Джеффри Шефер, ослепительный в голубом однобортном блейзере, белой рубашке, полосатом галстуке и узких серых брюках от «Хантсмен и сын», в половине восьмого утра вышел из дома и уселся в черный «ягуар».
      Аккуратно выведя машину с места парковки, он тут же вдавил педаль газа. Изящный, как ракета, спортивный автомобиль сразу же набрал скорость в пятьдесят миль и моментально оказался у знака «стоп» при выезде на Коннектикут-авеню.
      Но, доехав до перекрестка, Шефер не остановился, а, наоборот, надавил на педаль акселератора еще сильней.
      Скорость возросла до шестидесяти пяти миль, и Джеффри ужасно захотелось на полном ходу врезаться в каменную стену, тянувшуюся вдоль улицы. Он ехал почти вплотную к этой стене и в мыслях уже видел все последствия столкновения.
      В последнюю секунду Джеффри резко вывернул руль влево, и ему удалось избежать удара. С визгом шин «ягуар» завилял по улице, оставляя за собой дымный след горелой резины.
      Наконец автомобиль затормозил, развернувшись навстречу движению, и уставился подслеповатым глазом лобового стекла на надвигающийся утренний поток транспорта.
      Шефер вновь вдавил педаль газа и рванулся вперед. Каждая машина, будь то легковушка или грузовик, засигналила, оглушая окрестности истошным воем клаксонов.
      Не переводя дыхания и не останавливаясь, Шефер продолжал мчаться вперед по улице. Пролетев по мосту Рок-Крик, он свернул налево, потом еще раз налево и оказался на одноименном бульваре.
      Едва слышный стон сорвался с его губ. Реакция была непроизвольной, быстрой и неожиданной. Момент страха, слабость.
      Шефер вновь ударил по педали газа, и машина, разогнавшись до восьмидесяти, стала судорожно лавировать между легковыми автомобилями и закопченными грузовиками.
      Сейчас сигналили только некоторые водители; остальные сидящие за рулем оцепенели от ужаса.
      Джеффри миновал бульвар, чуть притормозил и снова прибавил скорость.
      Эр-стрит в этот час была еще более запруженной транспортом, чем бульвар. Вашингтон просыпался и отправлялся на работу. У Шефера перед глазами до сих пор стояло манящее видение глухой стены вдоль Коннектикут-авеню. Не надо было ему останавливаться! Он снова принялся искать глазами крепкую, несокрушимую преграду.
      При подъезде к Дюпон-серкл Шефер разогнался уже до восьмидесяти миль. Он мчался, словно ракета. Оба транспортных потока остановились на красный свет.
      «Отсюда уже не выбраться, – подумал Шефер. – Не сунешься ни вправо, ни влево».
      Но перспектива врезаться в зад стоящим автомобилям его не устраивала. Не таким образом ему хотелось бы свести счеты с жизнью. Слишком уж банально – расплющиться о какой-нибудь паршивый «шеви», «хонду» или обыкновенный грузовик.
      Он решительно вывернул руль влево и вновь принялся лавировать между машинами встречной полосы. За пыльными стеклами автомобилей Шефер видел застывших с выражением паники и недоумения на лицах водителей. Вновь симфонией страха на высоких нотах вокруг взвыли сигналы.
      Машина понеслась вниз по Эм-стрит, по Пенсильвания-авеню в направлении Вашингтон-серкл. Впереди показался Медицинский Центр Университета Джорджа Вашингтона: неплохое завершение?
      Вдруг из ниоткуда возникла полицейская машина, сверкая маяками и сигналя, приказывая ему немедленно остановиться. Шефер послушно затормозил и припарковался у обочины.
      Испуганный полицейский, держась рукой за кобуру, поспешил к «ягуару». Выглядел страж закона неуверенно.
      – Выходите из машины, сэр, – командным тоном произнес он. – Немедленно выходите.
      Неожиданно Шефер почувствовал себя спокойным и расслабленным. В теле не ощущалось ни малейшего напряжения.
      – Хорошо-хорошо. Выхожу. Нет проблем.
      – Вы знаете, с какой скоростью ехали? – возмущенно спросил полицейский, багровея от гнева. Шефер заметил, что коп так и не убрал руку с кобуры.
      Джеффри вытянул губы трубочкой, словно обдумывая ответ:
      – Ну-у-у, – протянул он, – где-нибудь миль тридцать. А может, чуть больше положенного.
