В тот же вечер, после обеда, ко мне пришла Норма Брин. Она приходила часто, и я радовалась ее посещениям, вносившим некоторое разнообразие в мою тюремную жизнь. Мы были примерно одного возраста, выросли в примерно одинаковых условиях и хорошо понимали друг друга.
      — Мэгги, мне неприятно это говорить, но я не в восторге от твоих песен, — заявила она с порога вместо того, чтобы сказать «привет».
      — Ну ты и дрянь, — улыбнувшись, ответила я. Норма стала моей подругой, и только ей удавалось меня рассмешить.
      — Нет, дрянь ты. Не хочешь помогать мне в работе, которая, между прочим, состоит в том, чтобы вытащить тебя из этого зверинца.
      Я продолжала улыбаться, хотя тема была не из веселых. Но ведь нельзя же хмуриться и оставаться серьезным несколько недель кряду.
      — Не хотелось бы тебя огорчать, но мне не нравится, как ты делаешь свою работу, — сказала я.
      — А что? По-твоему, слишком круто, да? Надо сбавить обороты?
      Я протянула руку к ее руке. Норма была одинока и свободна, но, возможно, из-за двадцати фунтов лишнего веса мужчины пропускали ее мимо своего внимания. Что ж, это их ошибка. Большая ошибка.
      — Что у тебя сегодня? — спросила я, потому что она каждый раз приносила что-то новенькое.
      — Хочу попытаться убедить тебя прекратить дурацкую игру в мученицу. Лично мне мать Тереза никогда не нравилась. Послушай, Мэгги, перестань изображать из себя страдалицу.
      — Я и есть страдалица. Всегда ею была, с самого детства. Иначе за что бы меня любили? Тут уж ничего не поделаешь.
      Норма похлопала меня по руке. Довольно сильно.
      — Я люблю тебя, Мэгги. Сама не знаю, как это получилось. И я не одинока в этом чувстве — тебя любят многие. Невероятно, но факт, такой уж ты человек, что не любить тебя невозможно.
      Я горько усмехнулась:
      — Все меня любят, кроме мужей.
      — Ну да, встретились тебе два мерзавца, так что теперь, всю жизнь изображать мученицу? Ты говоришь, ничего не поделаешь? А я скажу иначе: ты, Мэгги, только ты сама можешь себе помочь.
      Я вздохнула. Мне было понятно, куда она клонит. О том же постоянно твердили Барри и Натан, но в исполнении Нормы это звучало по-другому.
      — Не могу. Пойми, не могу. Может быть, стоило бы попробовать, но... Не хочу, чтобы Дженни давала показания.
      — Можешь, — убежденно сказала Норма и вдруг совершенно неожиданно расплакалась.
      Я впервые видела, чтобы она давала волю чувствам, — раньше такое казалось невероятным. Я впервые увидела ее слезы и сама, потянувшись к ней, зашмыгала носом.
      Какое-то время мы просто сидели, давясь рыданиями, как две старые дуры.
      — У меня был разговор с Дженни. Она сказала, что вам надо поговорить. Сказала, что это будет продолжение Паунд-Риджа и что за тобой должок.

      Норма Брин приехала в дом Мэгги в последний раз. Она по-прежнему была убеждена, что упустила нечто важное, как упустили, впрочем, и все остальные. Но что? Что?
      Милдред Лей встретила гостью у порога и предложила ей чашечку кофе. Алл и играл в гостиной, и Норма с удовольствием воспользовалась возможностью поговорить. Прежде они с Милдред едва успевали перекинуться парой слов; может быть, на этот раз удастся раздобыть какую-то ценную информацию.
      — Знаю, вы уже рассказывали обо всем много раз, но мне бы хотелось услышать, как все же прошел тот день. Вы ведь были в доме?
      — Да, но только до половины седьмого, а потом ушла. У меня был выходной. — Миссис Лей покраснела. — Мы встречались с мистером Фрэзером. В общем, я вернулась только на следующее утро, когда здесь уже были полиция и пресса и Мэгги обвинили в том, чего она не делала и никогда бы не сделала.
      «Похоже, она довольна собой, — размышляла Норма. — Имеет право. Ее звездный час. Пятнадцать минут славы».
