонала и размяла затекшие мышцы спины.
      И хотя я, в общем, не ожидал никаких сюрпризов, она смогла удивить меня:
      – Кое-что имеется, – сообщила мне Анджелина. – Он был изнасилован после смерти. Кто-то занимался с ним сексом, Алекс. Похоже, наш убийца не брезгует ни женщинами, ни мужчинами.

      По дороге домой в тот вечер я очень остро осознал, что мне определенно требуется отдохнуть от расследования убийств. Я стал думать о Кристине, и мне полегчало: головная боль понемногу стихла. Я даже выключил свой бипер, решив хотя бы на десять или пятнадцать минут остаться наедине с собой.
      Хотя мы давно не разговаривали о моей работе, Кристина по-прежнему считала ее очень опасной. Вся беда заключалась в том, что моя любимая была абсолютно права. Мне иногда становилось страшно, что Дэмон и Дженни могут остаться в этом мире одни. А теперь к ним добавилась еще и Кристина. Подъезжая к дому, я размышлял над тем, смогу ли я действительно уйти из полиции. Да, я уже задумывался над тем, не стоит ли мне снова стать настоящим психиатром и открыть частную практику. Но ведь я ничего не предпринял для этого, даже пальцем не пошевелил. Не означало ли мое бездействие, что мне вовсе не хотелось уходить со своей службы?
      Я подъехал к подъезду в половине восьмого. Нана сидела на веранде и выглядела раздраженной. Это выражение ее лица мне хорошо известно. Бабуля имеет уникальную способность снова заставить меня почувствовать себя девятилетним мальчишкой. И тогда я начинаю смотреть на нее так, будто она и в самом деле – единственный в мире человек, который знает ответы на все вопросы.
      – А где дети? – выкрикнул я, открывая дверцу и выбираясь из машины. В ветвях дерева до сих пор торчал поломанный воздушный змей с изображением Робина и Бэтмена, и я в который раз мысленно отругал себя за то, что до сих пор не удосужился убрать это безобразие.
      – Я закабалила их, – строго заявила Нана. – Они моют посуду.
      – Извини, что не успел к ужину.
      – Это ты можешь сказать своим детям, – нахмурилась Нана, и я испугался, уж не разразится ли сейчас буря с грозой. Моя Бабуля капризная, как самый настоящий ураган. – И сделай это прямо сейчас. Кстати, недавно звонил твой приятель Сэмпсон. И еще твой верный друг Джером Терман. Алекс, произошли новые убийства. Если ты не обратил внимания, я использовала это существительное во множественном числе. У-бий-ства. Сэмпсон ждет тебя на так называемом месте преступления. Два тела были найдены в районе Шоу рядом с Университетом Говарда. Кто бы мог подумать! Убиты две молоденькие чернокожие девочки. Прекратится это когда-нибудь или нет? Наверное, нет. Во всяком случае, не на юго-востоке.
      И в этом она была, пожалуй, права.

      Местом преступления оказалась квартира в старом полуразрушенном каменном доме в районе Шоу. В основном тут обитает средний класс, но много и проституток, и студентов. А в последнее время жрицы любви стали большой проблемой в Шоу. Сэмпсону удалось выяснить, что эти девушки как раз принадлежали к разряду уличных, работавших как в своем районе, так и в Петуорте.
      У дома стояли полицейская машина и карета скорой помощи. Перед подъездом дежурил патрульный, занимавшийся только тем, что никого не пускал в дом. Он был совсем молодым, с нежной кожей лица. Я не помнил его и поэтому сразу предъявил свой значок.
      – Детектив Кросс, – кивнул юноша, и я сразу догадался, что он уже слышал обо мне.
      – Что мы имеем на данный момент? – поинтересовался я, заходя в подъезд и медленно поднимаясь по лестнице. – Что слышали лично вы, офицер?
      – Там, наверху, убиты две девушки. Одна из них здесь жила. Об убийствах сообщил по телефону неизвестный. Может быть, их сосед, а может, и сутенер. Им обеим по шестнадцать лет, самое большее по семнадцать. Неприятное дело. Никто не заслуживает такой смерти.
      Я понимающе кивнул, набрал в легкие побольше воздуха и быстро зашагал наверх, на четвертый этаж, по старым скрипучим ступеням. Убийства проституток, как правило, очень трудно расследовать. Сейчас я думал о том, не было ли это известно самому Ласке.