      С этими словами он вытащил из кармана удостоверение личности и протянул его полицейскому:
      – Но вы ничего со мной не сделаете, так как я – сотрудник британского посольства. А следовательно, обладаю дипломатической неприкосновенностью.

      Вечером, возвращаясь с работы, Джеффри Шефер почувствовал, как вновь начинает терять контроль над собой. Теперь он боялся сам себя. Вся его жизнь вращалась в фантастической игре «Четыре Всадника». В этой партии ему досталась роль участника под именем Смерть. Данная игра означала для него все, все то, ради чего следовало жить.
      Опять его «ягуар» мчался по улицам в сторону северо-запада, в район Петуорт. Он осознавал, что ему, белому человеку в роскошной машине, нечего там делать. Но Шефер ничего не мог изменить и чувствовал себя не лучше, чем утром.
      Немного не доезжая до Петуорта, он остановил машину, достал портативный компьютер и отправил послание другим участникам игры «Четыре Всадника»:
       «Друзья!
       Смерть вырвалась на свободу в Вашингтоне.
       Игра продолжается».
      Вновь тронув машину с места, он миновал несколько кварталов. Шокирующего вида проститутки уже выстроились вдоль Варнум и Вебстер-стрит. Из вибрирующего от громкого звука синего «БМВ» грохотала мелодия песни «Мило и медленно». Сладкий голос Ронни Маккола сотрясал наступающий вечер.
      Девицы призывно замахали Шеферу руками, выставляя напоказ груди всех видов и размеров. Многие были одеты в цветастые бюстгальтеры в тон трусикам. Некоторые красовались в серебристых или красных туфельках на высоких платформах и тонких каблуках.
      Джеффри остановился возле симпатичной чернокожей девушки лет шестнадцати с длинными стройными ногами. Даже чересчур длинными для ее маленького тела. Правда, на вкус Джеффри, она переусердствовала с макияжем. Но все равно, сопротивляться ее чарам было трудно, да и незачем.
      – Очень миленькая машина «ягуар», – складывая ярко накрашенные губы в сексуальное «О», проворковала девица. – И вы сами такой очаровашка, мистер.
      Он ответил ей улыбкой:
      – Тогда запрыгивай. Покатаемся, а заодно выясним, что это: настоящая любовь или безрассудная страсть. – Шефер быстро оглядел улицу. Поблизости других девушек не было.
      – Если по полной программе, то сто долларов, – сразу же сообщила девушка, вильнув своей аккуратной попкой. Запах ее духов напоминал приторную жвачку, и казалось, что она облилась ими с ног до головы.
      – Я же сказал – садись. Сто долларов для меня – пустяки. Сначала он подумал, что, наверное, не стоило бы сажать ее в «ягуар», но потом все-таки решил прокатиться. С собой теперь он уже ничего не мог поделать.
      Он привез девицу в маленький заросший парк в районе Шоу. Загнав машину в ельник, тут же скрывший ее от посторонних глаз, он еще раз внимательно рассмотрел проститутку и убедился, что она еще моложе, чем казалась на первый взгляд.
      – Сколько тебе лет? – поинтересовался Джеффри.
      – А сколько ты хочешь? – кокетливо улыбнулась девица. – Но сначала деньги. Ты ведь знаешь правила?
      – Я-то знаю. А ты?
      Он вытащил из кармана выкидной нож и мгновенным движением приставил лезвие к ее горлу.
      – Не делай мне больно, – прошептала она. – Успокойся.
      – Медленно вылезай из машины и не вздумай поднять крик. Советую успокоиться тебе.
      Выйдя из «ягуара», они оказались вплотную друг к другу, но лезвие по-прежнему прижималось к шее девушки.
      – Это такая игра, – пояснил Шефер. – Просто игра, дорогая. Я играю в нее вместе с тремя участниками: одним в Англии, вторым на Ямайке и еще одним в Таиланде. Они носят имена Голода, Войны и Завоевателя. Меня же партнеры называют Смерть. Тебе повезло, так как я – самый лучший игрок.
      И как бы в подтверждение этого он нанес ей первый удар.

      В тот день дела шли отлично. Жарким июльским утром я вел ярко-оранжевый школьный автобус по юго-восточному району и насвистывал что-то из Ал Грина. Мне нужно было забрать шестнадцать мальчиков из их домов, да еще двоих из детского дома. Отличная работа – лучше не придумать. Обслуживание клиентов «от двери до двери».
