Глава девяностая

Суд возобновил свою работу раньше, чем предполагалось, а именно в следующую среду. Пресса продолжала обсуждать вопрос, насколько серьезными были ранения, которые нанес себе Шефер. Казалось, публика и не думала терять повышенный интерес к ходу судебного разбирательства.

Похоже, результаты его были пока непредсказуемы, но я старался не задумываться по этому поводу, чтобы не отравлять себе жизнь. В то утро, первое после вынужденного перерыва, мы с Шефером оба присутствовали в переполненном зале суда. Джеффри выглядел бледным и слабым, возможно, так он вызывал к себе больше симпатии и общечеловеческой жалости. Лично я не в силах был отвести от него взгляда.

Однако странные вещи продолжали происходить на суде. По крайней мере, для меня. В то утро в суд вызвали сержанта Уолтера Джеймсона. Этот человек преподавал в полицейской академии, когда там еще учился я. Именно он многому научил меня, а теперь подготавливал новых специалистов. Я пока что не мог себе представить, зачем он здесь и каким образом может стать свидетелем по делу убийства Пэтси Хэмптон.

Джулес Халперн приблизился к свидетелю, держа в руках какую-то раскрытую и довольно увесистую книгу.

– Я зачитаю отрывок из «Учебника детектива», который вы написали двадцать лет назад, и которым до сих пор пользуетесь на занятиях. Глава «Как вести себя на месте происшествия», – объявил адвокат. – «Для любого детектива очень важно оставить все на месте происшествия нетронутым, пока не прибудет поддержка, которая подтвердит обвинение подозреваемого. В противном случае обвинения могут быть неправильно истолкованы. На месте происшествия всегда следует надевать резиновые перчатки». Вы писали об этом, сержант Джеймсон?

– Да, все верно. Двадцать лет назад, как вы заметили.

– И предупреждение остается в силе до сих пор?

– Конечно. Многое, разумеется, изменилось, но только не вопрос о перчатках.

– Вы слышали показания детектива Кросса о том, что он надевал перчатки, как исследуя машину детектива Хэмптон, так и находясь в квартире доктора Кэссиди?

– Я слышал показания и читал заключение присяжных. Халперн включил эпидиоскоп:

– Хочу обратить ваше внимание на снимки под номерами 176 и 211, представленные лабораторией окружного прокурора. Хорошо ли они вам видны?

– Да, я их вижу. Номера 176 и 211.

– Данные снимки носят следующие названия: «Пряжка на ремне детектива Хэмптон и отпечаток правого большого пальца детектива Кросса», а также «Левый край приборной доски и отпечаток левого указательного пальца детектива Кросса». Что это означает? Не могли бы вы пояснить, зачем на снимках обведены какие-то участки?

– Они показывают, что на пряжке детектива Хэмптон, а также в ее машине были обнаружены отпечатки пальцев детектива Кросса.

Адвокат выдержал многозначительную паузу секунд в десять, и только после этого продолжал.

– Разве после этого мы не можем сделать вывод, сержант Джеймсон, что сам детектив Кросс попадает под категорию подозреваемых в убийстве?

– Возражаю! – выкрикнула, встав со своего места, Кэтрин Фитцгиббон.

– Нет необходимости, – объявил адвокат. – Я уже закончил.

Глава девяносто первая

Как прокурор, так и адвокат стали часто появляться в различных телевизионных ток-шоу. Каждый хвастливо заявлял, что непременно выиграет процесс, причем с легкостью. Если послушать их, то получалось, что проигравших тут просто не будет.

В зале суда Джулес Халперн имел такое выражение лица, словно его переполняла уверенность в победе. Об этом же говорили и все его жесты. Он серьезно взялся за дело, поставив перед собой задачу обязательно победить. Теперь он напоминал одержимого жокея, который с радостью бы забил до полусмерти своего коня, лишь бы тот пришел первым к финишу.

В тот день бейлиф поднялся и громко объявил:

– Защита вызывает мистера Уильяма Пайаза.

