Ответ пришел сразу же, что очень удивило меня. Очевидно, Оливер Хайсмит находился в системе Интернет, когда мое послание достигло его.
 
       Детектив Кросс! Я заочно знаю вас, поскольку происходящее в настоящее время судебное разбирательство относительно убийства полицейского завладело всеобщим вниманием в Англии и всей Европе. Могу сообщить вам, что я знаком с Джеффри Шефером уже более десятка лет. Он работал под моим началом. Но он, скорее, просто мой знакомый, а не близкий друг, поэтому я не могу иметь предвзятое мнение относительно него или судить о том, насколько он невиновен. Надеюсь, конечно, что последнее утверждение верно.
       Теперь, что касается вашего вопроса о «Четырех Всадниках». Это просто фантастическая игра, детектив, и в ней нет ничего необычного. Каждый игрок является ведущим, то есть сам управляет собственной судьбой, и сам сочиняет сюжеты. Действительно, рассказы Шефера несколько странные и нестандартные. Его персонаж – Всадник на Бледном коне, или Смерть, весьма порочный. Можно даже сказать, что он олицетворяет собой зло. Этот персонаж весьма похож на того человека, которого сейчас судят в Вашингтоне, по крайней мере, так кажется мне.
       Однако я должен кое-что разъяснить вам. Упоминание об убийствах в нашей игре всегда происходило после того, как о преступлении было рассказано в газетах. Поверьте, мы сами были взволнованы, узнав об обвинении Шефера, и поэтому тщательным образом перепроверили все данные. Мы даже уведомили об этом инспектора Джонса из секретной службы в Лондоне. Поэтому я немного удивлен тем, что вы до сих пор не были проинформированы об этом. Агенты Службы встретились со мной по вопросу о Шефере, и мне кажется, что они были вполне удовлетворены моими ответами, поскольку повторного визита мне не нанесли.
       Остальные игроки также были тщательно проверены службой безопасности. Они представляют положительных персонажей игры. Еще раз повторю, что власть, которой наделен Всадник – это только игра. Кстати, известно ли вам, что некоторые ученые и исследователи полагают, что существует и пятый Всадник? Может, это вы и есть, доктор Кросс?
       К вашему сведению: вы можете навести справки у Эндрю Джонса из секретной службы, и он поручится за достоверность моих утверждений. Если вы желаете доказать обратное, попробуйте сделать это на свой страх и риск. Мне уже шестьдесят семь лет, я ушел в отставку из разведки (как я люблю говорить) и слыву знаменитым болтуном и выдумщиком. Желаю вам удачи в поисках истины и справедливости. Жаль, что сам уже не могу принять участие в слежке и погоне.
       Завоеватель.
 
      Я прочитал это послание два раза. Желаю вам удачи.На самом ли деле это было сказано искренне?
      И действительно ли я являюсь игроком – упомянутым Пятым Всадником?

      На следующей неделе я приходил в здание суда каждый день и, как многие другие, втянулся в слушание. Джулес Халперн оказался самым красноречивым оратором, которого мне только доводилось слушать в судах. Правда, Кэтрин Фитцгиббон практически ничем не уступала ему. Теперь все зависело лишь от того, кто из них двоих сможет убедить присяжных. Все это напоминало мне театральное представление, игру. Мне вспомнилось, как в детстве я с Наной любил смотреть по телевизору многосерийную инсценировку под названием «Защитники». Каждое шоу начиналось с того, что за кадром звучал низкий приятный голос, сообщавший нечто вроде: «Американская система правосудия далека от совершенства, но она до сих пор является лучшей во всем мире».
      Возможно, это действительно так. Но только я, сидя в суде в Вашингтоне, почему-то считал, что и само слушание дела по обвинению Шефера в убийстве, и судья, и присяжные, и адвокаты – все это лишь части еще одной сложной игры. И Шефер сейчас планировал свою очередную атаку, наслаждаясь каждым выпадом обвинения против него.
