Этот тяжелый день выдался очень длинным и, казалось, что он никогда не кончится. В десять часов вечера я прибыл в офис ФБР на Пенсильвания-авеню. Пока я поднимался в лифте на двенадцатый этаж, моя голова напряженно работала. Городские огни за стеклом мерцали, как маленькие костры. Я думал о том, что поступки Джека и Джилл лишат сегодня сна очень многих людей, в том числе и меня.
      Я явился сюда, чтобы прослушать запись утреннего телефонного звонка Джилл президенту. В сложившейся ситуации любые вещественные доказательства становились для меня доступными. Мне было разрешено проникнуть внутрь.В святая святых. Теперь я мог устраивать волнение даже в Белом Доме. И без того лучше всех разбираясь в серийных убийствах, сейчас я имел доступ к любой информации. Я знал решительно все. Для других подобное удовольствие было недосягаемо.
      Никаких правил.
      Охранник проводил меня в аудиоэлектронную лабораторию на двенадцатом этаже. Там меня уже поджидала настроенная аппаратура со вставленной в нее копией утреннего разговора Джилл. Магнитофон был уже включен.
      – Хотя это всего лишь копия, доктор Кросс, но ее вполне достаточно для анализа – Длинноволосый технический сотрудник ФБР сообщил мне о том, что голос на пленке определенно изменен с помощью специальной электронной приставки. Эксперты считали, что восстановить реальный голос говорившего невозможно. Еще раз Джек и Джилл обвели всех вокруг пальца и тщательно замели следы.
      – Я поговорил с одним из специалистов «Белл», который пришел к тому же заключению. Еще два эксперта придерживаются того же мнения, поэтому у меня есть все основания поверить вам.
      Сектантского вида техник оставил меня один на один с записью, как мне того хотелось, и удалился. Некоторое время я просто неподвижно сидел в лаборатории и таращился в окно на здание Министерства юстиции, расположенное напротив.
      Джилл находилась рядом со мной.
      Она должна была поделиться каким-то секретом, какой-то глубоко запрятанной тайной.
      Пленка была перемотана, и я нажал на кнопку. Голос, раздавшийся в пустой комнате, даже напугал меня. Джилл заговорила.
      – Доброе утро, господин президент. Сегодня 10 декабря, ровно пять часов утра. Не вешайте, пожалуйста, трубку, с вами говорит Джилл. Да, та самаяДжилл. Мне необходимо поговорить с вами по касающемуся лично вас вопросу. Мы можем это сделать?
      – Ситуацию уже никак нельзя назвать «личной», – послышался из динамика голос президента Бернса. – Почему вы убиваете невинных людей? Почему вы хотите убить меня, Джилл?
      – О, здесь имеется очень серьезная причина и, разумеется, вполне удовлетворительное объяснение всем нашим поступкам. Может быть, нам нравится запугивать так называемых «сильных мира сего». Может быть, мы, таким образом, передаем вам небольшое послание от всех «маленьких» людей, которых вы запугали своими командными решениями и всемогущими распоряжениями, спускаемыми сверху. В любом случае, ни одного из тех, кого мы убили, нельзя назвать невиновным, господин президент. Они все заслужили смерть по той или иной причине.
      Затем Джилл рассмеялась. Электронный фильтр так исказил этот звук, что смех ее больше напоминал детский.
      Я сразу вспомнил сына Эйдена Корнуолла. Чем же это девятилетний мальчик заслужил подобную смерть? В этот момент я всей душой ненавидел Джилл, кем бы она ни была, и какие бы у нее не имелись причины для таких поступков.
      Президент ответил ей спокойным ровным голосом:
      – Позвольте мне прояснить вам кое-что, Джилл: вам меня не запугать. Скорее, вам самим нужно опасаться. Вам и Джеку. Мы подошли совсем близко. Вам уже не спрятаться. На всей земле для вас не найдется места, где вы бы смогли укрыться. Все кончено.
      – Мы, разумеется, будем иметь это в виду. Большое спасибо за предупреждение, это так мило с вашей стороны. А вы запомните вот что: вы уже труп, господин президент. Считайте, что ваша жизнь уже закончилась.
      На этом запись обрывалась. Последние слова Джилл произнесла с презрением в голосе.
      Джилл-утренний дискжокей. Джилл-поэтесса. Кто же ты такая, Джилл?