Это имя было мне незнакомо. Кто такой Уильям Пайаз? Но к свидетельскому месту пока никто не подходил. В зале воцарилась тишина.

Многие головы повернулись к дверям. Никого. Что же это за таинственный свидетель?

Бейлиф повторил имя и фамилию, на этот раз погромче.

– Мистер Пайаз, мистер Уильям Пайаз. Неожиданно двойные двери в конце зала распахнулись, и внутрь прошествовал клоун в полном цирковом облачении. Кто-то засмеялся, в зале послышалось громкое перешептывание. Все же мир, в котором мы живем, – это очень странное место. Прямо-таки настоящий цирк!

Клоун встал у стойки, а прокурора и адвоката судья Феско немедленно попросил подойти к нему. Там между ними завязался жестокий спор, но о чем они дискутировали, никому больше не было слышно. Одежда клоуна, по всей вероятности, должна была сыграть на руку защите. После произнесения клятвы клоуна попросили назвать имя и фамилию для занесения их в протокол заседания.

Он торжественно поднял руку в белой перчатке и серьезно произнес:

– Билли.

– Назовите свою фамилию, – попросил бейлиф.

– Это и есть фамилия. А имя – Глупыш. Полностью звучит как «Глупыш Билли». Я поменял свои имя и фамилию совершенно законно, – пояснил он судье.

После этого к делу приступил Джулес Халперн. Он относился к клоуну с уважением и серьезностью. После того как были заданы формальные вопросы о месте жительства, работе и так далее, Джулес поинтересовался:

– Что же привело вас сегодня к нам?

– Я помогал устраивать вечеринку в Калораме в ту самую роковую ночь убийства. Близнецам исполнялось по пять лет. Кстати, когда им было по четыре, я тоже участвовал в празднике. Сегодня я принес с собой видеозапись торжества. Не желаете ли посмотреть? – не смущаясь, предложил клоун, словно обращаясь к толпе ребятишек.

– С удовольствием, – согласился Джулес.

– Возражение! – громко выкрикнула Кэтрин Фитцгиббон. После долгой дискуссии возле судейского стола пленку все же решено было просмотреть. В газетах уже неоднократно писали о том, что со стороны создается впечатление, будто Халперн успел нагнать страха на судью Феско. Может быть, в этом была доля истины.

Видео начиналось с огромного раскрашенного лица клоуна, которое заняло почти весь экран. Но вот камера отдалилась, и теперь все увидели, что это – всего лишь фирменный знак Билли, нарисованный на борту его фургончика, припаркованного перед уютным кирпичным домом со стеклянной верандой. Дом Шеферов.

В следующем эпизоде Глупыш Билли нажимал на кнопку звонка. После этого раскрывалась дверь, и на пороге появлялись приятно удивленные дети Шефера.

Прокурор еще раз попыталась возразить против показа фильма, пленку остановили, и начался очередной жаркий спор. Через некоторое время прокурор и адвокат вернулись на свои места, и демонстрация продолжилась.

К дверям подбежали другие дети. Клоун вынимал из мешка за плечами подарки: плюшевых мишек, кукол, блестящие пожарные машины.

Затем Глупыш Билли показывал фокусы на веранде, которая окнами выходила на задний дворик. Здесь росли апельсиновые деревья в кадках, белые розы, кусты жасмина. Зеленела трава.

– Подождите-ка! Я слышу какой-то шум! – клоун обернулся. Сейчас он смотрел прямо в камеру. Немного выждав, он куда-то убежал.

Все дети бросились вслед за ним. В их глазах светилась радость и ожидание приятного сюрприза.

Из-за угла дома легким галопом выехал сам Глупыш Билли на бледном белом пони.

Но когда он спешился, дети увидели, что это был Джеффри Шефер! Ребятишки начали веселиться, кричать и подпрыгивать на месте, хлопая в ладоши. Особенно радовались девочки Шефера. Они подбежали к отцу и начали обнимать Джеффри, который только что великолепно сыграл роль идеального папочки.

