Глава тридцать третья

На следующий день рано утром я явился в комнату для отчетов седьмого участка, где приступил к работе по делу «Джона Доу». В этот час здесь я был единственным.

По всему выходило, что никто не заметил, как Фрэнк Оденкирк покинул аэропорт. Одежда его также до сих пор не была обнаружена. В заключении медэксперта указывалось, что мертвое тело Оденкирка действительно подверглось половому надругательству. Как я и предполагал, следов спермы обнаружено не было, так как убийца воспользовался презервативом. Это же наблюдалось и в случаях со многими безымянными жертвами женского пола.

Комиссар полиции взял под контроль это дело и постоянно оказывал давление на наш отдел, что только раздражало всех и вносило в работу излишнюю нервозность. Шеф Питтман наседал на детективов и, казалось, не интересовался больше ничем, кроме дела Оденкирка. Особенно после того, как был арестован подозреваемый в убийстве немецкого туриста.

Приблизительно в одиннадцать у моего стола остановился Рэйким Пауэлл. Он нагнулся ко мне и шепнул:

– Похоже, появилось кое-что интересное, Алекс. У нас внизу, там, где камеры. Возможно, первый проблеск в расследовании убийства двух девушек из Шоу.

Наша тюрьма располагалась в подвальном этаже, куда вела крутая бетонная лестница: несколько камер для допросов, комната предварительного заключения и архив, а потом непосредственно тюрьма. Все стены и потолок пестрели уличными кличками побывавших здесь. Какие-то были нацарапаны, а некоторые намалеваны мастикой, оставшейся на пальцах после взятия отпечатков. Глупость, конечно, если учитывать, что все материалы о задержанных тут же заносились в компьютер.

Свет в тюрьме постоянно был притушен. Каждая камера представляла собой помещение пять на шесть футов, оборудованное металлической койкой, отхожим местом и умывальником с фонтанчиком для питья. Перед некоторыми камерами в проходе валялись выброшенные сквозь решетку кроссовки. Бывалые заключенные поступают таким образом, чтобы не расшнуровывать обувь, так как шнурки, ремни и прочее запрещены в целях безопасности.

Мелкий воришка и торговец наркотиками Альфред Стрик по кличке Линяла, словно принц, в одиночестве расположился в просторной камере предварительного заключения. Как только я вошел к нему, физиономия панка перекосилась в ехидной ухмылке.

Линяла нацепил солнцезащитные темные очки, а его пыльную прическу из мелких косичек украшала ядовито-зеленая с желтыми полосами трикотажная шапочка. С белой футболки взирала физиономия Хайле Селасси, на которой красовалась надпись «Охотник за головами».

– От окружного прокурора? – презрительно осведомился панк. – Что-то не похоже. Никаких сделок, никаких разговоров. Так что можешь проваливать.

Рэйким проигнорировал это заявление и повернулся ко мне:

– Линяла заявил, что у него есть ценная информация относительно убийства Гловер и Кардинал. Он хочет, чтобы в ответ мы помогли ему, проявив свою благосклонность. Его задержали по обвинению в проникновении в одну из квартир Шоу. Он попался, когда покидал дом через окно в обнимку с телевизором «Сони». Представляешь? Слинять ему на этот раз не удалось.

– Я не граблю трущобы. К тому же никогда не смотрю телевизор, Господи Боже мой! И не вижу пока никого из прокуратуры, с кем можно было бы заключить выгодную сделку.

– Сними-ка очки, – обратился я к Линяле.

Поскольку он не отреагировал на мои слова, пришлось помочь ему. По уличной поговорке, «его глаза напоминали могильные плиты». Я сразу понял, что от торговли наркотиками Альфред перешел к их употреблению.

Отойдя от него на пару шагов, я уставился на Линялу: молодой, но уже потерянный для общества парень. Злой и циничный.

– Если ты не грабил, то зачем тебе адвокат из прокуратуры? Это звучит бессмысленно, Альфред. Вот что я могу для тебя сделать, но только учти, что предлагаю я один раз. И если я уйду отсюда, не договорившись с тобой, то больше не вернусь.

Линяла промолчал, но насторожился.