      Он прекрасно контролировал и себя, и ход игры. Сейчас ведущим был именно он. И он отлично сознавал это. Как, впрочем, и я.
      Я наблюдал за Джулесом. Он великолепно проводил допрос свидетелей, вызванных в суд, и при этом голос его был вкрадчивым, движения плавными, и все его уравновешенное поведение должно было создать впечатление, что его чудовищный клиент-психопат невиновен, как новорожденный младенец. Правда, надо признаться, что во время длительного перекрестного допроса любой человек мог начать забываться и думать о чем-то своем. Но что касается меня самого, то я следил за каждым словом, боясь упустить хоть что-то. Хотя это было просто невозможно, потому что все важные заявления повторялись как минимум по два раза. А потом еще и еще раз, до тошноты.
      – Алекс Кросс…
      Я услышал свое имя и сразу же сконцентрировал все внимание на Джулесе Халперне. Он попросил показать увеличенную фотографию, которая мне была уже знакома по газетам. Ее успели напечатать на следующий же день после убийства. Подсуетился какой-то жилец Фаррагута, который потом выгодно продал снимок газетчикам.
      Халперн весь подался вперед, словно хотел оказаться поближе к очередному свидетелю, Кармину Лопесу, привратнику дома, где была убита Пэтси Хэмптон.
      – Мистер Лопес, я предъявляю вам вещественное доказательство со стороны защиты. Это фотография, на которой запечатлены детектив Кросс и мой подзащитный. Она была сделана в коридоре десятого этажа вскоре после того, как в гараже обнаружили тело детектива Хэмптон.
      Фотографию увеличили настолько, что я отчетливо видел на ней все детали даже со своего места в четвертом ряду. Фотодокументы всегда шокировали меня.
      Шефер выглядел так, будто только что снимался для обложки журнала мод. По сравнению с его безупречным костюмом, моя одежда выглядела помятой и грязной. Еще бы! Ведь я только что проделал невероятный кросс по зоопарку, а после этого еще побывал в гараже, где я нашел бедную Пэтси. Кулаки мои были сжаты и, казалось, я бесился, глядя на Шефера. Фотографии умеют лгать, причем довольно красноречиво. Мы все знаем это. Снимок вызывал бурю эмоций, и я подумал, что теперь присяжные могут составить обо мне неблагоприятное мнение.
      – Скажите, этот снимок достоверно отражает то, как выглядели оба человека в половине одиннадцатого в тот самый вечер? – спросил Халперн у привратника.
      – Да, сэр, очень достоверно. Именно такими они мне и запомнились.
      Джулес Халперн довольно закивал, будто он впервые в жизни услышал эту жизненно важную информацию.
      – Не могли бы вы теперь своими словами описать нам, как выглядел в то время детектив Кросс? – попросил он.
      Привратник смутился. Казалось, он не был готов к такому вопросу. Но я понимал, к чему клонил Халперн.
      – Был ли его костюм запачканным и неопрятным? – начал Халперн с простейшей подсказки.
      – Неопрятным… да-да, конечно. Я бы даже сказал, грязным.
      – Может быть, детектив выглядел вспотевшим?
      – Вспотевшим?.. О да! Наверное, оттого, что он находился в гараже долгое время. Ночь выдалась очень жаркой. Мы там все успели хорошенько вспотеть.
      – Он постоянно шмыгал носом, как будто нервничал?
      – Да, сэр.
      – Может быть, на детективе Кроссе была порвана одежда, мистер Лопес?
      – Да-да, порвана и испачкана.
      Джулес оглядел сначала присяжных, потом посмотрел на свидетеля.
      – Не заметили ли вы пятен крови на одежде детектива Кросса?
      – Да… конечно, там были пятна. Это как раз я заметил сразу. Вся одежда в крови.
      – Была ли кровь где-нибудь еще, кроме одежды, мистер Лопес?