      Ваша жизнь уже закончилась. Мне снова захотелось переговорить с президентом Бернсом, прямо сейчас, без отлагательств. Мне нужно было прослушать эту угрожающую сумасшедшую запись вместе с ним, еще раз. Может быть, президенту было известно кое-что еще. Возможно он что-то недоговаривал.
      Я проиграл запись еще несколько раз. Не знаю, сколько времени я просидел в лаборатории, глядя из окна на постепенно гаснущие огни города. Где-то там, среди этих домов, находились и Джек с Джилл. Может быть, как раз сейчас они продумывают свой план убийства. Но, может быть, и нет. Вы уже труп, господин президент. Считайте, что ваша жизнь уже закончилась.Зачем им понадобилось предупреждать нас? Зачем предупреждать нас о своих планах и действиях?

      Хотя часы показывали уже половину одиннадцатого, мне очень хотелось заехать еще в одно место. Я позвонил Джею Грейеру и сообщил, что направляюсь в Белый Дом. Затем я добавил, что хочу встретиться с президентом Бернсом, и попросил Джея устроить мне это свидание.
      – Это может подождать до утра, Алекс.
      – Нет, Джей, не может. У меня есть пара теорий, и я боюсь, что за ночь они прожгут мне мозги. Мне срочно надо получить некоторую информацию от президента. Если он сам перенесет встречу до утра, то, конечно, я настаивать не стану. Но я прошу вас поговорить с Доном Хамерманом или кто там еще несет за это ответственность. В конце концов, мы ведем расследование убийства и пытаемся предотвратитьновое. В любом случае, я выезжаю.
      Когда я прибыл в Белый Дом, Дон Хамерман уже ждал меня. Вместе с ним меня встретили главный советник Джон Фэйхи и Джеймс Дауд, генеральный прокурор и личный друг президента Бернса. Все они выглядели расстроенными и весьма напряженными. Видимо, дела в Белом Доме стали совсем плохи.
      – О чем вообще идет речь, черт побери? – возмущенно начал Хамерман. Впрочем, меня не удивило такое неприветливое обращение. Я давно подозревал, что этот господин умеет кусаться. Но я видывал и похуже, поэтому ни капли не смутился.
      – Если желаете, я могу подождать и до завтра, но моя интуиция подсказывает, что этого делать не следует, – тихо, но достаточно решительно произнес я.
      – Вы сначала скажите намто, что вам хочется передать ему, – вступил в разговор Джеймс Дауд, – а потом мы будем решать, стоит ли ждать утра или нет.
      – Боюсь, что моя информация предназначена исключительно для президента. И мне необходимо поговорить с ним наедине,так, как это было в первый раз.
      – Господи, да вы просто какой-то самонадеянный сукин сын! – взорвался Хамерман. – Не забывайте, что это именно мы привели вас сюда.
      – Тогда вам и винить будет некого, кроме самих себя, – не растерялся я. – Я предупреждал, что буду вести расследование со всей серьезностью, и некоторые мои методы могут прийтись вам не по вкусу. Кстати, президенту я сказал то же самое, так что он в курсе.
      Хамерман чуть ли не бегом бросился вон, но уже через пару минут вернулся:
      – Он готов встретиться с вами на третьем этаже, но помните, что у вас есть всего несколько минут. Не больше.
      – Ну, мы посмотрим, что на этот счет скажет сам господин президент, – ответил я.

      Мы встретились в солярии, который соединяется с жилыми комнатами на третьем этаже. Это было самое любимое место президента Рейгана. За окнами ярко сияли огни Вашингтона. Я почувствовал себя героем книги «Вся президентская рать».
      – Добрый вечер, Алекс. Вы хотели встретиться со мной. – Президент держался спокойно и выглядел бодро. Конечно, я не мог судить о его истинном состоянии. Одет он был по-домашнему: брюки цвета хаки и голубая спортивная рубашка.
      – Простите за мое появление, которое причиняет всем столько неудобств и беспокойства.
      Президент поднял ладонь, чтобы остановить поток извинений:
      – Алекс, вы здесь потому, что мы сами захотели поручить вам это дело. Не думаю, чтобы в мире нашелся еще кто-нибудь, наделенный вашим мужеством. Чем же я могу помочь вам?