      Прошла всего неделя, как я вернулся из Бостона после окончания уголовного дела об убийствах некоего мистера Смита. Там же оказался замешанным и еще один убийца-психопат по имени Гэри Сонеджи. Мне необходимо было отдохнуть, и этим утром я выбрал себе занятие попроще.
      Мой постоянный напарник Джон Сэмпсон и двенадцатилетний парнишка по имени Эррол Мигно сидели позади водительского кресла. Джон был в неизменных черных очках, черных джинсах и черной майке с надписью: «Союз заботливых людей. Присылайте свои пожертвования прямо сейчас». В Сэмпсоне намного больше шести футов роста, а вес его перевалил за двести пятьдесят фунтов. Мы дружим с ним с десятилетнего возраста, с той поры, когда я впервые очутился в Вашингтоне.
      В данный момент мы с Джоном и Эрролом обсуждали достоинства боксера Рэя Робинсона. Нам приходилось кричать, чтобы перекрыть рев и пальбу изношенного мотора автобуса. Сэмпсон приобнял Мигно своей огромной лапищей за плечи. Иногда такой физический контакт играет очень большую роль при общении с подобными детишками.
      Наконец, забрав последнего из списка – восьмилетнего мальчика из района Беннинг-Террас, считавшегося крутым местом и получившим среди нас название Города Простаков, мы поехали к месту назначения.
      На выезде из Беннинг-Террас красовалась надпись, из которой явствовало, что именно должен знать побывавший здесь: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ ЗОНУ БОЕВЫХ ДЕЙСТВИЙ. ЕСЛИ ВЫ ВЫЖИЛИ, НЕПРЕМЕННО РАССКАЖИТЕ ОБ ЭТОМ ОСТАЛЬНЫМ».
      Мы везли детей в Лортонскую тюрьму в Вирджинию. Сегодня был день посещений, и они могли встретиться со своими отцами. Каждую неделю члены «Союза» привозят примерно полсотни таких детей в разные тюрьмы, где школьники могут повидаться со своими отцами или матерями. Цель этих мероприятий достаточно благородна: мы пытаемся снизить уровень преступности в Вашингтоне на одну треть.
      Мне приходилось бывать в тюрьме столько раз, что уже не сосчитать. Начальник Лортонской тюрьмы – мой хороший знакомый. Несколько лет назад я посещал это место так часто, будто сам провел здесь пожизненный срок. Тогда мне приходилось проводить допросы опасного преступника Гэри Сонеджи.
      На первом этаже начальник тюрьмы Марион Кэмпбелл выделил большой зал, где мальчики встречались со своими отцами. Эти свидания оставляли большое впечатление в сердце каждого. Люди реагировали на свидания даже острее, чем я мог предположить. Кстати, с теми отцами, которые высказывают желание принимать участие в программе «Союза», его члены проводят специальные беседы. В основном, шаг за шагом, заключенных обучают следующим «премудростям»: как показать свою любовь к ребенку, как выразить чувство вины и ответственности за содеянное, как достичь гармонии между родителем и ребенком, и, наконец, как дать понять своему чаду, что ты готов начать новую, совсем другую жизнь.
      Как ни парадоксально, но все мальчики старались и выглядеть, и вести себя «круче», чем они были в действительности. Я даже слышал, как кто-то из ребят сказал: «Ты никогда не принимал участия в моем воспитании, так почему я должен сейчас тебя слушаться?» Все отцы, в противоположность своим чадам, казались мягкими и добрыми людьми.
      Нам с Сэмпсоном раньше не приходилось совершать такие поездки в Лортон. Это была наша первая проба, но я уже знал, что приеду сюда снова. В зале почти осязаемо чувствовалась острота эмоций и беспредельная надежда. Выходя оттуда, уже никто не сомневался, что теперь в жизни обязательно наступят лучшие времена. Даже если кто-то из присутствующих и не осознавал этого до конца, то, во всяком случае, они пытались что-то сделать. И в результате в их жизни непременно должны были произойти положительные сдвиги.
      Но больше всего меня поразило то, что между некоторыми отцами и сыновьями до сих пор оставалась сильная связь.
      Я сразу вспомнил своего сына Дэмона и подумал о том, как нам с ним повезло в жизни. А те, кто сейчас находился в Лортоне, понимали, что в свое время совершили нечто очень плохое. Они просто тогда не знали, как предотвратить то, что все-таки случилось.
