Глава 51

Казанова пребывал в расстройстве и тревоге по поводу потери доктора Кейт Мактирнан. Он был очень обеспокоен и потерял сон. Плохо. И очень опасно. «Я совершил первую в своей жизни ошибку», – думал Казанова, ворочаясь в постели.

А потом кто-то прошептал в темноте:

– Что с тобой? Ты нездоров?

Женский голос заставил его вздрогнуть от неожиданности. Он ведь только что был Казановой. А теперь надо срочно переключаться на другую роль. Роль примерного мужа.

Он протянул руку и ласково погладил жену по голому плечу.

– Все в порядке. Не волнуйся. Просто бессонница.

– Это я заметила. Еще бы не заметить. Всю ночь толкаешься. – Она сонно улыбнулась. Хорошая у него жена. И любит его.

– Прости, – шепнул Казанова и поцеловал ее в плечо. Он гладил ее по голове и вспоминал Кейт Мактирнан. У Кейт волосы куда красивее и длиннее.

Он продолжал гладить жену, но мыслями уже снова вернулся к своим проблемам. Совсем не с кем поговорить. Совершенно не с кем. Ни здесь, в Северной Каролине, ни во всем чванливом и напыщенном Университетском треугольнике.

В конце концов, он встал с постели и спустился вниз. Прошел к себе в кабинет, бесшумно закрыл и запер дверь.

Потом взглянул на часы. Три часа ночи. Значит, в Лос-Анджелесе теперь двенадцать. Он снял трубку и набрал номер.

Был на свете такой человек, с кем Казанова мог перекинуться словом. Один-единственный на всем белом свете.

– Это я, – сказал он, услышав на другом конце провода знакомый голос. – Что-то мне не по себе сегодня. Поэтому сразу о тебе подумал.

– Беспокоишься, что я веду развратную и развеселую жизнь? – спросил с усмешкой Джентльмен-Ловелас.

– Это само собой. – Казанова сразу почувствовал себя гораздо лучше. Есть кто-то, с кем можно поговорить, поделиться. – Вчера я еще одну подобрал. Хочу рассказать тебе об Анне Миллер. Это нечто особенное, дружище.

Глава 52

Казанова нанес очередной удар.

Еще одна студентка, красавица по имени Анна Миллер, была похищена из квартиры, которую снимала на пару со своим дружком-адвокатом неподалеку от университета Северной Каролины в Роли. Парень был убит прямо в постели – новый штрих в поведении Казановы. На месте преступления не оставлено ни записки, ни каких-либо улик. Совершив ошибку, он снова доказывал нам свою безупречность.

Я по нескольку часов просиживал в палате Кейт Мактирнан в клинике университета. У нас все шло как по маслу, мы постепенно становились друзьями. Она стремилась помочь мне в создании психологического портрета Казановы, рассказывала все, что знала о нем и о его пленницах.

Насколько она могла судить, вместе с ней там находились шесть женщин. Но вполне возможно, их было и больше.

Кейт говорила, что Казанова действует четко и продуманно. Способен планировать на несколько недель вперед, очередную жертву изучает самым тщательным образом.

Она считала, что свой дом ужасов он выстроил самостоятельно. Провел водопровод, особую сигнальную систему и кондиционер, вероятно, для удобства своих пленниц. Но Кейт видела это жилище, одурманенная парами наркотиков, поэтому описать его подробно не могла.

Казанова, видимо, был маньяком, невероятно ревнивым, с гипертрофированным чувством собственности. Сексуально активен, способен к нескольким эрекциям за ночь. Помешан на сексе, придает огромное значение своим сексуальным потребностям.

Может быть по-своему внимательным и нежным и даже, по его собственным словам, «романтичным». Способен часами обнимать и целовать женщину, беседовать с ней. Может сказать, что любит ее.

В середине недели ФБР и даремское управление полиции в конце концов согласились, чтобы Кейт встретилась в больнице с прессой. Пресс-конференция проводилась в просторном холле на ее этаже.