      — До того как уйти, заметили ли вы что-нибудь необычное? Что-то такое, что могло бы помочь Мэгги. Говорите все, что только придет в голову.
      Миссис Лей пожала плечами:
      — День был самый обычный, как и все другие. Нет, ничего необычного я не заметила. Не помню. Да ведь я уже все рассказала полиции.
      — Они не ссорились? Не ругались? Ничего такого?
      — Да они, по-моему, и не видели друг друга. Мистер Шеппард почти весь день провел в Нью-Йорке. Ездил туда по делам. Нет, я не слышала, чтобы они ругались.
      — Расскажите, что они делали. Все, что вспомните, миссис Лей.
      — Ну, Мэгги сидела у себя в кабинете. Наверное, сочиняла песни. Несколько раз выходила, разговаривала с детьми. Они с Алли любят играть.
      — А мистер Шеппард?
      — Он вернулся из города только вечером. Не знаю, когда именно. А уже потом, поздно вечером, я видела его возле клуба. Он шел к дому.
      Норма потерла лоб.
      — Так вы были в клубе, миссис Лей? А почему вы там были?
      — У мистера Фрэзера там домик, на территории клуба. С той стороны, где парковочная стоянка, напротив главного здания.
      — А вы не знаете, что делал там мистер Шеппард в ту ночь?
      — Нет, мэм. Я только видела, как он прошел мимо.
      — И во сколько это было?
      — Около десяти. Может быть, чуть позже, в половине одиннадцатого. Примерно в это время.
      — Вы недолго его видели?
      — Совсем недолго, мэм. Нам ведь было не до него. Вы и сами понимаете.
      — Да уж, конечно.
      Что делал Уилл Шеппард в ту ночь в клубе? Мэгги, похоже, ничего об этом не знала.
      — Но он же не ходил на вечеринку? Я имею в виду те вечеринки, которые устраиваются там иногда поздно ночью.
      Миссис Лей бросила на Норму заговорщический взгляд.
      — Так мистер Фрэзер вам рассказал, да? — почему-то шепотом спросила она. — Вы знаете, чем они там занимаются?
      — Конечно, знаю. Кстати, вы, случайно, не заметили, как мистер Шеппард был одет?
      — Нет, мэм. Было уже темно, да я и не присматривалась. Одно знаю точно: он нес из клуба свое ружье.
      Норма напряглась. Вот это что-то новенькое!
      — Ружье? Вы уверены?
      — Они же тренируются иногда на стрельбище. Это там, за полем для гольфа. Мистер Шеппард часто туда ходил.
      — Но только не в тот день, когда его убили.
      Миссис Лей вздохнула:
      — Я же вам говорила, он почти весь день провел в Нью-Йорке. И уехал совсем рано.
      — Вы ведь сообщили обо всем полиции? — спросила на всякий случай Норма.
      Миссис Лей кивнула:
      — Да, все, что рассказала вам.
      — И о том, что видели мистера Шеппарда с ружьем?
      — Конечно.
      Они допили кофе.
      — Спасибо, миссис Лей. Вы мне очень помогли.
      — Всегда рада. Посмотрите на мальчика. Он такой милый и так любит мамочку. Мы все хотим, чтобы она вернулась. Нам так ее не хватает, нашей Мэгги.
      — Я тоже этого хочу. Извините, я могу воспользоваться телефоном?
      — Конечно, в кабинете. Пойдемте, я покажу.
      — Спасибо, думаю, что найду сама.
      Норма поднялась и пошла к двери, едва удерживаясь, чтобы не побежать.

      — Барри, я в доме Мэгги. Похоже, наткнулась на что-то. По крайней мере я на это надеюсь. Нет, я действительно думаю, что обнаружила нечто серьезное.
      Норма закрыла за собой дверь, но все равно говорила шепотом.
      — Слушаю, — сказал Барри.
      — Помнишь про ружье? Про то, о котором рассказывала Мэгги. Так вот, миссис Лей видела, как Уилл нес его из клуба в ту самую ночь. Вообще к этому клубу надо бы присмотреться.
      — С какой стати ему держать ружье в Озерном клубе?