      В течение почти полутора часов я только прохаживался по залу и слушал. Иногда меня просили помочь, и тогда я выступал в роли психолога и старался быстро решать все возникающие вопросы. Проходя мимо одной небольшой группы людей, я услышал, как отец говорил сыну: «Пожалуйста, передай матери, что я люблю ее и сильно скучаю по ней». После этого заключенный и ребенок обнялись и горько разрыдались.
      Один раз, через час после нашего пребывания на территории тюрьмы, ко мне подошел Сэмпсон. Он широко улыбался. Надо заметить, что, когда Джон улыбается, он больше походит на крокодила-убийцу.
      – А знаешь что, старина? – загадочно произнес он. – Мне все это нравится. Любая благотворительность – лучшее, чем может заняться любой человек.
      – Да я и сам в это уже по уши влип. Между прочим, я дал себе слово еще раз повести этот оранжевый автобус.
      – Ты как считаешь, такие вот встречи отцов с сыновьями полезны? – искренне поинтересовался Сэмпсон.
      Я оглядел зал:
      – По-моему, сейчас им всем хорошо. И это уже замечательно.
      Сэмпсон согласно кивнул:
      – Старый добрый метод: потихоньку и полегоньку. Кстати, на меня все это тоже подействовало. Я буквально летаю.
      Признаться, я чувствовал себя так же. Я глубоко воспринимаю подобные мероприятия, полностью вживаясь в них.
      На обратном пути, когда мы развозили детей по домам, я снова сидел за рулем автобуса. И по лицам мальчиков я понял, что сегодня они узнали многое, и все пошло им на пользу. Ребята вели себя на удивление тихо. Никто не шумел и не пытался безобразничать. Сейчас никому из них уже не хотелось казаться «крутым». Они снова стали детьми.
      Почти каждый мальчишка от всей души благодарил меня и Сэмпсона, выходя из автобуса. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Я и без того ощущал себя в тот момент куда лучше, чем когда мне и Джону приходится гоняться за маньяками-убийцами.
      Последним мальчиком, которого мы доставили домой, был восьмилетний школьник с Беннинг-Террас. Он обнял меня и Джона, а потом внезапно заплакал.
      – Я очень скучаю по своему папе, – признался ребенок и, не оглядываясь, побежал к своему подъезду.

      Вечером того же дня мы с Сэмпсоном заступили на дежурство в своем юго-восточном районе. Мы оба работаем старшими детективами по расследованию убийств. Кроме того, я являюсь связующим звеном между ФБР и столичной полицией. Примерно в половине первого ночи раздался тревожный звонок, и нам пришлось выехать в район Вашингтона под названием Шоу. Именно там произошло страшное убийство.
      На месте преступления одиноко стояла единственная полицейская машина, зато местный сброд скопился в огромном количестве.
      Все выглядело довольно дико: словно кто-то решил устроить пирушку среди ночи. Поблизости горели бочки с мусором, разбрасывая в стороны огненные брызги. Правда, в этом не было никакого смысла, поскольку ночь выдалась на удивление жаркой.
      Жертвой оказалась молоденькая девушка, лет четырнадцати, а может, немного старше. Во всяком случае, так нам передали по рации.
      Найти ее не составило труда. Обнаженное изуродованное тело бросили в кустах шиповника в небольшом парке, менее чем в десяти ярдах от асфальтированной дорожки.
      Мы с Джоном приблизились к телу, и с другой стороны от полицейской ленты, огораживающей место происшествия, какой-то парень презрительно крикнул:
      – Эй, там, да это же просто уличная девка!
      Я остановился и внимательно посмотрел на подавшего голос. Мальчишка напомнил мне кого-то из тех детей, которых мы сегодня возили в Лортонскую тюрьму.
      – Обыкновенная дешевка, – не унимался парень. – Не стоит вашего внимания, как и моего, господа де-фективы.
      Я не выдержал и вплотную подошел к этому умнику.
      – Откуда ты знаешь? Ты что же, видел ее раньше? Парнишка отпрянул, но тут же глупо оскалился, сверкнув золотой звездочкой, наклеенной на передний зуб:
      – Так она голая валяется, да еще и на спине. Кто-то ее здорово проучил. По-моему, так можно поступить только со шлюхой.