      Нервное напряжение немного отпустило меня. Но какую помощь я мог требовать от президента?Такой вопрос от президента мечтал услышать бы каждый.
      – Весь день я провел в раздумьях над утренним телефонным звонком и убийством в Маклине. Господин президент, я не думаю, что мы располагаем запасом времени.Джек и Джилл дали достаточно ясно это понять. Они нетерпеливы, жестоки и с каждым разом идут на все больший риск. И этими своими качествами они с завидным постоянством тычут нам в лицо при каждом удобном случае.
      – Может быть, таким образом они тешат свое второе «я», Алекс?
      – Возможно. Хотя больше смахивает на то, что они стараются принизить Вашу власть.Господин президент, я потому настаивал на встрече с глазу на глаз, что наш разговор должен носить конфиденциальный характер. Вы знаете, что мы проверяли всех сотрудников Белого Дома. В этом нам помогала Секретная Служба и, конечно, Дон Хамерман. Президент улыбнулся:
      – Ну, уж Дон-то, конечно.
      – Правда, несколько своеобразно. Хотя сторожевой пес есть сторожевой пес. Опираясь на результаты, мы поместили троих сотрудников Белого Дома под наблюдение Секретной Службы. Мы посчитали, что лучше контролировать их, чем увольнять. Оно дополнили список из семидесяти шести человек в Вашингтоне» тоже находящихся под наблюдением.
      – У Секретной Службы всегда есть люди, подозреваемые, как носители потенциальной угрозы президенту, – заметил Томас Бернс.
      – Да, сэр, но это не более, чем меры предосторожности. Честно говоря, я не слишком уверен, что кто-то из этих троих причастен к происходящему. Все они мужчины, а я больше рассчитывал вычислить Джилл.
      Президент помрачнел:
      – Хотелось бы мне встретиться с этой Джилл и приватно побеседовать. Ох, как хотелось бы!
      Я кивнул. Теперь мы подобрались к самой трудной части нашего разговора:
      – Теперь самое щекотливое, сэр. Мне придется говорить с вами о наиболее близкихВам людях.
      Томас Бернс ведь подался вперед, и я понял, что мои слова пришлись ему не по нутру.
      – Господин президент. Напрашивается вывод, что кто-то, имеющий свободный доступ в Белый Дом, а может быть, и одно из доверенных лиц, замешан в происходящем. Джек и Джилл с легкостью проникают в самое элитное общество, следовательно, они занимают высокие посты. Вот поэтому-то особо приближенные к Вам люди и должны быть проверены, причем тщательно.
      Мы оба замолчали, и в солярии повисла гнетущая тишина. Мне казалось, что за дверью стоит Дон Хамерман, в ярости жующий свой шелковый галстук.
      Первым заговорил я:
      – Я понимаю, что мы коснулись того предмета, о котором Вы не хотели бы распространяться.
      – Вот поэтому-то вы и здесь, – вздохнул президент и повторил: – Вот поэтому-то вы и здесь.
      – Благодарю Вас. У Вас нет никаких причин не доверять мне, сэр. Как Вы сами сказали, я – человек со стороны. В любом случае я ничего не выигрываю.
      Томас Бернс снова вздохнул. Я почувствовал, что мои слова достигли цели. По крайней мере, в этот момент:
      – Многим из этих людей я доверяю свою жизнь. Дон Хамерман один из них. Это мой бульдог, как вы верно заметили. Я не совсем уютно чувствую себя с Салливаном или с Томпсоном из Объединенного комитета начальников штабов и даже несколько неуверен в Боувене из ФБР. У меня есть серьезные враги на Уолл-Стрит. Они очень глубоко и мощно проникают в высшие правительственные круги. К тому же организованная преступность слишком обеспокоена программами, которые я провожу в жизнь, а она сейчас стала действительно организованной, как никогда. Я бросил вызов старой, мощной, давно сложившейся гребаной системе. А гребаная система от этого не в восторге.Кеннеди тоже шли по этому пути, особенно Роберт.
      После этого сравнения я поймал себя на том, что мне стало тяжело дышать:
      – Кто еще, господин президент? Мне нужно знать всех ваших врагов.