– Если ты дашь нам информацию, которая поможет разобраться с убийством девушек, тогда мы подумаем, как снять с тебя обвинение. Я лично отправлюсь к начальству. Если же ты не захочешь со мной поделиться, то я попросту уйду, оставив тебя с детективами Пауэллом и Терманом. Такие благородные предложения делаются только один раз. Я обещаю, а, как известно моим коллегам, я всегда выполняю обещанное.

Линяла, в свою очередь, уставился на меня. Некоторое время продолжался поединок взглядов, но все-таки я был куда сильнее в этом, чем какой-то похититель телевизоров.

Молчание затягивалось, и тогда я просто пожал плечами и повернулся в сторону Пауэлла и Термана.

– Итак, джентльмены, я хочу знать, что ему известно об убийстве девушек. Когда вы с ним закончите, от нас ему ожидать нечего. Возможно, что он сам замешан в случившемся. Не исключено, что это и есть убийца. А вы знаете, что нам как можно быстрее надо закончить расследование. В общем, обращайтесь» с ним так, чтобы он сам поспешил убедить нас в своей непричастности.

Я сделал вид, что собираюсь уходить, и тут-то Линяла заговорил:

– Черный Ход. Он постоянно болтается в Даунинг-парке. Возможно, Черный Ход видел, кто все это сделал. Во всяком случае, он сам говорил, что видел убийцу. А как вы собираетесь помочь мне?

Уже выходя из камеры, я обронил:

– Условия сделки тебе известны. Мы ловим убийцу и занимаемся твоими проблемами.

Глава тридцать четвертая

Возможно, мы к чему-то приближались. Две машины столичной полиции и два седана без опознавательных знаков подкатили к входу на огороженную высоким забором маленькую баскетбольную площадку в Шоу. Рэйким Пауэлл и Сэмпсон за компанию со мной решили навестить Джо Букера, грозу всей округи, носящего кличку Черный Ход.

Я сразу же узнал его: маленького роста, с козлиной бородкой, он, тем не менее, был великолепным баскетболистом. Иногда, чтобы пофорсить, он играл в тяжелых рабочих ботинках вместо кроссовок. Как раз сегодня он обулся в рыжие грубые строительные штиблеты. Наряд его состоял из линялой черной нейлоновой куртки и таких же штанов, собранных в гармошку у щиколоток.

Баскетбольный матч шел полным ходом. Игра была стремительная и динамичная: по уровню что-то среднее между командой колледжа и профессиональным коллективом. Площадка тоже была на уровне. Утрамбованный черный щебень с белой разметкой, металлические опоры щитов и корзины с цепочками вместо сеток.

Игроки еще двух или трех команд толпились вокруг, дожидаясь своей очереди сразиться «на победителя». Повсюду пестрели шуршащие нейлоновые костюмы «Найк». Площадку огораживал высокий сетчатый забор на столбах, превращавший ее в подобие клетки для хищников. При нашем появлении взоры всех присутствующих, включая и самого Букера, обратились в нашу сторону.

– Мы следующие! – рявкнул Сэмпсон.

Парни переглянулись, и кое-кто ответил улыбкой на шутку Джона. Всем было прекрасно известно, кто мы такие. Ритмичное «шлеп-шлеп-шлеп» по мячу не прекращалось.

Черный Ход был на площадке. Для его команды не составляло труда продержаться, не вылетая, хоть целый день. Начиная с четырнадцати лет Джо успел побывать и в детских исправительных заведениях, и в тюрьме, но играл он все равно великолепно. Букер поддразнивал своего противника, парня с голым торсом в серых мешковатых штанах и высоких кроссовках:

– Все равно ты сольешь! Можешь снимать свои церковные портки. Я обую тебя хоть в бейсбол, хоть в теннис, хоть в боулинг – во что угодно. Ты все равно мне сольешь!

В этот момент прозвучала трель серебристого судейского свистка Рэйкима Пауэлла, который тот всегда таскал с собой. В свободное время Рэйким подрабатывает рефери на любительских футбольных матчах. Свисток у него нестандартный, но легко перекрывающий шум возбужденной толпы. Игра остановилась.