      — Этот же вопрос я задала себе в первую очередь, — возбужденно ответила Норма. — Именно потому он и ходил в клуб. Чтобы забрать его. Именно там он его держал после того как Мэгги велела убрать оружие из дома. Она говорила, что обыскала весь дом, но так и не нашла ничего. А не нашла, потому что оно хранилось в клубе.
      Барри долго молчал, потом сказал:
      — Но тогда зачем ему понадобилось забирать ружье? Хочешь сказать, он спланировал собственное убийство? Ты на это намекаешь? Получается, Уилл подставил Мэгги?
      — Черт бы тебя побрал, Барри, — уныло пробормотала она, — я пока не знаю. Это-то меня и угнетает. Не знаю, что и придумать. Что-то здесь не так, потому что иначе получается полная бессмыслица. Но я скажу тебе, что мне известно наверняка, — заговорила Норма после паузы. — Бедфордская полиция знала, что Уилл принес ружье из клуба. Они знали, но держали это при себе. Кто-то мутит воду, и я собираюсь выяснить, кто и почему.
      — Взять их, Норма!
      — Гррр!

      Дженни вошла в комнату для свиданий, и я, едва увидев дочь, расплакалась. Я не собиралась. Не могла себе это позволить. Я должна была оставаться сильной ради себя и ради нее, ради нас всех. Мне нужно было выслушать Дженни.
      И вот я сидела и не могла отвести от нее глаза. Я всегда любила ее и заботилась о ней куда больше, чем о себе. Знакомые говорили, что мы очень похожи, что у нас много общего, но я видела только то, что у дочери почти нет моих недостатков и слабостей. Дженни тоже высокая, в меня, и уже вымахала почти до пяти футов девяти дюймов. И волосы у нее такие же светлые и длинные. И глаза мои.
      Я люблю ее, думала я, глядя, как Дженни садится по другую сторону стола, этого ненавистного, разделяющего нас стола. Мне так хотелось обнять ее. Никогда мне не хотелось этого сильнее, чем в тот момент.
      Неожиданно она улыбнулась. Такая она, моя Дженни.
      — У меня для тебя послание от Нормы. Говорит, раздобыла доказательства того, что мать Тереза — полная чушь.
      Я рассмеялась — Норма умела поднять настроение.
      — Она пытается помочь тебе, мама.
      Дженни подалась вперед, и в ее голосе зазвучали взрослые нотки.
      — Знаю, Дженни, знаю. Как ты?
      Дженни закатила глаза.
      — Хочешь — верь, хочешь — нет, но у меня все хорошо. Не скажу, что отлично, но я в порядке. — Она послала мне два воздушных поцелуя. — Это от Алли. Вообще-то он посылает их тебе целую сотню.
      — Еще помнит меня?
      — Мы показываем ему твои концерты на видео, так что он не забывает. Читаем ему твои письма, показываем фотографии. Но я здесь не затем. Мам, нам действительно надо поговорить.
      — Понимаю. И я уважаю твои желания.
      — Хорошо. Для начала. А теперь давай сделаем так. Ты задавай мне вопросы, потому что, как мне кажется, у тебя в голове завелись некоторые мысли, но я не уверена, какие именно. Так что воспользуемся методом Сократа.
      Я улыбнулась.
      — Об оценках даже спрашивать боюсь.
      — Самые лучшие в классе. Попала в колею. Теперь только не сворачивай.
      Да, не сворачивай. Это-то и было самое трудное. У меня действительно «завелись некоторые мысли». Но была ли я готова говорить на эту тему? Иногда казалось, что мне никогда не хватит смелости.
      — Предлагаю начать с вечера... со смерти Уилла, — сказала я.
      — Удачный выбор — начинать с конца.
      — Я видела Уилла в твоей комнате. Что он делал там, Дженни?
      — Зашел пожелать мне спокойной ночи.
      Она произнесла это так невинно, что я невольно поморщилась.
      — Пожелать спокойной ночи? И все? Дженни, ты не должна лгать мне. Ни чтобы защитить Уилла, ни чтобы пощадить мои чувства. Договорились?