После этого следовали милые кадры поедания праздничного торта. Шефер играл с детьми, смеялся и веселился, как ребенок. Мне показалось, что Джулес сам участвовал в монтаже и редактировании окончательной версии этого видеошедевра. В итоге получился весьма убедительный фильм, рассказывающий о заботливом и любящем отце.

Взрослые гости, одетые с иголочки и немного лишенные естественности, все же блестяще подтверждали тот несомненный факт, что Джеффри Шефер и его супруга являлись замечательными родителями. Переодевшись из клоунского наряда в строгий темно-синий костюм, Шефер скромно принимал поздравления. Сейчас он был одет точно так же, как и в ту ночь в Фаррагуте.

Напоследок близнецы наперебой рассказывали в камеру о том, какой у них прекрасный папочка и как они его любят. Они искренне благодарили папулю за то, что он сделал так, чтобы «их мечта сбылась».

Свет в зале зажегся, и судья объявил небольшой перерыв. Я злился и не понимал, почему все же разрешили показать это видео. Теперь Шефер стал настоящей жертвой. А как же! Все же видели своими глазами, какой он хороший отец.

Присяжные добродушно улыбались, так же, как и Джулес Халперн. Он умышленно настаивал на показе фильма. Теперь всем стало понятно, как чувствовал себя Джеффри Шефер тем вечером, и в каком настроении он пребывал как раз перед смертью Пэтси Хэмптон. Это было весьма существенно. Халперн настолько красноречиво и эмоционально подал эту информацию, что даже предположение, будто Шефер мог кого-то убить, казалось теперь нелепым. По крайней мере, присяжные засомневались в способности Джеффри сделать кому-то плохо.

Сам Шефер широко улыбался, так же, как его жена и сын. Мне внезапно пришло в голову, что он не зря въехал на бледном пони в день рождения дочерей. Этим он только еще раз подчеркнул, что из Четырех Всадников он и есть Смерть. Вся его жизнь превратилась в сплошное представление и бесконечную череду игр.

Глава девяносто вторая

Иногда мне хотелось зажмуриться и больше не наблюдать ни одного эпизода слушания дела. Я мечтал о том, чтобы все стало так, как было до появления Ласки.

Несмотря на то, что Кэтрин Фитцгиббон великолепно работала с каждым свидетелем, все же со стороны было видно, что судья более благосклонно относится к защите. Этот процесс начался еще на предварительном слушании, когда нам запретили использовать некоторые вещественные доказательства, и полным ходом продолжался сейчас.

Чуть позже в тот же день свидетельницей выступила Люси Шефер. Теплые домашние кадры с образами дружного семейства Шеферов еще не стерлись из памяти присяжных.

Мне хотелось понять странные и поразительные отношения Люси с мужем уже в самый первый раз, когда я увидел эту женщину, в ночь убийства Пэтси Хэмптон. Что она из себя представляет, если способна жить вместе с безжалостным чудовищем, каковым являлся Джеффри, и даже не подозревать об этом? Неужели она смогла отречься от всего и просто не замечать необычного поведения своего супруга? Или ее связывало с ним нечто другое, ради чего она продолжала оставаться с ним? Во время практики, когда я работал психологом, я наблюдал самые странные супружеские пары. Мне приходилось сталкиваться с серьезными отклонениями в психике мужа и жены, но ничего подобного я раньше не встречал.

Вопросы свидетельнице задавала Джейн Халперн. Она выглядела такой же уверенной в своей победе, как и ее отец. Джейн была высокой и стройной женщиной, с черными волосами, похожими на проволоку, в которые был вплетен темно-пурпурный бант. Джейн исполнилось двадцать восемь лет, она всего четыре года назад закончила учебу в юридической школе, но на вид казалась и старше, и мудрее.

– Миссис Шефер, сколько времени вы знакомы со своим мужем?