Мы втроем подошли к Букеру, который стоял у штрафной. Я и Сэмпсон нависали над пятифутовым Джо, как башни. Почти все игроки были намного выше него, но я был уверен, что если бы мы с Сэмпсоном играли вдвоем против одного Букера, он бы нас уделал.

– Оставьте братишку в покое. Он ничего такого не натворил, – густым низким голосом обратился к нам один из баскетболистов. Все тело говорившего покрывали разнообразные татуировки, в основном на тюремную тематику. – Он всего лишь играет в мяч.

– Черный Ход здесь целый день, – подхватил еще кто-то. – Он с самого утра здесь торчит. Вот уже несколько дней никто не может высадить его с площадки.

Этот своеобразный юмор был встречен дружным смехом. Сэмпсон повернулся к самому здоровому парню:

– Заткнись на фиг и перестань стучать мячом! Убили двух сестренок, а это уже не игры. Вот почему мы здесь.

Тот, к кому он обратился, прижал мяч к груди, и на площадке воцарилась тишина. Было слышно, как хлопали об асфальт прыгалки трех маленьких девчушек, игравших неподалеку. Чтобы не выбиться из ритма, они хором повторяли глупую считалку, звучащую в этом районе непередаваемо грустно: «Соседка мисс Пинки вся в синем была, а ночью сегодня она умерла».

Я дружески положил руку Букеру на плечо и отвел его в сторону, предоставив говорить Сэмпсону.

– Послушай, Джо, это займет всего несколько секунд, и вы с друзьями еще успеете нахохотаться над тем, как все вышло просто и замечательно.

– Да уж, конечно. Ха-ха! – начал кривляться перепуганный Джо, стараясь держаться молодцом под испепеляющими взглядами двоих полицейских.

– Я сейчас серьезен, как инфаркт. Ты кое-что знаешь, что может помочь нам найти убийцу Тори Гловер и Марион Кардинал. Видишь, как все просто получается. Ты говоришь, что знаешь, и мы уходим.

Букер посмотрел на Сэмпсона так, будто его заставили таращиться прямо на солнце:

– Но я ни черта не видел! Луки уже сказал вам, что я с площадки никуда не выхожу. Я не проигрываю в этих сраных детских чемпионатах.

Я поднял руку и поднес ладонь к его круглому плоскому лицу:

– Послушай, Букер, мое время здесь рассчитано по секундам, поэтому, пожалуйста, не прерывай спокойного хода событий. Я прошу всего пару минут, а потом мы уйдем. Какая тебе от этого выгода? Тройная. Во-первых, после нашего отъезда вы спокойно продолжите игру. Во-вторых, детективы Пауэлл и Сэмпсон запомнят, что ты оказал нам услугу, так что тогда мы будем тебе должны. И третье: я плачу тебе сто долларов за потраченное тобою время и причиненное беспокойство. Часы уже начали отсчет, – добавил я. – Тик-так, тик-так. Денежки могут уплыть.

Наконец он кивнул и в знак согласия хлопнул по моей ладони.

– Я видел, как этих двух девчонок подбирала машина.

Это было часа в два или три ночи на Е-стрит. Водителя я не разглядел, потому что было очень темно, но он сидел за рулем такси. Такая старая стандартная развалина, фиолетовая с синим. Может быть, частная. Девчонки сели на заднее сиденье, и такси уехало. Вот и все.

– Точно? – переспросил я. – Пойми, мне не хочется снова приезжать сюда и прерывать вашу игру.

Букер принял во внимание мои слова и продолжал:

– Водитель был белым. Я обратил внимание, когда он высунул руку в окно. В ночную смену в Шоу белые водители не появляются. Во всяком случае, я не видел ни разу.

Покивав головой, я еще выждал немного и, обратившись к остальным игрокам, сказал:

– Продолжайте, джентльмены. Шлеп-шлеп-шлеп.

Букер действительно играл замечательно.

Глава тридцать пятая

Полученная информация дала нам хоть что-то, на что уже можно было опереться. Мы проделали невероятную и неблагодарную уличную работу, и вот наши труды были, наконец, вознаграждены. Мы узнали цвет и тип кузова машины, подобравшей девушек незадолго до убийства. Самой мощной зацепкой был тот факт, что водитель такси оказался белым.

