Глава девяносто шестая

– Вызывается детектив Алекс Кросс.

Я набрал в грудь побольше воздуха, собрался с мыслями и прошел по центральному проходу зала, чтобы дать суду показания. Все вокруг смотрели на меня, а я видел только одного человека – Джеффри Шефера. Ласку. Он все еще продолжал играть роль незаслуженно обвиненного. Как же мне хотелось самому допросить его! Задать те вопросы, которые должны были прозвучать в зале суда! Рассказать присяжным об уликах, которые нам запретили представлять, чтобы восторжествовавшая справедливость всей тяжестью обрушилась на обвиняемого.

Как же тяжело, столько лет честно проработав в полиции, выслушивать, что тебя считают негодяем и мошенником, который сфальсифицировал улики, если не совершил нечто еще более ужасное! Как бы иронично это ни выглядело, теперь мне самому приходилось защищать свое доброе имя.

Когда я сел на скамью для свидетелей, Джулес Халперн сердечно улыбнулся мне. Встретившись со мной взглядом, он перенес свое внимание на присяжных, а потом вновь вернулся ко мне. В его темных глазах светился ум, и казалось вопиющей несправедливостью, что он расходует свой талант на защиту Шефера.

– Вначале я хочу сказать, что встреча с вами, детектив Кросс, является для меня большой честью. В течение многих лет я, как, наверно, и большинство присяжных, читал в вашингтонских газетах о блестяще проведенных вами расследованиях многих убийств. Мы гордимся вашими прошлыми заслугами.

Я кивнул, и мне даже удалось, стиснув зубы, ответить ему улыбкой.

– Благодарю вас. Надеюсь, что мои нынешние и будущие заслуги вызовут те же чувства.

– Будем надеяться, детектив. Следующие полчаса мы с Халперном играли в вопросы-ответы. Наконец, он спросил:

– Незадолго до ареста полковника Шефера вы пережили огромную личную трагедию. Не могли бы вы коснуться некоторых подробностей происшедшего?

Меня так и подмывало схватить за горло этого маленького коварного человечка. Я наклонился над микрофоном, пытаясь взять себя в руки.

– Когда мы отдыхали во время отпуска на Бермудах, у меня похитили дорогого мне человека. Ее до сих пор не нашли. Однако я не оставляю надежду, что она все-таки отыщется. Я молюсь каждый день о том, чтобы она оказалась живой.

Халперн сочувствующе покачал головой. Он был достойной парой своему клиенту.

– Мне действительно очень жаль. Вас временно освободили от работы в связи с такими печальными обстоятельствами?

– Да, ко мне отнеслись с пониманием и пытались помочь, – я почувствовал, как от негодования у меня твердеют челюсти. Я ненавидел Халперна за то, что он пытается вывести меня из равновесия, спекулируя на моих чувствах к Кристине.

– Вы официально считались на службе, когда была убита детектив Хэмптон?

– Да, за неделю до этого убийства я вернулся к полноценной работе.

– Не просили ли вас воздержаться от несения службы хотя бы еще некоторое время?

– Этот вопрос был оставлен на мое усмотрение. Шеф детективов интересовался, насколько я готов возобновить работу, и предоставил право выбора мне самому.

Халперн задумчиво кивнул:

– Он, наверное, чувствовал, что мыслями вы находились в другом месте. Впрочем, кто бы стал вас винить в этом?

– Разумеется, я был расстроен. Расстроен и сейчас, но это никак не сказывалось на готовности работать по-прежнему. Наоборот, работа являлась для меня спасением.

Последовало еще несколько вопросов о состоянии моих умственных способностей, после чего Халперн поинтересовался.

– Насколько вы были расстроены в тот момент, когда увидели, что детектив Хэмптон убита?

– Я находился на работе, и для меня это была просто сцена еще одного убийства. – Твой клиент убийца. Неужели ты делаешь все для того, чтобы он вышел сухим из воды? Ты вообще соображаешь, что творишь?