Люси говорила нежным, но достаточно отчетливым голосом.

– Я знаю Джеффри практически всю свою сознательную жизнь. Мой отец был его командующим офицером в армии. По-моему, мне было всего четырнадцать лет, когда я впервые увидела Джеффри. Он на девять лет старше меня. Мы поженились, когда мне исполнилось девятнадцать, после того как я закончила второй курс в Кембридже. Однажды, когда я готовилась к экзамену, он явился к нам в библиотеку в полном обмундировании, со сверкающей саблей, весь в медалях и в начищенных сапогах. Я было в стареньком свитере и, как мне помнится, не успела даже помыть голову. Но он сказал мне, что не это самое главное в человеке. Ему было все равно, в чем я одета и как выгляжу. Он объяснил, что любит меня и так будет всегда. Могу уверить вас, что он сдержал свое слово.

– Очень мило, – отреагировала Джейн Халперн, совершенно очарованная такой фантастикой. Со стороны можно было подумать, что она впервые слышит эту душещипательную историю. – Скажите, он до сих пор такой же романтичный?

– Даже больше, чем раньше. И недели не проходит, чтобы он не преподнес мне букет цветов или, например, какой-нибудь сувенир. И еще он любит устраивать для меня путешествия, которые мы между собой называем «ой!».

Джейн Халперн наморщила носик, и ее карие глаза заблестели.

– Поясните, пожалуйста, что это за поездки, – попросила Джейн изображая неподдельный интерес, совсем как профессиональная телеведущая популярного шоу.

– Джефф ни с того ни с сего покупает билеты, и мы отправляемся в путешествие, скажем, в Нью-Йорк или в Париж, а может быть, и к нам в Лондон. И там я начинаю ходить по магазинам и покупать все, что мне понравится. Обычно это женская одежда. Это продолжается до тех пор, пока он не скажет мне «ой-ой-ой!». Но это, конечно, в шутку, на самом деле он очень щедрый человек, и ему для меня ничего не жалко.

– Значит, его можно назвать хорошим мужем?

– Самым лучшим, которого только возможно себе представить. Хотя он очень много работает, но никогда не забывает о семье. Дети его обожают.

– Да, это было понятно из просмотренного сегодня фильма, миссис Шефер. Но такие вечеринки у вас – это что-то из ряда вон выходящее?

– Вовсе нет. Джефф часто устраивает домашние праздники. Он очень веселый и жизнерадостный и всегда готов развлекаться и преподносить приятные сюрпризы. Мой муж – очень чувствительная и творческая натура.

Я перевел взгляд с Люси Шефер на присяжных. Она буквально очаровала, околдовала их. Даже у меня возникло чувство, что она искренне любит своего мужа и, мало того, всецело верит в это.

Джейн Халперн буквально выцедила из этих показаний все, что можно, для стороны защиты. Мне не в чем было обвинить ее. Люси Шефер очень любила своих домочадцев, производила впечатление милой и доброй женщины, но отнюдь не казалась глупышкой. Она была тем человеком, который нашел в жизни того, кого хотел, и теперь всецело верил в него. Этим «кем-то» и был Джеффри Шефер.

Присяжные до конца дня пребывали под впечатлением созданного Люси образа.

Под впечатлением удивительной паутины лжи, сотканной искусным мастером.

Глава девяносто третья

Вернувшись домой после окончания заседания, я долго разговаривал по телефону с Эндрю Джонсом, обсуждая наши проблемы. Я несколько раз пытался повторно связаться с Оливером Хайсмитом, но ответа так и не получил. Кроме того, до сих пор у нас не было никаких связующих звеньев между Шефером и убийствами «Джейн Доу» в Вашингтоне.

За последние несколько месяцев Шефер никого не убивал, по крайней мере, в нашем районе.

После обеда, состоявшего из цыпленка и пирога с ревенем, Нана отпустила детей, решив на сегодня освободить их от домашней рутины, и вместо этого попросила меня помочь ей вымыть посуду, то есть стать «соучастником в грязном и мокром деле», как она называла это в шутку.