Весь стерильно-белый холл, вплоть до красной, светящейся таблички «Выход», был до отказа забит репортерами, вцепившимися в свои блокноты, и телевизионщиками с мини-камерами на плечах. Присутствовали также полицейские, вооруженные автоматами. На всякий случай. Во время телевизионной записи по обе стороны от Кейт стояли следователи по особо важным делам Ник Раскин и Дэйви Сайкс.

Кейт Мактирнан предстояло стать национальной героиней. Наконец-то народ воочию увидит женщину, сбежавшую из дома ужасов. Я был уверен, что Казанова тоже посмотрит эту передачу, но надеялся, что в момент съемки он не находится среди нас.

Медбрат, наверняка занимавшийся бодибилдингом, ввез Кейт в шумный многолюдный холл. Врачи потребовали, чтобы она сидела в инвалидном кресле. На ней были мешковатые тренировочные штаны и белая хлопчатобумажная футболка. По плечам рассыпались блестящие каштановые волосы. Синяки и отеки на лице значительно уменьшились.

– Я выгляжу почти так же, как раньше, – говорила она мне. – Зато чувствую себя по-другому. Я внутренне изменилась, Алекс.

Когда медбрат подвез громоздкое кресло почти к самым микрофонам, Кейт всех удивила. Она медленно поднялась и остаток пути прошла самостоятельно.

– Здравствуйте, меня зовут Кейт Мактирнан, – представилась она толпе репортеров, которые тут же рванулись еще ближе к главной свидетельнице. – Я расскажу все, что знаю – хотя знаю немного, – и больше не буду морочить вам голову.

Голос у нее был сильный и звучный. Она безукоризненно владела собой, во всяком случае, так показалось нам всем, зрителям и слушателям.

Ее непринужденность и легкий юмор вызвали у многих улыбки и смех. Пара репортеров попытались задать вопросы, но шум стоял такой, что расслышать их было невозможно. По всему больничному холлу там и сям сверкали вспышки фотокамер.

Наконец наступила относительная тишина. Возникшую паузу собравшиеся восприняли как знак, что пресс-конференция оказалась для нее слишком трудным испытанием. Стоявший рядом врач сделал шаг вперед, но она жестом остановила его.

– Все в порядке, я чувствую себя хорошо, спасибо. Если закружится голова, сразу сяду в кресло, как примерный пациент. Обещаю. Никакого показного героизма.

Кейт действительно полностью владела ситуацией. Она была старше большинства студентов и медиков-практикантов и походила на вполне зрелого врача.

Она оглядела присутствующих. То ли с любопытством, то ли с удивлением. Потом извинилась за вынужденную паузу.

– Я просто собиралась с мыслями… Мне хотелось бы рассказать вам о том, что со мной произошло, – и я обязательно расскажу. Но на этом все. На вопросы журналистов я отвечать отказываюсь. И прошу вас всех меня понять. Справедливо?

Держалась она перед телекамерами превосходно. Кейт Мактирнан вела себя настолько непринужденно, как будто ей неоднократно приходилось оказываться в подобной ситуации. Я понял, что эта женщина при необходимости может быть очень уверенной в себе. А в иных случаях оставаться такой же беззащитной и испуганной, как все мы.

– Во-первых, я хотела бы обратиться к родным и друзьям пропавших без вести. Прошу вас, не оставляйте надежду. Человек, известный под именем Казанова, расправляется со своими пленницами только в случае неповиновения его особым требованиям. Я нарушила правила и жестоко поплатилась за это. Но мне удалось убежать. Там, где меня держали, находились и другие женщины. Вы не можете себе представить, насколько я душой и мыслями с ними. Верю всем сердцем, что они живы и невредимы.

Репортеры все ближе и ближе подходили к Кейт Мактирнан. Даже в таком плачевном состоянии она притягивала к себе как магнит, от нее исходила необыкновенная сила. Телевизионщикам она пришлась по душе. «Так будет и со зрителями», – думал я.

В течение следующих нескольких минут она сделала все возможное, чтобы хоть как-то развеять страхи родственников похищенных женщин. Снова и снова подчеркивала, что пострадала только оттого, что нарушила установленные Казановой правила. Мне казалось, что она таким образом обращается и к нему тоже. Вини, мол, меня, а не других.

