Работая менеджером по продаже компьютерной аппаратуры высокого класса, Макар лоб в лоб столкнулся с инопланетянином. Свет в зале слегка уменьшился, и перед ним появилось существо среднего роста, оно смотрело огромными глазами, сковывая волю.
      В зале никого кроме них не было. Существо взяло ноутбук, и передало его следующему такому же чужеземцу. Вскоре из инопланетян выстроилась целая цепочка, по которой из торгового зала исчезли ноутбуки. Макар оцепенел. Он даже не нажал на кнопку сигнализации.
      Все зрелище в торговом зале было снято на камеру слежения. Кадры пошли в телевизионный эфир вечером. Макар стал самым популярным лохом дня. Речь шла об инопланетянах злоумышленниках. Знал бы он, кому принадлежала разработка внешнего облика инопланетян! Всю бы злость на того обрушил! На самом деле у руководства телекомпании существовал договор на покупку ноутбуков для этой группы людей, а зрелище окупило затраты.
      Меня зовут Матрена, я работаю в корпорации 'Предвиденных обстоятельств', в лаборатории повышенной секретности, где занимались производством серийных сказок для населения. Все более чем просто, по заказу от телевизионной компании мы занимались разработкой и созданием инопланетян, летающих объектов и мелкой чертовщины.
      Например, если в каком-то регионе ожидалась гроза, то туда высылался метатель молний. Незаметный самолет обладал способностью разбрасывать подобие молний в определенном направлении. Выбирался известный человек с прочной репутацией и запугивался молниями так, что любо дорого его было снимать корреспондентам телекомпании, а потом показывать народу, и приговаривать, будто случайные съемки получены с места событий очевидцами.
      Хорошо получалось запугивать летчиков небольших аэродромов. Можно было обойтись без грозы. Над аэродромом то и дело появлялись неопознанные летающие объекты.
      Самолет накрывался специальным обручем, излучающим потоки разноцветного цвета, летчики пугались, и оставалось только снимать результаты творчества компании.
      Самое редкое развлечение – инопланетяне. Их создавали, как современные картинки для всемирной паутины. Очень хорошо они засылались на шашлычные полянки, к концу пиршества. Много мы не думали, на человека надевали шлем телесного цвета, в области глаз в маску вставлялись подобие глаз, но круглые и большие. Люди подбирались изящные, с ними отрабатывали специфическую походку, на руки надевали нечто похожие на перепонки. В совокупности такой инопланетянин поражал самих создателей.
      Я всегда вздрагивала при виде очередного чудика – инопланетянина. Главное – подобрать оригинал. Есть люди, у которых локти выгибаются в другую сторону, я сама видела таких людей, а в обличье инопланетянина это удивляет. Но где найти уникальных инопланетян, рожденных на земле? Лучше всего на конкурсе. Поэтому телевизионная компания объявляла конкурс людей с особенностями в организме.
      Отбирали группу нужных людей, заключали с ними контракт и готовили в инопланетяне. Но в таких случаях не помешал бы межзвездный корабль. Если взять Буран, да добавить к нему дополнительную геометрию из несущих конструкций, слабонервных можно было бы хорошо удивить, а заодно доставить инопланетян в нужное место, скажем на конференцию заумных докторов наук. Главное – кого развлекать и кого снимать для репортажей. Телекомпания межзвездных сюжетов никогда не страдала отсутствием зрительской аудитории, значит, у меня была – отличная работа.
      Макару было мучительно стыдно за инопланетное ограбление его отдела, за вынесенные на его глазах ноутбуки, и он решил уехать куда подальше, где нет инопланетян. И поехал он на Восток, плюс минус остановка. В купе рядом с ним сидел мужчина, мучимый знаниями о тунгусском метеорите. Его все волновал вопрос, почему по периметру колдовского круга деревья лежали, а в центре зеленели. Очень интересно, – подумал Макар и предположил, что эта была летающая тарелка, у которой по периметру находились винты, а в центре был наблюдательный пункт.
      – Замечательно, молодой человек, мне такая идея самому приходила в голову. А, что если пойти дальше и предположить, что на воздушную подушку, расположенную по периметру корабля, была посадка межзвездного корабля?
      – Почти одно и то же.
      – Не скажите, молодой человек! Летающая тарелка слишком мелкая, а вот межзвездный летательный аппарат был бы более уместен.
      – А нам, что от этого? – спросил без интереса Макар.
      – Как, что? Да это же к нам инопланетяне прилетали! Другая цивилизация.
      – Эти инопланетяне у меня отдел ограбили, я от стыда еду, куда глаза не глядят.
      – Точно, вспомнил ваше лицо! Это вы тот лох, которого чудики с большими глазами обокрали! – воскликнул радостно попутчик.
      – Чего мне пилить на восток, если и там уже знают эту историю?
      – Слушайте, раз вы лох известный, поедемте со мной на место падения тунгусского метеорита или с моей точки, на место приземления межзвездного корабля, который оплавился и превратился в непонятный землянам материал. То есть межзвездный корабль произвел самоуничтожение.
      – Если корабль оплавился, что мы там искать будем?
      – Почту! Самую настоящую почту инопланетной цивилизации.
      – Письмо в бумажном конверте?
      – Юмор уместен. Нам с вами надо стать экстрасенсами, настроиться и идти искать в ту сторону, куда нам укажет наше шестое чувство.
      – А ходить по буреломам и по корягам среди комаров?
      – Слушайте, но комары вашего фиаско не видели. С этим вы могли бы согласиться?
      – Несомненно, – серьезно ответил Макар.
      Я вошла в купе и представилась:
      – Матрена.
      – Макар, – улыбнулся он.
      – А, я вас знаю, – сказала я с улыбкой.
      Он промолчал. Его попутчик представился мне:
      – Тимофеевич, меня так зовут за пристрастие…
      – Можно не продолжать, я вашу версию читала в журнале.
      – А где ваши крылья, Матрена? – спросил серьезно Макар.
      – В чемодане лежат.
      – Матрена, мы хотим вам предложить экскурсию в поисках почты или черного ящика Тунгусского межзвездного корабля.
      – Так вы утверждаете, что это был корабль, а не метеорит?
      – Камень, ножницы, бумага. Нам нужен черный ящик корабля, – без эмоций промолвил Тимофеевич.
      – А в нем нас ждет пленка, и мы ее расшифруем? Она, что не плавится? – заинтересованно спросила я. – Ой, а космические летчики катапультировались из корабля?
      – Деточка, ты чудо! – воскликнул Тимофеевич. – Летать умеешь?
      – Да, прицеплю крылья и полечу.
      – Наш человек! Ты куда путь держишь?
      – У меня отпуск, просто еду туда, не зная куда, посмотреть то, не зная что.
      – Отличный ответ. Подожди, это ты победила на всемирном конкурсе экстрасенсов?
      – Я.
      – Матрена, посмотри на фотографии на место падения неизвестно чего.
      – Это и есть место падения Тунгусского…
      – Не спеши! Думай, деточка! Думай! Живы ли те создания, которые сидели в этом корабле?
      – Членов экипажа было семь человек, – серьезно проговорила я, – двое спеклись в корабле при приземлении, пятеро катапультировались с высоты в пятьдесят километров. Их отнесло ветром. Надо узнать, куда дул ветер в этот день.
      – Их отнесло за пятьдесят километров в сторону от места падения, – выпалил Макар.
      – В голове промелькнуло слово кокос, – сказала я.
      – Хорошо, они приземлились в шаре, который раскрывается на две половинки, – договорил за нее Макар.
      Я еще раз внимательно посмотрела на снимок места падения инопланетного тела.
      – Они расплодились, – вымолвила я, – точно, их теперь на земле не меньше сотни, они очеловечились, и обладают некими неизвестными людям функциями.
      Ура! – воскликнул Макар. – Я нашел, откуда появились инопланетяне!
      Я была озадачена совсем другими проблемами, пришло сообщение о трансформации настоящий инопланетян. Среди тех, кто до этого додумался каким-то образом, оказался Макар! Тимофеевич сомнений не вызывали, этот авантюрист всегда был рядом с самой нереальной правдой. Ему верили, за ним следили и делали неспешные выводы. Так я оказалась рядом с ними.
      Тем временем мы покинули поезд, пересели на вертолет и полетели в сторону от падения космического объекта. В пятидесяти километрах от воронки с вихрами лежачих деревьев мы опустились на крошечную поляну, благодаря классному вертолетчику. Нам надо было найти капсулу инопланетян, если они не циркачи, и не сидели в ней три погибели, то скорлупа должна быть приличных размеров. Еще, если у них руки выгибались в другую сторону, и у них была повышенная гибкость, то размеры капсулы могли бы быть очень малы внутри, но велики снаружи, для прохождения атмосферных слоев.
      Нам повезло, мы встретили местного охотника и спросили его о большой скорлупе.
      Удивительно, но охотник не рассмеялся, а сказал, что знает берлогу одного медведя, которую используют многие поколения медведей и к которой людей они не подпускают. Но берлога имеет внутри не форму шара, она несколько вытянута в длину, хотя округлости сохранены. Мы подошли близко к уникальной берлоге и тут услышали рев медведей.
      Медведи погнали туристов от музейного экспоната так, что они забыли думать о тунгусской местности. Макар вернулся домой и пошел с повинной к матери, она устроила его в свою систему, занимающуюся антикварной мебелью. А он подумал, что старая мебель инопланетянам не нужна и сменил место работы.
      Я знала, что большие массы населения не заведешь подобными сообщениями, люди их не заметят, и правильно сделают, и задачи передо мной такой никто не ставил. Но придумывать предвиденные обстоятельства – это мои прямые служебные обязанности.
      Есть три сферы жизни: вода, земля, космос. Космос дал о себе знать через Тимофеевича, но я знала, что надо работать на противоположности, значит, людские взгляды надо опустить на дно! И, что? Точно, некий бизнесмен Григорий Сергеевич решил поиграть в капитана Немо! Купил себе не яхту, этим никого не удивишь, а подводную лодку. Подводная лодка бизнесмена, отличалась от военной подлодки, как дворец от казармы. Можно удивить бизнесмена в подводном мире, но он жадный и сенсации на поверхность может не выпустить. И это не мысль.
      Мысль! Взять пару тунгусских инопланетян, посадить в легкую подлодку или спусковой, глубинный аппарат, завуалировать его под космический, плавающий объект, сделать так, чтобы изображение инопланетных жителей шло импульсами на подводную лодку бизнесмена. Его приемные устройства уловят эти навязчивые изображения. Шок обеспечен, а с обеспеченного клиента корпорация получит свою долю выплат. Я приступила к широкоформатному внедрению в жизнь, своей очередной ахинеи.
 

 
      Главный архитектор рисовал карандашом круги на бумаге. Он полдня провел в автомобильной пробке, и, добравшись до любимого кабинета, стал крутить карандашные круги. Круг за кругом он приближался к разгадке градостроительства.
      Казалось бы, все знают, как и где строить города, но транспортных неувязок так много, а доработки стоят так дорого, что у него появилась мечта: создать город Малахит с нуля.
      Столица создавалась веками, а современный город можно создать быстрее, правда кому он нужен? Но эту проблему можно решить, если перевести в новостройки ключевые объекты, организации, промышленные предприятия. А трудовую столицу оставить в качестве музейного экспоната девяти веков. В ней то и дело проваливалась почва под ногами, под домами и под транспортными средствами.
      Усталая земля не выносила шахты метро и уход домов в подземелье. Строители капали землю до тех пор, пока не появлялась твердая почва для строительства очередного многоэтажного строения города.
      Архитектор нарисовал очередной кружок, прочертил радиальные линии, радостно прокричал: Ура! Его лицо озарилось улыбкой победителя, он был готов к беседе с Григорием Сергеевичем для решения финансовых вопросов по строительству новой столицы. Григорий Сергеевич обладал огромным капиталом, висел одним из первых в рейтинге богатых людей страны. Средний мужской возраст требовал престижа правительственного уровня. Он захотел стать мэром столицы, но это место было надежно занято другим человеком, тогда его осенила скромная мысль о строительстве новой столицы.
      Архитектор и бизнесмен сидели за одним столом, перед ними стоял макет будущего города. Оба влюбленными глазами смотрели на совместное творчество. Деньги и мысль объединялись на их глазах. Григорий Сергеевич видел в мечтах вывеску 'Григорий Сергеевич – мэр города Малахит. Президент страны сидел в своем кабинете, на сегодня у него выезды не намечались, он блаженствовал в полном одиночестве. Лень медленно подступала со всех сторон, утомление от частых перелетов и поездок пронзало его насквозь. Он был счастлив в тишине кабинета. Спокойствие нарушилось миганием светодиода на пульте управления. Секретарь попросила взять трубку экстренной связи. Глава округа взял в руку телефонную трубку.
      – Добрыня Никитич, Григорий Сергеевич просит аудиенции, – сказала секретарь, прикидывая, какую машину она купит себе за эту услугу.
      – Пусть войдет…
      Григорий Сергеевич вошел в кабинет президента страны, сел на антикварный стул для посетителей, положил на стол фотографию макета новой столицы.
      – Григорий Сергеевич, ты хочешь быть мэром новой столицы или сразу президентом страны? – медленно проговорил каждое слово Добрыня Никитич.
      – Я хочу быть мэром города Малахит, прорисовки нового города находятся в работе у главного архитектора.
      – А столица вас не устраивает? Девять веков отразились на внешнем облике города.
      По слухам Адам прожил девять веков, людей в то время было мало, а сейчас все быстрее делается. Место для застройки выбрали?
      – О том и речь. Река Оперная в верхнем русле меня вполне бы устроила, она пройдет через центр города. Сейчас там расположено несколько поселков. На мостах поставим золотые скульптуры.
      – Неплохо, но кто поедет в твой город?
      – Добрыня Никитич, если вы переедите в него, то остальные за вами потянутся. А для сохранения вашей жизни необходима твердая почва под ногами.
      – Григорий Сергеевич, твое последнее предложение мудрое, мне не хочется проваливаться под землю старого города, я подпишу приказ о переносе столицы.
      Машина у меня очень тяжелая для нынешней столицы страны.
      Когда подсчитали расходы, необходимые на строительство столицы, Григорий Сергеевич схватился за голову, созвонился с губернатором малахитового края, и решил построить обычный город Малахит.
      В симпатичном месте, в центре гор, надумали построить небольшой супермаркет для пролетающих частных летающих средств. Несколько мощных вертолетов переоборудовали под летающие станки. Сверху крутился пропеллер, снизу у вертолета, на той же оси крутился наждачный алмазный круг. Над пятью холмами приступили к работе пять вертолетов. Вращающиеся алмазные круги весело срезали верхушки деревьев, срезали стволы деревьев, выкручивали их корни из скальной породы вместе с почвой. Пять водоворотов образовалось в воздухе. Рев моторов стоял неимоверный.
      Летчики – шлифовальщики работали в защищенных от внешних звуков шлемах. Труднее стало работать, когда надо было срезать скальные породы, но красота образующихся поверхностей стоила затрат. В срезы попадали полудрагоценные камни, и зеленые разводы гор. Работа велась в разумных пределах, и на стадии, когда полости между пятью холмами остались небольшими, их залили бетоном с примесью горных пород.
      После этого вновь заработали наждачные круги и выровняли площадь до музейного блеска.
      Григорий Сергеевич был доволен внешним видом площади, но еще ему нужно было – возвести сами супермаркеты и гостиничный комплекс. Прилетели вертолеты со сверлами из особо твердых инструментальных сплавов. Каждый вертолет работал, как сверлильный станок. В скалистой породе образовались шурфы, в них на цемент – момент, поставили стальные столбы, эти столбы служили опорой строений. Полом на первом этаже служила сама шлифованная площадь. Зеленый гостиничный комплекс с магазинами был готов среди затерянных гор.
      Покупатели и отдыхающие прилетали на небольших летательных аппаратах, которые приземлялись на шлифованную летную полосу. Весь этот красивый комплекс не выступал над окружающей средой, он вписался в нее весьма естественно. Что за комплекс без воды?! Гранитную дорожку провели до ближайшего озера в скалах.
      Скалистые берега только слегка шлифовали для общего великолепного вида.
      Оставалось провести борьбу со стражей таежных мест – комарами. Комары в тайге – это такие аспиды! До смерти могут закусать, человек от их укусов раздувается, потом сжимается, и его больше не кусают. Но кому хочется расплываться от укусов?
      В шлифованных поверхностях устроили фонтанчики аэрозоли, от запахов комарики дохли, а люди вдыхали приятные ароматы парфюмерии.
      В этих местах основным видом транспорта между населенными пунктами, являлись небольшие самолеты и вертолеты. После городских просторов, мне показалось тесно на маленьком искусственном плато в лесу, я прилетела из-за любопытства, да так и осталось в новом торговом комплексе. Я встретила Григория Сергеевича, когда он шел по торговому комплексу с целой компанией людей. Я, затаив дыхание, проводила его глазами, спросила у продавца, кто он по ее мнению здесь и, услышав, что он хозяин города, решила остаться здесь, но только для того, чтобы хоть иногда видеть этого необыкновенно привлекательного мужчину.
      Григорий Сергеевич, заметил внимательные, женские глаза. В них было нечто привлекательное. Вскоре, он сам назначил меня своим заместителем по административной работе с населением. Мини городок под названием "Малахит" привлекал покупателей своей необыкновенной красотой. С бесконечных, северных и лесных просторов сюда летели с мехами, с драгоценными камнями, и никто не оставался неудовлетворенным покупками и обслуживанием.
      Лесная сказка всегда была заполнена людьми и небольшими самолетами. Большие самолеты здесь не садились. Мраморное основание городка сияло первозданной чистотой, потому что дома располагались таким образом, что водоструйные моющие установки насквозь по утрам промывали город, и грязь скатывалась за пределы мраморной площади. Люди, живущие в тяжелых условиях севера, с благоговением ступали по мрамору торгового комплекса. Им здесь все нравилось.
      Озеро заинтересовало Григория Сергеевича, он очень хотел сделать из него огромный бассейн, который бы мог работать круглый год. Озеро само по себе находилось в граните, питалось подводными холодными родниками, оставалось возвести над ним купол и установить нагревающие установки. Плохо то, что из-за огромной разницы температуры, пары воды на потолке превращались бы в замерзший лед.
      Григорий Сергеевич с мыслями об озере остановился рядом со мной, ему хотелось услышать мое мнение по поводу очередной мечты. Я сказала, что есть адсорбенты, которые поглощают избытки влаги, их только надо подсушить. Так создавался все более полезный комплекс для населения в радиусе трехсот километров.
      Я, девушка с серо – зелеными глазами, становилась хозяйкой городка под названием 'Малахит. Мои отношения с Григорием Сергеевичем были настолько официальными, что никто их не обсуждал и не осуждал. Григорий Сергеевич, когда у него было хорошее настроение, пел для публики пару песен в неделю, я сидела рядом и играла на гитаре. Ресторанчик приносил неплохой доход его организаторам. Приезжие отводили в нем душу и прихоти, утоляя голод своей неприхотливой северной жизни.
      Постепенно плотность заселения всех помещений на Малахите резко увеличилась, всем хотелось арендовать у Григория Сергеевича площади для разных целей. Цены на аренду становились баснословными. Появилось казино, компьютерный центр, банк.
      Дома стали надстраивать вверх. Григорий Сергеевич ожидал и не ожидал такой популярности своей затеи. Люди притягивались к острову цивилизации, расположенному на холодных старых холмах, омытых дождями и ветрами.
 

 
      Из столицы на самолете прилетел Макар, он думал здесь отдохнуть, и дальше полететь. Но населенный пункт "Малахит" его так заинтересовал, что все накопленные средства своей матери он пристроил в виде салона красоты. Макар был весьма элегантным мужчиной, его салон быстро завоевал популярность, а ему самому очень не хватало партнерши по бизнесу, среди своих работниц он пару себе не находил.
      С запада за приключениями прилетела Ирина на своем вертолете. Стоило ей опустить зеленый сапог на шпильке на аэродром Малахита, как она попала в поле зрение Макара. Он шел к своему самолету, но не дошел. Вертолетная дама его заинтересовала. Ирина оценила мужчину: он в ее вкусе, словно они знакомы, целую вечность. Так они и встретились на аэродроме Малахита. Макар подал Ирине руку, и оба направились в дневной ресторан. В это время там пел Григорий Сергеевич, на гитаре играла я. Ирина бросила нам зеленую бумажку. Григорий Сергеевич скосил на нее глаза, заметил и допел песню. Я улыбнулась кузине, но она сделала вид, что мы не знакомы.
      Отец Григория Сергеевича был геологом, сына он с детства приучил к мысли, что именно он построит город Малахит. Григорий Сергеевич так и рос, познавая все, что необходимо знать для строительства современного микро полюса. Он пел всегда для собственной души, а деньги воспринимал, как пожертвования для строительства.
      Что главное для любого успеха? Неповторимость. Отец Григория Сергеевича так много прошел дорог тропами, что всегда мечтал о рае для ног, о несбыточном счастье в центре непроходимых дорог. Григорий Сергеевич немного путешествовал с отцом, но навсегда запомнил дым костров и вечные палатки.
      Баня на Малахите пользовалась огромным спросом среди приезжих людей, им хотелось отмыться, подстричься, привести себя в божий вид, хоть на денек. Здесь все было построено для приезжих и проезжающих людей. Люкс обслуживание среди хаоса вечного безмолвия, притягивало не только тех, кто прилетал, но и тех, кто добирался до Малахита пешком, через лесные буреломы. Сюда заходили геологи, но в город проходили только через бани. Их одежда оставалась в шкафах, а по комплексу они ходили в чистой новой одежде. В оплату здесь брали и деньги, и пушнину, и необработанные драгоценности.
      Ирина понравился аристократизм комплекса, все лица на Малахите были так чисты и так различны по своему строению, что ей очень захотелось здесь остаться и пожить, но жить здесь не особо оставляли, все места были только для приезжих людей, цена каждого последующего дня была в два раза больше предыдущего. Почему? Деньги у приезжих можно было вынуть быстро, а без денег здесь не держали. Решила Ирина устроиться на работу к Макару, но у него весь немногочисленный штат был заполнен.
      Однако женщина ему очень нравилась, опять же у нее был личный вертолет. Он задумался, а потом сказал, что не могла бы она заняться созданием этнического музея, и согласовать его с самим Григорий Сергеевич.
      Основатель Малахита идею Ирины одобрил, и выделил маленькое помещение для музейных экспонатов. Так она стала местной жительницей, народ ей сам дарил экспонаты, да и люди здесь проезжали, и проходили просто уникальные. Я заглянула к Ирине в музей по двум причинам, я хотела найти в ее музее нечто древнее и деревянное. Бедность музея была на грани несостоятельности, но я упорно осмотрела все экспонаты, среди них лежал бубен шамана, образцы обработки шкур северных оленей. Вот здесь я и остановилась. Экспонаты были уникальные, но меня интересовала мебель, и я подумала: нельзя ли сделать мягкую мебель с мехом?
      Потом я подумала, а почему нет? Можно сделать мягкую мебель с натуральными мехами, эта мысли засела в моей голове, я готова, была забрать лучшие образцы меха из музея. Меня всегда интересовала мебель во всех ее проявлениях, декорация для новых зданий. Интерьер – моя слабость.
      Ирина, заметив мое внимание, сказала, что может меня познакомить с теми, кто все это принес. Я поняла, что решила задачу, создания экзотичной мебели с мистическим уклоном, и я вообще могла теперь покинуть этот Малахит. Незаметно городок обнесли высокой металлической изгородью, свою изгородь получил аэродром.
      Везде стояли проверяющие или пропускающие люди или турникеты. Мини город превратился в мини крепость, от злых зверей, от голодных просителей. Когда Григорий Сергеевич почувствовал, что проезжих и приезжих становиться меньше, а из местных жителей деньги и запасы уже вынули, он разрешил покупать жилье в городке, тем, у кого деньги еще были. Основатель стал бояться, что его идея заглохнет, как слишком дорогая для местного населения. Они все отметились на Малахите, а на второй визит финансов – не было.
      Идею старую, как мир Севера предложила я. Я сказала, что надо сделать постоянный приемный пункт пушнины и давать взамен не деньги, а товар необходимый охотникам.
      Одним словом новинку сезона превратить в обменный пункт для местного населения, не полностью, но все, же некую часть помещений для этого надо выделить. Григорий Сергеевич задумался, о том, что он снял сливки с этого края, осталась одна сыворотка и надо что-то придумать еще, а что он пока не знал. В любой момент комплекс мог стать нерентабельным. Ажиотаж вокруг новинки прошел. Иногда и самые бедные люди бывают богатыми. И все же Григорий Сергеевич заподозрил что-то неладное и вызвал меня. Мы вдвоем быстро пошли по городку, и поднялись на аэродром Малахита. Тут мы встретили Макара, он подходил к вертолету Ирины.
      – Григорий Сергеевич! Откуда и куда?
      – Макар, молчи! Ты нас не видел! У меня обход местности.
      – А куда вся охрана делась? Никого не видел! – спросил Макар у Григория Сергеевича.
      – Местность обходят.
      – Интересно… – затянул Макар.
      – Макар, дорогой, не взлетай, полетишь после.
      – А если мне надо за товаром слетать!?
      – Сейчас нельзя, полетишь завтра. Оружие у тебя есть?
      – А надо?
      – Надо, Макар, надо!
      – Будет, сейчас брякну Ирина, она принесет.
      – Макар, охраняй аэродром, а если, что сообщи, самолеты и вертолеты не должны взлетать!
      – А, если кто прилетит?
      – Сообщи мне!
      День выдался таким, что приезжих на Малахите было очень мало, Григорий Сергеевич теперь понимал, что охрана работала против его выгоды, они отговаривали всех, кто хотел посетить городок Малахит – его не посещать. Григорию Сергеевичу стало не то, чтобы страшно, а как-то не по себе, и, в то же время он почувствовал легкость от того что, узнал правду: почему к нему на Малахит перестали залетать люди.
      Григорий Сергеевич остановился, посмотрел вокруг себя, и подумал, что все это охрана может уничтожить, когда вернется ни с чем после погони. Нужна была поддержка или подкрепление. Но все на свете стоит денег, а он был на мели.
      Охрана не хотела пропускать бедного старого геолога Матвеевича на комплекс Малахита, но он был настойчив, и звал самого Григория Сергеевича. Хозяину доложили о геологе. Геолога отмыли, переодели в дежурную одежду и пропустили к Григорию Сергеевичу.
      – Григорий Сергеевич, знавал я вашего отца, он мог не мыться, не бриться, месяцами по тайге хаживал. Мы с ним однажды пойму реки Оперной изучали, в одном месте обнаружили блестки золотые, да подумали, что их кто обронил. Потому как мы много песка перемыли, но ничего найти не смогли. А я нашел в том месте слиток золотой, самородок значит. Твоей охране его сразу и не показал, слух пошел, обирает твоя охрана людей пришлых, а тебе про то неведомо.
      – Простите, а золото при вас?
      – Нет, с собой я самородок не взял. Твои охранники меня обыскали, и до тебя бы я слиток не донес.
      – Спасибо вам вдвойне.
      – Григорий Сергеевич, не спеши спасибо говорить, пойдем со мной, покажу золото, оно у меня в надежном месте схоронено.
      – А почему я вам верить должен?
      – У тебя выхода нет! Обложили тебя охранники!
      – Я пойду с вами, но один не могу, со мной пойдет Матрена.
      – Матрена? Зови ее, я с ней знаком. Да идем быстрее, пока не стемнело.
      Я переоделась по-походному и наша троица под суровым взглядом главного охранника, покинула Малахит. Река Оперная протекала по старым горам с незапамятных времен.
      Вода в реке была чище своих берегов, да и они особо туристами не посещались.
      Места таежные, глухие, здесь чаще бродили профессионалы по ориентированию.
      Геолог Матвеевич знал хорошо берега непокорной речки, он ловко ходил по корягам, горам и прибрежному песку и гальке. Григорий Сергеевич и я шли за ним, мы немного устали от постоянного движения по пересеченной местности. Внезапно Матвеевич остановился и нас остановил движением руки. Он услышал голоса и сквозь ветви деревьев различал людей на берегу реки. Мы снизили скорость и стали идти тихо. На берегу я заметил вторую смену охранников, они мыли золото.
      – Выследили меня твои люди, Григорий Сергеевич! Золотишко-то моют ребята, – сказал шепотом Матвеевич, – но его здесь почти нет, крупинки золота могут попасть.
      – Когда они успели тебя выследить?
      – Так я не первый раз ходил на ваш Малахит, вначале я охранникам золото давал, они меня к вашим благам цивилизации и пропускали, а последний раз я сказал, что золота у меня нет, они и не пускали, пока я тебя, Григорий Сергеевич, не затребовал.
      – Матвеевич, а чего это ты решил мне показать, где золото лежит?
      – Так, ты чай мне не чужой, с батькой твоим мы много хаживали, а сейчас чую, мой конец приходит, смерть в шейку бедра постукивает, последнее дело, когда одна нога отказывает ходить.
      – А ты неплохо ходишь и не видно, что нога болит.
      – Так, растер себя перед тем, как к вам идти, думал, покажу наследнику его наследство, да и на покой, а тут охранники окопались.
      – Что делать будем?
      – Так не знаю. Силы мои на исходе. До золота здесь ближе, чем до моей берлоги. В другой раз, и не поднимусь.
      – Матвеевич, а рукой, можешь показать, где золото находится? Или приметы местности назвать?
      – Ох, Григорий Сергеевич, золотишко-то оно коварное, пальцем в небе не достанешь, показать бы тебе, так и спал бы спокойно.
      – А почему эту речку называют Оперной? В честь оперативных сотрудников уголовного розыска?
      – Ты чего? Мы чай ученые, у этой реки название звучит, как название одной оперы, так народ давно стал ее просто Оперной называть.
      – Матвеевич, а ты – бывший геолог, пенсию-то получаешь?
      – Нет, да и какая пенсия в глуши?
      – Есть старые поселки? Мог оформить!
      – Трудно все это, мы привыкшие, безденежные.
      – Хорошо, покажи, где золото лежит, я тебе обязуюсь платить личную пенсию, с проживанием на Малахите. Есть для тебя работа в бассейне.
      – Григорий Сергеевич, не греши, я в служаки не пойду, не люблю покоряться. Смотри-ка, а твои людишки-то уходят с реки, подождем, да уж сегодня и покажу золотко, а на ночь схороню вас в одном шалаше, утром и пойдете на Малахит.
      Я молчала, пока мужчины разговаривали, и думала о том, что опасно знать, где золото лежит, да еще и в самородках. Мне очень хотелось сбежать, не узнав цели этого похода. Последний охранник исчез за холмом, как последняя надежда на неизвестность. Мужчины поднялись, и я, помимо своей воли, пошла следом за ними.
      Реку перешли по поваленному дереву, держась за редкие ветки. Прошли место, где охрана Малахита мыла золото, и углубились в чащу, потом неожиданно, оказались на берегу реки, вероятно река здесь делала петлю.
 

 
      Вечерело.
      – Григорий Сергеевич, отец твой, здесь смеялся, что мы с ним глину нашли, сделаем, мол, себе посуду, а потом будем продавать, раз ничего путного найти не можем. В этом месте сделали мы привал, костер разожгли, шалаш сделали, вон он стоит, его можно подладить и жить.
      – Глина и нам пригодиться для Малахита.
      – Не спеши, так вот здесь глина золотая.
      – Ты, чего, Матвеевич? Золото в глине?
      – Горшки золотые можно делать.
      – А почему об этом никому не сказали?
      – Сказать-то сказали, на свою голову, это ведь тут Сергея – то и убили, он золото защищал. Могилку его могу тебе показать. В глине он похоронен, копал я ему могилу, так золото нашел, немного, но нашел. Идемте – покажу. Здесь недалеко.
      Помяни отца, Григорий Сергеевич, а после покажу жилу золотую.
      Темнело, я разожгла костер. Мужчины все больше разговаривали. Я иногда их переставала слушать, мне было страшно. Я привыкла к лесным походам с отцом, ночных стоянок не боялась, а здесь мне было жутковато. Сова ухнула, или дерево треснуло, много новых шорохов, места чужие. Мужчины у могилы постояли и подошли ко мне. Я, зная тайгу, прихватила все, самое необходимое для однодневного похода.
      Скромный ужин утолил общий голод. Шалаш был очень старым, легли у костра. Ночью нас разбудили голоса. Костер едва тлел. Матвеевич быстро затушил остатки костра, чтобы их сразу не обнаружили, но запах дыма остался.
      – Тут где-то костер был недавно, – услышали мы голос главного охранника Малахита,
      – Хлыст, ты нас правильно привел? Ты хорошо следил за хозяином?
      – Их геолог вел к золоту, это уж точно, сегодня наши на отмели намыли золотые копейки, а эти шли за большими рублями, хозяин за копейку не пошевелится.
      Григорий Сергеевич в темноте усмехнулся, и придвинулся ближе к дереву, сливаясь с ним. Луна спряталась за тучи, темень кругом. Я приткнулась к Григорию Сергеевичу.
      – Огарок, ты чего? Я эти места раньше все прошел, сегодня я знал, куда они идут, и где срежут дорогу. Они рядом. Запах дыма чую, но костра нет – потушили.
      Матвеевич узнал голос Огарка, это он дрался с Тимофеевичем. Да, похоже, не все знал Огарок, вот опять в этих краях оказался.
      – Хлыст, нам без золота нельзя! Его надо найти! Давай отойдем от этого места подальше, а утром сюда вернемся.
      Хлыст с Огарком пошли обратной дорогой, да видимо споткнулись, закричали, упали.
      Послышался рев медведя. Прозвучал выстрел. Рев медведя усилился.
      – Огарок, зачем стрелял? Ты медведя не убил!
      Рев медведя раздался рядом со мной.
      – Тога, Тога, не реви, это я!
      – У, у, у…
      Медведь мотал головой. Матвеевич стоял рядом с медведем и гладил его шею.
      – Узнал, Тога, узнал, молодец, – приговаривал он, – тебя не ранили? Да нет, жив!
      Медведь рухнул рядом с Матвеевичем, тот нащупал рану медведя, ощутил липкую кровь и заплакал.
      – Огарок, медведь умер! Туда ему и дорога! – закричал Хлыст. – Смотреть будешь?
      – Нет, еще царапнет, лучше пойдем, куда шли.
      Медведь дернулся и затих.
      Замолчал и Матвеевич, потом тихо проговорил:
      – Тогу Тимофеевич нашел маленьким медвежонком, он с нами ходил, потом подрос и в лес ушел, но меня узнавал, и в этих местах он жить любил. Старый медведь стал, с Огарком не сладил. Как я Огарка не узнал среди охранников? Больно хороший стал, холеный, вот и не признал.
      Григорий Сергеевич и я спали под ночной говор Матвеевича. Через час старый геолог встал, прикрыл ветками и старой листвой место костра, разбудил нас:
      – Вставайте и идите за мной! Я покажу вам выход золотой жилы. Но останавливаться я вам не разрешу, пройдем дальше. Перейдем на ту сторону реки, сделаем кружок, и я вас верну на Малахит.
      – А ты не устанешь, Матвеевич?
      – Вы поспевайте за мной! Погоня дело опасное. Надо уходить. У них пистолеты, а у нас – мой дробовик.
      Цепочкой, быстрым шагом маленькая группа прошла мимо выхода золотой жилы, прикрытой сваленным деревом. Григорий Сергеевич на ходу смотрел приметы местности, а я крутила головой, словно запоминая, где нахожусь. Матвеевич, показав место, где можно найти золото, стал сильно прихрамывать, словно силы его покинули навсегда.
      Он тащил свою ногу, массировал на ходу, скрипел зубами, но шел вперед и вперед, пока не дошел до переправы. Пройти по сваленному дереву ему было не под силу.
      Григорий Сергеевич тоже не знал, как его перенести. Матвеевич из последних сил забрался на дерево, прополз до средины горной реки и, упал в воду. Пузыри быстро исчезли, исчез и Матвеевич. Я, всхлипывая, перешла по дереву на другую сторону, потом схватила за руку Григория Сергеевича:
      – Идемте быстрей на Малахит, к городу поднимемся со стороны аэропорта, нас там не ждут.
      Мы вернулись в городок, прошли мимо охраны с гордо поднятыми головами, надо сказать этот поход сдружил меня с Григорием Сергеевичем.
      Григорий Сергеевич, которому от жизни вдруг перепала золотая жила, на радостях так меня обнял, что дальнейшие прикосновения продлились половину ночи. После приезда в этот городок он вообще не страдал желанием любви, он строил город, мечтал, а потом встал на тропу войны со своей охраной. Мы закрылись в квартире Григория Сергеевича и просто любили друг друга, потом крепко уснули.
      Днем мы проснулись. Светило солнце. Григорий Сергеевич радостно крикнул:
      – Матрена! Мы богатые с тобой!
      Мне мужское восклицание очень понравилось, и я приготовила завтрак. Выйдя из дома, мы не обнаружили в городе людей. Улицы были безлюдны, шаги звучали глухо в пустоте. Григорий Сергеевич посадил меня в свой личный вертолет, который был закрыт в ангаре, а больше летательных средств, в городе, и не было на данный момент времени. Мы поднялись над тайгой. Люди цепочками шли к золотой жиле!
      Откуда они о ней узнали? На вертолете пулемета не было. Григорий Сергеевич полетел над длинной цепочкой людей, шедших к золотой жиле. Он завис над людьми, открыл дверь в вертолете и крикнул в мегафон:
      – Люди! Спокойно! Эта золотая жила моя, ее нашел мой отец Тимофеевич!
      Возвращайтесь в городок! Золото пойдет на благое дело!
      Снизу послышались выстрелы, направленные в дно вертолета.
      Григорий Сергеевич закрыл дверцу и полетел к пустому городку. Он понял, что золото даром ему не получить, вызывать армию ему было не на что. К вечеру люди стали возвращаться в город.
      Первой к нам пришла Ирина:
      – Григорий Сергеевич, прости, пошла против тебя, мне так хотелось дарового золота, что сил не было сидеть в музеи без посетителей! Дай мне ночной клуб, и я сделаю тебе золото из ночного воздуха!
      – Ирина, дам я тебе помещение под ночной клуб!
      Пришел Макар, уже умытый и чистый и попросил здание под школу, он его получил.
      Город развлечений перерастал в нормальный городок, где должно быть все для нормальной жизни. Народ потихоньку вернулся в городок, не найдя золотой жилы, о которой им рассказали охранники. Григорий Сергеевич вздохнул свободно, но пойти и еще раз увидеть золотую жилу он не решался, боялся, что золото окажется мифом, а Матвеевич был в этом не помощник. Труп его выловили, нашли в нем пулевое ранение…
      Нет, не зря я вертела головой, именно я обнаружила выход на поверхность золотой жилы и тут же предложила выпустить антикварную мебель в стиле ампир или барокко с натуральной отделкой из золота, и все дружно рассмеялись.
 

 
      Я ходила по комнате своей тетки и не знала, что здесь вообще можно делать. Мне все казалось чужим, особенно доставали запахи залежалых лекарств. Да еще тетку похоронили как-то странно: поставили гроб рядом с глыбами глины, а в могилу не опустили. Несколько старушек и пару стариков плакали и сморкались в платочки. Из молодого поколения на похоронах была только я. Старушки поминки организовали где-то у себя и в комнату тетки даже не зашли. Я к ним не пошла, потому что брезгливо относилась к их бедности и затхлости. У меня было две тетки, но не у одной из них я не могла даже есть, горло сжималось от спазм брезгливости, скверное на первый взгляд чувство спасало меня неизвестно от чего. Я вообще была странно устроена: не любила шикарные рестораны и не любила столовые. В ресторанах слишком много вычурности и посуды, а в столовых ложки и вилки излишне примитивные. Я любила белый фарфор.
      Отвлеклась. Итак, я находилась в комнате умершей тетки, которая не брезговала собирать в парке бутылки. Я плохая племянница? Не знаю, не знаю, я далеко от нее жила и богатой не считалась, у нее была более близкая племянница Ирина. А вот ее на похоронах и не было. Жили – были три сестры: моя мать – младшая сестра, тетка средняя, мать Ирины – старшая.
      У тетки детей не было. На данный момент в живых были: моя мать, я и Ирина. Мать Ирины умерла давно, и тетка воспитывала ее вместо сестры. Естественно наследницей тетки на 90% была Ирина, а на 10% я. Моя мать наследницей тетки никогда не являлась. Интересная картина получается, а почему на меня взвалили похороны? Да я на них истратила свою долю наследства, переданную мне перед смертью теткой наличными. Я с чем приехала к ней перед ее смертью с тем и осталась. Меня вообще вызвала соседка тетки по междугороднему телефону, сказав, что тетка при смерти.
      Мать меня проводила до двери нашей квартиры и все, денег она мне в дорогу не давала. Я в этот момент у матери была. Деньги у меня свои, я ведь работаю.
      Приехала я к тетке, она еще жива была и лежала в этой комнате на железной кровати с периной. Запах жуткий. Она мне достала пачку денег из-под подушки и отдала концы. Только успела улыбнуться сухими губами.
      Дверь в квартиру перед моим приходом, была открыта, то есть двери были на замок не закрыты. Вскоре пришла старушка соседка, да как завыла, узнав, что тетка скончалась, но вскоре выть прекратила и спросила у меня, мол, есть ли у меня деньги на похороны. Я показала ей деньги, переданные мне теткой. Соседка довольно улыбнулась, и мы с ней все сделали что нужно. Но, не все, нам не дали захоронить гроб с теткиным телом.
      Гроб не дали опустить в могилу, подошедшие к гробу два мужчины весьма приличной внешности. Они показали документы, из которых я ничего не поняла, но мы со старушками ретировались. Два старичка подошли к двум мужчинам, они поговорили.
      Старички повели старушек на выход. Я была вынуждена пойти с ними. Тетка была социалистической закалки и попов не признавала, поэтому ее и не отпевали. Нас догнали три крепких мужика с лопатами, им было заплачено за работу, и они меня утешили тем, что все сделают, как только им разрешать захоронить покойную.
      На сердце у меня остался неприятный осадок, и теперь я бродила по квартире, как неприкаянная. Я попыталась открыть окна, но они были крепко заперты, и покрыты несколькими слоями старой краски. Квартира находилась на первом этаже четырех этажного, кирпичного дома, этим можно было объяснить нелюбовь тетки к чистому воздуху в квартире, или она чего-то боялась.
      Но чего бояться старой женщине? Я оглядела ее убогое жилье с мебелью весьма примитивной: шкаф из фанеры, металлическая кровать, круглый стол и один стул. Я встала на стул и посмотрела на то, что лежало на фанерном шкафу. Там лежали с десяток сберегательных книжек.
      Я подумала, что она хранила старые книжки, и подумать не могла, что они с деньгами! Брезгливо взяла я одну книжку, открыла, и глаза мои полезли вверх: денег в сберегательной книжке бедной тетки было очень много! Я открыла еще шесть книжек, во всех лежали вклады внушительных размеров. Семь сберегательных книжек были оформлены на предъявителя. Я знала, что квартира достанется Ирина, на нее все бумаги были оформлены теткой, но о сберегательных книжках речь нигде не шла.
      А если я сберегательные книжки нашла на семейной территории, то они мои и пошлиной не облагаются. Я взяла все книжки, чихнув от пыли.
      Пыльное облачко поднялось над крышкой шкафа, и я увидела, плоский браунинг, покрытый крутой пылью. Оп – па! Тетка женщина больная, пыль не вытирала на шкафу, на стул залазила и сбоку, за верхней кромкой шкафа складывала свои сберкнижки.
      Но когда она туда браунинг закинула? За окном была поздняя осень, у меня были легкие, кожаные перчатки, в них я и взяла браунинг в руки. Он оказался именным!
      На нем было выгравировано имя тетки! Я сняла с головы шелковый, черный платок, положила в него сберегательные книжки и браунинг. Черный сверток я засунула в третий отдел своей модной, большой сумки. В это время позвонили в дверь. На пороге стояли два мужчины с кладбища.
      – Не волнуйтесь, вашу тетушку захоронили, завтра можете проверить, а сегодня вам придется ответить на наши вопросы, – сказал первый из мужчин, и сел на единственный стул – Вы нам не объясните, кто была ваша тетушка? – спросил второй мужчина.
      Я посмотрела на весьма интересных мужчин и поджала губы в знак незнания.
      – Так дело не пойдет, мы люди официальные, нам нужны официальные ответы, – сказал первый мужчина.
      – Я племянница умершей, я дочь ее младшей сестры. Тетушка с моей мамой практически не общалась никогда, мать моя о ней ничего не говорила. Тетушку я видела раз десять в разное время, больше мне, и сказать нечего. Да вы посмотреть на бедность ее жилья! Это же ужас какой-то! – воскликнула я в подтверждение своих слов.
      – Стыдно родственников забывать! – воскликнул второй мужчина, обходя убогую комнату.
      Я смотрела на тщетные попытки мужчины открыть окно, но теперь у меня закрытое окно удивления не вызывало.
      – Да, что с ней говорить! – воскликнул Огарок, она ничего не знает о тетке, и приехала перед ее смертью по вызову соседки.
      – Ох уж эта Ирина, страху напустила, мол, в гробу тетки лежат сокровища! – прокричал в сердцах Хлыст. – Мы с тобой ей поверили, гроб проверили, денег и драгоценностей в нем не нашли.
      – Ты чего при посторонних кричишь? – зло спросил Огарок, и добавил тихо, – Эта женщина не посторонняя, она кузина Ирины, которую ты закрыл у себя дома.
      – Так вы еще и мою сестру скрываете от похорон?! – возмутилась я по-настоящему, но потом спросила, – а почему у тетки в гробу должны быть деньги?
      – Вот, и эта не в курсе, значит, Ирина все придумала, – пробурчал Хлыст, отходя от закрытого окна.
      – Девушка, есть большая вероятность, что у вашей тетки были большие деньги и пистолет! Дело в том, что этот гроб был заказан ею при жизни, значит, она могла свое богатство с собой унести в могилу, – сказал Огарок.
      – Вы правы, гроб был заказан, но я тогда не успела этому удивиться, мало того, гранитная плита стояла в ее квартире еще при жизни! Мы все привезли на кладбище, но вы не позволили оформить могилу, на которую уже все было куплено теткой при жизни, да она мне и деньги сунула перед смертью, чтобы я все это вместе собрала и все путем оформила.
      – Похоже на правду. Но, где деньги?! – воскликнул Огарок.
      – Какие деньги? – на автомате спросила я.
      – Те, что вы взяли со шкафа, – сказал Огарок, удивительно ловко вскочив на стул, на котором сидел, и, гладя на нарушенную пыльную поверхность на шкафу.
      – В сумке, – ответила я машинально.
      – Не хорошо обманывать старших, – проговорил Хлыст, вытаскивая из моей сумки черный сверток, – гляди, да тут все есть: и деньги, и пистолет!
      Они взяли сверток и исчезли за дверью.
      Я села на стул и горько заплакала. В этот момент дверь открылась и зашла сердобольная соседка, она стала меня успокаивать. Тут набежали ее подружки – старушки, пришли два старичка. Запахло кадилом. Послышался напевный голос человека в черной сутане. Когда все покинули квартиру тетки, появилась Ирина.
      Она села на кровать, взяла в руки подушку и разревелась. По ее щекам текли слезы, черные слезы туши для ресниц. Она легла на бок и уснула. Мне мучительно захотелось спать, но в комнате дивана не было, я положила руки на стол, на руки наклонила голову, и задремала. Через час я разговаривала с Ириной.
      Она пояснила ситуацию, не сильно в ней разбираясь.
      – Сестричка, все было шито-крыто, тетка жила бедно. Собирала бутылки для пущей убедительности и управляла монополией недвижимости. Не удивляйся, ты ничего не знала, тебя и твою правдивую маму она оберегала от деятельности с большими деньгами. Вы жили в другом городе, и вас терзала совесть, что вы тетке пенсионерке не помогаете.
      Я с этим полностью была согласна.
      – Так вот, сестричка – синичка, тетка прохиндейка была что надо! Видела ее браунинг царя гороха? Она была большим партийным человеком, имела право получать бесплатные квартиры для людей. Она их и получала. У меня отличная квартира. У нее есть замечательная квартира, а эта убогость – ее официальное пристанище.
      Мало того она владела, да, что теперь вспоминать! – в сердцах воскликнула Ирина.
      Я молчала от неожиданной информации.
      – Слушай, эти двое мужиков вели нашу тетку давно, они ее вычислили и окучивали со всех сторон, пока не закопали. Думаю, они взяли деньги со шкафа и успокоились.
      Ну, не удивляйся, я знала про эти семь сберкнижек, они нужны были для отвода глаз. Ты главного не знаешь, у тебя есть квартира, она оформлена на тебя. Не строй удивленные глаза, не эта квартира, а другая, в которой она жила. А у меня уже есть квартира, да плюс эта, я ее сдавать буду.
      В этот момент посыпались оконные стекла, послышался выстрел. Ирина упала на кровать, на которой сидела. Белая постель с подзором окропилась кровью. Я подошла к Ирине, она держала правую руку на левой руке, рана оказалась на редкость легкой, но кровопролитной. Пуля прорвала тело и пролетела дальше, не задев кости. Я разорвала старую, белую наволочку, рядом с раной налила йод, забинтовала руку. В комнату струился холодный воздух из разбитого окна. Ирина, стиснув зубы, качалась на кровати, держа забинтованную руку. Врача вызывать мы не хотели. Дверь входная открылась, на пороге стояла тетка собственной персоной в той одежде, в которой она лежала в гробу.
      – Привет, девушки, не ждали?
      Ирина упала на кровать, а голову закрыла подушкой.
      Я смотрела на тетку, а мои зубы заныли от избытка чувств.
      – Ладно, ничего удивительного не произошло, мне надо было сбросить хвост из тех двух мужчин, что забрали деньги со шкафа. Что молчите?
      – Тетя Капа, я сомневалась в вашей смерти, но вас в гроб положили в морге, вот захоронить не дали. И потом эти двое сказали, что они вас захоронили.
      – Матрена, все нормально, я за все платила, а эту квартиру мы сдадим, я отсюда выйду ночью в твоей одежде. Впрочем, если квартира постоит без жильцов некоторое время, то и это будет естественно.
      – Тетка, ты не могла нас предупредить!? – завопила Ирина, сбрасывая с головы подушку.
      – Девочки, дайте мне полежать, я устала от всего, – сказала тетка, ложась на постель рядом с Ириной.
      Ирина вскочила с кровати, и выскочила из квартиры, хватая по дороге свои вещи.
      Я осталась в странной квартире с бывшей покойницей и разбитым окном.
      – Матрена, я человек добрый, но не настолько, чтобы все нажитое непосильным трудом оставить Ирине и двум мужикам, я еще хочу пожить. Твое присутствие меня бы устроило.
      – Знаете, все так странно, но как нам окно закрыть? – спросила я, уводя тетку в сторону от ее слов.
      – Отдохнуть не даешь. Хотя ты права, здесь холодно, не теплее, чем в гробу.
      Достань в шкафу мешок, в нем две норковые шубки, одну мне, ту, что длиннее, тебе ту, что короче. Там же новые сапоги и два черных платка. Мы это оденем, а на улице нас ждет моя машина с шофером. Детка, ты зайдешь в квартиру напротив, дашь им деньги и ключи, они все сделают. Меня представишь, как свою мать.
 

 
      Я даже не успела удивиться, и просто выполнила ее приказ. Мы вышли из квартиры, я отдала соседке ключи и деньги, она глянула на приникшую тетку и промолчала. На улице стоял джип, огромный и темный. За рулем сидел весьма приличный мужчина средних лет. Он слова не вымолвил, подождал, когда женщины сели в машину и поехал туда, куда видимо и сам знал. Я поняла, что это он стрелял в Ирину, но сказать о своей догадке не решилась. Тетка бодренько сидела рядом с шофером, а я одна была на заднем сидении и задремала от общей усталости последних дней, и особенно часов. Поэтому в окно я не смотрела. Меня и будить не стали.
      Вечером машина остановилась у великолепного дома, расположенного за высоким кирпичным забором. Рядом стояли похожие, двух этажные дома, состоящие из трех секций. Судя по всему, это был престижный, дачный поселок не для самых бедных мира сего. Тетке принадлежала средняя часть дома, состоящая из двух этажей и нескольких комнат. Шофер имел свою комнату на первом этаже, моя и теткина спальни находились на втором этаже. Из окна был виден кирпичный забор, ветви деревьев, и кусочек неба.
      Я походила по комнате и вскоре услышала стук в дверь. Я подумала, что это тетка ко мне идет, но вошла маленькая женщина, неся в руках поднос с едой, от которой я не могла отказаться, голод давно давал о себе знать. В комнате было все, что нужно, даже стоял компьютер, и висел плоский экран телевизора. Я включила компьютер, и написала письмо на свою фирму, где работала, и коротко объяснила свою отсутствие на ближайшую неделю. Письма я не успела отправить, как за дверью послышался очередной стук. Я подошла к двери, открыла. На меня смотрели глаза шофера, вращаясь от ненависти.
      – Вы что-то хотели? – спросила я безразличным голосом.
      – Нет, я хотел вас предупредить, чтобы вы никому не писали, где вы находитесь.
      Все остальное – можно, – процедил сквозь зубы мужчина неопределенного назначения.
      – И еще, тетку не ищите, ее уже здесь нет, но вы неделю будите жить здесь.
      Я промолчала, понимая, что события этого дня выходят за рамки моего понимания.
      – Да, здесь есть электронная защита, нажмите на кнопку и к вам никто не войдет, даже я, – показав, где находится кнопка, монстр удалился.
      Я нажала на кнопку, потом попыталась открыть дверь, она не открылась, теперь я подумала о том, а как я выйду из помещения, и вновь обошла место своего заточения, при этом я обнаружила двери в ванну, туалет, мини кухню и продукты на неделю. Все у меня было, но для чего все это было нужно, мне было неведомо.
      Неделю я прожила в заточении, сколько бы я не жала на кнопку дверь не открывалась и не пищала.
      Окна не открывались, но вентиляция работала. Я никому ничего больше не сообщала, понимая, что это лишнее в моем положении. Мой сотовый телефон молчал, питание в нем закончилось, а блок питания куда-то предусмотрительно исчез. Поражала тишина маленького поселка, звуки практически до меня не долетали. Я готовила пищу, ела, мыла посуду и мыла полы пару раз. Пыли практически нигде не было, я все вымыла от своей брезгливости, чтобы вокруг жили мои микробы, а не чужие. Через неделю за дверью послышался шум, в кнопке засветился светодиод. Я нажала на кнопку и дверь открылась. Передо мной стояла моя тетка Капа, но выглядела она изумительно хорошо, только, что не младше меня.
      – Матрена, надеюсь, ты отдохнула и о жизни подумала, вела себя ты вполне прилично, тебя снимали с нескольких камер, а я в это время сменила несколько свою внешность. Так, что теперь мы можем с тобой поговорить. Идем на первый этаж.
      Мы спустились на первый этаж, где был накрыт стол на троих. К нам присоединился шофер. Я продолжала молчать, то ли от страха, то ли от внутреннего возмущения.
      – Матрена, да скажи ты хоть слово! – вскричала тетка Капа.
      – Тетя Капа, – начала я говорить.
      – Так, меня теперь зовут Каролина Андреевна.
      – Хорошо, Каролина Андреевна, – пролепетала я тихим голосом.
      – И это правильно, с этого момента ты не моя племянница, а моя младшая сестра. У тебя тоже новые документы. Твой имидж претерпит изменения, тебе сделают крутую химию, и будешь ты, что надо. И цвет волос станет немного темнее.
      Я вздохнула, но это никого не волновало.
      – Матрена, не вздрагивай, а привыкай, вскоре приедет твой жених, вы поженитесь, ты сменишь ФИО, и у тебя будут новые, железные документы.
      – А он кто? – спросила я и напрасно.
      – Познакомитесь при встрече, бежать не пытайся, здесь все схвачено, живи спокойно, дольше проживешь.
      Я вновь замолчала, осознавая, что Ирина здесь была до ранения. Я встала и пошла наверх, к себе, меня никто не окликнул, не остановил. Когда я осталась одна, закрыв дверь на электронную защиту, я подумала, что моя тетка, что-то на себя вообще не похожа, да и знала ли ее раньше? Скорее нет, чем да, теперь я понимала, почему моя мать с ней не общалась.
      Еще у меня возникла мысль, что с помощью меня тетка проводит очередную махинацию.
      Следующая неделя была неделей моей холености. Меня привели в нужный вид в дорогом, частном санатории, после чего мы с теткой стали больше походить друг на друга. Надо сказать, что до появления у тетки я училась и работала, так вот теперь я полностью зависла, не имея контакта с внешним миром. И тут приходит тетка и говорит, что я могу вновь учиться, но о работе речь пока не идет. Она протянула мне студенческий билет и зачетку на мое новое имя. Я не успела удивиться, как она меня в очередной раз удивила:
      – Матрена, учиться ты будешь в другом университете и на дневном факультете, тебя перевели по твоим документам. Поработала летом на Малахите и достаточно.
      Практика в корпорации 'Предвиденных обстоятельств' тебе пошла на пользу. На учебу тебя будет возить Платон, шофер. Понятно? И никакой самодеятельности! У тебя хорошая фигура, одежду тебе будет приносить домработница Соня, но покупать одежду будут совсем иные люди.
      – Каролина, если теперь вы моя сестра, то, как я должна к вам относиться?
      – Права, сестричка, называй меня Каролина, этого вполне достаточно.
      – Но у нас разница в возрасте более двадцати лет!
      – Детка, кого это волнует в наше время? Мы сестры по отцу, а это дает простор для воображения.
      Что удивительно, но учиться на старших курсах я стала лучше. Раньше я трупом ложилась, учила, учила, а мне все равно ставили 'удов', а то и 'неуд' вкатят, и как высший балл мне ставили 'хор'. А тут я свет увидела и 'отлично'. Такое чудо я не могла объяснить. Я ведь не изменилась, и университет был крупнее моего прежнего, хотя профиль учебных программ сохранился. Одеваться я стала настолько лучше, что сама себя в зеркало не узнавала и иногда вздрагивала от неожиданности, всматриваясь в свои утонченные черты лица и фирменную одежду. Сокурсники относились ко мне нормально, без эксцессов, особо не заигрывали, но и не игнорировали. Они с пониманием смотрели на джип с Платоном, да и сами разъезжали на машинах, а многие просто сидели за рулем своих машин. Мое имя Матрена произносили с неким удивлением, потом улыбались, но удивительно быстро запоминали.
      Но меня волновало предстоящее замужество. Тетка о нем не говорила, но я прекрасно понимала, что она ничего зря не говорит. В морозное, солнечное утро ко мне пришла Соня, принесла короткую шубу из чернобурки, длинные сапоги. Я уже была накрашена, мне осталось надеть, предложенные вещи. Я покрутилась у большого зеркала и вышла в холл.
      На первом этаже, в гигантском кожаном кресле сидела тетка, она спокойно осмотрела мой наряд и помахала ручкой. Платон ждал у дверей. Слова в этом доме не всегда произносили, все шло по накатанным рельсам теткиных правил. Машина остановилась у старого дома тетки, я машинально посмотрела на окно, она было застеклено. Платон протянул мне ключи от квартиры. В шикарной шубе я зашла в захудалый подъезд.
      Открыла дверь ключом и остановилась, нижняя челюсть медленно стала опускаться вниз, я ее закрыла усилием воли. Квартира была так хороша! Прошел месяц, а здесь все было просто шикарно! Ремонт и новая мебель сделали свое дело. Белая кожа мягкой мебели и красное дерево мебели поражали своим неожиданным сочетанием.
      Я повесила шубу в шкаф, где уже весела одежда для меня и в высоких сапогах плюхнулась в кресло. Я закинула ногу на ногу, осматривая новый интерьер. Но отдохнуть мне не дали, да я уже знала, что тетка время бережет и свое и чужое.
      Через десять минут в дверь позвонили. Я посмотрела на экран монитора у двери и увидела букет из белых и вишневых роз. Букет и мужское лицо соответствовали друг другу. Я открыла дверь. В квартиру вошел молодой человек в черном пальто, с белым шарфом. Гималайский медведь, – подумала я, но сказала:
      – Добрый день!
      – Матрена, меня зовут Самсон.
      Я улыбнулась.
      – Мне не до смеха, а букет вам.
      Я взяла букет, оглянулась и увидела изогнутую вазу, из бело – вишневого стекла, точно предназначенную для этого букета. Я пошла на кухню, налила воду в вазу, поставила в нее цветы, а когда я вернулась в комнату, то увидела мужчину, сидящего в кресле, без пальто, но в блестящих штиблетах. О чем нам говорить, – с тоской подумала я.
      А он сказал:
      – Сядь, – и показал кресло напротив себя. – Матрена, я ваш жених, и можно сказать с уверенностью, что я буду вашим мужем.
      – Буднично все так… – пролепетала я.
      – Ты будешь продолжать учиться, но работать до окончания университета тебе никто не даст. Опыт показал, что ты умна, преподаватели тобой довольны.
      Дальнейшие дифирамбы прервал звонок в дверь.
 