– На пряжке ремня детектива Хэмптон и на приборной доске ее машины были обнаружены отпечатки ваших пальцев. Ее кровь была на вашей одежде.

Я молчал несколько секунд, прежде чем заговорил, пытаясь объяснить.

– У детектива Хэмптон была сильно повреждена яремная вена. Повсюду, даже на цементном полу гаража, разлилась кровь. Я пытался оказать детективу Хэмптон помощь, пока не удостоверился в ее смерти. Вот откуда взялись отпечатки пальцев в машине и кровь на моей одежде.

– Так, видимо, вы наследили кровью и на лестнице?

– Нет. Прежде чем подняться, я тщательно проверил обувь. Именно для того, чтобы не занести кровь в дом.

– Однако вы, как сами признались, были расстроены. Был убит офицер полиции. Вы даже забыли надеть резиновые перчатки перед осмотром места преступления. На вашей одежде была ее кровь. Как вы можете быть уверены, что не наследили?

Я посмотрел ему в глаза и постарался вести себя столь же спокойно, как и он.

– Я до мельчайших деталей помню все, что произошло в тот вечер. Мне известно, кто виновен в смерти детектива Хэмптон.

Неожиданно Халперн возвысил голос.

– Нет, не известно, сэр. В этом-то все и дело. Не известно. Когда вы обыскивали полковника Шефера, правомерно ли будет заявить, что вы входили с ним в физический контакт?

– Да.

– Возможно ли, что кровь с вашей одежды, таким образом, попала и на его? Скорее всего, именно это и имело место.

Я не собирался уступать адвокату ни дюйма. Просто не имел права.

– Нет, это невозможно. Кровь на брюках Джеффри Шефера появилась еще до моего прихода.

Халперн отошел от моего стола и направился к присяжным, иногда оборачиваясь. Потом он задал еще несколько вопросов о месте преступления, а затем…

– Но доктор Кэссиди не видела на одежде моего подзащитного следов крови. Не видели их и пришедшие с вами полицейские. До тех пор, пока вы не вошли в физический контакт с полковником Шефером. Кстати, он разговаривал по телефону с доктором Кэссиди, кроме тех трех минут, которые ему потребовались, чтобы подняться к ней. Причем, приехал он к доктору прямо с празднования дня рождения своих детей. У вас нет никаких вещественных доказательств, детектив Кросс! Кроме тех, которые вы принесли в квартиру доктора Кэссиди на себе. У вас нет абсолютно никаких улик, детектив! Вы арестовали не того человека! Вы подставили невинного!

И Джулес Халперн всплеснул руками.

– У меня больше нет вопросов.

Глава девяносто седьмая

Здание суда я покидал через черный ход. Обычно я так поступал всегда, но сегодня посчитал это обязательным. Мне необходимо было избежать встречи с толпой и прессой. Кроме того, мне требовалось побыть одному, чтобы пережить все то, что пришлось только что испытать, сидя на свидетельском месте.

Только что мне здорово надавали по заду, и сделал это весьма солидный профессионал. Завтра Кэти Фитцгиббон попытается во время допроса немного подремонтировать те пробоины, которые удалось сделать адвокату.

Я не спеша прошелся по ступенькам черной лестницы, которой, как правило, пользуются только ремонтные рабочие и уборщицы, и которая также являлась запасным выходом на случай пожара.

Сейчас мне становилось ясно, что у Шефера появилась непосредственная возможность быть оправданным и спокойно выйти из зала суда на свободу. Его адвокат оставался непревзойденным специалистом в своей области. Но самое главное – мы были лишены важнейших вещественных доказательств еще на этапе предварительного слушания.

И, конечно же, я сам совершил непростительную ошибку, когда бросился на помощь Пэтси Хэмптон, позабыв надеть сначала перчатки.

Разумеется, меня можно было бы понять, но в мозгу присяжных затаилось некое сомнение. Ведь на моей одежде оказалось куда больше крови, чем на опрятном костюме Шефера. Этого никто не отрицал. Итак, выходило, что Шефер мог быть объявлен невиновным, и эта мысль никак не давала мне покоя. Спускаясь по лестнице, я почувствовал, что мне хочется кричать и кричать очень громко.