Слушая Кейт, я задавался вопросами: выбирает ли он только особенных женщин – не просто красавиц, а необыкновенных во всех смыслах? Что это значит? Что именно затеял Казанова? В какую игру он играет?

Я стал подозревать, что убийца, влекомый прежде всего красотой физической, не терпит при этом рядом с собой женщин, интеллектуально ему не соответствующих. Мне казалось, что он ищет к тому же взаимопонимания.

Кейт замолчала. В глазах ее блестели слезы, словно чистой воды алмазы.

– Мне больше нечего сказать, – тихо произнесла она. – Спасибо, что позволили мне обратиться к семьям пропавших женщин. Надеюсь, что это хоть как-то поможет. Прошу вас, никаких вопросов. Я пока не могу вспомнить всего, что со мной было. Рассказала, что могла.

Наступила неестественная тишина. Не раздалось ни единого вопроса. Все и так было ясно. А потом репортеры и больничный персонал разом зааплодировали. Они поняли так же, как понимал это Казанова, что Кейт Мактирнан женщина исключительная.

Меня беспокоило лишь одно. Аплодирует ли Казанова?

Глава 53

В четыре часа утра Казанова уложил в новенький с иголочки серо-зеленый рюкзак, купленный в магазине «Лендз-Энд», продукты и всякие необходимые мелочи. Он направлялся в свое тайное гнездышко за порцией долгожданных наслаждений. Он даже придумал название для своих запретных игр: «Целуй девочек».

Пока ехал в машине и шел пешком по густому лесу, он неотступно мечтал о своей новой пленнице, об Анне Миллер. Так и сяк представлял себе, что именно станет с ней сегодня делать. На память пришли замечательные и как нельзя кстати подходящие строки Скотта Фицджеральда: «Понятие поцелуя впервые возникло, когда доисторическая рептилия-самец лизнула самку, любезно объяснив ей таким способом, что она столь же соблазнительна, как та малышка, которой он отужинал накануне». Все началось с животных, не так ли?

Тик-трах.

Прибыв наконец в свою берлогу, он включил на полную громкость запись группы «Роллинг Стоунз». Несравненный альбом «Пиршество нищего». Сегодня ему необходима была оглушающая рок-музыка. Мику Джаггеру пятьдесят? А ему всего тридцать шесть. И это его время.

Раздевшись донага, он встал перед высоким, в полный рост зеркалом, любуясь своей стройной мускулистой фигурой. Причесался. Затем накинул блестящий, ручной росписи шелковый халат, купленный когда-то в Бангкоке. Полы он не стал запахивать, выставляя напоказ обнаженный торс.

Он выбрал маскарадную маску, красивую, купленную в Венеции именно для такого случая. Момента тайны и любви. Наконец он был готов к свиданию с Анной Миллер.

Как она хороша. И такая недотрога. Безукоризненно сложена. Ему не терпелось овладеть ею.

Ничто не сравнится с тем физическим и эмоциональным состоянием, когда кровь стучит в висках, сердце учащенно бьется, возбуждена каждая клеточка тела. Он принес теплого молока в кувшине. И маленькую плетеную корзиночку – сувенир для Анны.

На самом деле он подготовил этот подарок для доктора Кейт. Хотел с ней разделить миг наслаждения.

Включив громкую музыку, он давал знать Анне, чтобы готовилась. Таков уговор. Сам он полностью подготовился. Вот они рядом с ним: кувшин теплого молока, длинный резиновый шланг с наконечником и чудо-подарок в плетеной корзинке. Можно начать игру.

Глава 54

Казанова не мог оторвать глаз от Анны Миллер. Казалось, воздух вокруг него вибрирует. Все наполнено напряженным ожиданием. Он чувствовал, что теряет самообладание. Такое с ним редко случалось. Это больше похоже на Джентльмена-Ловеласа.

Он смотрел на свое произведение искусства – на свое творение – и упивался мыслью, что Анна никогда и ни для кого не была так хороша.

Анна лежала на голом деревянном полу комнаты первого этажа. Она была обнажена. Только украшения, которые он приказал ей надеть. Руки связаны за спиной кожаным ремнем. Мягкая подушка подложена под ягодицы.