 
      Я посмотрела на экран монитора, за дверью стояла Ирина собственной персоной. Я открыла дверь, не думая о том, как вписывается кузина в новую игру моей тетки.
      – Привет! – воскликнула Ирина и села на белый диван, снимая с себя старую, норковую шубу, и бросая ее на край дивана.
      – Представьте мне свою гостью, Матрена, – величественно произнес Самсон.
      Я не знала, как Ирина представить.
      – Меня зовут Ирина Андреевна, – представила себя кузина.
      Я подумала, что предусмотрительная тетка выбрала нам отчество Ирины.
      – Вас три сестры? – удивился Самсон. – Вишневый сад.
      – Да, нас три сестры: Каролина, Ирина и я, Матрена, – сказала я и внимательно посмотрела на Ирину, та подхватила игру. Видимо за жизнь с теткой она кое-чему научилась в жизни.
      – Матрена, а он кто? – с удивлением спросила Ирина.
      – Мой потенциальный муж, – ответила я с долей гордости.
      – Обойдешься, тебе это слишком много. Пожалуй, эту квартиру и Самсона я возьму себе, – уверенно произнесла Ирина.
      – Спроси у Каролины Андреевны, если она согласна, то я возражать не буду, – вставила я свою мысль, и внимательно посмотрела на белые волосы Ирины.
      – Девушки, я жених Матрены… – робко проговорил Самсон.
      – Какие проблемы? Ты ее жених, но муж ты будешь мой, – настойчиво заявила Ирина, подойдя к шкафу и открывая вишневую дверь. – Ба! Какая шубка! И шуба эта тоже моя!
      Наглость Ирины меня начинала коробить. У меня все отбирали на глазах жениха вместе с ним. Зачем я ей руку бинтовала в этой комнате? Раздались трели сотового телефона. Я раздвинула сотовый телефон, нажала на зеленую кнопку и услышала голос тетки:
      – Матрена, Ирина отняла у тебя три вещи: квартиру, жениха и шубу?
      – Да, Каролина.
      – Отлично, надень ее старую шубу и выходи из квартиры. Джип ждет тебя.
      Я взяла с белого дивана старую, норковую шубу, помахала им рукой и вышла, положив ключи от квартиры на полку, расположенную рядом с монитором. В джипе, на заднем сидении сидела Каролина Андреевна, теткой ее я даже мысленно перестала называть.
      – Матрена, ты огласила главное, что нас три сестры. Остальное неважно.
      – А кто тогда моя мать? – спросила я, не ожидая услышать ответа.
      – Твоя мать – остается твоей матерью, но для нее ты находишься за границей, а почему, не пытайся выяснять; следовательно, к ней тебе ехать не надо. Дачу, где ты жила последнее время не знает Ирина и твоя мать. Там искать тебя не будут.
      – Но Самсон знает, как я учусь, – возразила я.
      – Все его знания с моих слов, дачу и он не знает.
      Я подумала, что тетка привыкла находиться среди сестер, и это ситуация, ее устраивает, но теперь она устроила трио с племянницами, для молодости своей души.
      – Ты права, Матрена, рядом с вами я моложе, мне так интересней жить.
      – Но вы обещали мне мужа!
      – Детка, зачем тебе муж нужен, ты не подумала?
      – Но вы – подумали.
      – Твое дело – учиться. А Ирина взяла то, что ей принадлежит, а не твое. Если бы я сразу сказала, что Самсон предназначен ей, она бы на него не посмотрела. А у тебя она отобрала его с руками и ногами в блестящих штиблетах.
      – Мы едем в дачную крепость?
      – Нет, мы заедем на выставку автомобилей, когда рядом проезжать будем с выставочным комплексом. Выбери себе машину и не спрашивай, откуда у меня деньги.
      Еще бы я задавала нетактичные вопросы в присутствие Платона!
      За окном мелькали деревья, потом широкие полосы дорог, высокие дома, поток машин стал плотнее, и мы подъехали к новому выставочному комплексу. Старая шуба оказалась, кстати, ее пришлось сдать в гардероб, потом заполнить анкету и пройти в залы с медленной публикой. Я многократно отражалась в экранах мониторов, но я знала конкретную цель – я должна была выбрать себе новый автомобиль.
      Я час ходила среди машин, прежде чем выбрала себе автомобиль. Я взяла у представителей фирмы подборку каталогов и пошла на выход. У выхода меня ждал Платон, кто бы в этом сомневался! В джипе тетки не оказалось, видимо она не из тех, кто ждет в машине рядом с выставочным комплексом. Меня Платон отвез на дачу, тем паче, что от выставки до нее рукой подать. Хорошо, что выставочный комплекс сделали на окраине, а не в центре столицы.
      Моя душа пела, я испытывала состояние легкости, страх замужества исчез, а дача меня больше не пугала. Я забежала на второй этаж, открыла дверь в свою комнату, и обнаружила, что она пустая! Вот пустая! Радость сбежала по мне и упала на пол.
      Меня тронули за плечо. Я оглянулась, рядом стоял Платон.
      – Матрена, вы так быстро забежали на второй этаж, – запыхаясь, проговорил Платон, – нам надо спуститься вниз.
      Я медленно спустилась вниз за Платоном и села у столика. В дверь позвонили, Платон нажал на кнопку на углу стола, дверь открылась. На пороге стоял мужчина и держал огромную коробку с блином и напитки. Платон рассчитался с мужчиной и положил коробку на стол. Я открыла коробку, приятный запах одурманил мой голодный желудок. Я быстро пошла, мыть руки, а когда вернулась, к столику на кресле – коляске подвозили Каролину Андреевну.
      – Матрена, я буду жить на первом этаже, а ты переедешь в мою комнату из нее вид лучше. А то, что я в кресле сижу, то это временно.
      Да, я не знала, что дальше ожидать от мобильной тетки в инвалидном кресле. После трапезы Каролина объявила, что будет ездить на сеансы терапии, и вскоре поднимется на ноги. Я ей поверила и пошла в новую комнату, где все было по-прежнему.
      Я закрылась в комнате, задумалась, открыла почту, но ничего интересного в ней не было. 'И, почему эта тетка такая неугомонная?' – промелькнул вопрос в моей голове, я уже порядком устала от смены интерьера перед глазами.
      Когда я вышла на следующий день из комнаты, чтобы поехать в институт, тетка вручила мне ключи от машины, которая стояла у парадной двери. Да, у дома был секрет и два выхода на улицу. Машина была, что надо, сама вчера ее на выставке выбрала. Каролина так и передвигалась в кресле, но значительно повеселела от Матрены, что скоро будет ходить.
      Похоже, у нее были проблемы с ногами, и она решила умереть, но потом передумала и все переиграла. Или ей кто подсказал, что еще жить можно, и ходить всегда, а не иногда и через силу. Я ехала медленно, хорошо, что в этом районе пробки бывают редко и по дневному графику работающих людей. Я чувствовала относительную свободу, и это радовало не меньше нового джипа, вишневого цвета.
      Я опять была на высоте положения, мой джип заметил сокурсник и присвистнул, а мне он с первого дня понравился. На занятиях я умудрилась отличиться, вообще, я сама себе поражалась, как с новым именем у меня все лучше стали идти дела с учебой.
      Дома я занималась усердно, но раньше это никогда не оценивалось, а теперь я тащилась от своих успехов. Даже химия на длинных волосах меня не раздражала, раз с ней я была победителем самой себя прежней. Ради этой победы я готова была простить тетке Капе – Каролине все перемещения и нервозность последнего времени.
      Сокурсник ждал меня рядом с моим джипом, рядом стоял его форд. Он улыбнулся мне великолепными зубами и щеками с ямочками. А я подумала: 'Интересно, а я смогу его домой пригласить?' А он сказал:
      – Матрена, пригласи меня к себе, я от любопытства сгораю, хочу увидеть тебя в твоем интерьере.
      – Не сегодня, – и я села за руль прекрасного автомобиля.
      Дома я сказала Каролине Андреевне о новом поклоннике, она спросила его имя, номер и Платону машины, передала данные Платону. Вскоре она знала почти все официальные данные о моем сокурснике. Они ее устроили, или она сделала вид, что устроили.
      Сокурсника звали Арсений.
      – Каролина Андреевна, а зачем вы показались на глаза Ирине?
      – Так она спряталась под подушку и подумала, что это видение; ладно, она знает, что я жива и знает мое новое имя, мы его вместе с ней придумывали до инсценировки похорон, а потом тебя вызвали.
      – А кто ее ранил?
      – Лишний вопрос.
      – А, где сберегательные книжки?
      – У меня.
      – А зачем весь спектакль?
      – Для тебя.
      Мне расхотелось приглашать к себе Арсения а, я не знала, что тут придумает тетка для очередного развлечения.
      – А откуда у вас дурные деньги?
      – Они, что пахнут? Тебе не нравиться новая жизнь?
      – Если честно, не знаю. Вы мне объясните: зачем я вам нужна?
      – Я тебя люблю с рождения, как свою дочь.
      – Я хочу домой к маме. Хочу свою внешность.
      – Наивная. Отец при твоем рождении хотел назвать тебя Матрена. Твоя мать с ним не согласилась. Они долго спорили, твоя мать его перекричала. Что еще, твой отец, ты с ним и незнакома – декан твоего факультета.
      – Интересное кино получается, ты все знаешь, а я нет. Но обидно, теперь я знаю, за что меня преподаватели вдруг полюбили! Не дала ты мне побыть счастливой от своих успехов.
      – Извини, но этот номер сейчас не пройдет. Тебе придется побыть принцессой Матреной.
      – Поясни.
      – Хозяин этого дачного поселка – твой отец. Хуже того, Арсений сын полковника и своей мамы, она доцент в том же институте. Так его мама всегда нравилась твоему отцу. Вкусы и во втором поколении совпадают. Остальное узнаешь позже.
      – Вот невезуха!
      – Ни скажи, твоя машина – его деньги.
      – А я думала, это ты такая богатая.
      – Он через меня тебе деньги передавал все время, пока тебе не исполнилось 18 лет, а потом захотел дать тебе куш больше.
      – Вся сказка исчезла, – сказала я уныло.
      – Не вся, мы с ним акционеры, часть его капитала принадлежит мне. Мы вместе создавали недвижимость, а декан твоего факультета он по совместительству.
      – Каролина, значит, я принцесса Матрена этого дачного поселка и своего факультета?
      – Нет, у него еще есть кирпичный завод, где делают кирпичи для дачного поселка.
      – Я богатая невеста, – запела я диким голом.
      – Твоя встреча с отцом намечена на сегодня, он зайдет к нам. Вы познакомитесь лично.
      – А раньше нельзя меня с ним было познакомить?
      – Спросила бы раньше у своей матери.
      – А сейчас она не считается?
      – А ее нет, – сказала Каролина Андреевна более чем спокойно.
      – Поясни, – прошептала я.
      – Ее вместо меня похоронили. Я так хотела умереть, что она умерла, но тебе об этом не сказали.
      – Мне реветь или смеяться? – спросила я в полном трансе.
      – Нет, тебе надо мать помянуть.
      – А когда произошла подмена тебя на нее?
      – Произошла и все. Я сама твою мать очень любила, мы вместе росли, с небольшой разницей в возрасте. Но у меня не могло быть детей, а твоя мать родила тебя и не сказала от кого. Твой отец позже меня нашел и помогал тебе по мере сил, он не всегда был богатым. Я была некоторое время на ответственном посту, и мне перепало несколько квартир. С них мы и начали создавать империю для тебя. Его голова и мысли, а мой первый вклад.
      – Но, когда я ехала к тебе из дома, мама была жива и здорова! – с плачем воскликнула я, она меня до двери проводила!
      – У нас с твоей матерью болезни бегали от одной к другой, ты видишь: я ходить не могу, это после ее смерти произошло. Ноги в раз отказали, а у нее тромб в черепушке оторвался. Умерла она мгновенно, пока ты ко мне ехала. Когда ты ко мне зашла, я уже знала, что твоей матери нет в живых, мне позвонила ее подруга, у которой были ключи от вашей квартиры. Подругу она вызвала, когда ты из дома вышла, чтобы с ней поговорить.
 

 
      Я разревелась, как белуга. Я рыдала, кричала, и вдруг затихла. В этот момент и зашел мой отец.
      Он посмотрел на мои заплаканные глаза, погладил меня по голове:
      – Я так понял, что теперь ты все знаешь?
      – Принцесса Матрена звучит, скорее вообще не звучит, – прокомментировала я ситуацию.
      – Нам надо было запутать дорогу для несчастий, – сказал отец, мужчина с весьма умным лицом декана строительного факультета.
      – А браунинг с гравировкой? – выдала я неожиданно для всех, – Это он тромб в голове матери сделал?
      Тетка и отец переглянулись, но по их взглядам я поняла, что они точно не стреляли в голову матери.
      – Матрена, у нее тромб и никаких ранений в голове, – тихо сказал отец.
      – Давайте вскроем могилу! – вскричала я.
      – Смысла нет, ее сожгли, – проговорила тетка.
      – Но труп не закапывали… – возразила я.
      – Забудем эту тему, там все честно, и труп сожжен, – проговорил отец.
      – Тетя Капа, зачем вы так со мной поступили? – спросила я.
      – Так получилось, произошли многочисленные накладки событий, – ответила тетка.
      – Матрена, я боюсь за тебя! – искренне попросил отец.
      На бугорке, рядом с дачным поселком преподавателей университета, сидела я.
      Передо мной поблескивал маленький пруд, затянутый илом и тиной. Кружились деловитые комары. Виднелся маленький домик, рядом с которым паслась коза. Чуть в стороне находился элитный дачный поселок. В воскресенье я вела наблюдение за окрестностью, и думала.
      У полковника Семена Семеновича была сестра Серафима, у сестры не стало мужа по имени Аскольд… Бывают общительные люди и необщительные, а Аскольд был общительный молодой человек, его день рождение был святым для многих людей. Все считали своим прямым долгом поздравить Аскольда. Но кому-то это могло не понравиться.
      К Аскольду в дом тянулись и молодые люди, и девушки, и люди чуть постарше. Об этом я знала от не менее общительной Серафимы, от нее же я узнала, что Тина любила Аскольда, а что тянуть такую новость? Тина была женой полковника а и матерью Арсения. Дальше можно не и не напрягаться, все и так понятно, почему с этого света на тот ушел общительный человек с именем Аскольд.
      Так или ни так, а на свете жил бедняк, и жил он в старом, деревянном доме, на окраине дачного поселка, где стояла и не падала приличная дача полковника, с неплохими финансовыми запасами.
      Бедняку богатые соседи были безразличны, он тут жил с рождения, а эти понаехали, понастроили. Привык к соседству бедняк, но к нему не привыкли дачники, он не вязался с их образом жизни, опять же, козу держал. Хотя, что греха таить, тонкую тропку дачники протоптали к бедняцкой козе. И бедняк стал немного богаче от денег соседей. Но это уже не в тему.
      Аскольд у бедняка козье молоко не покупал… Эту информацию Я знала. На пригорке, напротив дома бедняка продолжала сидеть я, и смотрела на дом, рядом с которым ходила коза. Я отмахивалась от комаров и думала об убийстве Аскольда, которое произошла на территории близкой к даче тетки. И угораздило его приехать к полковнику! Я знала его лично, да и кто его не знал? Аскольда знал весь дачный поселок… Очаровательный молодой человек, просто обаятельный. К нему люди липли, как комары ко мне на пригорке.
      Я посмотрела на пруд, заросший тиной. Вот люди, дома построили, а ничейный пруд лень почистить, а на берегах этого пруда и зарождаются эти кусачие создания – комары. Я прибила три комара на собственной шее, и хотела уже покинуть пост наблюдения, да заметила движение на территории дома бедняка. Я пригнулась и растянулась, словно загораю, а сама стала смотреть сквозь траву за хибарой, расположенной за старым штакетником.
      Над штакетником возвышались две фигуры: полковника и бедняка. Один большой и крепкий, второй худой и стройный, словно сам не пил молоко своей козы. Они разговаривали и размахивали руками так, что коза и та с них глаз не сводила. Я слышала крики, но не слышала самих слов, о чем не очень и жалела, я поняла главное, что они лично знакомы.
      А Аскольд точно знал полковника, но неизвестно знал ли он владельца козы – бедняка? К чему все эти мысли у меня в летние каникулы? Дело в том, что по одной версии труп Аскольда был обнаружен у пруда, рядом с тем местом, где в данный момент находилась я и пыталась представить сеть событий минувшего выходного дня.
      Мне очень хотелось разгадать загадку с большим числом неизвестных.
      Бедняк остался стоять у калитки, а полковник пошел к своей даче. Навстречу ему уже шла его сестра Серафима. Они остановились на тропе и стали бурно объясняться.
      Дальнейшее я не видела, по той причине, что почувствовала чье-то дыхание. Я повернула голову и увидела козу, она ходила вокруг меня, точно я съела ее траву, или примяла. Я вынуждена была подняться с належанного места. И тут же услышала смех хозяина козы, тот незаметно подошел ко мне.
      – Привет, Матрена! – сказал бедняк. – Чего лежишь в одежде? Зеленой станешь.
      – Отдыхаю.
      – Оно и видно. Нет, ты тут за мной следишь, все пытаешься узнать, кто Аскольда приголубил. Так я вот, что тебе скажу: коза не виновата! Коза не убивала. А остальное сама узнаешь, если сможешь, а я лично ничего не знаю, никого не видел.
      Я поняла, что меня гонят, и что этот седой мужик все знает, но ему чем-то рот прикрыли. Да и мне все это даром не надо знать. Я поднялась и пошла в сторону дач, но резко остановилась, оглянулась и увидела, как мужик нагнулся и поднял из травы пистолет.
      Мне вновь захотелось спрятаться, ну хоть за травинку что ли, но я стояла на поляне между дачами и домом хозяина козы. На мое счастье, на этой поляне лежало два срубленных дерева, я и рухнула заодно из них. Я услышала выстрел, и высунула голову из-за дерева и увидела настоящий бой: полковник стрелял в бедняка. А бедняк в полковника. Серафимы рядом с ним не было. Но все происходящее походило на дуэль. А коза еще громче запричитала.
      Это рядом с ней упал ее хозяин. Оружия при мне не оказалось. Теперь я была вынуждена изображать третье бревно, и вести наблюдения. У дуэли оказалось два сторонних наблюдателя: я и коза, стоящая над головой лежащего хозяина. Полковник оказался настоящим и покинул место происшествия на своих двоих. Я встала и услышала выстрел, в мое бревно врезалась пуля. Я пошатнулась, не зная, что дальше делать и мне страшно расхотелось здесь жить, и деньги тетки и отца меня уже не прельщали, хотелось просто жить, и без выстрелов в баррикады.
      – Сюда ползи, – услышала я женский голос, и увидела Серафиму, лежащую за вторым деревом.
      Я нагнулась, и вытянулась на траве, ползя на женский голос. Мы обе расположились за вторым стволом, более крупного размера.
      – Матрена, ты не бойся, это они холостыми патронами развлекаются, – сказала спокойная Серафима.
      – Но хозяин козы лежит, а Аскольд убит.
      – А ты сюда ходила в разведку? – спросила спокойно Серафима.
      – Лучше я отсюда уйду, – пробубнила я.
      – Нет, ты прошла проверку боем, теперь ты наш человек. Просто у моего брата полковника есть хобби, он любит стрелять.
      – И он убивает твоих мужей? – ехидно спросила я.
      – Это ты хватила, Аскольд мой единственный муж, лучше его на свете мужиков нет.
      – Хочешь сказать, что мужиков после смерти твоего мужа не осталось?
      – Я не говорила, что Аскольд убит. Он – жив.
      Я от неожиданности села:
      – С чего он жив, если его труп найден у этого пруда в последнее воскресение?
      – Не пори ерунду. В прошлый выходной отмечали день рожденья Аскольда, немного перебрали, немного постреляли, но все остались живы, как всегда.
      Я посмотрела на женщину и решила, что она не в своем уме от горя, хотя внешне она выглядела вполне адекватно. Серафима не стала спорить, а встала и пошла в сторону полковника.
      Я села на бревно, но тут, же поднялась и пошла к бедняку с козой. Мужчина лежал, коза бродила рядом, словно была привязана к хозяину веревкой. Комары кружились, на лоб мужчины садились мухи, но он их не отгонял. Крови не было видно, но дыхания тоже не чувствовалось. Я взяла в свою руку, руку мужчины, пульс не уловила. Мне захотелось завыть волком, но луны на небе еще не было. Я посмотрела в сторону дачного поселка, там царила величественная тишина. Полковника и Серафимы не было видно. Мне захотелось элементарно набрать 02 и 03, но эти услуги в данной местности практически отсутствовали. Теоретически они были, но далеко.
      В старых деревушках всегда есть бабки на такой случай, но здесь старых домов не осталась, кроме этого, вмиг осиротевшего.
      Коза паслась рядом и чувств не выражала. Мне пришла в голову мысль, что козу пора доить. Коза поняла мои мысли и согласно кивнула головой. Я взяла козу за веревку и повела ее к дому. Доить коров мне еще не приходилось, но ее вымя требовало вмешательства извне. Она поила своим молоком всех желающих из дачного поселка.
      К моменту дойки со стороны дач подошла пожилая женщина, она увидела меня, пытающуюся доить козу, засмеялась и предложила свои услуги. Я тут же вскочила на ноги и отдала козу женщине, в которой узнала мать полковника, сказав, что хозяин козы задерживается, и попросила подоить козу. А сама быстрым шагом пошла к поселку, но дойти до него мне вновь не удалось. Навстречу мне шла жена полковника Тина и несла букет цветов к тому месту, где лежал второй труп за одну неделю.
      Этого Я допустить не могла, я остановила женщину с цветами и спросила:
      – Тина, вы к пруду едете? Там сегодня травили комаров, чтобы они не размножались и хождение в данном районе запрещено.
      – Нет, так нет, – сказала Тина и повернулась лицом к дачному поселку.
      Я шла рядом с Тиной, пытаясь задать вопрос по поводу Тора, но она отмалчивалась, и диалог со мной не поддерживала. А мне хотелось одного: сесть в проходящую электричку и уехать подальше от этих мест. Но врожденная честность и чувство ответственности не позволили мне побежать в сторону железнодорожной станции. Я вошла в маленькую амбулаторию, небольшой оплот медицины в данной местности и пригласила фельдшера к трупу.
      По дороге я рассказала, что проходила мимо пруда и заметила козу, рядом с лежащим на земле человеком. Надо бы зафиксировать смерть человека. Женщина оказалась словоохотливой и сказала, что в прошлый выходной на этом месте тоже был найден труп человека по имени Аскольд. Я на это ответила, что жена Тора утверждает, что он жив.
      Фельдшер посмотрела в мои глаза:
      – Это вам Серафима сказала, что Аскольд жив? Она наговорит.
      – Тогда объясните мне, что здесь происходит? Почему люди гибнут, и никто никого не ищет?
      – Ой, е. – пробормотала про себя женщина и добавила, – а мне, зачем знать лишнее?
      Мне хватает других проблем.
 

 
      Я подумала, что тут ни у кого ничего ему не узнать. Мы подошли к пруду. Труп хозяина козы лежал на месте. Фельдшер посмотрела на мужчину, на глазах у нее навернулись слезы.
      – Это мой бывший, теперь еще и покойный муж, – тихо проговорила женщина.
      – А почему вы не говорите, что он жив? Да объясните мне хоть что-нибудь! – в сердцах воскликнула я.
      – Хорошо. Полковник любил пострелять, ох любил, причем он не любил стрелять в стенды и тарелочки, ему живые мишени подавай. Мой-то олух и согласился быть живой мишенью, ему за это еще в прошлом году козу подарили. Полковник стрелял холостыми и не в самого человека, а поверх его головы, словно на голове человека яблоко еще лежит. Это мне он рассказывал, – и она показала рукой на труп.
      – Тогда почему пастух козы умер?
      – Сердце не выдержало, со страха умер, я его об этом давно предупреждала.
      – Так, если пастух умер от страха, то где Аскольд?
      – Матрена, ведь тебя так зовут? Нас тут мало, я всех по именам знаю, забудь ты все, как страшный сон.
      – Но Серафима говорит…
      – Серафима она наговорит. Нет Аскольда, и его убил далеко не полковник.
      У меня от удивления глаза раскрылись так, что в них мошка залетела, и я стала ее доставать. Но фельдшер с этим справилась быстрее. Я поморгала ресницами, смахнула слезу.
      – А кто?
      – А сама догадаться не можешь?
      – Нет. Я знаю, что у них был любовный квадрат и больше ничего. Потом я видела, что пастух поднял в траве пистолет. И они стреляли с полковником друг в друга, как дуэлянты.
      – О, уже ближе. У них тут ни квадрат был и не треугольник, а звезда. Пастуху моему Тина нравилась, это он в чистом пруду тину развел, в честь нее. Удивилась?
      А я нет. Это ты думаешь, что пастух бедняк, а ты была в его доме?
      – Нет.
      – Пойдем в дом, заодно на козу посмотрим.
      Мать полковника сидела на скамейке у штакетника. Она с улыбкой встретила фельдшера. Фельдшер завела козу в сарай и закрыла. И мы все втроем зашли в дом.
      Внутри дом был опутан проводами. Кругом валялись обрезки металла и проводов, откусанные от элементов объемного монтажа кусочки выводов. Валялись зеленые платы, стояли странные приборы. Хаос был первозданный.
      – Матрена, теперь вы поняли, почему мы вместе не жили?
      – Я поняла, но не поняла почему…
      – Не продолжайте, знакомьтесь, это мать Семена Семеновича.
      – Я знаю, – пролепетала я в ответ.
      Я внимательно посмотрела на пожилую женщину, недавно доившую козу, и нашла нечто общее между ней и полковником.
      – Пастух козы был заслуженным изобретателем в старые времена. Он интересный собеседник и Тина приходила сюда, чтобы с ним поговорить. Это не нравилось полковнику и Аскольду, и длилось пару лет. Полковник и придумал эту стрельбу, чтобы разрядить душу и пистолет одновременно, холостыми патронами. А Аскольд был более прямолинейный и лез к пастуху – изобретателю с ревностью.
      Пожилая женщина села на табурет и почти не слушала слова фельдшера.
      Зато я, предчувствую развязку событий, вся напряглась.
      – Я ничего не придумываю, – сказала фельдшер, мне Серафима все рассказала. Она говорила, что Тор со всеми всегда был обаятельный, но всегда имел одного врага, с которым душу отводил. Он специально приезжал к полковнику на дачу. Потом шел на пруд к пастуху и изводил его издевательствами. Пастух терпел это пару лет, да не выдержал, когда увидел Аскольда и Тину, гуляющих у пруда. Решил бывший изобретатель отмстить насмешнику.
      Он получил в подарок от полковника уже в этом году пистолет, и слегка изменил конструкцию пистолета. Результат – убитый Аскольд, да так, что ни пули, ни гильзы. Он у меня взял ампулу с ядом, якобы комаров потравить у пруда, да сделал пулю по личному специальному заказу, и послал ее в Аскольда.
      Я уже поняла, что Аскольда мне не видать, как своих ушей, если только в зеркале пруда с тиной. Я оставила женщин в доме и пошла к пруду. Я помнила, где пастух поднял пистолет. Я медленно обходила берег, и мне повезло, я нашла пистолет под корягой. Действительно он был сильно изменен, и грубо переделан.
      Рядом как из-под земли появился полковник:
      – Матрена, ты нашла улику против пастуха?
      – Да.
      – Да не волнуйся ты, пистолетов у нас было несколько. Только к Тине не подходи.
      – В пруду?
      – Бе – е, – поддержала разговор коза.
      В воскресенье я закрылась в своей комнате на даче Каролины Андреевны, счастье жить одной в городской квартире меня больше не привлекало. Ирина стала доставать меня по сотовому телефону, она уже рассталась с Самсоном и пыталась вновь подоить тетку, на почве денег. Никого я не хотела видеть. Тетки с новым именем Каролина Андреевна дома не было. Она теперь постоянно уезжала восстанавливать подвижность нижних конечностей, вероятно, здорово замерзла, пока в гробу лежала.
      Новый отец со старой родословной не особо радовал, не могла я к нему быстро привыкнуть. Куда ни смотри, радость от общения отсутствовала, а поговорить так хотелось! Я даже в руки телефон взяла, но звонить Ирина раздумала.
      Сегодня я съездила на могилу, рядом с которой оставили гроб с теткой, но позже захоронили мою мать. Над могилой стояла плита с исправленным именем. Точно, там была похоронена моя мать, в этом я убедилась окончательно. Еще я съездила в свою квартиру, там давно никого не было. Мне очень захотелось вернуться в свою квартиру, но я понимала, что это невозможно. Я стала осознавать, что новая жизнь меня затягивает. День был воскресный.
      В своей комнате в дачном поселке страдал Арсений, его съедала тоска от одиночества, ему было и скучно и грустно. Он посмотрел на фиолетовую мантию, которая осталась от фиолетового божества. В памяти всплыло милое лицо Матрены!
      Вот кого он хотел видеть! А хочет ли она его увидеть?
      Я в этот момент повернула невольно голову к окну, в моей памяти возник облик Арсения, мне захотелось его увидеть. За дверью послышались крики и редкие выстрелы, я вся сжалась от невольного страха, потом оглянулась вокруг себя с мыслью спрятаться, но услышала приближающиеся шаги, мужские голоса. Кто-то тряс мои двери. Мне показалось, что эти голоса она уже слышала.
      Ирина громко сказала:
      – Матрена, дверь открой, все равно выломают.
      Я последним взглядом окинула комнату, посмотрела наверх и увидела нечто похожее на люк, раньше я думала, что это обрамление, для светильников, расположенных не по центру потолка.
      – Ирина, секунду подожди, халат наброшу! – крикнула я и нажала на выключатель странной лампы.
      Мгновенно в потолке открылся люк, из него вывалилась лестница. Я полезла по лестнице на чердак и закрыла за собой люк, уже слыша, что дверь стали ломать. Я оказалась на чердаке, весьма приличном, но меня волновал вопрос личной безопасности. Я вспомнила, где слышала эти голоса, в квартире тетки, но легче от этого мне стало. С чердака надо было уходить, я выглянула на улицу, открыв дверцы с чердака на крышу. Стоило мне показаться в открытом окне, как я попала в руки сиреневой птицы. Крепкие, мужские руки подхватили меня и перенесли по чердачному балкону в другую комнату. Я посмотрела на спасателя и узнала Арсения а.
      Он был в моем сиреневом плаще:
      – Привет, Матрена.
      – Спасибо, Арсений, что спас, но нам надо убежать подальше от этой дачи, за мной гонятся.
      – Не волнуйся, прорвемся, держись за меня и верь мне! Матрена, машина моя недалеко стоит. Я приехал на машине на дачу, а потом решил посмотреть на твои окна с чердачного балкона, да заметил твое испуганное лицо на крыше.
      – Отличное решение моего спасения! – проговорила я, подходя к знакомому форду.
      – Понимаешь, сиреневый плащ, действуют только по воскресеньям; так, что завтра я тебе бы уже не смог помочь.
      – Кому ты это говоришь? У тебя мой плащ! В нем используется непонятная для меня энергия, понимаешь, я пыталась понять, что и как устроено в сиреневом плаще, но он, как кокон закрывается в ночь с воскресенья на понедельник. Вернешь при случае.
      – Не объясняй, Матрена, вероятно, ты владеешь одним из чудес света. А почему нет!
      Я повеселела, но вдруг нахмурилась:
      – Арсений, я боюсь несуразицы, которая последнее время со мной происходит. Боюсь возвращаться на дачу к тетке!
      – Нормальная реакция, поедем ко мне домой на одиннадцатый чердак.
      – До того, как ко мне стали стучаться в комнату, я слышала выстрелы, а до них я думала о тебе.
      – Ой, Матрена, а я о тебе думал. Но, чтобы не попасть в суп к налетчикам, предлагаю тебе пожить у меня. Отец хорошо придумал три комнаты на чердаке, над ним насмехались, а он делал.
      – А Семен Семенович сам, что ли делал? Темнишь, Арсений, комнаты по кирпичику выложили солдаты, мне Серафима говорила.
      – Держи сестру отца дома, всех продаст, – пробурчал Арсений. – Ладно, так оно и было, мой отец полковник, вот он и использовал солдат в мирных целях, с пользой для себя и для общества.
      – А мой отец декан факультета, он перетянул меня в свой университет, и под его крылом учиться легко и приятно. И оценки у меня выше, чем раньше.
      – Если честно, то солдаты нам дачу построили и все пристройки, у нас даже комната для бильярда есть. Хочешь, пойдем в пристройку, посмотришь, как солдаты славно умеют трудиться. И дачка не хуже, чем у твоей тетки, и заборчик каменный.
      – Все хорошо и без фантастики. Но как быть с моими преследователями?
      – Так, идем в пристройку, – сказал утвердительно.
      Они сидели и слушали новости.
      – Арсений, знаешь, что меня волнует? Вот и ты носишься с сиреневыми крыльями, человек паук с паутиной, очень много летающих героев развелось монстров, а потом люди из окон прыгают, послушай, что в новостях говорят. Студенты из окон во время пожара прыгали.
      – А я здесь причем? У меня твой воскресный плащ фиолетовой птицы, Фиолетовая Богиня звучит слишком напыщенно. А с пожара бегут туда, где дыма нет и огня. В этом месте пожарники не договорились с криминальными структурами, я видел старые, многоэтажные дома в них есть лестницы. Обычные металлические лестницы с земли и до чердака. Пожарные лестницы. Но их часто используют не по назначению. А по поводу летающих пауков и птиц, так ведь надо сказку от жизни отличать.
      – А ты отличаешь? – спросила я.
      – А то нет.
 

 
      На даче Каролины Андреевны спокойствие отсутствовало. Тетка волновалась о исчезновение Матрены, ее везде искали, но не смогли найти. Ирина пришла с единственной просьбой: дать ей денег. Два мужика, сопровождавшие Ирина, постреляв в воздух, исчезли.
      – Ирина, зачем ты устроила весь этот шум? Не могла одна приехать? – спросила Каролина Андреевна, сидя в кресле за чайным столиком, в холле первого этажа.
      – Тетя Капа…
      – Каролина…
      – Хорошо, Каролина Андреевна эти два мужика меня достали. Я осталась одна с дочкой, а эти двое, истратив, деньги с одной твоей книжки, стали просить у меня еще. Они не знали, что ты жива и закрыла свои вклады. У меня случайно вырвалось, что ты живая и закрыла вклады, – протараторила Ирина, доставая пиво в банке из холодильника.
      – Понятно. Где мы будем Матрену искать? – спросила Каролина Андреевна, наливая воду из электрического чайника в чашку с пакетиком зеленого чая.
      – Не волнуйтесь, спряталась где-нибудь, – сказала Ирина, открывая шкаф с пакетиками чипсов, орешков, пряников, конфет, вафель.
      – Матрену найдем. А теперь у меня есть предложение: привези дочь сюда. Она может пожить в этом доме, а ты будешь работать, – сказала Каролина Андреевна, показывая на пакет пряников.
      – Добрая тетушка, я и работать! Ты лучше придумай, как откупиться от мужиков, вчера их выгнала охрана дачного поселка. А в следующий раз, что произойдет?
      Ирина подала пакет пряников тетке, взяла себе пакет соленых орешков.
      – Ирина, что я могу придумать, я уже смерть изобразила, а ты проговорилась, что я живая, – недовольно проговорила Каролина Андреевна, вскрывая пакет с пряниками.
      – А Платон зачем? Пусть тебя защищает, – парировала Ирина, вскрывая банку пива.
      – Тогда пойдем другим путем, ты их вызови сюда, пока здесь нет Матрены и твоей дочки Нины. Попробуем устроить переговоры на высшем уровне, заключим с ними договор о ненападении, – проговорила Каролина Андреевна, с чашечкой кофе в одной руке и пряником в другой.
      – Эти два мужика договора не воспринимают, – возразила Ирина, щелкая соленые орешки из пакетика, и запивая их пивом из банки.
      К ним подошел Платон, в спортивном костюме для дома.
      – Присаживайся, Платон. Кофе завари. У нас легкий завтрак, – проговорила Каролина Андреевна, доставая следующий пряник.
      – А мне пива не будет? – спросил Платон, но увидев покачивание головы Каролины Андреевны, добавил, – Уговорили выпью кофе. У меня есть предложение по поводу вчерашних олухов.
      – Платон, а раньше, где был? Где было твое предложение? – с раздражением спросила Каролина Андреевна, вставая на ноги, которые почти отошли от стрессов и могли ходить.
      – Не хотите, не скажу, – обиделся Платон, положив пару ложек растворимого кофе в чашку, и заливая горячей водой из чайника.
      – Платон, у тебя отличная фигура! Давай поженимся! Это у меня идея, а не у тебя, если мы поженимся, то те двое от нас отцепятся, не будут они преследовать семейную пару. Я подслушала один их разговор. Каролина Андреевна, соглашайтесь на нашу свадьбу, сразу приобретете дочь, зятя и внучку, а преследователи уйдут от вас к другим! – воскликнула на одном дыхание Ирина, чтобы не успели ее прервать.
      – Ирина, если все будет так, как ты говоришь, то я согласна, – приободрилась от надежды на свободу от преследователей Каролина Андреевна.
      – Меня женили! – с пафосом воскликнул Платон. – А я согласен, человеком буду, а не вашим служащим. – И залпом выпил кофе из кружки, словно это вино или спирт.
      – Вот и славно, кстати, моя дочь у ваших соседей, я ждала результата переговоров. Я за ней пойду, а ты Платон изобрази счастливого отца, когда мы с ней придем. – И она выскочила в дверь в джинсах и тонком свитере.
      Через минут пять Ирина появилась с маленькой Ниной. Маленькая девочка тут же спросила, а где ее комната. Каролина Андреевна величественно показала на второй этаж:
      – Нина, весь второй этаж ваш, а если твоя тетя Матрена вернется, мы что-нибудь придумаем.
      Девочка хлопнула в ладоши и побежала по лестнице на второй этаж, за ней пошел Платон. Платон повернулся, взял сумки и помог их отнести на второй этаж.
      К столику подошла Соня, посмотрела на чашки и стала их составлять на маленький поднос, и как-то незаметно вытерла столик. Каролина Андреевна осталась одна за столиком. Она подумала, что с Ириной ей жить проще. Я и Арсений остались на его даче, примыкавшей одной стеной к даче Каролины Андреевны. Я всегда думала, что в дачных поселках непролазный снег, но дорога, видневшееся в окно, оказалась вполне сносной для зимней оттепели, было видно, что здесь чтят хорошие дороги и дорожки внутри дачных участков.
      Холод пронизывал двухэтажный домик. Арсений включил котел для обогрева, благо электричество к участку было подведено. Я пошла на кухню, обнаружила небольшие запасы еды, приготовила ужин из того, что было. В холле стоял небольшой телевизор, мы сели на диван, еду поставили на маленький столик. Поели.
      И мы потянулись друг к другу со всей страстью молодости. Свобода на звуки и чувства – главное достоинство дач. Я встрепенулась, спросила про душ. Оказалось, что душ есть, надо только включить водогрейку. После водных процедур мы разместились на диване в холе, постелили белье, лежащее в шкафу.
      Арсений уткнулся в мою шею, чувствуя мои запахи, потом обнял мое тело. Я запустила руки в его шевелюру, я путешествовала в его волосах, потом поцеловала шею. Он подключился к поцелуям и перехватил мои губы губами. Я приникла своим телом к его телу с нежностью.
      Тела пришли в движение. Ненасытность от ощущений поглотила нас полностью. То он был наездником, то я становилась лягушкой, то мы превращались в иероглиф, похожий на ножницы. Устав от наслаждения мы уснули. Утром страх от преследования прошел. Я позвонила по сотовому телефону Каролине Андреевне, та взяла сотовый телефон со столика, посмотрела на имя 'Матрена', вращающееся на экране.
      – Каролина Андреевна, со мной все нормально. А вы как? Все здоровы?
      – Матрена, у нас все хорошо, есть предложение: поживи в квартире своей матери.
      – Я могу вернуться в свою квартиру, но тогда мне будет далеко ездить на учебу.
      – Тебя переведут.
      Я вытерла набежавшую слезу. Это заметил Арсений.
      – Матрена, что случилось?
      – Тетя Каролина предлагает вернуться туда, откуда я пришла, – и я залилась слезами. И, всхлипывая, добавила, – но я привыкла жить с ней! А дома я буду совсем одна!
      – А я? Ты меня в расчет не берешь? – спросил Арсений.
      – Арсений, ты сам живешь в семье, вас и без меня много!
      Я вытерла слезы, глаза заблестели, появилась улыбка. Я прильнула к Арсению, и мы вновь повалились на диван, довольные жизнью.
      За окном таял снег, вода текла из-под снега на асфальт и утекала по наклонной плоскости. Я шла по строящейся улице, с одной стороны дома стояли лет 9, а с другой на месте снесенных деревянных домов возводили новые дома, с более дорогим фасадом. И это правильно, я, как будущий строитель всматривалась в технологию строительного процесса.
      Мне было все интересно, и как получаются панели, прямо на стройке, и как облицуют дом кирпичами. Я шла медленно и разглядывала кирпичи, а на меня сверху смотрели строители. Один молодой строитель стал передо мной на пятом этаже фортели выкидывать, я испугалась за него и пошла быстрее. Под ногами у меня хлюпала вода, или тихо лежал снег, покрытый свежее выпавшей крупой. Низкое небо с проблесками голубизны внушало ощущение весны. Чувства уныния у меня не было, свежий почти весенний воздух радовал. Закрытые в честь воскресения магазины не удручали.
      Поток машин и автобусов не раздражал, он был значительно меньше, чем в рабочий день. Плакаты приглашали на выборы.
      Рядом со мной шел Арсений и не замечал моих наблюдений за окружающим миром. Он просто перепрыгивал через лужи в снегу или обходил их по тающим сугробам. Его сиреневый плащ вместо рюкзака висел за спиной. Один из рабочих, тот, что загляделся на меня, оступился и полетел вниз, мимо металлических стоек, окружавших место работы строителей.
      Арсений, шестым чувством почувствовал неприятность, нажал на сиреневую кнопку, падение строителя замедлилось, за спиной у Арсения развернулись сиреневые крылья, и он в долю секунды подхватил на уровне второго этажа, падающего человека.
      Строители со всех домов смотрели на сиреневую птицу, которая подхватила парня строителя и поставила его на землю, и тут же исчезла. Я с восторгом наблюдала за подвигом любимого человека, который уже стоял рядом со мной, а сиреневый плащ исчезал за его спиной медленно, но верно. Я трогательно поцеловала спасателя, и мы через два шага сели в его машину.
      Мы приехали в квартиру Арсения, так он решил, что некоторое время мы поживем с его родственниками. В округе дома разнокалиберные, их высота зависит от времени их возведения.
 

 
      Ближе к центральным дорогам дома умеренно грязные, чем дальше от дорог, тем дома чище. Дарья не живет рядом с дорогой, а ее дом находится в двух домах от дороги, то есть не далеко от магистрали передвижения, и тихо. Дарья городская жительница и умеет перемещаться в пространстве на всех видах городского транспорта.
      Какая Дарья? Рост – 167см, размер 44. Глаза светло – серые. Волосы русые до плеч.
      У нее есть мать, отец, старший брат и бабушка неопределенного возраста. У них трехкомнатная квартира в десятиэтажном доме из больших белых кирпичей. Они живут на последнем этаже, сверху над домом расположена надстройка, не понятно зачем, видимо задумка архитектора. Отец у Дарьи большой труженик и сделал лестницу из своей квартиры на чердак. На огромном чердаке видны трубы различного назначения.
      Минуя трубы, он возвел стены, выкрасил их снаружи в белый цвет, и нагородил еще три комнаты. Конечно, при первой проверке их могут аннулировать, но до этого момента можно пожить в нормальной обстановке, не утруждая семью своим частым присутствием.
      Теперь у семьи получилось шесть комнат на пятерых. Это уже намного лучше, да еще плюс кухня. Короче пять спальных комнат плюс одна общая комната, из которой лестница шла на чердачный этаж. В общей комнате поставили диван на троих, два кресла и длинный, низкий столик. На стене повесили длинный плазменный экран телевизора.
      В стене между кухней и комнатой пробурили небольшое окно, по которому туда и сюда ходил сервированный столик, что позволяло есть в общей комнате и не усложнять своим присутствием обстановку на кухне. Готовили на кухне мама и бабушка Дарьи. Брат Дарьи – Арсений молодой человек девятнадцати лет. Рост у него чуть больше, чем у сестры, где-то 179 см. Плечи широкие, ноги длинные, глаза серые, волосы русые. Характер нордический. Младшие члены семьи всегда считали, что они умнее старшего поколения, поэтому старшие вздрагивают от замечания младших.
      Но все по порядку. Арсений учится в университете на втором курсе. Отец семейства – Семен Семенович. Рост – 178, плечи слегка шире нижней части, руки натруженные, пальцы на руках крупнее женских. Волосы зачесаны назад, длина волос не длиннее 6 см. Мать семейства – Тина. Рост 167см, возраст 40 лет. Бабушка – мать Семен Семеновича. Рост 160см.
      Дарья, сестра Арсения искренне обрадовалась возвращению брата, и была рада нашему союзу.
      Тину съедала тоска, дети выросли и развлекались сами по себе либо на ее нервах.
      Дарья слушала такую матерную музыку, при своей внешней интеллигентности, что не только уши вяли, но и мозги усыхали. Музыку Дарья включала на полную мощность, одну и ту же песню слушала по несколько раз и подпевала. Речитативные песни крутились под самодельные клипы и вызывали нервные спазмы. Тина задумалась, а виновата ли в этом музыка Дарьи? Тине не хватало Аскольда, очень не хватало, но его убрали с ее дороги навсегда. Страшное слово: навсегда. Его больше нет, а есть дурная страсть дочери. Модные ритмы со странной рифмой раздражали до бешенства.
      Тина послала проклятье на экран с такой ненавистью, что Дарья вскричала:
      – Не смей, проклинать моих друзей!
      – Выключи! – выдавила из себя Тина.
      Рядом бегали две собаки, создавая суету. Кобелю было два года, его будущей партнерши только два месяца. Эта маленькая, красивая собачка задирала взрослого пса, и он не выдержал: смазал лапой по мордашке собачки. Тина достала остатки твердой колбасы, разрезала на две неравные части и отдала собакам за домашний цирк. Они успокоились, легли с двух сторон от нее и задремали, поскольку и Дарья выключила песенный речитатив и удались на встречу с автором песни. Семен Семенович последнее время постоянно жил на даче и Тине не докучал, он ее вовсе не замечал. Мать посла его на даче вместе с козой, и поила козьим молочком.
      Оставался Арсений, но он так увлекся девушкой, что мать в упор не видел, и ее к себе в комнату не пускали.
      В доме наступила временная тишина, Тина включила телевизор в общей комнате и стала смотреть сериал про Букиных, но просмотреть всю серию она не смогла. Ей захотелось пойти в обувной магазин и купить новые туфли. Для чего она не знала, но хотелось обновить обувь. Она переключила программу, там красили волосы, захотелось пойти и купить новую краску. Она взяла и выключила плоский экран.
      Тишина заставила вспомнить Аскольда. Это было самое наихудшее состояние, сопровождающееся полной безысходностью. Глаза упали на усохшие букеты цветов, выбросить их у нее не было желания. Она была пустая, без положительных эмоций.
      Она стала рассматривать обстановку вокруг себя, но что-либо делать ей не хотелось.
      Вдруг она ощутила зов Аскольда. Он звал ее с того света. Возникло ощущение, что его душа в этой комнате. Это было ужасно! Дома не было никого! Была только зовущая ее душа, умершего любимого человека. Да, она его любила! Со всеми его достоинствами и недостатками. Она знала секрет счастья: между удачными свиданьями обязательно должна была быть нейтральная полоса отчуждения. А теперь у нее была только эта полоса, но она не обещала приятной встречи. Руки у Тины мелко-мелко завибрировали.
      Она посмотрела на руки, внешне они были спокойны, а изнутри их трясло. Состояние нервного напряжения нарастало. Психоз готов был вырваться наружу, ей хотелось заголосить. И она завыла, протяжно и неистово, и резко прекратила вой. Тина вышла на балкон, лето окутало ее теплом. Пролетел голубь. Мимо капнула вода с верхнего этажа. Она села в кресло, взяла отложенную книгу, стала читать. В дверь позвонили. Пришла Матрена, с капельками слез в глазах.
      – Что случилось? – спросила Тина – Не знаю, я устала быть никем и нигде, – тихо пролепетала я.
      – Проходи на балкон. Поговорим, – предложила мне Тина.
      Мы сели в два кресла, в окружении цветущей герани, на лето выставленной на балкон.
      – Тина, а что говорить? Я живу у вас никем. Тетка сорвала меня с моей квартиры и Арсений не дает в нее вернуться. Жить у тетки я не могу, с ней живет двоюродная сестра с дочкой и новым мужем. Я никому не нужна, – и я заревела в полный голос, навзрыд.
      – Матрена, а какой сегодня день недели?
      – Вы про Фиолетовую Богиню или красную девицу – царицу? Так это шутки Арсения.
      Сильно придуманная ложь. Не летала я в ракете на Тихий океан. Я все придумала. А я не умею постоянно выдумывать подвиги, чтобы ему было со мной интересно! Не могу! – и я нервно всхлипнула.
      – Это поправимо.
      – Нет, его фиолетовое тщеславие границ не имеет! – вскрикнула я.
      – Я верю тебе. Его отец тоже хочет от меня того, чего во мне нет и быть не может.
      – Но у вас дети и вы привыкли друг к другу!
      – Если ты заметила, то он живет постоянно на даче, там и развлекается. Илья Семенович в отставке по возрасту, еще не наигрался и свободой не надышался.
      – А мне, что делать? Я не люблю красную пастель и его фиолетовую мантию. Я хочу быть собой.
      – Будь.
      – Мне надо уехать от вас. Я поеду в свою квартиру, давно я там не была, тетка за квартиру платила, а я там почти год не была.
      – А, что мне Арсению сказать?
      – Что я улетела на остров в океане, это последняя наша шутка. У тетки, правда, есть нефтяная платформа в ста километрах от берега. Кстати, там, сейчас, находится Арсений, я одна улетела на вертолете.
      – Матрена, заметь, ваша жизнь полна чудес и без фиолетовых фантазий. Не возражай мне. Хочешь уехать – уезжай.
      Я поднялась наверх, собрала вещи, помахала пальцами и вышла из квартиры.
      Тина неожиданно для себя почувствовала легкость. Собаки проснулись и стали бегать мимо нее туда – сюда. Она улыбнулась себе любимой и приступила к уборке квартиры.
      В дачном поселке жизнь шла с местной скоростью. Илья Семенович зашел в дом бывшего изобретателя. Помещение опутанное проводами, не вызывало ощущения жилого помещения. Хозяина – изобретателя похоронили, его смерть официально оформлена. А вот Аскольд был жив. С ним Илья Семенович пошутил, но еще больше он пошутил с Тиной и Серафимой. Обе находятся в шоке, обе в подвешенном состоянии и от взаимной ревности на похороны не приходили. Полковник был зол на жену и сестру.
      Они выводили его из себя любовью к Аскольду. Полковник и решил убрать Аскольда с дороги. Он редко жил дома, пока служил, и, вернувшись в дом, не мог найти себе место. И его место было элементарно занято. Устроил Илья Семенович обычную перестрелку у пруда, куда дачники особо не ходили, из-за тины в пруду. Женщинам сказал, что Аскольд случайно погиб. Не нравилась ему ложь, но так получилось.
      Аскольд на самом деле уехал далеко и надолго. Чудовищная ложь стоила полковнику денег. Аскольд уехал, а спокойствия не было. Не в нем было его спасение. Не в нем. Теперь он бродил среди проводов в доме изобретателя и искал вчерашний день.
      Ему захотелось уехать далеко и надолго. В его душе не было ни любви, ни ревности.
 

 
      Я пыталась увильнуть от назойливой любви Арсения, но чем больше я отсылала его, тем настойчивее он становился. Жесть. А еще его бабушка проглотила стальную коронку вместе с сушеными абрикосами. Тронула она языком десну и обнаружила пустоту, а коронка уже согнулась внутри абрикосы и проскочила в желудок. Жесть.
      Так и Арсений проскакивает в меня, как бы я его не отгоняла от себя. Зуб бабушка по глупости обтянула железом, послушалась старших товарищей, говорящих, что так остаток зуба надежней сохраниться. А если он любит меня, то кто из нас лучше сохранится? Непонятно.
      Я могла бы и за него замуж пойти, но он – ни рыба, ни мясо и за футболистов "Спартака" не болеет. А у меня даже шарфик фирменный есть. Не болельщик он, а наглый, молодой человек, с приличным орудием любви, за это он мне и подходит. Мы с ним, то есть с Арсением встретились на ночной дискотеке. Музыка гремела, цветомузыка вращалась и посылала импульсы в толпу танцующих людей. Я танцевала так, что от меня постепенно все отпрыгивали в сторону. Я же почти настоящая танцовщица и на меня интересно смотреть. Вот мы и станцевались с Арсением.
      Он остановился и смотрел на мой танец, за ним остановились все, и я вытанцовывала в одиночку. На меня нашло вдохновение танца! Приятно! Я находилась в центре внимания публики, в центре цветовой настройки танцевального поля. В центре музыки. Расхвасталась. Подошел Арсений ко мне после танца и пошли мы на улицу. Погода – ни холод, ни жара. Нуль или ноль градусов. И мы два нуля. О том, что он единица я узнала через неделю. Но сейчас не об этом. Металлическая коронка бабушки пустилась в плавание по ее организму, и она физически ощущала ее место очередной стоянки. Она трепетала от страха, что может умереть от этого тонкого металла. Захотелось ей поехать к черту на рога. О своем состоянии она поделилась с Арсением.
      Арсений из страданий бабушки сделал странный вывод и предложил мне поехать на Малахитовые горы, посмотреть на М. треугольник, пока из него не сотворили аномальный центр. Я уже видела на экране эту лесисто – волнистую зону, и ехать туда мне не хотелось. Я прекрасно понимала, что если у нас ноль градусов, то там минус десять. Я сама становлюсь аномальной величиной! А две аномальные величины могут и отталкиваться! Это Арсений не аномальный вот его и тянет в треугольник.
      А потом я подумала, что я, Арсений и металлическая коронка в желудке его бабушки – это и есть некий аномальный треугольник.
      Подняла я руку вверх, опустила и сказала:
      – Поехали!
      Но мы никуда не уехали, а пошли к отцу Арсения, Илье Семеновичу специалисту по М. треугольнику. Он такую глупость рассказал, будто в этом треугольнике есть выход оси земли! И, находясь на территории зоны можно сдвинуть ось земли на долю градуса, а это вполне может вызвать некоторые сдвиги земной коры. Кто тут сдвинутый был – неизвестно! Еще он сказал, что там часто встречают НЛО. Это я и сама знаю, читала, по ТВ видела пятна в небе.
      Подводя итоги, я пришла к элементарному выводу:
      – В М. треугольнике можно сдвинуть ось земли,
      – Можно наблюдать НЛО.
      Неплохо, но не могу я сдвинуть ось земли, но увидеть НЛО? А почему нет? Мы решили поехать в первые, теплые летние дни. Надо было купить палатку, рюкзаки, одежду, посуду и прочее. Мы ходили по магазинам спортивных товаров и искали необходимые предметы особой легкости. Нам сказали, что до нужного места придется идти пешком, что оно находится не в М., а в стороне от нее. В день отъезда погода была солнечная, плюс двадцать градусов тепла. Мы сели в поезд, доехали до маленькой станции. От нее по узкоколейке доехали туда, куда ехали. Снег валил в июне только так! Ноль градусов. Вот и вся аномалия, но это мое личное мнение.
      Река Оперная она и есть река, по горам, по холмистой местности несет свои малахитовые воды. И нам через нее пришлось переплывать по пути к аномальной зоне!
      Вода – холодная!
      Пошли мы по тропке, несем на себе свой скарб, да тут лишний грамм почувствуешь!
      Шли по компасу, и пришли на большую поляну, с большим числом срубленных деревьев.
      Срубленные деревья были выложены рядами, словно в лесном театре. В центре поляны был сооружен небольшой помост. Палатки стояли по периметру поляны, слегка спрятанные в листве, покрытой свежим, тающим снегом. Мы поставили палатку там, где нам посоветовали старшие товарищи по аномальной зоне. Здесь все жили в палатках фирменного пошива, один седовласый мужчина жил в темно-серой палатке, сшитой своими руками. Палатка на самом деле была легкой, сверху ее покрывала тончайшая, серебристая фольга, от этого его палатка казалась маленьким чудом.
      Хозяин палатки был седовласым человеком с тонкими чертами лица, с тонкими костями и широкими плечами. Он был как не от мира сего. При виде этого благообразного старика я забыла о металле в собственном желудке! Он был хорош!
      Арсений отошел на второй план! Он и на самом деле пошел по периметру поляны знакомиться с соседями. А я видела перед собой только этого старика! Я попыталась с ним заговорить, но он не обращал на мои слова внимания и меня не замечал. Тогда я решила понаблюдать за ним со стороны, поговорить о нем с другими людьми. Мне сказали, что скоро будет его выступление, тогда я все и узнаю. Люди приезжали на зону на одну – две недели, а он практически здесь жил.
      Выглянуло солнце, снег исчез, зеленая трава стала изумрудной. Листочки засияли с капельками снежной росы. Старик шустро залез на помост и с чувством стал рассказывать необыкновенные истории об аномальной зоне. И еще он попросил подойти к нему тех людей, которые согласны, вместе с ним сдвинуть ось земли. Ему нужны были люди, которые верили в то, что ось земли можно сдвинуть силой внушения! С Арсением мы были уже знакомы к этому времени три месяца. В старика я влюбилась на третьей минуте. Его тонкая кожа на груди, лишенная растительности, выглядывала из расстегнутой клетчатой рубашки. Волосы до плеч серебрились, как фольга на его палатке. Чувственные пальцы рук шевелись в пространстве, что-то поясняя из его рассказа. Джинсы не первой молодости обтягивали абсолютно прямые ноги, подчеркивая торс, одетый в клетчатую рубашку. Чудо!
      Я подошла к старику в числе тех, кто готов был сдвинуть земную ось мимо столетий.
      Да я в тот момент была готова на все, хоть луну с неба достать! Но достала из рюкзака часть продуктов и отдала их старику, а в ответ увидела его разнокалиберные глаза, с веселым прищуром. Один глаз был немного больше другого, а сами глаза были весьма странной формы, тем не менее, привлекательные.
      Я поняла, чем его можно взять, тем, что в лесу на деревьях не растет. Старик отобрал трех мужчин и меня, и повел нас в лес. Буквально в ста метрах от стоянки находился лаз под землю. Я так поняла – это была дорога к оси земли. Я оглянулась, но признаков землеройных машин не обнаружила. Земля вокруг лежала сырая, промозглая. Лезть в нору мне не хотелось. Вход был метра полтора в диаметре, нагнувшись, я пошла за мужчинами.
      Метров через десять появилась пещера, это же горы! Тут оказалось несколько пещер, соединенных искусственными, пробитыми в скальной породе окнами. Свет шел сквозь сеть отверстий над головой, которые при необходимости можно закрыть. В одной пещере лежал кусок серебристой пленки, тут мы и сели на распиленные пни вокруг стола из сколоченных досок. В этой же пещере стоял верстак с рубанком. Вот, где жил хозяин М. треугольника! А я подумала, что я, Арсений и старик – уже треугольник, если не настоящий, то из ближайшего будущего. Но, я не выдержала первого сеанса внушения земле, чтобы она сместила свою ось, и мы с Арсением покинули М. треугольник.
 