      В среднем опытная проститутка, промышляющая в Петуорте, может обслужить до дюжины клиентов за ночь, а это значит, что приходится иметь дело с массой вещественных доказательств, даже тех, которые связаны только с ее телом. Дверь в квартиру 4-А оказалась открытой, и я заглянул внутрь. Это было самое обыкновенное жилище для молодежи: одна небольшая комната, крохотная кухонька и ванная. Между двумя кроватями на полу лежал белый пушистый ковер. На столике рядом с коллекцией искусственных пенисов стоял красивый стеклянный ночник в виде цилиндра, внутри которого формировались и таяли невероятные гигантские капли зеленого цвета.
      Сэмпсон присел на корточки возле одной из кроватей. Со стороны он сейчас напоминал нападающего из Национальной Баскетбольной Ассоциации, который упорно пытался отыскать на полу потерянную контактную линзу.
      Я вошел в комнату, пропахшую благовониями, персиковым дезодорантом и подгорелым жиром. На одной кушетке лежал раскрытый пакет с жареным картофелем, на котором была изображена красно-оранжевая символика ресторана «Макдональдс».
      На спинках стульев висело грязное белье, на полу валялись пузырьки с лаком для ногтей, ацетоном и ватные шарики для снятия макияжа. Воздух был пропитан приторным ароматом цветочных духов.
      Затем я обошел кровать, чтобы взглянуть на убитых. Ими оказались две молодые женщины, раздетые от пояса и ниже. Здесь успел побывать Ласка: теперь я был в этом уверен.
      Девушки лежали одна на другой, словно любовники. Со стороны с первого взгляда могло показаться, будто они решили заняться сексом прямо на полу.
      На одной девушке оставался голубой топик, на другой – только черная коротенькая комбинация. Обе они были обуты в банные сандалии, которые стали так популярны в последнее время. Многие из «Джейн Доу» также были раздеты, но, что касается этих двух, здесь мы, по крайней мере, смогли сразу выяснить, кто они такие.
      – Настоящих документов при них, правда, не нашлось, – подчеркнул Сэмпсон, продолжая исследовать пол.
      – Но одна из них снимала здесь комнату, – напомнил я.
      Он согласно кивнул:
      – Да, только без договора. Она платила наличными. Ты же знаешь таких девочек: все за наличные.
      Сэмпсон надел резиновые перчатки и подошел к убитым.
      – Убийца тоже пользовался перчатками, – пояснил он, все еще не глядя мне в глаза. – Похоже, тут нет никаких посторонних отпечатков пальцев. Так утверждает наш эксперт. Они обе были застрелены, Алекс. По одной пуле в лоб каждой.
      Я все еще оглядывал комнату, собирая информацию. Все мелочи, все подробности теперь словно обтекали мое тело, проникая внутрь мозга. Я обратил внимание на целую выставку шампуней, гелей для волос и других средств для ухода за внешностью, включая даже парики. На одном из них кокетливо пристроилась военная фуражка, которая в некоторых кругах называется «для снятия телок», поскольку мужчина в таком головном уборе неизменно привлекает к себе внимание представительниц противоположного пола. Тут же лежал пейджер.
      Обе девушки были молоды и симпатичны. Они отличались длинными ногами, одинаково стройными фигурами, а на пальце ноги у каждой было надето по маленькому серебряному колечку. Создавалось впечатление, что они покупали себе и вещи, и украшения в одном и том же магазине. Теперь их одежда валялась на окровавленном полу.
      В одном углу комнаты лежали милые детскому сердцу предметы, свидетельствовавшие о том, что девушки совсем недавно были детьми: настольное лото, старый плюшевый медведь, облысевший в некоторых местах до основы, кукла Барби и доска для гадания.
      – Посмотри-ка вот сюда, Алекс. По-моему, наш Ласка ведет себя крайне странно.
      Я вздохнул и подошел к убитым, чтобы разглядеть то, что удалось обнаружить Сэмпсону. Та девушка, что была поменьше ростом и, наверное, чуть помоложе, лежала сверху. Вторая покоилась на спине. Ее застывшие карие глаза смотрели на поломанную люстру. В них отражался такой страх, будто она увидела там нечто ужасное.
      Девушка сверху была повернута так, что ее рот был направлен в промежность подруги.
      – Убийца успел наиграться с ними уже после того, как обе девушки были мертвы, – сообщил мне Сэмпсон. – Передвинь немного ту, что сверху, Алекс. Видишь?