      — Конечно. Таковы правила игры. Мы же договорились. Так что давай играть.
      — Ты рассказываешь мне правду, я делаю то же самое, хорошо? Все, что захочешь узнать, узнаешь. О смерти Уилла.
      Дженни смотрела мне в глаза.
      — У меня есть несколько вопросов.
      — Сначала я, потом ты, ладно?
      Она кивнула:
      — Ладно. Начинай.
      Я все еще не знала, с чего начать, а потому выбрала самый очевидный вопрос.
      — Уилл часто приходил к тебе пожелать спокойной ночи?
      — Иногда. Обычно он приносил мне теплое молоко. Говорил, что тетя в Англии всегда приносила ему молоко, когда он там жил.
      Упоминание о тете насторожило меня, хотя Дженни и не могла догадаться о причине. Я глубоко вздохнула. Смогу ли я продолжать? Тюрьма — совсем не то место, где я предпочла бы разговаривать с дочерью на эту тему.
      Она погладила меня по руке.
      — Может быть, позволишь мне? Я же вижу, как тебе трудно.
      — Если думаешь, что сможешь, — прошептала я.
      У меня даже голоса не осталось. Внутри было пусто, как будто оттуда выскребли все чувства. Странное, неприятное ощущение.
      — Уилл был очень сложным человеком. Ты и сама это знаешь. Думаю, какая-то часть его действительно хотела быть хорошим отцом. Иногда он приходил ко мне, и мы подолгу разговаривали. Просто разговаривали. Мне кажется, он хотел доказать — себе, — что может вот так просто приходить и просто разговаривать. Много рассказывал о том, как рос. И умел слушать. Иногда.
      — Да, это он умел.
      Я помнила.
      — Я его ужасно обожала. Он казался таким красивым, как бог, как Ральф Файнз или Мел Гибсон. И я много о нем думала. Я постоянно о нем думала.
      — Но... ничего ведь не случилось?
      — Знаю, он сказал, что случилось, что мы с ним... Я же там была, мам, я все слышала. Но нет, ничего не случилось. Ты не должна защищать меня. Пожалуйста, поверь, ничего не было.
      Я положила руки ей на плечи. Мне так хотелось быть ближе к ней, но это было самое лучшее, что мы могли сделать в том страшном месте.
      — Мама, разреши мне быть твоим свидетелем, Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя! Я должна помочь тебе. Хотя бы в этот раз. Думаю, что смогу. Между мной и Уиллом ничего не было. Ты не должна защищать меня.

      В Озерный клуб Норма Брин прибыла не в самом лучшем своем настроении, что не сулило окружающим ничего хорошего. Эти пропавшие кусочки чертовой головоломки! Они где-то здесь, снова и снова повторяла она, как будто от частого повторения заклинания что-то могло измениться.
      В клуб Норма приехала специально для того, чтобы встретиться с Джей Си Фрэзером. Объектом ее профессионального внимания стал крепкий, подтянутый, мускулистый мужчина с обветренным лицом, лет около пятидесяти.
      «Красавчик, что и говорить, — подумала Норма, усаживаясь рядом с садовником на крылечке главного здания Озерного клуба. — Теперь посмотрим, какой ты разговорчивый».
      Для начала она попросила Фрэзера подтвердить то, что уже знала: в клубе устраивались вечеринки для избранных, и Уилл Шеппард участвовал в них несколько раз в качестве приглашенного гостя.
      Затем Норма перешла к тому, за чем, собственно, и пришла.
      — У вас ведь должен быть список участников, не так ли? Я имею в виду ребят-полуночников.
      Садовник пожал своими широкими плечами:
      — Если он и существует, я его никогда не видел. Да и сомневаюсь, что таковой имеется.
      — Тогда просто назовите мне несколько имен. Тех, кого вы сами видели. Тех, кто оставался после официального закрытия клуба. Ну же, Джей Си.
      Фрэзер покачал головой:
      — Не могу. Я же вам говорил, если кто-то узнает, меня уволят. Я-то и знать ничего не должен.
      — Но о мистере Шеппарде вы же мне рассказали.
      — Потому что пытаюсь помочь. Просто я не могу помочь так, как вам хочется.