 
      Трава стояла сухая, коротко подстриженная. Листья лениво шевелились в легких порывах ветра. Вода со свинцовым оттенком тихо отражала серое небо. Середина лета собственной персоной бродила по земле, и рядом с летом ходила я. Я – в зените молодости. Походка моя еще легка, но уже не суетлива. Я много знаю, и обладаю неплохой памятью. Фигура под одеждой не манит, но и не отталкивает. Эта ситуация в значительной мере зависит от выбранной мной одежды. За мной струится тот запах духов, который подарил мне Арсений. Я нормальная женщина. Сейчас я с тоской смотрела на берег городского пляжа, и не замечала загорающих людей, значит, они не замечали, что идет середина лета.
      Я знакома с жизнью, и жизнь меня знает. И этот пляж я помню своим телом. Сколько часов я на нем загорала! Сколько я смотрела на этот пруд с пляжа до появления солярия! На него я приходила в жаркие дни, когда ехать куда-либо слишком было для меня жарко. Однажды я дней пять подряд ходила на пляж и ложилась на одно место. В пяти метрах от меня лежал великолепный мужчина. Его накаченное тело излучало столько энергетики, что я каждое утро вскакивала, смотрела на небо и бежала на пляж.
      Мужчина приходил утром. Тело его было бронзовым от загара. Я смотрела на него и вставала загорать поодаль. Я вообще любила стоять на пляже и только иногда ложилась ногами к солнцу. Когда мужчина лежал, он мне нравился, но стоило ему подняться на ноги и идти к воде, как он становился мне неинтересным. Интеллекта в нем было маловато. Физически он мне импонировал, но его лицо и лоб не вызывали у меня умиления. Он меня тоже заметил, но помалкивал. Волосы у него были, как это трава, сухие, коротко подстриженные. Мы так и не познакомились.
      Середина лета. И центр напрасной ревности. Да, я последние дни страдала от ревности, то ли это любовь не уходила и держалась в моей душе остатками чувств.
      Предмет моей ревности был с интеллектуальным лицом, но без признаков мускулатуры.
      Лицо его – меня устраивало, но тело не привлекало. Однако я Арсения любила некоторое время и ревновала ко всем женщинам, с кем видела. И вот сейчас, глядя на пустой пляж, я почувствовала, что ревность меня больше не волнует. Настроение мое стало похожим на свинцовые облака.
      Что дальше? Почему жизнь женщины обязательно должна крутиться рядом с мужчиной?
      Я, что сама вокруг себя не могу покрутиться? Да запросто! И чего я вчера весь вечер давила на кнопки телефона, а слышала одни гудки? И зачем мне высматривать его письма? Я остановилась на берегу пустого пруда, лодки, и те не бороздили его просторы. В воскресенье я гуляла в районе любимого пляжа. Я повернула голову и увидела в траве мужчину. Он лежал спиной ко мне. Эту спину я уже видела! Да не в этом году, но видела на песчаном пляже, а сейчас спина виднелась из травы. Мне стало страшно. Захотелось убежать, куда глаза глядят. Но глаза заворожено смотрели на мужскую спину, мне неудержимо захотелось коснуться пальцами его кожи.
      А кто мешает? Он один. Я одна. И лето, хоть и не жаркое, но лето. Я подошла ближе, заметила его рубашку на ветках дерева. Он лежал в брюках.
      – Вы живы? – спросила я дрожащим голосом.
      В ответ я услышала оглушающую тишину. Мне захотелось убежать, но некогда обожаемая спина тянула к себе.
      Я нагнулась к мужчине, он резко повернулся, и я оказалась на его груди.
      – Привет! Долго же я тебя ждал!
      Я лежала на его крепкой груди, наши глаза смотрели в упор друг на друга.
      – Ты не из трусливых баб! Я люблю тебя, женщина! Понимаешь! Я два года не мог тебя найти! Я не знал, где тебя искать! Я ходил на пляж в любой теплый день. Я ждал тебя!
      Я попыталась скатиться с его груди, но он судорожно обнимал любимое тело, которым бредил так долго!
      – Почему ты перестала ходить на пляж?
      – Мой молодой человек не пускал меня на пляж и сам не ходил на него.
      – А я!?
      – Простите, но мы не знакомы! Да, я помню вас на пляже! Да, мы пять дней рядом загорали, но мы не разговаривали и не знакомились!
      – А! Помнишь! Ты меня не забыла!
      – Пока еще не забыла, поэтому и нагнулась, я подумала, что вам плохо.
      – Мне было плохо, но теперь я чувствую себя отлично под твоей тяжестью!
      – Отпустите меня, я поднимусь, вам станет легче.
      – Я не отпущу тебя! Я тебя поймал! Ты моя! – и он впился в мои губы с такой страстью, что я невольно ему ответила.
      Что с людьми делает любовь? Она выключает их сознание из розетки совести.
      Совесть засыпает с чистой совестью. Двое. Нас было двое. Стало нечто единое, страстное, порывистое. Мы перевернулись. Его глаза смотрели сверху, они лучились счастьем! Глаза казались огромными. Его волосы прекрасным ореолом обрамляли лицо.
      Он был великолепен! И как я тогда его не разглядела? А, тогда у него была очень короткая стрижка!
      – Я не выпущу тебя, пока не скажешь, как тебя найти! – проговорил мужчина и тут же поцеловал мои волнующие его губы.
      Я под поцелуем стала приходить в себя, но вывернуться из-под крепыша сил не было.
      Я вся была распластана на траве, и мои губы находились под его губами. Я дернулась туда, сюда, но он только крепче сжимал меня со всех сторон.
      Он вдруг отпустил меня, сел рядом и стал смотреть на меня с таким обожанием, что мне стало неловко.
      – Как вас зовут? – спросила я.
      – Я – Макар Шнапс.
      – А я – Матрена Скрепка.
      – Это ж надо! Как же я тебя Матрена искал! Скрепку бы кинула с неба, чтобы я тебя мог найти. Я уже открывал страницу 'Жди меня', но что написать? Что еще девушку в купальнике с пляжа у пруда?
      – Зато наши отношения проверены временем.
      – Смеешься? Смейся, теперь и я могу смеяться, – и он лег на спину, но тут, же повернулся, взял в руки мои ноги, прижался к ним, – это ты! – и весело рассмеялся.
      Мы встали, стряхнули с себя травинки, соринки. Он надел рубашку, и мы пошли, держась за руки.
      Макар резко остановился и спросил очень серьезным голосом:
      – Куда идем? Матрена, ты не представляешь, как я тебя искал! Я так рад и так боюсь потерять тебя! Ты замужем? У тебя есть дети? Где живешь? Где работаешь?
      – Все есть понемногу, – я вздохнула, ведь только сегодня я полностью порвала с бывшим молодым человеком Арсением, он ревновал меня к хозяину М. треугольника.
      – Не вздыхай, Матрена, все наладиться.
      – Макар, ты пляжный бомж?
      – Нет, BMW смотрит на тебя. Почему я был здесь? Так захотелось. А ты, почему сегодня здесь гуляешь?
      – Сама не знаю, захотелось здесь пройти. Мои зеленые Жигули стоят рядом с BMW, машины раньше нас встретились, как кони у стойла.
      – Номер твоей машины я уже запомнил, это последняя модель, в этом году она очень популярная. Но без машин у нас было больше общего, вернемся на берег?
      – Что-то будет, когда до жилья дойдем, тут же расстанемся.
      – Не болтай зря, мне все равно, где ты живешь, будешь жить со мной, я к тебе не приеду.
      – Не люблю насилия, я буду жить дома.
      – Хочешь, чтобы я тебя вновь на два года потерял? Нет, я не отпущу тебя!
      – Ну, почему меня вынесло на этот берег?
      – Я тебя ждал, я как зверь затаился. Я знал, что ты вспомнишь мою спину на пляже.
      – Сколько девочек, зачем я вам?
      – Об этом говорить не стоит, ты мне нужна. Мне твоя фигура два года мерещилась, никто не может тебя заменить, и ты это прекрасно понимаешь.
      И он вновь обнял меня со страстной силой и уходящим отчаяньем. Рядом с нами остановилась HONDA красного цвета. Из машины выскочила женщина в красном брючном костюме, с длинными черными волосами.
      – Макар, это кто с тобой? Что за тихоня в твоих руках? Да отпусти ты ее!
      – Ирина, проезжай, сегодня не твой день.
      – Я уеду, но с тобой.
      Рядом резко остановился темный FORD, из него выскочил мужчина.
      – Матрена, я передумал. Я могу передумать? Поехали домой, хватит сердиться.
      – Матрена – это судьба, – сказала Ирина в красном и повернулась к сухощавому мужчине. – Вы брошенный? Матрена вас бросила? Можно я вас подниму?
      Арсений посмотрел на меня и на яркую Ирину.
      – Поднимайте! – сказал решительно бывший мой мужчина. – Меня зовут Арсений, чтоб вы знали.
      – Четыре человека, надеюсь четыре машины, а надо сделать две пары, – растерянно проговорила Ирина.
      – Машины оставляем здесь, и едем на берег пруда, – резко сказал Макар.
      – А, пошли, – подхватил инициативу Арсений.
      Все четверо пошли к берегу пруда. Арсений посмотрел на сухую траву, растущую вокруг, сбегал к машине, взял сдутый надувной матрас с насосом и догнал нас. Он быстро накачал матрас и предложил на него сесть. Я и Ирина отказались, тогда он сел сам. Рядом с ним села Ирина. Макар взял меня за руку, и мы вдвоем быстро пошли к машинам. Я села в его BMW и мы поехали.
      В машине я почувствовала тяжесть на плечах и дыхание, и увидела крупные лапы собаки и отменную собачью мордочку крупных размеров.
      – Хорошая, хорошая, – выдохнула я собаке.
      – Это он, его зовут Львиный Зев. Можно Зева де Люкс, как удобно, но лучше Зев.
      Он всегда меня сопровождает, – пояснил Макар.
      – Мы куда едем? – спросила я с нервной дрожью, глядя больше на собаку, чем на Макара.
      – Сегодня выходной у меня, и у тебя тоже, едем, куда глаза глядят. Первым делом нам надо повенчаться, поэтому едем в Загорск. Там чинная обстановка, она способствует очищению блудных мыслей. Ты Ирину видела? Моя бывшая дама сердца, ей храмы и соборы не помогают.
      – На самом деле мы едем венчаться? – спросила я, прерывая его речь об Ирине.
      – Не совсем так, но близко. Послушаем пенье колоколов, и ты легко забудешь Арсения. Мы с тобой пройдем обряд очищения. С экскурсией погуляем между храмами и в один обязательно зайдем, день самый раз для таких мероприятий. В монастыре есть святая вода. Выпьем – помолодеем. Душа наша и очиститься от скверны прежних отношений.
      – Как у тебя все серьезно.
      – Я тебя долго ждал, уже забывать стал.
      Все так и было, через Гефсиманский черниговский скит и святой источник мы вышли в новую жизнь, в которой пока все было по – старому.
      – Макар, вы меня не спросили о моей семье.
      – Ты о чем? Ты одна гуляла в выходной день! Где твоя семья? Твоя семья – это ты.
      – Почти угадал. А тебя волнует: сколько мне лет, кем работаю?
      – Это ни вопрос. Я могу ответить кто я. Я работаю менеджером по продаже телевизоров и компьютеров высшего качества. Знаешь, кого я видел? Ко мне приходили известные певцы и актеры. Я теперь всех актеров без телевизора вижу.
      – Ты – почему хвалишься?
      – Прости, Матрена, я помечтал. Я охранник, обычный временный охранник. А актеров я на самом деле вижу, но они меня не видят.
      – Замечательно, а вдруг ты дворник на Мосфильме? Вообще тогда всех знаешь.
      – Я не дворник. Я совсем забыл, мне сегодня в ночь выходить. Я тебя подвезу к твоей Ладе, и мы разбежимся.
 

 
      Макар высадил меня у зеленой машины, а сам быстро поехал в сторону городской больницы. У него отец лежал в реанимации с обширным инфарктом, сегодня он мог его увидеть. Отец казался тенью самого себя. Он был абсолютно бледный, похудевший, какой-то прозрачный. Если бы не бригада врачей из реанимационного отделения его бы уже не было на свете. Отец выглядел живым покойником.
      Ужас охватил все существо Макара, он не сказал Матрене истинной причины поездки в Загорск. Он там молился за отца, но мысленно, вслух он этого делать не мог. Он не сказал ей, что лежал в траве у пруда от страха за жизнь отца. Макар любил отца. И теперь он видел его живого. Он Матрену вообще почти забыл, но вспомнил пляжной памятью, лежа на земле. Молодая особа своим присутствием помогла ему выйти из транса. Матрена на него положительно повлияла.
      – Сын, ты, почему с ужасом на меня смотришь? – тихо спросил отец.
      – Прости, отец, ты прекрасно выглядишь.
      – Не хорошо обманывать старших. У меня для тебя есть информация. Когда я был между небом и землей, я видел тебя с женщиной, но это была не Ирина. У нее зеленые Жигули, она твоя женщина от природы, – сказал отец и потерял сознание.
      Макар позвал медсестру, та вызвала врача. Скоро подошла его мать. Он ушел из больницы, думая над последними словами отца, если бы так было все на самом деле!
      Матрена ему понравилась, но и только.
      Я, выйдя из BMW Макара, почувствовала подставу, и ощутила себя брошенной, обманутой. Меня использовали и выкинули. Посмотрев на уезжающую машину, я перевела взгляд на берег пруда. На берегу лежал надутый матрас и рядом с ним в странной позе лежал мужчина. Я, вздохнув, посмотрела на лежащего человека. Берег вновь был пустынным. У надувного матраса лежал Арсений лицом вверх. Он был ни жив, ни мертв, но шевельнуться не мог.
      – Арсений, что произошло? Что с тобой? – участливо спросила я.
      Он промычал, показывая пальцем на сердце пальцем.
      – Я вызову врача, – сказала я и стала набирать номер скорой помощи на сотовом телефоне.
      Арсения вскоре увезли в больницу и положили в палату, куда в тот же день перевели отца Макара Шнапса из реанимации. Старшего Шнапса тут же в палате окрестили Магарыч, на что пожилой мужчина не обиделся, он привык к этому прозвищу и поэтому этот самый магарыч не употреблял. Через пару дней Арсений и Магарыч могли вполне сносно разговаривать, их волновала причина сердечных неурядиц. После нескольких фраз о том, что было с ними до приступа мужчины пришли к выводу, что причина их болезни одна и зовут ее очень скромно – Ирина.
      Она была столь яркой особой, что руки мужчин тянулись к ней, думая, что их руки растут из ее тела.
      Магарыч по простоте душевной тронул рукой Ирину в домашних условиях, он просто коснулся ее тела. Она взвизгнула и прыснула ему в лицо некий газ из баллончика.
      Он надышался этой прелести до инфаркта. Арсений оказался покрепче. После отъезда Матрены с Макаром, минут через пять он полез к нежному телу Ирины и глотнул газ из баллончика. Краткая история сердечных воздыхателей яркой женщины закончилась на соседних кроватях в больнице. У них мелькнула светлая мысль подать на нее в суд, но, поговорив, решили этого не делать.
      В следующий раз я с Макаром встретилась в больнице. Я пришла к Арсению, а Макар к отцу Магарычу. Больные с истерическими смешками рассказали нам причину своей болезни. В сторону Ирины полетели все словесные шишки, пока, говорящие не выговорились. Они замолчали.
      Арсений, посмотрев долгим взглядом на меня и Макару, сказал:
      – Совет вам, да любовь.
      – Арсений, я не выхожу замуж за Макара, я к тебе пришла, ты вылечишься и вернешься ко мне, – сказала я.
      – Вряд ли, но ты, Матрена, приходи, кроме тебя ко мне никто не придет, мои все на даче.
      Сказав вежливые слова прощания, мы разошлись. Макар сел в свою машину, я в свою Ладу и мы разъехались. Он поехал к Ирине, злой на нее до крайней степени. Ведь он этот ее газ уже проходил, и вот две новые жертвы на больничной койке лежат.
      Где она эти баллончики берет? Выкинуть их и дело с концом. Так он мечтал по дороге.
      Ирина физически не выносила мужских прикосновений, она их терпеть не могла.
      Драться со всеми, кто западал на ее внешность в виде амфоры, ей было не под силу.
      Она добыла баллончики с неким газом, он сужал сосуды человека, попадая в дыхательные пути. Магарыч много глотнул, да и стар был для таких женских, злых шуток. В ней был комплекс неполноценности, она и с Макаром вела себя, как девушка. Посмотреть на нее, так только что с Тверской улицы пришла, а на самом деле, у нее не было ни одного лишнего мужчины. На Тверской она посещала магические по своей престижности магазины и не более того, разумеется, она видела моду этой улицы, и мода отражалась на ее внешности.
      Макар Шнапс любил Ирину, но он был нормальный мужчина, поэтому так вцепился в Матрену. Он изнемогал от элементарных мужских желаний. Все просто, как само устройство мира человеческих отношений. Я думала о том, почему для современного инженера вредны шахматы и фантазии.
      Почему? Для того чтобы создавать современную технику, нужны чистые мозги, и если человек тратит их на тяжелую литературу и пустые шахматы, то его элементарно не хватит на длительное служение науке. Его мозги сорвутся на пустых хлопотах. То, что хорошо было для шаха десять веков назад, то плохо для современного инженера.
      Точно так же инженер не имеет права отдавать себя гарему женщин. Он истощиться раньше времени, не выработав свой научно-полезный потенциал. Это аксиома.
      А потом я стала думать о Макаре Шнапсе, неплохо мы съездили на экскурсию в Загорск и вовсе он не тупой, как я думала о нем на пляже два года назад. Он скорее крутой и таинственный. Арсений и Ирина пусть пообщаются. Внешне они друг другу подходят. А проблемы Ирины скорее всего в том, что она не нашла того, кто полюбил бы ее быстрее, чем она, как фокусник вытащит газ против мужчин. Нужен мужчина с быстрой реакцией, который бы ее обезвредил. Интересная мысль, видимо Макар с ней все же справлялся, но терпенье его иссякло. Ирина надо непременно наказать настоящей любовью. Я задумалась, хорошо бы на это уговорить Арсения, если он не побоится к ней еще раз подойти.
      И я позвонила Макару:
      – Макар, спасибо за поездку в Загорск! У меня есть просьба: ты сможешь направить Ирину в больницу к Арсению? Пусть она посмотрит на результат своей газовой или нервной вспышки.
      – Матрена, Ирина женщина непредсказуемая, боюсь, что она мне не простит поездку с тобой. Запиши ее телефон и попробуй ее уговорить. Пока.
      Я позвонила Ирина:
      – Ирина, извини, что я тебя тревожу, но Арсений лежит в больнице, он не понял, что с ним произошло, ты не могла бы его посетить?
      – Запросто. Говори номер палаты и отделение. Хорошо.
      Я помахала головой от негодования, но лишнего слова не произнесла.
      Теперь я решила предупредить Арсения по телефону:
      – Арсений, к тебе Ирина едет, будь любезен, предупреди мужчин, чтобы руки свои в карманах держали и ее не трогали.
      – А меня не могла предупредить?
      – А кто знал? Ты сейчас не попади в ту же ситуацию.
      Ирина приехала в больницу. Она зашла в палату и увидела, что все мужчины держат руки в карманах. Она сама поставила передачу на тумбочку и сказала:
      – Всем – здравствуйте! Выздоравливаете! – и, повернувшись в сторону Арсения, добавила. – Прости, но и ты не прав.
      – Согласен, я поторопился, – сказал Арсений, не вынимая рук из кармана.
      – Арсений, я думала о тебе…
      – А почему не вызвала скорую помощь? Если бы не Матрена…
      – Я прыснула в тебя газ и ушла, откуда мне было знать, что ты копыта откинешь?
      – Грубо как…
      – Слушай…
      – Ирина, ты яркая, красивая женщина…
      – Я об этом наслышана. Меня не надо трогать руками!
      – Не буду трогать тебя руками, пока сама не попросишь.
      – Ты меня простил?
      – Ты меня бросила.
      – Не начинай. Если я тебе нужна, то будь добр, не будь нудным.
      – Матрена от меня ушла…
      – Она недалеко ушла, а к Макару, найти ее можно, я ее видела, она тебе не подходит, тебе я подхожу.
      – В этом есть доля истины, но что мы с тобой будем делать? Что!?
      – Спокойно, Арсений, лечись, а там посмотрим, я приеду к тебе завтра, – и она быстро вышла из палаты.
      Мужчины смотрели на нее во все глаза, и держали руки в карманах, пока она не скрылась из виду, и сразу подошли к Арсению.
      – Ничего себе женщина! – проговорил один.
      – Отменная дамочка! – выдохнул второй.
      – Повезло тебе! – выкрикнул третий.
      – Арсений, бойся ее, – предупредил Магарыч.
      – Магарыч, я знаю. Но она такая красивая, ребята! – восторженно воскликнул Арсений и потянулся к полиэтиленовому пакету на тумбочке.
      Мужчины по очереди исповедовались о своих подвигах на личном фронте. Арсений слушал их и ел, ел. С каждой минутой Ирина становился для него все заманчивее и необходимее, он уже забыл, что из-за нее лежал в больнице. Он быстро пошел на поправку. А Магарыч долго еще лечился то там, то здесь. Я, пристроив Арсения, занялась вплотную Макаром, но он оказался неуправляемым и мне не подчинялся. Я билась, как рыба об лед и все безуспешно. Он не шел ко мне навстречу. Я хотела уже махнуть на него рукой, и тут услышала звонок в дверь. Я заглянула в глазок и увидела цветок.
      – Эй, кто там? Я не открою дверь, пока не увижу вас.
      – Матрена, это я, Макар Шнапс.
      – Ты!? – удивленно воскликнула я, открывая нервно дверь.
 

 
      Между нами красовался огромный букет цветов. Макар вошел в квартиру. Цветы поставил в вазу. Он прошел в большую комнату, сел на диван. Перед ним стоял журнальный столик.
      – Нормально живешь, Матрена, – сказал он, крутя головой.
      – Не жалуюсь.
      – А я с родителями живу, – без эмоций вымолвил Макар.
      – Я поняла.
      – Ничего ты не поняла! – нервно заговорил он, – мы взрослые люди, а ведем себя, как подростки. Ирина тоже все девочку изображает! Жизнь мимо проходит!
      – От меня, что требуется? – раздосадовано спросила я.
      – Прости, я погорячился, вот поэтому я и не хотел принимать твое приглашение.
      Ничего у нас не получится! – с истерическими нотками в голосе проговорил, крепкий на вид мужчина. Я сейчас один – приходи ко мне.
      – Ты уже пришел ко мне, а теперь Арсений с Ириной.
      – Я в курсе. Я не против их пары. Хочу сделать тебе предложение: 'Выходи за меня замуж!' – Отлично! Ты у меня спросил: свободна ли я?
      – Согласишься, будешь свободная для меня. Ты мне подходишь.
      – Я это знаю, но у меня есть муж, но я сейчас одна.
      – Возьмем его к себе!
      – Он иностранец. На родном языке он говорит лучше, чем на русском. Я от него сбежала, теперь одна. Он там привык, а я не могу с ним жить. У меня аллергия на чужой климат, поэтому меня он отпустил полюбовно. Я покрываюсь волдырями, размером со смородину стоит мне выйти на улицу.
      – А черную или красную смородину?
      – Белую смородину. Я серьезно говорю.
      – И я не шучу. А здесь я на тебе волдырей даже на пляже не видел. Так, что было два года назад?
      – Тогда я вернулась на родину и лежала на пляже. Так хотелось на солнце полежать и не покрыться волдырями!
      – Земля одна.
      – А солнечная радиация разная. Лучи солнца попадают на землю в разных широтах земли неодинаково. Моя кожа выносит только наш климат, с прохладным летом.
      – Я понял, что виновных в твоей истории нет, а как твой муж посмотрит на твою женитьбу?
      – Он в том году женился. Мы развелись. Живу одна в этой квартире.
      – Славно. Одна жизнь у тебя за бугром осталась. Вторая жизнь здесь. Мое предложение остается в силе, но я не богат, есть машина и квартира с родителями.
      – Я поняла. Почти могу выйти за тебя замуж, но надо Арсения пристроить.
      – Он кто тебе?
      – Друг.
      – Поподробнее, если можно.
      – Друг и все. Он меня поддерживал морально и любил платонически.
      – Тогда Арсений с Ириной пара.
      – И я это же говорю.
      Слишком серьезный разговор ограничивал любовные импульсы. Мы просто беседовали за чашкой чая.
      Ирина после посещения в больнице Арсения, выбросила все баллончики с газом. Она встретила его из больницы и привезла к нему домой. У Арсения была маленькая комната в трехкомнатной квартире. Он жил с родителями плюс сестра с бабушкой.
      Питался он отдельно от всех, и вел скромный образ жизни. Родители его имели дачу, но он туда не ездил. Он сдавал белье в прачечную, даже личные вещи, он не хотел обременять квартиру и родственников нечем. Женщин у него практически не было, он со всеми дружил и смеялся.
      Ирина прониклась к нему участием, а он ее не касался. Но долго такие отношения продолжаться не могли. Она стала замечать, что перестает быть яркой женщиной, она стала полнеть, дурнеть. Она уже не смотрелась в зеркало, словно ее сглазили.
      Она становилась похожей на Арсения.
      Он тоже стал прибавлять в весе после больницы, но не мышечную массу, а элементарную жировую прослойку. Она вспоминала свои отношения с Макаром все реже и реже, с ним она была яркой женщиной и вела насыщенный образ жизни, с ним она купила алую машину. Теперь этой машины она стыдилась и хотела поменять. Это он ее водил на приемы и презентации, на которые его приглашали его клиенты. Они расстались, когда он полез к ней с нормальными мужскими намерениями. А она достала газовый баллончик, и он выбил его из ее руки. На этом презентации прекратились.
      Я была большой любительницей литературы и читала очень быстро. Однажды добралась я до Гарри, почти сразу у меня возникло ощущение: книга написана на сто лет раньше своей популярности. Я добросовестно читала первую книгу неделю, хотя без напряжения могла прочитать такой объем за день. Вторая книга вообще не вдохновляла на чтение, и я прекратила ее читать после того, как Гарри на машине прилетел в колледж для волшебников и погулял в лесу с кентаврами.
      С Макаром мы сошлись на том, что каждый будет жить у себя дома, не обременяя друг друга семейными отношениями. В дверь позвонили, я открыла ее, думая, что пришел Макар.
      За дверью стоял Магарыч:
      – Матрена, я к вам, хочу познакомиться с будущей невесткой.
      – Проходите, – сказала я, пропуская в квартиру предполагаемого родственника.
      – Я по делу, я хочу, чтобы вы стали моей женой, со своей женой мы живем в разных комнатах.
      – Вы, что? Вы здоровы?
      – Вполне. Зачем тебе мой Макар, я лучше.
      – Да вы еще от инфаркта не отошли!
      – А я такой! И у меня есть для тебя подарок, а у сына жабу в болоте не выпросишь, – и Магарыч достал из внутреннего кармана пиджака коробочку, обтянутую желтым бархатом.
      – Не надо мне подарков! Идите домой! Понятно, почему в вас Ирина разрядила газовый баллончик!
      – Не смей вспоминать! Смотри! – и он открыл коробочку.
      В коробочке лежал маленький желтый камешек.
      Я так была поражена, что даже не рассмеялась.
      – Этот зерно очень старое, оно из усыпальницы фараона.
      – Чудно. Как оно к вам попало?
      – Я был у пирамид, и нашел этот камешек. Экспедиция спустилась в гробницу, все хватали, что под руку попадало, но люди не могли выйти из усыпальницы. Гибли почти на месте. Я стоял наверху. Один человек, умирая, бросил горсть зерен на песок. Это все, что он вынес из гробницы и прожил больше других. Те, кто брал больше – жили меньше, они не доползли до выхода. Я не выдержал и взял одно зерно и больше ничего. Я тогда был студентом.
      – За, что мне такая честь?
      – Матрена, ты вытянула Макара из тяжелой депрессии и спасла Арсения, ты заслужила это зернышко. Нет, замуж за меня выходить не надо, это моя дежурная шутка. Если у вас с Макаром будет ребенок, я буду, счастлив и зерно будет принадлежать ему.
      – Спасибо, – искренне сказала я, забирая протянутую коробочку, и тут же она выпала из моих рук.
      Зерно выпало из желтой коробочки. Ноги Магарыча подкосились, и он упал, протягивая из последних сил руку к зернышку, но не дотянулся и околел.
      – Господи! – вскричала я. – За, что мне эти испытания!? – и я стала вызывать службы.
      Я с ужасом взирала на зерно фараона. Я боялась его взять в руки, и понимала, что его надо спрятать от людей. Мне показалось, что меня убьет током, если я рукой коснусь маленького зерна. Я взяла пинцет через резиновые перчатки, подняла пинцетом с паркета зерно фараона, положила его в желтую коробочку. Потом спрятала ее. За окном заревели сирены. Милиционеры у меня спросили, зачем старший Шнапс ко мне приходил.
      Я ответила, что он хотел посмотреть, как живет его будущая невестка, что его сын мне сделал предложение. Меня заставили подписать протокол допроса, где упомянули, что Шнапс недавно перенес обширный инфаркт. Я вышла на улицу, посмотрела на стриженый газон, вспомнила зерно фараона, села на скамейку и задумалась ни о чем.
      После смерти Магарыча, Макар расхотел жениться на Матрене, у него осталась трехкомнатная квартира отца на двоих с матерью. Мать ему не мешала, а помогала, и жена ему теперь была ни к чему.
      Я Макару про гранатовое зерно фараона ничего не сказала. И на отказ жениться на мне не обиделась. Я спросила у наследника, не остались ли бумаги после смерти отца, некий архив желтых бумаг. Макар такому исходу дела очень обрадовался и пригласил меня посмотреть бумаги отца. В одном шкафу я обнаружила искомую стопку папок с бумагами.
      Я сложила архив в четыре полиэтиленовых пакета и с помощью Макара донесла его до машины. А он был рад избавиться от старого, пыльного хлама. Макар пошел дальше – взял да и поменял фамилию Шнапс на фамилию 'Иванов', и стал Макар Иванов, чем позабавил всех своих знакомых.
      Ирина, прослышав об изменениях в судьбе Макара, явилась к нему с повинной. У него глаза от изумления раскрылись, как пятирублевые монеты – перед ним стояла бурая дурнушка. От прежней красоты Ирины почти ничего не осталось.
      – Ирина, где тобой мыли пол?! – воскликнул удивленный Макар.
      – Я так изменилась?
      – Ни то слово, ты обветшала, как старая тряпка.
      Она подошла к большому зеркалу, осмотрела себя и пролепетала:
      – Да я давно такая.
      – Бросай Арсения, и возвращайся ко мне. Я расстался с Матреной, она слишком самостоятельная девушка. С тобой мне проще и легче. У меня теперь квартира на двоих с мамой, присоединяйся. Отремонтируем в обоюдном вкусе, станет, как новая.
      – Я не против тебя, – затравленно сказала Ирина.
      – Какая ты теперь! Ой, что из тебя сделали, уму непостижимо! – все не переставал удивляться Макар Иванов. – Значит, так принимай хозяйство в свои руки, убирай, готовь еду, меняй все на свой вкус. Действуй, злодействуй!
      – А этих домашних хлопот я красивее стану? – с наивным притворством спросила Ирина.
      – Красивее вряд ли, но стройнее станешь, если не будешь съедать все, что на двоих приготовишь.
      – Такая перспектива меня не радует, я лучше домой пойду, там тетка уже все сделала. Я что к тебе пришла: помоги мне поменять машину красную на любую другую.
      – Ой, совсем потухла девочка. Нет, не помогу. За какие заслуги твои передо мной я должен тебе помогать и тратить свои купюры? Я тебе предложил быть хозяйкой в моем доме? Ты отказалась. А я отказываю тебе.
      – Ты предложил стать твоей домработницей.
      – А в чем разница? Я не понял! – искренне удивился Макар.
      – Пока, я ушла, – сказала Ирина, захлопнув за собой дверь в прошлое.
 

 
      Ирина вышла от бывшего друга с внутренней обидой на всех мужчин. Но солнце светило, трава зеленела, грустить не хотелось, и одной быть тоже не хотелось.
      Арсений ее больше не привлекал, он вел холостой образ жизни. Она знала, что он накопил денег на хорошую комнату, ей бы на новую машину этих денег точно хватило!
      Но у Арсения и рубля не выпросишь, – это она знала по личному опыту. И пошла она домой. Навстречу ей шла Матрена.
      Мы остановились, испытующе посмотрели друг на друга.
      – Ирина, ты от Макара идешь к Арсению или, наоборот? – с легкой обидой спросила я.
      – А ты от Арсения к Макару? – не удержалась Ирина.
      – Отлично, так и пойдем по своим новым местам.
      – Матрена, Макар сказал, что вы разошлись, – обиженно сказала Ирина, – а ты к нему идешь, он мне предлагал быть хозяйкой в его доме.
      – Надеюсь, ты не отказалась? – тревожно спросила я.
      – А вот и отказалась! – неожиданно гордо ответила Ирина, – и пошла домой, к тетке.
      Тетка, открыв дверь Ирине, сказала, что купила посудомоечною машину, и ее уже установили.
      – Спасибо, Каролина Андреевна! Я буду жить дома! – воскликнула Ирина, и стала рассматривать новую посудомоечную машину на кухне. Сама кухня сияла всеми светлыми поверхностями. Она с наслаждением оглядела творение рук тетки и домработницы Сони. Ей осталось вымыть руки, а Соня уже ставила на стол тарелки с едой.
      – Хорошее решение, живи дома, – ответила довольная ее решением Каролина Андреевна.
      Арсений действительно накопил деньги и решил покинуть отчий дом без свидетелей.
      Он купил себе большую комнату в старом доме на далекой окраине города, в трехкомнатной квартире. Матери, отцу, сестре и бабушке он ничего не сказал. В их отсутствие он вывез свои вещи на новое место жительство и сменил место работы.
      Его родственники потеряли его след. Мать Арсения, Тина, очень переживала неожиданный отъезд сына в неизвестном направление. Она зашла в открытую, пустую комнату сына. Он вымел весь мусор после своего отъезда. Женщина схватилась за сердце и с трудом дошла до своей комнаты. Долго лежала и не могла понять, что произошло, и главное – почему? Сын жил тихо, ни с кем не скандалил, и вдруг исчез. Она терялась в догадках. Вечером вся семья пыталась выяснить, кто и что знает об исчезновении Арсения из дома, этого тихого и всегда послушного мальчика.
      Никто и ничего не знал.
      На следующий день мать позвонила ему на работу, но там ответили, что он уволился, а куда устроился, не знают. Она уехала на дачу, сердечный приступ у нее повторился. Сотового телефона у нее не было. День был будний, и соседей по даче не было. Женщина умерла, не выдержав неизвестности. Ее не сразу обнаружили, на дачу она всегда уезжала дня на три. Вот через три дня о ней и вспомнили…
      Арсению о смерти матери никто не сказал. Он осваивал новое жилье, а заодно знакомился с соседями. Летом они жили на даче, но тут приехали за продуктами и познакомились с новым соседом. Он занял самую большую комнату, которая некогда принадлежала этой семье. У них произошла глупая история.
      В трехкомнатной квартире жили мать, отец и две дочери. Родители разошлись и разделили счета. Две смежные комнаты отошли матери с дочками, а большая отдельная комната стала принадлежать отцу.
      Вот он и продал эту комнату Арсению. Итак, Арсений оказался в женском монастыре.
      Обе дочки соседки были младше его. Пока они жили летом на даче, он ремонтировал комнату и привыкал к новой жизни. Ирина и я о новом качестве Арсения не знали.
      На нас вышли его родственники, но вразумительного ответа от нас не получили.
      Я получила от Макара Иванова тоже предложение, что и Ирина. Отказывать молодому человеку сразу не стала. Я рассказала Макару о том, что обнаружила в бумагах Магарыча. Оказывается, его отец некоторое время был археологом, а потом резко сменил профессию. Еще я нашла подтверждение тому, что он был участником экспедиции в гробницу фараона. Эта новость Макара не удивила, в раннем детстве нечто подобное он слышал из разговора родителей.
      Я спросила:
      – Есть ли в доме сувениры из гробницы?
      Он ответил:
      – Ничего подобного никогда в доме не было, либо мне об этом неизвестно.
      Я ушла домой, оставив Макару одного. Мои мысли работали в другой области. Мой бывший муж жил в стране Пирамид, откуда привез Магарыч зерно фараона. Совпадение было несколько странным. Сама я туда поехать не могла, аллергия на жаркое солнце у меня была очень сильная.
      Жару и сухой климат я совсем не переносила. Мне хотелось дождливой погоды, а там дождей практически не было.
      Желтый песок, желтая коробка. Отдать зерно фараона государству и дело с концом, – иногда такая мысль меня посещала, но расставаться с реликвией мне не хотелось.
      Я достала книгу Пруса 'Фараон', полистала, почитала, да, я ее уже читала раньше, но теперь я искала в ней нечто другое. Когда-то я читала эту книгу на одном дыхании, сейчас я ее читала критически. Ответа на свои вопросы я не находила. И что я хотела узнать? Напомнить себе историю страны Пирамид? Я ее помнила. И вдруг меня осенила простая мысль, что, несмотря на то, что все цивилизованные люди всех стран в разные времена знали историю страны великих Пирамид, на самом деле никто этой истории не знает! Глупо? Но это мое личное мнение…
      Историю знают все, и не знает никто. Эта мысль стала навязчивой. Можно сказать, что все человечество греет руки и мысли у Пирамид, делает свои предположения и догадки, но чего-то безумного и главного никто не знает. Что имею я? Зерно Фараона. Впору было спросить:
      – Зернышко, скажи, что ты знаешь об истории страны Пирамид?
      Я достала желтую коробочку, поставила ее на книгу 'Фараон', посмотрела на зернышко, и спросила, перефразировав слова Пушкина:
      – Свет мой зернышко скажи, да всю правду доложи, правда, что ты зерно Фараона?
      Что я хотела услышать от маленького камушка, которому пару тысяч лет? Я видела мумии людей в Эрмитаже и не один раз. Я отшатывалась с ужасом от таких экспонатов. А, что если камешек поднести к мумии человека, вдруг они из одного столетия или тысячелетия? Зерно молчало. Я с этим зерном покой потеряла и совсем забыла о Макаре, настоящем наследнике этого зерна, хотя его отец отдал его мне, а, что если он хотел уберечь сына от этих мыслей?
      Вполне возможно. Из этого следует, что я настоящая владелица зерна Фараона, но неизвестного какого. Жаль, что я не историк, изучила бы зерно с точки зрения науки, диссертацию бы из него сделала. Какая мне польза от камешка фараона?
      Никакой. И покоя тоже нет. Одни пустые мысли. И вдруг я почувствовала, что зерно считало информацию книги. Хотите – верьте, хотите – нет, но оно стало чуть больше.
      Макар Иванов, выслушав отказы двух женщин в помощи по ведению его домашнего хозяйства, сам взялся за обновление быта и окружающей действительности. Мать в этом ему не помогала, она была хозяйкой магазина, и только сетовала на то, что сын сменил профессию.
      Арсений залез на стремянку, пытаясь повесить шторы на высокие окна, и чуть не рухнул с лестницы, в окно он увидел известную телевизионную ведущую собственной персоной! Оказывается, в этом доме жили ее предки! Соседи ему об этом говорили, но им он не сильно поверил. Оказалось, правда. Он еще раз посмотрел на телевизионную ведущую программы некогда популярной передачи и слез со стремянки.
      Он еще раз посмотрел из окна своего второго этажа вниз, но ее уже там не было.
      С Арсением при любой возможности заигрывали все три соседки: мать и дочки. Он выбрал для себя младшую дочь, но она еще была старшеклассница, просто она была более общительная, чем ее старшая сестра. Девушки сразу почувствовали жадность нового соседа, и были правы, он опять копил на квартиру.
      Ирина решила забыть Арсения и Макара. Она не перечила тетке, которая ей постоянно напоминала о Платоне и дочери Нине. Тетка та всегда была рада угодить Ирина, не утруждая ее домашними хлопотами. Ирина, можно сказать, взяла себя в руки и определила свой внешний облик. Он не должен быть ярким, как при Макаре, и не таким бурым, как при Арсении. Она решила взять средний курс на приятную внешность.
      Повторила языки, которые учила в экономическом колледже, нашла работу в международной организации. Ее зарплата резко подскочила вверх. Она с удовольствием летала в самые разные страны, куда ее посылали по делам фирмы. Она просто купалась в деньгах! Она сама сменила машину и одежду, и готова была купить новую квартиру в стартовом доме. Тетка Каролина Андреевна, глядя на нее, не могла нарадоваться.
      В очередную командировку Ирина уехала в Северную Африку. Закончив, все дала, Ирина сфотографировалась на верблюде в национальной одежде. Когда она отошла от верблюда, к ней подошел красивый мужчина и заговорил на русском языке. Он приехал на экскурсию, и, узнав о туристах с Севера, подошел к красивой женщине, одетой для съемок.
      Он спросил у Ирины:
      – А вы Матрену случайно не знаете?
      – Матрену? – переспросила Ирина.
      – Да! – воскликнул он. – Вы с ней знакомы? Как она там живет?
      Он от любопытства вытянул лицо.
      – Случайно знаю, она прекрасно себя чувствует.
      – Это хорошо, а то ее последнее время аллергия замучила. Вот думаю к ней поехать, – и тут же с тревогой спросил. – А она замуж не вышла?
      – Нет, замуж она не вышла, но предложение руки и сердца получала, – ответила Ирина.
      – Не скучает без меня, – с укоризной сказал мужчина и поник головой.
      – Вы чего загрустили? Если она не может к вам приехать, то вы к ней поезжайте и немедленно! – бодрым голосом проговорила Ирина, понимая, что таким образом одной соперницей на пути к Макару Иванову у нее будет меньше.
      – Поехать к Матрене? – спросил мужчина. – Спасибо, вам девушка, я к ней сам поеду, – сказал он и пошел к гостинице.
      Ирина долгим взглядом посмотрела вслед мужчине Матрены, и ей захотелось побежать за ним. Она сбросила камуфляж, отдала его фотографу, стоящему рядом с верблюдом и побежала за мужчиной.
      – Возьмите меня с собой! – крикнула она ему с улыбкой до ушей.
      Мужчина остановился и посмотрел на молодую женщину с любопытством. Она была привлекательна! Ирина встретилась глазами с мужчиной и покраснела до кончиков ушей, в ее голове промелькнуло желание далекое от пристойности. Она всю жизнь отталкивала от себя молодых людей, после раннего рождения дочери, и вдруг была готова сдаться без боя, только что встреченному мужчине, да еще бывшему мужчине Матрены!
      – Тогда придется знакомиться, – с улыбкой ответил мужчина.
      – Меня зовут Ирина, я не замужем, детей нет, здесь нахожусь в командировке по делам своей фирмы, – скороговоркой соврала она.
      – Меня зовут Адам, я учился на Севере и встретил Матрену, и вот живу один.
      Вторая жена родной мне не стала.
      – Знаете, все задания фирмы я выполнила, после командировки у меня намечается двухнедельный отпуск, я могу с вами провести эти две недели, зачем вам менять климат? Я жару нормально выношу, я от природы с карими глазами и черными волосами. А Матрена с серыми глазами и светлыми волосами, она северянка ей на самом деле в жару плохо, – сказала Ирина и с надеждой стала ждать его решение.
      – У меня есть две недели на отдых с вами, – ответил довольный таким решением вопроса Адам, – но жить мы будем не в гостинице, у меня здесь есть приятель, у него приличный особняк, мы поедем к нему. Средиземное море там рядом.
 

 
      Вечером они были на новом месте, и, чтобы не будоражить совесть хозяина особняка и его близких родственников, Ирина изобразила жену Адама. Длинные черные волосы Ирины действовали на южных мужчин успокаивающе. Им выделили две комнаты. Ирина оказалась в одной комнате с Адамом. Газового баллончика при ней не было. Она искупалась перед сном и была свежа и невинна. Он принял душ в стеклянной кабине и вышел к ней с полотенцем на бедрах. Он был мужественен и прекрасен!
      Постель под балдахином ждала их, легкий ветерок из кондиционера покачивал бахрому занавесок. Это была первая ночь Ирина с настоящим мужчиной. Раньше она всех мужчин водила за нос, а теперь она отдалась Адаму с такой страстью и напористостью, что сама от себя такой распутности и раскованности не ожидала.
      После искренней взаимной любви с первого взгляда, они еще к утру успели выспаться.
      Мне снился всю ночь кошмар, мне снился Адам, я пыталась его вернуть себе, и у меня ничего не получалось. К утру мне приснился сон, что Адам и Ирина спят вместе. Этого сна я не выдержала и проснулась окончательно. Я села на постель.
      Посмотрела в небо и словно почувствовала любовь бывшего любимого человека с новой пассией.
      Мне всегда сквозь любые расстояния доходили его флюиды любви, даже тогда когда он второй раз женился. Сейчас этой астральной связи с бывшим любимым – не было.
      Связь прервалась. Он обо мне больше не думал. О нем я думала с затаенной грустью, сильно распыляться себе не позволяла, я знала, что если буду грустить, то он тоже будет грустить по мне.
      А жить надо с тем, что есть. И я держала свои чувства закрытыми для прочтения другими людьми. Но нарушенную связь с Адамом я хорошо почувствовала! Мои мысли невольно переключились на Макара Иванова и его неподдельную страсть в траве, на берегу пруда. Я вздохнула и пошла, собираться на работу. Заварив кофе, я вспомнила про зерно фараона. Удивительно, но и это зерно меня перестало волновать. Пусть оно будет, но меня оно больше не тревожит, – так решила я этот трудный вопрос, терзавший меня, ни один день.
      Тетка Каролина Андреевна, поджидала Ирину из очередной командировки, но лишь услышала ее голос по телефону, сказавший ей, что она на пару недель задержится, после этих слов, слышимость пропала. Вечером без предварительных звонков пришел Арсений. Ему надоело прятаться в одиночестве, и он решил начать общение с Ириной, но ее дома не оказалось. Каролина Андреевна пригласила Арсения в дом, под предлогом, что много приготовила еды к приезду Ирина, а она задерживается. Его долго упрашивать не пришлось, услышав слово 'еда', он пошел в дом без оглядки на ситуацию. Она с удовольствием выставила на стол курицу тушеную в соусе с картофелем, пару салатов, свежий торт. Достала наливочку в хрустальном графине собственного приготовления из дачных ягод. У Сони был выходной, а Платон с маленькой Ниной уехал на юг.
      Арсений ел и съел все, выставленное на столе.
      Каролина Андреевна так была занята кормлением голодного мужчины, что мысли об Ирине выскочили из головы. Выпив наливочки, Арсений поделился с Каролиной Андреевной большим секретом, а именно тем, что с ее племянницей у него ничего не было, что она в него направляла газ из баллончика. Тетка и не удивилась, видимо привыкла к неприступности своей Ирины и жалобам на нее мужчин всех возрастов.
      Каролина Андреевна пила наливочку из маленького хрустального стаканчика и с удовольствием слушала исповедь жизни молодого человека. Она во время поддакивала ему и вздыхала. А он спешил выговориться, пока его слушали с такой добротой.
      Чарочка за чарочкой и за окном наступила глубокая ночь. Арсений посмотрел на темень за окном и сказал, что в пьяном виде домой не пойдет. Каролина Андреевна сказала, что он абсолютно прав и постелила ему на диванчике. Он лег и отключился.
      Макар Иванов привел квартиру в порядок. Важно, чтобы в доме все само делалось.
      Пока он был занят, о девушках не вспоминал, но, закончив тяжкий труд, вспомнил, что ему никто не звонил и никто не тревожил, а пора бы. По привычке Макар позвонил Ирине, ее тетка ответила, что она в дальней командировке. Он позвонил.
      И, о, чудо! Матрена была рада его слышать и видеть. Приятно!
      У Каролины Андреевны наступило бабье лето, за окном зеленели деревья, а ей Бог послал кусочек счастья в виде Арсения. Он, проснувшись утром, поел, попил и отбыл на службу, а на ужин он уже был приглашен. В его семье все питались по своим углам, и кто чем, и такого домашнего уюта он не знал. Его мать не успевала всех накормить. А у Каролины Андреевны было много неиспользованной энергии. Она рано овдовела и вела размеренный образ жизни. Вот и сохранилась.
      Арсений с радостью отработал день, зная, что его ждут и накормят без затрат с его стороны. О тратах он пока не думал. Каролина Андреевна словно помолодела, она за сутки расцвела и светилась изнутри. Отбивные из натурального мяса со сложным гарниром на большой, плоской тарелке уже ждали мужчину. Салатики стояли в хрустальных салатницах, хлеб лежал в плетеных из соломки тарелках. Наливки не было, но был чай, а вишневое варенье в вазе томно поблескивала. Он ел с наслаждением, он наедался, он блаженно жмурился, как кот. Его животик давил на брючный ремень.
      – Арсений, я принесу тебе спортивный костюм, купила по случаю, а носить некому, – сказала Каролина Андреевна, и действительно принесла спортивный костюм, который подошел Арсению.
      Он переоделся и плюхнулся в кресло, она пододвинула к нему столик на колесиках со стеклянной столешницей. На стекле стояла ваза с мытыми фруктами, капельки воды еще не успели высохнуть на бананах, яблоках и винограде. Отдельно она поставила ягоды с собственной дачи.
      – Каролина Андреевна, я сытый, спасибо вам.
      – А ты ешь, Арсений ешь, поправляйся.
      – Я уже засыпаю от сытости.
      – Ложись, ложись, я тебе постелю на диване. В комнату Ирины входить не будем, она может рассердиться.
      – Как она сердится я в курсе, – подпел ей Арсений.
      И действительно, он лег и заснул крепким сном. Каролина Андреевна прикрыла его пледом и сама ела фрукты и смотрела то на спящего мужчину, то на телеэкран. Он проспал три часа, проснулся поздно вечером. Телевизор был выключен, хозяйка спала в своей комнате. Он встал, включил свет и телевизор, выпил водички и сел доедать фрукты. В голове его было пусто – пусто, как у сытого домашнего кота.
      Идиллия длилась до тех пор, пока у Каролины Андреевны не кончились деньги, выданные ей на питание Ирина перед отъездом в командировку. Сама она жила на пенсию и не работала, а о других доходах она умалчивала.
      Арсению она скормила все наличные деньги в виде самой разнообразной пищи. Он отъелся, хорошо выглядел, и был отглаженный до острых кромок. Деньги кончились, а Ирина не приезжала, жировки полетели со всех сторон, а платить за коммунальные услуги было нечем. Ирина не звонила и не приезжала. Арсений денег не давал, он считал, что его кормят в оплату за сердечный приступ, который он испытал по вине ее племянницы.
      Каролина Андреевна не выдержала и спросила:
      – Арсений, ты не мог бы заплатить за коммунальные услуги? Ирина вернется – отдаст.
      – А если не вернется? – спросил Арсений.
      От такого вопроса челюсть у женщины отвисла и ей показалась, что за окном полетели желтые листья.
      – Денег у меня на еду для тебя тоже больше нет, кончились, – грустно добавила женщина.
      – Мне самому надо платить за свою комнату, – и он, взяв сумку с вещами, которые незаметно у него накопились, покинул уже негостеприимный дом.
      Каролина Андреевна плюхнулась в кресло, фрукты уже не стояли на журнальном столике. Зато раздался звонок в дверь. Она бросилась открывать дверь, да споткнулась о тяжелый предмет на полу. Это Арсений, уходя, кое-что раскидал по квартире. В дверь звонили, но она не могла подняться, она стала кричать. Но голос ее был тихим, и за двумя дверями ее не услышали и ушли.
      Ирина с Адамом на десять дней впали в медовую любовь. Все было отлично, пока не екнуло сердце Ирины, ей показалось, что у тетки проблемы. Она позвонила домой, ей не ответили. Она позвонила Макару, тот обещал навестить ее тетку. Вместе с соседями Макар открыл квартиру Каролины Андреевны, но было поздно. Она была мертва. О чем он сообщил Ирине. Ирина сказала Адаму, что ей надо срочно уехать.
      Он в порыве чувств, чтобы скрасить несчастье Ирины своим благородством, подарил ей золотое колье. Она оценила поступок Адама, взяла подарок с собой и на самолете улетела на следующий день. Адам вернулся к своей второй жене, так как она его вполне устраивала.
 

 
      Ирина и Макар пошли на второй круг своих отношений. Оба они остались одни в своих квартирах. Ирина изменилась, она уже не была неприступной крепостью, она привыкла с Адамом к любви в круглосуточном режиме. Ей нужна была эта любовь.
      Макар диву давался от ее метаморфоз, но спрашивать боялся или не хотел знать правды. Ирина давала Макару науку любви во всем ее проявлении и разнообразии образов. Они нашли друг друга. Ирина стала ощущать признаки наступающей беременности, она не сомневалось в том, что это ребенок Адама.
      Но кому это было интересно? На работе это вызвало прямой интерес руководства, но ей сказали, что после родов три месяца отдохнет и выйдет на работу, взяв няню по уходу за ребенком. Времена изменились, и социалистические законы государства и действующие законы новой жизни не всегда друг другу не соответствовали.
      Макар тешил свое самолюбие тем, что ребенок будет его. На том и остановились, что его отчество будет носить ребенок Ирины. Однако у него не было чувства будущего отцовства, вот не было и все. Чужая приехала из длительной командировки Ирина, и вся ее страсть к нему была чужой, словно принадлежала не ему, а тому, кого она оставила не по своей воле, а по воле обстоятельств. И Макар поехал навестить Матрену. Интересная мысль посетила его, ему показалось, что от Матрены идут те же флюиды, что и от Ирины. Эта мысль стала его преследовать.
      – Матрена, а кто твой бывший любимый мужчина? Не Адам?
      – Адам, я тебе разве не говорила?
      – Ты имя не называла. У Ирины будет от него ребенок.
      – Макар, ты, что такое говоришь? Адам женат.
      – Раз женат, два женат, три не женат. Третья у него Ирина и она ждет ребенка от Адама, а мне говорит, что от меня.
      – Знаешь, мне снился сон, что Ирина спала с Адамом.
      – Значит, это правда, – горько промолвил Макар Иванов, – но водку с горя я пить не буду, но и к ней идти мне не хочется. Как это получается? И ты и она?
      – Не волнуйся, я тебя встретила после него, а то, что ты Ирина упустил, твои проблемы.
      – Давай проще, я ее не упускал, она к себе до этой командировки близко не подпускала.
      – Отлично, ты стрелку на Арсения переведи, только не знаю, где он сейчас живет и работает.
      – Это мысль, если он не сменил адрес, я его найду. У нее срок маленький, пусть лапшу вешает ему, он кушать любит.
      Макар нашел Арсения в квартире на далекой окраине города и сказал ему, что Ирина по нему страдает, и очень его ждет. К этому времени Арсений основательно забыл, что его Каролина Андреевна кормила, ему очень захотелось отведать ее кухню, тем паче, что Ирина вернулась и погасила вопрос с деньгами. Приехал Арсений к Ирине, сидит у сервировочного столика и руки свои придерживает в карманах.
      Увидела Ирина его позу и рассмеялась:
      – Не бойся, Арсений, я все баллончики выкинула, я совсем другая стала. Насмешил меня, после смерти тетки я еще не смеялась.
      – А тетка твоя умерла? – с отчаяньем спросил Арсений.
      – Да, пока я была в командировке, она запнулась о тяжелые гантели и ударилась головой о пудовую гирю. Так и лежала, пока ее не нашли. Одно не пойму, зачем она вытащила тяжести шофера Платона?
      Арсений втянул голову в плечи, это он железо вытащил, и все пытался поднимать его в спортивной форме, выданной ему Каролиной Андреевной. Значит, никто не видел и не знает, что он тут был! Захотелось домой. Проскочила мысль, что Каролина Андреевна бежала к двери, в которую он позвонил вскоре после своего ухода, чтобы зайти и убрать эти гантели и гирю. Ему показалась, что он слышал ее крик, но она ему не открыла.
      Он постоял, подождал и пошел домой. Проанализировав прежние события в этом доме, ему неудержимо захотелось домой, но Ирина предложила поесть, и он не смог отказаться. Аппетит у них был отменный по различным обстоятельствам. Ирина предложила ему остаться, она все еще пыталась найти отца для второго ребенка.
      Мне надо было пройти медосмотры. На Макара сил у меня не оставалось. Я, узнав, что сон был в руку, почувствовала легкость в душе, а любовь и ревность улетучились. Работа ждала меня. Но телекомпания еще и охраняла своих лучших создателей, так меня оставили без Адама. Ему нашли вторую жену, а когда он захотел полететь ко мне, ему подбросили, иначе не скажешь, Ирину. Свидание Ирины и Адама было организовано телекомпанией, дабы насытить мужчину и не пустить его ко мне.
      До этого ко мне приставляли Арсения, зная его инфантильность в области любовных развлечений, чтобы сильно не утомлял создательницу звездного сериала. И еще, каждый сотрудник имел электронный значок с логотипом 'КПО', по которому, через спутниковую связь, узнавали место нахождения любого служащего. Но в корпорации не доглядели Макара Иванова. Встреча его и меня на берегу пруда была более чем случайной. Но и эта встреча была зафиксирована на пленку, можно сказать очевидцем с ближайшего здания. Между мной и Макаром стал устанавливаться любовный, эмоциональный мост нормальных отношений.
      Макар выделялся из толпы, как цинния среди цветов, вроде и цвет тот же, да благородства больше.
      После совещания руководства телевизионной компании наши отношения были официально разрешены и не преследовались до полного уничтожения, что бывало с сотрудниками секретной лаборатории.
      Я целый день пыталась понять еще один вопрос вселенной: почему погиб Юрий Гагарин? И я поняла! Главное в его смерти жители самой земли – не виноваты! Он стал великим благодаря великому уму Сергея Королева, но о гениальном конструкторе говорить было нельзя, это, же элементарно, и превозносили до небес практически семь лет без двадцати четырех дней Юрия Гагарина! Так, не спешите опровергать мои слова. Сергей Королев умер в 1966 году, год, как положено его покой не очень не беспокоили.
      Но к семилетию освоения космоса человеком, нужен был настоящий герой! Секунду, и, высшие силы убрали небесное везение с Юрия Гагарина! То есть, Бог перевел стрелку на Сергея Павловича Королева. Космонавт первый уступил славу настоящему герою, с точки зрения небес. К чему здесь Гагарин и Королев? Это было не мое.
      Хотя гонщики всегда известнее создателей машин. Но в случае с Гагариным другого объяснения пока нет. Слава Юрия Гагарина себя исчерпала, и пошла на спад…
      Но и с Арсением мы долго не могли существовать в одном пространстве. Другими слова слава конструкторов не для афиши.
      Бабушка Арсения купила красивые, круглые ломти ананасов – цукатов у продавщицы с золотыми зубами. Колесики. В ее доме никто их есть не стал. А она подумала, что их делают там, где люди долго живут, вдруг ей их долголетие перепадет!
      В ананасе, в цукатном исполнении, она оставила часть зуба. Тогда она купила маленькие, разноцветные цукаты. В них она оставила четверть того же зуба.
      Пришлось задуматься о его восстановлении. Позвонила она в стоматологическую частную клинику, там оказались люди хваткие и разместили свои объявления на первых полосах газет, в результате у них запись была на три дня вперед, а она, чувствует, что последний кусочек родного зуба оставит в цветном цукате, если еще прождет два дня без стоматологического приема.
      Пришлось ей купить телефонный справочник, в нем она нашла номер телефона частной поликлиники, где обещали через четыре часа прием стоматолога. Она не жевала цукаты целых четыре часа, и отварила пельмени из замороженной пачки. В пельменях последний осколок зуба она не оставила, но сил набралась. Что делать? Поехала бабушка к врачу. Врачом стоматологом оказался мужчина, очень красивый, правда, свое лицо он вскоре спрятал под маской, а ей пришлось прикрыть глаза.
      Его медсестра вместе с ним посмотрела в рот, и вдруг как закричит:
      – А, вы собираетесь делать остальные зубы? Я пишу, что у вас один зуб скошенный!
      Ладно, после всех процедур и пяти рентгенов, вышла бабушка на улицу с двумя обновленными, белыми зубами. Естественно она пошла в магазин, купить продукты, которые не будут разрывать зубы на части.
 

 
      Ирина с Арсением нашли общий язык, она его завлекла на ложе любви ложью, но постепенно они привыкли друг к другу, а от сытой жизни он никогда не отказывался.
      Она получала больше денег, чем он и могла себе позволить такую игрушку, как Арсений. Можно сказать, благодаря лапше на уши, она притянула за уши его к отцовству. Он не смог отказаться от ребенка Ирины. Намечалась нормальная семья.
      Девочка родилась с кожей, несколько темнее родительской. Арсений вообще был с белой кожей. Он дивился чудесам, но не до такой, же степени! Его любимым занятием стало нытье по поводу того, что девочка не его. Ирина в этом не сомневалась, и придумала сказку, будто ее бабушка Брынза была в Северной Африке.
      То есть, то, что было лично с ней, она приписала своей бабушке Брынзе. Арсений от замаливания греха пищей, растолстел, но неравномерно, и это его не красило.
      К девочке он привык через три месяца. Она становилась симпатичным созданием, и Арсений с гордостью говорил, что он ее отец. Ирина поощряла его отцовство и, зная, что ей надо выходить на работу, оставила его дома с дочкой. На помощь ему она наняла воспитательницу из детского сада, женщину средних лет. Так втроем и по очереди они стали выращивать красивую девочку Калину. В северной Африке, в честь дня образования республики, выпустили на свет божий заключенных, среди них был родной брат Адама. Он вел подвижный образ жизни и отличался непредвиденным поведением. Брат спросил у Адама, где его Матрена, тот ответил, что дома, на Севере. Он узнал, что у Адама была еще одна страстная любовь.
      По этому поводу он спросил:
      – Адам, а где моя племянница?
      – Ты, о чем, брат?
      – Ты любил женщину? Любил. У нее мог родиться ребенок, год прошел, а ты ее еще помнишь!
      – Я адреса ее не знаю, но его знает Матрена, можно через нее узнать, есть ли ребенок у женщины Ирина.
      – Звони, женщине, брат, я должен знать своих племянников, хотя бы их число.
      Адам позвонил:
      – Матрена, у меня брат вернулся, да, его выпустили. Ты ведь знаешь, он сидел из-за ревности, так он спрашивает, нет ли у Ирины ребенка?
      – Есть у нее ребенок, – ответила я.
      – Кто?! – вскричал Адам.
      – Девочка!
      – Как зовут?
      – Калина.
      Адам на автомате отключил сотовый телефон.
      – Занзибар, точно, у меня родилась дочь Калина!
      – Я все понял из твоих криков. Адам, ты живешь с бесплодной женщиной, а у третьей твоей женщины есть ребенок и он растет без тебя. Плохо, брат.
      – Сам знаю, но они далеко, там холодно.
      – Я так насиделся на одном месте, что хочу посмотреть на племянницу!
      – А тебя выпустят из страны?
      – Я все сделаю, дай адрес Матрены, а Ирину я найду.
      – Ты язык не знаешь.
      – Мало, мало выучил пока сидел.
      – Занзибар, ты молодец, посмотри на мою дочь. Я оплачу твою поездку.
      Я сидела в кресле и смотрела телевизор. В дверь позвонили. Я открыла и увидела брата Адама, Занзибара, я его видела раньше, но давно.
      – Привет, Занзибар! Заходи.
      – Здравствуй, Матрена!
      – Ты наш язык выучил?
      – Да было дело, выучил.
      – Молодец, проходи, садись.
      – Матрена, мне надо видеть женщину Ирину, у нее дочь Адама.
      – Понятно, я так и подумала. Я позвоню, они сюда приедут.
      – Я сам к ней хочу зайти.
      – Отвезу, – сказала я Занзибару.
      Ирина не ожидала увидеть толпу новых родственников, хорошо, что Арсения и няни в этот момент дома не было. Маленькая Калина спала в кроватке, вся в розоватой одежде.
      – Ай, какая красивая девочка! – прищелкнул языком Занзибар.
      – Матрена, а он кто? – спросила тревожно Ирина, накручивая волосы на руку.
      – Его зовут Занзибар, он брат Адама приехал посмотреть на племянницу.
      – А Адам не мог приехать? Посла прислал, – недовольно проговорила Ирина.
      – Адам работает, Занзибар отдыхает, – ответил ей мужчина.
      Пока дядя смотрел на малютку племянницу, Ирина отвела меня на кухню.
      – Матрена, ты зачем его привела ко мне? Арсений официальный отец ребенка! Я столько сил положила, чтобы он привык к этой мысли!
      – Ирина, Занзибар приехал с мыслью увидеть племянницу. Как я могла удержать его!?
      – Да, он серьезный мужчина, – сказала Ирина, – и с ним немного жутко.
      – Он посмотрит и уедет.
      – Ты думаешь? А, если останется, что я тогда Арсению скажу?
      – Ирина, я придумала! Я его трудоустрою! Я приведу его на свою фирму, его возьмут! – я подумала, что по образу и подобию Занзибара можно выпустить приведение фараона, но вслух этого я сказать не могла.
      Я уговорила Занзибара покинуть дом Ирины, под предлогом, что девочка очень мала, и ей нужен покой.
      В телевизионной компании очередную мою идею встретили на 'Ура!' Я предложила сделать фильм о прилете межзвездного корабля на берег реки Нил. В это время в стране правил фараон Занзибар. Мне возразили, что фараона с таким именем история не знает. На, что я ответила, если не знает, так пусть узнает. Сам Занзибар всем понравился, он был вылитый фараон в профиль. Нужно было сделать мистический фильм с набором существующей информации о вторжение инопланетной цивилизации.
      Занзибара устроили в гостиницу, фирма все оплачивала, за будущую его работу.
      Если взять северную Африку без пирамид, то народ фильма не поймет, – так думала я и тут вспомнила о зерне фараона. Что если спросить совет у зерна? Я достала коробочку и стала пристально смотреть на зерно. В моей голове возникло видение.
      Я увидела желтый песок, яркое солнце, Занзибара, сидящего в чалме фараона на носилках, его несли к Нилу. По реке плыли длинные лодки, на них сидели инопланетяне, те самые, внешний вид которых я уже разработала. Лодки были выполнены из легкого гофрированного сплава и отчаянно блестели в лучах солнца.
      На лодках были установлены желтые паруса. Огромные глаза пришельцев смотрели на мужчину, в нем они угадали властелина местной земли. Они почтительно наклонили головы, в знак почтения и вновь стали смотреть вперед. Занзибар удивленно спросила у советника, кто плывет по его реке. На, что ему показали на небо.
      Фараон с легкостью сошел с носилок, в нем появилась энергия, предвещающая изменения в стране.
      – Догнать! – сделал он повелительный жест, в сторону лодок инопланетян.
      – Невозможно, о, мой господин! – проговорил советник.
      – Возможно! Подать мне колесницу с желтой тканью!
      В колесницу запрягли шестерку лошадей, вместо полога над головой фараона поставили парус. Ветер дул вдоль реки. Разлива воды в этот время года не было.
      Под парусом Занзибар быстро поехал в ту сторону, куда уплыли лодки. Лошади бежали во всю прыть. Фараон хоть и не догнал лодки, зато покатался с ветерком.
      Пришельцы в летающей тарелке зависли над продвинутым фараоном Занзибаром. Им понравилась его сообразительность. Он заметил странный объект над головой, излучающий потоки света. Фараон был столь любознательный, что даже не испугался.
      Ему льстило быть освещенным свыше.
      Занзибару понравилось играть фараона, он легко вошел в роль. Короткие фильмы с его участием то и дело мелькали на экране.
      Ему позвонил Адам и сказал, что вся страна смотрит за приключениями фараона Занзибара. Я задумалась над тем, что без женской роли, любой фильм, кажется научно – популярным и потом я подумала, что кроме Клеопатры, были и другие женщины на желтом небосклоне. Я вспомнила о дочери Адама, она могла бы быть дочерью фараона Занзибара. Где взять женщину на роль любимой женщины фараона? А чего здесь думать? Черные длинные волосы Ирина и ее красивые черные глаза, могли бы публике понравиться. И назвать ее Иринапатра.
      Не использованным оставался сам звездный корабль. Выбрали песчаное поле, на него из космоса прилетал Буран, переодетый под межзвездный корабль, он пробегал по песку и останавливался, подняв песок в воздух. Когда песок оседал, становился, был виден вездесущий фараон Занзибар на колеснице с парусом. Из межзвездного корабля выходила в золотистом костюме Иринапатра. На голове ее был шлем типа головного убора фараона. На плечах ее круг, украшенный камнями, за ней выходит стайка инопланетян. Фараон Занзибар глаз не мог оторвать от царицы инопланетян.
      Я, недолго думая, ушла с престижной и мистической работы в корпорации. Состояние отдохнувшего душой и телом человека, достигается не только сном, но и полной гармонией с жизнью, когда мозг перестают волновать все неприятности последних дней. Эти неприятности уже разложены по полочкам и пылятся до следующего нервного состояния или полной усталости. Погода за бортом обитания больше двадцати градусов способствует умиротворенности бытия. Это вчера – пекло, это вчера был ливень и гроза, а сегодня – отдых и в погоде и в душе, и в теле, что очень важно для общего отдыха. Я посмотрела на белесое небо, на пустую почту и даже вздыхать не стала. Тишина она и в Африке тишина. Собака только что перестала лаять в очередной раз, и на фоне ее визга любой шум – тишина и покой, тем более шум самолета на высоте километров семь. И семь километров до любви, но сегодня я отдыхала, эта самая коварная госпожа любовь, главная по уничтожению нервных клеток. Мне стало все безразлично, пусть сегодня, но мне безразлично состояние своих любовных дел. А что такого, если Арсений не обладает большим любовным потенциалом с ним, как не парься, все впустую.
 