      Сэмпсон окинул мальчика пронизывающим взглядом. Парню было чуть больше четырнадцати лет.
      – Ты ее знал?
      – Вот еще! Конечно, нет! – презрительно хмыкнул паренек, будто обиделся, услышав такое предположение. – Я с проститутками не дружу.
      Наконец он отошел в сторону, все еще поглядывая на нас и покачивая головой. А мы с Джоном направились к телу, где уже стояли двое полицейских, ожидавших подкрепления, которое прибыло в лице нас двоих.
      – Вы звонили в Службу Экстренных Вызовов? – поинтересовался я.
      – С тех пор прошло целых тридцать пять минут, – осуждающе произнес тот, который был постарше, лет двадцати восьми. Полицейский пытался отращивать усики и вел себя так, будто ему было не привыкать присутствовать при подобных происшествиях.
      – Понятно, – я покачал головой. – Вы случайно не обнаружили где-нибудь поблизости ее документы?
      – Нет. Мы обыскали кусты. Кроме тела больше ничего нет, – подхватил второй, что помоложе. – Когда-то ее можно было считать красоткой, – по крупным каплям пота на его лбу и брезгливому выражению лица я сразу понял, что полицейскому нехорошо.
      Надев резиновые перчатки, я склонился над телом. Девушке действительно было немногим более четырнадцати лет. Кто-то перерезал ей горло, как говорится, от уха до уха. Множество ран имелось и на лице. Кроме того, подошвы ног были начисто срезаны, что показалось мне несколько необычным. На груди и животе также красовались следы от ударов ножа. Их было более десятка. Я нагнулся и раздвинул ей ноги.
      И тут я увидел нечто такое, отчего меня самого сразу же замутило. Между ногами торчала металлическая рукоятка.
      Я интуитивно догадался, что это нож, который убийца воткнул в свою жертву.
      Сэмпсон присел на корточки рядом со мной:
      – Что ты думаешь, Алекс? Еще одна?
      Я неопределенно мотнул головой и пожал плечами:
      – Возможно, но она наркоманка, Джон. Обрати внимание на следы от инъекций на руках и ногах. Вероятно, такие же есть и у подколенных сухожилий, и в подмышечных впадинах. А наш клиент предпочитает обходить наркоманок стороной. Ему по вкусу безопасный секс. Но убийство, несомненно, жестокое. В его духе. Видишь нож?
      Сэмпсон кивнул. От него не ускользало буквально ничего.
      – А что с одеждой? – недоумевал он. – Нам надо обязательно ее найти. Она должна быть где-то рядом.
      – Наверняка ее уже снял кто-то из местных жителей, – высказал предположение молодой полицейский. Судя по следам на земле, становилось очевидным, что возле тела побывало немало людей. – Здесь такое происходит. И никому нет никакого дела. Никого эта девушка больше не волнует.
      – Но теперь приехали мы, – заметил я. – А нам дело есть. Нас волнуеткаждая убитая безымянная девушка.

      Джеффри Шефер чувствовал себя настолько счастливым, что с трудом скрывал от семьи свое состояние. Целуя свою супругу Люси в щеку, он чуть не рассмеялся. До него донесся приторный запах ее духов «Шанель № 5», а потом, когда он поцеловал ее во второй раз, то ощутил шероховатость ее сухих губ.
      Сейчас они оба застыли как статуи в роскошном холле большого дома, выстроенного в георгианском стиле в престижном районе Вашингтона под названием Калорама. Здесь же собрались и дети, чтобы попрощаться с отцом.
      Жена Шефера, урожденная Люси Рис-Кузин, пепельная блондинка, обладала удивительными ярко-зелеными глазами, сверкающими не хуже ее дорогих украшений, с которыми она предпочитала никогда не расставаться. В свои тридцать семь лет она выглядела великолепно и сохранила стройность фигуры на зависть всем подругам. Люси закончила нью-нэмский колледж в Кембридже, а через два года вышла замуж за Джеффри. Она до сих пор иногда почитывала классическую литературу и интересовалась поэзией, но большую часть своего свободного времени проводила на бессмысленных званых обедах, ходила по магазинам со своими подругами-эмигрантками, посещала соревнования по поло и любила плавать под парусом. Случалось, что и Джеффри составлял ей компанию в отдыхе на яхте. Когда-то он неплохо владел искусством управления парусами.