Именно так я и поступил. Я заорал, насколько хватило голоса, и когда запас воздуха в легких иссяк, ощутил невероятное облегчение. Какое-то успокоение разлилось по моему телу, хотя бы на некоторое время мне стало лучше.

Там, где заканчивалась лестница, находился вход в подвальное помещение суда. Я направился по длинному темному коридору в сторону парковочной площадки, где оставил свой «порше». Я все еще размышлял о происходящем, правда, теперь, после моего душевного вопля, это уже не казалось мне столь мучительным процессом.

Рядом с выходом коридор круто поворачивал влево. Я зашел за угол, и в тот же момент увидел его. Я не поверил своим глазам. Передо мной стоял Ласка.

Он заговорил первым.

– Вот это сюрприз, доктор Кросс! Пытались спастись от безумия, или вас смущает безумная толпа? Вы, я вижу, сегодня поджали хвост? Не волнуйтесь, вы выступали хорошо. Наверное, поэтому и поорали немного на лестнице. Проснулись первобытные инстинкты? Бывает…

– Какого черта вам от меня нужно, Шефер? Мы не должны с вами встречаться и, тем более, разговаривать.

Он пожал мощными плечами и смахнул светлые волосы со лба.

– Да плевать мне на все правила! Чего я хочу? Восстановить свое доброе имя. Я хочу, чтобы моей семье больше не приходилось переживать подобный кошмар, вот чего я хочу.

– Тогда вам не следовало убивать столько людей. И особенно Пэтси Хэмптон.

Наконец, Шефер расплылся в улыбке.

– Как же вы уверены в себе! И, кажется, не собираетесь отступать. В какой-то мере я, можно сказать, восхищаюсь вами. Когда-то я тоже играл в героя. В армии. До некоторого времени это даже казалось мне интересным.

– Но, видимо, стать безумным маньяком-убийцей, шарахающимся по ночам, куда интересней! – напомнил я.

– Вот видите? Вы никак не можете отделаться от ваших выдумок. Мне это нравится. Вы великолепны!

– Это не выдумка, Шефер. И вам, как и мне, это хорошо известно.

– Тогда докажите свою правоту, Кросс. Выиграйте свое говеное дело, в конце концов. Победите меня во время честного боя в суде. Я ведь даже дал вам некоторое преимущество – вы играете на своем поле.

Я начал приближаться к нему, не в силах более сдерживаться. Шефер стоял на месте, как вкопанный.

– Для вас это только безумная игра. Мне приходилось встречать подлецов вроде вас и раньше, Шефер. Но я всех их победил. Одержу победу и на этот раз.

– Сильно сомневаюсь, – рассмеялся он мне в лицо. Я прошел мимо него и быстро зашагал к выходу.

В этот момент он толкнул меня сзади, и весьма ощутимо. Шефер оказался гораздо сильней, чем выглядел внешне.

Я пошатнулся и чуть не упал на каменный пол, никак не ожидая от Шефера внезапной вспышки гнева. В суде он держался с завидным спокойствием, теперь же его эмоции вырвались наружу. Вся страсть к насилию и безумию, каковыми и являлся сам Шефер.

– Ну так давай, победи меня прямо сейчас. Посмотрим, как тебе это удастся, – изо всех сил заорал он. – Одолей меня здесь. Только вряд ли у тебя получится, Кросс. Ты не сможешь!

Он направился ко мне, готовый к бою. Мы были примерно одинакового роста и весили около двухсот фунтов каждый. Я сразу вспомнил, что он долгое время служил в армии и только потом перешел в МИ 6. Шефер до сих пор сохранял великолепную физическую форму. Бодрый и ловкий, настоящий спортсмен.

Он снова толкнул меня обеими руками.

– Если тебе удавалось побеждать и более крутых парней, то со мной ты запросто разберешься, – прорычал он. – Разве нет? Я же для тебя слабак!