      – На руках. Это было видно сразу. Я тут же обратил на это внимание.
      – А что вы можете сказать о мистере Шефере? Как выглядел он?
      – Он был чистым и опрятным и показался мне спокойным и сдержанным.
      – Не заметили ли вы крови на его одежде?
      – Нет, сэр, абсолютно ничего.
      Халперн кивнул и повернулся к присяжным.
      – Мистер Лопес, как, по-вашему, кто из двоих выглядел больше похожим на убийцу?
      – Детектив Кросс, – тут же выпалил привратник.
      – Возражение! – вскричал окружной прокурор, но было уже поздно. Мистер Лопес честно высказал свое мнение.

      В тот день, в соответствии с регламентом, защита должна была вызвать в суд начальника отдела детективов Джорджа Питтмана. Помощник окружного прокурора Кэтрин Фитцгиббон знала, что Питтман значится в списках, и пригласила меня пообедать.
      – Если, конечно, у вас не пропал аппетит перед появлением Питтмана в качестве свидетеля, – добавила она.
      Кэтрин была умной женщиной и весьма дотошной. Ей удалось засадить за решетку не меньше негодяев, чем Джулесу Халперну оправдать таковых. Мы выбрали небольшую забегаловку возле здания суда и накупили себе бутербродов. Никто из нас не обрадовался, узнав о том, что сейчас будет выступать Питтман. Мою репутацию детектива и без того уже успела дезавуировать защита. Трудно было просто так сидеть в зале, слушать, как тебя поносят, и ничего не предпринимать в ответ.
      Кэтрин впилась зубами в огромный сэндвич, да с таким аппетитом, что горчица прямо-таки брызнула ей на пальцы. Она улыбнулась.
      – Какая же я небрежная! Но ради такого удовольствия можно было бы откусить и побольше. Если не ошибаюсь, вы с Питтманом не ладите. Даже, можно сказать, ненавидите друг друга лютой ненавистью.
      – Да, и, что главное, это чувство вполне взаимно. Он пару раз пытался серьезно наехать на меня. Он считает, что я здорово угрожаю его карьере.
      Кэтрин совершила очередное нападение на сэндвич, на этот раз более успешное.
      – Гм… Что ж, вы, наверное, стали бы лучшим начальником.
      – Не получится, даже если бы меня и выбрали. Я совершенно не предназначен для бессмысленного политического кудахтанья и непонятной мне игры в пинг-понг с вышесто­ящими лицами.
      Кэтрин рассмеялась. Она была из тех людей, которые уме­ют находить смешное во всем:
      – Черт возьми, Алекс, это же великолепно! Вы только поймите: защита вызывает вашего шефа, и он будет высту­пать не на вашей, а на их стороне! Они записали его, как «враждебно настроенного», но я не могу в это поверить.
      Мы доели наши бутерброды.
      – Что ж, тем интереснее будет посмотреть, какие еще ту­зы мистер Халперн успел припрятать в своем рукаве.
      В начале дневной сессии Халперн не спеша перечислил все заслуги Питтмана, и это для человека непосвященного звуча­ло впечатляюще. Сначала студент Джорджтаунского универ­ситета, затем продолжил образование на курсах юристов, прослужил двадцать четыре года в полиции, имеет медали за храбрость. О нем весьма положительно отзывались три раз­ных мэра города.
      – Мистер Питтман, как бы вы описали достижения де­тектива Кросса в вашем отделе? – сразу же перешел к делу Халперн.
      Я заерзал на стуле, нахмурился и сузил глаза. «Ну, вот, начинается!» – пронеслось у меня в голове.
      – Детектив Кросс раскрыл не одно сложное дело, – бойко начал Питтман, но на этом положительная часть его речи и за­кончилась. В его словах я не услышал похвалы, но был благода­рен хотя бы за то, что он не стал с ходу набрасываться на меня.