      – Хелен Гласс в Сенате, например, тоже мой враг… некоторые из консервативно настроенных конгрессменов… я думаю… вице-президент Махони, если не явный враг, то очень близок к этому. Когда я остановился на его кандидатуре, то пошел на компромисс. Его следовало бы сразу уволить, но он притащил за собой на выборы все голоса Флориды и других южных штатов. Я должен был знать, кто за ним стоит, но не стал копаться. Мне постоянно приходится трахаться с этой системой. В этом все и дело. Апекс.
      Я слушал президента, позабыв, что нужно дышать. Я не шевелился, так как подобный откровенный разговор поднимал в душе такую муть, что впору было потерять сознание. По выражению его лица мне стало понятно, чего ему стоило выложить сию горькую правду.
      – Мы должны установить наблюдение и за ними.
      – Сейчас я никак не могу этого допустить, – покачал головой президент. – Никак не могу, Алекс. – Он поднялся со стула. – Кстати, как вашим детям понравились подарки?
      Я упрямо мотнул головой, всем своим видом показывая, что не собираюсь менять тему разговора:
      – Подумайте о вице-президенте и сенаторе Гласе. Вопрос стоит об убийстве, поэтому не стоит защищать тех, кто может быть в нем замешан. Пожалуйста, господин президент, помогите нам…
      – Спокойной ночи, Алекс, – твердо произнес Бернс. В глазах его читалась решимость.
      – Спокойной ночи, господин президент.
      – Продолжайте свою работу. – Он повернулся и вышел из солярия.
      В комнату влетел Дон Хамерман:
      – Я провожу вас, – буркнул он с ледяным выражением.
      Возможно, и я теперь нажил себе врага в Белом Доме.

      «Нельзя, Хосе! Не может быть. Не может быть. Этого просто не может быть. Добро пожаловать на информационный канал „Суперхайвей“, где „Сумеречная зона“ пересекается с „Секретными материалами“.
      При росте в пять футов один дюйм и весе в двести десять фунтов Мэриэнн Маджо была весьма энергичным человеком. Себя она называла «цензором по непристойностям» интерактивной сети «Продиджи». Ее работа заключалась в защите пользователей информационного канала от избытка пошлости и насилия. Сейчас прямо на ее глазах произошел экстренный случай. В сеть вклинился какой-то хакер.
      Этого не могло быть. Она не могла оторвать глаз от экрана.
      – Ну, хорошо, сейчас на дворе интерактивный век, так что приготовьтесь, – бормотала она. – Сейчас произойдет крушение поезда.
      Мэриэнн действительно работала цензором «IBM» вот уже почти шесть лет. До сих пор самой популярной службой «Продиджи» считалась доска объявлений. Она служила пользователям для обмена информацией. С ее помощью можно было спланировать отпуск, пообщаться с друзьями, даже узнать меню в только что открывшемся ресторане.
      Обычно это были вполне безобидные послания, разделенные по интересам, начиная от благотворительной реформы до судебных разбирательств месяца. Но только не такое, которое ей пришлось принимать сейчас. Оно требовало вмешательства цензора, защищающего юные умы от тлетворного воздействия. Ей ничего не оставалось, как, словно старшей сестре, поспешить на помощь глупеньким братишкам.
      Начиная с одиннадцати вечера Мэриэнн начала принимать послания от одного из пользователей, живущих в Вашингтоне. Поначалу они носили такой странный характер, что она сама не знала, как с ними поступить. То ли отредактировать, то ли отложить на неопределенное время. В настоящий момент «Продиджи» конкурировало с «Интернетом», который вообще передавал иногда полную чушь и открывал совершенно дикие сайты.
      Сперва Мэриэнн думала над тем, знакомы ли правила пользования этому абоненту. Иногда попадались психи, которые влезали в сеть просто ради хоть какого-то общения с людьми. А некоторых устраивал контакт только с ней. Она контролировала их мысли и действия. Она и в самом деле чувствовала себя старшей сестрой.
      В первом послании неизвестный просил откровенно ответить пользователей на вопрос, как они относятся к убийствам детей в Вашингтоне. Далее следовало детальное описание этих преступлений. Второй вопрос звучал так: не считаете ли вы, что убийством детей следует уделить больше внимания со стороны полиции, нежели делу Джека и Джилл? Как с моральной, так и с этической точки зрения.
      Эти послания Мэриэнн Маджо была вынуждена временно отложить: не из-за их непосредственного содержания, а из-за того, что обращения изобиловали нецензурной руганью.