      И я обратил внимание на нечто совсем новое. Раньше ничего подобного со своими жертвами преступник не проделывал. По крайней мере с теми, которых осматривал я сам. Мне в голову сразу пришла фраза «слиться навечно». Может быть, именно это и хотел передать нам убийца? Он в буквальном смысле присоединил верхнюю девушку к нижней за язык.
      Сэмпсон вздохнул:
      – По-моему, он воспользовался специальным пистолетом со скобками и закрепил ее язык внутри второй девицы. Я почти уверен в этом, Алекс. Он соединил их, как степлером.
      Я еще раз взглянул на убитых и отрицательно покачал головой:
      – Нет, я сомневаюсь в этом. Любая скобка, даже хирургическая, не стала бы держаться в языке… Здесь использован какой-то сверхсильный и быстросхватывающийся клей.

      Убийца действовал очень быстро, и мы должны были тоже работать в ускоренном темпе. Мертвые девушки недолго оставались безымянными жертвами. На следующий день мне удалось выяснить их имена. Между тем я продолжал открыто игнорировать строгие предписания шефа и занимался тем, что считал необходимым и первостепенным в расследовании убийств.
      Рано утром через день мы встретились с Сэмпсоном в Стэмфорде, школе, которую посещали убитые Тори Гловер и Марион Кардинал. Им было семнадцать и четырнадцать лет соответственно.
      Воспоминания о месте преступления до сих пор оставляли у меня неприятное ощущение тошноты и легкого головокружения, от которого я никак пока что не мог избавиться. «А ведь Кристина права, – упрямо повторял я себе. – Уходи-ка ты с этой работы, займись чем-нибудь более приятным. Пора бы!»
      Директором школы в Стэмфорде оказалась хрупкая невысокая рыжеволосая женщина по имени Робин Шварц. Ее помощник Натан Кемп собрал учениц, которые были знакомы с убитыми. Он выделил Сэмпсону, мне и Джерому Терману две аудитории для беседы с девушками. Джером занял одну комнату, а мы с Джоном – другую.
      В летней школе Стэмфорда еще продолжались занятия, поэтому в здании было шумно, как на ярмарке в воскресный день. Мы миновали кафетерий, который уже в половине одиннадцатого кишел посетителями. Здесь пахло жареным картофелем: тот же аромат, что присутствовал в квартире убитых.
      Несколько детей производили ужасный шум, но в общем, обстановка была спокойная. Откуда-то лилась негромкая музыка. В школе чувствовались порядок и хорошая дисциплина. В коридоре несколько молодых пар сдержанно обнимались, иногда касаясь друг друга кончиками мизинцев и краснея.
      – Неплохие были девчонки, – напутствовал нас Натан Кемп, когда мы отправлялись в отведенные нам классы. – Я думаю, ученики скажут вам то же самое. Правда, Тори в прошлом семестре пропускала занятия, но это было вызвано домашними заботами. А Марион считалась примерной ученицей. Говорю вам, ребята, они были неплохими девчонками.
      Остаток дня я, Сэмпсон и Терман провели с детьми. Мы выяснили, что Тори и Марион считались в школе особенно популярными. Они были веселы, верны в дружбе, любили повеселиться. Марион характеризовали как «запредельную», то есть, поднявшуюся на недосягаемую высоту. Тори же считалась, по местному выражению, «с прибабахом», что должно было означать высшую степень чудаковатости. Практически никто из учеников не знал, что они проводили время в Петуорте, но многие подчеркивали, что у Тори всегда водились деньги.
      Один разговор особенно врезался мне в память. Там же в Стэмфорде училась в старших классах Эвита Кардинал, двоюродная сестра Марион. В тот день на ней были белые спортивные брюки и пурпурный топик-стретч. Желтые солнцезащитные очки в черной оправе красовались у нее на макушке. Как только она села за парту передо мной, то сразу же расплакалась.
      – Мне действительно жаль Марион, – не кривя душой, сказал я. – Мы очень хотим поймать это чудовище, кем бы оно ни оказалось. Я и детектив Сэмпсон сами живем на юго-востоке неподалеку отсюда. Мои дети ходят в школу Соджорнер Трут.
      Девушка посмотрела на меня заплаканными красными глазами.
      – Да никого вы не поймаете, – с горечью произнесла она, выражая преобладающее отношение к случившемуся во всем районе. К сожалению, она была недалека от правды. Мы с Сэмпсоном вообще не должны были здесь оказаться: я предупредил секретаршу, что занимаюсь делом Фрэнка Оденкирка. Другие детективы прикрывали нас.