– Как в старые добрые времена, – улыбнулся я, расплескивая мыльную пену на тарелки в раковине, старой, как и сам дом.

Нана успевала вытирать посуду так же быстро, как я ей подавал. Ее пальцы оставались такими же проворными, как и мысли.

– Мне нравится думать о том, что мы стали не только старше, но и мудрее, – прощебетала она.

– Не знаю. Мне вот до сих пор достается роль посудомойки.

– Я забыла тебе кое-что сказать, – вдруг посерьезнела Бабуля.

– Давай, – согласился я, переставая плескаться. – Выкладывай.

– Я хотела сказать тебе, что я горжусь тобой. Тем, как ты сумел перенести все то, что с нами произошло. Именно твоя сила и твое терпение вдохновили меня. А этого не так-то просто добиться, особенно, если учесть, что источником вдохновения явился ты. И я знаю, что точно так же твое поведение повлияло на Дэмона и Дженни. От них ничего не ускользает.

Я склонился над раковиной и почувствовал, что мне очень хочется выговориться.

– Сейчас продолжается самая черная полоса в моей жизни, – признался я Нане. – Самая тяжелая. Мне даже хуже, чем тогда, когда умерла Мария. Если, конечно, такое возможно. По крайней мере, тогда я точно знал, что ее больше нет в живых. Я мог позволить себе горевать. Я понял, что мне надо отпустить ее и начать дышать снова.

Нана подошла ко мне и нежно обняла, в который раз удивив силой своих рук.

Она посмотрела мне прямо в глаза, как всегда делала еще с тех пор, когда мне только исполнилось девять лет.

– Позволь себе погоревать о ней, Алекс. Отпусти ее.

Глава девяносто четвертая

У Джеффри Шефера была такая добрая и привлекательная жена, что это нелепое несоответствие долгое время мучило мое сознание. Я никак не мог понять, что ее притягивало к этому чудовищу, ни как психолог, ни, тем более, как детектив.

На следующее утро в течение часа Люси Шефер продолжала давать свои мудрые и выгодные для супруга показания. Джейн Халперн делала все, чтобы присяжные услышали как можно больше о великолепном муже Люси.

Наконец, наступила очередь Кэтрин Фитцгиббон. Эта женщина была по-своему фигурой грозной и не менее внушительной, чем Джулес Халперн.

– Миссис Шефер, мы все, присутствующие в зале, внимательно выслушали вас. Похоже, что жизнь у вас очень очаровательна и почти идиллична, однако меня кое-что беспокоит. И вот чем я взволнована. Всего восемь дней назад ваш муж пытался совершить самоубийство. Он всерьез собирался покончить с собой. Поэтому, вероятно, он не совсем такой, каким вы хотите его нам представить. Возможно, он совсем не так сдержан и здоров. Не ошибаетесь ли вы, утверждая, что ваш муж психически здоровый и уравновешенный человек?

Люси Шефер смотрела прямо в глаза прокурора.

– Несколько месяцев назад мой муж понял, что вся его жизнь, его карьера и доброе имя каким-то образом, не без помощи лжи и фальсификаций, оказались в опасности. Он не мог даже поверить в то, что такие страшные обвинения были предъявлены именно ему. И эти суровые испытания в стиле Кафки подвели его к полному отчаянию. Вы, наверное, даже не представляете себе, что это значит – потерять свое доброе имя.

Кэтрин Фитцгиббон чуть заметно улыбнулась.

– Отчего же? Конечно, я все понимаю. Я же регулярно читаю прессу.

Эти слова вызвали легкий смешок в зале и даже среди присяжных. Нетрудно было догадаться, что Кэтрин вызывала симпатию у всех, не исключая и меня.

– Не правда ли также и то, что ваш муж проходит курс лечения своего состояния «отчаяния» вот уже много лет?