Я чуть было не ударил его. Мне до боли хотелось уложить Шефера, чтобы утереть ему нос и не видеть больше этого ухмыляющегося довольного лица.

Но я не стал делать этого. Я просто схватил его за грудки, подтянул к себе, а затем прижал к каменной стене.

– Не сейчас и не здесь, – прохрипел я. – Я не стану с тобой драться, Шефер. Ты же сразу бросишься к репортерам под камеры. Но я все равно одержу над тобой победу. Очень скоро.

Он скривился в безумной усмешке и расхохотался:

– Какой же ты весельчак! Ты сам-то хоть понял, что сказал? Ну, умора!

Я зашагал вперед по темному туннелю. Пожалуй, это было самым трудным из всего, что мне приходилось когда-либо делать. Мне хотелось вышибить из него ответы на все мои вопросы, силой добиться исповеди. Мне нужно было узнать, что случилось с Кристиной. Слишком много вопросов мучило меня, но я понимал, что он мне все равно не ответит на них. Сюда он пришел для того, чтобы поиграть, а в качестве приманки выставил самого себя.

– Ты проиграешь… и потеряешь все, – крикнул он мне в спину.

В тот момент я мог бы убить его, не задумываясь.

Я почти повернулся, но сдержал себя. Вместо этого я просто открыл скрипучую дверь выхода и оказался на улице. Солнечный свет чуть не ослепил меня, и я почувствовал, как на пару секунд у меня закружилась голова. Прикрыв рукой глаза, я поднялся по каменным ступеням, ведущим к стоянке. Здесь меня ждал еще один неприятный сюрприз.

Там собрались с дюжину мрачных репортеров, некоторые из них работали в центральной прессе. Кто-то предупредил их, что я буду выходить именно здесь.

Я оглянулся на серую железную дверь, но Шефера не увидел. Очевидно, он пошел к другому выходу.

– Детектив Кросс, – услышал я свое имя. – Вы, скорее всего, проиграете дело. Вы сознаете это?

Да, я это прекрасно сознавал. Я терял все и не представлял себе, как остановить этот процесс.

Глава девяносто восьмая

На следующий день меня допрашивала Кэтрин Фитцгиббон. Она очень хорошо потрудилась, чтобы закрыть бреши, пробитые адвокатом Халперном, хотя бы частично. Джулес постоянно прерывал ритмичный ход допроса своими возражениями. Из всех открытых процессов этот был наиболее сводящим с ума. Казалось предельно ясным, что Джеффри Шефер должен быть обвинен и осужден, но выходило по-другому.

Однако через два дня у нас появился шанс на победу, и предоставил его никто иной, как сам Шефер, словно насмехаясь над нами. Теперь становилось совершенно ясно, что он еще более безумен, чем мы предполагали. Игра стала его жизнью, все остальное не имело значения.

Шефер согласился давать показания, чему все, кроме меня, были удивлены. Я понимал, что он просто хочет поиграть перед аудиторией.

Кэтрин Фитцгиббон была почти уверена, что Халперн сначала советовал, потом просил и под конец умолял своего подзащитного не делать этого. Тем не менее, Шефер проследовал к месту для свидетеля с таким гордым видом, словно сейчас королева должна была торжественно посвятить его в рыцари.

Он просто не мог не воспользоваться случаем выступить со сцены. Выглядел Шефер так же спокойно и сдержанно, как в тот самый вечер, когда я арестовал его по подозрению в убийстве Пэтси Хэмптон. Сегодня он был одет в темно-синий костюм с двубортным пиджаком и белую рубашку с золотистым галстуком. Волосы были уложены самым тщательным образом, и никто бы не заподозрил, что под этим блестящим фасадом кипят страсти.

Джулес Халперн обратился к своему подзащитному обыденным тоном, но я сразу почувствовал, что он здорово нервничает по поводу этого ненужного выступления.

– Полковник Шефер, во-первых, я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы добровольно высказали желание выступить в суде. С самого начала вы дали понять, что стремитесь защитить свое доброе имя.