      Когда она поступила подобным образом, последовал настоящий эмоциональный взрыв пользователя в Вашингтоне. Он передал длинную и резкую обличительную речь, в которой в самой грубой форме ругал, на чем свет стоит, «цензурную чуму», совершенно изгадившую «Продиджи». В завершение своей истерики он призывал всех плюнуть на «Продиджи» и воспользоваться услугами ее конкурентов, например «Компью-Серв». Впрочем, может быть, он не знал, что там тоже существует цензура.
      Невзирая на такую отповедь, послания повалились на Мэриэнн со все увеличивающейся скоростью. Они стали приходить чаще, чем курсирует челночный рейс «Вашингтон-Нью-Йорк». В одном из них предлагалось «выгнать в задницу тупого некомпетентного цензора». Мэриэнн ничего не оставалось, как приступить к своим прямым обязанностям.
      В другом сообщении слово, обозначающее половой акт, повторялось одиннадцать раз в двух абзацах.
      Затем матерщина уступила место различным обвинениям в адрес «Продиджи». А потом произошло нечто: в 1:15 ночи адресат из Вашингтона взял на себя вину за жестокие убийства школьников.
      Он объявил себя преступником и заявлял, что с помощью «Продиджи», готов предъявить любые доказательства.
      «Старшая Сестра» немедленно удалила это послание из сети и тут же связалась со своим инспектором в Нью-Йорке. К тому времени, когда ее босс приехал и привез кофе на двоих, все ее жирное тело тряслось, словно кусок желе. Черный кофе? Для того, чтобы прийти в себя, Мэриэнн нуждалась в хорошей выпивке и паре пицц.
      Тут же на экране появилось новое послание от абонента в Вашингтоне. Теперь он выражался вполне корректно, но был очень зол и, казалось, находился на грани помешательства. В своем сообщении он с дотошностью перечислял все кровавые подробности убийства чернокожего школьника, которые, как он заявлял «известны только полиции Вашингтона».
      – Господи, Мэриэнн, что это за ужас? – поразился инспектор. – И что, все послания в том же духе?
      – В основном да, Джонни, – кивнула «Старшая Сестра». – Правда, теперь он выражается прилично, но продолжает сохранять свои замашки вампира.
      А послание тем временем продолжало разворачиваться перед их глазами. Судя по подробностям, это передавал действительно убийца ребенка в Гарфилдском парке. Он заявлял, что использовал отпиленную бейсбольную биту, обмотанную электрическим проводом. Также он добавил, что ударил ребенка по голове двадцать три раза, объяснив, что специально считал удары.
      – Прекрати этот кошмар немедленно. Заблокируй ему доступ! – последовало решение инспектора.
      Потом инспектора посетила более рациональная мысль: немедленно поставить в известность вашингтонскую полицию о подозрительном клиенте. Ни инспектор, ни Мэриэнн ничего не знали об убийствах, но сообщения звучали настолько реально, что у них просто не было другого выхода.
      В половине второго ночи инспектор «Продиджи» связалась с детективом в Вашингтоне, записав на всякий случай его звание и имя, чтобы внести данные в журнал происшествий. Имя детектива было Джон Сэмпсон.

      Я лег спать уже в час ночи. Нана разбудила меня без четверти пять. Сначала я услышал, как ее тапочки зашаркали по паркету нашего непокрытого коврами пола в спальне, а затем она зашептала прямо у меня над ухом. Мне вдруг показалось, что я вернулся в детство:
      – Алекс! Алекс! Ты проснулся?
      – М-м-м… Ну, теперь уж точно проснулся.
      – Там, внизу, сидит твой дружок. Он поедает бекон с помидорами прямо из кастрюли, словно сегодня наступит конец света, и ему об этом известно заранее. Кстати, ты рискуешь остаться без завтрака.
      Я еле сдержался, чтобы не застонать. Пару раз моргнув и, чувствуя, как распухли мои глаза от бессонных ночей, я, сглотнув, осознал, что вдобавок болит и горло.
      – Сэмпсон пришел? – наконец, хрипло выдавил я.
      – Да, и он говорит, что они вышли на след убийцы детей. Неплохое начало дня, как ты считаешь?
      Она явно насмехалась надо мной. Впрочем, так было всегда. На часах еще нет пяти, а бабуля уже вонзила свой ржавый нож прямо мне в спину.