Ноги подтянуты вверх веревкой, привязанной к потолочной балке. Именно в такой позе он желал обладать ею, именно так представлял ее себе в мечтах столько раз.

«Можно делать все, что пожелаешь», – думал он.

Так он и поступал.

Он уже влил в нее большую часть теплого молока с помощью резинового шланга с наконечником.

Она слегка напоминала ему Аннету Бенинг[17], если не считать того, что эта женщина принадлежала ему, а не была образом, возникающим на киноэкране. Она поможет ему пережить потерю Кейт Мактирнан. И чем скорее, тем лучше.

Анна уже утратила свою былую надменность, перестала быть недотрогой. Ему всегда было любопытно знать, сколько времени требуется, чтобы сломить чью-либо волю. Обычно совсем немного. Тем более в нынешние времена, в эпоху трусов и капризных дурех.

– Прошу тебя, убери ее. Не мучай меня, ведь я хорошо себя вела, – умоляла Анна. Какое красивое, необычное у нее лицо, когда радуется, и особенно когда страдает.

Скулы казались острее, когда она говорила. Он пытался отложить в памяти ее взгляд, все, что связано с этим незабываемым моментом. Подробности, которыми можно будет потом мысленно наслаждаться. Например, ее ягодицы, находящиеся теперь под таким любопытным наклоном.

– Она не укусит тебя, – убеждал он со всей искренностью. – Ее рот зашит наглухо. Я сам зашивал. Эта змея безопасна. Я никогда не стал бы делать тебе больно.

– Ты ненормальный и подлый тип, – внезапно крикнула Анна. – Ты садист!

Он кивнул. Ему хотелось увидеть истинную Анну, так вот она: еще одна злючка – цапнуть готова.

Казанова смотрел, как молоко медленно вытекает из заднего прохода. И так же медленно ползет маленькая черная змейка. Сладостный аромат молока заставил ее двинуться вперед по деревянному полу небольшой спальни, всего два на четыре фута. Какое прекрасное зрелище! Истинный образ красавицы и чудовища.

Осторожная чуткая змея внезапно застыла, а затем резко подалась вперед. Головка легко проникла внутрь Анны Миллер. Инстинктивно помогая себе, змея сложилась кольцами и заползла еще глубже.

Казанова пристально следил, как расширяются прекрасные глаза Анны. Кому из мужчин доводилось видеть такое или чувствовать хоть отдаленное подобие того, что дано ему теперь? Многие ли из таких мужчин еще живы?

Впервые он услышал о сексуальной практике увеличения ануса во время путешествия по Таиланду и Камбодже. И теперь сам устроил подобное представление. Оно заставляло его забыть огорчения, причиненные потерей Кейт и других.

В этом состояла прелесть и изысканность игр, которыми он забавлялся в своей берлоге. Он любил такие игры. Не мог отказать себе в этом удовольствии.

И никто не помешает ему наслаждаться ими. Ни полиция, ни ФБР, ни тем более доктор Алекс Кросс.

Глава 55

Кейт по-прежнему не могла вспомнить многих подробностей своего побега из ада. Она согласилась на сеанс гипноза, во всяком случае на попытку, хотя считала, что ее инстинкт самосохранения слишком силен для этого. Мы решили начать поздно вечером, когда она утомится и станет таким образом более восприимчивой.

Гипноз может быть процессом весьма простым. В первую очередь я попросил Кейт закрыть глаза и дышать ровно и спокойно. А вдруг мне удастся встретиться сегодня с Казановой? Вдруг увижу глазами Кейт, как он действует?

– Вдыхаем чистый воздух, выдыхаем всякую гадость, – прокомментировала Кейт со свойственным ей чувством юмора. – Правильно я говорю, доктор Кросс?

– Старайтесь ни о чем не думать, Кейт, – попросил я.

– Этому совету следовать довольно трудно. – Она улыбнулась. – Голова битком забита. Как чердак старыми чемоданами и сумками. – Голос ее звучал сонно. Обнадеживающий признак.