Мы с Сэмпсоном предпочли заехать ко мне домой, нежели возвращаться в участок. Имея новую информацию, начать работать здесь было куда легче и приятней. За пять минут через службу такси мне удалось разжиться еще кое-какими сведениями. Ни в одном из городских парков сейчас не было фиолетово-синих машин. Может быть, кто-то нелегально занимается извозом. Я выяснил, что «Ванити Кэбз» имела когда-то такие машины, но сама фирма прекратила существование еще в 1995 году. Служащий, с которым я разговаривал, сообщил, что часть машин были проданы в частные руки, и они могут до сих пор разъезжать по городу. Всего было 15 таких автомобилей, а это очень немного, даже если предположить, что все они функционируют в столице.

Сэмпсон тем временем обзвонил все таксопарки города, которые высылали машины на юго-восток, и в частности в Шоу. Судя по их данным, в ту роковую ночь в том районе работали лишь трое белых водителей.

Мы с Сэмпсоном занимались на кухне. Джон повис на телефоне, а я уселся за компьютер. Нана сварила нам кофе, подав к нему фрукты и остатки пирога с ореховой начинкой.

В начале пятого позвонил Рэйким Пауэлл. Я поднял трубку.

– Алекс, ищейка Питтмана вынюхивает все вокруг. Фред Кук пытается выяснить, чем вы с Джоном сегодня занимаетесь. Джером сказал ему, что Оденкирком.

Я кивнул:

– Если учесть, что дело связано с юго-востоком, то он сказал правду.

– И вот еще что, – добавил Рэйким, прежде чем распрощаться. – Я навел справки в «Мотор-Виклз». В час ночи такси такого цвета было остановлено за проезд на красный свет в районе Экингтона, возле университета, на 2-й улице. Возможно, наш приятель обитает где-то там.

Я захлопал в ладоши, поздравляя Рэйкима. Наши старания над расследованиями убийств «Джейн Доу» начали приносить первые плоды.

Возможно, в скором времени мы выследим Ласку.

Глава тридцать шестая

В последнее время Шефер вел себя более чем осторожно. Визит Голода-Байера в Вашингтон он расценил как предупреждение, как выстрел над головой, и отнесся к этому со всей серьезностью. Другие игроки могли представлять не меньшую угрозу. Ведь именно они научили его убивать, а не наоборот. Голод, Завоеватель и Война были не теми партнерами, которых можно недооценивать, особенно если Джеффри хочет остаться победителем.

На следующий день после появления Голода остальные игроки дали Шеферу понять, что он находится под наблюдением. Он воспринял это как еще одно предупреждение. Его действия перепугали партнеров, и теперь они решили мстить. Это тоже являлось частью игры.

Вечером после работы Шефер направился в Экингтон, в свое убежище. Там он заметил с полдюжины полицейских, патрулирующих улицу.

Он сразу заподозрил остальных Всадников. Они, черт побери, скорее всего сдали партнера! Или же задумали с ним немного поиграть. Но что здесь делают копы?

Шефер остановил машину за несколько кварталов и двинулся к своему убежищу пешком. Надо было убедиться, что все в порядке. Сегодня он был одет в серый костюм и рубашку с галстуком: типичный средний служащий. Кожаный кейс придавал ему вид клерка, возвращающегося домой после работы.

Двое чернокожих полицейских опрашивали жителей на противоположной стороне улицы. Это было совсем нехорошо, если учитывать, что они находились всего в пяти кварталах от его жилища.

Зачем они явились сюда? Его мозг лихорадочно работал, а адреналин потоком вливался в кровь. Может быть, происходящее не имеет к нему отношения, но осторожность не помешает. Шефер определенно подозревал остальных игроков, в особенности Джорджа Байера. Но зачем? Неужели им захотелось закончить игру, попросту подставив его?

Когда полицейские свернули в переулок, Шефер решил остановиться у одного из проверенных ими домов, чтобы выяснить все окончательно. Риск был невелик, а ему необходимо было знать цель визита копов. На ступеньках сидела пара стариков, слушающих бейсбольный матч по древнему радиоприемнику.