      — Черт побери, я же расследую дело об убийстве. То, что вы знаете, может спасти жизнь миссис Брэдфорд!
      Джей Си неуклюже заерзал на стуле.
      — Я все понимаю. Поэтому и разговариваю с вами. Только не заставляйте меня называть имена. Я не могу этого сделать.
      Норма обожгла его гневным взглядом, но даже этот испытанный прием не дал нужного результата.
      — Тогда по крайней мере покажите мне, где они веселятся. Дайте мне самой туда заглянуть.
      — О, мисс Брин, если я только...
      — Если вы мне не поможете, я вызову вас в суд повесткой, и тогда вы будете давать показания под присягой и на виду всего зала. — Грррр, вот тебе!
      Он моргнул и сдался:
      — Пойдемте. Но только, если кто-то вас увидит, я скажу, что вы проникли сюда без моего ведома.
      — Вот и договорились, — улыбнулась Норма. — Ведите.

      Вместе они прошли по петляющей дорожке к дальней стороне здания. Внушительная деревянная дверь выглядела так, как будто ею пользовался только обслуживающий персонал. Фрэзер достал ключ.
      — Вот оно как, а? — ухмыльнулась Норма.
      С этой стороны клуба было темно и холодно. Как и в душах тех мерзких ублюдков, которые являлись сюда потешить себя запретными играми.
      То, что она обнаружила внутри, практически ничем не отличалось от уже увиденного в другой части здания. Джей Си провел гостью через пустую, притихшую бильярдную, в воздухе которой словно висела бледно-молочная дымка.
      За бильярдной находился на удивление элегантный бар, отделанный панелями красного дерева. Норма сразу поняла — здесь. Вот он, клуб в клубе. Игровая комната для богатых мальчиков.
      — Значит, собираются они здесь, верно? Здесь у них происходят секс-пирушки?
      — Да, мэм, — пробормотал Джей Си.
      Судя по выражению лица, находиться в этом месте ему было неприятно.
      Картина «клуба для избранных» уже стояла у Нормы перед глазами. Дорогие костюмы, лучшее виски, уверенные позы, надменные взгляды, молоденькие проститутки. Норма ничего не знала наверняка, но чувствовала, что именно эта комната может стать поворотным пунктом в деле защиты Мэгги Брэдфорд. Она допускала даже возможность того, что именно кто-то из членов клуба убил Уилла Шеппарда.
      Может быть, Шеппард трахнул чью-то жену?
      Или попытался сжульничать в бизнесе?
      Сделал что-то такое, за что его пристрелили?
      Вполне вероятно. Уилл Шеппард был из тех людей, которые легко обзаводились врагами.
      — Плесните себе чего-нибудь, Джей Си, — предложила она, — а потом найдите место, куда можно опустить задницу. Нам придется поговорить. И мы поговорим.
      Он покачал головой:
      — Не могу.
      Норма повернулась и ткнула указательным пальцем в широкую, твердую как камень грудь.
      — Слушайте меня, и слушайте внимательно. Мэгги Брэдфорд грозит пожизненное, но не потому, что вы утаили правду. Сейчас мы поговорим, и вы ответите на мои вопросы, а если заупрямитесь, то, поверьте, наверняка вылетите с работы и потеряете еще много чего вдобавок. Это я вам обещаю.
      Джей Си прошел к бару и налил «Мейкерз Марк».
      — Хороший выбор, — одобрила Норма. — Повторите и обо мне не забудьте. А потом расскажете, кто именно входил в это общество избранных. Мне нужны имена. Все, какие вы только знаете.
      Джей Си Фрэзер разлил виски по стаканам, и они вместе сели к стойке. Потом садовник заговорил. Он даже пустил слезу.
      Когда Фрэзер закончил, Норма еще несколько секунд молчала, переваривая услышанное. Невероятно! Немыслимо!
      Все перевернулось.
      «Боже, — думала Норма, — мир слетел с тормозов. Ну, паршивцы, держитесь. Я вас достану».

      Какая она взрослая, какая собранная, почти женщина, думала я, глядя на Дженни, которая только что вышла для дачи показаний в качестве свидетеля защиты. Лицо ее как будто светилось, длинные волосы блестели. Моя дочь выглядела уверенной в себе и серьезной. Если бы я могла чувствовать себя так же.