      – Давно ли Марион и Тори подвизались в Петуорте? Не знаешь ли ты кого-нибудь из школьниц, тоже подрабатывающих там?
      Эвита отрицательно помотала головой:
      – В Петуорте работала только Тори, а Марион – никогда. Моя сестра была отличным человеком. Да они обе были хорошие, а Марион любила меня, как собачонка.
      – Но Марион в ту ночь оказалась вместе с Тори, – напомнил я ей обстоятельства происшедшего. – И мы беседовали с людьми, видевшими их обеих на Принстон-Плейс.
      Эвита бросила на меня негодующий взгляд:
      – Вы не знаете, о чем говорите, мистер детектив. Вы ничего не поняли.
      – В таком случае, я готов тебя выслушать, Эвита. За этим мы сюда и явились.
      – Марион вовсе не торговала собой, а только сопровождала Тори, чтобы с той ничего не случилось. Моя сестра ничего предосудительного за деньги не совершала. Это я знаю точно.
      Девушка снова начала всхлипывать:
      – Моя сестра была хорошим человеком и отличной подругой. Она просто охраняла Тори, а ее за это убили. Полиция все равно ничего не сделает, и вы сюда больше не вернетесь. Никому до нас нет дела, – закончила она, и в этой фразе прозвучала абсолютная безнадежность.

       Никому до нас нет дела.Это было страшное, но абсолютно точное утверждение, которое своими корнями уходило в расследование убийств «Джейн Доу» и поиски Ласки. Оно прекрасно характеризовало циничную философию Джорджа Питтмана насчет юго-востока Вашингтона, этого «города внутри города». И по этой же причине уже в половине седьмого вечера я чувствовал себя изможденным и вымотанным до предела. Теперь я твердо был уверен в том, что убийства безымянных женщин в ближайшем будущем станут еще невообразимее, поскольку преступник совсем потерял страх.
      Но, с другой стороны, я вспомнил, что уже давно не общался со своими собственными детьми, поэтому решил немедленно отправиться домой. По пути я думал о Кристине, и эти приятные мысли немного успокоили меня и приподняли настроение. Еще с детства мне часто снился один и тот же сон. Мне виделось, будто я стою один-одинешенек на какой-то ледяной и пустынной планете. Мне страшно, тоскливо и неуютно. И вдруг ко мне подходит незнакомая женщина. Мы беремся за руки, а потом начинаем обниматься, и страх мгновенно проходит. Все вокруг становится родным и приветливым. Эта женщина оказалась Кристиной, только мне до сих пор никак не понять, как она смогла выпрыгнуть из моего сна в реальность.
      Когда я подъезжал к дому, то увидел, как Нана и дети выходили из двери и с самым серьезным видом куда-то направлялись. «Что тут происходит? В чем дело?» – удивился я.
      Но куда бы они ни торопились, при этом они успели приодеться и выглядели чудесно. Нана и Дженни выбрали свои самые лучшие платья, а на Дэмоне были строгий синий костюм, белая рубашка и праздничный галстук. Как ни странно, но Дэмона, как правило, очень трудно заставить нарядиться в костюм, потому что он называет его «одеждой для похорон».
      – Куда это вы собрались? – поинтересовался я, выбираясь из своего старенького «порше». – Что тут происходит? Неужели вы все сразу решили съехать с квартиры и оставить меня одного?
      – Ничего особенно не случилось, – как-то уж слишком уклончиво сообщил мне Дэмон, стараясь не смотреть в глаза.
      – Дэмон поступил в школьную секцию Вашингтонского хора мальчиков! – гордо выпалила Джанель. – Но он не хотел тебе ничего говорить, пока все это было еще не точно. Поначалу нам надо было убедиться самим. Ну, в общем, он принят. И теперь Дэмон у нас – настоящий хорист.
      Брат тут же извернулся и ухитрился шлепнуть сестру по руке. Не сильно, но достаточно для того, чтобы показать свое неудовольствие по поводу разглашения его тайны.
      – Эй, ты, осторожней! – выкрикнула дочурка и тут же приняла оборонительную стойку, почти как профессиональный боксер, которым она вот-вот станет под моим чутким наблюдением.