– А теперь считайте медленно от ста и обратно. Начинайте, когда захотите.

Она легко подчинилась. Это означало, что она мне доверяет, а доверие, в свою очередь, возлагало ответственность на меня.

Теперь Кейт была беззащитна, и я не хотел ни при каких обстоятельствах травмировать ее. Первые несколько минут мы просто болтали, как не раз случалось, когда она была в полном сознании. Нам с первой встречи общение доставляло радость.

– Помните ли вы, что было в доме Казановы? – задал я наконец главный вопрос.

– Да, теперь вспоминаю многое. Помню ночь, когда он появился у меня в доме. Помню, как нес меня по какому-то лесу к месту, где потом держал. Нес так легко, как будто я ничего не весила.

– Расскажите мне об этом лесе, Кейт. – Это был первый из самых драматических моментов. Она снова чувствовала себя с Казановой. В его власти. Пленницей. Я неожиданно понял, какая глубокая тишина стояла вокруг нас в больнице.

– Было совсем темно. Лес был очень густой, сплошные заросли. У него на шее, на шнурке или веревке, висел фонарь… Он невероятно силен. Как дикий зверь. Сам он сравнивал себя с Хитклиффом из «Вутеринговых высот»[18]. Он явно идеализирует и себя самого и то, чем занимается. Той ночью… он шептал мне какие-то нежности, будто пылкий любовник. Говорил, что любит меня… и звучало это… искренне.

– Что еще вы о нем помните, Кейт? Любое ваше слово очень ценно. Подумайте.

Она повернула голову, как будто смотрела на кого-то справа от меня.

– Он каждый раз надевал разные маски. Однажды появился в смертной маске. Самой страшной. Такие маски называются смертными, потому что с их помощью в клиниках и моргах реконструируют лицо покойника, изуродованное до неузнаваемости в результате несчастного случая.

– Это очень интересная подробность. Пожалуйста, продолжайте, Кейт. Все, что вы говорите, очень важно.

– Я знаю, что такую маску можно изготовить по черепу практически любого человека. Его фотографируют… покрывают фотографию калькой… и реконструируют черты лица. А потом изготавливают по рисунку маску. В фильме «Парк Горького» показана смертная маска. На самом деле они не предназначены для того, чтобы их носили живые люди. Не понимаю, каким образом он их достает.

«Ладно, Кейт, – думал я, – хватит об этом, продолжайте свой рассказ о Казанове».

– Что случилось в тот день, когда вы убежали? – спросил я, пытаясь вернуть воспоминания в нужное русло.

От этого вопроса она, видимо, занервничала. Глаза на мгновение открылись, как будто она дремала, а я разбудил, потревожил. Потом глаза снова закрылись. Правая нога начала непроизвольно отбивать дробь.

– Я плохо помню этот день, Алекс. Думаю, была до основания накачана наркотиками, витала где-то в небесах.

– Понятно. Все, что вы вспомните, очень для меня ценно. Вы все делаете замечательно. Вы как-то сказали, что ударили его. Вы ударили Казанову?

– Ударила. Насколько сил хватило. Он вскрикнул от боли и упал.

Она надолго замолчала. А потом неожиданно заплакала. Глаза наполнились слезами, и она горько разрыдалась.

На лбу ее выступила испарина. Я понял, что пора завершать сеанс гипноза. Не знал, что с ней происходит, и испугался.

Я старался говорить как можно спокойнее:

– В чем дело, Кейт? Что случилось? Как вы себя чувствуете?

– Там остались другие женщины. Я сначала не могла их найти. А потом так невероятно растерялась… Я всех бросила.

Глаза ее открылись, в них стояли страх и слезы. Она сама вывела себя из гипноза. Сколько же сил у этой женщины?

– Что меня так напугало? – спросила она меня. – Что случилось?

– Точно не знаю, – сказал я. Мы поговорим с ней об этом позже, не сейчас.

Она отвела от меня взгляд. Это совсем на нее не похоже.

– Можно мне побыть одной? – прошептала она. – Мне хочется остаться одной. Пожалуйста.

Я вышел из палаты с таким чувством, как будто предал Кейт.