– О чем они вас расспрашивали? Небось, что-то произошло? – как можно более будничным тоном осведомился Шефер. – Мне они только что встретились.

Один из стариков испуганно посмотрел на него и промолчал, зато заговорил второй:

– Расспрашивали. Ищут какое-то фиолетово-синее такси. Говорят, это связано с убийством. Только давно я уже не видел таких машин. Была когда-то компания «Ванити»… Помнишь, Эрл? Вот у них и были такие фиолетовые чудовища.

– Так это когда было! – проворчал его приятель. – Компания давно всплыла кверху брюхом, словно дохлая рыба.

– Мне показалось, что они из столичной полиции, хотя значков мне не предъявляли. – Шефер неопределенно пожал плечами. Он старался говорить с американским акцентом, что у него неплохо получалось.

– Детективы Кросс и Сэмпсон, – разговорчивый старик с удовольствием делился информацией. – Кросс показал мне свой значок. Настоящий.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Шефер, взмахнув на прощание рукой. – Но в общем хорошо, что полиция хоть изредка появляется здесь.

– Вот это верно.

– Всего хорошего.

– И вам того же.

Шефер вернулся к машине и поехал в посольство. В своем кабинете он чувствовал себя в безопасности. Успокоившись, Джеффри включил компьютер и отыскал информацию о детективах Кроссе и Сэмпсоне. В файлах он обнаружил гораздо больше, чем рассчитывал. Особенно это касалось Кросса.

Теперь он думал о том, какое новое направление может принять игра. После этого Шефер отправил послание остальным Всадникам, рассказав о Кроссе и Сэмпсоне и добавив, что полицейские, видимо, решили «принять участие в игре». Естественно, у Джеффри родились собственные планы относительно вновь вступивших.

Глава тридцать седьмая

Захария Скотт Тэйлор считался одним из самых дотошных и пронырливых корреспондентов «Вашингтон Пост», отличаясь тонким аналитическим умом. Я и сам был о нем высокого мнения. Правда, мне с трудом удавалось выносить его безжалостный цинизм и скептицизм. Поэтому мы встречались довольно редко, иначе превратились бы в самых близких друзей. Но отношения у нас были хорошие, и я доверял ему больше, чем кому-либо из приятелей-журналистов.

В тот вечер мы встретились с ним в баре ресторана « Айриш Тайме» на Эф-стрит возле Юнион-Стейшн. Это одиноко стоящее допотопное здание из красного кирпича, окруженное на почтительном расстоянии современными однотипными административными строениями. Захария упорно называл это заведение «общественным туалетом, переделанным в бар» и считал его идеальным местом для наших встреч.

Я являлся для Захарии одним из проверенных достоверных источников информации, как это повелось в Вашингтоне еще с давних времен. Вот и сейчас я намеревался сообщить своему приятелю кое-что важное. Я втайне надеялся, что он согласится на мое предложение и сумеет уговорить своих редакторов поместить мой рассказ в газете.

– Как поживает молодое поколение? Мастер Дэмон и мисс Джанель? – сразу же поинтересовался моими детьми Захария, как только плюхнулся напротив меня за столик под старым плакатом, изображавшим мрачного вида господина в черном цилиндре. Мой приятель – высокий сухопарый мужчина с вечно суровым выражением лица. Он даже немного напоминал мне того джентльмена, под фотографией которого мы имели привычку встречаться. Захария отличается манерой очень быстро разговаривать. Все слова в предложениях у него сливаются в одно длинное, поэтому с первого раза понять его бывает сложновато. Вот и сейчас у него вышло что-то вроде «к-пживат-млдое-пкленье-мстер-Дмон и мсс-Джнль». Правда, его милый, чуть заметный вирджинский акцент сразу же сглаживает все недостатки речи.

В этот момент к нашему столику подошла официантка. Захария заказал чашечку черного кофе, и я последовал его примеру.

– Два кофе? – удивилась девушка, словно проверяя, уж не ослышалась ли она.

– Да. Пожалуйста, две чашечки самого лучшего кофе, который только у вас имеется, – заверил ее Захария.