      – Уже встаю, – прохрипел я. – Хотя все это мне не очень нравится.
      Менее чем через двадцать минут после этого мы с Сэмпсоном уже подъезжали в кирпичному дому на Сьюард-сквер. Джон заявил, что мое присутствие просто необходимо. Возле своих автомобилей нас поджидали Рэйким Пауэлл и еще один белый детектив по имени Честер Муллинс, в нелепой старинной шляпе с плоской тульей и загнутыми кверху полями. Оба полицейских выглядели весьма напряженными.
      Дом находился возле парка Сьюард-сквер, всего в полутора милях от школы Соджорнер Трут. Очевидно, Муллинс курировал именно этот участок.
      – Вон тот белый, колониального стиля дом, что на углу, – пояснил Рэйким, указывая в сторону большого светлого здания в квартале от нас. – Да, ребята, люблю я работать в таких дорогих районах. Чувствуете запах свежих роз?
      – Это жидкость для мытья окон, – поправил я.
      – Я эти запахи с детства путаю, – рассмеялся Рэйким, и его напарник Честер присоединился к веселью.
      – А вон в том доме наверняка обитает семья Партридж, – поддержал Сэмпсон шутливое настроение коллег, но тут же посерьезнел. – Да, места здесь красивые, но расслабляться нельзя. Не исключено, что за симпатичным фасадом нас поджидает маньяк-убийца. Все поняли?
      Затем он повернулся ко мне:
      – Что ты думаешь обо всем этом, Шоколадка? Что подсказывает твоя интуиция? Каковы предчувствия?
      Пока мы ехали к Сьюард-сквер, Сэмпсон уже поделился со мной тем, что он узнал. Полковник Франклин Мур, один из абонентов интерактивной сети «Продиджи», посылал сообщения относительно убийств школьников. Он знал такие подробности, которые могли быть известны только полиции или же самому убийце. Похоже, это и был наш психопат.
      – То, что я услышал от тебя, мистер Джон, мне совсем не нравится. Судя по исполнению преступлений, он, хотя и находился в ярости, но соблюдал определенную осторожность. А теперь, словно ему понадобилась помощь, он чуть ли не приглашает нас к себе в гости. Это не укладывается в голове и, поэтому, мне не по нутру. Вот, что мне подсказывает моя интуиция, напарник.
      – Я думал над тем же самым, – признался Сэмпсон, продолжая наблюдать за домом. – В любом случае, мы приехали на место, и остается узнать, зачем он нас вызвал, и чем хочет нас удивить.
      – Уж, надеюсь, что не расчлененными трупами, – фыркнул Рэйким Пауэлл и нахмурился. – Только не в пять утра, да еще в понедельник. И никаких спрятанных в доме останков детей!
      – Алекс и я блокируем заднюю дверь, – начал распоряжаться Джон, обращаясь к Рэйкиму, – а вы с Попеем Дойлем идете в лоб. И приглядывайте за гаражом. Если это действительно дом убийцы, лучше быть готовым ко всяким неожиданностям. Все проснулись? Не спать!
      Рэйким и его напарник в старинной шляпе одновременно кивнули.
      – Бодры и свежи, как огурчики! – с фальшивым энтузиазмом отозвался Пауэлл.
      – Мы вас прикроем, детективы, – наконец-то открыл рот Честер Муллинс.
      Сэмпсон одобрительно хмыкнул:
      – Рассвет еще не занялся, так что, может быть, он еще дремлет в своем гробу.
      Было двадцать минут шестого, и сердце мое бешено колотилось, несмотря на то, что я встречал самых разных человеческих монстров и не нуждался в дополнительной практике в этой области.
      – Я что, приехал сюда любоваться твоей задницей? – обратился я к Человеку-горе, когда мы подходили к большому дому, возвышавшемуся на углу.
      – Вот именно, Шоколадка. Не к чему рисковать, ведь ты единственный, кто обладает «магическим прикосновением», когда дело касается разного рода психов, – заявил Сэмпсон, шагая впереди и даже не глядя в мою сторону.
      – Ну, спасибо и на этом, – пробормотал я. В моей голове сильно шумело, как будто я побывал у стоматолога и надышался эфиром. Мне очень не хотелось встречаться с очередным психопатом, а особенно, принимая во внимание тот факт, что наш ненормальный – полковник Франклин Мур.