Но что я мог поделать? Ведь ведется следствие по делу о целой серии убийств. И ничего пока не прояснилось. Как же так?

Глава 56

В конце недели Кейт выписали из больницы. Она спросила, не соглашусь ли я встречаться с ней каждый день для беседы. Я с готовностью согласился.

– Только совсем не в лечебных целях, ни в коей мере, – объяснила она. Ей просто хотелось открыть кому-то душу, поделиться самым сокровенным. Частично оттого, что тут была замешана Наоми, мы довольно скоро добились взаимопонимания.

Никакой дополнительной информации, никаких свидетельств связи Казановы с Джентльменом-Ловеласом из Лос-Анджелеса не поступало. Бет Либерман, журналистка из «Лос-Анджелес Таймс», наотрез отказалась разговаривать со мной. Она распродавала свой литературный шедевр в Нью-Йорке.

Я хотел было слетать в Лос-Анджелес, чтобы с ней встретиться, но Кайл Крейг отговорил. Он заверял меня, что я знаю все, что известно журналистке. Кому-то надо было верить, вот я и поверил Кайлу.

В понедельник днем мы отправились с Кейт на прогулку по лесу в окрестностях реки Викаджил, то есть в тех местах, где ее обнаружили мальчики. Разговора мы об этом не заводили, но понимали, что теперь повязаны этим общим для нас делом. Без сомнения, никто не знал о Казанове больше Кейт. Если бы она еще что-то припомнила, это было бы весьма кстати. Самая на первый взгляд непритязательная деталь могла оказаться ключом к разгадке.

Оказавшись в темном лесу к востоку от реки Викаджил, Кейт стала непривычно молчаливой и подавленной. Монстр в человеческом образе мог бродить прямо сейчас где-то поблизости, совсем рядом. Может быть, даже следил за нами.

– Я когда-то любила гулять по такому лесу. Повсюду заросли ежевики и лавра, в них щебечут голубые сойки. Все это напоминает мне детство, – рассказывала Кейт по пути. – Мы с сестрами каждый Божий день бегали купаться к такой же речке, как эта. Плескались голышом, что нам строго запрещал отец. Мы делали всегда именно то, что он строго запрещал.

– Вот теперь умение плавать и пригодилось, – сказал я. – Может быть, именно благодаря этому вы благополучно выплыли из Викаджил.

Кейт покачала головой:

– Нет, просто из-за своего упрямства. Я поклялась не умереть в тот день. Не желала его радовать.

Мне и самому становилось не по себе в этом лесу. Каким-то образом беспокойство было связано с печальной историей этих лесов и окружающих их полей. Когда-то в этих местах располагались табачные фермы. На них использовался рабский труд. Кровь и плоть моих предков. Беспрецедентное похищение и порабощение более четырех миллионов африканцев, когда-то завезенных в Америку. Они были похищены. Оказались здесь против своей воли.

– Этой местности я совсем не помню, Алекс, – сказала Кейт.

Когда мы выходили из машины, я нацепил заплечную кобуру. Кейт нахмурилась и покачала головой при виде оружия, но возражать не стала. Понимала, что я охочусь на вампиров, один из которых бродит на свободе. Ей приходилось с ним встречаться.

– Помню, что, когда сбежала, очутилась в лесу наподобие этого. Высокие корабельные сосны.

Темно, мрачно, как в пещере с летучими мышами. Помню, как внезапно исчез дом. И больше ничего. Дальше провал. Даже не могу вспомнить, как в реке очутилась.

Мы находились примерно в двух милях от того места, где оставили машину. Теперь мы шли в направлении на север и все время вдоль реки, по которой плыла Кейт во время ее невероятного побега, удавшегося «просто из-за упрямства». Каждое деревце, каждый куст жадно тянулся к слабому, едва пробивавшемуся солнечному свету.

– Мы попали в царство леса. Вот оно – торжество мрака, хаоса, варварства над человеческим разумом, – сказала Кейт, скривив верхнюю губу. Казалось, будто мы с усилием бредем против течения в могучем грозном потоке растительности.