– Но у нас не фирменный кафетерий, – неуверенно пояснила официантка.

Я удивился ее наивности, а потом вспомнил первые слова Захарии, обращенные ко мне, и тепло улыбнулся. Кажется, я только один раз, да и то вскользь, упомянул ему имена моих Детей, но его профессиональная энциклопедическая память фиксировала любую информацию, которая могла впоследствии пригодиться.

– А тебе бы тоже не мешало бы обзавестись парочкой детей, – широко улыбнулся я.

Он задумчиво посмотрел на древний жужжащий вентилятор у нас над головами, готовый вот-вот сорваться и рухнуть прямо на столик. Этот механизм в каком-то смысле напоминал всю современную жизнь в Америке: отставшая от времени инфраструктура, готовая выйти из строя в любой момент.

– Да у меня и жены-то нет, Алекс. Все еще никак не могу найти подходящую женщину, – признался Захария.

– Ну хорошо, – согласился я. – Тогда сначала женитьба, а потом обязательно дети. И не меньше двух. Тогда твои неврозы прекратятся.

Официантка поставила перед нами две чашечки дымящегося кофе.

– Это все? – недовольно спросила она, потом покачала головой и удалилась, не прибавив больше ни слова.

– А может быть, я не хочу ничего менять в своем невротическом характере. Может быть, именно по этой причине я и стал таким незаменимым репортером. Стоит мне успокоиться, как я превращусь в такую же преснятину и примитива, как все остальные. Тогда мои ставки для Дона Грэхэма и всей компании сразу упадут.

Я отхлебнул глоток напитка, который здесь назывался «кофе» и изготавливался из позавчерашней гущи.

– Ты забыл о том, что если у тебя будет пара детей, твои ставки поднимутся по крайней мере в их глазах, и этого тебе окажется вполне достаточно.

Захария прищурил один глаз и причмокнул левым уголком рта. Когда он задумывался, мимика его становилась неподражаемой.

– Ну, это только в том случае, если дети меня будут любить.

– Неужели ты считаешь, что тебя можно не любить? Уж поверь мне, Захария, человек ты замечательный. Твои дети будут обожать тебя, так же, как и ты их. И в результате у вас получится взаимообожаемое общество.

Наконец, он рассмеялся и громко хлопнул в ладоши. Когда мы собираемся с Тэйлором, мы любим похохотать, и за нашим столиком шутки обычно сыплются одна за другой.

– Так ты будешь моей, нарожаешь мне детей? – склонился он над чашкой кофе. – Между прочим, именно сюда приходят мужчины, для того чтобы познакомиться с хорошенькими женщинами. Холостяков здесь полно и из Бюро статистики, и из правительственного департамента по делам печати, а одиноких женщин хватает в Центре Кеннеди или соседнем институте.

– Ну что ж, такого предложения я давно не слышал. Кстати, ты не забыл, зачем я тебя позвал? Как ты думаешь, стал бы я просто так соглашаться пить эти помои вместо кофе?

Тэйлор отхлебнул из чашки:

– Ты прав, кофе сегодня крепковат. Напиток что надо, верно, Алекс? Так что же произошло?

– Тебе хочется получить еще одну Пулитцеровскую премию за успехи в области журналистики?

Он сделал вид, что обдумывает мое предложение, хотя я уже успел заметить, как засветились его глаза:

– Не исключено. Я уже прикидываю, как бы покрасивей устроить диплом над камином. Чтобы было симметрично. А то одна моя подружка, работающая на Джингрича, считала, что у меня там чего-то не хватает. Правда, с тех пор мы больше не встречались.

За следующие сорок пять минут я изложил Захарии то, что намеревался. Я поведал ему о ста четырнадцати нераскрытых убийствах на юго-востоке и северо-востоке Вашингтона. Для сравнения провел параллель между расследованиями дел Оденкирка и немецкого туриста с одной стороны и следствием по делу Тори Гловер и Марион Кардинал. Я проинформировал его о том, кто такой шеф детективов Питтман, каковы его пристрастия и предубеждения, и о своем отношении к этому человеку. Заодно признался, что терпеть его не могу. А ведь Захария знает, что мало о ком я так отзываюсь.