Шефер вежливо улыбнулся, а затем остановил своего красноречивого адвоката, подняв руку. Судья, прокурор и помощники начали переглядываться: что бы это могло значить? Что собирался сейчас делать Шефер?

Я весь подался вперед на своем месте. Мне вдруг пришло в голову, что Джулес Халперн, в конце концов, мог знать, что его клиент виновен. А если так, то он, по закону, не имел права допрашивать его. Ему не было позволено задавать такие вопросы, которые могли бы исказить факты, известные ему заранее.

Поэтому Шефер мог блеснуть перед публикой, только устроив монолог. Оказавшись на месте свидетеля, он имел право произнести речь. Это случалось редко, но не противоречило закону. Если же Халперн знал, что его клиент виновен, то у Шефера оставалась единственная возможность не быть обвиненным собственным же адвокатом – выступить перед аудиторией.

Итак, Джеффри взял слово.

– Прошу вас извинить меня, мистер Халперн, но мне кажется, что я самостоятельно могу побеседовать с собравшимися здесь добрыми людьми. У меня все получится, не волнуйтесь. Понимаете, для того чтобы поведать простую правду, помощи специалистов не требуется.

Джулес Халперн задумчиво кивнул и отступил, пытаясь не терять самообладания. Что еще он мог сделать в сложившейся ситуации? Если у него и оставались сомнения по поводу того, является ли его клиент эгоцентриком и маньяком, то теперь они наверняка рассеялись.

Шефер повернулся в сторону присяжных:

– Здесь ранее прозвучали слова о том, что я работаю на британскую разведку, то есть, попросту говоря, что я шпион. Боюсь, что теперь можно признаться и в том, что я – никудышний шпион, ноль без палочки.

Эта легкая шутка и непринужденный тон вызвали у публики добродушный смех.

– Я просто бюрократ, как и многие другие, кто днем и ночью трудится здесь, в Вашингтоне. Я выполняю нудную бумажную работу в посольстве и получаю благодарности практически за все задания. Моя личная жизнь такая же упорядоченная и размеренная. Мы с супругой женаты почти шестнадцать лет. Мы продолжаем преданно любить друг друга и наших троих детей.

Поэтому в первую очередь я хочу извиниться перед женой и детьми. Боюсь, что я слишком виноват перед ними за те адские испытания, которые им пришлось выдержать. Я обращаюсь к своему сыну Роберту и дочерям-двойняшкам Трисии и Эрике. Простите меня. Если бы я знал, какой цирк устроят здесь, в суде, я бы, конечно, воспользовался своей дипломатической неприкосновенностью, а не стал добиваться слушания дела, чтобы восстановить свое доброе имя, наше имя, их имя.

Пока я приношу своему семейству сердечные извинения, я хотел бы извиниться и перед вами за то, что кажусь сейчас таким занудой. Понимаете, когда вас обвиняют в убийстве, в таком отвратительном и гнусном преступлении, вам хочется как можно скорее сбросить этот невыносимый груз со своих плеч. Вам хочется рассказать правду всему миру, и, кажется, других желаний больше просто не существует. Вот именно об этом я сейчас вам и поведаю.

Вы уже слышали все показания. Но дело в том, что никаких показаний и быть не может. Вы внимали свидетелям одному за другим, а теперь вот слушаете меня. Я не убивал детектива Хэмптон. Надеюсь, вы все уже поняли это, но я хочу сказать об этом лично сам. Спасибо за внимание, – и он слегка поклонился со своего свидетельского места.

Речь Шефера оказалась краткой, но он так мастерски произнес ее, что она прозвучала весьма достоверно. За все время своего выступления он не сводил глаз с присяжных. Даже не слова Джеффри были важны, а именно то, как он их преподнес.

Затем к допросу приступила Кэтрин Фитцгиббон. Поначалу она вела себя крайне осторожно, понимая, что сейчас присяжные находятся на стороне Шефера. Так продолжалось почти в течение всего допроса, и только в конце его прокурор перешла на ту почву, где Шефер был наиболее уязвим.