 
      После своего возвращения из северной Африки, я впервые почувствовала себя хорошо, я стала забывать страстную любовь с Адамом. По существу у нас была страсть самая настоящая, но не умиротворенная любовь, а с Арсением – это вообще дружба в чистом виде. Я обожаю – это небо за окном, эту шумящую листву, а песок меня не привлекает. Я от него устала. Каким ветром меня в Африку занесло? Попутным и беспутным ветром любви, нет, не я влюбилась, это Адам в меня влюбился, да так, что и я повелась на его чувство. Мы любили, мы были счастливы, но очень короткое время, пока на моем теле от солнца не появились пресловутые волдыри. Солнце сказало нашей любви – нет, оно нас разъединило простенько и со вкусом. А он не любил зимний холод, он его не понимал.
      И вот теперь мне все равно, я стала забывать африканские страсти и иногда встречается с Арсением, весьма спокойным молодым человеком, который свои чувства еще не разморозил. А Ирина с Платоном, ведь так хотела наша тетка Каролина Андреевна… Я позвонила лучшей подруге, то есть кузине Ирине, и призналась в том, что пишу романы, попросила ее прочитать их. Она стала говорить о Тургеневе, а я его сама недавно перечитывала. Интересное дело! Я целые сутки жила с мыслями, что Ирина меня читает! Вот ужас! Все мои нервы свертывались в клубок, а потом развертывались! Я волновалась до чертиков, а Ирина мне не звонила, ничего не говорила.
      Ночью я не выдержала напряжения, нажала по очереди на уничтожение своих произведений, потом сделала контрольный выстрел по всей странице во всемирной паутине! Все! Я себя уничтожила! Ирина больше не найдет мои произведения! Но жить под вымышленным именем больше суток я тоже не могла, не подводная я лодка, всплыла на поверхность, где ждут читатели.
      А, Ирина прочитала, точнее, просмотрела и промолчала. Следующее утро новой жизни я начала с тренажера. Этот загадочный белый станок для корректировки фигуры стоял рядом с постелью. Зачем изматывать себя зарядкой, бегом? Я встала в тренажер, натянула на себя ленту с резиновыми выступами, включила вторую скорость и вперед, к новой фигуре. Кто сказал, что это легко? Стоишь, а по тебе лента бьет и бьет, а ты ее по себе передвигаешь туда, сюда. Теперь кофе, грим, одежда, зонт и вперед, к эмоциям жизни.
      Ноги мои плотно обтянуты джинсами, немного вытянуты каблуками, я шагаю навстречу судьбе. Две машины сделали полукруг и остановились. Не глядя на них, я знала, что в одной из них сидит тот, ради кого все мои потуги в области фигуры. Он неотразим для меня. Рядом с ним я ощущаю себя стопроцентной женщиной. Он выше меня, плотнее, и я рядом с ним смотрюсь изящней. Блаженство находиться рядом с ним! Он мое визуальное счастье!
      Счастье длилось ровно столько, сколько лифт поднимается до нужного этажа. Вот и все, куда спешила? Работай, работай и работай. А он зайдет, он непременно откроет дверь в мой дом. Я поставила чайник для кофе, новый пластиковый чайник.
      Во всех последних моделях есть одна недоработка, они текут, то там, то здесь, а назад в магазин их не принимают, так как заполнен товарный чек. Я пыталась вернуть чайник, но это невозможно. Одно к одному, у меня дома куда-то исчезла холодная вода, горячая шипит, холодная капает.
      Несколько лет смотрела я на смесители в магазинах, а они везде с одной рукояткой.
      И вдруг смотрю на витрину и вижу смеситель для ванны с двумя ручками! И не такие ручки, которые заставляют пальцы складываться тюльпанами, а нормальные, как штурвал на корабле.
      Глаза мои разгорелись от металлического покрытия, от маленьких штурвалов для регулировки воды. Я взяла смеситель в ванну, держатель для душа с таким же штурвалом и смеситель для кухни, принесла домой. А кто их поставит? Позвала соседа, он пришел, посмотрел на покупку, сказал, что смеситель из бронзы, но поставить он его не сможет. Я стала звонить в домоуправление, дозвонилась в восемь вечера. Мне сказали, придет сантехник до двадцати трех часов сегодня или завтра. Ждала, ждала, но вместо сантехника, нам просто отключили лифт, он не работал все время, пока надо было ждать господина сантехника.
      Второй способ добыть себе мужа на час, просто посмотреть в газету, найти сантехника по вызову. Позвонила я по одному номеру, трубку взяла женщина, пообещала перезвонить, сообщить, когда придет сантехник. А чего ждать? Пришел на следующий день, все, что он смог сделать с первого захода, это установить смеситель в ванне, потом он стал в позу, и сказал, что трубы старые, и он ковырял в трубе отверткой, чтобы пошла холодная вода. Но он потребовал двести зеленых за замену труб от ванны до стояка. На этой ноте мы разошлись.
      На следующий день подхожу я к дому, а дворник Маня в цветах сидит, землю колупает, она местная звезда телеэкрана, только народные цветоводы могут попасть на экран. Рядом с цветами сосед стоит. Поговорили о трубах. Он сказал, что у себя дома он трубы прочистил и не менял.
      Ровно через неделю, все смесители стояли на месте, долгая история, современная.
      Сломался табурет на кухне. Ножка отломилась и не вкручивается. Чего проще!
      Поехала я в магазин, там стоят эти табуреты и все по одному. Взяла тот, у которого ноги, такие, как у тех табуретов, что у меня дома есть. Сверху все равно сиденья закрываю чехлом. Продавщица щедро дала пакет, сунула в него табурет, и табурет благополучно упал на пол, в моей руке остался порванный пакет.
      Пришлось отвернуть табурету ноги, и положить его в плотную сумку.
      Вышла я на проспект. Дом от дома далеко! Место сказочное. С одной стороны поселок городского типа, с другой город с гигантскими домами. Стою, гляжу на дома, жду автобус. Рядом фрукты овощи продают, а у меня табурет в сумке, класть фрукты уже некуда. Ждала, ждала, подошел автобус с турникетом, сунула в него магнитную карточку, и прошла в салон автобуса. Плюхнулась на сидение, и радуюсь жизни. Рядом девушка встала с парнем. Она с русыми волосами. Он с русыми волосами. Одним словом, оба они одной масти. У нее грудь прыгает под футболкой, ноги выпрыгивают из-под короткой юбки. У него глаза из орбит вылезают, так он на нее смотрел. Потом я заметила женщину с корзинкой, с такой фирменной корзиной, что глаз не оторвать, а корзина – полна опят. За окном дома, большие, большие.
      Собрала я дома табурет, поставила на кухню.
      В свете последних событий Макар решился на отдых в мужском санатории, расположенном на берегу озера. Мужчина подготовил машину к дальней поездке, взял минимум вещей и продуктов, зашел домой, сказать 'пока', а зря. На пороге стояли сумки, огромные сумки и гигантский чемодан на колесиках.
      – Матрена, ты куда собралась? – удивленно спросил Макар, рассматривая огромное по его меркам количество сумок.
      – Макар, я решила поехать с тобой, – устало проговорила я, подтаскивая в прихожую очередную сумку. – Все надо, там ничего лишнего нет.
      – Дорогая моя, ты прекрасно знаешь, что я еду в отпуск на две недели! Куда столько вещей набрала?! Если чего и нет, так вполне можно без некоторых предметов обойтись! Причем спокойно. А ты весь дом в сумки засунула! Они в машину не влезут!
      – Влезут! Дорогой мой, я знаю твою машину и ее багажное отделение! Три сумки в ширину, две сумки в длину! Чемодан снизу. Собачку в клетке возьму на колени.
      – А собачка откуда? У нас собачек не было!
      – Купила, маленькую трехмесячную собачку, она в домике спит. У нее есть все документы для пересечения границы.
      – Нет, в таком случае мне лучше дома остаться, без тебя и твоей новой радости!
      – Макар, твое дело, машину вести, я на твое место сумки не поставлю! Не бойся!
      – Успокоила. Я еду в мужской санаторий, там рыбалка в двух озерах, стенды для стрельбы. Что ты там будешь делать?
      – Понятно, родной, мне все понятно! Да, я не умею рыбу ловить! Я не люблю стендовую стрельбу, сильно в плечо после выстрела отдает! Ну и, что? Буду сидеть на веранде домика и на горы смотреть.
      – Ладно, отбери сумки первой необходимости и второй, чтобы знать, что можно оставить дома.
      Макар ехал, ехал и вспомнил, что забыл положить в машину удочки, он их вытаскивал, для укладки багажа, а удочки хотел сверху положить и забыл.
      – Матрена, я забыл удочки у подъезда, надо вернуться домой, что я без них буду делать?
      – Макар, удочки бабки домой отнесут, они видели, что мы уезжали, а вернемся – дороги не будет.
      – Это ты абсолютно права, я вернулся, и все пошло кувырком, а то бы один давно уехал и с удочками.
      – Поедем в другое место! Какая разница, куда ехать!
      Мы остановились в деревне, расположенной у дороги. Я отказалась спать в машине.
      Зашли в приличный домик. Хозяйка предложила нам комнату с двумя узкими кроватями, но с большими подушками. Я зашла в горницу и удивленно остановилась: передо мной стояли часы с янтарями! Макар стоял рядом со мной, не отводя глаз от узкого, деревянного, темного шкафа, вверху которого располагался циферблат, выполненный из янтаря. На стрелках часов, двигались маленькие янтари.
      – Какая прелесть! – выдохнула я, – просто чудо, а не часы! Откуда они у вас?
      – Так мы тут всегда жили, рядом с дорогой. Прадеду моему за лошадь барин отдал эти часы, вот и стоят здесь, никто им не удивляется, – ответила приветливая хозяйка.
      – Вы часы нам не продадите? – спросил Макар, наугад.
      – А, что купите? Надоели черти, громко тикают, гирьки у часов в шкаф уходят, место только занимают эти часы, – сказал, подошедший хозяин.
      – Купим, а собачку оставим вам, возьмете? – спросила я, и добавила. – Собачка с родословной.
      – Возьмем щенка! Он красивый, лапы у него крупные, большая вырастет собака, нам у дороги она не помешает, – ответила хозяйка.
      На том и решили. Утром мы расстались с добрыми хозяевами, а часы привязали к крыше машины.
 

 
      В мужском санатории мы поставили часы в домике. Больше половины вещей, что я привезла, здесь были не нужны. Два прозрачных озера с рыбой доставляли мне зрительное удовольствие. Макар периодически сердился на меня за забытые дома удочки, а мне нравились карпы в пруду, а не на сковородке. Не люблю и не умею я жарить свежую рыбу. Стендом для стрельбы распоряжалась девушка, она так ловко управлялась с оружием, что я невольно увлеклась стрельбой. У меня возникло ощущение, что меня, как пулю вбили в стенд. А в углу громко тикали янтарные часы.
      Я посмотрела на часы, мне показалось, что старинные часы подмигнули. Я подошла к часам, открыла дверцы, мне мучительно захотелось взять в руки гирьки, я дотронулась рукой до тяжелой, металлической гирьки в виде цилиндра. Двумя руками я подняла одну гирьку, покрутила, заметив линию соединения, нажала на гирьку внизу, и гирька в моих руках распалась на две части… Внутри гири лежало письмо, бумага давно пожелтела. С большим трудом я прочитала, что эти часы созданы часовых дел мастером по заказу графа Орлова в 1770 году или нечто очень похожее.
      Это же экспонат для музея Чесменской битвы, – подумала я, но сообщить о своей находке никому не успела. В дверь позвонили. Естественно, за дверью квартиры стоял мой фаворит Макар.
      – Матрена, не гони! Можно я к тебе пройду?
      – Макар, вы один вполне войдете в эту квартиру, но за вами придут ваши друзья рыбаки. Тесно станет.
      – Не издевайся, – пробасил Макар, поднял меня на руки, и вместе со мной прошел в маленький дом.
      – Выпусти меня! Не люблю я, когда меня поднимают! Отпусти!! – закричала я в крепких руках мужчины.
      Макар осторожно опустил меня на пол со словами:
      – У меня есть идея! Ты будешь жить на кухне, а я в твоей комнате. Все на местах!
      Не хочу я жить в домике с мужиками!
      – Сказать, что у тебя нет совести – это ничего не сказать, – зло процедила я, – ты, что, думаешь, мне легко было переехать из витого домика в квартиру в многоэтажном доме, а из квартиры в маленький домик!?
      – Тебе меня не выгнать! Я большой! Я весь тут! А, что это за архитектурные часы стоят? Откуда такое старье в моей комнате? Выноси! Я могу и новые шкафчики сделать. Мне не нравиться их громкое тиканье на моей территории! Останови часы!
      Дух янтарных часов очень обиделся за себя и новую, добрую хозяйку. Он подсветил янтарь на циферблате, и они засветились; заискрились и стрелки на часах. Я посмотрела на часы, и поняла, что в них живет дух времени. Я прекрасно знаю, что многие старые предметы старины дышат своим временем.
      – Чего это часы ожили? – спросил Макар у пространства.
      Часы второй раз на него обиделись, дух часов дыхнул на Макара, и его душа вселилась в янтарные часы. Тело Макара приобрело внутреннюю оболочку шкафа, его мозги стали часовым механизмом. Комната вновь была полностью в моем распоряжении.
      Макар растворился в часах, словно его и не было.
      – Макар, ты в часах? Пошевели стрелками, если меня слышишь!
      Стрелки на часах пошевелились и пошли обычным путем.
      – Вот до чего тебя жадность довела, часами стал.
      Часы подмигнули мне янтарной единичкой.
      – Макар, а что, если в тебя магнитофон вставить? Тогда нормально будешь мне говорить, о чем часы думают.
      Я сидела на веранде и читала книгу, но прочитать удалось одну страницу, рядом со мной, как из-под земли возник привлекательный мужчина, в костюме неопределенного цвета – Григорий Сергеевич.
      – Матрена, мне известно, что вы с Макаром купили янтарные часы в деревне, по дороге на юг. Было это или нет? Где янтарные часы?
      – Откуда вы о них знаете?
      – Я знаю о тебе достаточно много, где часы? Они принадлежат моим предкам! Прошу их вернуть законному владельцу, то есть мне!
      – Ваши доказательства, господин Григорий Сергеевич? Почему они ваши?
      – Читайте, читайте! Я – правнук графа Орлова!
      – А причем здесь граф? На часах этого не написано! Тем более что вашу биографию я придумала вам только вчера за вечерним чаем!
      – Вы, что не знаете, что у вас часы графа Орлова? Значит, вы признаете, что часы у вас?
      – Часов у меня нет! Мы их подарили, а кому – неважно.
      – Ха! Не верю! Я слышу тиканье часов! Они мои!
      Я промолчала, спорить с человеком, у которого за плечами маячили два черных крыла, в виде охранников в черных костюмах, я не пыталась, просто кивнула головой в знак согласия. Меня очень удивило, как основательно человек вжился в придуманную для него биографию предков. Григорий Сергеевич стремительным шагом вошел в домик. Я побежала впереди него.
      – Что-то забыли? – с непонятной тревогой спросила я.
      – Да, по нашим точным данным у вас есть мои янтарные часы, хотелось бы их вернуть истинному владельцу!
      – Вы, умный человек, господин Григорий Сергеевич, у меня есть янтарные часы, но они принадлежат лично мне!
      – Были ваши – станут наши, сударыня!
      Я кивнула головой, и захотела позвать Макара, но мою руку резко опустили. Они прошли из прихожей в комнату, этот момент заметил Макар, выглянувший из кухни, он оценил ситуацию правильно, понял, что идут к нам за янтарными часами.
      Пистолета у Макара никогда не было, отдавать часы, в которые он уже вселялся по воле мистики, ему не хотелось, они стали для него родными, он подмигнул часам и мне. Я благодарно на него посмотрела, словно пыталась ему передать все силы на борьбу за янтарные часы. Макар понял.
      Он резко направил правую руку в скулу господина Григория Сергеевича, с криком:
      – Ты, чего к моей бабе прицепился, хвощ в костюме, а ну прочь, из моего дома!
      Два охранника вынырнули из-за плеч, падающего хозяина, Макар двумя кулаками снизу, отбросил их на лестничную площадку, и, захлопнув дверь, успев поцеловать мою щеку.
      – Спасибо, Макар, а такой приличный господин, наследник графа Орлова.
      Григорий Сергеевич с охранниками вышли на улицу.
      Мы, отдохнув дней десять, уехали домой, доставив благополучно домой ценный предмет с янтарями…
      Не успела я соскучиться о проблемах, как в трубке телефона услышала дребезжащий голос старушки:
      – Это квартира коллекционера изделий из янтаря? Вы, госпожа хранительница? У меня к вам есть дело, я назову адрес, вы приезжайте одна, поговорим. Это старый дом в старой части столицы, не обессудьте, но быстрее, пожалуйста.
      Я умела ценить звонки, и записала адрес, потом посмотрела по карте, где находится дом старушки. Я села за руль своей машины, и поехала в старый район столицы. Меня встретила маленькая, сухонькая старушка, возраст ее был в таком тумане, что определять его я не стала. Старушка провела меня в комнату, в которой царил старый вишневый бархат.
      – Госпожа хранительница, вы садитесь в кресло, я вам все поведаю. Дело в том, что мой конец не за горами, и на мои похороны деньги спрятаны в этой комнате.
      Нет, они не в деньгах и не в золоте. Когда-то весь этот дом принадлежал моей семье, но вы сами знаете, революция, война и годы лишений прошли по этому дому, у меня осталась эта маленькая комната, не смотрите, в ней ничего не увидите, меня столько раз пытались ограбить, что с первого взгляда, здесь взять нечего.
      Не смотрите на меня с таким удивлением, а посмотрите на эту тумбочку под телевизором.
      Что вы видите? Фанерный ящик? Правильно. Эту старую фанеру надо осторожно снять, под ней будет то, зачем я вас пригласила! Вы мне дайте деньги, я вам дам эту драгоценность. Сами не пытайтесь снять фанеру, не получиться, тут нужны мужские руки, а теперь можете вызвать помощника.
      Старушка замолчала, сжалась в своем кресле в маленький комочек нервов. Я хотела позвонить Григорию Сергеевичу и сразу отдать ему, его семейную реликвию, но, вспомнив, что он едва ли расплатиться со старушкой, набрала номер Макара, он-то не промах, и совсем неплохо водит свою старую иномарку по столице.
      Сообразительный Макар, прихватив необходимы инструменты, довольно скоро появился перед двумя дамами разных эпох. Он ловко снял фанеру с какого-то предмета, покрытого мусором, который сыпался на него десятилетиями сквозь щели между листами фанеры.
      Старушка приободрилась, и сама подала тряпку, дабы смести мусорный налет с ее драгоценного предмета старины. Перед глазами очевидцев появилась конторка с ящичками и небольшим секретером.
      Мой цепкий взгляд определил, как минимум восемнадцатый век и необыкновенное качество изделия. Интересно, что в завитках по периметру изделия поблескивал янтарь, но я уже ничему не удивлялась, получалось, что проснулась мебель с янтарем, и один предмет за другим, потянулся ко мне. Я немедленно рассчиталась со старушкой, та в ответ гордо наклонила голову и тут же величественно откинула ее назад.
      Конторку повезли в бывшее логово Макара, там предстояло восстановить предмет старины. Я сидела на стуле, а Макар открывал ящички секретера перед моими глазами. Один ящик не открылся, он помудрил в замке инструментами и отрыл последний ящик. Мы наклонились над содержимым маленького ящичка. И увидели небольшую шкатулку с навесным замком, открыв замок, обнаружили внутри футляр, в футляре лежал широкий золотой браслет с полудрагоценным янтарем, но он был так красиво выполнен, да еще на него накладывалось пара столетий, что цена его было неизмеримо больше, чем стоили материалы, из которых он был выполнен.
      Макар протянул мне футляр с браслетом. Я дала Макару аванс на оформление реставрационных работ, и поехала к старушке. Та сидела в кресле, даже дверь не закрыла. Я подошла к ней. Старушка была мертва, рука одна так и осталась в том положение, в каком брала деньги из моей руки, но денег в ее руке не было!
      Телевизор стоял на полу, да и где ему стоять, если тумбу из-под него вывезли!
      – Руки! – крикнули за спиной, и я почувствовала твердый предмет, упирающийся в спину, я подняла руки, дамская сумочка повисла у меня на руке, но по опыту своей жизни, я много денег с собой не носила. Липкие руки сорвали сумочку, порылись в ней и вытолкнули меня с пустой сумкой за дверь.
      – Ша, тетка, ты ничего не видела, бери свою пустую сумку и тикай подальше!
 

 
      Я выбежала из дома, прошла десять шагов, села в машину, мотор завелся; и я медленно двинулась с места, ощупывая под грудью янтарный браслет, завернутый в платок, так, на всякий случай, а пустой футляр лежал в сумке. Я заглянула в сумку, футляра в ней не было… Ленивое воскресенье подходило к концу, я перекрасила волосы в парикмахерской, сидя под панамой из киселя с дырочками. На моей голове в волосах возникли перышки, в виде лапши. Дома я больше смотрела в зеркало, чем на телеэкран. Я переключала программы, но во всех программах встречала – комоды. 'У них, что сегодня день комода?' – подумала я недовольно.
      Запиликал мобильный телефон, молодой голос Макара, что-то мне стал говорить, но я уловила одно слово – комод.
      – Макар, что за комод? О чем ты говоришь? Я что-то упустила.
      – Матрена, тут знакомые ездили на похороны своего с деда, ему было где-то 90 лет, в его комнате обнаружили комод, весьма занимательный, предлагают его передать тебе в коллекцию.
      – Комод с барельефом, а в нем янтари?
      – Откуда ты узнала? Они тебе звонили?
      – Нет, день так складывается, как пасьянс, ты очень вовремя позвонил. Когда, говоришь, комод привезут?
      – Да хоть сейчас.
      – А ты, что не знаешь куда вести? Бери их под руки и вези вместе с комодом в нашу мастерскую по реставрации мебели, проще в твою старую квартиру. Знаешь где она?
      – Обижаешь. А ты там будешь?
      – Одеваюсь и выезжаю.
      – Лады.
      Я заплатила наследникам комода наличными за очередной подарок судьбы. В квартире вместе с комодом остались я, да Макар. Мы осмотрели приобретенное сокровище, без слов понимая друг друга. Я поймала себя на мысли, что Макар волнует больше, чем комод. Дерево, оно и есть дерево, а человек не дерево. Он тоже это почувствовал, в квартире стоял убогий диванчик, от его родителей еще остался. Мы одновременно сели на диван, и стали смотреть на комод, с первого взгляда было видно, что он сильно испорчен временем, но и отреставрировать его вполне было можно.
      – Макар, как ты думаешь, а чувства можно отреставрировать?
      – Ты о чем?
      – Так, почувствовала себя старым комодом. День такой сегодня, даже эта старая развалина с остатками янтаря меня не радует, все мне надоело!
      – Да, ты что? Нам Григорий Сергеевич за этот комод больше отвалит, раз в десять, после реставрации, конечно.
      – Эх, этот Григорий Сергеевич! Макар, все так запутанно, что этот комод мне ему продавать не хочется.
      – Оставьте себе, или просто поставь в магазин на продажу.
      – О, ты мне уже и советы даешь! Кто из нас начальник?
      – М…м… мало ли кто начальник?! Я мужчина, а ты женщина!
      – Мне нравится твой ответ, как бы из него пользу извлечь? Ты не знаешь?
      – А, чего тут знать? Ты – баба, я – мужик! Ты одна. Я вообще один… Да ты сюда прямо из ванны приехала, волосы рассыпчатые, чистенькие, даже влажные, ты вся такая!
      – Красиво говоришь, да здесь удобства относительные.
      – Какие нам нужны удобства? Мы ж на диване сидим! Старый он, так и, что, нас выдержит.
      – Ты чего это мне предлагаешь?
      – Ничего не предлагаю, – обиделся Макар, – рядом с нами нет бугая, я и обрадовался.
      – Есть хороший специалист, пригласи его этот комод реставрировать, деньги на комоде уже лежат.
      – Заметил, а мои услуги оплатишь? За доставку антикварной, янтарной продукции!
      – Наличными? Ты мой молодой человек, и за свою работу зарплату получаешь. Лучше возьми ключи, привезешь сюда реставратора, он сам все знает, что делать.
      – А ящики открывать будем? – не дожидаясь ответа, Макар встал, поставил комод под старую люстру, обошел его со всех сторон, открыл ящики, – чудес не было.
      Я посмотрела на него, потом на открытые ящики комода, встала, подошла к комоду, достала маленькую бутылочку, на ней виднелась полу стертая надпись 'пихтовое масло'. Я взяла бутылочку в руки:
      – А говоришь, ничего нет, а здесь такое сокровище! От деда осталось наследство.
      – Выброси! Зачем оно нужно?!
      – Смотри, какая упаковка! Маслом еще можно пользоваться.
      Я резким движением раскрыла диван, успев заметить, что внутри дивана лежит чистая простынь. Вторым движением я постелила ее на диван.
      – Прошу, Макар, все готово для испытания наследства, скорее, его приложения.
      Я легла на край дивана и стала смотреть на комод, мне казалось, что старый дед вселился в комод и подмигивает мне. Макар одним движением залетел на диван, на нем сверкал металлическими украшениями кожаный, широкий ремень…
      Я повернулся к нему, погладила ремень:
      – Хорошее у тебя укрепление, снять его можно? Или сложно?
      – Да и ты в каркасе, вон какая у тебя талия обтянутая! До тебя не добраться.
      – Не обижай, это летние платье, сейчас все ткани тянуться, – и я потянула замок молнию на платье вниз.
      Макар снял ремень. Мы механически, каждый сам с себя снимали одежду и складывали со своей стороны дивана. Мы еще не верили сами себе, еще все казалось большой шуткой. Я протянула ему пихтовое масло, пальцами показала, как им надо пользоваться, он послушался. Он умел играть на гитаре, надо было свои способности использовать в жизни, его тонкие пальцы, смазанные маслом, изобразили на мгновение игру на гитаре, больше этого не требовалось. Он взлетел на мое чистое тело, такое живое, такое притягательно, такое нежное, такое готовое к нему, что он потонул в нем с замиранием сердца… Комод стоял понуро, о нем просто забыли. Я предложила Григорию Сергеевичу деловое соглашение: я поставляю ему антикварную мебель, он платит. Он сдает антикварный этаж дачи, за большие деньги, и расплачивается за мебель для его музейной дачи, берущей начало от графа Орлова, от 1770 года. А кто не хочет пожить в интерьере, в котором сама царица почивала?
      Впереди меня шел мужчина в джинсах и ковбойке с полиэтиленовым пакетом в руке, но при этом его сильная рука была оттянута тяжестью. 'Какая тяжесть может лежать в пакете, рассчитанном на 3 килограмма веса?' – подумала я. Рука мужчины опустилась еще ниже и резко поднялась вверх, а на дороге оказался пакет, в котором нечто блеснула. Он остановился, а я резко затормозила свое движение, слегка задев мужчину.
      – Проходите, ничего для вас интересного здесь нет, – сказал он.
      – Вы, что гирю золотую несете в полиэтиленовом пакете? – спросила я.
      – Не твое дело, иди своей дорогой.
      Я посмотрела на пакет и поняла, что пакетов было несколько один в другом, тем более интересно, что такое блестящее он нес?
      – У меня есть сумка более прочная, чем пакеты, я могу ее дать вам, чтобы вы донесли свой предмет, – сказала я ему.
      – Не нужна мне твоя сумка! – истерически крикнул он.
      – Ну, порвали пакеты, чего кричать? Дарю вам сумку! – сказала я, протянув, ему пустую сумку и пошла, не глядя на него дальше.
      Он машинально взял сумку, завернул предмет в полиэтиленовые сумки, потом сунул этот сверток в мою сумку, рука его оттянулась под тяжестью предмета, а сумка стала трещать по швам.
      – Эй, девушка, забери свою сумку! Она рвется!
      Я оглянулась, подошла и забрала свою порванную сумку. Он двумя руками держал сверток перед собой.
      – Идите, нечего смотреть на меня! – крикнул он мне.
      – Чего вы так злитесь? – спросила я у него.
      – Ладно, скажу: я продал свою квартиру, живу теперь на даче, обходил напоследок квартиру, она еще отцу моему, геологу принадлежала; и поверишь, нашел слиток золото, самодельный!
      – Здорово! Не украл, а нашел в своей квартире!
      – Так, понимаешь, отца нет на свете несколько лет, а самородок вот – он!
      – Радуйся, а я пошла.
      – Нет, не уходи, мне одному жутко, я побоялся такси вызвать, думал, так донесу, тихо, чтобы никто не видел. А таксист он, как психолог. Ты вот все узнала, и он бы мог узнать. А моя машина в ремонте.
      – Ладно, понятно, мой дом рядом, я недавно переехала в однокомнатную квартиру, одна теперь живу.
      – Идем к тебе, до моей крутой дачи еще ехать надо. А тебя как зовут?
      – Матрена.
      – А меня Егор. У меня еще есть брат Григорий, но он живет на Малахите.
      – Понятно, вы ему про золото не говорите, а то на Малахит увезет, и не увидите нечаянное наследство.
      – Само собой, говорить не буду. Мне деньги нужны, я еще свою фирму организовываю.
      – Возьмите меня к себе на работу, если она недалеко находиться от моего дома.
      – Нет, почти в этом районе. А ты, Матрена, кто по образованию?
      – Химик. Я училась на строителя, но в какой-то момент передумала и перешла на химический факультет.
      – Ладно, возьму тебя менеджером по продажам, пойдешь?
      – Пойду, я ведь недавно сюда переехала, так, что мне очень нужно новое место работы.
      – Отдохну у тебя немного, с тобой поговорю, а ты мне машину вызови по телефону, а я попытаюсь молчать в машине.
      – А вы, знаете, я видела, что наша соседка, ездит на машине, пусть она вас отвезет!
      – Позови ее, если это удобно.
      Мы немного посидели у меня, чай попили, потом я вышла из квартиры и позвонила в дверь соседней квартиры, из нее вышел симпатичный молодой мужчина, и это был Макар!
      – Матрена, ты, что-то хотела?
      – Я твоя новая соседка, очень нужно одного человека отвести домой, я видела, что тут живет женщина, у которой есть машина. Моя машина в ремонте.
      – Это моя мама, но ее сейчас дома нет, а я машины редко вожу, у меня не всегда это хорошо получается.
      – Ладно, такси вызову.
      – Правильно, вызови такси, и мне твой гость не нужен, пусть он уезжает.
      Я повернулась к своей двери, но как-то всем своим существом почувствовала, что Макар смотрит мне в спину, я резко повернулась к нему:
      – До свидания, Макар!
      – Именно, до следующего свидания.
      Я зашла в свою квартиру и сказала:
      – Егор Сергеевич соседки дома нет, доедете на такси, хотите, я вас провожу?
      – Нет, провожать меня не надо, у меня на новой даче после стройки еще не все убрано, как только приведу ее в порядок, обязательно приглашу.
      Мы расстались, он взял мой номер телефона. Вот и все.
 

 
      Вскоре меня взял к себе на работу Егор Сергеевич, я с ним столкнулась в большом и длинном коридоре производственного корпуса, потом он зашел ко мне в офис.
      Оказалось, что разные фирмы снимали офисы в одном здании. Следующий раз Макар пришел ко мне домой. Он, видя меня в качестве соседки по лестничной площадке, сделал мне предложение.
      – Неделю мы с тобой знакомы, – ответила я.
      – Я не был женат, и детей у меня не было, – добавил Макар.
      – Чудный срок для предложения, – сказала я.
      – Подожди! Я сейчас свою мать позову! – крикнул Макар и исчез за дверью.
      Вскоре Макар появился в дверях с симпатичной женщиной неопределенного возраста, Анной Александровной.
      Макар внимательно посмотрел на меня и спросил:
      – Женимся?
      – Сейчас?
      – Немедленно, пока Егор Сергеевич не явился.
      Да, Макар уже узнал, как зовут моего нового начальника, и торопился со свадьбой, сам не зная, зачем это ему нужно. Если честно, то я специально купила квартиру рядом с ним.
      – Матрена, твои дела идут просто великолепно, – сказала Анна Александровна, осматривая мою комнату.
      – А, что делать? В новом доме у меня новые соседи, а я сейчас слышу, что за входной дверью делается. К вам кто-то пришел.
      В дверь ко мне постучали, а не позвонили.
      Макар подошел к двери:
      – Родька, как ты догадался, что я тебя жду?
      – Видел твоего соседа из соседней квартиры, он сказал, что появилась новая соседка на вашей лестничной площадке, нетрудно было догадаться, что ты ее не пропустил.
      – Друг, ты пришел во время, я сватаю соседку за себя, а ты ее у меня не отбивай.
      – Я, что такой плохой, чтобы у друга жену уводить? Я знаю, как ты с ножами управляешься.
      – Матрена еще не жена, но очень похожа на мою невесту.
      – Так ее Матрена зовут? Приятно будет познакомиться.
      Мы не расписались. Он всегда и во всем торопился, словно боялся опоздать.
      Вскоре Макар стал приставать с вопросом:
      – А когда у нас будет ребенок?
      Я смотрела на него удивленно, не понимая, когда бы мы успели сделать ребенка?
      Макар принес мне в подарок шесть стульев. Я удивилась подарку, в моей маленькой квартире один стул поставить некуда, и то только в кладовку. Это на Малахите у меня был целый витой дом, а в столице у меня маленькая квартира. И я так хотела сделать ее красивой! А вместо этого все свободное время у меня уходило на приготовление пищи для Макара.
      Еще он принес каталог антикварной мебели, я долго его рассматривала, и смутно чувствовала в душе непонятную тревогу. Мне очень понравился журнал, а особенно мебель в журнале. Мне захотелось жить среди этой мебели! Да, где ее взять? И главное, на какие деньги?
      Минутная музейная слабость к золотым вензелям неизбежно переходила в жизненную потребность. Я всегда жила среди прямоугольных домов или прямоугольной мебели простой до примитивности. Получалось, что до двадцатого века создавали мебель, радующую глаза, хотя бы небольшой части общества, а потом все исчезло и перешло в музеи.
      А мне так хотелось чего-нибудь золотого и с вензелями! Из-за этой потребности у меня всегда было смутное желание, побывать в прошлом веке, и я ходила по музеям.
      А, где еще найти остатки прошлой жизни?
      Купила я золотистую краску, просто потому, что она мне понравилась, и поставила перед глазами, в Матрене, что так быстрее придумаю, как ее использовать. А в душе у меня было пусто, пусто, до отчаянья и головной боли: у нового, благородно изогнутого стула, две ножки постоянно выступали вперед, и куда они бежали? А сделан он так, что в его сидении можно было только сокровища прятать. Да, где их взять? Сокровища. И в голове нет ничего, кроме этой самой головной боли, а когда сидишь на этом стуле, то мысли лучше функционируют. А на старом стуле – мысли старые, или пусто, и желания спят. Нет желаний.
      Я коснулась обивки стула рукой. У меня появилась мысль продать этот стул и его братьев за большие деньги. Меня вчера попутным ветром занесло в антикварный магазин мебели, и я увидела цены на очень старую мебель. Цены мне понравились, дома у меня стояли шесть стульев с изогнутым профилем, обтянутых шелком. Я взяла в руки банку с золотой краской, взболтала жидкое золото. Задумалась на секунду, полиэтиленовой пленкой обтянула шелк, и из пульверизатора покрыла дерево стульев золотой краской. Я залюбовалась своей работой, потом решительно набрала номер телефона:
      – Макар, будь человеком, у тебя есть камеры тепла и холода, я помню, ты о них говорил, в них стул влезет?
      – Матрена, ты чего опять придумала на мою голову?
      – Я, что деньги у тебя прошу? Нет, прошу, возьми новый стул, погрей его и заморозь, раз десять и все.
      – Понятно, понимаешь, дорогая моя, так поступают с иконами, но не со стульями!
      – Родной мой, я не умею рисовать иконы, я стул покрасила, только олифы нет.
      – Ладно, возьму твой стул, погрею, заморожу, но претензии по его внешнему виду не приму.
      – Спасибо, а шесть стульев возьмешь?
      – Радость моя, у меня солидная фирма, один чужой стул я смогу оправдать, сославшись на то, что его склеиваю, но шесть стульев…
      – Согласна на один стул, склей его, у него на самом деле передние ножки от задних ног постоянно вперед уходят, я уже их склеивала.
      – Матрена, слышу нормальную речь, склею, проведу испытания клеевого шва в дереве.
      – Макар, спасибо, ты настоящий мужчина!
      Макар принес стул на испытательный стенд, дежурная стенда согласилась помочь испытать клеевой шов в стуле. Стул ей очень понравился, и она вполне понимала желание Макара склеить его качественно. Через пару суток Макар вернул стул мне.
      Я ойкнула и радостно покрутила стул на одной ножке.
      – Матрена, чему радуешься? На стуле сидеть можно, но обивка несколько сжалась, само дерево слегка потрескалось, верхний слой покрытия вообще стал в мелких трещинах, надо заново красить.
      – Макар, на этом стуле у меня в голове рождаются славные мысли, спасибо.
      – Тебе видней, я сделал, что ты просила, сиди на нем, мысли. У меня сегодня много работы, стул я тебе привез, все, я уехал. Пока.
      – Счастливо, родной! – Я расплылась радостной улыбкой, закрывая дверь за Макаром.
      Я подошла к стулу, взяла его и понесла к соседке.
      Соседка, пожилая, приятная женщина, встретила меня спокойно.
      Я высказала свою просьбу:
      – Анна Александровна, помогите, пожалуйста! Мне от бабушки достался один старый стул, я его выкинуть хотела, потом мне так понравился его изгиб, что рука не поднялась.
      – Конечно, Матрена, я помогу, но чем? Почистить его?
      – Что вы, ни в коем случае! Вы его сдайте в свой антикварный магазин, только не трогайте его, я его сама довезу до магазина.
      – Матрена, я никогда ничего своего не продавала, получиться ли у меня?
      – Анна Александровна, бабуля мне рассказывала, что этот стул ей достался от ее бабушки, он у нее стоял в кладовке.
      – Видно, что стул старый, забыли его вовремя выбросить.
      – Ладно, не надо его продавать, я просто хотела вам показать бабушкино наследство.
      – Матрена, я поняла, что ты пошутила, насчет антикварного магазина.
      – Простите, за беспокойство, – сказала я и спиной, неся стул, вышла из квартиры матери Макара.
      Дома я перевернула стул, оторвала пожелтевшую этикетку, еще раз осмотрела стул, поставила его в угол, убрала из комнаты пять стульев собратьев, и без стульев поехала в магазин на алой полукруглой машине.
      – Вас что-то у нас заинтересовало? – спросил продавец консультант Шурик Селедкин.
      – Да, мне вы вчера еще понравились, – сказала я, кокетливо улыбаясь продавцу.
      – Меня среди антиквариата обычно не замечают, – хмуро ответил молодой человек.
      – Что вы сегодня вечером делаете? – спросила я мужчину.
      – К тебе еду, я правильно понял? – усмехаясь, ответил продавец, – Рабочий день через полчаса закончиться.
      – Можно я похожу пока по магазину, а потом поедем ко мне, я на машине.
      – Ходите, смотрите, это не запрещено, сами понимаете.
      Я два раза обошла торговые залы, потом вышла из магазина, и села в машину. Я с тоской подумала, что делаю глупость, мне захотелось уехать от магазина куда подальше, но на крыльце показался продавец Шурик.
      – Идите сюда, – позвала я, открывая дверцу машины.
      – Женщины меня еще не возили на машине, – сказал он, глядя, на машину.
      – Времена меняются, я давно за рулем.
      – Что мы у вас делать будем? Мы недавно знакомы. Я понял, ты хочешь оценить свой антиквариат!
      – Мы уже знакомые, а антиквариата у меня никогда не было, мебель современная.
      – Хороший ответ, а я подумал, что заманиваешь меня в дом, как оценщика старой мебели.
      В подъезде я столкнулась с Анной Александровной, та мне улыбнулась и вопросительно посмотрела на Шурика, но промолчала.
      Шурик прошел в квартиру и воскликнул:
      – Я прав, вы меня привезли оценивать этот стул! – и он подошел к стулу, – а, что неплохой стульчик! Прямо скажем неплохой!
      – Вы проницательны, – сказала я с некоторым внутренним раздражением, мне показалась, что афера себя не оправдала.
      – Продать?
      – Нет, он мне дорог, как память.
      – Все так говорят и продают, а покупатели эту память покупают. Сказать вам цену на этот стул? – и он назвал цену.
      – Так мало?
      – Вот видите, из-за стула вы меня привезли! А мало стул стоит потому, что без легенды стул, тянет на позапрошлый век.
      – Правда, что ли?
      – А, вы, что не знали что стул восемнадцатого – девятнадцатого века?
      – Нет, на самом деле я его принесла из бабушкиной кладовки. Мне его профиль понравился, изогнутость ног и спинки, с детства этот стул помню, я на нем сидела, когда к бабушке приходила пить чай с вишневым вареньем. Дома у нас варенья никогда не было.
      – С какой грустью вы говорите, и так красиво, но вспомнили бы лучше историю стула до варенья с чаем, или вспомните, что бабушка говорила о своей бабушке.
      – Не помню, мне это было неинтересно.
      – Тогда дороже не продать, а сейчас я уйду, стул привезете, и мы его продадим.
      Вот и вся любовь – на один стул.
      – Мне жаль, что вы уходите.
      – Я без обиды, вы не первая в моей работе, которая меня увозит на оценку антиквариата под предлогом интереса.
      Мужчина ушел.
      Я села на диван, еще раз посмотрела на стул и рассмеялась:
      – Это ж надо! Восемнадцатый век!
      Я позвонила Макару:
      – Макар, спасибо, родной мой, за стулья восемнадцатого века!
      – Матрена, ты откуда узнала, что они из восемнадцатого века?
      – Оценщик сказал из антикварного магазина мебели.
      – Ты бедствуешь, моя радость? Я подарил, а ты продаешь? Ну, ты даешь!
      – Так получилось, а они, что на самом деле из гарнитура восемнадцатого века?
      – А ты вспомни, где я работаю! Я теперь работаю на частной мебельной фабрике. Мы изготавливаем мебель на заказ малыми партиями. Как-то нас попросили сделать гарнитур из восемнадцати стульев, типа стульев восемнадцатого века, я ездил по музеям, нашел один стул в музеи, натуральный. Одним словом мы по этому стулу выполнили заказ, а заказчик оплатил двенадцать стульев, шесть стульев я купил по цене с большой скидкой, тебе подарил.
      – Вот теперь спасибо, а ты знаешь, что я могу один стул продать, как антиквариат восемнадцатого века?
      – А пять стульев не тянут на продажу?
      – Это целая история, ты лучше скажи, где находиться музей, в котором ты стул срисовал?
      – Я соскучился, приеду и все расскажу.
      – Резонно, приезжай, хоть сейчас, – сказала я, и положила трубку телефона.
 

 
      Я спрятала стул, прошедший испытания на стенде. Пять стульев я распределила по квартире так, чтобы их число не сразу определялось. Посмотрела на себя в зеркало и решила, что красивее быть, не обязательно и побрела на кухню готовить ужин для любимого мужчины. Дети у них пока не появились. Макар хотел детей, бредил продолжением своего рода. Я упреки на эту тему не выносила. Я привыкла к дарам Макара. Они меня устраивали.
      Он был гибким мужчиной, легким на подъем. Вес на его теле так равномерно распределялся, что он казался просто прекрасным, что мне весьма импонировало.
      Макар знал и чувствовал дерево в любом его проявлении, но что касалось техники, тут у него был полный провал. Машину водить он умел, но без особой легкости, хотя имел права на вождение. Вообще он весь, был отголоском прошлых веков. Я шла в ногу со временем, работала менеджером на фирме, принадлежащей двум странам; была стройна, и в меру красива. Мужчинами на своей фирме я не увлекалась, они все были женаты, да и я была замужем, за Макаром, когда меня на очередную работу брали.
      В духовку я поставила рыбу, залитую майонезом. Макар любил картофельное пюре, со сливочным маслом и молоком, этим я и занялась… Он привез сетку картошки, сетку свеклы и все остальные овощи. Я открыла дверь своему снабженцу, и пошла на кухню.
      Он сам знал, что ему делать со своими овощами. В нем не было эксцентричности, но была основательность, в нем не было любовной суеты, но любил он душевно. Меня устраивала так домовая любовь, без особых требований.
      – Матрена, я смотрю все стулья на месте.
      – Макар, а куда им деваться, все здесь, – сказала я, снимая передник, оставаясь в платье, облегающем фигуру.
      – Как ты хороша в платье! А то все ходят в брюках, словно они и не женщины!
      – Так я тоже хожу в брюках, это я для тебя платье надела.
      – А хоть бы и так, все одно приятно, глаз мой мужской радует. Хочешь знать, где я стул срисовал? Мы можем туда вдвоем съездить, если довезешь на машине. Это старая усадьба, музей писателя.
      – Ой, Макар, то-то мне на этом стуле хорошо думается!
      – Угодил, стало быть, и то славно.
      – Привет!
      – Я соскучился.
      – Быть не может.
      – Это правда.
      – Макар, ты променял меня на пластиковые окна! Кто из женщин дает тебе больше денег, с тем ты и живешь, даже если это собственная мать! Она поставила в квартире окна, и ты послал меня к черту! – Воскликнула я в сердцах. – Что молчишь? Купил пластиковую куклу в магазине? Не будешь ведь ты жить со своей мамой за окна?
      Сволочь! – подумала я, и пошла дальше, у меня не было денег на покупку этого платного Макара. Сейчас его купила собственная мать. Я представила, как он в магазине, купил куклу.
      И пропела мысленно: 'Секс топ, секс топ, тара-тара-тара, секс топ, секс топ, тара-тара-тара'…
      Макар после распада семьи, а точнее после своего ухода от меня перешел жить к матери. Квартиры наши располагались на одной лестничной площадке, разумеется, появление Егора Сергеевича в моей квартире они заметили. Но Анна Александровна, ради сохранения своей внешности, мускулом на своем лице не дрогнула. Да и Макар при встрече спокойно пожимал огромную руку Егора Сергеевича, приемника бывшей жены.
      А Егор Сергеевич неожиданно предложил:
      – Матрена, я купил для тебя антикварный салон у Анны Александровны, будь его директором! Я нашел золото отца, и купил тебе магазин.
      Я согласилась быть директором и взяла к себе на работу продавцом Шурика Селедкина, зная, что его отец – столяр краснодеревщик…
      A-у, люди! – хотелось крикнуть мне, сидя в большой и пустой квартире. Когда женщина дома одна ей прислуга не нужна, она влачит полу амебное состояние. Я занималась тем, сем, потом мне это здорово надоело, я позвонила Ирина, хотела ее в гости пригласить, но та, сославшись на внезапную температуру, прийти отказалась. Одним словом – никого дома, надо же было мне придумать себе такой ленивый выходной день!
      Я – директор антикварного магазина, таким образом, отдыхала от людей и суеты. Я достала обруч, и стала крутить его вокруг своей талии в семьдесят сантиметров. У меня замечательные ногти. Великолепная грива толстых волос украшает мою голову, которые я мыла всегда раз в неделю, и они прекрасно лежали в прическе, и жирными не становились. Бог меня не обидел. Иногда я считала себя излишне худощавой. И вот такая женщина, с огромными серыми глазами и миловидным лицом, сидела дома по собственной инициативе и страдала от безделья, ею же созданного! Анну Александровну вполне устраивало возращение сына из соседней квартиры, с ним она становилась более обеспеченной. Его деньги шли в общий карман семьи из двух человек, деньги мне он не давал.
      Я почувствовала нехватку денег с тех пор, как от меня ушел Макар, но просить деньги у него я не могла; вот и пошла на аферу со стулом, а стул и впрямь оказался родом из восемнадцатого века, можно сказать почтенной копией стула знаменитого писателя! Вот тебе и легенда, – подумала я, – и придумывать ничего не надо, это на самом деле копия стула великого писателя восемнадцатого века!
      Надо только каким-то коленом к этому писателю примазаться, как масло на хлеб. Я обошла домашнюю библиотеку, обнаружила одну книгу великого писателя, прочитала биографию. Все складывалось лучшим образом, мы с писателем жили почти рядом по меркам огромной страны. Так, что там бабка о своей бабке могла сказать? Это надо было придумать. Я окунулась в книгу писателя, бывшего владельца настоящего антикварного стула.
      На мое счастье или несчастье, Егор Сергеевич явился ко мне выговориться. Он посмотрел на меня, читающую книгу великого писателя и совсем забывшую про него, собрал со стола посуду после ужина, и стал ее мыть. Вот и вся любовь, – думал он, водя губкой в пене по тарелкам, и смывая с их боков пену водой. Макар шел с работы, задумался да и позвонил в дверь, можно сказать по привычке. Дверь открыл Егор Сергеевич в переднике, пена на руках указывала на его домашний труд в квартире его бывшей жены, что Макару было хорошо знакомо.
      – Привет, – сказал Макар, – а Матрена дома?
      – А, где ей еще быть? Книгу читает, – ответил Егор Сергеевич, полностью закрывая собой дорогу в квартиру.
      – Я по привычке нажал на звонок, домой иду, – сказал Макар и стал открывать соседнюю дверь ключом.
      Заказчиком стульев восемнадцатого века, был тот самый продавец из антикварного магазина. Звали его Селедка, простите, Шурик Селедкин. В магазине один покупатель забыл буклет с фотографиями усадьбы писателя. Шурику один стульчик на буклете очень приглянулся. Он его и заказал в фирме Макара, а Макар ездил в усадьбу и снял размеры с оригинала. Еще Шурик был наслышан, что есть испытательные стенды, на которых можно провести процесс старения изделий, в том числе и мебели. Селедка хотел купить себе бочку, точнее машину с большим багажным отсеком, для перевозки мебели.
      Директором антикварного салона мебели в то время работала Анна Александровна, именно она обмолвилась Шурику о стендах, которые были на фирме Макара. О них она слышала от него. Шурик покаялся, что стульчики он заказал, она его пожурила и похвалила, так они сообща купили двенадцать стульев, и положили их на склад.
      Шесть стульев прошли несколько иной путь в доме Матрены. Анна Александровна сразу сообразила, что Матрена пошла правильным путем по старению стульев, дальше они сами с Шуриком справились с двенадцатью стульями…
      Кстати, о старении, перед Анной Александровной лежал график ее личного старения, знакомая экстрасенс составила. Что было, что будет, да, именно, что будет, в плане ожидаемых болезней. А, что, очень похоже. Анна Александровна от кривой своей старости особо не отклонялась. Получается, что жизнь похожа на гладиолус, бутоны раскрываются снизу, и, постепенно подбираются к верхушке цветка.
      Гладиолусы бывают маленькие, с небольшим количеством цветков, а бывают породистые, ну очень большие. Каждый цветок что-то да обозначает, чтобы он не обозначал, а смысл один – больше цветков – длиннее жизнь. Анна Александровна претендовала на большую жизнь, то есть на большой гладиолус, вредных привычек у нее не было, а это сразу давало значительный довесок к возрасту.
      Анна Александровна, женщина от природы властная, но сыну подчинялась с полуслова.
      Ее мужа прибрал бог год назад. Она переживала первый кризис старости, костная система у нее стала выходить из подчинения. Она перечитала все статьи по поводу болезней ног, больше всего ей понравилась одна статья о том, как сохранить кальций в организме: и она бросила пить кофе, на этом она решила, что все рекомендации статьи выполнила, и кальций больше не должен мешать, ей жить.
      Она купила упаковку кальция из 20 таблеток, выпила четвертую часть таблеток, запила водой и отключилась. Выспавшись, она принялась за уборку квартиры. Иногда ее доставали боли, но она упорно двигалась, ведь недаром женщины пожилого возраста идут в уборщицы или помогают убирать квартиры своим продвинутым детям!
      Как ни странно, но это народный секрет женской живучести. Второй секрет: пожилые женщины гуляют с внуками или с чужими детьми, тем самым, приобщая себя к общественной жизни и сохраняя подвижность стареющих костей. Итак, Анна выполнила пока два условия для счастливой старости пенсионерки, поэтому она и продала антикварный салон Егору Сергеевичу, а он отдал его мне!
 

 
      Меня проблемы старшего возраста особо не волновали, я лежала и читала книгу писателя восемнадцатого века, у которого еще при его жизни был антикварный стул восемнадцатого века, я изо всех клеточек своего серого вещества мозга, пыталась найти нечто общее между своими предками и великим писателем прошлого, пока мне это не удавалась. Внезапно я почувствовала, что строчки книги уходят в темноту…
      Я подняла голову от книги, посмотрела на источник света, но вместо, торшера у дивана, обнаружила огромную фигуру Егора Сергеевича.
      – Заметила, наконец, что я здесь! Матрена, я к тебе пришел, а не к посуде, ее я уже вымыл.
      – Простите, Егор Сергеевич, я забыла, зачиталась, ушла в прошлое.
      Егор Сергеевич медленно опустился на колени, сложил свою огромную голову на мою грудь, слегка поводил волосами по платью, как гигантский кот. Я не выдержала и погладила большую голову мужчины, он медленно стал подниматься, и с необыкновенной прытью барса, перемахнул через меня, и оказался лежащим с другой стороны платья.
      Я повернулась к нему, он сжал мое платье со всех сторон своими огромными руками, я утонула в объятиях мужчины, продолжая держать в одной руке книгу великого писателя.
      – Да выкинь ты эту книгу! – в сердцах воскликнул Егор Сергеевич.
      Я разжала пальцы, книга выпала из руки, освободившейся рукой, я обняла Егора Сергеевича.
      – Так-то лучше, – проворчал Егор Сергеевич, невольно освобождая мои колени от домашнего платья.
      – Егор Сергеевич, может не надо сегодня.
      – Еще чего, лежит тут передо мной слегка платьем прикрытая, вся изогнутая по профилю, ножки свои голые демонстрирует, а потом, говорит не надо, Егор Сергеевич.
      Я поняла, что никто мои возражения не услышит, и откинулась на спину, выгнулась, как кошка, прощальным взглядом встретилась с торшером и выключила свет.
      – Свет-то чем тебе помешал? Или я тебе не по нраву пришелся? – спросил Егор Сергеевич и уверенным движением расстегнул молнию на платье.
      Я села и стянула с себя платье, мои ноги были в руках Егора Сергеевича, я и встать не могла, но подумала, что сама на стул стала похожа, с вытянутыми руками, словно они спинка стула с чехлом из платья. Наконец платье опустилось на пол, тут же властные, мощные руки вцепились в мою скромную верхнюю полоску с двумя выступами, слегка подергали маленькую вещичку. Я еще раз села, изображая стул, сняла и эту одежку.
      Руки Егора Сергеевича довольные до безобразия взяли в свои руки по верхнему, чувствительному выступу на моем теле, сжали, потом нежно – нежно стали проводить местный массаж чувствительных участков тела, освобожденных от ткани. В какой-то момент времени, рукам Егора Сергеевича это надоело, и они бесцеремонно полезли к моим ногам.
      По этой дороге руки столкнулись с еще одной тоненькой одежкой. Руки нервно дергали несчастную тряпочку, я выкрутилась из последней одежки, оставив ее в руках мужчины. И, тут же огромная масса тела взлетела надо мной в порыве человеческих чувств, а мне очень захотелось выкрутиться из-под этой массы тела, но я элементарно подчинилась… 'Еще немного, еще чуть-чуть' и две массы тел объединились бы в одну, но как – будто кто свыше, сообщил об этом четырем людям сразу: некто позвонил в дверь, зазвонил телефон, запели на разные голоса два сотовых телефона. Пара распалась на две части, Егор Сергеевич поднял свое огромное тело и рванул к личному сотовому телефону. Я на три части разорваться не могла, стала собирать в кучу свои вещи, потом пошла за халатом, потом рванулась к телефону, а сотовый сам замолчал, оставив номер звонившего человека…
      У двери стояла Анна Александровна:
      – Матрена, давай свой стул, я его продам, вроде есть покупатель на твой старый стул.
      – Я раздумала его продавать, Анна Александровна, мне на нем хорошо думается.
      – А кто там у тебя по телефону говорит? Макар дома сидит, ты чего такая лохматая, лицо красное…
      – Я вам потом объясню, – сказала я и попыталась бывшую свекровь отодвинуть от двери.
      – Ты чего, Матрена, я тебе помешала?
      – Нет, стул я не продаю, тема исчерпана.
      – Матрена, с кем ты там говоришь?! – прокричал Егор Сергеевич и высунулся в прихожую.
      – Матрена, ты не одна! – вскричала Анна Александровна, – а как же мой Макар?!
      – Макар деньги отдает вам? Значит, и живет у вас, а я сама по себе.
      – Бабы, что за разборки, в такое время?! – зашумел недовольный ситуацией Егор Сергеевич, – что за ерунду вы говорите?
      Анна Александровна слабо, но стала соображать, видимо на ее гладиолусе очередной цветок распустился:
      – Ухожу, ухожу, – сказала женщина и резко прикрыла входную дверь.
      Макар сидел с двумя телефонами: сотовым и обычным, глаза у него были грустные, грустные, ему было очень плохо.
      – Макар, – сказала вошедшая в квартиру Анна Александровна и замолчала.
      – Мама, ты, что-то сказать хотела? Матрена продала тебе старый стул?
      – Ей не до стула. Я так поняла ситуацию в ее доме. Она его не хочет продавать, а ты откуда про стул узнал?
      – Матрена мне стул отдавала склеивать, а потом мы провели серию климатических испытаний с этим стулом по ее просьбе.
      – Понятно, а мне сказала, что стул ей от бабушки достался.
      – Макар, ты не мог бы еще двенадцать стульев подвергнуть этим самым испытаниям, которым подвергли первый стул?
      – Мать, ты чего? Матрена просила шесть стульев провести через цикл испытаний, а ты уже двенадцать стульев предлагаешь, не много ли тебе?
      – Макар, а жить всем хочется, трудно помочь? Хочешь, я выступлю официальным заказчиком этих самых испытаний над стульями, только надо все сделать так, как было со стулом Матрены? Стул замечательно смотрится.
      – Не понял…
      – Ты давно был у меня на работе, в антикварном магазине?
      – Я туда вообще не хожу.
      – Зайди, посмотри, чем я торгую. Где, мне на всех покупателей антиквара найти?
      Вот, сами и придумывает вар-антиквар. Матрена оставила меня в салоне консультантом.
      – Прости, не сразу понял, ладно, испортим твои стулья по полной программе. У нас все записано. Кто-то у Матрены есть? Она тебе говорила?
      – Нет, Макар, я у нее никого не видела и ничего про других мужчин не слышала.
      – А мне, показалась, что у нее вместо антикварного стула славянский шкаф завелся.
      – Макар, а шкаф в твою печь не влезет? Мы бы шкафчики сделали…
      Я словно очнулась ото сна, и внимательно посмотрела на Егора Сергеевича, так, словно холодным душем его облила:
      – Егор Сергеевич, шел бы ты домой, ну не люблю я тебя.
      – Чего глупость говоришь, на ночь глядя? Куда я пойду? Мне и тут нравится.
      – Зачем ты ко мне банным листом прилип? Думала, Макар ушел, одна поживу.
      – Это его мать приходила? Красивая женщина!
      – Шел бы ты к ней что ли.
      – А возьму и пойду, вдруг не прогонит, – сказал Егор Сергеевич, надевая рубашку.
      – Егор Сергеевич, вы, что – всеядный? Вам все равно кто? – спросила я, застегивая молнию на халате и надевая тапочки на ноги.
      – Не знаю, меня бабы боятся, или боятся, что прокормить не смогут.
      – Скорее последнее, оделся? Счастливо!
      Егор Сергеевич вышел из квартиры Матрены.
      В соседнюю квартиру решительно звонил Платон Иванович знакомый Анны Александровны.
      Дверь ему открыл Макар:
      – Вы к кому?
      – Я пришел к вашей маме, мне с ней поговорить надо, я для нее мебель делал, поговорить надо.
      – Что вы говорите! Только без меня, – сказал Макар и вышел из открытой для Платона Ивановича двери, и тут же позвонил в дверь Матрены.
      Я посмотрела в глазок, увидев знакомый силуэт Макара, открыла дверь.
      – Привет, Макар!
      – Да мы сегодня уже виделись, просто день выдался длинный.
      – Ты прав. Проходи, садись.
      – Можно, но не на твои стулья восемнадцатого века.
      – Чай с лимоном пить будешь? У меня вафельный торт есть.
      – Давай, чай, если больше нечего делать.
      – Я спать хочу, день трудный был. Сам чай нальешь? Все на кухне.
      Макар пошел на кухню, походил, покрутился, вернулся в комнату. Я спала…
      В кресле тихо спал Макар, равномерное дыхание мужчины не нарушало общий покой комнаты. Я, проснувшись сквозь остатки сна, пыталась вспомнить, кто в ее комнате спит? Я чувствовала второе дыхание. За окном светлело. Я перевернулась на другой бок и увидела спящего в кресле бывшего мужа. Его не было полгода, и я успела от него отвыкнуть, но родные флюиды любимого человека вновь стали тревожить сонный покой.
      Макар открыл глаза:
      – Привет, Матрена. Проснулась? Я тут, как твой сторож сижу, точнее охранник, от Егора Сергеевича стерегу.
      – Доброе утро, если не шутишь. Еще есть время поспать, ложись на постель.
      – Ты не прогонишь? От тебя все можно ожидать, устал жить гонимым мужем. Я еще не выяснил, что здесь делал Егор Сергеевич. Вы с ним спали? Вот на этой постели?
      – Макар, 'что было, то было, и нет ничего, люблю, как любила, тебя одного…' – Опять на песни перешла вместо слов, а я возьму и лягу, рядом с тобой.
      Я вся потянулась, перевернулась, укрылась одеялом. Макар прошел в ванну, пошумел водой, вернулся и скромно лег на спину, на краю широкой кровати, потом не выдержал, повернулся и нырнул под одеяло к бывшей жене.
      Мы обнялись порывисто и страстно.
 