Он качал головой в такт моей речи, а я говорил, говорил, говорил, пока не высказался полностью.

– Не то чтобы я сомневаюсь в твоем рассказе, но хотелось бы знать, можешь ли ты подтвердить изложенное документально? – наконец, поинтересовался Тэйлор.

– Какой же ты дотошный и придирчивый, когда дело касается деталей.

Я нагнулся и вытащил из-под стола припрятанный там сверток, в котором находились две толстые папки. В глазах журналиста вспыхнул охотничий азарт.

– Надеюсь, это поможет. Тут копии документов на шестьдесят семь нераскрытых дел. И еще одна копия нового расследования, касающегося Гловер и Кардинал. Обрати особое внимание на количество детективов, приписанных к каждому из имеющихся дел. Проверь количество часов, отпущенных на расследование. И, думаю, сразу заметишь существенную разницу. Это все, что я смог добыть, но существуют и другие материалы.

– Но почему происходит подобное безобразие, напоминающее злонамеренное умолчание?

Я кивнул, оценив мудрость заданного вопроса:

– Постараюсь ответить с наибольшим цинизмом. Некоторые копы сравнивают юго-восток с самоочищающейся духовкой. Не здесь ли корни того, что ты назвал «злонамеренным умолчанием»? Некоторые жертвы проходят под грифом «Человеческий Фактор Не Определен». Эту формулировку использует и Питтман.

Захария быстро перелистал документы, после чего пожал мне руку:

– Я отправляюсь в свое одинокое обиталище, убожество которого скрашивает только Пулитцеровский диплом. Буду перечитывать захватывающие отчеты и под конец разрожусь разгромной скандальной публикацией. Посмотришь. Как всегда, спасибо тебе за вечер, Алекс. Привет Дэмону, Джанель и Бабуле Нане. Надо будет как-нибудь повидаться. А то одни имена без лиц…

– Приходи на выступление вашингтонского Хора мальчиков, – пригласил я. – Все наши лица там будут присутствовать. Дэмон теперь хорист.

Глава тридцать восьмая

Я работал до половины девятого вечера, а потом поехал в «Кинкейд» у Фогги-Боттом, чтобы встретиться с Кристиной. Это наш любимый ресторан, а кроме того приятное местечко, где можно, просто уютно прижавшись друг к другу, послушать хорошую джазовую музыку.

Я устроился в баре и наслаждался мелодиями Хилтона Фелтона и Эфраима Вулфолка, пока не приехала Кристина после очередного мероприятия в школе. Правда, она не опоздала. Кристина – весьма пунктуальная женщина. Она великолепна и совершенна во всем, по крайней мере, на мой взгляд. Да, я буду твоей женой.

– Ты проголодалась? Хочешь, перейдем за столик? – предложил я после долгих объятий. Со стороны могло показаться, что мы с ней были разлучены долгие годы и расстоянием в тысячи миль.

– Давай немного посидим здесь, в баре. Ты не возражаешь? – от ее дыхания чуть веяло свежей мятой, а лицо выглядело таким нежным и гладким, что я не удержался и аккуратно дотронулся до ее кожи ладонями.

– Лучшего я бы и не пожелал, – признался я.

Кристина заказала себе коктейль со сливками, а я предпочел кружку пива, и мы начали о чем-то разговаривать. Музыка приятно обволакивала все вокруг, включая наши тела. День выдался тяжелым, и мне необходимо было отдохнуть именно так.

– Я долго ждал этого момента и уже начал терять терпение. Может быть, я снова становлюсь чересчур романтичным и банальным? – ухмыльнулся я.

– Только не для меня. Для меня ты никогда не будешь слишком уж романтичным. Этого не случится, Алекс, – улыбнулась Кристина. Мне нравилось, когда она пребывала в таком настроении. Иногда мне начинает казаться, что я навсегда пропадаю где-то глубоко в ее глазах, в этих бездонных озерах. Это как раз и есть то прекрасное, к чему стремятся многие люди, но, к сожалению, добиваются лишь некоторые из них. А жаль!