– Все это довольно мило, мистер Шефер. Сейчас, сидя в зале суда, перед присяжными, вы утверждаете, что отношения между вами и доктором Кэссиди были чисто профессиональными, и что вы никогда с ней не занимались сексом. Помните, что вы поклялись говорить только правду.

– Да, это так. Она была и, я надеюсь, останется только моим врачом.

– И вы говорите это даже несмотря на то, что она сама призналась в том, что у вас были сексуальные отношения?

Шефер протянул руку в сторону Джулеса Халперна, показывая ему, чтобы тот не возражал:

– Я уверен, что в протоколе заседания указано противоположное. Она не признавалась в этом.

Фитцгиббон нахмурилась:

– Я не совсем понимаю вас. Почему вы считаете, что она не ответила суду?

– Это же очевидно, – парировал Шефер. – Она просто не сочла необходимым удостаивать ответом подобный вопрос.

– Но она опустила голову и рассматривала собственные колени. Разве, таким образом, она не кивнула в знак согласия?

Шефер смотрел на присяжных и удивленно покачивал головой.

– Вы просто неправильно поняли ее жест, советник. Позвольте, я объясню вам то, что она хотела передать, если вы разрешите. Как сказал Карл Первый, перед тем как его обезглавили: «Прохладно, дайте мне мой плащ, иначе могут подумать, будто я дрожу от страха». Доктор Элизабет Кэссиди была введена в глубокое замешательство грубым предположением вашего помощника. Так же, как моя семья и я сам.

Джеффри Шефер бросил на прокурора стальной взгляд, а затем снова повернулся к присяжным и повторил.

– Как и я сам.

Глава девяносто девятая

Судебное слушание подходило к концу. Начиналась самая тяжелая и ответственная его часть: вынесение приговора. В тот вторник присяжные уединились в своей комнате для обсуждения дела по обвинению в убийстве Джеффри Шефера. Впервые я позволил себе подумать о том, о чем раньше даже не мыслил: Шефера могли оправдать и отпустить на свободу.

Мы с Сэмпсоном расположились в последнем ряду и молча наблюдали, как присяжные покидали зал суда: восемь мужчин и четыре женщины. Джон приходил сюда несколько раз, называя процесс «наилучшим и достойнейшим шоу в городе», но я знал, что он являлся в зал суда исключительно для того, чтобы хоть немного поддержать меня.

– Этот сукин сын виновен, он безумен, как крошка Дэйви Берковитц, – заметил Сэмпсон, наблюдая за Шефером. – Но на его стороне слишком много хороших актеров: любящая жена, обожающая любовница, купленные адвокаты и даже Глупыш Билли. Он может запросто быть оправдан.

– В истории такое случается, – согласился я. – Присяжных всегда было трудно понять. А теперь тем более.

В это время Шефер вежливо обменивался рукопожатиями с членами своей команды защитников. Джулесу Халперну и его дочери даже удалось изобразить на лицах улыбки. Но они-то знали правду! Их клиент и есть Ласка, серийный убийца.

– У Джеффри Шефера есть уникальная способность заставить людей поверить в него, когда ему это жизненно необходимо. Он лучший актер из всех, кого мне приходилось видеть.

Я попрощался с Джоном и снова выбрался на улицу черным ходом. На этот раз меня не подкарауливали ни журналисты, ни Шефер.

На парковочной площадке я услышал женский голос и остановился. Мне показалось, что меня позвала Кристина. С дюжину разных людей направлялись к своим машинам, не оглядываясь в мою сторону. Я лихорадочно всматривался в их фигуры и лица, чувствуя, как меня охватывает лихорадка. Кристины среди них, конечно, не оказалось. Но откуда донесся этот до боли знакомый голос?

Я завел машину и поехал, слушая песни Джорджа Бенсона. Мне вспомнился полицейский рапорт о безумной гонке Шефера возле Дюпон-серкл. По-моему, это был лучший выход для Ласки. Я пытался не думать о том, к какому выводу придут присяжные. Их решение могло оказаться совершенно неожиданным.