 
      Платон Иванович зашел в квартиру к Анне Александровне:
      – Здравствуй, хозяйка! Не прогонишь? Мы одним миром с тобой помазаны, дерево любим.
      – Чего от меня хотите?
      – Любви.
      – Вы в своем уме? Пришли так поздно, и без стыда мне предлагаете, Бог знает, что! – от возмущения, у Анны Александровны голос стал прерывистым.
      – А чего уж я такого предложил? Просто я соскучился.
      – Вот, о чем и речь, у нас с вами связь крепче, значит, и любовь будет крепче.
      Анна Александровна задумалась, вспоминая, что там у нее по плану в ее жизни написано, но вспомнить слова астролога не смогла, или как ее там еще называют…
      Она внимательно посмотрела на Платона Ивановича:
      – Вам сколько лет, молодой человек?
      – Я Платон Иванович, мне много лет, я бобыль.
      – И я вдова.
      – Так чем мы не пара? Я знаю больше о вас, чем вы можете представить. Вы старше меня, но лет на семь не больше, а семь лет никогда не считаются…
      – Вам сорок лет? А мне сорок семь. Вроде и не старая.
      – А кто сказал, что вы старая? Кормить меня не надо сегодня.
      – Вы, где живете?
      – От вас в трех автобусных остановках, не бойтесь, у меня есть квартира.
      – Скажите честно, я смогу от вас сегодня избавиться? – спросила Анна Александровна со смутной тревогой в голосе.
      – Вряд ли. Не тянет меня сегодня домой, у вас уютней, хочется женского уюта, знаете ли, мне на севере жить надоело, домой вернулся.
      – Макар сейчас вернется.
      – Да ни за что от такой бабы он больше не уйдет, я ее видел в открытую дверь, а я ему буду здесь мешать.
      – А ведь вы правы, ради счастья Макара можно вас ночь потерпеть в доме.
      – И на том спасибо, мне только диван большой нужен.
      – Кровать у меня огромная, ложитесь на нее, а я на диван Макара лягу.
      В соседней квартире проснулась Анна Александровна. Спать на диване сына под пледом ей было неудобно. Она села на диван, засунула ноги в тапки, поправила халат, в котором так и спала из-за чужого для нее человека в квартире. На миг ей показалось, что медведь оказался медвежатником, вскрыл ее сейф и скрылся. Она почувствовала дуновение ветра и тревогу в душе.
      Набравшись храбрости, женщина вышла в прихожую, дверь в комнату, где спал Платон Иванович, была плотно прикрыта. На вешалке для гостей висела огромная куртка Платона Ивановича. На полу стояли гигантские кроссовки. Входная дверь светилась спокойствием от утренних лучей света, падающих на нее из кухни. Она бесшумно прошла по ковровой дорожке на кухню. Платон Иванович сидел за столом и смотрел в окно.
      – Платон Иванович, почему не спите?
      – Меня вчера сам черт попутал, к вам ворвался, стыдно, знаете ли, на утреннюю голову, а я ведь и не пил вчера. Простите, если можете, я сейчас уйду.
      – Я не отпущу, еще чего доброго к Матрене пойдете стучать, звонить, уж лучше часок здесь посидите, так надежнее.
      – У меня ведь тоже есть сын, ему четырнадцать лет, я с его матерью развелся.
      – Так вы нормальный человек. У вас все есть. Чего не хватает?
      – Женской заботы, люблю я женское внимание, уход, домашний уют, чистоту.
      – Это всем нравиться, а чем можете оплатить женское внимание к своей особе?
      В куртке, весящей в прихожей, зазвонил сотовый телефон. Платон Иванович быстрым шагом подошел к куртке, достал из кармана телефон:
      – Маня, привет, чего рано звонишь? Что? Где он сейчас? Не знаешь?! Время пять утра!
      Ладно, еду домой, – прокричал с паузами в трубку Платон Иванович, и обратился к Анне Александровне, закрывая крышку телефона, – Анна Александровна, мне надо уйти, сын у меня сидит под дверью, от матери убежал, а я тут у вас.
      – Да, конечно, поезжайте, машина у вас есть? Транспорт еще не ходит.
      – Я бегом добегу, машины с некоторых пор у меня нет.
      – Могу вас подвезти, да мне и самой интересно, что там с вашим сыном.
      Вскоре Анна Александровна предстала перед глазами изумленного Платона Ивановича, в джинсах, белых кроссовках, бирюзовом джемпере, связанном поперек, а не вдоль, как обычно вяжут свитера, с ключами от машины и от квартиры, которые она быстро убрала в маленькую сумку, которую тут же повесила на плечо.
      Платон Ивановичу женщина в новом исполнении пришлась по душе. Они сели в золотистую машину Анны Александровны и поехали к его дому, по еще пустым улицам города.
      Крупный мальчик сидел на школьном рюкзаке и спал под дверью квартиры своего отца.
      Платон Иванович нежно поднял его, открыл дверь, ведя сонного сына, следом в берлогу зашла Анна Александровна.
      Однокомнатная квартира дышала запустением, легким налетом пыли. Сына Платон Иванович положил на диван и вышел к Анне Александровне.
      – Спит Паша, и просыпаться не хочет, – сказал шепотом Платон Иванович.
      – Пусть спит, выспится, все расскажет, матери позвоните, пусть не беспокоится.
      – Да ни за что ей звонить не буду! Еще чего, она позвонила мне и обо всем забыла.
      Пьет она, знаете ли, Анна Александровна.
      – Трудный случай, так ему лучше у вас жить, чем с матерью.
      – И я так думаю, вдруг получиться, теперь он большой сам пусть решает с кем жить.
      – Так я пойду, вы сами справитесь.
      – Останьтесь, простите, но комната одна, посидим на кухне, пока он спит.
      Анна Александровна прошла на кухню, звенящую пустотой холодильника, пылью на плите и мужской неприкаянностью.
      – Платон Иванович, из чего здесь можно приготовить? У вас ничего нет!
      – Я все куплю, как только магазины откроются.
      – Знаете ли, – сказала Анна Александровна, непроизвольно повторяя словечко Платона Ивановича, – не люблю готовить на чужой кухне. Сегодня воскресенье, жду вас с сыном на поздний завтрак, часам к двенадцати.
      – Будем, непременно придем, если Паша не заартачится.
      В девять часов утра в квартире Анны Александровны раздался звонок в дверь, на пороге стоял Макар:
      – Мама, у тебя все в порядке?
      – Да, проходи.
      – Где Платон Иванович? Матрена спит. На кухне у нее нет никаких продуктов. Есть хочется.
      – Макар, вы померились? Улыбаешься? Значит померились. Тогда поехали вместе в магазин за продуктами, по дороге расскажу, где я сегодня была.
      Они зашли в универсам, взяли корзину на колесиках и стали обходить магазин по зигзагу, собирая все на своем пути и сбрасывая в корзину.
      – Мама, чего так много покупаешь продуктов?
      – В двенадцать ко мне придет Платон Иванович со своим сыном, да и ты приходи, в честь вашего примирения всех покормлю полным обедом.
      В двенадцать часов дом Анны Александровны был готов к приему гостей, не без помощи Макара. Первой пришла Матрена, принесла торт и бутылку марочного вина.
      Через пять минут появились Платон Иванович и Паша. Резко увеличившаяся семья хозяйки дома, села вокруг стола в гостиной, на стулья, изготовленные фирмой Платона Ивановича. Завтрак, переходящий в обед и ужин затянулся на весь день.
      Макар сидел с Пашей за компьютером. Матрена мыла посуду после длительной трапезы.
      Анна Александровна с Платоном Ивановичем разговаривали в гостиной, сидя в двух больших креслах, между ними стоял мраморный журнальный столик. На нем стояла ваза с фруктами. Они щипали виноград и ели его.
      – Да, у нас сегодня с Пашей прямо таки праздник жизни получился, – сказал Платон, отправляя в рот кисточку с виноградом, и вытаскивая через губы, пустую ветку.
      – Мне приятно вас всех покормить, редко собираю дома людей, некого особо к себе позвать, – сказала Анна Александровна, отрывая одну крупную виноградину от большой кисти, и отправляя ее в рот красивыми пальцами, с элегантным маникюром.
      – Рай у вас, просто рай, Анна Александровна! – сказал Платон, отрывая следующую веточку винограда.
      – Оставайтесь у меня с Пашей, – сказала женщина и испугалась собственных слов, но забирать их ей казалось не приличным.
      – А если мы согласимся, что делать-то с нами будите? Мы много едим, мы крупные мужики с моим сыном.
      – Что делать? Ездить с вами за продуктами и учить вас готовить, а посуду по слухам вы мыть умеете.
      – А, где мы все поместимся?
      – Платон, квартира трехкомнатная, Макар помирился с Матреной, у нее будет жить, а вы у меня.
      – Так давайте объявим о помолвке, я правильно вас понял? И перейдем на 'ты'?
      – Не торопитесь объявлять, это вызовет антагонистические толки в наших славных рядах. Пусть все будет так, как само получится.
      В этот момент входная дверь распахнулась, и на пороге возникли три мужчины в масках:
      – Всем внимание! – прокричал один мужчина, размахивая в воздухе пистолетом, – мы пришли раскулачивать бывшего директора антикварного магазина! Всем выйти в прихожую с поднятыми руками, а хозяйка пусть откроет добровольно свой сейф!
      Она продала магазин, у нее должны быть деньги!
      Платон Иванович открыл челюсть, потом сомкнул ее, посмотрел, что люди потянулись в прихожую, подгоняемые налетчиками, а Анна Александровна, не дрогнув, встала и пошла к одной стене в комнате. Огромный мужчина слегка сжался, и медленно вышел в прихожую, там он подмигнул своему сыну, тот резко выкинул вверх ногу и выбил пистолет у главаря банды налетчиков. Платон Иванович одновременно двумя руками, обезоружил двух мужчин, и скрутил им так руки, что те закричали от боли.
      Через минуту три человека в масках, были без масок, держали руки за спиной, и подобострастно заглядывали в глаза Платону Ивановичу. Одним из налетчиков оказался Селедка, это он навел грабителей в дом своего бывшего директора магазина. Милицию вызывать не стали, Селедка был сотрудником антикварного магазина, где Анна Александровна была некогда директором, до того, как он стал личным магазином Матрены.
      Мать Паши, Маня, позвонила второй жене Платона Ивановича, Нинели, и сказала ей:
      – Ирина, подруга, по мужу, хочешь дочь на каникулы отправить?
      – Что, правда? Куда?
      – Темнота, Паша позвонил, они с отцом живут у бывшего директора антикварного магазина, живут, говорит, как у Христа за пазухой.
      – Эту девчонку не прокормить, вылитая дочка Платона!
      – Я тебе сказала, а ты думай, директорша, хоть и бывшая, и твою дочь прокормит…
      Ирина позвонила Платону Ивановичу:
      – Платон, где отдыхаешь? Возьми дочь отдохнуть к себе на неделю.
      – Ты, чего? Да я сам только пристроился!
      – Пашу взял, а Нину не берешь?!!
      – Что за люди, отдохнуть не дают, вези дочь ко мне домой.
      – Нет, ты не дома живешь, а у самой бывшей директорши антиквара.
      – Хорошо, привози на место встречи, буду через час.
      Через час Платон Иванович стоял рядом с дочкой лет восьми, и думал куда пойти, куда податься. Мимо него проехала Анна Александровна, она остановилась рядом с Платоном Ивановичем:
      – Платон Иванович, что за красавица с тобой стоит?
      – Моя дочь, Нина.
      – Имя милое, куда путь держите? Ко мне?
      – Что, вы, мы гуляем, мать ее дала мне на свиданье.
      Нина во все глаза смотрела на красивую женщину в золотистой машине.
      – Папа, я хочу поехать с этой тетей, у нее машина красивая.
      Платон Иванович и Нина сели в машину.
      – Платон Иванович, скажи честно, сколько у тебя еще детей?
      – У меня всего двое детей.
      – Если только двое, бери с собой Нину на неделю, больше я не выдержу. Это в качестве премии, за спасение от грабителей.
      – Спасибо, Анна Александровна, век вам буду благодарен. У нее каникулы начались, она дома неделю у вас погостит.
 

 
      По квартире Анны Александровны Нина пронеслась вихрем, закончив обход помещений, она села в кресло и сказала:
      – Папа, мне здесь очень нравиться, я согласна прожить здесь недельку.
      Из соседней комнаты вышел Паша, он с трудом оторвался от очередной игры, которую ему установил Макар, но оставить без ответа слова сестры по отцу он не мог:
      – Нина, ты уверена, что тебя здесь оставят жить? Не жирно ли для тебя?
      – Здравствуй, Паша, а я буду так себя вести, что меня захотят оставить. Вот! – Она встала с кресла и подошла к Анне Александровне – Я не буду вам мешать, тетя Анна, я буду помогать вам. Вот!
      – Деточка, а что ты умеешь делать, чтобы мне помочь? Раньше я без помощников обходилась, а сейчас бы от помощи не отказалась.
      – Я умею пыль стирать с мебели, могу пол протереть, могу посуду помыть.
      – Если ты такая трудолюбивая девочка, то я приму твою помощь, идем, стол накроем для ужина.
      Нина расплылась в довольной улыбке, вымыла руки и стала беспрекословно выполнять все команды Анны Александровны. Девочка сама пригласила всех к столу, затем на самом деле вымыла всю посуду. Хозяйка квартиры так была удивлена ее усердию, что помимо своей воли предложила ей занять диван в гостиной комнате, таким образом, отсекая путь к отступлению, для нее самой оставалось одно спальное место: одна на двоих кровать с Платоном Ивановичем… Платон Иванович усмехнулся, но промолчал, он сразу понял, что следует из визита дочери в дом, с тремя спальными местами, честно говоря, он был доволен таким новым обстоятельствам в своей жизни.
      Паша прочно занял комнату Макара, его диван, компьютер, потихоньку начинал носить его вещи. У Нины вещей не было, это Анна Александровна поняла сразу, поэтому после ужина она предложила девочке съездить в магазин, до его закрытия у них еще было время. Нина мгновенно оценила ситуацию и покорно пошла за своим спонсором. Они купили самые необходимые вещи для жизни в новых условиях в течение недели. Девочка светилась от счастья, нежно держала руку тети Анны и подпрыгивала то на одной ноге, то на другой.
      Платон Иванович с удивлением заметил, что ему нравиться Анна в роли матери его детей, он даже готов на главное, на то, чтобы она стала его женщиной; на это они еще не решались в присутствии Паши, а присутствие Нины, напротив, ускорила их решение быть вместе.
      Анна Александровна поймала себя на мысли, что играет в чужую жизнь, но эта жизнь все больше ее захватывала своей неожиданностью. Нина изображала из себя горничную и следила за порядком в квартире, ведь ее настоящая мать последнее время работала администратором в гостинице, так, что беспорядок в квартире полностью отсутствовал.
      Дети уснули, тишина и темнота окутала квартиру, двое взрослых людей лежали неподвижно на разных краях большой, массивной кровати, с полукруглыми спинками, так они и уснули… В квартире дети прижились, шла неделя за неделей, а они все еще жили вчетвером. Анна Александровна все чаще забывала о своем отчестве, Платон Иванович называл ее Анна, дети – тетя Анна. Но, оставалось большое но, ничего не было между взрослыми. Они спали под разными одеялами на большой кровати, и боялись перейти последнюю границу.
      Стулья отдыхали. Отношения Макара со мной с каждым днем становились прочнее.
      Макар больше не бегал к матери на обед или ужин, ее квартира была заполнена людьми, и он все чаще готовил сам на кухне, если я зачитывалась очередной книгой.
      Иногда Макар поднимал крышку глазка в двери и провожал взглядом новое семейство своей матери, после чего еще надежнее оседал рядом со мной.
      Анна Александровна, бывший директор магазина ее поддерживал сын Макар.
      А я с кем? С чем, с золотистой энергией.
      В комнату ворвался Макар.
      – Матрена, чем страдаешь? Есть мысль! Вся наша мистическая афера началась с янтарных часов! Мысль улавливаешь? Надо выпустить эффектные часы для мистических сеансов и продать их экстрасенсам! – быстро прокричал он и поставил золотистый цилиндр в изящный шкаф, на котором стояли янтарные часы.
      – Отлично, Макар! Но мы специализируемся не на часах!
      – Скучная ты, какая, так придумай жесткую мебель для перехода людей в экзотическое состояние. Ирина бы меня поняла.
      Лучше бы он это не говорил, во мне появилась двойная ревность к сестре.
      – Григорий, поговори с Ириной, – сказала я и вышла из комнаты на кухню.
      – Я – Макар, ты забыла? – крикнул он мне в след.
      Я не ответила, я его уже приревновала его к Нине и Ирина и поняла, что я его безумно люблю, но ему не признаюсь! А вдруг на меня действует золотистая энергия?
      – Матрена, это этот цилиндр с золотистой энергией? – услышала я вопрос Макара, – соглашайся на диван со мной, – сказал мужчина, подхватив меня на руки, и, сверкая белыми зубами, он принес меня в комнату, где стояли янтарные часы, очень похожие на те, что когда-то купили мы с Макаром в деревне у дороги.
      – Вот так и рождаются легенды, – сказала я, указывая на сочетание янтарных часов и цилиндра с золотистой энергии.
      Что было дальше? Что-то необычайно приятное.
      До чего я люблю этот славянский шкаф! – думала я, вспоминая, Егора Сергеевича, сидя в своем кабинете. Он стоял у меня перед глазами, я очень хотела, испытать на ощупь этот славянский шкаф. С каждым днем мне все сложнее становилась держать нейтралитет.
      – Матрена, – ворвалась в кабинет Лена продавщица, – там, там, привезли славянский шкаф!
      – Что с ним? Он ранен? – спросила я, продолжая думать о Егоре Сергеевиче.
      – Это шкаф, он очень старый, нет, сколов на нем не видно.
      – Какой шкаф, Леночка?
      – Идемте со мной, этот шкаф у вас в кабинете не поместится.
      Мы вышли на улицу, на фоне кустов, с цветущей сиренью стоял его величество славянский шкаф! Это был уникальный экземпляр славянского шкафа! Метра два шириной, метра два высотой, немного напоминал сервант, секретер, шкафы для одежды, в одном флаконе.
      Шкаф из дуба, – это я сразу определила по рисунку древесины, из которой выполнен этот чудовищный красавец. Весь шкаф с большим мастерством и вкусом был украшен вензелями из того же дуба. Рядом стояли четыре дюжих молодца в униформе строителей.
      – Кто хозяин шкафа? – обратилась я к рабочим в спецодежде.
      – Мы, – хором ответили богатыри со стройки, – понимаете, мы старые дома сносим под новые застройки. Мы обходили дом перед взрывом, и нашли этот шкаф, он был закрыт старыми досками, хламом. Хозяева его уехали в новый дом, а шкаф сдвинуть не смогли, мы его с трудом к вам привезли, возьмите шкафчик, пожалуйста.
      – Кому ж я его продам, такой большой, – начала я сбивать цену.
      – Понимаем, гражданочка, да вы не беспокойтесь, мы много не просим, заплатите, сколько сможете, мы на четверых деньги и разделим, и забудем друг о друге.
      – Хорошо, занесите его на склад, его еще реставрировать надо.
      – Без проблем, это мы всегда, пожалуйста.
      Рабочие взяли деньги, один из них оказался с паспортом, на него и записали сданный в магазин шкаф. Он взял деньги с чеком через кассу, разделил их перед кассой на четыре части, и они отбыли на свою стройку.
      Я вызвала реставратора мебели, тот при виде шкафа наполнился счастьем до краев, и приступил к любимой реставрационной работе.
      Вскоре на пороге кабинета директора, возник Селедка.
      – Здравствуйте, Матрена, мое вам почтенье, – заговорил Шурик Селедкин.
      – Шурик, ты откуда и куда? И без пистолета?
      – Простите меня, пожалуйста, мы пошутили, пистолеты у нас были деревянные, их мой отец столяр делал для театра, я взял три штуки, ребята захотели приколоться, мы только пошутить хотели. Из милиции нас выпустили, за отсутствие улик.
      – У меня слов нет, а теперь, что ты от меня хочешь, гражданин Селедкин?
      – Хочу вернуться к вам на работу.
      – Совести у тебя нет, грабить бывшего директора магазина, но работник ты хороший, с этим не поспоришь. Так, что говоришь? Твой отец столяр? Хороший? А шкаф сделать сможет?
      – Да без вопросов.
      – Прощу тебя, ради твоего отца, приведи его сюда.
      – Он здесь, ждет меня на улице, у кустов сирени. Обожает отец сирень.
      Селедкин старший зашел в кабинет, снял кепку, наклонил голову в знак приветствия.
      Я и столяр нашли общий язык. Столяр согласился сделать еще один шкаф из дуба.
      В кабинете раздался телефонный звонок:
      – Матрена, это я, Анна Александровна, – у меня есть идея, как продать антикварные стулья.
      – Слушаю вас очень внимательно, – строго сказала я.
      – Не надо ничего придумывать, все придумано, надо написать табличку, что этот стул из гарнитура великого писателя восемнадцатого века и рядом повесить фотографию кабинета этого писателя, на которой ясно виден стул. И все… Стулья состарим без помощи Макара, договоримся с дежурной, которая испытания проводит на климатических стендах.
      – Спасибо, действуйте, оплачу ваши труды.
      В кабинет опять зашел Селедкин младший:
      – Матрена, я могу приступить к работе? Спасибо вам за папу, он любит шкафы делать, и очень любит работать с дубом.
      – Действуй, злодействуй, сам все знаешь, дуб ему на днях привезут.
      А я набрала номер телефона Ирина:
      – Ирина, есть для тебя еще одно интеллектуальное задание.
      – Слушаю тебя очень внимательно.
      – В обед ко мне в магазин приезжай, покажу один шкаф. Фотоаппарат цифровой не забудь взять, сфотографируешь дубового монстра, а потом надо ему историю придумать.
      – Постараюсь тебе помочь.
      Затем я позвонила Платону Ивановичу:
      – Платон Иванович, будь человеком…
      – А я, что славянский шкаф? – обиделся Платон Иванович.
      – Кстати, о славянском шкафе, мне тут один шкаф привезли, посмотрите сегодня, очень интересный экземпляр.
      – Приеду…
      Рядом со славянским шкафом собралось несколько человек. Реставратор открывал дверцы и шкафчики. Удивительно, но старый дубовый шкаф, внутри сиял непонятной чистотой. Внутренность шкафа мерцала и переливалась от непонятных источников света. Люди стали издавать возгласы неподдельного восхищения, при открытии очередных дверок и ящичков. Хмурое помещение склада замерцало, и засеяло непонятным освещением. Шкаф был пуст.
      Я позвонила Макару:
      – Макар, мне привезли сегодня удивительный шкаф, он полон технических загадок, мы не в состоянии понять, что такое есть внутри шкафа, что может светиться.
      – Матрена, немедленно выведи всех из помещения, и закройте все дверцы шкафа.
      Немедленно! Я еду.
      – Товарищи, всем немедленно покинуть помещение! – крикнула я прерывистым от волнения голосом.
 

 
      Люди заторопились к выходу, вслед за ними все покупатели магазина и все сотрудники потянулись на улицу, к кустам сирени. Магазин опустел. Через десять минут появился Макар с человеком из общества по изучению непонятных явлений цивилизации, по имени Родион. Они прошли на склад. Дубовый, старый шкаф светился в темноте из всех своих щелей, между различными конструкциями. Макар открыл одну дверцу шкафа, его приятель сфотографировал внутренность шкафа, от вспышки в фотоаппарате, произошла ответная вспышка в шкафу, из шкафа вылетело светящееся белое облачко, и как выстрел салюта быстро исчезло.
      Светящихся веществ на свете существует достаточно много, друзья об этом много читали и знали. Первое светящееся вещество, типа белого фосфора было открыто в 17 веке. А, что если это шкаф бывшего химика? Макар со своим знатоком аномальных явлений вышел на улицу, там стояла уже целая толпа людей, сосредоточенных на создании различных предположений и вымыслов.
      – Все в порядке, – сказал Макар, но шкаф лучше отдать на экспертизу в научный институт, он является химической загадкой природы.
      – Макар, да я за него и деньги заплатила! – вспылила я не на шутку.
      – Матрена, отдадут тебе твои деньги! Тут, такая загадка! Такая!
      Загадка ни загадка, а во двор стали приезжать различные служебные машины. Шкаф с большими почестями отправили на экспертизу. Знатоки дерева отошли в сторону, они хотели одного, изготовить еще один такой шкаф, обычный, без светового эффекта, и продать его за шкаф 17 века. Эксперты постановили, ввиду радиоактивности шкафа, подвергнуть его утилизации. Облом, – подумала я и для возвращения своих средств, заставила всех, кто успел увидеть этот удивительный шкаф его нарисовать, изобразить, с размерами, с рисунками украшений. Я решила изготовить новый шкаф.
      Облом, – подумал Платон Иванович, он как-то сразу понял, что дети ему больше не грозят, он рядом с этим шкафом потерял все свои мужские качества, и он решил проверить, а правда ли он еще мужик, или уже все. И вот, как-то вечером, дети спали, делать было нечего. Платон Иванович протянул свою огромную руку к дремавшему телу Анны Александровны. Она повернулась к нему, коснулась своей рукой его руки. И вы, знаете, Платон Иванович решил, что эксперты их надули, он оказался полноценным мужиком, что вполне может подтвердить Анна Александровна.
      Ее продолжали удивлять дети Платона Ивановича, дома был исключительный порядок, поддерживаемый Ниной и Пашей, Платон Иванович исправно покупал все основные продукты на собственные деньги. Паша неплохо готовил. Одним словом все в доме само делалось, а то, что они замечательные охранники она знала на личном опыте последнего, комедийного ограбления с участие Селедки с деревянными пистолетами, и двух его приятелей в масках из гольфов.
      Любовь между Платоном Ивановичем и Анной Александровной – состоялась, чего еще надо желать женщине? Все есть. Но не было теперь у женщины – отдыха, не было личной комнаты, она жила словно бы в чужом мире, в вечных гостях. Куда бы она ни шла по квартире, везде были люди, она и уснуть не могла без посторонних глаз и лишних вопросов. Для нее это было давно забытое прошлое, а таким настоящим она заплатила за любовь Платона Ивановича. Дорогой мужчина оказался, лучше бы Селедку взяла, он хоть бы своего отца ей в дом не привел, а сам бы пришел. Как избавиться от домашних, трудолюбивых завоевателей? Вот в чем вопрос нынешней жизни Анны Александровны, ее даже Платон Иванович перестал волновать. Она взяла почту из ящика, огромную кипу рекламных газет, открыла верхнюю газету и обнаружила объявление о новой косметической процедуре. Из своего кабинета несколько раз позвонила в этот салон, и при первой возможности поехала на новую процедуру.
      Процедура еще та. Ее массажировали морскими водорослями, обмазывали гелями, пеленали полиэтиленовыми полосами, широкими бинтами, пропитанными различными составами, делали массаж лица, через полтора часа она встала с места, чуть шатаясь; и только через двенадцать часов почувствовала легкость в теле и полное равнодушие к окружающей среде. Она остыла к Платону Ивановичу. Он это почувствовал, и сказал, что для всех отпуск закончился, вечером все семейство Платона Ивановича, разъехалось по своим местам без помощи Анны Александровны, поскольку она впала в молчание.
      Анна Александровна проводила домашних завоевателей, посмотрев в окно, на то, что пару сумок они вернули домой. Зашла в свою пустую квартиру, и перешла в новый этап своей жизни. Она взяла новую книгу, легла головой к окну и стала читать. Из книги выпала фотография, на фотографии был снят славянский шкаф на фоне сирени, а рядом со шкафом стоял Платон Иванович. Интересно, – подумала она, – когда успели сделать фотографию и сунуть ее в новую книгу?
      И тут она вспомнила, что покупала книги для девочки Платон Ивановича, для Нины, и купила себе книгу. А на цифровой фотоаппарат снимала Ирина по просьбе Матрены.
      Славянский шкаф хорошо получился, и тут ее глаза обратили свое внимание на Платона Ивановича, в сердце прошла теплая волна чувств. Она вздохнула, отложила фотографию, но удовольствие от чтения было основательно испорчено воспоминаниями о Платоне Ивановиче.
      Она задумалась… Платон Иванович места себе не находил, бродил по пустой квартире, как зверь в клетке, душа его разрывалась на части, хотелось выть, кричать от пустоты, от безнадежности своего существования. Все казалось глупым, ненужным, скучным. Раздался звонок:
      – Папа, ты не грусти, – проговорила быстро Нина, и тяжело вздохнула, – я так рада, что мы с тобой были вместе у тети Анны, мне так хорошо было с вами.
      Спасибо…
      Дочь Платон Ивановича сама прервала свое признание.
      Телефон вновь зазвонил:
      – Отец, – пробасил Паша, – спасибо, мы так хорошо все вмести пожили. Класс…
      Сын положил трубку, не дожидаясь слов отца.
      Третий раз зазвонил телефон:
      – Платон Иванович, – тихо и грустно сказала Анна Александровна, – мне плохо без вас, извините, я вас вроде не прогоняла. Может, чем вас обидела?
      – Анна, дети только позвонили, сказали, что у тебя им было классно, все нормально.
      – Так в чем дело? Платон. Приезжайте ко мне. Ой, ко мне кто-то рвется! – прокричала женщина и бросила трубку на пол.
      Платон Иванович услышал, что на его Анну опять совершено нападение. Он позвонил сыну. Оба побежали, поехали выручать Анну Александровну. По цепочке новость дошла до Нины, и она поехала к тете Анне.
      В квартиру Анны Александровны ворвались два мужика. Как они вошли, осталось загадкой, то ли она дверь забыла закрыть?
      Один мужик с порога закричал:
      – Макар, ты, где, ты забыл взять удочки, оставил их у подъезда!
      – Карася не поймаешь, выходи, забери, а мы пошли! – прокричал второй мужик.
      Анна Александровна выглянула в прихожую, там и правда два мужика с их дома держали в руке вязанку удочек.
      – Простите, а как вы вошли в квартиру?
      – Так, мы к Макару пришли, он удочки забыл у подъезда, бабы видели, что он с Матреной своей собрался ехать. Вещи носили, удочки забыли, мы и решили их к нему отнести, уж очень удочки хорошие. Здесь и спиннинг есть, мы, как есть, все принесли.
      – Спасибо, вам, Макар уехал, я ему передам, сейчас позвоню.
      Мужики вышли в коридор. Послышался голос Платон Ивановича и его крик сквозь дверь:
      – Анна, у тебя все в порядке?
      Анна Александровна открыла дверь, пропуская Платона Ивановича, а на лестничной площадке заметила, Пашу, который поднимался пешком, втроем зашли в квартиру.
      Через десять минут приехала Нина. Все четверо дружно рассмеялись, и разбрелись по своим местам.
      Второй визит детей в квартиру Анны Александровны, носил несколько иной характер, нежили первый. Нина ничего не убирала, книги не читала, постоянно звонила по телефону подругам, сидела во всемирной паутине, не подпуская к компьютеру Пашу.
      Она уходила, уезжала к своим бывшим подругам. Дома говорила, что она у Анны Александровны, а Анне говорила, что она у мамы. Нина, если пытались ее ругать, делала невинные глаза, и продолжала вести себя в духе номер 2.
      Паша тоже не отличался усердием, он уже не пылесосил квартиру, не пытался готовить еду, он просто не пытался никому угодить, найти его было весьма затруднительно, лето было в разгаре. Платон Иванович особой любовью к Анне Александровне не пылал, зато ругал ее по любому поводу от души. Он мог ругать ее часами. Эта троица поверила в свою безнаказанность и большую необходимость в жизни Анны Александровны.
      Женщина не знала, что ей делать в создавшейся адской ситуации. Молодые из поездки не возвращались, уехали на две недели, а их не было уже три недели.
      Неприятности со всех сторон сжимали Анну Александровну. Она вспомнила, в каком месте находится сердце и нервы.
      Клин клином вышибают, – подумала Анна Александровна, объявив дома семейке Платона Ивановича, что все деньги кончились. Она перестала давать деньги на продукты, а Платон Иванович на свои деньги во второй визит ничего не покупал.
      Она сократила все расходы, дома хлеб и тот закончился. Нина первая сказала Анне Александровне "прощайте" и уехала, вскоре ее дом без продуктов покинули Паша и Платон Иванович. Из почтового ящика взяла Анна Александровна прессу. Прочитала о бассейне, расположенном от нее не очень далеко, и пешком пошла, купаться, с одной сумкой.
      Плаванье успокаивает, она заметила в лягушатнике новый гидравлический массаж, покрутилась перед мощной струей воды, когда выходила после этой раскрутки и резко упала на кафель. Полежав намного, поднялась и пошла домой, с очередным ушибом от жизни. По дороге в незаметном киоске купила хлеб, сок, засунула продукты под вещи и домой. Дома долго оттирала мазью место ушиба на руке. После пережитых неприятностей, даже телевизор не шел на ум, книгу она в руки не брала.
      Так и уснула. Гроза бушевала всю ночь, утром ливень прекратился, а днем молодые приехали и подарок привезли Анне Александровне. Где они были, ей особо не рассказывали, сказали, что хорошо отдохнули. Анна Александровна воспрянула духом, но попросила проверить подарок на радиоактивность. Макар, смеясь, протянул ей прибор. Показатели были в норме.
      Я ухала искать славянский шкаф и Макара.
      Макар не мог выбросить из головы славянский шкаф, а его друг Родька, тем более.
      Они верили в радиоактивное свечение и не верили. Больше всего они боялись, что славянский шкаф уже успели уничтожить, вся надежда была на не исполнительность исполнительных служб, и были правы отчасти. Шкаф вывезли на свалку и сбросили в общую кучу, недавно затрамбованную мусорной техникой. Шкаф привлек внимание местных людей воронов.
      Они, общими усилиями шкаф вынесли со свалки, поставили на проселочной дороге и залюбовались деревянным исполином. Один мужик открыл дверцу шкафа, свечения в шкафу не было, да он и не знал, что оно было. Шкаф по общему согласию, установили в их лачуге, он стал целой стеной. Его многочисленные дверцы и ящики радовали людей воронов свалки. В качестве стенки в лачуге, и обнаружили Макар с Родей славянский шкаф. Даром его мужики не отдавали, но за пару сотенных зеленых бумажек – отдали с великой радостью. Шкаф вытащили из лачуги, вид у него был затрапезный.
      Макар так и сказал:
      – Шкаф, до чего ты грязный, старый, паршивый, можно сказать! – не успел Макар договорить свои бранные слова, как весь исчез в славянском шкафу.
      Родька глазам своим не поверил: был человек – и нет человека, а мужики к этой минуте уже ушли покупать зеленого змия на зеленые бумажки. Родька открыл самую большую дверцу шкафа, Макара там не было. Он посмотрел за шкаф, но и там его не было. Стал быстро открывать все дверцы и ящики, но нигде Макара не было.
      Свечения в шкафу тоже не было! Родька измерил радиоактивность шкафа, параметры были в пределах нормы. Я подъехала к шкафу, на алой машине с автоматической коробкой передач:
      – Вот вы, где пропадаете! Ищу вас везде! А, где Макар? Родька, я тебя спрашиваю!
      Где мой бывший муж!?
      – Матрена, понимаешь, он исчез в шкафу без остатка.
      – Ладно, я его сейчас соберу, – сказала я, фотографируя шкаф.
      После вспышки фотоаппарата, из шкафа, как джин из всех щелей, появился единый Макар.
      – Родная моя, ты меня спасла! – кинулся Макар целовать меня.
      – Ругаться меньше будешь, – ответила я, набирая номер мобильного телефона Анны Александровны, – Анна Александровна, это я, Матрена, нашла Макара и славянский шкаф.
      Потом я позвонила кузине:
      – Ирина, привезти славянский шкаф в магазин? Нет, он не радиоактивен, так Родька говорит, глядя на свой прибор.
 

 
      Шкаф привезли к цветущим кустам сирени, выгрузили, поставили на асфальт и всем зевакам запретили говорить плохие слова рядом с грозным, дубовым шкафом. После рождения ребенка я пришла к Анне Александровне с одной просьбой: совершить родственный обмен, по которому мы переезжаем втроем в ее трехкомнатную квартиру, а она переезжает в мою однокомнатную квартиру. И все довольны. Обмен состоялся, даже мебелью не менялись, все осталось стоять на своих местах. Платон Иванович сидел у Анны Александровны дома с ее маленьким внуком, заигрывая перед малышом, с тревогой оглядываясь на янтарные часы.
      Он не выдержала загадок последних дней, и спросил у Анны Александровны:
      – Анна Александровна, откуда вы знаете о тайне старинной мебели?
      – Платон, я давно занимаюсь антикварными предметами мебели, не все из них, но наиболее ценные экспонаты хранят в себе дух прошлого, и к нему надо относиться с большим почтением, вот и вся тайна, – и она ласково погладила стенку славянского шкафа.
      Платона Ивановича, как подменили, он стал нежным, услужливым, почтительным к семье и мебели Анны Александровны, да и Макар перестал употреблять негативные слова. Родька проснулся с мыслью, что он непременно должен купить славянский шкаф в свое, личное пользование, тогда шкаф сделает его богатым бизнесменом. Он только жалел, что две зеленые бумажки людям воронам отдал не он, а Макар и шкаф перекачивал в ее квартиру, а у Матрены этот шкаф станет таким дорогим…
      После своего вещего сна, Родя, пришел к мысли, что шкаф ему нужен для фокусов перед людьми, для которых он станет магом и волшебником. Он научиться вызывать дух шкафа из прошлого, он сам изучит возможности шкафа и будет его единственным владельцем.
      Родька жил на первом этаже холостяком в однокомнатной квартире, поэтому доставка шкафа в его квартиру, для него не являлась острой и мучительной. Трудным был вопрос, где взять деньги для его приобретения. Но ему помог случай… Шкаф перенесли на склад магазина, но к директору явился участковый инспектор, получивший информацию от своей местной агентуры, что увезенный шкаф вернулся в магазин.
      Я на правах директор магазина, сказала, что шкафа нет, и откупилась от визитера, понимая, что шкаф надо из магазина немедленно убрать. Я почему-то вспомнила про друга Макара, Родьку, позвонила ему и сама предложила спрятать в его квартире славянский шкаф. Шкаф, упакованный в полиэтиленовую пленку, замотанный скотчем, прибыл в квартиру Родьки, как по – щучьему велению, по его хотению.
      Величественный шкаф предстал перед глазами Родьки, его еще не успели отреставрировать. Родя протер шкаф от пыли и мелкого мусора олифой, дубовый исполин засветился приятным, деревянным излучением. В это время Родькин шкаф вновь заработал, в нем появилось свечение внутри шкафа.
      В кабинет вошел мужчина высшего качества, так в своем мозгу я дала определение, вошедшему мужчине. Холеное, благородно лицо, величественная осанка, плечи отведены назад, живот отсутствовал. Посетитель, одетый в костюм неопределенного цвета, но весьма дорогой, и хорошо на нем сидящий, по всей великолепной фигуре, поздоровался с владелицей салона древней мебели и предложил мне умопомрачительный контракт, смысл моей работы, заключался в том, чтобы…
      Проще говоря, господин Егор Сергеевич, положил на стол, перечень предметов старинной мебели, необходимой ему для создания музея своих предков. Дело в том, что я написала бизнесмену его биографию до пятого колена, коим он хотел зацепиться до фаворита и великого человека своего времени, графа Орлова. Легенду прошлого нынешнего предпринимателя, необходимо подкрепить настоящими предметами старины!
      Я решила, что янтарные часы, как изюминку коллекции продам за огромные деньги, а пока часы стояли у нее дома. Прочитав предварительный перечень предметов, я успокоилась, многое я могла поставить в личный музей предпринимателя. Связь с общественностью у меня была налажена, летом я брала на работу студентов, а те занимались тем, что находили предметы старины. Господин Егор Сергеевич предлагал поставить требуемые предметы в минимальные сроки, оплата наличными. Для большей важности он выложил передо мной приличную сумму денег на первые расходы.
      Я вызвала бухгалтера и на глазах предпринимателя, деньги официально оприходовала.
      Я видела, как притащили, иначе и не скажешь, дубовый стол, осмотрев стол со всех сторон, пришла к выводу, что рядом со славянским шкафом он будет отлично смотреться. Но будут нужны дубовые стулья того времени, эту проблему я проходила, и теперь только вызвала к себе Платона Ивановича, чтобы его фирма к этому столу выполнила старинные стулья, той же эпохи.
      Сообразительный Платон Иванович, сказал, что стулья надо украсить вензелями славянского шкафа, и заодно добавить их к этому, слегка простоватому дубовому столу. Платону Ивановичу выплатили задаток за заказ. Посмотрев на Платона Ивановича после Егора Сергеевича, я пришла к выводу, что не мешало бы Платона Ивановича приодеть, потом вспомнила его в паре с Анной Александровной, и решила, что так он целее будет.
      Селедкин старший сделал копию славянского шкафа, хорошую, добротную копию. Люди ходили вокруг шкафа, открывали двери, естественно не вызывая свечения внутренних поверхностей дубового гиганта. Все бы ничего, но вновь явился участковый инспектор, пытаясь найти упущения, по поводу уничтожения этого шкафа; ему показывали, что шкаф новый, еще стружкой пахнет, а тот все искал вчерашний день.
      В дверь вбежал возбужденный Родька, увидев стоящий новый славянский шкаф, закричал истошным голосом:
      – Он еще и летает!!!
      Выяснилось, что он сбежал от свечения в шкафу, прибежал за помощью, чтобы выкинули из квартиры шкаф. В открытые двери его квартиры, просочилась толпа людей, потом быстро остановилась перед старым шкафом, ничем непримечательным, вполне достойным быть на свалке жизни. Стоило в комнату войти Родьке, как шкаф ожил. Из шкафа пошло белое свечение, завораживающее своим светом. Люди стояли и не двигались, им казалось, что если они сдвинуться с места, что-нибудь произойдет.
      Первым пришел в себя участковый инспектор:
      – Вот он шкаф! А я грешил на Матрену, а это Родька безобразничает. Родька, где шкаф взял?
      – Где? На свалке, его не успели уничтожить, тамошние люди его к себе определили.
      – Значит так, сейчас дружно его загружаем в машину и везем на свалку! – грозно сказал инспектор, и… исчез в белом свечении шкафа.
      Люди тихо стали выходить из комнаты, остался Родька, он сел на кособокий стул:
      – А мне, что делать? – спросил он у шкафа, – А, надо Матрену позвать, она вернет инспектора, – вспомнил он, как она Макара из этого шкафа высвобождала, но ехать за ней ему не хотелось, а мобильного у него не было…
      Грузчики вернулись в магазин и сообщили мне о событиях в квартире Родьки.
      Рисковать Ирина я не захотела, и вызвала Селедкина младшего, дала ему деньги на цифровой фотоаппарат.
      Шурик Селедкин оказался сообразительным парнем, все сделал, как надо, сфотографировал славянский шкаф, выпустил из него инспектора, сфотографировал, приросшего к стулу, огорченного жизнью Родьку. На их глазах шкаф превратился в полированного красавца, Шурик тут же запечатлел его новый облик, шкаф из своих недр на вензеля выпустил позолоту. От такой красоты Шурик и Родька пришли в такое изумление, что оба сели на один стул, ножки у него подвернулись, и они растянулись перед шкафом.
      В этот момент в комнату вошла я:
      – Какой шкаф красивый, ребята, а вы, почему с пола на него смотрите?
      Парни сидя боялись вымолвить слово, они в упор не видели меня, перед ними стояла молодая графиня, лет семнадцати, в платье, с талией под грудью, с локонами: жена Пушкина с известного портрета. Мгновение и видение исчезло, они увидели перед собой директора и скромный шкаф.
      – Ребята, что с вами? Мне показалось, что шкаф был красивым, а он опять стал обычным.
      – Матрена, я тоже это видел, я запомнил, каким он был, вероятно, шкаф подсказывает, каким он был, видение из прошлого. Его надо реставрировать по его указанию, – необыкновенно спокойно проговорил Шурик.
      – Отличный вывод, но что-то мне подсказывает его нельзя перевозить, кто его будет реставрировать? Если к нему подходит реставратор, он выдает радиоактивное излучение, а вас двоих он хорошо выносит. Шурик, приводи своего отца, попытайтесь восстановить шкаф здесь. Материалы и работу оплачу.
      Шкаф промолчал, соглашаясь с речью умной женщины, а я подумала о янтарных часах, у меня возникла мысль, что славянский шкаф и корпус огромных часов, словно одним человеком созданы, папа Карло у них был один.
      – Родька, есть просьба, поставь решетки на окна, металлическую дверь; к тебе привезут янтарные часы, твое дело их охранять, наблюдать, лишних людей не пускать, все плачу. Не волнуйся, плачу не из своего кармана, из кармана заказчика.
      Нина, пожив у Анны Александровны четко осознала, что есть лучшая жизнь, есть красивее одежда и обувь, и сделала свой вывод.
      Она стала донимать Ирина просьбами: купи это, купи то, не купишь, уйду из дома и не вернусь. Девочка стала меняться вещами с подругами, обменивала свои вещи на чужую одежду, обувь, сумки. Ирина не успевала следить за одеждой дочери, то она исчезала, то появлялась. Стоило матери купить для дочери кроссовки за большие для нее деньги, как они через день исчезали, через неделю появлялись грязные.
      Мать их отмывала добела, кроссовки исчезали, и если приходила в дом подруга к Нине того и смотри, что что-нибудь прихватит и вынесет. Взрослая женщина от такой чехарды предметов дочери, купленных для нее с большим трудом, порой на последние деньги, стала нервной и взвинченной до предела. Любая подруга дочери стала для нее врагом первой величины. Дом стал адом. Дочь повадилась гулять по вечерам, перед прогулкой стала требовать деньги на карманные расходы, ведь Анна Александровна ей давала карманные деньги!
      Дочь запугивала мать, угрожала ей жалобами отцу, доставала ее по всем статьям.
      Мать заболела, сил встать у нее не было, она сказала:
      – Я не пойду на работу, мне плохо.
      – Ты, чего, мать! Мне деньги нужны, а она болеть вздумала!
      Мать дошла до рыданий, неконтролируемых, сквозь рыдания дочь продолжала ее обвинять в своей плохой жизни. Мать стала истерически кричать проклятия.
      Дочь спокойно сказала:
      – Выпей воды, это я из-за тебя три года назад боялась дома одна сидеть! Это ты во всем виновата! Не кричи на меня. Ты зачем меня к бабушке Брынзе посылала? Она меня за косы таскала!
      Наверно было за что, – подумала Ирина, выпив воду после таблетки, а сказала:
      – Нина, сама бери ключи от квартиры, открывай и закрывай дверь за собой.
      Дочь ушла гулять, уверенная в своей правоте. Мать полежала, встала, занялась домашними делами, делиться такими событиями ей не хотелось. Мать Паши тоже почувствовала временное влияние Анны Александровны, поначалу она радовалась, что сын пожил в достатке, по-человечески, с компьютером в квартире, с отцом пообщался. А сын… он по возвращению от отца стал унижать мать своим высокомерием, своими новыми знаниями. Говорить ей, что она глупая, ничего в жизни делать не умеет, ничего не понимает. Он круто изменился, и теперь излучал презрение в адрес матери, та не знала, что ей делать. Парень с достоинством носил вещи от Макара и Анны Александровны, и полностью отказывался носить ту одежду, что покупала ему мать Маня.
      Сам Платон Иванович, в очередной раз, выручив Анну Александровну от нападения, возвратился в свою холостяцкую берлогу. Он рвался к ней, но понимал, что это невозможно. После нее его не интересовали две его бывшие женщины, он им отдавал деньги на детей, а сам жил достаточно экономно, да и не так много он и получал, чтобы все были счастливы. Так, что Платон Иванович не мог решить проблемы своих детей на уровне Анны Александровны – разные у них финансы, разные. Макар не мог простить мне Егора Сергеевича. Его он ненавидел всеми фибрами своей души. Но Макар не был столь могучим мужиком, и осознавал, что физические силы у них разные, и от этого только больше его ненавидел, он еще продолжал сомневаться, а сын чей? Его или Егора Сергеевича? На пике этой затаенной злобы, он приметил Леночку, продавца из антикварного магазина. Стал оказывать ей посильное внимание, тем и отводил свою душу от ненависти. Я почувствовала, что Макар ко мне охладел, но дел с малышом было так много, что я даже радовалась его холодности, у меня на него сил не оставалась.
 

 
      Договора я выполняла, раз деньги Егором Сергеевичем были даны на мебель, я ее и собирала. По расчетам получалось, что на выданный аванс, как пасьянс складывались славянский шкаф, янтарные часы, дубовый стол и новые стулья под этот комплект, доведенные до антиквариата умелыми руками старшего Селедкина. Все честно, весь комплект стоял в квартире Родьки, под его неусыпной охраной. Он и порадоваться не успел, как к нему в квартиру позвонил заказчик с охранниками.
      Родька о заказчике знал. Мобильный телефон ему купили для такого случая, он нажал на мой номер телефона. За дверью послышался стук и угрозы, но он успел сказать мне, что заказчик прибыл. Металлическая дверь гремела от ударов. Родька открыл дверь и отскочил в сторону, мимо него в комнату ворвались три человека, и остановились в немом изумление: из шкафа, часов, из стола и одного стула, в который вставили донорский кусочек дерева из шкафа, шло белое свечение. Казалось, предметы переговариваются.
      – Не обманула, – прошептал Егор Сергеевич, – красота, какая! Мебель, я ваш новый хозяин, я заберу весь комплект, прячьте свое свечение.
      Родька надеялся, что мебель съест наглецов, но предметы промолчали, они покорно погасили свой белый свет.
      Янтарный кабинет продали достаточно удачно, я рассчиталась со всеми участниками проекта в рабочем кабинете. Господин Егор Сергеевич не пожалел денег за конторку с янтарем. Благодаря чему Шурик пересел на новую машину, что было выгодно мне, он становился моим любимым исполнителем и шофером по совместительству. Егор Сергеевич прислал Анне Александровне приглашение на открытие музея своего предка.
      Ехать на официальную церемонию она не хотела, она решила послать на это мероприятие меня, чтобы я немного отдохнула, а Макар вместо меня посидит с малышом. Я согласилась поехать на открытие музея, от домашних хлопот я устала, а тут появился повод выйти из дома, да и Анна Александровна обещала посидеть с внуком. А я купила новую одежду, новые туфли, в которых и в гареме не грех показаться, так подумала о них Анна Александровна.
      В назначенный день за мной заехала машина от Егора Сергеевича, музей находился за пределами города. И откуда берутся просторы? – думала я, сидя на заднем сиденье машины, глядя на пейзаж за окном, на бесконечное мелькание зеленой массы деревьев, или полян, даже полей, покрытых зеленой растительностью.
      Я посмотрела на шофера и вздрогнула, он мне показался странным, я невольно застегнула на груди молнию от легкой белой курточки, и отвернулась к окну, с мыслью, что уж очень долго едем к музею. За окном замелькали дома дачного поселка, заборы один выше другого, на укрепленных стенах стояли камеры наблюдения, металлические ворота катались по рельсам, охраны не было видно, но она подразумевалась. У одной такой современной крепости остановилась машина.
      Дверь машины бесшумно открылась, открылась и дверь в ограждении современного замка, впуская меня на территорию особняка Егора Сергеевича. Людей не было видно.
      Ничего себе открытие музея, – подумала я, – людей нет, здание более чем современное. Я посмотрела на внушительный дом с башенками, такой мини дворец.
      Идти в дом я не решилась, села на скамейку рядом с небольшим фонтаном, из пасти льва, покрытого позолотой, струилась вода. Как в сказке 'аленький цветочек', – промелькнула в моей голове, – все есть, людей невидно, неслышно. Я посмотрела на ворота, они были закрыты. Машина, в которой я приехала, не въезжала на территорию особняка. Солнце припекало. Я сняла с себя белую курточку, положила ее на белую сумку с большой брошкой вместо замка, сумку поставила на скамейку, откинулась на спинку скамейки, прикрыла глаза и задремала под легкий шум воды фонтана.
      Егор Сергеевич посмотрел сквозь легкие шторы на спящую Матрену, грудь кормящей женщины, белая, пышная выглядывала из маленького белого топика. Русые волосы крупными волнами лежали на ее плечах. На ногах бело – золотые туфли заканчивались шнурками почти у колен, где начинались светлые бриджи. У него появилась простая, мужская мысль, взять ее на руки, отнести в спальню, вместо открытия музея. Он надел белые брюки, светлые без пяток босоножки, снял с себя майку, и в таком виде спустился к ней. Я крепко спала. Егор Сергеевич взял меня на руки, и понес естественно в спальную комнату. Он положил меня не белое, шелковое покрывало.
      Кондиционер поддерживал в комнате прохладную атмосферу, я сквозь сон почувствовала прохладу, мне захотелось укрыться.
      Он посмотрел на божественную, нежную грудь, кормящей матери и прикрыл ее огромным, белым полотенцем. Потом он подошел к кальяну, и слабое средство, затуманивающее мозг, постепенно заполнило комнату. Легкие грезы окутали мозг, уставшей молодой матери. Два бокала легкого вина, виноградная лоза на золотом блюде, стояли перед моими глазами, на столе, с прозрачной, стеклянной столешницей. Я невольно потянулась к бокалу, жажда во сне меня стала мучить, от непонятного привкуса на губах. Залпом, выпив бокал, я взяла одну виноградинку, и только тут заметила внимательный взгляд хозяина.
      Егор Сергеевич нажал на пульт, темные шторы на окнах опустились, легкий полумрак окутал Матрену. Молния на топике оказалась в руках мужчины в белых брюках. Его красивое лицо, приблизилось к ее лицу, молния медленно расстегнулась на груди, в его руках. Грудь двумя волнующими окружностями выступала над двумя белыми чашечками, он расстегнул застежку, расположенную спереди, для удобства кормления грудью. Егор Сергеевич двумя руками держал в руке грудь Матрены, пристально смотрел в ее глаза и медленно подносил сосок к своим губам. На соске выступило грудное молоко, он слизнул капли молока языком, потом охватил сосок губами, продолжая смотреть ей в лицо, и стал сосать молоко из ее груди.
      Вторая грудь наполнилась молоком, я словно окаменела, из груди непроизвольно стало капать молоко на руку Егора Сергеевича. Он размял руками затвердевшую от молока грудь, молоко капало на его руки, на белое шелковое покрывало. Я молчала, онемев от изумления, приятная нега окутывала все тело, груди освобождались от молока, они становились мягче. Его руки, в сладком, грудном молоке, расстегнули последнюю молнию на моих брюках, липкие пальцы медленно и нежно, сняли с меня обувь, брюки, стянули последнюю, белую одежку…
      Я лежала на белом, шелковом покрывале, в русом облаке своих волос. Он снял с себя белые брюки. Его мускулистая фигура приятно радовала глаза, а я и не возмущалась, а просто вся подалась навстречу этому необыкновенно приятному человеку. Мы обвились друг подле друга, как будто всегда были вместе. Бес слов, без единого звука мы изучали друг друга нежными ладошками, пальцами. Его губы раскрылись так широко, что обхватили мои губы, его язык вошел в мой рот, белые зубы от языка не волновались, но кожные покровы рта приветствовали его язык, божественной истомой.
      Он покорил меня всю, без остатка, равномерные движения тел без скрипа великолепной постели, были апогеем приятного знакомства.
      Проснувшись, я не увидела в комнате Егора Сергеевича, на себе я заметила простынь, рядом с кроватью стоял столик с едой. На краю постели лежал шелковый халат. Я надела халат, поискала глазами дверь в ванную комнату. Все удобства отливали кафелем. Я умылась, привела себя в порядок и вышла в комнату, в ней по-прежнему никого не было. Я подошла к окну, между воротами и фонтаном стояла детская коляска, в ней спал мой ребенок, но людей во дворе не было. Я вышла из комнаты и потеряла ориентир, я не знала, как спуститься вниз, двери, зеркала располагались кругами, или мне так показалось, я прошла в одну сторону, дошла до конца здания, не найдя лестницы, я повернула назад, прошла до конца коридора, лестницы не было.
      По виду из окна я определила, что нахожусь не ниже второго этажа, мало того, я забыла из какой двери вышла. В отчаянье я села в кресло в холле, потом подошла к окну, перед окном находилось озеро, оно было совсем маленькое, но по нему плавали два белых лебедя.
      От злости я толкнула створку окна, та раскрылась, и я оказалась на полукруглом балконе. С балкона свисала лестница из веревок и круглых палок, я уверенно перешла с балкона на веревочную лестницу и стала спускаться вниз. На земле я попала прямо в руки Егора Сергеевича, своим голым телом, под шелковым халатом.
      Он нежно прижал меня к себе на одно мгновение, и поставил на землю. Голые подошвы ног коснулись мягкой травы зеленого газона.
      Я непроизвольно поцеловала в губы Егора Сергеевича, а сама в это время заметила арку, по моему мнению, сквозь эту арку я могла попасть к коляске с ребенком, на другую сторону дома. Он поднял меня на руки и понес к арке, от арки я увидела коляску. Я вырвалась из рук Егора Сергеевича и побежала к своему ребенку. Малыш спал. Я поцеловала малыша и вопросительно подняла глаза на Егора Сергеевича.
      – Матрена, ты поживешь у меня с моим сыном, надеюсь, ты не возражаешь?
      – Егор Сергеевич, меня дома потеряют!
      – Нет, для них ты на даче, посмотри, как ты устала, ты засыпаешь в любом положении, в любой ситуации. Отдыхай здесь, тебе все привезут.
      – Я не ориентируюсь в твоем доме, он такой большой! И, где музей, на открытие которого я к тебе приехала?
      – Все есть, но не сейчас.
      – У тебя есть здесь люди? Мне одной твой дворец не убрать, вот уж действительно устану!
      – Матрена, у тебя будет няня с высшим педагогическим образованием, она уже в дороге, здесь есть повар, есть горничная, для прогулок есть дорога вокруг озера, по тенистой аллее, для любви есть я, что еще тебе нужно?
      – Свободу!
      – Это и есть свобода в твоей ситуации, поживи здесь немного, а сейчас идем, я покажу комнату для малыша, нашего малыша! Ты не представляешь, какого труда мне стоило смотреть на то, как ты попала в лапы своего бывшего Макара! Удар Платона Ивановича я запомнил, а твой Макар побежал к Леночке, надеюсь, ты ее знаешь?
      Кстати, что у Анны Александровны было с этим Платоном Ивановичем? Я позвонил в твою квартиру, дверь открыл Платон Иванович и я от неожиданности получил в челюсть.
      – В моей квартире тогда жила Анна Александровна, а Платон Иванович ее мужчина, – в ее мозгу промелькнуло виденье с нависшим над ней голым Егором Сергеевичем, а потом дикие звонки по всем телефонам.
      – Хорошо, что не наоборот. Стало быть, я второй в твоей судьбе, и первый отец ребенка.
      – Откуда у тебя такой дворец?
      – Без вопросов на эту тему, музей тебе покажут без меня, я сейчас уеду, к тебе подойдут, помогут. Пока! – воскликнул Егор Сергеевич, поцеловал меня, и стремительно пошел к воротам, а они услужливо открылись и закрылись.
      Я остановилась у фонтана с коляской в руках, ко мне действительно подошла улыбчивая женщина, в платье с белым воротником. Я изучала новые владения, катала коляску по всему дачному участку, сидела на скамейке у озера с лебедями, кормила ребенка грудным молоком два раза в день, мне помогали местные сотрудники Егора Сергеевича, странные вещи начинали твориться вечером. То, что первый раз в нашей любви было случайностью, становилась закономерностью. Егор Сергеевич целый день отсутствовал, появлялся вечером, ел у себя в комнате, ему привозили еду из местной столовой, он мылся, и шел ко мне в спальню.
 