      – Что вы! – всполошился я и тут же встал между ними, как рефери во время серьезного матча, напоминая самому себе Миллза Лэйна, который всегда судит ответственные поединки. – Вне ринга бои не ведутся и не судятся. Неужели вы успели позабыть все правила? Так что там насчет хора, я что-то недопонял…
      – Дэмон ходил на прослушивания, для того чтобы попасть в Хор мальчиков, и его выбрали! – торжественно объявила Нана, и глаза ее победно засияли. – Он все сделал самостоятельно, без чьей-либо помощи.
      – Теперь ты тоже будешь петь? – восхитился я и тоже просиял. – Вот это да!
      – А потом он, наверное, перейдет в юношеский хор, папочка. Говорят, у него замечательный чистый голос!
      – Неужели это правда?!
      – Именно, – подтвердила Дженни и тут же начала рассказывать мне обо всех подробностях зачисления Дэмона в хор. Я почувствовал, что она искренне гордится победой своего брата. Она сразу же стала его величайшей поклонницей, хотя сам Дэмон, может быть, еще и не осознал этого. Ну, ничего, у него еще все впереди.
      Наконец, сынишка не выдержал, и лицо его озарила широкая улыбка, которую он, правда, тут же попытался спрятать:
      – Ничего особенного тут нет. Я нормально пою.
      – Тысячи мальчиков записались на прослушивание, – неустанно щебетала Дженни. – Как это «ничего особенного»? Да это самое значительное, самое лучшее событие в твоей маленькой биографии, братец.
      – Не тысячи, а сотни, – поправил ее Дэмон. – Только сотни мальчиков. А мне, наверное, просто повезло.
      – Сотни тысяч! – выдохнула Джанель и поспешила удрать подальше, прежде чем Дэмон шлепнет ее еще раз, как обычно поступают с надоедливой мухой. – А ты уже родился счастливчиком! Тебе всегда будет везти! – крикнула она уже издали.
      – А можно мне как-нибудь прийти на репетицию? – попросил я. – Я буду вести себя хорошо. Сидеть где-нибудь в уголке и помалкивать. Я никому не помешаю.
      – Если только у тебя найдется для этого свободное время, – не упустила случая уколоть меня Бабуля Нана. Уж этой старушке точно не нужны никакие уроки по боксу. – Ты не забыл о своем перегруженном распорядке дня? Но если ты выкроишь часок-другой, то, конечно, можешь хоть сейчас отправиться с нами.
      – Конечно, – согласился Дэмон. И я с радостью присоединился к ним.

      Я даже не заметил, как мы с легкостью прошли шесть кварталов до школы Соджорнер Трут. Правда, я был одет весьма скромно по сравнению с Бабулей и детьми, но сейчас это не имело для меня большого значения. Я буквально парил от счастья и, кажется, даже немного подпрыгивал. Я дотронулся до плеча Бабули, она улыбнулась, и я нарочито торжественно предложил ей взять себя под руку.
      – Ну, вот! – обрадовался я. – Так-то лучше. Теперь у нас все как в старые, добрые времена.
      – Ты иногда бываешь таким бесстыжим и очаровательным подхалимом! – рассмеялась Нана. – Впрочем, ты всегда вел себя подобным образом. Даже тогда, когда был моложе, чем Дэмон сейчас.
      – Всем, чем я стал, я обязан только тебе, моя старушка, – признался я.
      – И я этим горжусь, – не стала отнекиваться Бабуля. – А еще мне очень приятно за Дэмона.
      Как только мы дошли до школы, то сразу же направились в небольшой зал, расположенный в дальнем конце здания. Мне хотелось узнать, где сейчас находится Кристина, но она пока что не попадалась нам на глаза. Потом я подумал о том, знает ли она об успехе Дэмона. Интересно, рассказал ли мой мальчик ей об этом? Хорошо, если так. Мне очень хотелось, чтобы они побыстрее сблизились. Дэмону и Дженни, кроме папы и прабабушки, нужна была мать.
      – Мы еще не очень хорошо поем, – предупредил меня сын, отправляясь к остальным мальчикам. На лице его теперь явно читались смущение и беспокойство. – И сейчас будет всего лишь вторая репетиция. Мистер Дэйн говорит, что мы ему напоминаем бочонок с касторкой. Он такой крутой, папочка! Он заставляет нас стоять, не шевелясь, целый час.
      – Мистер Дэйн еще круче, чем ты и даже чем миссис Джонсон! – хитро улыбнулась Дженни. – Он круче всех!
      Я уже слышал, что Натаниэл Дэйн считался слишком требовательным учителем.