      Мы прошли по заболоченной лужайке, ведущей к длинной террасе, решетка которой была увита плющом.
      На кухне я заметил мужчину и женщину. Видимо, эта пара вставала очень рано.
      – Надо полагать, это супруги Мур, – тихо произнес Сэмпсон.
      Мужчина что-то ел, нагнувшись над столом. Присмотревшись, я увидел коробку клубничного печенья, пакет молока и свежий номер «Вашингтон Пост».
      – Вылитое семейство Партридж, – прошептал я на ухо Джону. – Ох, не нравится мне это. Слишком уж все просто.
      – Маньяк-убийца, чего ж ты хочешь, – процедил Сэмпсон сквозь ослепительно белые зубы. – И пусть тебя не усыпляет это идиллическое семейное утречко. Только полный психопат может жрать спозаранку подобное дерьмо.
      – Хрен они меня усыпят!
      – Тогда вперед. Пора снова становиться невоспетыми героями.
      Мы низко пригнулись, чтобы незамеченными миновать кухонные окна, что, учитывая наш рост, было непростой задачей. Зато мужчина и женщина нас не видели, как, впрочем, и мы их.
      Сэмпсон ухватился за дверную ручку и плавно повернул ее.

      Задняя дверь в дом Муров оказалась незапертой, и Джон толкнул ее. Вдвоем мы ворвались на уютную кухню, пропитанную ароматом поджаренных тостов и кофе. Окна кухни выходили прямо на Капитолийский Холм. Все здесь выглядело очень пристойно, не исключая и самой четы Муров, но нас с Сэмпсоном подобная спокойная обстановка одурачить не могла. Мы встречались и не с таким в домах других ненормальных.
      – Руки за голову! Оба! Спокойно и без резких движений! – рявкнул Сэмпсон изумленной супружеской паре.
      Мы оба направили свои «глоки» на полковника Мура. Однако, вид мистера Мура не таил в себе никакой угрозы. Напротив, это был лысый и худосочный коротышка в очках. Хотя он был одет в повседневную армейскую форму, она отнюдь не добавляла ему мужественности.
      – Мы детективы городской полиции, – представил нас обоих Сэмпсон. Муры пребывали в шоке, но мне не в чем было их обвинить. Такая парочка, как я и Джон, всегда производила потрясающее впечатление, особенно при критических обстоятельствах. Сложившиеся же сейчас обстоятельства именно такими и являлись.
      – Произошла какая-то жуткая и нелепая ошибка, – выдавил, наконец, полковник Мур. – Я полковник Франклин Мур, а это моя жена, Конни Мур. Наш адрес: Сьюард-сквер, дом 418, северный район. – Он медленно и внятно выговаривал каждое слово. – Опустите оружие, офицеры. Вы явно попали не в тот дом.
      – Мы попали именно в тот дом, – сказал я полковнику, а про себя подумал: «И пришли сюда, чтобы поговорить с тобой о твоих посланиях. Ты либо псих, либо убийца».
      – А нам и нужен полковник Франклин Мур, – вставил Сэмпсон. Ни он, ни я ни на миллиметр не изменили положение оружия.
      Однако полковник Мур продолжал держаться очень спокойно, что сразу же меня насторожило. В голове раздались тревожные сигналы.
      – Не могли бы вы объяснить, что происходит? И побыстрей, пожалуйста. Дело в том, что ни меня, ни мою жену никогда ни в чем не обвиняли. Даже дорожная полиция не имела к нам претензий. – Полковник переводил взгляд с меня на Сэмпсона, так как не мог определить, кто из нас старший.
      – Вы являетесь абонентом сети «Продиджи», полковник? – Вопрос звучал по-идиотски, под стать сложившейся ситуации.
      Полковник переглянулся с женой, а потом удивленно пояснил:
      – Да, но это было сделано для нашего сына Самнера. У нас с женой хватает хлопот и без компьютерных игр. Тем более, что я в них ничего не понимаю, да и не стремлюсь понимать.
      – Сколько лет вашему сыну? – поинтересовался я.
      – А какое это имеет значение? Ну, предположим, тринадцать. Он учится в девятом классе школы Теодора Рузвельта. Он примерный ученик и послушный сын. Объясните же, наконец, что происходит, и что привело вас сюда.