      Халперн сдержанно кивнул:
      – Изменилось ли что-нибудь в поведении детектива Крос­са в последнее время, и как это сказалось на его работе?
      Питтман мельком взглянул на меня и продолжал:
      – Пропала женщина, с которой он встречался, во время их совместной поездки на Бермуды. С тех пор детектив Кросс стал рассеянным, вспыльчивым, одним словом, сам не свой.
      Неожиданно мне захотелось вскочить с места и возразить ему. Ведь Питтман ничего не знал о наших отношениях с Кристиной.
      – Мистер Питтман, скажите, не подозревался ли детек­тив Кросс по поводу исчезновения его подруги миссис Крис­тины Джонсон?
      Питтман понимающе кивнул.
      – Это стандартная полицейская процедура. Я уверен, что его подвергали допросу.
      – Скажите, как именно изменилось его поведение на ра­боте после исчезновения подруги?
      – У него пропала способность сосредотачиваться. Он стал прогуливать работу. У нас все это отмечено в журналах.
      – Детективу Кроссу было рекомендовано обратиться за профессиональной помощью к врачам?
      – Разумеется.
      – Вы сами советовали ему немного подлечиться?
      – Да. Мы работаем с ним уже много лет. Но сейчас он на­ходится в состоянии стресса.
      – Это серьезный стресс? Можно так сказать?
      – Конечно. И в последнее время ему не удается раскрыть ни одного дела.
      Халперн снова понимающе закивал.
      – За пару недель до убийства Хэмптон вы отстранили от работы нескольких его приятелей, не так ли?
      Взгляд Питтмана стал мрачен.
      – К сожалению, мне пришлось так поступить.
      – За что же вы так наказали их?
      – Детективы самостоятельно взялись расследовать убий­ства, которые не входили в компетенцию нашего отдела.
      – Можно ли сказать, что они начали работать по своим собственным правилам, напоминая линчевателей из «коми­тета бдительности»?
      Кэтрин Фитцгиббон поднялась и заявила свой протест, но судья Феско отклонил его.
      – Ну, я даже не знаю, – пожал плечами Питтман. – «Линчеватели», пожалуй, уж слишком сильное слово. Но они действовали без надлежащего контроля. Кстати, это дело до сих пор находится на стадии расследования.
      – Являлся ли детектив Кросс участником группы, кото­рая работала по своим собственным правилам в раскрытии убийств?
      – Я не уверен в этом. Но я обсуждал с ним эту проблему. Мне показалось, что в то время его нельзя было отстранять от дел. Однако я предупредил его обо всех последствиях и отпус­тил. Может быть, мне не следовало этого делать.
      – У меня больше нет вопросов.
      «А больше и не надо», – подумал я.

      Вечером после заседания суда Шефер чувствовал себя на высоте. Он буквально летал от счастья. Ему казалось, что еще немного – и он выиграет. Сейчас ему было одновременно и хорошо, и плохо. Джеффри припарковал машину в темном гараже под домом Бу. Большинство маньяков даже не подозревают о том, что творят безрассудные поступки, но Шефер сознавал это. «Виражи» в его поведении не появлялись ниоткуда, и он знал, что они продолжают становиться все круче, подводя его к критическому состоянию.
      Сознавал он и то, насколько опасно было для него появляться в Фаррагуте. Но его влекло на место преступления, как и положено. А еще ему очень хотелось отправиться сегодня же на юго-восток, хотя это было бы чересчур рискованно. Охота пока что была для него под запретом. Но он уже успел продумать этот момент и запланировал на ближайшее время нечто другое.
      Конечно, казалось весьма необычным, что обвиняемый в тяжком преступлении просто так разъезжает по городу. Но это также являлось условием его отказа от дипломатической неприкосновенности. У обвинения не оставалось другого выбора: если бы они не согласились предоставить ему некоторую свободу действий, то не могли бы даже попытаться посадить его в тюрьму.