Если я не ошибаюсь, он регулярно навещает своего психолога, миссис Шефер. Он ведь страдает ярко выраженным маниакально-депрессивным психозом, или нарушением, известным как «двуполюсность», не так ли? Люси встряхнула головой.

– Это просто кризис среднего возраста, ничего особенного. У мужчин это бывает достаточно часто.

– Понимаю. Но вы лично смогли помочь ему преодолеть этот кризис?

– Да, конечно. Я помогаю ему всегда и во всем, разумеется, кроме тех моментов, которые связаны с его работой. Дело в том, что он занимается многими вопросами, представляющими собой государственную тайну. Вы должны понимать это.

– Должна, – кивнула прокурор и тут же продолжила: – Итак, у вашего мужа имеется много секретов, которыми он не делится с вами?

Люси нахмурилась. Ее глаза метали молнии в сторону хитрого и коварного прокурора.

– Что касается работы, да, – подчеркнула она.

– Вам известно, что он наносит визиты доктору Кэссиди? Бу Кэссиди?

– Да, разумеется. И мы всегда обсуждаем их.

– Как часто он бывает у доктора? Это он вам рассказывает, или расписание посещений врача также входит в разряд секретов?

– Возражение! – выкрикнула Джейн Халперн.

– Принимается. Миссис Фитцгиббон, – укоризненно приподнял брови судья Феско.

– Простите, ваша честь. Простите, Люси. Ну, хорошо. Как часто навещал ваш муж Бу Кэссиди?

– Ровно столько раз, сколько это было необходимо, чтобы курс лечения проходил эффективно. Между прочим, ее зовут Элизабет.

– Один раз в неделю? Два? Или каждый день? – Фитцгиббон наносила удары без передышки.

– Один раз в неделю. Да, обычно он ходил на прием раз в неделю.

– Однако привратник в Фаррагуте утверждает, что видел там вашего мужа гораздо чаще. В среднем – три или четыре раза в неделю.

Люси Шефер неуверенно качнула головой и уставилась на Фитцгиббон.

– Я полностью доверяю Джеффри и не держу его на коротком поводке. Разумеется, мне бы и в голову не пришло считать количество посещений им доктора.

– Вы не возражали против того, что ваш муж наносит визиты весьма привлекательной женщине, доктору Кэссиди, Элизабет?

– Нет, и не говорите глупостей.

Фитцгиббон изобразила на лице неподдельное удивление.

– Разве это очень глупо? А по-моему, нет. Я бы еще как возражала, если бы мой муж вздумал ходить к привлекательной женщине по три, а то и по четыре раза каждую неделю.

Кэтрин не дала опомниться Люси и снова уколола ее.

– Неужели вас не беспокоил такой вопрос, что Бу Кэссиди могла стать и, так сказать, терапевтом в области секса для вашего мужа?

Люси Шефер быстро взглянула на Джеффри, словно колеблясь и не зная, что ответить. Сейчас нельзя было не пожалеть бедную женщину.

Джейн Халперн поднялась со своего места.

– Возражение! Ваша честь, нет никаких оснований полагать, что мой клиент решал у доктора свои сексуальные проблемы.

Было заметно, как Люси Шефер пытается собрать свою волю в кулак и сосредоточиться. Она оказалась гораздо сильнее, чем можно было предположить. Неужели она тоже является игроком? Всадницей? Или у них с мужем разные игры?

– Мне бы все же хотелось ответить на ваш вопрос, мадам прокурор. Мой муж, Джеффри Шефер, всегда был замечательным супругом и хорошим отцом, поэтому если ему и пришлось по каким-то причинам посещать сексопатолога, он просто не хотел рассказывать мне об этом. Возможно, он стыдился, и я его хорошо понимаю.

– А что если он так же хладнокровно совершил убийство, а потом тоже просто не захотел рассказать вам об этом! – спросила Фитцгиббон и повернулась к присяжным.