      Натан обращался с ней с величайшей осторожностью, задавая уже отрепетированные вопросы, и Дженни рассказала, как Уилл пришел к ней в ту роковую ночь. Как он ухмыльнулся, когда я вошла.
      — "Мы с Дженни как раз собирались немного повеселиться. Присоединишься?" Именно это он сказал маме. Я не знаю, почему он так сказал, но сказал.
      Жюри слушало ее внимательно, и не поверить словам Дженни было невозможно.
      Стоило дочери повторить слова Уилла, как я снова почувствовала в себе ту парализующую ярость, что охватила меня и тогда.
      Я рада, что он мертв. Это ужасно, но я рада.
      Натан управился с ней менее чем за сорок минут. Так мы договорились, и он четко придерживался соглашения, которое скрепил своей кровью. Закончив, адвокат вернулся на свое место рядом со мной и взял меня за руку.
      — Спасибо, Натан, — прошептала я. — Спасибо за ваше терпение.
      — Спасибо за то, что доверились мне, — прошептал он в ответ.
      Липа членов жюри оставались бесстрастными, но я видела, что по крайней мере на женщин выступление Дженни произвело сильное впечатление.
      Я не убила его, защищая себя. Я убила, защищая свою дочь. Теперь они знали. Дженни сделала то, что намеревалась сделать.
      К несчастью, за хорошим слишком часто следует плохое. Дэн Нижински медленно приблизился к столу, за которым сидела свидетельница. Он словно кит-убийца, мелькнуло у меня в голове, собирающийся проглотить миногу. Ему это нужно для славы. Для него это все: мгновение славы и статус знаменитости.
      — Мисс Брэдфорд... Дженни, — мягким, почти извиняющимся тоном начал он.
      — Пожалуйста, не обращайтесь ко мне по имени. — Она твердо посмотрела ему в глаза. — Мы с вами не знакомы, мистер Нижински.
      Прокурор вздохнул. Очко в пользу Дженни.
      — У вас ведь есть подруга по имени Милли Стил, не так ли? — спросил он после едва заметной паузы.
      Сбить такого человека было не так-то просто — он твердо вел свою игру.
      Дженни удивленно вскинула брови:
      — Да, есть.
      — Она ваша лучшая подруга, верно? — продолжал прокурор.
      Мне совсем не нравился его мягкий тон.
      Дженни немного подумала, потом кивнула. Я почти видела, как напряженно работает ее мозг, пытаясь определить, куда ведут его вопросы.
      — На вопросы нужно отвечать вербально, мисс Брэдфорд, — подал голос судья Сассман. — Является ли Милли Стил вашей лучшей подругой?
      Натан Бейлфорд медленно поднялся из-за стола.
      — Возражаю, ваша честь. Не вижу, какое отношение имеет Милли Стил к рассматриваемому делу. Хочу напомнить всем, что мисс Брэдфорд всего лишь пятнадцать лет. И сам суд, и особенно необходимость давать показания являются для нее тяжелым испытанием, которое необходимо по мере возможности сократить.
      — Ваша честь, — тотчас отозвался Нижински, — присяжные скоро убедятся, с какой целью я задаю эти вопросы. Уверяю вас, это в интересах установления истины.
      — Продолжайте, — сказал судья Сассман. — Но будьте осторожны, а я не дам вам уклониться.
      Прокурор наклонился к Дженни, и я вздрогнула. Мне это совсем не нравилось. И я видела, что Дженни не нравится тоже.
      — Вы о многом разговариваете с Милли Стил? В школе? Иногда после занятий?
      — Да, сэр. И перед занятиями тоже, — ответила Дженни и улыбнулась.
      Заулыбались и присяжные.
      Я видела, что она так и не поняла, к чему он клонит. «Осторожнее!» — хотелось крикнуть мне.
      — Вы бы не стали обманывать свою лучшую подругу? Скажите, вы когда-нибудь лгали ей? Попытайтесь вспомнить.
      — Нет. Мы с Милли никогда не обманываем друг друга.