      Считалось, что Люси была завидной партией, и Джеффри искренне полагал, что и сейчас многие мужчины не отказались бы от такой жены. Что ж, в таком случае им бы досталось ее худощавое, если не сказать костлявое тело и самый ледяной секс, который только может выдержать нормальный человек.
      Шефер взял на руки своих четырехлетних дочек-близняшек Трисию и Эрику. Две уменьшенные копии их мамочки. Он продал бы каждую по цене почтовой марки. Но сейчас Джеффри прижал их к себе и рассмеялся так, как и подобает заботливому любящему отцу.
      И, наконец, он уже совсем по-мужски подал руку своему двенадцатилетнему сыну Роберту. В настоящее время в доме шли споры о том, стоит ли отсылать Роберта назад в Англию, где он смог бы учиться в интернате, возможно, в Винчестере, где, в свое время, получал образование и его дед. Шефер бодро по-военному отсалютовал сыну. Когда-то полковник Джеффри Шефер был неплохим солдатом. Но теперь об этом помнил разве что Роберт.
      – Я улетаю в Лондон всего на несколько дней и буду там, между прочим, работать, а не отдыхать. Я не собираюсь посещать никакие развлекательные мероприятия, – словно оправдывался Шефер перед семьей, весело улыбаясь, как того и требовала обстановка.
      – Ну, что ты, папочка, отдохнуть тоже надо. Бог свидетель, ты это честно заслужил, – заметил Роберт уже ломающимся и становящимся совсем как у взрослого голосом.
      – До свидания, папочка! – хором завизжали двойняшки, и Щеферу захотелось швырнуть их обеих об стенку.
      – До свидания, Эрика-сан. До свидания, Трисия-сан, – серьезно произнес он.
      – Не забудь, «Гнездо Орка», – настойчиво напомнил Роберт. – «Дракон» и «Дуэлянт», – мальчик надеялся, что отец привезет ему из Англии самые модные сейчас ролевые компьютерные игры и журналы.
      Как это ни печально для Роберта, но в действительности его отец не собирался ни в какую командировку. На эти выходные у него были совершенно другие планы. Он сам намеревался поиграть в свою фантастическую игру здесь, в Вашингтоне.

      Он мчался на восток, а совсем не в сторону аэропорта, чувствуя себя так, будто с его плеч свалился невыносимый груз. Господи, как же он ненавидел свою безупречную британскую семью. Но еще больше он не выносил жизнь здесь, в Америке, которая могла свести с ума любого человека, страдающего клаустрофобией.
      Родня Шефера, оставшаяся в Англии, тоже могла считаться идеальной. У Джеффри было два старших брата, которые всегда учились на «отлично» и служили образцами для подражания всем остальным школьникам. Отец Шефера работал военным атташе, и семье приходилось много путешествовать по всему земному шару, пока Джеффри не исполнилось двенадцать лет. Вот тогда они и осели в Гилфорде, в тридцати минутах езды от Лондона. Там-то Джеффри начал совершенствоваться в своих детских шалостях, к которым имел склонность уже с восьми лет.
      В центре Гилфорда располагалось несколько исторических зданий, над которыми Джеффри с непонятным рвением тренировался в проявлениях вандализма. Он начал с больницы, где лежала его умирающая бабушка. Шефер разрисовывал стены неприличными рисунками и снабжал их соответствующими надписями. Затем он перенес свое внимание на Гилфордский замок, Гилд-холл, королевскую школу и собор. Постепенно он стал писать более пространные вульгарные комментарии и рисовать огромные пенисы, раскрашивая их в яркие тона. Он не давал себе отчета в том, почему ему нравится портить по-настоящему красивые вещи, но это было так. Ему нравилось совершать подобное, но еще больше он любил испытывать то ощущение безнаказанности, которое приносили ему такие поступки.
      Вскоре Шефер был переведен в школу в Рэгби, но и там его выходки продолжались. Затем мальчик посещал колледж святого Иоанна в Кембридже, где серьезно занялся философией и японским языком, что, правда, не мешало ему соблазнять всех понравившихся женщин. Когда в двадцать один год Шефер отправился служить в армию, все его друзья оказались немало озадачены. Его лингвистические способности были сразу же замечены, и Шефера направили в Азию, где он вышел на новый уровень и начал играть в свою знаменитую игру.