      Шефер зашел в лифт вместе с одним из жильцов, которого он неоднократно встречал здесь, и поехал на десятый этаж в квартиру Бу. Подойдя к заветной двери, он нажал кнопку звонка и принялся ждать. Очень скоро Шефер услышал шаги по паркету. Сейчас начнется первое действие сегодняшнего представления.
      Он знал, что она внимательно разглядывает его в глазок, точно так же, как он изучал детектива Кросса тем самым вечером, когда Пэтси Хэмптон получила по заслугам. После этого Шефер еще пару раз виделся с Бу, но потом эти встречи прекратились.
      Когда Джеффри решил порвать с ней отношения, Бу чуть было не сошла с ума. Она постоянно звонила ему то домой, то на работу, и без конца на мобильный телефон, когда Джеффри находился в машине. Наконец, он не выдержал и был вынужден сменить номер. Бу вызывала у него в памяти незабвенный эпизод из фильма «Роковое влечение» с участием Глен Клоуз.
      Сейчас, стоя у двери, Шефер размышлял о том, сможет ли он теперь оказывать на Бу прежнее влияние. Она была совсем не глупой женщиной, и в этом заключались ее проблемы. Уж слишком много она думала. Большинство мужчин, особенно туповатые американцы, не любят сообразительных женщин, и это еще больше бесило ее.
      Джеффри прислонился лицом к двери, ощутив щекой приятную прохладу обивки. Внимание, представление начинается. Действие первое.
      – Я просто изнемогал без тебя, я так хотел встретиться поскорее, Бу! Ты не представляешь, что значит, жить и не видеть тебя. А знаешь, как мне было трудно вырваться? Одна ошибка, один промах, и они могут использовать это против меня. И вот тогда-то мне наступит конец. И что хуже всего, так это сознавать, что я абсолютно невиновен. И ты прекрасно знаешь это. Ведь в тот вечер мы с тобой беспрестанно болтали по телефону, пока я подъезжал сюда. И ты, конечно, понимаешь, что я просто не мог бы убить детектива. Элизабет? Бу? Ну, скажи мне хоть что-нибудь! Отругай меня, если хочешь. Дай выход своей злости… Доктор!..
      Ответа не последовало, и такая реакция Бу даже больше устраивала Шефера. Его мнение о ней немного улучшилось. Казалось, она переживала все происходящее даже больше, чем он сам.
      – Ты же понимаешь, какие у меня сейчас трудные дни, и через что мне пришлось пройти. Ты – единственная, кто может понять меня. Ты очень нужна мне, Бу. Только ты понимаешь, как мне плохо. У меня маниакальное состояние, я в депрессии, я двухполюсный или как это называется по-научному… Бу?
      После этого Шефер разрыдался, хотя это чуть не заставило его тут же расхохотаться над самим собой. Он издавал всхлипывания, очень точно имитирующее настоящее несчастье. Потом присел на корточки и обхватил голову руками. Джеффри сознавал, что в актерском мастерстве он сумел превзойти многих профессионалов, снимавшихся в кино и получавших за то же самое немалые деньги.
      Наконец дверь в квартиру слегка приоткрылась.
      – Кто там? – громким шепотом произнесла Бу. – Бедному Джеффу плохо? Какое безобразие!
      «Ну и сучка!» – пронеслось в голове Джеффри. Однако он не мог сейчас ничего предпринять, ведь скоро доктор Кэссиди будет давать свидетельские показания в суде. Вот потому-то она и нужна была ему сейчас, как будет нужна и потом, в суде. – Ну, здравствуй, Бу, – нежно произнес он вполголоса.

      Итак, начиналось следующее действие вечернего представления.
      Бу смотрела на Джеффри своими огромными темно-карими глазами, которые теперь казались двумя кусками драгоценного янтаря, который она покупала в самых роскошных магазинах. Бу успела похудеть за это время, но зато теперь была более желанной, как будто отчаявшейся и страдающей от любви. Сегодня на ней были надеты спортивные синие шорты и элегантная шелковая кофточка розового цвета. Кроме того, было почти видно, как все ее тело обволакивает невыносимая боль.