Я снова позволил себе немного помечтать о Кристине и скоро понял, что начинаю задыхаться. Слезы потоком потекли по моим щекам, да так сильно, что мне пришлось остановиться.

Я глубоко вздохнул, потом еще и еще раз. Боль в груди пронзала все мое тело с такой же силой, как и в тот самый первый день на Бермудах, когда исчезла моя возлюбленная. И даже если мне иногда не думалось о Кристине, я все равно знал, что я, и только я должен ответить за то, что ее похитили.

Я катался по Вашингтону, описывая бессмысленные круги. Домой я попал только через два с половиной часа после того, как покинул здание суда.

Навстречу мне уже бежала Нана. Очевидно, она заметила машину, въезжающую во двор. Мне показалось, что она уже некоторое время ждала меня на улице.

Я высунулся из окна. В салоне до сих пор звучал голос популярного диск-жокея.

– Что-нибудь стряслось, старушка? Что произошло?

– Тебе звонила миссис Фитцгиббон, Алекс. Присяжные возвращаются в зал суда. Они вынесли свое решение.

Глава сотая

Я был полон тревоги и недобрых предчувствий. Но, кроме этого, мне было до безумия интересно узнать, чем же закончится весь этот спектакль.

Задним ходом я выехал со двора и на большой скорости рванулся в центр города. Менее чем за пятнадцать минут я добрался до здания суда. Толпа на Е-стрит собралась огромнейшая, и вела она себя даже более беспокойно, чем в самые критические дни заседаний. С полдюжины британских флагов развевались на ветру. В «пику» им здесь же красовались и американские, и не только из ткани. Кто-то даже побеспокоился о том, чтобы разрисовать звездами и полосками лица и обнаженную грудь.

Мне пришлось проталкиваться через скопившуюся толпу и буквально дюйм за дюймом пробиваться вперед, в направлении здания суда. Я не отвечал ни на какие вопросы журналистов, пытаясь избегать всех, у кого видел в руках фотокамеру или замечал в глазах жадный блеск, присущий репортерам.

В зал я вошел как раз перед появлением присяжных. «Ты чуть было не пропустил самое интересное!» – мысленно отругал я себя.

Как только все уселись по местам и немного успокоились, слово взял судья Феско.

– После вынесения приговора не допускается никаких дискуссий. Если таковые все же будут иметь место, судебным исполнителям придется очистить зал, – объявил он мягким, но достаточно отчетливым голосом.

Я стоял за несколько рядов от команды обвинения и пытался привести в норму свое дыхание. Для меня оставалось непостижимым, как же можно отпустить Джеффри Шефера. Лично я ни секунды не сомневался в том, что он убивал, и убивал неоднократно. На его совести оставалась не только Пэтси Хэмптон, но и многие из неопознанных «Джейн Доу». Этот убийца, отнимающий жизни людей безо всякой причины, теперь мог выйти на свободу и оставаться там долгие годы. Только теперь я понял, что Шефер являлся самым отчаянным и безумным убийцей, с которым мне приходилось сталкиваться. Для него все в жизни представлялось лишь игрой, и в этой игре он держал ногу на педали газа, вдавливая ее до упора. Он не воспринимал поражений.

– Господин председатель суда присяжных, вы вынесли свой вердикт? – мрачным тоном спросил судья Феско.

Раймон Хортон, выбранный председателем, так же серьезно ответил.

– Да, ваша честь.

Я мельком взглянул на Шефера: вид у него был спокойный и уверенный. Так же, как и во все предшествующие дни судебного процесса, он был одет в дорогой, сшитый на заказ костюм и белую рубашку с галстуком. Однако сейчас можно было смело сказать, что он не испытывал ни малейшего страха по поводу того, что могло произойти в следующую минуту. Возможно, этим и объяснялся тот факт, что ему столько времени удавалось оставаться непойманным. Судья Феско выглядел весьма строго.