      — Тогда послушайте это, Дженни. Тринадцатого октября ваша лучшая подруга Милли Стил сделала следующее заявление в полицейском участке Бедфорда... — Он открыл большой черный блокнот. — «Дженни была влюблена в своего отчима. Она много раз говорила мне об этом. Говорила, что хочет переспать с ним и попробует его соблазнить». — Нижински неторопливо закрыл блокнот. — Вы говорили Милли Стил, что влюблены в Уилла Шеппарда?
      «Боже, что он делает с ней? — с тревогой подумала я. — Да, она увлеклась Уиллом, но это же совсем другое».
      — Да, но...
      Дженни попыталась ответить на нелегкий вопрос.
      — Пожалуйста, отвечайте только «да» или «нет». Вы были влюблены в вашего отчима?
      Он же мучает ее! Его необходимо остановить!
      — Натан... — прошептала я.
      — Подождите, Мэгги. Послушайте.
      — Я была увлечена им. Да, сэр.
      — Вы пытались соблазнить его?
      — В общем-то нет.
      — Это не ответ на мой вопрос, мисс Брэдфорд. Да или нет. Вы пытались соблазнить Уилла Шеппарда?
      — Да. Наверное, это можно назвать и так.
      — Вы были с ним в постели?
      — Нет! Почему вы задаете такие вопросы? Вы плохой человек! Нет! Нет!
      Нет! Слава Богу! А теперь отпустите ее.
      — Тогда где же вы занимались с ним любовью? Милли Стил утверждает, что вы это делали!
      — Мы не занимались любовью!
      — Простите, но в это трудно поверить. Вы красивая девушка, Дженни. Уилл Шеппард был привлекательным мужчиной. Здесь, в суде, мы слышали много подтверждений этого. А вы пытаетесь заставить меня поверить в то, что даже тогда, когда вы предложили ему себя, он отказался! Его репутация утверждает обратное!
      И тут Дженни не выдержала и расплакалась. Ее всхлипы были единственными звуками в замершем зале. Она снова превратилась в девочку.
      — Натан, пожалуйста, — прошептала я.
      Прокурор, однако, еще не закончил.
      — Верно ли, что вы были любовниками на протяжении нескольких месяцев? В таком случае попытки защиты убедить жюри в том, что ваша мать убила его ради того, чтобы защитить вас, не выдерживают никакой критики. В таком случае она убила своего мужа по другой причине. Из мести!
      — Я не предлагала ему себя! Он ни разу до меня не дотронулся! И никогда не делал ничего неприличного. А вот вы...
      Нижински отступил на шаг и пристально посмотрел на мою дочь.
      — Вы знаете, что такое лжесвидетельство?
      Дженни кивнула.
      — Пожалуйста, отвечайте «да» или «нет». Секретарь не может занести в протокол ваш кивок.
      — Да, — еле слышно ответила она.
      — Вы знаете, каково наказание за лжесвидетельство?
      — Не уверена. Вы собираетесь отправить меня в тюрьму? Как мою маму? Это несправедливо.
      — Наказание за лжесвидетельство — тюремное заключение, но ни о какой несправедливости не может быть и речи, мисс Брэдфорд. Ваша мать убила своего мужа, Уилла Шеппарда, потому что думала, что вы состоите с ним в любовной связи.
      Натан уже поднялся:
      — Возражение, ваша честь! Возражение!
      — У меня больше нет вопросов, — сказал Нижински и отступил от Дженни.
      Зал словно взорвался. Судье Сассману пришлось несколько минут стучать молотком, прежде чем публика успокоилась.
      Дженни увели. Она плакала. Я протянула к ней руку, но не смогла дотронуться.
      — Все в порядке, мама, — сказала моя дочь. — Никто не сделает нам ничего плохого. Больше нас никто не тронет.
      Оставалось только надеяться, что так оно и будет.

      Сидя в задней части зала и слушая заключительные слова судьи, Норма Брин неторопливо пережевывала антацидную конфетку с апельсиновым вкусом. То, что оказалось в ее распоряжении, было настоящей бомбой, и она с трудом удерживалась от того, чтобы не встать и не ошеломить публику сенсационным заявлением.