      – Ты истерзал мне всю душу! Никто раньше так не смел поступать со мной, – прошептала Бу.
      Джеффри держал себя в руках. Ему надо было блестяще сыграть эту роль, чтобы получить достойное вознаграждение.
      – Я борюсь за собственную жизнь. Клянусь, я теперь часто думаю о том, как убить себя. Неужели ты так ничего не услышала и не поняла? Или ты хочешь, чтобы твое имя склонялось в дешевых газетенках? Вот почему я все это время не контактировал с тобой.
      Она засмеялась, и в этом смехе прозвучали одновременно и горечь, и надменность.
      – Что ж, этого все равно не избежать. После того как я выступлю в суде, все газеты заговорят обо мне. И тогда мне уж точно не скрыться от вездесущих фотокоресспондентов.
      Шефер закрыл глаза:
      – Ну, давай пока не будем говорить о неприятностях, дорогая.
      Она тряхнула головой и нахмурилась:
      – Ты же знаешь, что я не хочу причинять тебе боль. Джефф, ну почему ты мне так ни разу и не позвонил? Ты же самый настоящий негодяй после этого!
      Он опустил голову и стал похож на кающегося провинившегося мальчика.
      – Ты сама знаешь, что я подошел к самому краю как раз перед тем, как все это произошло. Но теперь мне стало еще хуже. Неужели ты думаешь, что я настолько контролирую себя, что способен принимать адекватные решения?
      Она сухо улыбнулась. В это время Шефер мимолетом заглянул в комнату и заметил на столе в коридоре книгу «Мужчина и его символы» Карла Юнга. Весьма уместно.
      – Нет, я так не думала. Что же тебя привело ко мне сегодня? Кончились таблетки?
      – Мне нужна ты, Бу. Я хочу снова держать тебя в своих объятиях. Вот и все.
      В тот вечер миссис Кэссиди дала Джеффри все то, что ему требовалось. Они занимались любовью с животной страстью, сначала на серой бархатной кушетке, которую обычно занимали пациенты Бу, потом в кресле-качалке, где она сама любила сидеть во время приема. Он полностью забрал и ее тело, и душу.
      После этого Бу снабдила его лекарствами: антидепрессантами, болеутоляющими средствами, транквилизаторами. Бу до сих пор доставала таблетки у своего бывшего мужа, который работал психиатром. Шефер не знал, какие отношения они поддерживали, и, по правде говоря, его это не интересовало. Он сразу же проглотил несколько таблеток либриума и сделал себе укол викодина.
      Затем он снова взял Бу, на этот раз прямо на кухонном столе. «Как в разделочной мясника», – почему-то подумалось ему.
      Около одиннадцати вечера Джеффри покинул ее квартиру, чувствуя себя еще хуже, чем когда он только собирался навестить Бу. Но он знал, что ему надо сделать, и запланировал это еще до того, как отправился к доктору Кэссиди. Тогда они все рехнутся. Все. И пресса, и присяжные.
      Итак, внимание! Действие третье…

      Сразу после полуночи меня разбудил телефонный звонок, который чуть не свел с ума. Уже через несколько минут я на огромной скорости мчался по бульвару Рок-крик, и сирена разрывала тишину ночи. А может быть, она ревела по Шеферу?
      В половине первого я уже подъехал в район Калорамы. Здесь, возле дома Шеферов, стояли полицейские машины, кареты скорой помощи и, разумеется, фургончики телевизионных компаний.
      Несколько соседей Джеффри не поленились выйти среди ночи на улицу, чтобы своими глазами полюбоваться на кошмар. Они никак не хотели верить в то, что случилось в их престижном районе.
      В прохладном ночном воздухе потрескивали помехи нескольких включенных полицейских раций. Над головой завис вертолет, принадлежащий компании новостей. Прямо за мной остановился грузовичок с яркой надписью «Си-Эн-Эн» на борту.