      Джеффри остановился у ночного магазина, чтобы выпить чашечку кофе, – три чашечки, если быть совсем точным. Кофе он выпил без молока и положил в каждую порцию по четыре куска сахара. При этом, когда Джеффри направлялся к кассе, он допивал уже последнюю.
      Кассир-индус бросил на него подозрительный взгляд, но Джеффри лишь расхохотался прямо в лицо этому бородатому выродку:
      – Ты что же, подумал, что я стану красть кофе стоимостью в семьдесят пять центов? Идиот! Ты, жалкий, ничтожный паки!
      Он швырнул деньги на прилавок и быстро вышел из магазина, чтобы не задушить урода прямо на месте, что он, Шефер, в принципе мог сделать с легкостью.
      После этого он направился в северо-восточную часть Вашингтона, где обитала большая часть среднего класса, в район Экингтон. Проехав университет Галлодет, он начал узнавать улицы. В основном здесь располагались двухэтажные жилые дома с виниловой внутренней обшивкой, выстроенные из красного кирпича, зачастую выкрашенные в ярко-синий цвет, что всегда вызывало возмущение и отвращение Джеффри.
      Он остановился у одного из кирпичных домов с небольшим садом, на Аланд-Террас возле Второй улицы. Здесь имелся просторный гараж, а фасад дома его предыдущий жилец украсил двумя белыми бетонными котами.
      – Привет, киски, – улыбнулся Шефер, чувствуя облегчение. Сейчас он начинал «заводиться», его настроение становилось маниакальным. Но ему нравилось это ощущение, он не мог перестать наслаждаться им. Итак, наступало время продолжить игру.

      Изрядно потрепанное фиолетовое с синим такси стояло в гараже, рассчитанном на две машины. Шефер пользовался этим автомобилем уже четыре месяца. Такси обеспечивало ему анонимность, делая Джеффри почти что невидимым повсюду, куда бы он ни хотел попасть в Вашингтоне. Он называл такси своей «машиной кошмарного сна».
      Шефер аккуратно пристроил «ягуар» рядом с фиолетово-синей развалюхой, а потом почти бегом взлетел на второй этаж. Оказавшись в квартире, он тут же включил кондиционер и первым делом выпил черного кофе с большим количеством сахара.
      Затем он принял свои таблетки, как послушный и примерный мальчик. Торазин и либриум. Бенадрил, ксанакс и викодин. Он уже в течение многих лет по-разному комбинировал сочетания допингов и снотворных средств, составляя свои собственные наркотические «коктейли». Поначалу это был метод проб и ошибок, но постепенно Джеффри научился правильно подбирать ингредиенты. Ну как, Шефер, тебе уже лучше? Конечно, спасибо.
      Сначала он попробовал читать свежие газеты, затем каталог всевозможных кожаных и резиновых изделий крупнейшей оптовой компании из Амстердама. Так и не сосредоточившись на тексте, Джеффри сделал двести отжиманий, потом несколько сотен приседаний, с нетерпением ожидая наступления темноты.
      Без четверти десять он начал готовиться к выходу в город. Пройдя в маленькую пустую ванную, пропахшую дешевым освежителем воздуха, Шефер внимательно изучил свое отражение в зеркале.
      И остался доволен. Даже очень. Особенно его радовали светлые густые волнистые волосы, которых он никогда не потеряет. Харизматическая, почти электрическая улыбка. Ясный взгляд голубых глаз, которым позавидовал бы любой киноактер. Великолепная физическая форма для сорокачетырехлетнего мужчины.
      Шефер начал с контактных линз. Он так часто пользовался ими, что мог делать это практически на ощупь. Впрочем, это занятие являлось частью его искусства перевоплощения. После этого он нанес коричневый театральный грим на лицо, шею, кисти рук и запястья. Джеффри не скупился, и когда грим покрыл его шею, она стала казаться мощнее, чем была на самом деле. Темная шапочка скрыла светлые пряди волос.
      Он еще раз критически осмотрел себя: из зеркала на него глядел самый настоящий черный. Особенно естественным этот чернокожий казался при тусклом освещении. Неплохо, совсем неплохо. Прекрасный образ для выхода в город, особенно если учесть, что этим городом станет Вашингтон.
      Так пусть же игра начнется. Четыре Всадника…
      В половине одиннадцатого Шефер спустился в гараж. Он осторожно обошел «ягуар» и приблизился к фиолетово-синему такси. В этот момент Джеффри уже мысленно представлял себя в своей фантастической игре.