 
      Любовь между нами носила молочный характер, он меня любил, но он начинал любовные игры с моей груди, полной молока от пропущенного кормления, которое вместо меня осуществляла няня, вводя искусственное молоко в питание ребенка.
      Молоко из моей груди высасывал Егор Сергеевич до основания, так, что оно с трудом прибывало к утру для ребенка.
      Мне не давали много работать, меня заставляли спать днем для сохранения молока, мне давали витамины, пищу, соки, чай со сливками, – одним словом я должна была вырабатывать молоко для ребенка и… его временного отца. От этого можно было бы сойти с ума, но мне давали успокоительные средства с пищей, я была спокойной и воспринимала действия Егора Сергеевича спокойно, а любила его страстно, насколько это было возможно под успокоительными средствами. Он был доволен. Мой гардероб пополнялся без меня. Я открывала шкаф и брала то, что нужно мне по погоде.
      Я не знала, откуда появились вещи, мне вообще трудно было думать, я просто жила и выполняла обязанности, которые мне предписывались в этом дачном замке. Грудь моя в предлагаемой одежде всегда слегка выступала из одежды, и светилась на солнце. Если становилось прохладно, мне приносили теплые вещи и тщательно укутывали грудь от дождя, от ветра, от холода. За мной следили, меня берегли для ночи с господином Егором Сергеевичем. Моя грудь работала, как мини завод по производству молока. Он мял груди в своих руках, он оттягивал соски, он пил мое молоко…
      Однажды я отказалась от предложенной мне пищи, меня мутило, тошнило. Несколько таких дней и молоко перестало прибывать. Мозг, очищенный от снотворных, задумался над происходящими событиями, я поняла, что у меня вновь будет ребенок, но теперь от Егора Сергеевича. Вечером пришел Егор Сергеевич, но молока в груди не было, оно перегорело, и ребенок два дня не брал грудь. Любовь без молока не получилось. На следующий день меня вместе с ребенком отвезли к Макару…
      Макар довольно спокойно отнесся к возвращению меня домой и просто пошел с ребенком гулять, а мне пришлось на пару дней лечь в больницу…
      Анна Александровна купила себе новую квартиру, но о ней даже Платону Ивановичу ничего не сказала, она боялась всего и всех, на всякий случай. Платон Иванович, приодевшись, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил приударить за Матреной. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там, будь, что будет! Вместо Матрены в подъезд вошла Леночка, вскоре она вышла с Макаром и они, спокойно держась за руки, как влюбленные прошли недалеко от Платона Ивановича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой. Платон Иванович решил заглянуть тогда к Анне Александровне, но в ее квартире оказался Родька, на вопрос, где хозяйка, новый хозяин ответил, что она переехала, а на вопрос, где Матрена с ребенком, даже он не знал ответ. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.
      Платон Иванович вернулся к соседу, ухватил свою большую голову руками, и зычно закричал в пространство:
      – Где Матрена?!
      – Платон Иванович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родька, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.
      – А Анна Александровна знает?
      – Мне неизвестно, кто, что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.
      Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Платона Ивановича:
      – Анна Александровна, где ты? Где Матрена с ребенком? Я сижу у Родьки. Она точно не в музее, а Макар спокойно с Леной ходит.
      – Почти поняла. Где я – не скажу. Я не хочу тебе свою квартиру показывать, во избежание наезда твоих детей. Где Матрена? О, это тайна господина Егора Сергеевича, знаешь такого? Он старый знакомый Матрены, так, что дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.
      Платон Иванович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родька побежал за йодом, а Платон Иванович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать. Нина продолжала войну с матерью, теперь они с подругами ходили друг к другу ночевать, чем вводила ее в иступленный гнев, с ревом и криками, с взаимными упреками. Ирина перестала ей совсем давать деньги и покупать вещи. Кто кого. Паша, напротив, успокоился, и если была возможность, ходил в компьютерный салон. Платон Иванович, проснувшись, решил купить Паше компьютер, а Нине дать деньги на сапоги и шубку. На том все временно затихли. Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери.
      Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.
      – Какой пляж, в девять вечера!?
      – Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.
      В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время. Под утро Ирина проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Она зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами. Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.
      – Нина, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов? – спросила Ирина.
      – Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.
      – У него колесо спущено!
      – Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.
      – Шторки – это, что такое?
      – Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.
      – Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала Ирина и ушла на кухню.
      – Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!
      Не жаловаться ведь Платону Ивановичу по каждой проблеме, подумала Ирина и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было несколько лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов. Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж. Утро было солнечное с пронзительным небом. Ирина постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке.
      Она села, усталость и раздражение ушли в землю. На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Ей нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с отцом Нины, давно ли это было? Уже дочь подросток.
      Пляжный роман длился недолго. Платон Иванович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше. Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он чувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Платону Ивановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный. На следующий день Платон Иванович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…
      – Ирина, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Платон Иванович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.
      – Здравствуй, Платон! – сказала она и поднялась.
      – Где Нина? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.
      – Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.
      – Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?
      – Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?
      – Ирина, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.
      Самостоятельная.
      Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Платона Ивановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила… Егор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал. Ирина он приметил давно, у него созрела мысль пригласить ее на работу к нему на дачу, после ее отъезда он ощущал пустоту. Он заметил, что она отлично работает, да трудно живет, и предложил ей подзаработать у него, хотя бы в течение месяца. Она, замученная просьбами Нины и унылостью Платона Ивановича, согласилась работать на даче, и оставила дочь с отцом.
 

 
      Лишних людей на даче Егор Сергеевич не держал, это была его личная держава, он оставил Ирина, повара, одного охранника. Для всех внешних связей ушел на дно отпуска. Янтарная комната находилась в его загородном доме, комната с антикварной мебелью всегда была закрыта, в ней даже пыль не протирали. Егор Сергеевич в нее заходил сам, заводил старые часы, сидел на стуле, смотрел на шкаф, часы, конторку, стол и мечтал найти еще несколько предметов старины с янтарем. Иногда предметы, в знак приветствия посылали световые импульсы.
      Тревожная атмосфера комнаты повышала адреналин в его крови, в ней было немного жутко, иногда он из нее резко выскакивал и быстро закрывал дверь, боясь, неизвестно чего…
      Ключи от этой комнаты Нинели он не дал, а ей хватало работы в его большом доме.
      Егор Сергеевич и его дядя Аскольд Николаевич, управляющий гостиницей, почти одновременно заболели янтарной мебелью. Егор Сергеевич собирал предметы старины, его дядя заказал у Матрены накрученный янтарный кабинет, увиденный случайно у одного знакомого энергетика.
      Аскольд Николаевич жил с женой Серафимой, не пытаясь, менять судьбу. С годами она стала его правой рукой, в делах гостиницы, Аскольд несколько обленился, иногда он приезжал в загородный дом Егора Сергеевича и сидел у озера в кресле. В последний свой приезд на озеро с лебедями, Аскольд Николаевич заметил, что его администратор Ирина в свой личный отпуск работает на даче его племянника Егора Сергеевича.
      На работе Аскольд Николаевич вел себя весьма сдержанно, и на горничных внимания не обращал, ведь рядом с ним всегда была Серафима, а сюда она дороги не знала.
      Он невольно стал наблюдать за Ириной, других женщин здесь не было, поваром работал пожилой мужчина, охранником был крупный молодой мужчина. Она ходила постоянно в коротких брюках и кофточках с воротником, на блузках рукава были разной длины, но белый воротник словно прирос к ее шее. Иногда ее руки были видны до самого воротничка, но он оставался на месте. Она постоянно существовала в своей нехитрой работе, требующей затрат физического труда, содержать дом в порядке. Не выдержал Аскольд ее голых плеч, выступающих рядом с воротничком, его руки сами потянулись тронуть эту чистую, шелковистую кожу.
      – Аскольд Николаевич, что с вами? – возмутилась Ирина.
      – Слепень сел, я его прогнал.
      – Ох, уж эти слепни, здесь говорят, комаров у озера потравили во время, их и нет, а слепни остались, да еще мухи чужие залетают, вы держите в руках что-нибудь, чтобы их отгонять от себя, – сказала Ирина, вымыв пол на веранде, любимом месте отдыха Аскольда Николаевича.
      Макар в детской коляске обнаружил приличную пачку сто долларовых купюр, сопоставил их количество с числом дней отсутствия Матрены дома, и в его голове что-то встало на место. Ребенок спал в коляске, Макар сидел на скамейке в парке и совершенно случайно наткнулся на эти деньги, доставая соску младенца, которая умудрилась закатиться под матрас.
      Он знал о существовании Егора Сергеевича, но не думал о нем серьезно, оказалось, что он более серьезный соперник. Макар качал на автомате коляску и витал в облаках ревности, потом это занятие ему надоело. Он сделал вывод, что об этих деньгах Матрена, точно ничего не знает, иначе давно бы их изъяла из детской коляски. Значит, а, что значит, если после возвращения от Егора Сергеевича она легла в больницу, тут и так все понятно, что ничего хорошего для мужа нет в ее отсутствии.
      Макар позвонил Лене, та примчалась на зов достаточно быстро, а он взял да и отдал половину найденной суммы денег Леночке. О, как она обрадовалась! И с ребенком помогла посидеть пару дней в отсутствие матери ребенка, и еду приготовила, и само собой полюбила Макара со всем старанием.
      Я обнаружила полный порядок в трехкомнатной квартире, полный холодильник продуктов, приготовленную пищу в кастрюлях и на сковородах, улыбающегося Макара и довольного малыша. Я странно улыбнулась, увидев пачку долларов, лежащих на телевизоре, рядом с пультом управления. Так мы и жили, каждый со своей любовной историей за пазухой жизни. Макар пришел к Леночке, и остановился на пороге. В комнате он увидел Шурика, устанавливающего в углу комнаты тумбу, на верху тумбы, находился мини театр, из очень старых кукол. Вещь антикварная. Макар посмотрел на Леночку, на Шурика и ему показалось, что он здесь лишний, ни слова, не говоря, он вышел из квартиры. Его никто не остановил…
      Шурик решил на Леночке проверить, то сексуальное удовольствие с пихтовым маслом, которое он познал с другой женщиной, но повторить с ней он не мог, он понимал, что та любовь была случайной, импульсной, без продолжения. Поэтому этот антикварный предмет мебели он привез продавщице Леночке, а не отдал его директору антикварного магазина. Он сменил объект обожания. На Макара, он не обратил внимания, даже не заметил его приход, или сделал вид, что не заметил. В кармане у Шурика лежал новый флакон с маслом… Макар побрел домой. Ждал он, ждал Матрену с ребенком, а, не дождавшись, решил, что за ней, вероятно, опять заехал Егор Сергеевич, и позвал соседа Родьку скоротать вечерок за пивом.
      Никогда не знаешь, где объявиться ангел любви, а он облюбовал дачу с лебедями.
      Хитрый ангел поселился в душе Аскольда Николаевича, уже давно в нем чувства не возникали, а тут не на шутку увлекся Нинелей. Она первую неделю много хлопотала по хозяйству, все убирала на свой вкус, но через неделю у нее стало появляться свободное время, солнце светило исправно на маленький земельный участок внутри высокого забора.
      Она, после трудов праведных надела купальник, взяла раскладушку, поставила ее у озера и легла загорать. Аскольд Николаевич из своей беседки видел край этой раскладушки, Ирина скрывал куст сирени. Он встал и почти на цыпочках подошел к молодой женщине, и двумя пальцами с двух сторон нажал ей по ребра. Она вскочила, вскрикнула, но, посмотрев на довольного Аскольда Николаевича, улыбнулась.
      – Вам скучно, Аскольд Николаевич? – спросила Ирина.
      – А ты, как думаешь? Поговорить не с кем, а ты вся в работе.
      – Так меня сюда взяли поработать.
      – Ирина, а ты не догадываешься, что тебя пригласили для меня? Не сопоставляла факты нашего присутствия на этой даче?
      – Когда? Мне сказали убирать – я убираю.
      – А, если я скажу тебе любить, ты будешь меня любить?
      – Как скажите, Аскольд Николаевич.
      – Что ты такая покорная?
      – Так подчиненные всегда влюблены в своего хозяина, а я у вас так давно работаю, так, значит, давно вас и люблю…
      – Что ж ты молчала? Мне поговорить не с кем, а тут любовь моя пропадает, так, где говоришь, встретимся? Ты знаешь, лучшие комнаты в этом доме, они на месяц в нашем распоряжении, а неделю мы уже потеряли. Куда вино принести?
      – Вы не шутите? А то завтра меня возьмете и уволите!
      – Ирина, я приглашаю тебя на любовное свидание без свидетелей, говори, где здесь лучшая спальня?
      – Лучшая спальня у Егора Сергеевича. А вдруг он вернется? Лучше вы ко мне придете.
      – А почему ни ко мне?
      – У меня надежнее, жду вечером, после ужина, чтобы повар спать лег спокойно.
      – Разумно, я приду…
      Муж Серафимы, давно жил праведной жизнью, он уже и забыл, как это все может быть, без ее участия. Красивый мужчина, с густой шевелюрой наполовину седых волос, появился на пороге спальной комнаты Нинели. Он был несколько обескуражен простым убранством ее комнаты, у него в комнате все было в стиле люкс, а у нее словно свалка старых вещей, далеко не антикварного вида. Среди этого мебельного хлама сидела приятная женщина, в платье с белым воротником, в белых босоножках. Его чувства попали в состояние облома, не по приколу хозяину любить служанку в нищих условиях.
      – Ирина, перейдем в холл, там приятнее, и вид из окна лучше.
      Да, ангел любви куда-то улетел.
      Она, выпив вина в присутствии Аскольда Николаевича, почувствовала, что она человек, ей импонировало его внимание, рядом с ним ей было приятно во всех отношениях. Она перестала себя чувствовать горничной, душа ее возвысилась до уровня собеседника, и она спокойно отстегнула белый воротник со своего платья.
      Невольно женщина потянула молнию на платье до груди, маленькая золотая цепочка лучше подходила к моменту их общения. Егор Сергеевич рядом с ними не задержался за столом, привезя комод, он покинул территорию дачи.
      Аскольд и Ирина вышли из-за стола и, не сговариваясь, направились к его спальне.
      Обстановка полностью соответствовала моменту, оба они были высокие и в меру стройные, остановились у кровати и обнялись, в порыве, своих проснувшихся чувств.
      Редкое единство взглядов привело их в душ, они стояли под струями воды, улыбаясь, словно смывали с себя прикосновения прошлой жизни.
      Ей доставляло удовольствие касаться его тела, в струях прохладной воды, он с внезапным желанием, с удовольствием ощущал новые, волнующие импульсы в своем теле, о которых последнее время подзабыл. Они вытерли друг друга полотенцами, не касаясь себя, словно их души уже переселились в любимые тела. Так и дошли они до кровати, продолжая ощущать себя в двух кратном увеличении импульсов желания.
      Желание, страсть, влечение, прикосновение, поцелуи, объятия воссоединили их требующие любви тела. Они поплыли по воле волн царственного желания любви.
 

 
      Шустрый Шурик сделал так, что новые звонки с предложениями антикварной мебели поступали к нему, он наклеивал на мебель немного янтарных камней, после этого заказ поступал ко мне, вот откуда взялась в разных местах мебель с янтарем.
      Шурик скупил все янтарные бусы в городе и заказал их за его пределами. А я верила в чудеса, только первые часы были на самом деле янтарные, важен результат.
      Стоял готовый к продаже комод с янтарными камнями, а Шурик услышал очередное предложение от неких наследников.
      Ему предлагали шкаф – шарманку, естественно без янтарных камней, а у него весь янтарь кончились, хоть объявление давай: скупаю янтарные бусы. Если мебель была без янтарных камней, то она попадала на реставрационные работы в магазин, а если на ней находился, хоть один янтарный камушек, она попадала к отцу Шурика Селедкина. Вот в чем состоял прикол и бизнес любовь, хотя второго случая судьба не предоставила.
      Егор Сергеевич от Шурика узнал о готовом комоде с янтарем, и немедленно появился перед моими очами. Я мысленно обругала Шурика, так мне не хотелось с комодом расставаться, но клиент есть клиент. Вслух я сказала, что такой предмет интерьера для продажи готов, в голове у меня промелькнула любовь с Шуриком у этого комода. Ехать, демонстрировать комод, Егору Сергеевичу у меня желания не было, я вспомнила про Леночку, та в последнее время стала такой модной женщиной, что не грех ее представить дорогому клиенту.
      Леночка, поехала показывать товар лицом, господину Егору Сергеевичу. Комод, весь из себя, с деревянными вензелями в тон янтарным часам, с янтарем, весь полированный светился в комнате Родьки. Егор Сергеевич, как увидел это сокровище, так и присел на распахнутый диван. Леночка подошла к комоду, встала рядом с ним на скрещенных ногах, в черных босоножках на шпильках, отделанных крупными стразами по вырезу и по широкой застежке, в узкой части точеных ног.
      Белые бриджи, черный топик, украшенный, такими же стразами по воротнику на шее, завершали летний наряд девушки. Белые волосы крупными волнами опускались на молодую грудь, не рожавшей женщины, ее грудь полностью скрывал топик, оголяя руки и плечи. Егор Сергеевич смотрел то на комод, то на Леночку в летнем наряде, купленном на его деньги, хотя оба они об этом и не догадывались. Под руку меценату попался маленький флакончик, мельком глянув на надпись, он прочитал 'пихтовое масло', только тут он осмотрел диван, на котором сидел и заметил в углу, сбившуюся простынь. На окнах сквозь офисные, прямые жалюзи, просвечивалась решетка. Леночка уловила взгляды импозантного мужчины, внешний облик которого превосходил все ее требования к мужчинам, но она продолжала стоять у комода, как статуя. Он забросил флакончик с коварным содержимым в угол комнаты, и встал с убогого дивана.
      – Я беру этот комод, можно возвращаться в магазин.
      Из закрытой одеждой груди женщины вырвался вдох сожаления, что такой мужчина так быстро появился и исчез из ее жизни. Комод привезли на дачу. Егор Сергеевич пошел в свою комнату, по дороге, в холле заметил дядю Аскольда с Ириной. На ней грудь была закрыта, белый воротник вокруг шеи, довершал наряд, а он подумал, что это бабы стали прятать то, что ему больше всего нравиться в их облике!
      Племянник присоединился к компании, он смотрел на Ирину, а думал о Матрене, зря он ее вернул Макару, ну и что, что молоко у нее кончилась… Леночка так захотела Егора Сергеевича, что позвонила любимому Макару, и назначила ему встречу у себя дома, ведь его жена вернулась от Егора Сергеевича… А Егор Сергеевич, дойдя до своей комнаты, тут же позвонил Серафиме, и сказал ей, чтобы она приехала на дачу к своему благоверному Аскольду Николаевичу. Он меньше всего хотел увеличивать число наследников дяди Аскольда, ведь у него с Серафимой детей не было, а у Нинели была дочь Нина.
      Нина, в отсутствии матери, замечательно третировала бабушку, она просто почти дома не была, пропадала на пляже, у подруг, на скамейке в парке с друзьями.
      Бабушке оставалось смотреть на часы, греть воду, отключенную на летний ремонт и по возможности молчать. На ее упреки Нина реагировала круто и неожиданно, так, что бабушка кормила внучку и помалкивала. На даче продолжались свои метаморфозы, после отличной любовной ночи, Аскольд предложил привезти на дачу Нину, дочь Ирина.
      Он, знал, что еще такая ночь ему в ближайшие дни не под силу и решил упрочить свое отношение с женщиной, сделав приятное предложение ее дочери. За Ниной он сам съездил на машине. Нине на даче очень понравилось, она внесла оживление в местное общество и частенько сидела с Аскольдом Николаевичем в его беседке, пока ее мать работала по дому. Нина от скуки обошла дачу Егора Сергеевича со всех сторон, заметила странные окна, закрытые ставнями. Она их приоткрыла, за ставнями шли стекла, ажурная металлическая решетка, плотные вишневые портьеры.
      Девочка не выдержала своего любопытства и спросила у матери, а что находиться в этой комнате, в других окнах даже решеток не было, и шторы везде были легкие.
      Ирина ответила, что у нее ключей от этой комнаты нет, Нина спросила у Аскольда Николаевича, тот сказал, что там находиться музей их семьи, он еще в стадии подготовки. Повар ничего не добавил к информации, зато охранник, которому пришлось заносить в комнату славянский шкаф, сказал, что там находиться склад древней мебели.
      Поговорив с охранником, она попросила выпустить ее за ворота, осмотреть дачный поселок, пообещав ему вернуться через час. Дачный поселок состоял из внушительных заборов с большими, новыми домами, ничего интересного девочка для себя не обнаружила, если не считать машину, выезжающую из чужих ворот, она попросила довезти ее до города. Так она оказалась на свободе. Трое суток она гуляла по подругам, потом появилась в квартире отца. Платону Ивановичу она рассказала о даче с музеем, который так и не видела, тот сразу понял, куда исчезает вся антикварная мебель с янтарем в деревянных вензелях.
      Выпросив у отца денег на жизнь, она пошла к бабушке, у нее и осталась до возвращения Ирина с дачи.
      Платон Иванович что-то пропустил в этой жизни, все женщины вышли из-под его власти, хоть шаром покати, а никого нет. Анна Александровна куда-то уехала, исчезла и Ирина, не сказав ему ни единого слова. Оставалась на месте его первая женщина, мать Паши. На безрыбье и рак рыба, поехал Платон Иванович навестить мать своего старшего сына. Удивительная она женщина Маня, всегда спокойно реагировала на отъезды и возвращение блудного Платона Ивановича. Паша ухмыльнулся отцу и ушел к другу. Они оставались вдвоем, как два старых друга, без большой любви, без эмоций, просто сидели и беседовали. Он оставлял ей деньги, но чувства в нем не возникали, словно все давно бурьяном поросло. Косить бурьян чувств было лень, поговорив немного о Паше, Платон Иванович уезжал в свою холостяцкую квартиру. Платон Иванович решил осуществить задуманное, его безумно тянула Матрена.
      Он приоделся и пошел к ее дому, ждать, когда она появится с коляской во дворе.
      На этот раз ему повезло. Первым вышел из подъезда Макар и ушел в сторону дома Леночки, потом появилась Матрена с детской коляской. Платон Иванович встал перед ней, как Орфей. Он весь лучился силой, желаньем и любовью к молодой матери.
      Матрена грустно улыбнулась и покатила коляску по своему излюбленному маршруту в парке, Платон Иванович шел рядом. Они разговорились. В это время к ее подъезду подъехала крутая, большая машина Егора Сергеевича, он вышел из нее и увидел силуэты Платона Ивановича и Матрены, на аллее парка. Драка с могучим Платоном Ивановичем в планы Егора Сергеевича не входила.
      Егор Сергеевич подъехал на машине к аллее, вышел навстречу парочке, и просто сказал:
      – Привет! Платон Иванович, а твоя жена Ирина Андреевна у меня на даче обслуживает своего начальника Аскольда Николаевича, вчера они в холле пили вино.
      Платон Иванович в лице изменился, а Егор Сергеевич продолжал говорить, улыбаясь:
      – Если хочешь, тебя к ней отвезут на свидание, и он кивнул своему шоферу.
      Что оставалось делать Платону Ивановичу? Любовь – любовью, но жена дороже, он сел в машину и его повезли к ней на дачу. Егор Сергеевич остался на аллее парка, с детской коляской, в которой еще не уснул его сын… или не его. Платон Иванович проехал квартал на машине Егора Сергеевича и попросил ее остановить, ему стукнуло в голову, что мешать Ирина он не будет, а лучше пойдет домой.
      Платон Иванович, войдя в дом, лег ничком на диван, а, проснувшись, на автомате позвонил Матрене, она, почувствовав шестым чувством, охлаждение к ней Макара, пригласила Платон Ивановича к себе в квартиру.
      Выспавшийся Платон Иванович приехал незамедлительно… Хороший ужин довершил объединение. Рядом с Платоном Ивановичем я себя чувствовала хорошо. С ним мне было спокойно и надежно. А он поделился своей информацией, я не особо удивилась, и сделала предположение, раз есть комод, шкаф, то должна быть кровать и трюмо.
      Он намек понял, и предложил предоставить наброски двух ново-древних предметов.
      Дерево теперь старили до изготовления предметов, Макара решили не подключать, а все сделать не мебельной фирме Платона Ивановича, а янтарь купить в другом городе.
 

 
      На следующий день я встретила Егор Сергеевич. Мы дошли с коляской, по аллеи до местного пляжа. У пруда, в вечерних лучах солнца, лежали несколько человек, две девушки привлекли наше внимание, на одной из них были только маленькие трусики, открытые публике груди, свободно волновались от ее дыханья. В трех шагах от нас, на скамейке сидел молодой мужчина, тянул пиво из банки, и не отрывал глаз от доступных взгляду грудей. Егор Сергеевич от того зрелища, почувствовал пробуждение своих желаний, он готов был оторваться от Матрены и ринуться к доступным грудям.
      Я это почувствовала и просто сказала:
      – Егор Сергеевич, идем в твой номер в гостинице, ко мне домой нельзя, Макар может вернуться.
      – Матрена, а как же малыш, ему надо есть, а в гостинице нет детского питания?
      – Да, не волнуйся, ты, у меня вновь появилось молоко.
      – Но оно ведь кончилось?
      – Не кончилось, а несколько дней его действительно было мало, а сейчас вполне хватит покормить нашего сына, если ты молоко не съешь за него.
      – Не съем, оставлю ребенку, жаль, что я потратился на эту дачу, теперь у меня в городе нет квартиры, пойдем в мой номер в гостинице, здесь рядом.
      – Я знаю.
      Мы поцеловались, проезжая мимо пляжа, унося импульсы желаний…
      Ребенок спал, его оставили спать в коляске. Егор Сергеевич и я, по очереди приняв душ, по накатанным отношениям, вступили в новую фазу своей любви, но без участия грудного молока.
      Егор Сергеевич отодвинулся от меня и спросил, глядя в гостиничный потолок:
      – Матрена, у тебя была однокомнатная квартира, она еще есть? Мне этот номер в гостинице обходится в копеечку.
      – Тяжелый случай, после рождения малыша, мы из моей однокомнатной квартиры переехали в трехкомнатную квартиру свекрови, Анны Александровны, а она, скрипя зубами, переехала в нашу квартиру. Дальше – хуже. Мою квартиру она отдала Родьке, его квартиру забрала для реставрационной мастерской, так, как она находиться на первом этаже, а себе купила двух комнатную квартиру в новостройке. Вот и все!
      – Слушай, а чего я тут с тобой время трачу, если у тебя ничего нет? Шла бы ты к своему Макару, раз у вас на троих теперь трехкомнатная квартира.
      – А у нас с тобой сын, ты забыл? И у тебя есть шикарный загородный дом!
      – Но у тебя нет ничего, ведь квартира у вас общая!
      – У меня есть наш сын.
      – Так забирай его и дуй к своему хозяину квартиры!
      – Как, знаешь! Макар отец ребенка, а не ты, Егор Сергеевич! Как бы он мог быть твоим ребенком, если мы с тобой познакомились через твой аппетит, к грудному молоку? – сказала я, покормив грудью, проснувшегося в коляске малыша и вышла на улицу.
      Темнело, тополиный пух притаился среди травы, я с помощью случайного помощника, поставила коляску с малышом в автобус и поехала домой.
      Макар с Родькой сидели в креслах, рядом с мраморным столом и пили пиво.
      – Макар, вон она, приехала, – вскричал Родька и пошел в соседнюю квартиру.
      Макар поцеловал меня. Жизнь есть жизнь. Невостребованная любовь Макара требовала выхода. Ребенок спал. Пришлось мне второй раз за вечер выполнить супружеский долг. Долг есть долг. Егор Сергеевич, послав подальше бедную Матрену, помня о том, что богатым он стал из-за одной богатой женщины, решил приумножить свое богатство за счет новой, состоятельной женщины, и прямо скажем еще молодой.
      В своем районе города он знал всех, благополучных дам. Он решил взять новую даму для себя даром. Он привел себя в порядок, посетил все салоны красоты, даже мышцы покачал, но явился с букетом в кабинет директора антикварного салона, известного в своем городе, благодаря ее находчивости.
      Я сидела в своем кабинете и просматривала наброски Платона Ивановича, мельком посмотрев на Егора Сергеевича, я сказала, что есть предположение, что в одном из соседних городов найдена еще одна реликвия прошлого с янтарем.
      Кто бы сомневался, – подумал Егор Сергеевич, а вслух сказал:
      – Дорогая Матрена спасибо вам за участие в создание музея, примите мой скромный букет, – и поднес мне великолепный, многоярусный букет цветов, – у меня есть предложение: посетите мою скромную дачу, посмотрите музей в действие, через неделю.
      – Егор Сергеевич, возражений нет, заезжайте через неделю, если не забудете о своих словах.
      Ирина за месяц отмыла все помещения дома Егора Сергеевича, последней комнатой был местный музей, ключи от которого она получила в последнюю очередь. В комнате, за вишневыми портьерами ей было немного жутко, казалось, что предметы старины были живыми, они светились, подмигивали янтарем. Она, дрожа всем телом, протирала загадочную мебель, утыканную темными камешками, и с величайшим наслаждением закрыла дверь этой комнаты; радуясь, что срок ее работы на даче подошел к концу. Она получила расчет.
      Аскольд Николаевич, уезжающий одновременно с ней, подвез ее до дома, а сам поехал в гостиницу, не заглянув в свою квартиру. На следующий день на дачу приехали Егор Сергеевич и я, кроме нас там был повар и охранник. Я отметила чистоту, царившую везде в этом современном доме. В отличие от прошлого раза, я настояла на первоочередном визите в музей. В комнате, с закрытыми ставнями, с плотными, бархатными портьерами вишневого цвета, пришлось включить свет. Мебель была мне вся знакома, я отметила, что размеры комнаты позволяют добавлять в нее предметы, это больше всего меня интересовало.
      – Егор Сергеевич, все хорошо, но стены современные, и портят интерьер и общее впечатление, не лучше ли сделать стены из деревянных панелей, выполненных под старину, и еще, нельзя ли добавить маленькую комнату к музею и собирать две коллекции отдельно: столовую, спальню.
      – Матрена, как вы глобально мыслите! Я с вами согласен, но сейчас у меня на это нет свободных средств, хотя в скором времени они будут непременно.
      – Ладно, отделка стен помещений музея, за мой счет, надеюсь, еще одну комнату вы сюда добавите.
      Егор Сергеевич мысленно обрадовался, правильной дорогой шли его мысли, видимо Матрене он очень понравился; он подумал, что за букет цветов он купил деревянные панели в двух комнатах. Хороший план!
      Аскольд Николаевич после посещения музея Егора Сергеевича, в последний день на даче, не мог больше работать в своем янтарном кабинете, ему все казалось, что он сидит в музее, чтобы избавиться от назойливой мысли, он позвонил:
      – Егор, привет, это я; слушай, хочу отдать в твой музей свой янтарный кабинет.
      Егор Сергеевич, чуть присвистнул и ответил:
      – Беру, не гладя, если он от Матрены.
      – От нее.
      Егор Сергеевич позвонил:
      – Матрена, Аскольд Николаевич предлагает мне янтарный кабинет в музей, хочу под музей выделить четыре комнаты, надо подумать над названиями и над оформлением.
      – Егор Сергеевич, над этим надо подумать, а результат я покажу. Договорились? Я знаю планировку твоего дома, ехать к тебе мне не обязательно.
      У Егора Сергеевича возникло ощущение, что его за уши отодрали, как маленького, но и подарки он стал получать весьма весомые. Нинели, для Нины, Аскольд Николаевич подарил маленькую, породистую собачку. Нина взяла ее на руки, и больше никому не отдавала, живая игрушка ее вполне устроила. Ирина сказала Аскольду Николаевичу, что, судя по всему, у них будет ребенок.
      – Ирина, быть не может! Мне сорок лет! Детей нет! А если это ребенок Платона Ивановича?
      – А мне всего тридцать лет, и Платона Ивановича в моей жизни нет уже два года, он только иногда передает деньги для Нины.
      – Что делать будешь?
      – И ты спрашиваешь? Я оставляю ребенка, а ты поможешь мне пару первых лет с малышом, дальше я сама проживу.
      – О чем речь! Помогу, чем могу! Я теперь сто процентный мужчина!
      Аскольд Николаевич тут же сообщил эту новость – своей жене Серафиме, та, странное дело, без тени ревности, сказала, что ребенку надо помочь родиться и взять его потом себе. Эту новость от своей жены, Аскольд Николаевич пересказал любовнице Нинели, та ответила весьма неожиданно:
      – Ребенка кормить грудью буду я, первый год он будет со мной, а вы с ним можете гулять, а дальше будет видно. Дело в том, что я боюсь, рака груди, а у женщин, кормивших детей грудью, его практически не бывает, я такое где-то слышала.
      – Договорились, береги себя, будем вместе воспитывать нашего ребенка, кстати, для Нины я буду перечислять некую сумму денег с сегодняшнего дня.
      Ирина такого счастья и не ожидала. Платон Иванович, услышав от бывшей жены сенсационную новость, ухом не повел, а только подумал, как хорошо, что он к ней на дачу в машине Егора Сергеевича не поехал, а то бы ребенка ему приписали.
      Ирина решила заставить Нину сделать селедку под шубой, но та сделала вид, что не услышала, через сутки мать повторила задачу.
      Дочь разревелась, разрыдалась, в ответ услышала вопли матери, перечисляющей ей наказания. Девочка поняла, что лучше пойти и сделать треклятую селедку под шубой.
      Она еще раз спросила, что надо для этого сварить и сколько. В большую кастрюлю она налила воды, положила в нее много, вымытой свеклы, немного моркови и картофеля. В другую кастрюлю, меньшего размера, она насыпала соли, налила воды, положила яйца. Дальше, самое сложное, разделать селедку, удалив из нее все косточки.
      Мать показала, как надо разделывать селедку, всем нравиться разрывать ее на две части, за хвост, тогда все основные косточки скелета сами выходят из селедки. А дальше начинается мука с маленькими косточками, а потом надо разложить мелкие кусочки селедки на блюдо, и постепенно покрывать селедку шубой, состоящую из тертых овощей, яиц, майонеза… В гости к ним, на фирменное блюдо, пришел Аскольд Николаевич, они ему немного обрадовались, видя в его руках вкусные продукты. Стол получился праздничным, но настроение в целом было такое, словно приспустили флаг на корабле.
      Мужчина был озадачен тем, что ему поспешно пришлось развестись с Серафимой. Нина тут же спросила, а кто четвертый, и ей пришлось открыть правду, что скоро у нее будет брат или сестра. Девочка в первый момент обрадовалась, а во второй впала в тоску.
      Возник момент, когда все втроем они были готовы разреветься. Выход нашелся.
      Ирина неожиданно скрутило от боли так, что она сжалась в комочек и выскочила из-за стола. Ее не было долго, когда она появилась, то сказала, что ребенка не будет, не получилось. Аскольд Николаевич обхватил рукой свои челюсти, ему казалось, что его зубы все одновременно заболели. Он почувствовал боль в сердце и стал оседать со стула. Ирина сама лежала, скорченная от боли и не могла встать.
      Нина посмотрела на страданья взрослых и бросилась к телефону, вместо скорой помощи она позвонила отцу, тот был дома, и просто бегом прибежал к ним, благо дома находятся в одном квартале. Его соперник лежал и еле дышал. Платон Иванович достал из своего кармана таблетки от боли в сердце и дал их Аскольду Николаевичу.
      Потом он подошел к своей бывшей жене, с которой не жил и не разводился, из-за ее криков. Он подержал огромную ладонь, на ее животе, и боль из нее стала выходить, словно своей ладонью он ее вытягивал. Потом он позвонил в гостиницу и вызвал Серафиму, не спрашивая разрешения у больных. Пока Серафима ехала к ним, Платон Иванович сел за стол и съел всю селедку под шубой, потом позвал Нину прогуляться с ним по свежему воздуху, после очередного дождя. Серафима вбежала в квартиру, посмотрела на Аскольда, вздохнула, подняла его. Он встал и пошел с ней к машине, к прежней, благополучной жизни. Ирина осталась одна, она лежала и смотрела на стол, где не было селедки, но ей она была уже не нужна.
 

 
      Я лежала на новом диване перед новым плоским экраном телевизора, и думала о Егоре Сергеевиче. Зацепил он меня своей импозантностью, музеем, планировкой и вообще янтарной мебелью, которая продолжала увеличивать свою численность. Я готова была ему подарить янтарную кровать, если он меня полюбит, на этой кровати…
      Мысли вылетели из головы внезапно, а потом назойливо стали крутиться в мозгу, я опять задумалась о Егоре Сергеевиче…
      Стыдно? Конечно! Но мысль появилась, потом исчезла, я нажала на пульт телевизора и уснула. Макар понял одно, что он зря променял Матрену на Леночку, он резко почувствовал уменьшение финансирования. Он попробовал куснуть собственный локоть перед зеркалом, но не получилось, тогда он предложил Леночке забрать у нее театр кукол на тумбе, та обрадовалась:
      – Макар, забирай свой хлам, только место занимает.
      И он забрал этот хлам и принес его, директору антикварного салона, она, выспавшись в обед дома, сидела на работе в своем офисе с хорошим настроением; и, естественно все пошло по накатанным рельсам реставрации.
      Жара надвинулась внезапно, дневная духота давила и угнетала все мое существо после треволнений последних дней. Я думала только о том, как избежать мужчин, в жизни. Я отказалась заниматься разработкой интерьера дачи Егора Сергеевича, и вообще участвовать в гонке по выдумыванию янтарной мебели. Да, мне повезло купить янтарные часы, но все остальное – без меня. Я занималась ребенком, готовила еду, для себя, чтобы не потерять молоко и все.
      Рядом скользил Макар по квартире, но я особо его не касалась, и не о чем не просила. В жаркие дни я выходила гулять с коляской рано, ходила по аллеям парка, потом выходила вечером, а днем сидела с ребенком дома; маленький мальчик капризничал. Я махала над ним большой книгой, журналом, включала в стороне от него вентилятор, но тепло лишь немного радовало, что оно вообще бывает. Я очень жалела, что произвела родственный обмен, больше всего мне хотелось вернуть маленькую квартиру, и однажды она об этом заговорила с Макаром, с Родькой, даже Анне Александровне позвонила.
      Никто не стал возражать, все были 'за'. Родька переехал в свою квартиру. Я переехала в свою однокомнатную квартиру. Макар остался один в трехкомнатной квартире, но это уже его дело и Анны Александровны.
      Жена Аскольда Николаевича, Серафима, не могла долго страдать от собственного благородства, она предложила мужу развестись на самом деле в свете последних событий. Сказано – сделано. Труднее всего, оказалось, заполнить бланк квитанции в сбербанке, надо написать тьму цифр, и все из-за пару сотен, брали бы триста наличными, людей бы больше разводилось. Серафима заполнила бланк быстрее, еще и за квартиру успела заплатить, потом ушла ждать Аскольда в УЗАГС, там успела съесть шоколад, поскучать, и только тогда появился супруг со своей квитанцией.
      Им дали один бланк на двоих, они заполнили каждый свою колонку по вертикали, и все. ВСЕ! Домой шли врозь, каждый со своей скоростью передвижения.
      Как оказалось, у них на двоих было две квартиры, каждый ушел в свою, раньше они одну сдавали, а тут, как раз была смена постояльцев, все к одному, к разводу.
      Избалованный Аскольд Николаевич, привыкший к хорошему женскому уходу, сразу почувствовал провал в своей жизни, и подумал, что чужая любовь дается трудно.
      Трудно быть настоящим мужчиной! Получилось, что он стал вторым спутником Ирина, после Платона Ивановича. Она живет одна с Ниной, а мужчины живут поодаль от нее.
      Затосковал Аскольд Николаевич от собственного благородства, да и Ирина отказала ему в дальнейшем совместном существовании. Вот оно как все сложилось, знал бы, так на ту дачу не ездил бы вовсе.
      Раздался телефонный звонок Платона Ивановича:
      – Анна Александровна, мы тут гуляем с Ниной, не хочешь присоединиться?
      – Вы где? А, сейчас подойду.
      Она надела брюки, обруч на волосы, кожаную курточку, обувь и вышла. У подъезда стояли Платон Иванович и Нина. Они тут же стали рассказывать ей последние новости, связанные с Ириной и Аскольдом Николаевичем.
      – А от меня, вы, что хотели услышать? – не выдержав потока новостей, спросила Анна Александровна, – мне вас пожалеть? Похоже все нормально.
      – Так, ситуация стрессовая, – пробасил Платон Иванович, – пойдем по парку, одна ведь все равно гулять не будешь.
      – Это верно, а Нине скучно не будет с нами?
      – А я с вами не пойду, папа денег подбросил я в магазин пойду. Пока! – махнула им рукой Нина, и исчезла за поворотом.
      – Платон Иванович, ты видел мебель русского модерна конца девятнадцатого века?
      – Круто сказано, но это была одна фабрика, очень трудоемкая работа, резьбы много.
      – А мы могли бы ее сделать? Резчики по дереву такого уровня найдутся?
      – Были бы деньги – резчики найдутся.
      – Найди пару человек, есть идея, займемся русским модерном.
      И они тихо пошли по парку, вдыхая лесные ароматы вечернего воздуха. Радуясь тишине и собственному спокойствию. Егор Сергеевич лежал на диване в холле второго этажа, дачной крепости и смотрел в окно; когда-то из этого балконного окна, Матрена спустилась к нему в руки по веревочной лестнице. И, что ему взбрело в голову, что она ему не нужна? Ну, и что, что ребенок у нее от законного мужа Макара? Что в этом плохого?
      Поздно познакомились, а он рассердился на нее из-за квартиры, да не нужна ему ее квартира! Ему Матрена нужна, это он из-за ревности к Макару так раскипятился, Родька ему на днях сказал, что она вновь в своей квартире. Вот и полетели все его мысли к ней, к молодой матери. Да, не нужно ему ее грудное молоко! Это его черт попутал, прилип к ней, как маленький. И скучно, и грустно, и не кому руку подать…
      И еще ему надоела возня с янтарной мебелью, сколько в нее денег вложил, а все коту под хвост, чего-то в коллекции не хватает, нужен дизайнер от Бога, опять же нужна Матрена! Пусть бы она разобралась с янтарной мебелью, да пользу из нее извлекла. Самое смешное в этой истории, что Егор Сергеевич не на шутку полюбил Матрену! А ведь он ее первый раз пригласил только посмотреть музей янтарной мебели, а сам занялся с ней необычной для него самого любовью…
      Матрена!!! – крикнул он молча.
      Я встрепенулась, подняла голову от детской коляски, мне показалось, что меня кто-то зовет, но голоса не слышно. В голове возник образ Егора Сергеевича. Живя одна в своей квартире, из трех мужчин чаще всего я вспоминала Егора Сергеевича, зацепил он ее мысли и сердце! Сам ведь прогнал, а может, мне так показалось, что прогнал?
      Нет, сама я к нему не приду, не позвоню и не приеду! Я подняла ребенка на руки, прижала его к груди, и понесла раздевать после прогулки.
      Егор Сергеевич вскочил с дивана, быстро сбежал вниз по лестнице, сел в машину, ворота дачи перед ним открылись, он поехал в город. Ребенок уснул. В дверь позвонили. Я, не посмотрев в глазок, открыла дверь. На пороге стоял Егор Сергеевич! Он ворвался в квартиру, подхватил меня на руки, прижал к себе, поцеловал, долгим поцелуем, и опустил на пол. В незакрытую входную дверь на нас смотрел Макар. Взгляд его был блуждающим и тревожным. Он опустил руку в карман, вынул складной нож, нажал на кнопку, нож раскрылся, и он виртуозно запустил его в спину Егора Сергеевича…
      Кто бы мог подумать, что Макар в кармане носит такой страшный нож? И так им владеет? А ничего странного. Он рос спокойным малым, не крупным, не сильным, и когда-то они с Родькой много время сидели в песочнице, и играли в ножички. Так он и носил нож в кармане, меняя его на лучшие варианты исполнения, периодически, запуская нож не в землю, а в деревья в парке… Егор Сергеевич упал на пол, на нож, еще больше вонзая его в себя. Он смотрел, угасающими глазами на меня.
      А я смотрела с полными ужаса глазами на Макара. Он, перевернул Егора Сергеевича на грудь, вынул нож, вытер его о детскую пеленку, лежащую в прихожей, и вышел из квартиры. Я тронула пульс на руке Егора Сергеевича, пульса не было вовсе. Удар был нанесен точно в сердце… Я позвонила на мобильный Платону Ивановичу, тот в это время гулял с Анной Александровной по парку, приближаясь к моему дому, навстречу им шел Макар, а в кармане Платона Ивановича звонил мобильный телефон.
      Анна Александровна остановила Макара, он был страшен, своим выражением лица.
      Платон Иванович услышал в телефоне рев и крик Матрены, он махнул им рукой и побежал к ней в квартиру, благо это было рядом. Макар махнул рукой матери и ушел в лес.
      Платон Иванович, войдя в квартиру, увидел лежащего в крови Егора Сергеевича, и все понял, он взвалил труп на плечи и вынес на чердак. Я вытерла следы крови и поднялась за ним на крышу. Темнело. Анна Александровна пошла вслед за убегающим Платоном Ивановичем, дверь в квартиру Матрены была открыта, она вошла, увидела спящего малыша, больше никого не было…
      Со стороны глухого торца здания, примыкающего к лесу, Платон Иванович скинул тело Егора Сергеевича на землю, оно, цепляясь за деревья, ударилось о металлическую ограду… Людей с этой стороны зданья не было, не было и окон. Мы вернулись в квартиру. Анна Александровна, сидела с ребенком на руках, качала его на коленях, она ничего не знала, но тревога пронизывала все ее существо. Платон Иванович взял под руку Анну Александровну, и они вдвоем вышли из подъезда, в сторону ее нового дома, обойдя дом с другого торца. Так она ничего и не поняла, и не спрашивала, от тяжелого чувства, непонятного происхождения.
      Утром дворник Маня обнаружила труп Егора Сергеевича. Дверь дворницкой выходила из глухого торца дома. Она проснулась, как обычно рано, вышла с метлой на улицу и чуть не споткнулась о труп. Тут же вызвала милицию. Маня устала от перепалок с сыном Пашей и ушла от него, и чтобы не снимать квартиру, стала работать дворником. Красивый мужчина, лежал спиной на остром выступе невысокой металлической ограды. Когда его перевернули, но для этого его пришлось снять с металлического, острого выступа, и на спине у него была одна, глубокая рана…
      Детектив Ваня внимательно осмотрел тело, и даже его внимательный взгляд ничего подозрительного не обнаружил, получалось, что мужчина сам упал с крыши дома, и спиной оделся на металлическое острие ограды, других следов насилия не было видно. Я осталась с ребенком одна, меня трясло, как от озноба, нервное состояние не проходило. Макар не появлялся.
      Я не выдержала и попросила Анну Александровну пожить в старой квартире и помочь мне с ребенком. Бабушка стала приезжать в свою старую квартиру и сидеть с внуком.
      Однажды к нам в дверь позвонили, это оказался детектив Ваня, он прорабатывал свою версию убийства Егора Сергеевича. Не мог он поверить в самоубийство великолепного и обеспеченного мужчины. Его наследником становился его дядя, Аскольд Николаевич, но дядю в этом доме никто не видел.
      Зато дворничиха Маня сказала, что видела погибшего мужчину с Матреной, они вместе катали детскую коляску. Вот такие следы и привели к Анне Александровне, сидевшей с внуком. Матрены дома не было, не было и Макара. Мать его сказала, что он в отпуске и его нет в городе вместе с его другом Родькой. Мотив ревности проскочил в голове детектива. Уж очень красив был погибший мужчина. Других зацепок к этому дому у него не было. Увидев Матрену, хрупкую красивую женщину, он понял, что ей не столкнуть мужчину с крыши, и не протащить его даже метра.
      Я подтвердила еще раз, что Макар в отпуске и уехал с Родькой. Ваня твердо знал, что убийство без Матрены не обошлось, никто больше не был знаком в этом доме с погибшим мужчиной. Он навел справки о Макаре, и понял, что тот не мог бы затащить Егора Сергеевича на крышу, мужчина, сделавший это должен быть сильнее погибшего человека, либо они сбросили труп. При вскрытии был обнаружен ровный срез в спине между ребрами, рядом с рваной раной от металлической ограды.
      Появилась предположение, что Егора Сергеевича убили ножом, а потом сбросили с крыши.
 

 
      Неожиданно для себя, Аскольд Николаевич стал владельцем дачи с янтарной мебелью; естественно он тут же подвергся допросу Вани, но у него было алиби: был болен, с сердечным приступом лежал в больнице, и в ночь убийства больничной палаты не покидал. Тогда у него спросили, не знает ли он крупного мужчину, из числа общих знакомых с Матреной. Он сказал, что Матрену мало знает, но знает крупного мужчину Платона Ивановича, мужа Ирина, которая работала на даче Егора Сергеевича.
      Внешний вид Платона Ивановича вызывал уважение, и настораживал одновременно.
      Рост под 190 сантиметров, крупного телосложения, почти бритый затылок. Такой мог сделать, что угодно. Ваня предложил ему метнуть нож, но это у Платона Ивановича плохо получилось, не умел он метать ножи. Нож вообще не вязался с Платоном Ивановичем.
      Решил Ваня подождать возвращения Макара, других мужчин в окружении Матрены не было обнаружено, тем более что билет он покупал в ночь убийства. Сообщили на конечный пункт прибытия Макара, о необходимости его задержать. Но сведения с места его нахождения по железнодорожному билету не поступали.
      Макар пошел к другу Родьке и покаялся ему в убийстве любовника своей жены…
      Родька предложил ему немедленно уехать в экспедицию в одно интересное место, где люди видели НЛО. Оказалось, что они оба в этот момент были в отпуске, и, следовательно, никто их искать не должен. Родька, за вторичный переезд из квартиры в квартиру, сорвал деньги с Анны Александровны, и поэтому мог помочь другу детства уехать в медвежий край на пару недель.
      Бумажник у Макара был в кармане, проблем с документами не возникло. Они ночью покинули город на поезде. Макар и Родька сошли с поезда раньше на одну остановку, им все равно некуда было идти. Продукты у них были те, что Родька припас для похода на одного себя, прикупить продукты на Макара они не успели, значит, им надо было подумать об ином маршруте, на котором бы были населенные пункты с магазинами. Они углубились в тайгу. Пошел снег. Это летом то! Но скоро растаял.
      Макар плохо переносил лес, горожанин до мозга костей, он вел себя, как загнанный зверь и готов был вернуться домой и сдаться. Родька отговаривал его от самопожертвования, обещал ему, что в тайге хорошо, надо только привыкнуть.
      Шли они тропами, как звери, прятались от встречных людей и на контакт со встречными людьми не шли. Продукты таяли, есть на свежем воздухе очень хотелось, а еды было не достаточно на двух взрослых мужчин.
      Родька предложил Макару забить ножом кабана, зайца, да кого угодно, лишь бы что-нибудь съесть серьезнее, чем исчезающие запасы в рюкзаке. Спички, зажигалки у них были.
      Палатка у них была одноместная, был один спальный мешок, оставалось разжигать один костер, готовить пищу в одном котелке. Было две алюминиевых кружки, две таких же ложки. С голода Макар метнул нож в утку, та упала. Долго искали куда, ели нашли, пожалели, что у них нет собаки для таких целей. Утку съели за один присест, уснули крепко, проснулись от взгляда: на них смотрела местная амазонка.
      Девушка с ружьем за плечом, в высоких резиновых сапогах, в джинсовом брючном костюме, палкой пыталась притушить их костер.
      – Чего спите, а костер не потушили? Ветер дунет, ни вас, ни леса не останется.
      – А ты, кто? Лесничий?
      – Нет, дочь лесничего. Утку съели? Где разрешение на отстрел? Вы откуда и куда?
      – А без вопросов можно? – спросил Родька.
      – Можно, но тогда сделайте так, чтобы я вас здесь больше не видела.
      – Этого мы обещать не можем, – сказал тихо Макар.
      – Тогда я сообщу о вас, куда следует, вдруг вы преступники. По тайге в нашем районе объявлен план перехват двух мужчин, а вас, как раз двое мужчин.
      – Мы приличные люди, инженеры в отпуске, меня зовут, впрочем, неважно, как меня зовут, лучше подскажите, как можно выбраться из сей великолепной тайги? – спросил Макар.
      – Поверю вам, очень вы похожи на городских, столичных жителей, если пройдете метров пятьсот, по просеке, выйдите на узкоколейку, поезд ходит раз в сутки.
      – Так вы на этом поезде приехали? – спросил Родька, которому очень понравилась дочь лесничего.
      – Да, мне сказали, о вас грибники, я приехала посмотреть, какие вы птицы залетные, чем занимаетесь.
      – А назад завтра поедите?
      – У меня здесь еще есть дела, надо обойти лес, к нам волки чужие зашли.
      – Вы их не боитесь? – продолжал задавать вопросы Родион.
      – А, что делать? Надо.
      – Не бросайте нас! – взмолился Макар, слова о волчьей стае его испугали.
      – Я бы вас в милицию доставила, уж очень вы напоминаете тех, на кого перехват объявлен, но у нас в радиусе ста километров милиции нет.
      – А откуда вы знаете про перехват, если милиции нет?
      – На почту присылают словесное описание тех, кого разыскивают, почтальонка лесников предупреждает, у нас тут свои связи.
      – А нас не боитесь? Ведь мы похожи на словесное описание, сами сказали, – спросил Макар.
      – Особенно ты, признавайся, кого пришил? – девушка наставила ружье на Макара.
      – Кого? Любовника жены, ножом в спину, – и он вытащил нож, нажал на кнопку.
      – Да, серьезное оружие, предлагаю перемирие, ваши слова принимаю за шутку, разойдемся красиво.
      – Девушка, но вы теперь много знаете, а здесь тайга, – стал запугивать ее Родька.
      – Отец знает, где я, имейте в виду, вас найдут.
      – Зачем вы свалились на нашу голову? – взревел Макар, шлепая ладонью комаров на своем лице.
      Родька с дочкой лесника пошли вперед и вместе, Макар шел сзади, отставая от них с каждым шагом, у него был свой рюкзак, с небольшим количеством еды, он решил просто от них уйти в неизвестность. Влюбленный Родька отводил душу с девушкой интересной ему во всех отношениях, а Макар остановился за сосной, а потом ушел в другую сторону… Он чему-то успел научиться у Родьки, вечером зажег костер, испек пару картофелин, съел, их как пирожные и уснул. Сквозь сон он слышал крики, словно его звали, но откликаться не стал. Крики смолкли.
      Утром Макар продолжил путь, он весь был покрыт укусами комаров, но об этом старался не думать, он шел по солнцу, чтобы не делать круги по лесу, он смотрел на мох на деревьях, вспоминал, с какой стороны деревьев он растет, вспоминал все, что слышал о жизни в лесу. Через пару суток ему попался домик охотника, пустой, без запасов еды, но с крышей.
      Пошел холодный дождь, но он чувствовал себя в безопасности. Макар научился собирать грибы и ягоды, ел жадно; пытался, есть корешки трав. В домике он остался жить, понимая, что идти ему некуда, потому что его ищут. Лицо его заросло щетиной, он стал похож на кого угодно, только не на себя, интеллигентного в прошлой жизни мужчину. Родька через пару недель вернулся в город, не избежав вопросов и допросов, на все он отвечал одной короткой фразой, что Макара он не видел, в отпуск ездил один. Ему говорили, что они вместе брали билеты на поезд, он говорил, что это совпадение случайное, рядом с ним ехал в поезде мужчина, но это был, ни тот, кого ищут. Одним словом выкручивался от всех вопросов как мог, зная одно, что Макар остался в тайге по своей воле, а тайга она огромная.
      Я, не избалованная помощью Макара в отношении ребенка, словно не замечала его отсутствие, ко мне домой приходили люди с собакой, доказывая мне и себе, что погибший Егор Сергеевич, был у порога моей квартиры, но даже собака не шла внутрь квартиры, потому, что там его следов не было! Детектив Ваня решил, что убийство произошло на лестничной площадке, тем паче, что двери двух квартир расположены рядом, а супруги на момент убийства жили отдельно. Матрену с ребенком перестали тревожить.
 

 
      Аскольд Николаевич с удовольствием обходил дачу, ему нравилось жить без посторонних людей, он открывал комнаты с янтарной мебелью, долго смотрел на нее, представляя себя графом. В качестве помощницы по дому, он вернул Ирина и убрал повара с охранником. Нина перешла жить к отцу Платону Ивановичу, с ним она не ссорилась, ощущая себя хозяйкой, и отец сильно ее не доставал воспитанием.
      Девочка научилась готовить, и все шло, своим чередом.
      В антикварном магазине наступило затишье, реализация залежалых товаров шла плохо, без суеты тайной рекламы дела не шли. Шурик Селедкин покинул не процветающее место работы. Я жила в полусне, возникло ощущение вязкого болота. Иногда мне хотелось поехать в тайгу, но, посмотрев на парк, я поймала себя на мысли, что это мне не под силу. Так прошел год…
      Уныло смотрела в окно Анна Александровна, она думала о Макаре; люди, после его исчезновения, ее обходили стороной, и такое наказание для нее было очень естественным. Она смотрела не бело-серые кучевые облака в небе, на зеленую, беспробудную листву и ощущала тревожную пустоту в душе, состояние беспокойства постепенно нарастало, она потянулась к коробке с шоколадными конфетами. И в этот момент, в комнату стремительной, знакомой походкой, вошел незнакомый человек.
      Она вглядывалась в его лицо, узнавая, и боясь ошибиться: перед ней стоял ее Макар! Но какой?! Его лицо покрывала кучерявая ровная бородка, его волосы были подстрижены немногим длиннее бороды, весь он выглядел красавцем!
      – Макар, это ты? – спросила дрогнувшим голосом Анна Александровна.
      – Я, мать, я! – басовито ответил сын.
      – Что с твоим голосом? Ты стал басить?
      – От ветра, от морозов мой голос немного треснул, много пришлось покричать…
      – А борода? – тихо проговорила женщина, начинающая верить в счастье.
      – Что борода! Посмотри, что я принес! – и он нагнулся над сумкой, потом махнул рукой и поставил ее на стол перед матерью, медленно открывая молнию на сумке.
      Анна Александровна поднялась с кресла, заглянув в сумку, потянулась рукой за дощечкой.
      – Сын, что это? – ее голос дрожал, рука подергивалась от волнения, вынимая из сумки бесценный деревянный предмет.
      – Садись, мама в свое кресло, и послушай меня, разглядывая лесное произведение искусства. Я жил в тайге, один жил, нашел избушку без курьих ножек, крыша, окно, дверь, железная печурка. Три месяца не видел ни одного человека, исхудал, стал молиться о спасении, съел все дары леса, что были поблизости, животных и птиц не убивал, стал обросшим, страшным, немытым. Однажды стало невмоготу, я готов был наложить на себя руки, зрение стало исчезать, я впал в полудрему.
      Очнулся, а на меня смотрит ведьма, или баба Яга, та, чью я избушку занял, и говорит она мне скрипучим голосом:
      – Здравствуй, касатик, совсем издыхаешь, родимый? Порченный ты человек, а вылечить тебя можно, зло прошло через твою жизнь, виноват ты, да не совсем, вылечу я тебя. Знахарка я, а ты, что подумал? Травы у меня в этом домике, ты их и не трогал, молодец. Да я новых трав насобирала, сейчас сделаю тебе отвар, выпьешь, человеком станешь. Тебя мои травы одурманили, ты и стал спать, и славно, тебе надо было выспаться.
      Поставила она меня на ноги, да и повела с собой в деревню, а в той деревни, все дома с заколоченными окнами, одна бабка эта там живет. Откормила она меня картошкой, луком, огурцами. Еда у нее еще та, что сама выращивает, то и ест. Я встал на ноги, стал по деревни ходить, дома смотреть, жильцов давно уж там нет.
      В одном доме нашел эти дощечки, бабуле показал. Она всплакнула, вытерла слезы краем платка, который с головы никогда не снимала. Сказала, что жил у них один инвалид с золотыми руками, ходить не мог, все сидел, да мастерил. А любил он на небольших дощечках животных вырезать, да так ловко, что все, как живые!
      Дощечек этих я обнаружил штук пятьдесят, просто письмена какие-то! Прожил я у нее еще девять месяцев, она меня не отпускала, лечила и поила травами, а однажды подходит и говорит, что я здоров и могу уехать домой. Я ей ответил, что меня ищут, я зло совершил. А она сказала, что все будет нормально, если я ей свой нож оставлю, и никогда в руки его больше не возьму. Дает мне мой нож, и просит, чтобы я его метнул, а нож выпал из моей руки! Понимаешь, я не могу больше ножи метать! Не могу! Проводила она меня до станции, поезд там две минуты стоит, а перед этим на той станции к парикмахеру сводила, травки свои сушеные сдала скупщику, мне билет купила, одежду, сумку. Я ей только нож и оставил, да дров целую стену наколол, да отремонтировал ее жилье.
      – Макар, а дальше, что с тобой будет?
      – А ничего, буду жить в твоей новой квартире, а ты уйдешь в старую квартиру, ближе к Матрене. К ней я пока не пойду, не могу. У меня есть идея, я нарисую комплект мебели, дощечками этими его обклеим, Платон Иванович все сделает, вот и модерн! Настоящий модерн!
      – Вот за это спасибо, а то от скуки не знаю, что и делать. А, как ту старушку отблагодарить за твое спасение?
      – Лучше о ней забыть, мы с ней в расчете. Я у нее отработал свое спасение.
      Теперь хочу у Матрены поработать! У нее смотрю все люди новые и, а Платон Иванович меня не продаст.
      – Ты ведь инженером работал, а теперь, что мебелью будешь заниматься?
      – У меня иного выхода нет, старушка сказала, что я должен с деревом работать, а она с травой работает. Так вот.
      – Макар, да тебя сейчас никто и не узнает. К Родьке пойдешь?
      – Нет, нам лучше не встречаться.
      – А Матрене о тебе сказать?
      – Не надо, хочется увидеть сына, но не сейчас, буду работать в твоей новой квартире, нарисую эскизы новой древней мебели, отдашь их потом Матрене или Платону Ивановичу, но обо мне не говори, на всякий случай.
      – Так и будешь в квартире сидеть?
      – Сидел в избушке, посижу в квартире, мне еще надо немного времени, чтобы в себя прийти.
      – А бороду сбреешь?
      – Не сейчас.
      Макар отдыхал, отмывался, сбрил бороду, смотрел телевизор и совсем забыл о прорисовках. Матери он до машины донес сумку с бесценными дощечками, и домой вернулся, спрятав лицо под кепкой, натянутой чуть не до носа. Платон Иванович, после разговора о русском модерне с Анной Александровной, сделал столовую мебель, а с резчиками по дереву у него ничего не получилось. Комплект мебели есть, а товарного, антикварного вида нет. И пошел он к Анне Александровне, в жилетку поплакать. А она засмеялась! Он только рот открыл от удивления.
      – Милый ты Платон Иванович, есть мистическая отделка для твоего комплекта! Да еще какая! Но нужно найти Селедкина старшего, чтобы он все это вместе состыковал по старым рецептам.
      – Так, умер Селедкин старший, нет мастера, который мог под старину мебель реставрировать.
      – Я не знала, что предлагаешь?
      – Не знаю, а Селедкин младший может, знает? Видел, вероятно, как его отец работал, он ведь реставрировал без зрителей. Никого не впускал в мастерскую.
      – Это я хорошо знаю. Младший Селедкин уволился, но его можно найти. Вези свой комплект в магазин, в реставрационную мастерскую, а я привезу для него украшения и Шурика.
      Шурик откликнулся на звонок мобильного телефона, и сам приехал в магазин. Он сказал, что знает, как отец делал мебель под старину, но сам никогда этого не делал, хотя помнит все материалы, которые он при этом использовал. Платон Иванович привез столовый мебельный гарнитур, а, увидев дощечки, с качественно вырезанными животными, как ребенок захлопал в ладоши.
      – Отлично, то, что надо! Какое мастерство и все выдержанно в одном стиле, в одном размере!
      Шурик при виде дощечек выдохнул:
      – Откуда такая прелесть? Все животные выпуклые, как живые, да так ровно сделаны!
      – Шурик, твое дело объединить дощечки с гарнитуром, создать новую антикварную коллекцию русского модерна конца девятнадцатого века.
      – Без проблем! Это настоящая натура!
      Откуда люди узнают о новинках? Неизвестно, но покупатель вскоре объявился, на весь столовый гарнитур, хотя для начала ему показали стул с отделкой из двух дощечек, с изображением животных на спинке стула. Стул смотрелся единым целым, трудно было догадаться о том, как он был сделан. Единственно, что просил покупатель, оставить в секрете свое имя. Солнце светило в окна. Небо без облаков казалось, бескрайним, как затянувшееся мое одиночество. Я иногда вспоминала Егора Сергеевича и жалела его и себя, а заодно и Макара, и сына. Ребенок подрос, я хотела уже выходить на работу, а перед этим лучше всего – привести себя в боевую готовность. Я решила пойти и позагорать на пляже, благо он рядом. Надела я купальник, легкий халат, сланцы; посадила сына в летнюю коляску и пошла с ним на пляж, по своей обычной прогулочной дороге. Навстречу мне шел по дороге сам Макар! Я решила, что мне это померещилось, и попыталась пройти мимо него, но он остановился, перекрывая мне дорогу.
      – Здравствуй, Матрена!
      – Привет, пропавший! Откуда и куда?
      – Дай на сына посмотреть.
      – Смотри. Тебя ищут или выпустили?
      – Зачем вопросы? Я здесь, вот, деньги возьми, честные можно сказать; я помог матери, сделать новый гарнитур с антикварным уклоном, теперь могу тебе отдать их на жизнь.
      – А я возьму.
      – И бери все, я ушел, – и он резко, развернувшись, исчез в боковой аллее.
      Идти на пляж с большой суммой денег мне расхотелось, я пошла к дому, положить их, куда подальше.
      На скамейке, у подъезда сидел Ваня.
      – Матрена, слухи ходят, что твой муж вернулся. Как его найти? Сюда он не приходил.
      – Я его с прошлого года не видела.
      – А у нас другие сведения, есть сообщения, что его видели в городе. Еще объявился брат родной Егора Сергеевича, и пытается найти убийцу. А похожи они!
      – Я ничем вам не могу помочь.
      – Зря. Я надеялся на вас. Про брата Егора Сергеевича не хотите узнать? Он жил за рубежом много лет, а тут приехал, вернулся и копает. Нам дали месяц срока на поиск убийцы, а я и так знаю, что убил Егора Сергеевича ваш муж, Макар, а Платон Иванович его скинул, с крыши, для инсценировки убийства. А мне нужна новая машина.
      – В огороде бузина, а деньгами возьмете за свободу Макара? А заезжему брату скажите, что было самоубийство чистой воды, ведь кроме вас да меня, никто всю картину убийства не знает. Вы сами догадались, а я видела. Если честно, то Макара я впервые за последний год, увидела десять минут назад, он мне деньги дал на ребенка. Могу деньги вам отдать.
      – Раскололась, где Макар сейчас живет?
      – Он мне ни слова не сказал о себе, дал деньги и исчез в зарослях.
      – Деньги у ребенка отбирать не буду, тебе тяжело пришлось, я это знаю. Красивая ты баба, я вот о чем подумал, если брат Егора Сергеевича тебя увидит, то твой Макар его из ревности пришьет!
      – Если честно, то Анна Александровна мне говорила, что Макар жил год в тайге, у знахарки, и теперь он не умеет метать нож, она у него нож забрала.
      – Значит, знахарка лесная с него порчу сняла? Коряво. А если по-хорошему, то Макара и Платона Ивановича надо сдать, но улик нет и нож у знахарки, так и сказать брату Егора Сергеевича? Так тогда еще что-нибудь произойдет, а мне кого-нибудь надо выдать брату, а выдам я тебя, Матрена.
      – Это еще как?
      – Скажу брату, что Егор Сергеевич из-за любви к тебе упал с крыши, что у него крыша поехала, и он не справился с любовью.
      – Так его брат меня прибьет!
      – А ты хочешь, чтобы на мне это дело вечность висело? – закурил Ваня, глядя пристально на меня.
      – А про нож вы как узнали?
      – Это все ерунда, человека нет – проблема есть, а надо подвести черту под этим делом. Так я тебя познакомлю с братом иностранцем?
      – От Макара отстанете? Знакомьте, если это вам поможет.
      – Да, но ты должна выглядеть так, чтобы иностранный брат смог бы поверить, что из-за тебя у мужиков крыша едет.
      – Кто бы с ребенком посидел, а я бы занялась своей внешностью.
      – Найми няню, не мне тебя учить, значит так, через неделю к тебе придет брат Егора Сергеевича, произведи на него впечатление.
      Я рьяно взялась за свою внешность, няня сидела с ребенком, а я приводила себя в порядок.
 