Глава девяносто пятая

Элизабет «Бу» Кэссиди было уже около сорока лет. Эта стройная привлекательная шатенка с детства привыкла носить длинные волосы, которые всегда служили предметом зависти подруг. Бу покупала одежду в самых дорогих магазинах и отличалась хорошим вкусом. Она любила производить впечатление на людей и делать это с особым шиком. Надо сказать, все задуманное у нее получалось.

Прозвище «Бу» к ней пристало, когда она была еще маленькой. Когда взрослые показывали ей пальцами «козу», она всегда смеялась и очень скоро научилась произносить слог «Бу!» В школе и колледже она не отказалась от своего прозвища. Друзья уверяли, что оно даже нравилось ей, поскольку немного настораживало окружающих.

В такой важный день, когда нужно было давать показания в суде, Бу надела брючный костюм с однобортным пиджаком, очень нежный и женственный. Она тщательно выбрала наряд, и он приятно ласкал глаз кофейными и кремовыми оттенками. В суде Бу выглядела профессионально и сразу создала впечатление человека преуспевающего.

Джулес Халперн попросил ее назвать свое полное имя и род занятий для занесения в протокол. Адвокат держался учтиво, но по-деловому. Чувствовалось, что он относится к Кэссиди более прохладно, чем к остальным свидетелям.

– Доктор Элизабет Кэссиди. Психотерапевт, – ровным голосом ответила она.

– Доктор Кэссиди, расскажите, как вы познакомились с полковником Шефером.

– Он является моим пациентом уже больше года. Приезжает ко мне в домашний офис по адресу Вудли-авеню, 1208, раз или два в неделю. В последнее время решено было увеличить количество сеансов, особенно после его попытки покончить жизнь самоубийством.

Халперн кивнул и продолжал:

– В какое время проводятся сеансы?

– Как правило, по вечерам, но время варьируется, в зависимости от наличия у мистера Шефера свободного времени.

– Доктор Кэссиди, хочу особо обратить ваше внимание на вечер убийства детектива Хэмптон. В тот день вы проводили сеанс терапии?

– Да, в девять вечера. Если точнее, то с девяти до десяти. По-моему, он приехал чуть раньше, но договаривались мы на девять.

– Не мог ли он приехать, например, в половине девятого?

– Нет, это невозможно. Мы говорили по мобильному телефону все то время, пока он добирался из Калорамы до моего дома. Незадолго до этого он испытывал чувство вины, так как пребывал в мрачном настроении накануне дня рождения дочерей.

– Понятно. Не было ли перерыва в вашем разговоре с полковником Шефером?

– Да, но на очень короткое время.

Халперн продолжал методично задавать вопросы.

– Сколько времени прошло между окончанием разговора и появлением Шефера в вашем офисе?

– Минуты две или три, самое большее – пять. Пока парковал машину и поднимался в лифте. Не более.

– Когда вы его встретили, он не казался взволнованным?

– Вовсе нет. Он был даже относительно весел, после удачно проведенной вечеринки для дочерей. Он был уверен, что праздник удался на славу, а ведь он безумно любит своих детей.

– Может быть, он тяжело дышал, держался напряженно или вспотел? – задал очередной вопрос Халперн.

– Нет. Я уже сказала, что он был совершенно спокоен и выглядел хорошо. Я отчетливо это помню. После того как ворвалась полиция, я принялась фиксировать происходящее, чтобы не забылись какие-нибудь детали случившегося, – отчеканила Бу и бросила взгляд на стол прокурора.

– Значит, во имя точности вы делали какие-то записи?

– Да.

– Доктор Кэссиди, не заметили ли вы пятна крови на одежде полковника?

– Нет.

– Понятно. На Шефере вы крови не заметили. А когда прибыл детектив Кросс, вы видели кровь?

– Да, темные пятна или потеки крови на пиджаке, рубашке и даже на его руках.

Джулес Халперн специально выдержал паузу, чтобы присутствующие, в том числе и присяжные, прониклись этим заявлением. Затем он задал последний вопрос.