Я понимал, что Кейт пытается завести разговор о Казанове и о жутком доме, где до сих пор оставались женщины. Она старалась понять его. Мы оба старались.

– Он не желает подчиняться нормам морали цивилизованного общества, не желает подавлять какие-либо свои порывы, – проговорил я. – Делает все, что в голову взбредет. Настоящий искатель наслаждений, как мне кажется. Гедонист наших дней.

– Вы бы слышали, как он разговаривает, Алекс. Он очень неглуп.

– Мы тоже не лыком шиты, – напомнил я. – Когда-нибудь он непременно совершит ошибку.

Я все лучше узнавал Кейт. Она узнавала меня. Я рассказал ей о своей жене Марии, погибшей в бессмысленной уличной перестрелке в Вашингтоне. Рассказал о детях, Дженни и Деймоне. Она умела слушать, вникать, сочувствовать. Доктор Кейт должна была стать превосходным врачом.

К трем часам дня мы прошли мили четыре-пять. Я раскис и здорово устал. Кейт не жаловалась, но тоже, вероятно, чувствовала себя не лучшим образом. Слава Богу, занятия каратэ не прошли даром и теперь помогали ей держаться в форме. Мы так и не нашли тех мест, где она бежала, скрываясь от Казановы. Знакомых ориентиров она не обнаружила. Исчезнувшего дома не было и в помине. Как, впрочем, и Казановы. Никаких серьезных улик в темном густом лесу. Зацепиться не за что.

– Как же ему удается все это, будь он трижды проклят? – ворчал я на обратном пути к машине.

– Практика, – хмуро подсказала Кейт. – Практика, практика и еще раз практика.

Глава 57

Мы остановились, чтобы пообедать в ресторанчике «У Спэнки» на Фрэнклин-стрит в Чепел-Хилле. Мы устали до полного изнеможения, проголодались и, главное, очень страдали от жажды. Все знали Кейт в этом популярном баре-ресторане и сразу засуетились вокруг нас. Мускулистый светловолосый бармен по кличке Громила оглушительно зааплодировал.

Официантка, знакомая Кейт, проводила нас к столику для почетных гостей – у окна, выходившего на Фрэнклин-стрит. Кейт сообщила мне, что эта женщина – кандидат философских наук. Верда – официантка-философ из Чепел-Хилла.

– Как вам нравится участь звезды? – подтрунивал я, когда мы устроились за столом.

– Не нравится. Терпеть не могу, – процедила она сквозь сжатые зубы. – Послушайте, Алекс, может быть, выпьем сегодня чего-нибудь покрепче? – внезапно предложила она. – Напьемся в стельку. Мне, пожалуйста, кувшин пива и бренди, – сказала она подошедшей Верде. Официантка-философ от такого заказа выкатила глаза и сморщила нос.

– Мне то же самое, – сказал я. – Гулять так гулять.

– Это, конечно, тоже не в лечебных целях, – предупредила Кейт, когда Верда ушла. – Просто порезвимся сегодня.

– Такое мероприятие может оказаться эффективным лечением.

– Если так, значит, лечимся оба.

В течение первого часа или около того мы болтали о всякой всячине: о машинах, о соперничестве провинциальных больниц с центральными клиниками, о разнице между обучением в университетах Дьюк и Северной Каролины, о литературе прошлого века на Юге, о рабстве, воспитании детей, зарплате врачей и кризисе здравоохранения, о преимуществах рок-н-ролла перед блюзами и наоборот, о книге, которая нам обоим нравилась, – «Английский пациент». Мы с самого начала находили общий язык. С той первой встречи в клинике университета вспыхивали между нами некие искры взаимопонимания.

После первого алкогольного блицкрига, мы слегка угомонились и предпочли каждый свое: я – пиво, Кейт – вино. Слегка накачались, конечно, но не слишком. Кейт была права в одном: нам явно следовало расслабиться от постоянного напряжения, связанного с делом Казановы.

На третьем часу нашей ресторанной гулянки Кейт поведала мне о себе такое, что потрясло не меньше, чем ее похищение. Широко распахнутые карие глаза ее блестели в полумраке бара, когда она рассказывала свою историка.