 
      Через неделю Ваня привел второго брата:
      – Григорий Сергеевич, вот это и есть Матрена, в которую был влюблен ваш брат, больше мне добавить нечего, – сказал он, пропуская в мою квартиру Григория Сергеевича, а сам закрыл за собой дверь.
      – Здравствуйте, Матрена! Так это из-за вас мой брат покончил с жизнью? Да, вы действительно красивы! Но жизнь – дороже. Что ж вы его довели до такой степени?
      – Знаете, Григорий Сергеевич, трудно мне все это вспоминать, а Егор Сергеевич меня действительно любил.
      – Да я и сам готов в вас влюбиться, от вас идут флюиды любви и совершенства!
      – А, что мешает?
      – Не хочется с крыши падать.
      – Не лазьте, не сорветесь!
      – Матрена, вы сказали хорошую мысль! Мой брат просто сорвался с крыши! Наверно сидел на вашей крыше и смотрел на луну, да и сорвался, он еще в детстве был лунатиком, на луну реагировал! Тьфу. Гора с плеч! – воскликнул Григорий Сергеевич, вставая с кресла, и медленно уходя к выходу.
      Я закрыла за ним дверь и плюхнулась в то же кресло.
      Вскоре появился детектив Ваня.
      – Матрена, спасибо! Григорий Сергеевич закрыл дело о гибели брата Егора Сергеевича, сказав, что тот был лунатиком с детства. Я не ожидал от вас такого ума! Самому в вас влюбиться? Но лучше не буду, все, прощайте!
      Григорий Сергеевич заехал на дачу к своему дяде, Аскольду Николаевичу, посмотрел на дачу, оставшуюся от брата Егора Сергеевича, дольше всего он рассматривал янтарную мебель, от янтарных часов он просто не мог оторвать глаз. Они его притягивали, их действие на него с каждой минутой усиливалось. Вдруг, ему показалось, что если он задержится в этой комнате, хоть на секунду, то исчезнет в пространстве времени, уйдет в эти часы, как в неизбежность. Он резко вскочил со стула, на котором сидел и бросился к выходу, ему показалось, что ножки стула разъехались, но посмотреть на стул у него не хватило храбрости, сильным движением он закрыл дверь в мистическую комнату.
      Медленно побрел Григорий Сергеевич к Аскольду Николаевичу.
      – Дядька Аскольд, что за часы находятся в янтарной комнате?
      – Что, племянник, они тебе сильно понравились? Да, часы еще те.
      – А это не они довели до самоубийства Егора?
      – Чем черт не шутит, я сам не захожу в эти янтарные комнаты.
      – А зачем они тебе нужны? Продадим?
      – Григорий, да кто купит? Стоит янтарная мебель дорого, часы так точно с восемнадцатого века сохранились, цены им нет, за границу увести не дадут, в кармане не провезешь.
      – В кармане нельзя, но в контейнере можно.
      – Ты их еще в порошок преврати и провези в цилиндре, размером в пятьдесят грамм.
      – Не шути, дядька, я серьезно говорю. Часы мистические, мне так страшно рядом с ними стало, что поджилки затряслись, еле ноги из комнаты унес.
      – Верю. Сам боюсь до чертиков этих часов.
      – Что делать будем с наследством Егора? Надо ему было коллекционировать такую чертовщину мистическую!
      – Пусть стоит, там, где стоит. Не мешает.
      – А ты в гостиницу поставь, три комнаты можешь украсить этой мебелью, цены заломить, за страх!
      – Этого еще не хватало! Потом в гостиницу никто не пойдет жить.
      – Вот попали! Должен же быть выход из этой ситуации!
      К ним подошла Ирина:
      – Обед готов, прошу к столу.
      – Ирина, принеси нам еду сюда, в холл, лень в столовую идти, – отозвался Аскольд Николаевич, – у нас с племянником серьезный разговор.
      Ирина посмотрела на Григория Сергеевича, уловила его сходство с Егором Сергеевичем и пошла за едой.
      – Красивая у тебя кухарка! – воскликнул ей вслед Григорий Сергеевич.
      – Да она мне чуть ребенка не родила, да не получилось, сорвалось, нет у меня наследников.
      – А я, чем не наследник?
      – Ты, Григорий косвенный наследник.
      – Это еще посмотреть надо, чья эта дача теперь: моя или твоя?
      – Эх, Григорий, прав ты, тысячу раз прав, но я к этой даче привязался, а тебе она чужая.
      – Верно, я не изверг, прогонять родного дядьку не буду, я только хочу всех нас избавить от янтарных часов.
      Ирина привезла сервировочный столик, и стала выставлять тарелки с едой на стол.
      – Простите меня, если, что ни так скажу, я поняла, что вы говорите о янтарной мебели, – решила вставить свои слова Ирина, – я убираю в этих комнатах, мне страшно среди этой мебели, особенно на меня, давит славянский шкаф.
      – Вот, и я о том, же, заметил я этот шкаф, он еще страшнее этих часов, – подхватил Григорий Сергеевич, – а, уговорили, тем более что Егор Сергеевич, коллекционер этой чудовищной коллекции, погиб. Я подумал, у меня есть предложение: продать всю янтарную мебель на юг. Там конечно надо проезжать через границу, но эту границу еще можно проехать, есть у меня старые знакомые, смогут купить эти дары истории.
      – А может в музей отдать? – робко спросила Ирина.
      – Молчи, женщина, – ответил Григорий Сергеевич, – здесь большие деньги пропадают, а я на них себе квартиру куплю, надоело жить на Малахите, а дядьке тогда эту дачу оставлю.
      – Понял, Григорий Сергеевич, на юге у меня есть относительные друзья и их относительные враги, хочу продать мебель Тоньке, эта она меня чуть без гостиницы не оставила, а я кроме гостиниц не в чем не разбираюсь. Тонька, забыл ее отчество, владеет гостиницами, купит она эту мебель!
      – Дядя Аскольд, а ты еще и женщинам можешь нравиться? Тогда продай янтарный гарнитур этой самой Тоне.
      – Вспомнил, ее мужа Влад зовут.
      – Вот и память возвращается к тебе, дядька, а ты сам поедешь к ним или к себе вызовешь покупателей?
      – Надо вызвать их сюда. Вспомнил! Как я мог забыть! Ее зовут Антонина!
      Аскольд Николаевич позвонил Серафиме, с ней он сохранял служебные отношения, и предложил ей сообщить Антонине о коллекции янтарной мебели.
      Серафима затребовала часть денег от продажи, Аскольд согласился. Григорий Сергеевич, на вырученные деньги от продажи янтарной коллекции мебели, купил квартиру в доме Матрены, в соседнем подъезде, тянуло его в этот дом. Он перевозил мебель, в новую квартиру, после непродолжительного ремонта за выездом прежних хозяев.
      Я везла коляску с сыном и увидела, как из газели выгружают антикварную мебель, что-то смутно знакомое я в ней улавливала. Макар не показывал мне дощечки, привезенные из тайги, но я хорошо знала, как выглядит мебель, изготовленная Платоном Ивановичем и переделанная под антиквариат. Я заметила, что мебель без янтарных камней, зато в ней много резьбы, и весьма качественной. Хозяин мебели, заметив мое внимание к мебели, подошел ко мне, и решил пояснить, что эту мебель он купил в антикварном магазине за большие деньги, но комплект весьма интересный и стоит этих денег.
      Я с ним полностью согласилась. Наш разговор наблюдал из-за кустов Макар, его принесло сюда чувство, прощального взгляда на свои дощечки, превращенные в приличную мебель. Он смотрел на мебель, потом заметил Матрену и подошедшего к ней Григория Сергеевича, он давно не видел Григория, но сразу угадал в нем брата Егора. Руки у Макара зачесались в поисках складного ножа, опять к его жене приставал очередной брат! Ножа не было!
      Он остался у целительницы в тайге. Недолго думая, Макар направился в магазин в поисках нового складного ножа. Он его купил! Положил нож в карман и успокоился, потом разволновался: может ли он еще владеть этим ножом, как раньше? Пошел в лесопарк, выбрал ствол дерева, стал метать в него нож. Руки вспомнили, у него все получалось! Он легко попадал в цель. В груди у Макара было пусто, после возвращения из тайги, у него не было женщины, но вновь появился складной нож…
      Григорий Сергеевич, спиной почувствовал взгляд Макара, оглянулся, но никого не увидел. Он по душам поговорил с детективом Ваней, тот проговорился про след от ножа, в спине Егора Сергеевича, после его падения с крыши дома. Эти слова запали в его голову.
      Григорий Сергеевич верил в рок и в непонятные явления. Он решил узнать, как выглядит пуле защитный жилет вблизи. Вес конструкции его привел в ужас, но он спиной ощущал, что кто-то ведет за ним охоту. Приезжий с Малахита, но местного производства решил расплавить свинец из аккумулятора, сделать плоскую пластину.
      Свою задачу он выполнил, нож застревал в пластине, весьма незначительной толщины.
      Из двух маек он сделал жилет со свинцовой прослойкой, в области сердца. Одев, защитную, свинцовую майку, Григорий Сергеевич пошел в гости к Матрене.
      И надо же было Макару в этот день вернуться в свою квартиру! Он услышал разговор у дверей Матрены, а, посмотрев в глазок, заметил Григория Сергеевича, но когда тот сделал шаг в квартиру Матрены, Макар мгновенно открыл свою дверь, и метнул нож в спину Григорию Сергеевичу!
      Нож отскочил от спины и со звоном упал на плиту лестничной площадки.
      Я вскрикнула.
      Григорий Сергеевич посмотрел на нож и на Макара:
      – Это ты убил Егора? – глядя в глаза Макара, спросил Григорий Сергеевич.
      – Я, – машинально ответил Макар.
      – Ты муж Матрены? От ревности тебя так ведет? Понятно. Что с тобой делать?
      – Почему нож отлетел от твоей спины?
      – Не скажу, я знал, что ты еще раз попробуешь повторить свой удар. Знаешь, я долгое время жил на Малахите, предлагаю теперь тебе уехать куда подальше и не возвращаться, либо сдам тебя.
      – Мне некуда ехать, разве, что в тайгу, где год прожил.
      – Езжай в тайгу, но если я тебя здесь увижу – сдам, без слов сдам.
      Макар покинул город.
      Серое облако судьбы, выплывающее из темного скопления облаков, медленно поглощало тех, кто пытался мне навредить. Они все исчезали, уезжали, одним словом мне больше не мешали. Я сидела на личном антикварном стуле рядом с малышом, сидящем в высоком стуле для малышей, и кормила его из ложечки. Он ел, открывая живописно свой ротик, немного вымазывался, растворимой кашей, но ел.
      Жизнь продолжалась без Макара, без Егора Сергеевича, они оба ушли в мое прошлое.
      Я не жаловалась, просто некому было жаловаться, не у кого было что-либо просить.
      Я кормила ребенка и думала, а, где находиться белое облако судьбы, которое мне принесет в дом помощника. Кто бы, сомневался, что в дверь позвонят! Естественно, позвонил в дверь Григорий Сергеевич. Я вытерла рот малышу, взяла его на руки и пошла, открывать дверь.
      – Привет, соседка! Гостей не ждешь?
      – Всегда жду! С ребенком играть будешь? Других развлечений не предвидится.
      – А как с ним играть?
      – Ему скоро спать, так, что читай маленькому книжку, он уснет от твоих монотонных и умных звуков.
      – Давай, мамочка, книжку, почитаю, если не разучился, я на детском языке давно не читал.
 

 
      Григорий Сергеевич стал читать детскую книжку, действительно с непонятным привкусом, язык шевелился у него с лишними звуками, но ребенку понравилось, он пытался проговаривать отдельные звуки, маленькие слова, и до меня доносился дуэт двух местных иностранцев.
      Я вымыла посуду, приготовила чай для взрослых, сделала бутерброды, поставила их на полминуты в СВЧ печь.
      Ребенок, довольный новым чтецом, уснул, а Григорий Сергеевич, довольный, что справился с заданием, пришел на кухню.
      – Заданье выполнил, что дальше?
      – Садись, ешь, пей, – сказала я и сама села за кухонный стол, оставив более удобное место для гостя.
      Он взял теплый бутерброд, горячий чай с лимоном, и вдруг улыбнулся всеми своими, великолепными зубами:
      – Матрена, мне нравиться быть с тобой! Тихо и уютно, и словно ничего больше и не надо.
      – А больше мне и предложить тебе нечего! От Макара нет известий. Анна Александровна ко мне практически не приходит, один раз позвонила и все.
      Родственников в этом городе у меня нет.
      – А как жить будешь? Одна, с ребенком?
      – Живу и дальше проживу.
      – Нет, это все неправильно, завтра возьмем мальчику велосипед с ручкой для взрослых, и пойдем гулять, вдруг, чего надумаем? А сейчас, спасибо за чай, я, пожалуй, пойду домой, – сказал он и вышел, словно белое облако растаял в тумане вечера.
      Я еще раз убрала со стола, с блуждающей улыбкой на губах, без мыслей о будущем, мне очень хотелось спать. Я уснула, спал и малыш.
      Григорий Сергеевич пришел домой, посмотрел на свою большую квартиру, с темной, великолепной мебелью, роскошной для него одного. Он лег и стал рассматривать зверей, изображенных на всех выступах мебельного гарнитура, в какой-то момент, ему показалось, что деревянные звери сбились в стадо и поскакали в его сторону, что было дальше, он не увидел, уснул.
      Прохладное утро не радовало прогулочной погодой. Темно-серые облака отпугивали мысли о прогулке. Григорий Сергеевич поежился, встал, посмотрел в окно, кусочек неба солнечного дня не обещал. Он прошел по квартире, к которой еще не успел привыкнуть, посмотрел на вырезанных из дерева зверей, и подумал, что напрасно он купил эту мебель.
      Звери вызывали смутные чувства в его душе, тревожили ее, видимо, поэтому такую мебель, никогда не выпускали в промышленных вариантах, а он купил. Ему казалось, что все звери смотрят на него и просят кушать, открывают голодные рты, скалят зубы. Он тряхнул головой, чтобы сбросить эту чертовщину, но звери оставались на своих местах, они сидели на шкафах, комоде, на спинках стульев, они лепились по периметру стола. Григорий Сергеевич стал всматриваться в вырезанных из дерева зверей, под его взглядом они становились все реальнее, и даже агрессивнее.
      Что же я такое купил? – подумал он, – надо бы продать этот антиквариат чистой воды куда подальше, или вывести его на дачу, туда, где стояла янтарная мебель.
      Надо же было в эту мебель вложить деньги, привезенные с Малахита!? Сразу отдал их, а теперь и к женщине пойти не с чем, и еще местный бизнес не развернул. Вот с этого бы и начинал, а то его звери замучили. Ситуация складывалась не для прогулок на пластмассовом велосипеде с ручкой для взрослых. Надо было найти более опытного человека, и Григорий Сергеевич решил поехать к дядьке, Аскольду Николаевичу, тот пока еще жил на даче.
      Новая машина Григория Сергеевича довезла его до дачи, за забором слышны были крики и женские ругательства. Он подошел к камере внешнего наблюдения, нажал на кнопку, ворота разошлись в стороны по рельсам, глубоко, вкопанным в землю, он на машине въехал на территорию дачи.
      У фонтана стояли Ирина и Нина. Мать посмотрела, на выходящего из машины, Григория Сергеевича и спросила:
      – Завтракать будите? Я его через десять минут принесу в холл, второго этажа, там любит обедать Аскольд Николаевич.
      – Хорошо, – сказал Григорий Сергеевич, закрывая машину маленьким пультом управления.
      Дядька и племянник вновь сели за стол переговоров. Вопрос шел об антикварной мебели.
      – Дядя Аскольд, мне надо избавиться от антиквариата в моем доме! Насколько это возможно без потери, вложенных денег?
      – Григорий, зачем купил эту мебель, спрашивать у тебя бесполезно, купил, значит хотелось. Продать дорого трудно, один комплект на юг отправили. Тоня звонила, говорит, народ боится в этих дорогих апартаментах всякой чепухи, чертовщины и прочего.
      Первой жительницей этих дорогих комнат, была некая Лиана, так она заплатила за трое суток, а прожила в них минут двадцать, если не меньше. Сама Тоня ничего странного в мебели не находит. Я к чему говорю, она второй комплект не купит.
      – Круто, ничего себе! А я вчера смотрел на зверей, да чуть не свихнулся.
      – Я так скажу, эта мебель действует на художественные натуры, на тех, кто сам готов выдумать, что угодно. Нужно искать богатых людей без признаков художественности в мыслях. Понял? Ничего ты не понял. Можно мебель продать назад Матрене, она возьмет без слов. Она в этом разбирается, сама дома антиквариат не держит, считает, что у старой мебели есть духи.
      – Вот наговорил! Теперь домой не пойду, у тебя останусь на даче, правда, я пообещал Матрене погулять с ней и ее ребенком.
      – Не лез бы ты к Матрене, не ровен час, Макар явиться, худой, тощий и полный сюрпризов.
      – Он в меня уже метал нож, да я надел свинцовую майку, нож отскочил.
      – А я тебе, что говорю? Так зачем лезешь к его Матрене? Муж у нее парень смекалистый, еще чего выдумает. Отдай мебель в магазин, и зачем купил квартиру в ее доме?
      – Достали, опять уеду туда, откуда приехал.
      – Я добрый, разрешаю, твою мебель со зверями вернуть в музей этой дачи, возьму бесплатно.
      – Вот, действительно добрый дядя! Согласен! Вдруг миражи антиквариата требуют вернуть мебель на место?
      – Это ты хорошо подметил, а если предположить, что душа Егора ходит по своему музею, мебель ищет, а ее нет?
      – Чего ты меня пугаешь? Получается, что я ограбил душу Егора? Своего единственного брата? Чушь, какая-то, а жутко становиться. Поставлю я мебель, для его души, но тогда получается, что на даче, будет жить приведение!
      – Куда деваться? Дача выполнена под мини замок, а в замках приведения всегда жили. Он сразу, еще при строительстве этого мини замка, думал о музее!
      – Уговорил, привезу своих зверей, взамен янтарной мебели, сниму свой грех перед душой брата Егора Сергеевича.
      Мебель с вырезанными из дерева, зверями, неплохо вписалась в комнаты, предназначенные для янтарного гарнитура, словно бы она там всегда стояла.
      Нина, подаренную ей собачку Аскольдом Николаевичем, привезла ему на дачу.
      Маленькая собачка обладала звонким лаем, чем очень надоела молодой хозяйке.
      Собака лаяла в ответ любой собаке, чей лай доносился до квартиры, где она жила.
      Она лаяла на любой хлопок лифта. Она лаяла ночью, если кто просыпался. Иногда лаяла просто так, иногда от возмущения, но всегда звонко и пронзительно. Собачка на даче немного боялась простора, и лаяла от страха, перед большим пространством.
      Еще она полюбила скулить и лаять под дверями, где поставили мебель с вырезанными зверями. В остальное время собачка любила стоять рядом с человеком, принимающим пищу. Выпросить кусочек недозволенной пищи – это было ее любимое занятием. Есть собачий горох ей меньше всего хотелось…
      Освободив себя от собаки, Нина проколола язык, подвесив на него украшение, чем вызвала натуральный гнев своей мамы Нинели. Мать от возмущения и ругательств заходилась в крике, она долго ругала и кричала на Нину, эти крики и слышал Григорий Сергеевич, подъехав к даче. Результатом прокола языка был домашний арест Нины до начала школьных занятий, мать запретила ей жить у отца Платона Ивановича, свобода закончилась дачным заточением, и Нина вынуждена была общаться с маленькой, лающей собакой. Девочка первая поняла, что собака у музейных дверей лает наиболее звонко, до боли в ушных перепонках. Она сказала об этом Аскольду Николаевичу, тот в шутку или всерьез, ответил, что за дверями живет настоящее приведение и тревожит чуткую душу собачки.
      Нина шутку поняла буквально, она взяла ключи от музейных комнат у матери, и одна без собачки зашла в смежные комнаты, в которых стояла темная мебель. Девочка села на стул, посмотрела на карнизы мебели, украшенные вырезанными из дерева зверями, она вынуждена была запрокинуть голову, и эта голова у нее медленно закружилась.
      Она потеряла сознание. Собачка бродила по даче и скулила, она искала свою маленькую хозяйку, и первая обнаружила приоткрытую дверь в музей. Шустрый носик пролез в приоткрытую дверь, вскоре все здание огласилось звонким, счастливым даем собаки, нашедшей свою хозяйку. Острые зубки ухватили джинсы и стали дергать их из стороны в сторону, пытаясь заставить посмотреть на него девочку, но она молчала, тогда собака залаяла так оглушительно, что на ее зов прибежала Ирина Андреевна. Она увидела лежащую на стуле дочь, закричала в унисон собаке, взяла дочь на руки, откуда, только силы взялись, и вынесла ее из комнаты, но донесла, только до дивана в холле первого этажа.
      На шум подошел Аскольд Николаевич.
      – Ирина, что случилось с Ниной?
      – Сознание потеряла и в себя не приходит!
      – Она таблетки пила?
      – Да, она ведь себе язык проколола, неизвестно какой иголкой, я ее заставила вынуть украшение, язык мы продезинфицировали, у нее ангина еще началась, я добавила ей антибиотиков, да еще ее занесло в этот музей!
      – Врача вызвать?
      – Да не хочется, хотя непонятно почему она потеряла сознание? Я ее нашла из-за лая собаки, в музее, на стуле.
      – А снотворные ты ей не давала?
      – Антибиотики плюс таблетки от аллергии на эти антибиотики, и больше ничего, от них она сознание никогда не теряла, слабость могла появиться, но не больше, хотя сонливость не исключается.
      – Да спит она, проснется, посмотрим, что дальше делать, пусть тут спит, я рядом посижу, книгу почитаю.
      – Спасибо, Аскольд, а я пойду, музей закрою, ключи от комнаты Нина так в руке и зажала.
      Ирина вынула из руки дочери ключи и пошла в музейные комнаты, дверь была открыта настежь, она заглянула внутрь комнаты и свалилась на пол… Аскольд сидел рядом с девочкой и о Нинели не беспокоился. Собака дремала рядом с Ниной.
 

 
      Платон Иванович, знал, что Нина находится на даче. Его неудержимо потянуло к Матрене. Он пошел пешком к ее дому. У соседнего подъезда разгружали из машины новую мебель, а на скамейке детской площадке, с ручкой детской коляски в руках, сидела Анна Александровна. Он сел рядом с ней.
      – Привет Анна, кто это у вас мебель новую привез?
      – Брат Егора Сергеевича, Григорий Сергеевич, отвез наш антиквариат на дачу, а сам купил новую мебель.
      – Значит антикварная мебель со зверями на даче?
      – А, что в этом удивительного?
      – Ничего удивительного, мебель я сам делал, она без мистики, но в нее вделали пластины с вырезанными зверями. Эти деревянные пластины из тайги привез твой Макар, сделаны они мастерски, но в них есть нечто нетривиальное, присущее старой антикварной мебели, в них есть мистический дух, я сам на себе испытал, когда смотрел этот законченный комплект. Мужик я крепкий, но мне здорово повело голову!
      Я теперь боюсь за своих женщин, мне тревожно стало. Анна, смотри на этого Григория, а я поехал на дачу. Тьфу, пока дождусь рейсового автобуса! Слушай, отвези меня на своей машине на дачу Аскольда!
      – Платон Иванович, ты в лице изменился! Конечно, я отвезу тебя, держи коляску, сознание сам не потеряй, сейчас схожу за ключами и подъеду на машине.
      Аскольд услышал гудки машины у ворот дачи, но никто ворота не открывал. Он сам встал, посмотрел на спящую девочку, и пошел к пульту управления у входа в здание, увидев лицо Анны Александровны и Платона Ивановича в сером экране, открыл ворота.
      Они проехали на территорию дачи. Он вышел к ним навстречу:
      – Чем, я обязан вашему приезду?
      – Аскольд Николаевич, Платон Иванович о своих женщинах беспокоится! – ответила Анна Александровна.
      – И правильно, Нина потеряла сознание в музее и спит, а Ирина где-то затихла, даже вам ворота не открыла.
      – Где они? – хрипло спросил Платон Иванович.
      – Идемте со мной, – ответил Аскольд Николаевич и повел гостя за собой.
      Нина спала на диване в холле, собачка открыла глаза, приглушенно гавкнула и вновь легла рядом с Ниной.
      – А Ирина где?
      – Она взяла у дочери ключи от музея, и больше, я ее не видел.
      – Пошли в музей.
      В дверях музея лежала Ирина.
      Платон Иванович поднял ее на руки, как пушинку, и резко закрыл дверь в музей:
      – Аскольд, не ходи туда, не знаю почему, но дверь эту не открывайте!
      – А вдруг там кто есть?
      – Думаю, нет. Вас много было на даче людей? Трое? Я всех видел. Твоего племянника видел полчаса назад, он новую мебель привез, Анна стоит внизу у фонтана с ребенком, больше здесь быть никого не должно. Ладно, куда Ирина нести?
      – Неси в холл к Нине, там два дивана стоят, там флюиды хорошие.
      – Флюиды – это важно.
      Он положил ее на второй диван, посмотрел на ее лицо, лицо выражало остановившийся ужас, но она дышала, а вот лицо замерло в маске страха.
      – Платон Иванович, что ж ты такую страшную мебель делаешь? – спросил в сердцах Аскольд Николаевич.
      – Аскольд, я делаю нормальную мебель, без фокусов, но моей мебели делают прививки антиквариатом, и результат выходит за рамки моего понимания.
      – Может нам закрыть дачу, да по домам разъехаться? Сентябрь скоро.
      – Это хороший вариант, – ответил Платон Иванович, – но Нинели и Нине надо проснуться, и рассказать нам, что с ними в музее произошло.
      – А если им вспоминать не захочется? Давай Анну Александровну с ними оставим, а сами в музей пойдем, посмотрим, что там, – предложил Аскольд.
      – Так, ты лучше ответь, у тебя на даче приведения есть? – спросил Платон Иванович.
      – Ты, знаешь, мы об этом недавно говорили с Григорием Сергеевичем и пришли к выводу, что душа Егора Сергеевича вполне может быть приведением музея.
      – Так, зачем мы туда пойдем? Пусть там Егор Сергеевич и обитает, он сам себе музей – мавзолей строил.
      – Платон Иванович, мы продали янтарный комплект на юг, а в музее стоит комплект со зверями.
      – Вон, оно что! Я об этом что-то знаю, но целиком мысль в голове не держал, этот ваш музейный обмен, он ведь мог душе Егора Сергеевича не понравиться! Его убил Макар, этих зверей привез Макар!
      – Так, что, говоришь, Макар убил Егора? А говорили Егор Сергеевич самоубийца, сам спрыгнул с крыши, так мне и Григорий Сергеевич говорил, добавив, что он был лунатиком.
      – Сорвалось с языка, я не знал, что вы этого не знали!
      – Платон Иванович, а ты откуда это знал?
      – Честно? Да я сам скинул Егора Сергеевича с крыши, но он уже был мертв, – сказал Платон Иванович и протянул, – ну, кто меня за язык тянет это говорить?
      – С кем я рядом сижу?! – завопил Аскольд Николаевич.
      – С кем? С мужем своей любовницы! Чем ты не доволен? У меня выхода не было.
      Пришлось выручить Матрену, к ней ворвался в квартиру Егор Сергеевич, а ее муж, Макар и запустил нож от ревности в его спину. Все мы тут одни миром мазаны.
      – Да, лучше не копать, – протянул Аскольд другим тоном.
      – Так и я о том же! В этом музее дух Егора Сергеевича бродит. Перебродит – станет тише, зайдем в музей, но не сегодня.
      – Страх – то, какой! Нет, дамы проснуться – поедем домой!
      – Я схожу за нашатырным спиртом, должен он быть в аптечке в машине, да все и уедем отсюда.
      Вскоре все покинули дачу, Нина свою собачку себе забрала, домой.
      Аскольд Николаевич, вернувшись в город, навестил директора антикварного магазина, он решил сказать ей о мистичности мебели, которую она продает.
      Я спросила:
      – Аскольд Николаевич, родной мой покупатель! Что ли мы с тобой не знакомы? Чем ты не доволен, скажи.
      – А чего говорить, вся твоя мебель с мистическим уклоном получается.
      – Так, за этот довесок надо бы цену поднимать, мебель настоящая, антикварная!
      – Настоящая мебель, говоришь? А человек посмотрит и в обморок падает!
      – Знаешь, что господин хороший, не нужна мебель, вези назад – куплю.
      – Не могу, последний комплект со зверями облюбован духом Егора Сергеевича и не подпускает никого в комнату.
      – Вот это да! Вот это дощечки из тайги!
      – Чему радуетесь, не пойму?
      – Уникальности изделия.
      – Лучше бы обычную мебель продавали! – сказал Аскольд Николаевич и покинул офис.
      Я задумалась, значит, получилась антикварная мебель, а младший Селедкин настоящий, потомственный мастер! Я вызвала Шурика Селедкина и вручила ему премию, внушительного размера.
      У того глаза округлились, а я сказала одно слово:
      – Заслужил!
      Шурик ушел, а я подумала о том, что пора бы новую диковинку выдумать на свою голову и на голову покупателя. Я вызвала Платона Ивановича, тот явился хмурый, страшный, а я ему – премию. Он расплылся в улыбке.
      – Платон, говоришь, здорово у нас получилось с мебелью со зверями? Я поняла, что произошло на даче, здесь Аскольд был. Новую мебель надо делать!
      – А кого пугать будем?
      – Конкретный вопрос, лучше бы спросил, что делать и из чего? Делай базовый комплект.
      – Чем украсишь?
      – Не знаю, пока не знаю. Знаю! Свободен!
      – Страшная вы женщина, хотите добыть новую рассаду для мистики?
      – Самой мне не хочется добывать, я ленивая трусиха, кого бы послать добыть то, не зная что? А я знаю кого, все, спасибо.
      Я основательно задумалась, и подумала, что это под силу Макару и Родьке, но Макар уехал и молчит, это значит, что у него все в порядке.
      Я позвонила Родьке:
      – Родион, привет, родной, зайди за зарплатой, тебе причитается.
      Он нутром почувствовал, что Матрена что-то замышляет, но пришел, взял деньги, посмотрел на директора, она не заставила себя долго ждать и предложила:
      – Есть дело на юге, место уточнишь у Аскольда Николаевича, твоя задача найти рассаду для мистики для нового комплекта мебели. Родя, дело серьезное, вот тебе деньги на дорогу, адрес уточнишь. Все, – и она отвернулась от Родьки, словно его и не было.
      Он не обиделся, пошел выполнять задание, шурша новыми деньгами, и довольно улыбаясь.
 

 
      Макар выехал из города, но в тайгу не поехал, он уже знал способы проверки его отъезда, поэтому честно купил билет на поезд, уезжающий в тайгу. А сам на попутной машине проехал остановку поезда в южном направлении, потом купил билет, на проходящий поезд и уехал в южный город, на берег моря. Но до города он доехал не сразу, а сошел на большом железнодорожном узле, сел на автобус, потом на попутной машине, проехал до павлиньего заповедника, купил там три пера павлина, приехал в маленький город на берегу моря.
      Он поселился у старенькой хозяйки Лидии Ивановны. Сентябрь вдали от шума городского и бичевания собственной совести был в его распоряжении. Он ходил по маленькому городу, купался в прохладном море. Не зверь Макар, но от ревности его сильно вело, вот и довело до берега моря. А, что ему здесь делать? Сентябрь, первая его половина, народ есть, но уже не тесно на пляже, в столовой. Сотовый телефон он свой выбросил, а новый и покупать не стал, разговаривать ему не с кем.
      Скучно, жуть, да и денег немного на веселье, большую часть отдал Матрене, а к ней опять полез второй брат! Зачем он ей деньги отдал? Обошлась бы, а ему здесь на что жить? Он посмотрел на наличие документов: паспорт, диплом, находились у него. А, что он может делать? Он обычный, безработный инженер, на пляже такие люди, как он не нужны. Пойти моряком? Но он не плавал, и море не чувствовал, проще говоря, не понимал. Он дошел до маяка, но маяк был огорожен забором, и рядом с ним ходили люди в военной форме. Тогда Макар решил зайти в санаторий и устроиться сантехником на худой конец. Он прошел к директору санатория, тот зевал от полноты чувств или их полного отсутствия.
      – Господин директор, мне работа нужна, любая, я бывший инженер, хочется здесь пожить для поправки нервной системы и дыхательных путей, но денег особо нет, – начал свою вступительную речь Макар, узнавший у охранников санатория имя директора.
      – Много таких безработных здесь за лето проходит, чем меня можете удивить?
      – Я могу сделать из пустого места антикварную мебель.
      – Забавно, как это? Понимаешь, тут моя жена Лиана ездила в гостиницу с янтарной антикварной мебелью, так через двадцать минут сбежала. Только деньги зря заплатила за трое суток.
      – Я знаю этот комплект, сам со своей женой купил янтарные часы из этой коллекции в одном маленьком домике, проездом на юг.
      – Вот оно как! Слышал я про эти янтарные часы, моя Лиана от них и сбежала.
      Они, что на самом деле обладают мистической силой? Они на самом деле исторические?
      – Не без этого! Мы с женой нашли в них бумажку, точнее медную пластину с датой изготовления, и еще бумажную записку. А мистикой они точно обладают.
      Мать моя раньше занималась антикварной мебелью.
      – А почему тебя она выпустила из дома без денег?
      – Жене отдал деньги, у нас маленький ребенок.
      – У нас нет детей, – вздохнул директор, – я понял кто ты, не понял, зачем ты мне нужен, у меня в санатории нет антикварных номеров. Слушай, в нашем городке, есть училище, шел бы ты в него преподавать, смотрю, крутишь у меня перед носом своим техническим дипломом! Сейчас как раз занятия скоро начнутся! Им специалисты нужны всегда! А мне с дипломом таким, не надо.
      – А, где это училище?
      – В центре городка, ты все по пляжам ходишь, пройди через центр. А жить есть где?
      – Есть.
      – Как всегда без удобств?
      – Это уж точно, но мне другое жилье пока не осилить.
      – Устроишься, заходи, потолкуем, – сказал, улыбаясь, директор Илья Борисович, ему этот молодой мужчина чем-то понравился, хоть и заметил у него злой блеск, когда говорил ему нет.
      Макара взяли преподавателем в техническое училище, или, как теперь называют технический колледж, ему предложили комнату в общежитие, но он отказался. Макар не ожидал, что он так быстро устроиться на работу, но стоило ему сказать:
      – Меня директор санатория, Илья Борисович, рекомендовал к вам! – как его тут же взяли на работу.
      Вскоре он получил от директора приглашение на домашний обед. Лиана постаралась все приготовить по высшему разряду, то есть максимально вкусно и красиво.
      Разговор об антикварной мебели их так увлек, что директор, съев, все самое вкусное, покинул комнату; оставив их двоих, а сам лег и уснул. Лиана и Макар сидели с двух сторон мраморного стола, в кожаных креслах и щипали виноград. У него возникла мысль, что такое в его жизни уже было! Да у него дома почти такой мраморный стол, похожие кресла и мать для гостей всегда покупает виноград. Он вздрогнул и посмотрел на Лиану, перед ними сидела ухоженная блондинка, без признаков возраста.
      – Простите, Лиана, а оплата за янтарный номер уже прошла? А то бы съездили с вами. Посмотрели на все вдвоем.
      – Поздно, прошло уже несколько дней. Тоня заставит платить за каждый час.
      – Поехали, у вас есть машина, а я за час смогу заплатить.
      – А почему бы и нет, я готова, поехали.
      – А далеко ехать?
      – Полчаса на машине.
      Они подъехали к гостинице. Номер был настолько дорогой, что клиенты в него не ломились. Они его сняли на час, что оказалось весьма значительно для бюджета Макара. Оба одновременно зашли в широко раскрытые двустворчатые двери, и оказались, в янтарной гостиной. Одновременно они присели на два антикварных стула. Лиана посмотрела на славянский шкаф. Она вздохнула, и посмотрела на Макара, ожидая его реакцию. Мебель стояла мирно.
      – Макар, а что если эта мебель излучает мистику только на одного человека, а в присутствии двух – она смирная?
      – Нет, Лиана, меня этот славянский шкаф уже всасывал, не думал я, что с ним встречусь еще.
      – Что, значит всасывал? Вы могли просто в нем спрятаться.
      – Правильно рассуждаешь, а у тебя фотоаппарат цифровой со вспышкой есть? Очень он его обожает.
      – С собой нет, но я все могу зарисовать по памяти, а с вами не страшно!
      Только Лиана это проговорила, как заскрипела нижняя дверца шкафа и из нее выбежала мышка, белая, красивая. Со скрипом открылась единственная дверца янтарных часов и из них выбежала пушистая, белая кошка. Кошка побежала за мышкой, они стали бегать между ножек стола, стульев и людей.
      – Лиана, а что если и прошлый раз вас эти мышка с кошкой напугали?
      – По идее их здесь не должно быть.
      Кошка и мышка исчезли среди мебели или в пространстве.
      – Нам показались они, – сказал тихо Макар, – здесь никого нет.
      В этот момент подломились ножки стола, и он плашмя упал на пол, а Лиана нагнулась поднять стол.
      – Макар, здесь разбитая бутылка водки у ножки стола, – шепотом проговорила она.
      Он нагнулся над ножкой стола, сзади на него упали янтарные часы, вместе с деревянным корпусом. Мужчина попытался поднять часы, но потерял равновесие, прокатившись, по разлитому напитку из бутылки, и часы ровно легли на него. Лиана пыталась к нему подойти, но мимо нее быстро пробежали кошка с мышкой, она сама упала и стукнулась о янтарь на корпусе часов. На секунду она потеряла сознание.
      Через час в комнату постучали, женщина в белом фартуке открыла дверь, заглянула в комнату. На полу лежали: мебель, люди и опять мебель, сверху сидели кот и мышь.
      Она погрозила кошке пальцем, и та спрыгнула с пирамиды, под шкафами задвигались люди.
      – Что с вами, вы живы? – елейно прокричала служащая гостиницы.
      – Кто жив, а кто нет, – поднялась Лиана с пола.
      Две женщины подняли янтарные часы и дали возможность подняться Макару.
      – Спасибо, бабы, выручили, а, что час веселья прошел?
      – Ваше время вышло, с вас причитается доплата.
      – За, что? За эту мебель, которая падает?
      – А здесь разве, что упало? – спросила женщина в белом переднике, то есть горничная.
      Лиана и Макар оглянулись вокруг себя, все стояло на своих местах, а часы безвинно показывали, что прошло два часа, так и время на лодке проходит, надо доплачивать за номер. Они наскребли денег еще на час, и вышли на улицу. Лиана пришла к Макару. Он лежал на железной кровати, на большой подушке.
      – Все, вы свободны, – строго сказал Макар, проработав неделю преподавателем, он изменил свою речь.
      – Что ж так официально? – обиделась Лиана, – лучше идемте, погуляем.
      – Неудобно, ученики увидят, засмеют.
      – Вы изменились за неделю!
      – А вам, чего бы хотелось? Вы живете в трехэтажном дворце, а я в этой лачуге без удобств! Однажды я уже жил в охотничьем домике, потом оказалось, что это был домик целительницы, а сейчас я живу, говорить не хочется, – он махнул рукой и отвернулся к крошечному окну.
      – Да, вам здесь плохо, я жила на вашем месте, на вашей кровати, но нашлись люди – перевели меня в санаторий, потом во дворец.
      – Принца встретили?
      – Неважно, не знаю, чем я вам могу помочь? Сдать вам комнату в своем дворце?
      – Денег у меня нет на комнаты во дворцах.
      – Уезжайте домой.
      – Не могу.
      – Почему?
      – Я человека убил, любовника моей жены, об этом там знают, а я здесь скрываюсь от правосудия.
      – Мне – зачем говорите такие страсти?
      – Чтобы вопросов не задавали, кто я, что я и почему без денег.
      – Вам надо искупить свой грех!
      – Я год жил в тайге и сейчас в бегах, я уже готов пойти и сдаться. Зверем жить надоело.
      Лиана, удивленно смотрела на него. Макар неожиданно потерял сознание. Она подошла к нему, потрогала его лоб. Он был холодный. Признаков жизни в его теле не было. Пульса не было. Лиана закричал истошным голосом, на крик прибежала хозяйка, Лидия Ивановна:
      – Что случилась? Что с ним?
      – Не знаю, лежал, потерял сознание, умер.
      – Типун тебе на язык! Давай, делай мужику искусственное дыхание! – и вышла из домика.
      Лиана тронула его руку, пульс появился, она нажала двумя руками на грудную клетку, но и визуально было видно, что Макар оживал.
      – Я жив?
      – Жив.
      – Что было?
      – Не знаю, отключился, как лампочка и включился.
      – Ты кто?
      – Лиана.
      – Ты не медсестра?
      – Нет.
      – А я, что здесь делаю?
      – Живешь.
      – Я тут живу? А я кто?
      – Макар, преподаватель технического колледжа.
      – Правда? Вроде я был инженером. Тебя не знаю. Что это за дом?
      – Вы сказали, что убили любовника жены и потеряли сознание.
      – Я никого не убивал, я только институт окончил. Я хороший мальчик.
      – Бред, но не пойму где?
      – Как?
      – Что? – Лиана засмеялась, сквозь стянутые от напряжения скулы, – что будем делать?
      – Надо что-то делать? Мне трудно, я какой-то весь чужой и тяжелый.
      – Надо все забыть, иначе вы в себя не придете. Вы чем убили человека?
      – Не помню, чтобы я кого-то убивал.
      – Каким оружием вы владеете?
      – Холодным.
      – А это, что такое?
      – Складной нож.
      – Как же вы им убили?
      – Песок не убивают!
      – Почему песок?
      – Потому, что я кидаю ножи в песок или в дерево.
      – И случайно метнули в человека?
      – Нет, в человека нет, не бросал нож.
      – А, что бросили?
      – Снежки.
      – Снежком убили?
      – Вы понимаете, что спрашиваете?
      Лиана поняла, что его мозг прячет ненужные знания глубоко и надежно, и он пытается взять, таким образом, свои слова назад.
      – Здесь снег бывает в феврале, – задумчиво сказала Лиана.
      – Что сейчас февраль?
      – Нет, сентябрь.
      – А снег, откуда взялся?
      – Снега нет! – воскликнула Лиана, и вышла из комнаты, в спину ей полетел нож, но он вонзился в косяк.
      Она посмотрела на вибрирующий в косяке нож и выбежала за калитку маленькой усадьбы. Объяснять ей больше ничего не надо было. Она все поняла, но страха не было, она быстро села в свою машину; резко нажав на газ, и уехала.
      Макар встал, вынул нож из косяка, сложил его, засунул в карман. Взял деньги, паспорт, вышел во двор, улыбнулся хозяйке, и вышел за калитку. Теперь он точно решил поехать в тайгу, к целительнице. Он сел на попутную, большую машину, но приехал не в тайгу, а к своему дому, заставив ножом изменить маршрут шофера газели. У его дома стояла Матрена, смотрела на Григория Сергеевича, а сын играл в песочнице. Макар скрипнул зубами, но из машины выходить не стал, он вспомнил о даче Григория.
 

 
      Макар ехал на дачу без единой мысли, он даже не знал, как открыть ее ворота, поэтому попросил таксиста поставить машину рядом с забором, и с крыши перемахнул через забор. Дача была пуста. Он здесь и остался. Он медленно обходил дачу братьев. В помещении охранника он обнаружил вязанку ключей, которую бросила Ирина Андреевна. Ему оставалось найти двери к этим ключам. Больше всего его интересовала столовая, и ее запасы. Поскольку народ сбежал с дачи внезапно, то продукты в наличии имелись.
      Он открывал все двери, открыл музей. Он не ожидал увидеть дощечки, привезенные им самим из тайги. Но они замечательно украшали мебельный гарнитур, и так слились с основной массой дерева, что переход был практически не заметен. Ему вообще понравилось сидеть в музее, к которому он приложил свои руки, ничего мистического он здесь не наблюдал. Одно плохо, поговорить было не с кем, и еще ему очень надоело скрываться. Он нашел способ, как открывать ворота дачи. Макар включил телевизор и долго не открывал глаз от экрана, где показывали, как делают пластические операции.
      Он нашел деньги на пластическую операцию! Осталось продать мебель из музея, и на эти деньги изменить свою внешность! Он не стал много думать по этому поводу, а позвонил прямо в медицинский центр и предложил оплату антикварной мебелью. Там посмеялись, но нашелся хирург, который согласился сделать операцию за необычную плату, и даже сам взял машину и приехал на дачу за мебелью и пациентом.
      Макар закрыл все двери, а ключи взял с собой, на всякий случай. В больнице он познакомился с отцветающим хоккеистом, того качественно ударили клюшкой по лицу, когда он не надел маску на тренировке, в результате был вынужден делать пластическую операцию. Этот же хоккеист, был не против, приобрести гарнитур мебели, с мистическим уклоном. Макар ему все уши прожужжал о новом комплекте мебели, который пока находится в работе. Покупателя он нашел, и после выписки, с новой внешностью попросил хоккеиста замолвить за него слово, в результате он получил новый паспорт. По его версии, его избили, ограбили, но он клялся и божился, что назвал свои личные данные при получении нового документа.
      Итак, он стал другим человеком, голос у него еще в тайге изменился, а теперь он был неузнаваем, даже для себя. Что делать дальше Макар не придумал, и поэтому вернулся на дачу. Дня три он отдыхал, на четвертый день он услышал, что к даче подъехала машина. В открытые ворота зашли Матрена и Григорий Сергеевич. Макар наблюдал за ними сквозь шторы из комнаты последнего этажа, сожалея, что не уехал с дачи раньше. Григорий Сергеевич решил вновь продать очередной, музейный гарнитур, у него появилась мысль по обновлению фирмы Егора Сергеевича. Они открыли дверь в музей, а там – пусто, хотя обоим привиделось виденье: Егор Сергеевич сидит на своих подогнутых ногах посередине пустой комнаты. Во второе мгновение они увидели, пустую комнату, две другие комнаты тоже были пусты.
      Остались висеть вишневые шторы.
      – Матрена, ты, что-нибудь понимаешь? Куда могла исчезнуть вся мебель?
      – Ты меня спрашиваешь? Мне откуда знать, спроси у Аскольда Николаевича, – ответила я, вспоминая о том, что тут было раньше.
      – Аскольд Николаевич говорил, что, когда он уезжал с дачи, мистическая мебель была на месте, а Нина и Ирина из-за нее теряли сознание, а дачу они оставили закрытой.
      Для Григория Сергеевича остался открытым вопрос: куда делась мебель? Она так дорого стоит! Он стал бегать по этажам, в Матрене увидеть сбежавшую мебель, чем сильно напугал Макара, однако им повезло – они не встретились. Григорий Сергеевич, весь потный от пробежки, понял одно, искать нечего: мебель украли. Он позвонил в антикварный магазин, ему ответили, что директор в командировке, а они ничего о мебельных гарнитурах не знают, у них в магазине стоят в продаже отдельные предметы антикварной мебели начала прошлого столетия. Я и Григорий Сергеевич покинули дачу.
      Макар подумал, что с дачи надо уезжать, да так, чтобы собака след не взяла. Он взял перец и насыпал его везде, где мог. Все запасы перца распылил по земле.
      Последнее время он стал часто вспоминать Матрену, запала она ему в душу, зря так глупо расстались, он хотел к ней вернуться в новом облике. Он позвонил домой к матери, но ее дома не оказалось, он позвонил ей на новую работу, ему ответили, что она уехала в командировку. Что делать?
      Он поехал в квартиру матери, в новую квартиру. Он всегда знал, где у нее есть деньги, то есть сейфы или их подобие. Ключ от квартиры у него был. На новом месте его никто не знал, и сам из себя он весь новый, так что он спокойно вошел в квартиру Анны Александровны. Осталось найти деньги, но денег у нее не было! Он все обыскал, вспоминал все ее привычки – пусто. Тогда он подумал, а вдруг она свою машину дома оставила?
      Он взял ключи от ракушки, машина стояла на месте. Доверенность на машину матери у него была, но машину он водил из рук вон плохо, поэтому был чаще без машины, чем с машиной. Выхода не было, пришлось брать документы и пищу на кухне. Выехал он на машине из ракушки, да сразу же врезался в столб. Вылез из машины, благо было раннее утро, и явных свидетелей его неудачи не нашлось. Макар вернулся в квартиру матери и лег спать.
      Утром Макар позвонил другу Родьке, тот и голос-то его не узнал. Тогда Макар решил проверить свою внешность на друге, а если тот узнает, то хотя бы не предаст. Он сказал Родьке, что хочет поговорить о производстве антикварной мебели, себя назвал представителем крупной фирмы. Они встретились. Родька друга не узнал.
      И Макар решил все так, и оставить, не называя себя нового, он даже новый паспорт показал Родьке, тот и паспорт воспринял нормально. Внешний вид прошел проверку на легальность, осталось еще раз поискать деньги. Он нашел деньги в квартире матери, да и те лежали в квитанциях на оплату коммунальных услуг двух квартир.
      Вот эти деньги он и взял с собой. В купе поезда Макар оказался вместе с Серафимой. Он знал, что она жена Аскольда Николаевича. Григорий Сергеевич обвинил ее в краже мебели с дачи, она рассердилась, собрала вещи и поехала к матери. Макара она вообще не узнала. Они сидели и играли в карты.
      Возраст у них был почти одинаковый, она назвала свое имя:
      – Серафима.
      – Эдик, – назвал себя Макар, по новым документам у него было новое имя.
      От Серафимы он услышал все виды ругательства в адрес дядьки и племянника, и если бы она знала, кто такой Эдик на самом деле, то он стал бы ее другом. Они волею судьбы стали единомышленниками! Макар решил прилипнуть к женщине, как ракушка, ведь ехать ему на самом деле было некуда.
      Итак, Эдик (Макар) и Серафима оказались вдвоем в замкнутом пространстве, оба обозленные на свои вторые половины, оба разведенные, оба свободные. У нее была плоская бутылка коньяка, а в сумке лежали продукты: курица, яйца, колбаса, помидоры, огурцы, хлеб. Все просто замечательно, любовь под коньяк прошла, как по маслу. Они так сроднились, что Серафима пригласила Эдика к себе в родительский дом, но для этого им надо было выйти на пару остановок раньше, с чем Эдик решительно согласился, мол, какая разница, где отдыхать, коль он едет дикарем, да еще осенью! Внешность у него теперь стала просто актерская, он был такой писаный красавец, что Серафима ради него была на все согласна, особенно на любовь.
      Меня обрадовал звонок знаменитого хоккеиста, он сказал, что готов купить комплект мистической мебели, я ответила, что мебель готова, мистическая рассада будет, останется ее высадить на мебель. Хоккеист издал победный клич. Удрученным оставался Григорий Сергеевич, его дела не шли, ему не везло, он не богател, а становился все беднее. Общение со мной его не радовало, поскольку денег я ему не приносила. Он уже был готов продать дачу, хоть и обещал дядьке ее не продавать.
      Осталось продать квартиру и уехать на Малахит, где у него дела шли лучше, чем в столице.
      Григорий Сергеевич покинул столицу и уехал на Малахит.
      Анна Александровна жила одна. Она приехала ко мне и осыпала меня и малыша деньгами и подарками. Мы вновь подружились и вдвоем, по очереди гуляли с малышом, и вскоре его взяли в детский сад. Я вышла на работу, и стала набирать удивительную, зрелую красоту. Мои мягкие и нежные черты лица, в каскаде пышных волос, привлекали внимание людей, но в кои-то веки у меня никого не было. Я смотрела в зеркало и не находила в себе малейшего изъяна, кроме одного: некому на меня было смотреть. Мужчины ходили по улице, оглядывались на меня, но не подходили. На работе я ловила тягучие, мужские взгляды, но никто не приглашал меня на романтические свидания. Не подавал признаков жизни и Макар. Григорий Сергеевич уехал, ни разу не позвонив.
      Я расцветала дивным цветком, но никто не пытался меня сорвать. Я ходила на работу, водила ребенка в детский сад, приводила в порядок квартиру, себя и ребенка с ощущением, что вокруг меня общественный вакуум. Вероятно, я была слишком хороша! Или меня боялись из-за Макара, слухи тоже имеют ноги. Иногда мне хотелось уехать туда, где меня никто не знает, и начать все сначала. Была мысль поехать к Григорию Сергеевичу на Малахит, но она быстро исчезла.
      Опять пусто.
      Летали желтые листья, когда я заметила необыкновенно красивого мужчину, его черты лица были столь утонченные, что казались неправдоподобными. Волосы были безукоризненно уложены в прическу, и казались великолепным париком. Он периодически стал попадаться мне на пути. Как-то он подошел ко мне и заговорил, тембр его голоса показался мне знакомым, но небольшой хрип в его басе, был абсолютно неизвестен. В нем было нечто знакомое, и в то же время, он был чужой.
      Ребенок улыбался ему радостно и открыто, однажды он выдавил из себя "папа", мужчина вздрогнул, но в ответ улыбнулся. Где он жил, что делал, я не знала, просто он появлялся рядом со мной и сыном, периодически.
      Я не выдержала первая и спросила:
      – Простите, как вас зовут? Мы так часто встречаемся, и так мало общаемся!
      – Вы меня заметили?
      – Разве, вас можно не заметить? Сын уже папой назвал, а я имени вашего не знаю!
      – Меня зовут очень скромно – Эдуард.
      – Ничего себе скромно! Можно – Эдик?
      – Пожалуйста! А как ваше имя, прекрасная молодая, мама?
      – Матрена.
      – Матрена? А сына как зовут?
      – Женя.
      – Понятно, сегодня мы много наговорили. Пока! – и он ушел быстрым, знакомым шагом.
      Я смотрела ему вслед и думала, что если бы не видела его лица, то решила бы, что это идет Макар. Макар (Эдик) шел и думал, что как все глупо у них получается!
      Родная жена смотрит ему в лицо и спрашивает, как его зовут. От Серафимы он быстро уехал, ничего у них дальше поезда не пошло. Ему очень надоело вынужденное раздвоение личности, он и к матери не заезжал, жил в вечном страхе, на даче.
      Набрался храбрости, стал к жене подходить. До чего она красива!
 