      На лужайке перед домом я увидел знакомого детектива Малькольма Эйнсли. Мы с ним часто встречались и на местах происшествий, и на вечеринках. Неожиданно входная дверь в дом Шеферов распахнулась.
      Двое медиков вынесли носилки. Тут же повсюду засверкали вспышки фотоаппаратов.
      – Это Шефер, – пояснил Эйнсли. – Сукин сын пытался покончить с собой, Алекс. Перерезал себе вены, предварительно наглотавшись таблеток. Там, в квартире, повсюду разбросаны пустые упаковки. А потом, наверное, передумал и позвал на помощь.
      У меня накопилось достаточно информации о Шефере еще до начала суда. Кроме того, я уже давно составлял на него психологический портрет, поэтому легко мог представить себе, что тут произошло. Первое, что сразу приходило в голову, так это начавшийся тяжелый приступ депрессии, связанный с маниакально-депрессивным психозом. Не исключалась также и циклогимия, при проявлении которой наблюдается резкая смена периодов возбуждения и подавленного состояния. Ко второстепенным признакам этого заболевания относится раздутая, сильно преувеличенная самооценка, снижение потребности во сне, невероятное желание доставлять себе удовольствие и нездоровое стремление к удовлетворению своих потребностей всеми доступными средствами.В случае с Шефером это было желание выиграть любой ценой.
      Я передвигался, как в кошмарном сне, ощущая, что произошло самое страшное. Как в тумане я узнал одну из сотрудниц скорой помощи, Нину Дисеса. Нам приходилось работать вместе в Джорджтауне.
      – Мы успели как раз вовремя, чтобы спасти эту скотину, – пояснила она и прищурилась. – Паршивые дела, да?
      – Насколько серьезна была попытка самоубийства? – поинтересовался я.
      Нина неопределенно пожала плечами:
      – Трудно сказать. Вообще, порез на запястье достаточно глубокий. Но только на левом. Положение осложняется тем, что он наглотался всевозможных лекарств. Это образцы продукции фармацевтических компаний.
      Я потряс головой, словно не хотел верить ни единому ее слову.
      – Но ведь он сам вызвал помощь?
      – Его жена и сын утверждают, что слышали, как он кричит из кабинета: «Папочке нужна помощь, папочка умирает, папочка серьезно болен».
      – Все верно. Здесь они не ошиблись. Их папочка и в самом деле психически тяжело болен. Типичный маньяк.
      Я упрямо шел вперед, к бело-красной карете скорой помощи. Камеры продолжали сверкать вспышками. Я никак не мог сосредоточиться. Для него все вокруг представляет собой только игру. Жертвы на юго-востоке, Пэтси Хэмптон, Кристина. И вот теперь еще это. Да он даже готов игратьс собственной жизнью!
      – Пульс прощупывается хорошо, – донесся до меня голос врача, когда я подходил к карете скорой помощи. В фургоне кто-то настраивал аппаратуру, готовясь снять у пострадавшего ЭКГ. Мне показалось, что я даже слышу слабое попискивание прибора. Через пару секунд я встретился взглядом с Шефером. Он попытался сосредоточиться и очень скоро узнал меня. Волосы его взмокли от пота, а лицо было бледным, как полотно.
      – Это все из-за тебя, – выдавил он, внезапно почувствовал прилив сил и попробовал встать с носилок. – Ради своей карьеры ты погубил мою жизнь. Это все из-за тебя! И ты еще ответишь! О Боже! Моя бедная семья! Почему это все происходит именно с нами?
      Телевизионные камеры не переставали снимать происходящее, и теперь Шефер смог продемонстрировать свои великолепные актерские данные. Как будто он знал, что потом его будут показывать многотысячной аудитории.

      Судебное слушание было отложено на неопределенное время из-за неожиданной попытки самоубийства Шефера. Очевидно, представление должно было возобновиться не раньше, чем через неделю.
      Средства массовой информации словно сошли с ума. Поступок Шефера стал главной темой многих газет, включая «Вашингтон Пост», «Нью-Йорк Тайме» и «Ю-Эс-Эй Тудэй». Но мне эта небольшая передышка в слушании даже пригодилась: я воспользовался предоставленным временем и смог поработать, применяя совершенно новый подход. Кроме того, я сумел оценить противника. Да, Шефер оказался очень изворотливым и изобретательным.
      Мы переговаривались по телефону с Сэнди Гринберг практически каждый вечер. Она специально собирала информацию о других игроках. Ей даже удалось однажды лично побеседовать с Завоевателем. Она призналась, что у нее вызвали сомнения его способности убить человека. Ему было уже почти семьдесят, он серьезно страдал от избыточного веса и был прикован к инвалидному креслу.
      В тот вечер Сэнди позвонила мне ровно в семь. Она настоящий друг, и в тот момент, наверное, специально из-за меня не ложилась спать. Я ответил на звонок из своей кельи отшельника на чердаке.
      – Вас скоро навестит Эндрю Джонс из Секретной Службы, – своим неизменно строгим голосом сразу же объявила Сэнди. – Разве это не здорово? Лично мне кажется, что такая новость должна была вас просто восхитить. И самое главное – он прямо-таки рвется увидеться с вами, Алекс. Правда, со мной он разговаривал довольно сдержанно, но мне показалось, что он не слишком жалует полковника Шефера. Он не стал объяснять мне, почему. Что еще более поразительно, он в данное время уже находится в Вашингтоне. Это один из лучших сотрудников, и он имеет значительный вес в разведке. Джонс честный и прямолинейный человек, Алекс.
      Я поблагодарил Сэнди за полученные сведения и сразу же перезвонил Джонсу в гостиницу, где тот остановился. Эндрю сразу же взял трубку.
      – Слушаю. Говорит Эндрю Джонс. Кто это?
      – Я детектив Алекс Кросс из вашингтонской полиции. Мы только что разговаривали с Сэнди Гринберг. Как ваши дела?
      – Хорошо, очень хорошо. Черт, вернее, не совсем хорошо, конечно же. Бывало и лучше. Видите ли, я специально никуда сегодня не выходил, в надежде, что вы сами позвоните мне. Вы не могли бы встретиться со мной, Алекс? Есть ли у вас на примете такое местечко, где мы бы не слишком выделялись?
      Я назвал бар на Эм-стрит и уже через полчаса был на месте. Оказалось, что я подъехал всего на минуту раньше Джонса, и когда он вошел в двери, я сразу узнал его по описанию, которое дал мне по телефону он сам: «Широкоплечий, мускулистый, краснолицый. Типичный бывший игрок в рэгби. Правда, я никогда сам не смотрю эту дребедень, даже по телевизору, но так обо мне говорят мои друзья. Что еще? Ах, да, ярко-рыжие волосы, как факел на голове, и точно такого же возмутительного цвета усы. Все это, я надеюсь, вам поможет узнать меня, верно?» Он не ошибся.
      Мы расположились в темном кабинете в дальнем углу бара и начали беседу, чтобы лучше узнать друг друга. В течение последующих сорока пяти минут Джонс делился со мной разнообразной информацией, и не последнее место в его монологе занимали политика и этикет, присущие британской разведке и полиции. Положение и доброе имя отца Люси в армии, забота о его репутации и желание правительства избежать крупного скандала играли большую роль в сложившейся ситуации.
      – Алекс, если бы кто-то из наших агентов совершил хладнокровное убийство во время командировки за границу, и при этом разведка оставалась бы в неведении, такой скандал стал бы настоящим кошмаром. Но если предположить, что МИ 6 была в курсе «подвигов» Шефера… Нет, эту мысль я отбрасываю сразу же.