 
      А ему что дальше делать? Он не знал, знал одно, что пора работать. Диплом его остался в техническом колледже южного городка. Куда идти? Он так задумался, что на дачной дороге налетел на медленно движущуюся машину.
      Из машины выскочила женщина:
      – Я вас не ударила? Господи, как вы красивы! Мужчина, я вас возьму к себе на работу!
      – А я разве просил?
      – Да вы пешком идете при такой божественной внешности! Пойдете работать в ночной клуб? Вы просто созданы для музыкального клуба. Произнесите пару строк.
      Он проговорил известное стихотворение.
      – Отлично, могу хоть сейчас отвезти на место работы! Кстати, меня зовут Эльвира, а вас вероятно Эдик.
      – Вы угадали!
      – Ладно, паспорт есть? – она взяла у него паспорт, прочитала "Эдуард", засмеялась.
      – Чему смеетесь?
      – Я про Эдика просто так сказала и угадала, решила, что родители не могли не заметить красоту своего младенца. Вам придется мышцы накачать, а так у вас с внешностью, все хорошо. Вы здесь рядом живете? Впрочем, вас довезут. Садитесь в машину.
      Эдик (Макар) сел в машину с мыслью, что не зря он сделал себе новое лицо, и решил к Матрене на глаза часто не показываться, раз намечается у него новая жизнь, а жена, хоть и бывшая, вполне его может узнать, с ней до любви не дойдешь…
      Не любил Аскольд Николаевич одиночества, он любил тщательный уход за своей персоной. Ирина Андреевна, после того как потеряла на даче сознание, вместе с сознанием потеряла к нему интерес. Серафима уехала. Григорий Сергеевич уехал.
      Аскольд Николаевич заскучал, не выдержав одиночества, он позвонил Серафиме. Она женщина удивительная, прощать всегда готова. Приехала быстро, да еще завела его рассказом, о том, что в поезде она ехала с мужчиной удивительной красоты. Он ей ответил, что в поезде все красивые. Она вздохнула и согласилась с выводом своего почти единственного мужчины.
      В знак примирения решили они посетить свою дачу, листья желтые кружились, призывая подготовить загородные дома к зиме. Племянников не было по разным причинам, не было музея, но дача была! Их дача! Аскольд Николаевич заметил, что дачей пользуются без их согласия. Серафима обошла владения, нашла полный беспорядок на кухне, весьма свежий беспорядок. Им стало немного жутко. Какой-то конек горбунок пользуется их дачей!
      Надо было его выследить. Они поставили машину, взяли свои вещи и пошли на последний этаж, в холл. Им повезло, через час ворота разошлись по рельсам в разные стороны, во двор въехала великолепная иномарка, из нее вышли яркая, красивая женщина, и необыкновенный по своей красоте мужчина. Женщина посмотрела на главное здание дачного ансамбля, махнула головой, села в машину и выехала за ворота. Мужчина махнул ей рукой и пошел на кухню. Ворота закрылись.
      Хозяева вышли к гостю.
      Он не сильно удивился:
      – Здравствуйте, вы вероятно хозяева этой дачи? – сказал он красивым голосом с небольшой хрипотой.
      – А вы кто тогда? – спросил Аскольд Николаевич.
      – Живу здесь, пока никому не мешал.
      – Для бомжа вы слишком красивы и хорошо одеты.
      – Одели меня для работы.
      – Так вы еще и работает? Тогда платите нам за аренду дачи.
      – Договорились, сколько? Если можно заплачу не сейчас, а через пару недель.
      – Тогда с процентами.
      – Согласен.
      – У вас есть документы?
      Аскольд Николаевич повертел паспорт Эдуарда с городской пропиской, и вернул ему, назвав цену его проживание на даче. Эдик согласился.
      Серафима узнала своего попутчика в поезде, но промолчала.
      Супруги уехали.
      Новый комплект антикварной мебели получился великолепным. В нем была мощь, красота, витиеватость, томное свечение мистики сквозь великолепную резьбу. Само дерево давило своим качеством, красотой отделки и чем-то далеким, из прошлых веков. Цена у мебельного монстра с мистическим уклоном была соответствующая, но покупателя это не напрягало. Известный хоккеист купил совместное творчество моих людей. Все были довольны, что очередная работа подошла к логическому и финансовому концу.
      Я дала определение мистической – антикварной мебели знаменитому хоккеисту: – мебель, способная вызывать вдохновение, полеты фантазии у тех, кто живет среди нее, возвышающая душу человека до невиданных высот, стимулирующая его к любви…
      Заслушаться можно.
      Трудно было после продажи очередного шедевра, я оставалось перед бездной, в которой ничего не было. Мне нужна была изюминка для создания очередного шедевра, а кто знает, где она будет в следующий раз и будет ли вообще? В промежутках между мебельными шедеврами я работала директором антикварного магазина.
      И надо же было такому случиться, что известный хоккеист купил квартиру у Григория Сергеевича и именно в нее привез новехонький антиквариат, восемнадцатого века! Он закончил свою спортивную карьеру, разъехался с семьей и решил уединиться один в антиквариате.
      А тут я везла на санках своего Женьку, в надежде встретить Эдика, который давно не появлялся на моем пути. Да антикварную мебель привезли в соседний подъезд. Я, как ее идейный создатель, глаз не могла оторвать от шкафов.
      Хоккеист заметил мою красоту, и повышенное внимание к его мебели:
      – Хороша мебель?
      – Лучше не бывает.
      – О, это мне один Эдик посоветовал ее у вас купить.
      Я посмотрела на него глазами с таким удивлением, что его в пору было прикрыть ресницами.
      – Матрена, а чему вы так удивились?
      – Мне показалось, что я вас знаю.
      – Так я известный человек, вот на пенсию вышел.
      Я промолчала и повезла санки дальше, в парк, думая, что этот Эдик может быть и не Эдик, но не совсем Макар.
      Платон Иванович после того, как Ирина и Нина на даче потеряли сознания в антикварной комнате, понял одно, что он их любит! Он так за них испугался, после возвращения с дачи, что пошел на то, на что никогда не шел: он согласился соединить квартиру Ирина и свою в единое целое. Но Ирина Андреевна сказала – нет, объяснив, что Нина скоро вырастет и ей нужна, будет отдельная квартира.
      Поговорив, они не пришли к одному решению и оставили все, как есть. Уяснив, что ничего у них в отношениях не меняется, пошел Платон Иванович к Матрене, но ее он увидел в компании со знаменитым хоккеистом. Судя по всему, с ней у него не могло ничего получиться, и хоккеист занял место Макара или Егора Сергеевича, кто их разберет? На следующий день Платон Иванович пошел в антикварный магазин, а куда еще деваться производителю нового антиквариата? Он застал Матрену, с телефонной трубкой у уха, судя по всему, она громко говорила с абонентом из другого города.
      Похоже, это Родька вешал лапшу на уши. Она положила трубку и спросила:
      – Кто ажур для мебели будет делать?
      – Я не умею.
      – Учись, найди, заставь, тебя, что учить?!
      Мужчина посмотрел на властную женщину и понял, что сегодня не его день. Родька в поисках мистической рассады познакомился с Лианой. Она, смеясь, выяснила у Родиона, что он невинный, как младенец, и так же со смехом предложила снять, хоть на одну ночь самый дорогой номер отеля. Он не стал возражать, посчитал что-то в уме и снял янтарный номер на сутки. Стоил он! Когда Родька увидел знакомую янтарную мебель и понял, что за это отдал целое состояние по его меркам, он заскулил, как раненный зверь.
      Сапожник купил свои сапоги. Лиане об этом он ничего не сказал, а она сказала, что придет к нему на пару часов вечером. Он в душе весь перевернулся, из-за двух часов отдать столько денег! Снять на сутки! Он взял себя в руки и заказал в номер романтический ужин, за этот ужин он бы полмесяца ел! Он все же побрился, постригся в местной парикмахерской и понял, что утром надо уносить ноги из отеля, пока есть деньги на дорогу. Потом он решил, что это будет его дебют в любви, а он стоит денег! Лиана явилась в девять часов вечера в черно – белом платье, в черно – белых босоножках на шпильках. В руках у нее ничего не было. Волосы у нее были уложены в длинные спиральки и сверху схвачены черно – белой заколкой.
      – Вот это номер! Класс! Хоть посмотрю, за что люди деньги платят! – Она присела на янтарный стул, закинула ногу на ногу, нижняя часть платья упала вниз, верхняя осталась где-то по центру ног, и ноги, во всей своей красе предстали перед Родькой, – отлично, мальчик, но мои два часа для тебя обойдутся…
      Родька готов был зажать уши, чтобы не слышать новой денежной цифры, но он ее услышал, в голове появилась мысль собрать остатки денег, отдать этой всеядной женщине и больше ее никогда не видеть! Но, нет, он решил с детством распрощаться, и сегодня, поэтому достал деньги и отдал Лиане. Ужин уже стоял в столовой: шампанское в серебряном ведре, второе на тарелках под колпаками, фрукты в многоярусной вазе.
      Родька Лиану уже не хотел, он ничего не хотел, у него отшибло все желанья, он не привык много тратить, он считал финансовые потери и не смотрел на Лиану. Она открыла окно, выглянула на улицу, стала смотреть на море. А у него появилось желанье скинуть ее подальше, чтобы никогда больше не видеть, это жадное по его меркам создание. Любви в его душе не было, было, вселенское негодование от своей непролазной бедности, можно сказать нищеты, правильно она его определила при знакомстве. Он посмотрел на славянский шкаф, вспомнил его на свалке, потом в шалаше у бомжей, улыбнулся шкафу, и. И ничего не произошло, шкаф стал богатым, респектабельным и шутить не хотел. Родька посмотрел на янтарные часы, но те гордо двигали янтарные стрелки и не реагировали на Родьку.
      – Лиана, садитесь к столу, – выдавил он из себя первую любезность.
      Она села за стол, подняла металлический колпак с тарелки, и стала есть. Он открыл неумело шампанское, налил в фужеры.
      Она пить отказалась:
      – Прости, но я шампанское не пью.
      Он опять на нее рассердился, пока еще мысленно, и залпом выпил свой фужер.
      Она съела виноградинку и подошла к нему, обхватила его сзади двумя руками, он сквозь злость не ощущал радость от ее прикосновения. Он ел, он жевал и молчал.
      Она поцеловала его в щеку. Он непроизвольно дернулся всем телом.
      – Что ты ко мне пристаешь?! – закричал Родька, неожиданно для себя, и для нее.
      Она оттолкнула его от себя, он лег лицом на тарелку, она вышла из номера, бросив деньги в комнату через свое плечо. Купюры взлетели и упали. Родька вздохнул облегченно, собрал деньги, сунул их в карман, и решил никогда сюда больше не приезжать. Оставаться в янтарном номере ему не хотелось, у него и так был его маленький номер, он вышел на улицу, пошел к морю, вспомнил, где встретил Лиану, и пошел дальше по берегу, ограниченному скалами с дух сторон.
 

 
      Он дошел до скалы и стал смотреть на море.
      К берегу подплыла обычная шлюпка, в ней сидела обычная девушка, с небольшим хвостиком светлых волос. Она затащила шлюпку на песок, и подошла к Родьке:
      – Парень, ты чего такой скучный, словно пристукнутый, смотри – звезды, море, скалы, – и она раскрыла руки всему свету.
      – Девочка, а ты, почему вечером и одна? Не страшно?
      – А, что, тут кто-то есть? Я не вижу! Ты – не считаешься. Ты – галлюцинация собственных мыслей, тебя – нет!
      – Не обижай, я вот он, весь здесь, я нормальный, можешь потрогать.
      – Правда, что ли? – она, коснулась его руки, – ты, смотри, человек, – потом поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
      – У вас здесь принято в щеку целовать? Девушки подходят и целуют!
      – Ты такой белый и пушистый, тебя и целуют, как игрушку.
      – Мне много лет, я взрослый!
      – Да, а по тебе не скажешь! – она тряхнула хвостиком и пошла к отелю.
      Он оторвался от скалы и пошел за ней следом. Она остановилась, запрыгала на одной ножке, сказала, что острый камень уколол подошву. Он стал искать острый камень, который уколол ее подошву ног. Она, воспользовавшись моментом, залезла ему на плечи:
      – Если ты взрослый, вези меня до отеля, у меня там дело есть, – она крепко ухватилась руками, за его подбородок.
      – Что ж вы бабы такие наглые! – Крикнул он. – Как бы мне отсюда скорей уехать!
      – На мне поедешь? – спросила девушка, и необыкновенно проворно оказалась лежа на песке.
      – Я понял, ты из цирка шапито! Лазишь по мне туда – сюда! Лягу рядом и никуда не пойду, чтобы тебя на себе не тащить!
      Он лег на песок и стал смотреть на море. Она легла на него и стала смотреть в небо.
      – Ты ведь не хочешь, чтобы я простудилась, лежа на песке? На тебе теплее.
      От возмущения Родька молчал. Она перевернулась на нем, и поцеловала в губы:
      – Ух, ты, вкусный какой! Можно я еще поцелую не в щеку? – и она впилась в его губы своими губами.
      Вдруг, он осознал, что ему ее наглость – нравится, и денег она не просила, он ответил на ее поцелуй неумело, но чувственно.
      – Ты, смотри! А ты еще и целуешься! – воскликнула девушка, – ну, все, пошутили и пошли, – она встала.
      – Требую продолжения поцелуев! – крикнул дурашливо Родька.
      – Ты, чего? Того? Мне некогда, – и она бегом побежала к боковому входу в гостиницу.
      Он побрел в свой маленький номер. Через десять минут к нему постучали.
      На пороге стояла – Лиана:
      – Простите, так нехорошо получилось…
      – Ничего, все нормально, – и он закрыл перед ее лицом дверь.
      Через минуту к нему вновь постучали. Он сделал недовольное лицо и распахнул дверь настежь.
      На пороге стояла девушка с хвостиком:
      – О, я вас нашла! Можно я к вам зайду на минутку, руки помою и уйду.
      – Хоть вся мойтесь.
      Она пошла в ванную комнату. Шум воды его убаюкал, он прикрыл глаза, лежа на спине, на одноместной постели. Он задремал, а проснулся от того что, на нем кто-то переворачивался.
      – Ой, как неудобно на вас спать!
      Услышал он женский голос. Он окончательно проснулся, а светлый хвостик волос гладил его лицо. Девушка на нем лежала. Он резко дернулся в сторону, и она оказалась рядом с ним. Он лежал на боку и держал ее за талию, чтобы она не упала, потом через себя перекинул ее ближе к стене.
      – Я вам мячик? Что вы меня пасуете? – спросил удивленный голос.
      – Какая же ты наглая!
      – Я не наглая, я бедная.
      До него что-то стало доходить.
      – Циркачка, у меня за сутки оплачен шикарный номер, иди за мной. Сможешь в него незаметно проникнуть?
      – Без проблем, сотрудники гостиницы меня не видят, я им примелькалась, ты не думай, я не такая, я тут работаю, а проще говоря, мусор выношу.
      – Ладно, идем.
      Они пришли в янтарный номер. Девушка тут же допила и доела все, что было на столе. Огромная, янтарная кровать стояла по центру спальни. Родька предложил ей лечь на эту кровать, а о себе сказал, что ляжет на диване. Она легла на роскошное лежбище и уснула, почти мгновенно. Он стоял и смотрел на нее, потом лег на диван, не раскрывая его, и уснул.
      Проснулся Родька от свежего потока воздуха. Девушка стояла у раскрытого окна и смотрела на море. Ему стало холодно, он медленно потянул на себя одеяло. Она заметила его движение и легла на него сверху, чему он нисколько не удивился.
      Уверенный поцелуй скрепил их временный союз.
      В дверь постучали, он услышал слова Лианы:
      – Родя, открой дверь, я к тебе пройду, тебя нет в том номере, значит ты здесь.
      – Чего ей тут надо? – зашептала девушка с хвостиком, скажи, что ты занят.
      – Я ей просто не отвечу, – прошептал Родька.
      Лиана постояла у дверей и ушла.
      – Вот ты какой! По тебе женщины сохнут! – сказала девушка, и сбросила одеяло на пол, потом потянула его на янтарное лежбище.
      Он пошел за ней на огромную, янтарную постель. Янтари слабо мерцали на спинках кровати. Он лег. Она стала крутиться вокруг него, как волчок, потом положила свой хвостик волос на его грудь и притихла. Он стал медленно гладить ее руками, зарываясь, все глубже под ее одежду.
      – У меня еще никого не было, – прошептала девушка с хвостиком.
      – И у меня никого не было, – прошептал Родька.
      Они были первыми.
      Проснулись в обед. Родьке пора было уезжать домой. Они перешли в маленький номер, он собрал вещи, она поцеловала его в щеку на прощание и сказала:
      – Оставь свой адрес, а то ребенок получиться, а его отец об этом не узнает.
      Родька важно достал свою визитку и отдал ей. Она выпорхнула из комнаты, потом вернулась и сказала в приоткрытую дверь:
      – Меня Раиса зовут.
      – А меня Родион.
      Она тут же закрыла дверь с той стороны. Он услышал ее шаги по коридору, вскоре они затихли. Я сидела и думала, что делать дальше? Для комплекта мебели известному хоккеисту я использовала неприкосновенный запас мистики. Родька вернулся из командировки влюбленным котом без мистических предметов. От Макара информация не поступала. У Платона Ивановича был почти готов очередной комплект, а у меня за душой было пусто. Кстати, о душах? А, где эти души водятся?
      Правильно, но туда нельзя. Мистика должна быть живой. Тогда, где могут быть предметы старины на поверхности земли? Если с юга Родька приехал пустой, то надо послать его на север, где людей ходит мало, где что-нибудь залежалось на чердаках старых домов.
      Родька, услышав новое задание, пришел в отчаянье, ему так нужна Раиса, а ему говорят:
      – Брысь, на север. Ищи ветра в поле трехсотлетней выдержки.
      А, что делать? Надо ехать, хоть щепу привезти, главное, чтобы натурально древнюю.
      Стал он изучать историю северных городов, да запутался, и вновь позвонил мне:
      – Матрена, помоги! Скажи, где у нас на севере города, которым более трехсот лет, чтобы от них нащипать мистики?
      – И это правильно, Родя, кстати, твоего друга Макара не зовут случайно Эдиком?
      – Ты, чего? У тебя крыша поехала? Хотя, знаешь, ко мне приходил один Эдик, говорил явную глупость, по паспорту он Эдуард, а по спине Макар.
      – Так и я, видела этого Эдика – Макара, а потом он исчез!
      – Вот это да! Он, что медаль? С одной стороны Эдик, а с другой – Макар!
      – Ладно, а ты знаешь, как его найти?
      – Представления не имею. Лучше найди город и скажи, как туда поехать, и что там искать.
      – Начни с Новгорода, на городище постоянно идут раскопки, не найдешь предмет обихода, так от стены древних домов всегда можно отщипнуть на лучину, не те, что снаружи, они каменные, а те, что в земле разрыты. Храмы там тоже каменные, но в них есть деревянные предметы, не первой исторической важности.
 

 
      Поехал Родион в северный, древний Новгород, то ли покорять, то ли ущемлять, это уж как получиться. Город, как город, а ворота у одного храма огромные, да кованные. Колокола гигантские и все на месте, еще и звонят. Но такие большие предметы оказывают мистическое влияние на огромное число людей, вон, сколько автобусов со всего мира в город приезжает! А сколько среди них зарубежных туристов! Почти половина. И все они ходят по городу в поисках древности, визуальной или карманной. Попал он на одну экскурсию за город, думал, что там древность есть, а там выстроен деревянный город, стилизованный под старые дома, а бревна новехонькие, и отщипнуть нечего. Внутри домов собрана утварь, но тоже видно, что новая. Горько стало Родьке, опять задание не выполнил, решил опят поискать в ближнем лесу. Пошел в лес. В лесу старушку встретил, махонькую, сухонькую, с курносым носом, с седыми волосами, заплетенными в тоненькие косички, и вокруг головы напутанные. В руках она несла корзину с грибами, от той корзинки Родька глаз оторвать не мог.
      – Бабуля, сколько лет твоей корзинке?
      – Родимый ты мой, если бы знала, так сказала, она мне от бабки досталась, много у меня других корзин было, да все состарились, а этой, хоть бы что!
      – Продай корзинку, я тебе заплачу, сотню новых корзин купишь, еще внукам останется.
      – Так почитай, жалко ее.
      – Слушай, бабуля, твои внуки грибы собирают в лесу?
      – Ты, что, касатик, они в городе каменном живут, шампиньоны в магазинах покупают.
      – А я о чем! Продай, бабуля!
      – Так я тебе новую корзинку продам, зачем тебе это старье!
      – Мне эта корзина нужна, меня за ней послали, хожу тут по лесам, ищу тебя.
      – Правда что – ли меня ищешь? – лукаво спросила старушка.
      – Тебя, ищу, с корзинкой.
      – Фу, ты как привязался! Не крещенный ты парень, был бы крещенный, никогда не стал бы из рук корзинку выпрашивать.
      – Сколько хочешь денег за свою корзинку? Ведь я мог бы у тебя из рук ее вырвать, но я с тобой переговоры веду, можно сказать на государственном уровне!
      – Вот треклятый, почини мне забор да крышу, тогда отдам тебе корзину.
      – Ты, бабуля не промах, идем, покажи свою хибару.
      Бабуля повернула в другую сторону. Покрутила его вокруг елей да сосен, он вообще потерял ориентир, откуда пришел и куда идет. Пришли они к избушке, старой, не в пример тем, музейным. Треть избы занимала огромная печь.
      – Бабуля, зачем тебе печь такая огромная?
      – Ты, чего, сизый мой, так я в ней моюсь, после того как хлеб испеку, я на ней и сплю.
      – Ох, тяжело ты бабушка живешь!
      – А куда легче! У меня все есть!
      – Продукты, где берешь?
      – А мне много надо? Колбасы я ваши не ем. Грибков насобираю, муку мне привозят.
      Так и подумай, зачем мне твои деньги?
      – Вот попал! Неужели тебе ничего не надо?
      – Почто не надо? Надо. Дровишки завсегда мне нужны, люблю я тепло.
      – Где дрова взять?
      – Ты, чего, родимый, больной? Гляди лесу-то сколько! Неужели, мне на дрова не хватит!
      – Может тебе пилу "Дружба" купить?
      – Так я с малолетства топором дрова рубила.
      – Ладно. Показывай забор и крышу.
      Через три дня, поработав топором, Родька получил корзину и свободу, старушка денег у него взяла совсем немного, столько, сколько считала нужным. Он купил жесткую сумку, упаковал в нее корзину, чтобы не сломалась, и домой поехал.
      Я, увидев корзину, всплеснула по-стариковски руками:
      – Молодец, Родион! Прощаю первую поездку! Чудо! Это настоящее чудо! Свет выключи.
      Родька выключил свет, закрыл окна. Корзина светилась матовым блеском.
      – Настоящая! Проси, что хочешь!
      – Хочу, Раису с моря.
      – Так, это еще кто?
      – Мы друг у друга были первыми.
      – Ты, чего заврался, Родион? Масло пихтовое забыл?
      – Забыл немного.
      – Напомнить?
      – Я все понял, не хочу ее, хочу вас!
      – А не много ли ты просишь за корзинку?
      – Ладно, я ушел, мне завтра на работу к Платону Ивановичу выходить.
      – Отлично.
      Макар (Эдик) в ночном клубе приобретал популярность, он стал любимцем публики.
      Его внешность пользовалась успехом и приносила доход. Эльвира держала его на коротком поводке, никуда не отпускала, никого к нему не подпускала. У него появилась машина с личным шофером, но жил он все еще на даче братьев. Зимой дорога становилась проклятьем, поэтому он снял номер в гостинице на имя Эдуарда.
      Это стало известным Серафиме, она повадилась его встречать у номера.
      Эльвире донесли о ней. Две женщины крупно поговорили, и Эльвира сняла ему однокомнатную квартиру, рядом с ночным клубом. У квартиры появились женщины, его ожидающие в любое время суток. Об этом ей тоже донесли. Эльвира взяла его к себе домой. Как-то она заметила, что одна дорогая дверь, вся превратилась в труху.
      Выяснила, оказывается, он в нее кидал нож. Это ее насторожило, она боялась ножей и запретила ему кидать ножи в доме. Макар кидал нож в дверь от ненависти к своему лицу, он его не любил, он скучал по Матрене, а Эльвира его одного никуда не выпускала. Чем больше у него становилось денег, тем злее он становился.
      Он хотел – свободы!
      Ради свободы он изменил внешность, но был опять на привязи. Для него тайга становилась раем, он готов был поехать хоть куда лишь бы подальше от ночного клуба и женских глаз! Его всегда сопровождал крепкий мужик, однажды Макар не выдержал и стал у охранника просить, чтобы тот отпустил его в магазин. Мужик охранник сказал, что живым его не выпустит, и пошел к двери, на свой пост. В спину полетел ему нож.
      Макар подошел к трупу, вынул нож, вытер его, взял документы, деньги и ушел без сумки. Как обычно уходят мужчины.
      Детектив Ваня понял, кто был в городе. Опрос родственников ничего не дал, Макара давно никто не видел, о его сходстве с неким Эдиком, Матрена и Родька благоразумно промолчали. Макар поехал на море, к Лиане, но не доехал, а пересел на другой поезд, до знакомого полустанка в тайге на Малахите. Он, рассчитывал выйти на заброшенном полустанке, где нет и перрона для пассажиров, но за время его отсутствие, здесь все изменилось. Его нога из вагона ступила на новый перрон, вокруг, куда ни глянь, разворачивалось строительство. От такого вида, он хотел нырнуть назад в вагон, но поезд стоял минуту или две, и сразу стал набирать скорость. Он прямо, скажем, растерялся и немного обрадовался, раз строительство идет на начальной стадии, значит, люди здесь нужны.
      К своему удивлению, в отделе кадров строительства сидела дочь лесника. Она его не узнала, да и имя у него было иное, а не то, что она кричала с Родионом, когда его искали. Нужны были бульдозеристы, разравнивать площадку под новый, промышленный поселок, говорили, что рядом нашли залежи какой-то редкой руды. Он сказал, что права у него на вождение машины имеются, но он ехал в лес, в отпуск, и с собой их не взял. Ему назначили испытательный срок, и на следующий день он вышел на работу. Девчата, в косынках, завязанных на шее, приметили Эдика (Макара), над ним посмеивались, ему строили глазки. А он пытался освоить рычаги бульдозера с помощью одной такой девушки, помня, что последнее его вождение на машине было неудачным.
      С бульдозером у него получилось лучше, или ему очень хотелось его освоить.
      Убитого охранника он пытался не вспоминать, о себе никому, ничего не говорил.
      Здесь все его звали Эдиком. Однажды он взял свой дорогой, складной нож и забросил в одну из самых глубоких на стройке ям. Таких ножей в местном сельпо не продавали. Ножами он старался не пользоваться. По новому паспорту он был не женат, что сразу отметила дочь лесника, он ее притягивал, как магнит.
      Девчата заметили страсть начальника отдела кадров и дорогу ей не переходили.
      Эдик работал старательно, насколько вообще мог это делать. Они стали встречаться, дочь лесника звали Флора. Его утонченное лицо загрубело от ветра, солнца, дождя, приобрело бронзовый оттенок, теперь бы его в ночной клуб не взяли. Волосы отрасли, он их завязывал резинкой в хвостик, их неухоженный вид его вполне устраивал. Он начинал свою вторую, двойную жизнь. Ходил в простых куртках, телогрейках, в таких же ватных штанах, в кирзовых сапогах. На голове у него была старая кепка, потом шапка из затертого кролика. В одном из первых домиков он поселился с Флорой. Они расписались, он взял ее фамилию. Теперь он сам не помнил, кем раньше был.
 

 
      Простая задача, как скрестить новую мебель, со старой корзиной была мне по силам, это я четко осознавала. Дерево к дереву, и чтобы лучилось! Сердце мое в это время было абсолютно свободным, деньги мне были нужны, и вечерами я сидела с сыном и прорисовывала вензеля с вплетенными в них прутиками из корзинки.
      Корзинку расплели, предварительно замочив, чтобы она не сломалась, веточки напоминали по внешнему виду копченый сыр. Ко мне на огонек стал заходить Родька, то ли его тянула корзинка, то ли я сама, но он играл с малышом и уходить домой не собирался. Раиса стала забываться, а вот я, заполонила все его существо, или это корзина нас связывала? Кто знает.
      Я иногда шутила:
      – Макара не боишься?
      – Эдика, который? Не знаю, если честно, но мне с тобой уютно.
      – Как у Платона Ивановича работается? Не обижает?
      – А чего нам делить? У нас разные обязанности, я свои выполняю.
      – Давай назовем новый комплект мистической мебели "копченый сыр".
      – Матрена, ты лучше ничего не придумала?
      – А чем плохо? Предложим его директору мясо – молочного комбината, где этот чудесный сыр выпускают.
      – Ты, чего этот сыр любишь? Он дорогой!
      – Так он сухой, есть иллюзия, что ешь его, ешь, челюсти устанут, а ты при этом не поправляешься.
      – Если так, а по мне лучше бутерброд. Сообрази чай с лимоном и бутерброд с обычным сыром и маслом, я это все купил, в холодильнике лежит.
      – Раз лежит – сделаем, мне недолго.
      Интересные у нас складывались отношения, без страсти, без видимых взглядов. Так, теплые отношения, тихие слова, никаких совместных планов на будущее, у обоих были однокомнатные квартиры, и не было родственников в этом городе. Работа у Платона Ивановича на фирме благоприятно отразилась на внешнем облике Родиона, он стал уверенней в себе, стал лучше одеваться, лучше стричься. Мы не кидались друг другу на шею, не было поцелуев, но все чаще вечера мы проводили вместе, втроем гуляли по выходным в парке. Возникало ощущение, что, мы начинаем жить с чистого листа. Этого не могла не заметить Анна Александровна, но и она не возражала, против дополнительной опеки ее внука, Евгения. Название нового комплекта мебели,
      "копченый сыр' я тут же предложила директору комбината, производящего копченый сыр. Тот, удивился, рассмеялся и купил, за хорошие деньги весь комплект мебели.
      Весной Аскольд Николаевич, вместе с Серафимой поехал на дачу, видно было, что здесь никого зимой не было. Серафима отказалась от услуги Ирина, и сама занялась уборкой помещений. Ее хозяйская жилка, подсказывала ей, что это роскошь одним жить на такой большой даче. Она предложила дачу городскому детскому саду.
      Приехала комиссия, дачу одобрили и к лету сюда заехали малыши с воспитателями.
      Серафима, таким образом, спасала своего Аскольда Николаевича от посягательств чужих женщин. Он не возражал. Ирина Андреевна после такого расклада в жизни Аскольда Николаевича, пошла на работу к Платону Ивановичу, его предприятие расцветало, и ее взяли на упаковку готовой продукции, оплата у нее повысилась.
      Платон Иванович, получая зарплату, сразу отстегивал деньги ей на Нину.
      Неважные дела складывались у Раисы, она не могла дозвониться до Родиона, дома его постоянно не было, а работу он сменил, его визитка морально устарела. Три месяца беременность развивалась в скрытом варианте, потом так стала такой, что ничем нельзя было живот спрятать. А Родион молчал. Раису дома ни то, чтобы ругали, а презирали. Хуже было другое – финансовых средств в ее доме хронически не было, деньги ее дом стороной обходили. В гостинице, где Родион жил, она узнала его домашний адрес, на последние деньги купила билет на поезд, и приехала к его дому, ждать его там, пока не появится.
      Он пришел поздно от Матрены, у нее он спать не оставался. На скамейке у подъезда сидела Раиса с большим животом, он ее с трудом узнал, да и она его узнала, только потому, что впивалась глазами в каждого мужчину, заходящего в подъезд.
      Код замка она не знала и в подъезд пройти не могла. Он привел ее к себе домой.
      Срок у нее был серьезный, живот такой огромный, что Родька его с первой минуты забоялся. Рае было немного плохо после переезда. Она сразу легла на диван, теперь уже пришлось бегать Родьке и ухаживать за Раисой. Он не отрицал своего участие в образовании этого гигантского живота.
      После работы он теперь шел домой, а ко мне больше не заходил, я и не спрашивала его не о чем. Был – хорошо, нет – тоже хорошо. Родька и Рая были вынуждена расписаться, потому что Раисе требовалось наблюдение врачей, она и приехала со своей медицинской картой. Родила она ближе к лету мальчика и девочку. Весь временный лоск с Родьки слетел, деньги уходили на детей и Раису. Все это так, но для дополнительного заработка нужна была вновь рассада для мистики на новую мебель, это понимали все, кто работал под моим руководством. Где ее взять? И главное, что взять? Ясно одно – это должно быть дерево. Родьку так напрягала Раиса с детьми, что его я не могла послать далеко и надолго. Свободным оставался сам реставратор Эрик Селедкин. Куда его послать? Вот в чем вопрос. Мне повезло.
      Позвонил молодой человек и спросил:
      – Вы берете ларцы, двухсотлетней старости? Или его надо в другое место сдать? У меня прабабка умерла.
      – Размер большой у ларца? – 300х200х300, он с выступающей крышкой.
      – Привозите! – с надрывом сказала я, боясь, что его отдадут кому-то другому.
      Приехал симпатичный парень, поставил на стол ларец. Я решила, что ларец настоящий и ему лет триста, или мне так хотелось думать. Деньги я заплатила, чтобы случайно парень не забрал ларец назад. После его ухода я открыла ларец и чуть не закричала от обиды, внутри он был из свежего дерева, и как насмешка лежали деревянные бусы! Бусы на самом деле были старые и деревянные. Я еще раз осмотрела ларец и поняла, что его термическими циклами снаружи искусственно состарили, это значит, что кто-то парня из общих знакомых надоумил. А вот бусы?
      Что если они тоже состарены? Их я отдала на дорогую экспертизу. Получила ответ: им лет 150. Надо было проверить их на мистичность. Вызвала знакомого экстрасенса.
      Тот запустил свой стеклянный шар. Шар умудрился поговорить с деревянными шарами, ответ был тот же: 150 лет и бусы обладают свойством мистификации. Бусинок диаметром в 15 миллиметров было девять штук. Вполне достаточно для комплекта мебели, и на этот комплект руку наложил экстрасенс, он не захотел бусы выпускать из своих рук, а я без мебели, в которую их заточат, продавать ни за какие деньги не собиралась. Мы договорились о том, какая мебель нужна в данном случае.
      Эрик пришел ко мне домой прорабатывать новый заказ комплекта мебели "бусинки".
      Малыш подрос, и внимательно посмотрев на Эрика, спросил:
      – Книги читать будешь, или азбуку со мной изучать?
      – Я вообще-то пришел к твоей маме проработать новый, мебельный заказ.
      – Она без тебя нарисует, а ты мне книги почитай, или смени мне видеофильм. Мог бы и машинку подарить, чего так просто пришел?
      – Исправлюсь, давай сменю фильм.
      Маленький Женя взял власть над Эриком и ко мне его не подпускал, пока я не закончила работу.
      Я посмотрела на сына и сказала:
      – У меня вырос личный охранник.
      – Нет, я твой личный сын, – ответил малыш и бросил карандаш в пол, а тот острием попал в ковер…
      Макар (Эдик) задыхался от избытка воздуха и свободы на стройке. В дождливую погоду работы прекращались. Ему стало надоедать роль мужика, не мог он больше ходить в ватнике и быть таким замусоленным! Захотелось ему нежной жизни. Флора заводить детей не собиралась, пила таблетки, пачки за пачкой. Цивилизованной женщиной оказалась, а так баба – бабой. Он все локти искусал, что нож свой уникальный закинул в яму, на нем уже завод вырастал, стены были видны, а для переработки руды, оборудование завозили. Ему мучительно захотелось уехать, знал он за собой такую особенность. Он почти врос в новую почву, да зашатался от своих желаний. Как обычно, взял деньги свои и Флоры, документы, в которых была вписана она, сел на проезжающий поезд и был таков. На вокзале зашел в парикмахерскую, навел лоск, удивился, что так изменился за короткое время. И поехал навестить Матрену и Женьку, а потом можно ехать, куда глаза глядят.
      Приоделся в магазине в новую одежду, старую в нем оставил. Из-за дерева посмотрел на свой дом, подъезд, вздохнул и вошел в подъезд.
      Я открыла Макару дверь. Несмотря на его новое лицо, я его узнала, но сказала:
      – О, Эдик пожаловал, какими судьбами?
      В прихожую выскочил Женька:
      – Привет, Эдик! Маме работу принес?
      – А, что все маме работу приносят?
      – Да, бывает.
      – Можно я зайду?
      – Заходи, мне на компьютере сменить игру надо.
      Когда Женька уснул, я спросила:
      – Макар и долго ты так будешь жить с чужим лицом и именем?
      – Всю жизнь, а что узнала?
      – Со спины, последний раз, когда тебя видела. Много еще чего натворил?
      – Хватает.
      – К матери пойдешь?
      – Не знаю, но посмотреть на нее надо.
      – Куда поедешь?
      – Наездился, не знаю, чего хочу. Покоя хочу, а покоя нет.
      Ночью к нам постучали, пришел детектив Ваня и сопровождающие его милиционеры:
      – Привет Макар, он же Эдик!
      – А как вы обо мне узнали?
      – Секрет, но тебе он уже не поможет, могу сказать, что на входе в город, на вокзале стоят турникеты, они отслеживают отпечатки пальцев, приезжающих в город людей. Вчера там твои отпечатки появились, нам поступил сигнал о твоем прибытии, ты – наш заказ, вот мы и приехали сюда, долго ты нас за нос водил. С Матреной и с сыном попрощался? Тогда пойдем. Два убийства, – это больше, чем одно.
      Я посмотрела им вслед и ничего не сказала, затем подошла к окну и глянула вниз: в свете фонаря два милиционера лежали на земле с ножами в спине. Макар убегал, за ним мчался детектив Ваня. Я прикусила нижнюю губу, посмотрела в спину Ване – он подвернул ногу и упал. Макар скрылся.
 

 
      Я стала рассуждать, а что мне оставалось делать? Чем знаменит Бонд? Он всегда побеждает, он положительный герой. А Макар – Бонд наизнанку. Он уходит от погони, он наказывает тех, кто ему мешает. Почему он попадает в переделки? У него нет терпения, и его благоразумие носит относительный характер. А почему я ему могла изменять, как говорят при живом муже? Потому, что его соперники не считали его серьезным противником. А если они были, значит, Макар, как мужчина не очень силен, свою несостоятельность он и заглушил ударом ножа. Большая месть слабого мужчины. Дальше – больше, череда преступлений нанизывалась на первое преступление.
      Страшное чувство, когда я испытываю страх от поведения Макара, и такое чувство редкостью для меня не является. Я прячу ножи в доме, я боюсь сказать ему слово поперек, я выполняю все его прихоти, терплю любую любовь, а любовь бывает приятной и садистской в исполнении одного и того же человека. На протяжении совместной жизни каскад страха и унижений меняется. Любовь воспринимается, как адское наказание, в таких случаях, самое большое мое желание – прекратить садистскую любовь. И самое большое желание – остаться одной. Помните святые слова из песни: "женщине из высшего общества, трудно избежать одиночества". Чем выше женщина стоит на социальной ступени, тем большей свободой она обладает.
      Свободой от повиновения, какому бы то ни было мужчине. Есть пары, редкие супружеские пары, где все гармонично и без садизма. Но в таких парах, скорее всего, есть чья-то мудрая хитрость, которая все держит в рамках приличия. В период революции и после нее, любимый анекдот был: "белые придут – грабят, красные придут – грабят".
      У женщины, когда она женщина в расцвете лет, бывает такое: один придет – любит, второй придет – любит. Не отбиваться же от каждого физически? А мужики лезут. У меня в таких случаях появляется страх загнанности: кого больше бояться?
      По поводу социальной ступени, что это такое? Но точно, она не определяется структурой государства. Это не значит, что царица стоит на самой высокой, социальной ступени. А если у нее царь – садист и распутный мужчина? Очень тонкий момент. Такие царицы, принцессы и прочие – были, в самом затравленном состоянии.
      Так, что тогда высшее общество? Это точно не Рублевское шоссе. Где очень большие деньги, там страсти, и криминал неизбежен. Ревность страшная штука в таких местах. Так, где эта ступенька для женщины, где ей ничего не грозит? Старость?
      Нет, она не спасает ни от любви, ни от социальных проблем, ни от насилия. Где женский рай? На небесах? Об этом не будем, меня интересует жизнь на земле, безопасная для женщины. Ой, ей, ой, как трудно быть женщиной! Сказать по секрету, где хорошо? Мужчины обидятся. Хорошо после развода, как после грозы, но остается чувство потаенной обиды. И это не панацея. А любовь? Иногда от нее надо качественно отдохнуть, и я отдыхала.
      Я отдыхала от любви, мой муж Макар убежал. Судя по информации, и опросам детектива Вани его не догнали, не нашли. Женька рос и рос. Я работала и работала.
      А мужчины, как сквозь землю провалились, вернее, чтобы не провалиться в землю, ко мне не подходили. Я от любви основательно отдохнула, мне состояние стало надоедать. Не вешаться же самой на первого встречного! Я вспомнила Егора Сергеевича, Григорий Сергеевича, Макара. А дальше, что? Платона Ивановича я побаивалась, не для меня он был создан, мне бы красивее мужчину.
      Мысли мои колечком улеглись с памятью о Егоре Сергеевиче, и сама я в кресле колечком сложилась. Сын играл на компьютере, на меня внимания не обращал. Такая тоска разлилась по организму, хоть волком вой. Захотелось мне любви, любой, хоть плохой, хоть хорошей, но только не эта отчаянная пустота! Или это интуиция во мне проснулась?
      В дверь позвонили, на пороге стоял Григорий Сергеевич.
      – Григорий Сергеевич, ты ведь уехал на Малахит!
      – Я вернулся, там сейчас военные учения нескольких стран, а я умудрился уехать до их начала, буквально за день, узнал данные разведки и я здесь, цел и невредим.
      – А я сижу, о тебе вспоминаю.
      – И я о тебе постоянно думал, жалел, что вообще туда второй раз поехал, на одни грабли наступил два раза. А как Макар поживает? Где он? Чего мне бояться? Жилет надевать?
      – Макар в бегах, теперь ему сюда нельзя возвращаться.
      – Матрена, давай сменим квартиру, чтобы не нашел он нас.
      – Он найдет, хотя это вариант. Здесь мне трудно стало. У тебя есть деньги?
      – Успел, я успел деньги сюда переслать. Есть вариант проще, можно снять квартиру, а эту сдать, заодно проверим наши отношения.
      – Второй вариант мне больше нравится. Давай снимем квартиру на троих!
      Мы сняли двухкомнатную квартиру, на первый взгляд в ней все было современное, ничего лишнего. В маленькой комнате сделали комнату для Жени, себе мы купили две кровати и поставили их рядом, вроде вместе, вроде врозь. Кухня была достаточно большой, в нее вошел диванчик и телевизор, для тех, кто спать не хотел.
      Заплатили мы за год вперед.
      Маленький рай. Первая неделя была наполнена эмоциональной любовью, потом эмоции улеглись, страсти поутихли. Я готова была перейти спать на кухню, вторую неделю любви я уже с трудом выдерживала. Женька ныл, просился домой. Выдержали мы втроем месяц совместной жизни, и вернулась с сыном в свою квартиру. Больше любовь мне была не нужна, в ближайшее время.
      Григорий Сергеевич остался жить в съемной квартире, без особой обиды на меня.
      Одному ему больше нравилось жить. Он решил сам сделать генеральную уборку квартиры, залез на табурет, посмотреть, а, что лежит на антресолях. С одной стороны лежали книги, журналы, с другой стороны лежали в полиэтиленовых пакетах, расписные, деревянные ложки, он взял их. Развязал один пакет, его поразила яркость красок и узоры на ложках. Он осмотрел ложки, получалось, что ими играли, есть такие ансамбли, где играют на деревянных ложках. Где-то в его памяти отложилось, что Матрену тянет к деревянным предметам старины. Он позвал меня к себе. Ложки были не очень старые, им было лет тридцать. Я сама залезла на табурет, и заглянула вглубь антресоли. Где-то по центру виднелся забавный, деревянный предмет. Григорий Сергеевич достал его. Это оказалось, деревянное корыто. Похоже, что здесь жили артисты, а это их инвентарь. Корыто тоже было разрисовано, как ложки, но смотрелось оно иначе. Оно слабо светилось.
      – Григорий Сергеевич, подари мне корыто!
      – А если его искать будут?
      – Будут искать – вернем.
      – Бери.
      Пришлось мне оплатить корыто натурой, а куда денешься?
      Корыто оказалось очень старым, сверху, видимо, его прикрыли краской, а внутри оно было старое, до трухлявости. Я смотрела на него с затаенной радостью, любила я старые, деревянные предметы.
      – Матрена, а как мы с корытом поступим? На щепки расколотим?
      – Нет, целиком оставим.
      – Это как?
      – Понимаешь, там еще есть ложки, надо сделать кухню под старину с росписью.
      – Разумно, это для подобного любителя деревянного музея в доме, клад.
      Антонина позвонила мне с одной целью, сказать, что янтарный номер стал пользоваться огромной популярностью. В начале его существования, он приносил убытки, но после отъезда в столицу некой Раисы, он стал приносить немалый доход.
      Эта Раиса работала на самом плохом месте в гостинице: собирала мусор и выносила его. И именно она, после ночи в этом номере вышла замуж за столичного парня, у которого она была первой женщиной, и он на ней женился, у них родились мальчик и девочка одновременно. У нее семья была очень бедная, а теперь она живет, как принцесса. Эта сказка ходит из уст в уста, и люди стоят в очередь, чтобы хоть сутки пожить в мистическом, янтарном интерьере, приносящем, такую редкую удачу.
      Я получила импульс счастья от такой прекрасной новости и спросила:
      – Антонина, вы еще что-то хотите приобрести?
      – С удовольствием, но что-нибудь дешевле, для менее обеспеченных женщин.
      – У нас сейчас готовиться национальный комплект мебели из предметов домашнего обихода, есть музейные образцы, именно они дают эффект мистики.
      – Возьму, не глядя, найду куда поставить. Ведь вы знаете, какое чудо еще происходит в янтарном номере? Женщины, можно сказать вдовы, в нем во сне видят своих мужей, как наяву. А девушкам сняться их суженные или они просто вскоре выходят замуж. У нас такая очередь в этот номер! Спасибо вам!
      Позвонил мне известный хоккеист и сказал, что не знает с чем связать свое счастье. Он ушел на пенсию весь в ранах и шрамах, но после жизни в квартире с мистической мебелью, все раны затянулись боли прошли, он чувствует себя здоровым, и теперь собирается идти работать тренером, а раньше он об этом и думать не мог.
      Совсем неожиданно позвонил мне хирург по пластической хирургии, он сказал, что ему один пациент за операцию предложил комплект антикварной мебели с вырезанными зверями из дерева, так вот, у него самого произошла растяжка рубцов. Он давно страдал образованием рубцовой ткани после операции не пластического характера, а теперь у него все нормально. Так он этот комплект мебели поставил в реабилитационный цент, и все больные выздоравливают намного быстрее. Хирург назвал мне дачу, на которой купил этот комплект у некого Эдика. Эта новость меня просто удивила. Я этот комплект продала лично Григорию Сергеевичу, тот думал, что его продала Серафима, однако это сделал некий Эдик, по описанию хирурга, до операции он был похож на Макара.
 

 
      Задуматься мне не дали, позвонил экстрасенс, и сказал, что после приобретения мебели с деревянными шарами, у него усилились свойства распознавать события прошлого и будущего. Клиенты сидят в очередь, а раньше такого не было. Позвонил мне директор молочного комбината и сказал, что его сыр раскупают по всем регионам, не успевает изготавливать. Целый день я слушала дифирамбы в свой адрес, когда все затихло, я позвонила Анне Александровне, передала ей все слова благодарности и заодно спросила, не знает ли она Эдика? Анна Александровна ответила, что это уже не секрет, Макар и есть Эдик, и он в бегах. А я рассказала, как он метнул два ножа в двух милиционеров, но они выжили. Детектив Ваня подвернул ногу, ползком дополз до них, вытащил ножи, а я вызвала скорую помощь.
      С одной стороны куча приятной информации, а с другой – невыносимый Макар – Эдик!
      Позвонила я Григорию Сергеевичу, тот так обрадовался новости от хирурга, что готов был простить пропажу мебели, он так устал от невезения, что раскрытие пропажи мебели с дачи, воспринял за счастье. Я пообещала ему сделать для него солнечный комплект в подарок. Пообещала я комплект Григорию Сергеевичу в качестве компенсации, и решила сделать мебель из модного ясеня, но чем его мистифицировать я не знала!
      Этот вопрос я вынесла на собрание своих людей по мистическому бизнесу. Все сотрудники, одновременно получили одно задание: найти деревянный предмет прошлого, и обязательно настоящий! Родьке деньги нужны были так, что и передать нельзя! Раиса с детьми нуждались в постоянных деньгах, и жить вчетвером на его одну зарплату было неимоверно тяжело. А еще он хотел от них сбежать под благородным предлогом.
      Рая была в курсе дел мужа, и готова была отпустить его на поиски того, не зная чего, но ненадолго. Родька, недолго думая, сел на пригородный автобус и поехал до самой дальней деревни, куда не ходят поезда. Вышел он на последнем клочке асфальта, кругом была грязь после дождя. Виднелось несколько домов, старая ферма, конюшня. Погладив себя по голове, за то, что взял с собой высокие резиновые сапоги, переобулся и пошел месить грязь по деревни. Он сразу заметил дальний дом.
      Постучал, а в ответ тишина. Толкнул дверь. Она открылась. Обошел бедную хибару, в дальнем углу, на кровати лежал старик. Он еще дышал.
      – Дед, ты жив?
      – А чего тебе надо здесь?
      – Так, мимо шел, дай, думаю, зайду, поговорю с местным аксакалом.
      – Про меня, откуда знаешь?
      – Есть хочешь, дед?
      – Давай свою еду, ко мне тут заходят, кормят. Мне чай восемьдесят седьмой год идет.
      Достал Родион еду, для себя припасенную, и выложил ее перед дедом. Тот обрадовался, и стал жевать пищу тремя зубами. Выпил стопочку кагора, разговорился, после второй стал хвастаться. Родька беседу поддерживает, да на антиквариат местного производства наталкивает, а сам избу оглядывает. С первого взгляда ничего не нашел. После третьей рюмки дед намекнул, мол, сходил бы за соленым огурчиком, ему самому тяжело спускаться в подпол.
      Родьку упрашивать не надо полез в подпол. Три ступеньки и земляной пол под ногами, в нишах стояли несколько банок с огурцами. Маленькая, деревянная бочка с солеными грибами, с плесенью на марле. Две трехлитровые, стеклянные банки с брусникой, залитые водой. В фанерных ящиках лежал картофель. Взял он банку огурцов и решил уже выходить на свет, и свечку тушить, да вдруг его взгляд натолкнулся на крашеный шкафчик. Открыл его, а там пустые стеклянные банки.
      Ничего больше! Потушил свечку, к деду пошел, а тот уснул, сопит себе после кагора. Стал Родька избу обходить, да все дверцы открывать. Потом ставни закрыл, свет потушил, и стал ждать чуда, вдруг, что деревянное засветиться! Сам задремал после кагора, сон ему приснился: вроде девушка берет его за руку и ведет на чердак.
      Он проснулся. Темно. Открыл ставни, на улице светло. Посмотрел, как на чердак забраться. Полез. Залез. Свечу зажег. На фанере плесневелые яблоки лежат. В дальнем углу сундук стоит, большой, без замка. Открыл сундук, в нем оказались тряпки старые из темного сукна. Вытащил все. Некоторые вещи молью сообща подернуты. Брезгливо перебрал все, ничего деревянного в сундуке, кроме самого сундука не было. Он словно взгляд в спине почувствовал, резко обернулся и увидел свечение. Оно шло снизу вверх. Подошел. Посмотрел на пол чердака. На полу лежала доска с рельефом, раньше такими досками белье гладили, до утюгов с угольками; до чугунных утюгов, которые просто на печь ставили. Поднял он гладильную доску, а рядом еще валик лежит, свет излучает, вспомнил, что раньше гладили как-то двумя этими предметами. Взял валик и доску, стал спускаться с крыши, ступеньки под его тяжестью, обломились. Он полетел кубарем, и потерял сознание.
      Очнулся – рядом дед стоит:
      – Так ты вор, стало быть? А я думал ты человек! Смотри, чего натворил, сказал бы уж, чего ищешь, продал бы тебе.
      Родьке стыдно стало.
      – Дед я все починю, я все расскажу.
      Пришлось Родиону чинить лестницу, забор, и все, что дед ему наметил, за работу получил он предметы быта из далекого прошлого.
      Я обрадовалась его находке, оплатила, но подумала, что все это уйдет в комплект для Антонины, а что останется для Григория Сергеевича?
      – Родион, у тебя талант! Отдай деньги Раисе, няньку найми, да попробуй найти еще что-нибудь, такое, ну, сам знаешь.
      – Мне надо отдохнуть, с детьми посижу, потом поеду. Привык я к своим карапузикам.
      На душу Аскольда давил старый грех. Однажды он пришел к Родьке, чтобы позвать его работать в его новой фирме по производству мебельной фурнитуры. А увидел у него в доме Раису, с двумя детьми. Он помнил Раису спокойной молодой девушкой, без любовного прошлого. Невзрачная внешне, умная в техническом плане, она была для отдыхающих на море своим парнем. Или казалась для всех такой. Она выросла на самом Синем море. Южный берег, где отдыхающие расслабляли молодых местных девочек.
      Раиса не была исключением, подвижная, живая девчонка влюбилась в приезжего отдыхающего. Роман был непродолжительным, но крайне опасным для школьницы. В 15 лет она попала в женско-материнские проблемы, после диких слез и трех уколов, этой участи она избежала. После пережитого, она подошла к зеркалу и попыталась сделать из себя некрасивую девушку. Раиса делала все, чтобы мужчинам не нравиться, но при этом заставила себя хорошо учиться, как бы наперекор судьбе.
      После школы училась в техническом колледже, среди парней, и не одному не позволила собой увлечься, как будто в ней был противовес всем любовным увлечениям, а летом подрабатывала в гостинице, на самой грязной работе. Так что Аскольд был у нее первым, но был последним Родька. Она закончила технический колледж и родила пару детей, и вот встретила своего первого мужчину в доме последнего своего мужчины. Вечером на новенькой, отремонтированной кухне, сидели два затравленных прошлым человека: Аскольд и Раиса. Они словно впервые увидели друг друга, да они случайно встретились.
      – Аскольд, что произошло? Почему ты так со мной поступил?
      – Раиса, я был глупец! Я испугался, что тебе не было 18 лет, и уехал, я боялся, что ты подашь на меня в суд! Я скрывался от себя и от тебя!
      – Ты умный!
      – Ты так думаешь?
      – Я всегда о тебе думала хорошо.
      – Я плохой человек!
      – Не занимайся самоуничтожением, вредно.
      – Не буду, но я чуть тебя и себя не убил! Из-за одной неудачной любви. – И почему? Бредишь. Иди спать.
      – Раиса, ты права, а, знаешь, ты сегодня очень красивая!
      – В кои-то веки заметил меня! А я давно здесь живу, и до этого училась.
      – Прости, но я тебя в этом городе не видел, конечно, я тебя знаю, но не присматривался к тебе, боялся думать о тебе.
      – Да и я тебя особо не вспоминала.
      – Выпьем за знакомство!
      – Нормально! Давно знакомые, а теперь выпьем за знакомство! Выпьем! – сказала Раиса и достала из холодильника начатую бутылку вина, и сняла фужеры с полки, – чем закусим?
      – Чем Бог послал, у меня есть коробка конфет и кусок сыра в дипломате.
      – Годиться, а завтра я приготовлю банкет на троих, если не возражаешь.
      – Готовь, если Арсений не возмутиться, мне давно никто ничего не готовил, разве, что мать, когда я к ней в отпуск приезжал.
      Два человека сидели на кухне, и пили вино, дети спали, Родьки не было дома.
      Аскольд протянул руку к Раисе, но она свою руку стремительно убрала.
      – Аскольд, банкет завтра, а сейчас иди спать домой, – сказала она, и закрыла дверь за гостем.
      Он пошел домой спать, и уснул, как провалился.
      На следующий день к Раисе опять приехал Аскольд, так, что на банкете сидели три человека с различной совестью. А Аскольд приехал к Раисе за прощанием, а для большей убедительности он оставил несколько тысяч рублей для малышей. Она взяла.
      Раиса поехала в универмаг, посмотреть для себя новый магнит для мужчин, в чем он будет выражаться, она еще не осознавала. Ряд зеркальных прилавков с косметикой, притягивал ее, она прошла взглядом по косметике, дошла до последнего прилавка, здесь цены были значительно ниже, чем на первом. Она взяла полный комплект косметики для лица, для ногтей, немного успокоилась. В большом торговом зале народу было сравнительно немного, народ предпочитал ходить на рынок, но зимним вечером путь есть один – магазин, теплый, шикарный, освещенный.
      Сумочки, сапожки, костюмчики… Раиса осмотрела все, что есть но, одежда была для нее дорогая. Взгляд ее упал на вход в полуподвальный этаж универмага. Она спустилась по новым мраморным ступенькам. Огромный зал необыкновенной красоты сиял перед ее глазами. На дорогих столах стояла дорогая посуда, из пустой посуды ели дорогие, упитанные стулья. Раиса, как заколдованная шла внутрь помещения.
      Внушительные широкие кровати, притягивали к себе дорогим пастельным бельем, цены для нее были запредельные, она повернулась к выходу. Перед ней стоял упитанный мужчина, небрежно одетый. Мужчина усмехнулся, гладя на робкую девушку, и уверенно взял в руки дорогое покрывало. Раиса пошла быстро к выходу, но задержалась у витрины с мочалками, даже они здесь были необыкновенно хорошие и дорогие. Она выбрала зубную щетку по бешеной цене. Мимо нее уверенно прошел упитанный мужчина с двумя, хорошо упакованными пакетами. Раиса выписала зубную щетку. В это время у кассы на выходе произошла заминка, прозвучал резкий крик, топот ног.
      Она увидела, что кассир, держась за голову, упала за свой стол за кассой.
      Мужчина с двумя пакетами убегал по мраморным лестницам. К кассе подбежала продавщица из зала, она нажала на кнопку тревоги. Раиса продавщица сказала, чтобы она не уходила. Мужчина убежал из магазина. Раиса посмотрела на орудие нападения: это была подставка для какого-то электронного экрана. Она и раньше их видела, такие подставки с электронным экраном, стоят в дорогих магазинах, а для чего, она не знала. Прибыла группа милиционеров, Раиса опросили, как свидетельницу, она запомнила того, кто был в штатском и назвался Ваней.
      Симпатичный такой мужчина. Его визитка легла в ее ладошку вместе с чеком на зубную щетку. Раиса и детектив Ваня познакомились. Ваня всегда работал там, где была работа, то милиционером, то частным детективом. Раиса стала его временным партнером. Ваня по ее описанию составил портрет некого мужчины, но его не нашли по горячим следам, а та кассирша выздоровела. Мужчина ударил ее вскользь, не смертельно.
 

 
      Под ярким солнцем, молодая зелень пищала о своей красоте всеми своими зелеными клеточками листвы. А что делать? Надо себя рекламировать целыми лесами, полянами.
      Нина дочь Ирины весь день занималась тем же, то есть рекламировала свою молодость. Молодость рекламировать легко. Фото повесила и весь прикол, лезут посмотреть, а кто она такая Нина, и ничего больше от нее и не требуют. Она и разленилась от собственной молодости. У нее есть второе развлечение, она может три часа подряд с переносной трубкой телефона, сидеть на полу, на диване и перемалывать девичьи новости своего района.
      Что за фото она поместила? В свои отроческие годы, она надела белые, остроносые босоножки, на тонких, высоких шпильках, с перемычкой в стразах, в капельках стеклянной росы. Новый, белый топик в тех же прозрачных каплях, на тоненьких лямочках, оголял все, кроме нижней части молоденькой груди. Сверху возвышались пару нежных бугорков, изображающих молодую грудь девушки. Вся она такая. Между майкой и босоножками появляются либо сильно разорванные джинсы, либо полоска юбки, либо, сами понимаете, махонькие… Но на фото она в юбке, или в джинсах.
      Она приличная девочка. У нее период увлечения фотографиями. Она фотографирует тремя фотоаппаратами, разных версий, и цифровыми и пленочными. Результат один – везде она, либо те, кого она встретила по дороге отрочества.
      Нина сдает экзамены в школе. Для учительницы купила вишневую розу на длинном стебле, поставила в стеклянную тонкую, длинную вазу и опрыскала ее блестками.
      Роза переливается под светом лампы. А Нина, села с ногами на диван, взяла учебник, ручку, тетрадь и готовиться к экзамену. У Нины есть поклонник со времен детского сада, они учатся в одном классе, но мальчик продвинулся вперед. Нет, не в учебе, его снимают в телесериалах и он говорит ей, что его скоро покажут по СТС. Он любит показываться на ее глаза.
      А у нее другие интересы. Раз в неделю она ходит в настоящий институт и изучает информатику. В начале учебы, занятия ее не радовали, ей просто все было уже знакомо, но понемногу, новые знания ее покорили, и на занятия в институт она шла с радостью. Что ее там радовало? Буфет. Рядом находился буфет, там гамбургеры продавали, но она скоро поняла, что стала полнеть, и между джинсами и блузкой появился жирный животик. Что ж, пришлось Нине сменить гамбургеры на сок. Она предпочитала небольшие коробки с соком, из которых торчали двойные трубки.
      Животик жирный исчез, но не сразу. Нина пошла на танцы, занималась ими три раза в неделю, плюс диета и через месяц жирок исчез.
      Это из-за танцев она собрала свой диван, на котором сидела с ногами и учила уроки. Ей нужен был пол для танцев. Все танцы она многократно повторяла дома.
      Еще одно у нее увлечение, вслед за С. повторять ее песни. Только появляются титры фильма 'Не родись красивой' и звучит голос С., как Нина врубает телевизор на полную мощность 'Не смотри, не смотри, ты по сторонам, оставайся такой как есть…'. Стены глохнут. Основное увлечение Нины, придумывать то, что ей надо купить, и если она сутки ничего не просила, значит, она задумала нечто большое для кошелька взрослых.
      Например, ее мама Ирина едет на рынок за вещами и берет с собой Нину, для компании. Такие поездки со временем стали приносить больше Нине, чем ее маме.
      Мама у нее набрала вес, и с каждой поездкой все меньше рыночных вещей на нее можно надеть. Зато при виде Нины все продавцы, особенно мужчины, расплывались в улыбках, и называли ее всевозможными, ласковыми словами и красавицей, на всех языках и диалектах. Зимой ей купили белый комплект: белая шубка, белые сапоги, белая шапочка, белая сумка, белые брюки, белый свитер. Весной ей купили розоватый комплект: курточка, сумка, сапоги и еще кучу вещей. И ее мама, наконец, поняла, что рядом с ней, у нее в доме появилась соперница и не взяла ее в следующую поездку… так то. Ничего, Нина нашла другие способы для расходов взрослых.
      А так она смышленая девочка, но лень ей убирать у себя в комнате, однажды она просто ответила:
      – Я не служанка, и не буду убирать в квартире.
      Много десятилетий назад звучала песня: 'Все я в доме приберу, вымою посуду, и воды принести я не позабуду'. Старая песня, сейчас Нина слушает реп и быстро, быстро произносит слова. Еще быстрее бросает неприбранную постель и исчезает с сотовым телефоном на зеленых просторах листвы, под яркое, весеннее солнце. У Нины есть маленькая сестра Калина. Она любит Грека во всех его проявлениях.
      Утром она сидит на горшке и смотрит Грека на экране телевизора. У нее есть две кассеты, которые она периодически ломает, и ей покупают новую кассету с фильмом о Греке и Фении. Два фильма она знает наизусть. Следующим этапом ее развития, является Грек на компьютере. Она сидит у мамы на коленях, и часами они вдвоем гоняют Грека по экрану, это у них уже игра. Еще ей несколько раз покупали Грека, ослика, принцессу в пластмассе. Такое у нее время.
      Нина в ее возрасте увлекалась куклами, мебелью для кукол и в детский сад ее будили сериалы. Калина любит новую одежду, но если на ней есть Грек, тогда одежда приобретает ее полное уважение. Утром за Ниной в школу зашла ее подружка.
      Подружка, на два года старше ее, у нее дома всегда царит чистота и порядок.
      Девочка одета в теплые ботинки, теплый, вязаный свитер, в куртку. Она переступает через порог квартиры Нины, ее глаза расширяются при виде ее, которая в одних полосках плавок и бюсте, ей открыла дверь. За спиной Нины царит первозданный беспорядок: одеяло лежит на полу, вещи лежат на диване, книги разбросаны вперемешку с дисками.
      Сквозь свое сумасбродное утро Нина кричит:
      – Мама, напиши учительнице записку, что меня летом здесь не будет, а то заставят школу мыть. Я на дачу уеду.
      Ее способности к уборке на самом деле на низком уровне развития, чего не скажешь о ее умственном развитии, здесь она впереди многих.
      После школы, часа в три раздается у Нинели на работе звонок:
      – Мама, я все уроки сделала. Ушла гулять с подругой, скажи, как снизить ей температуру? Я ей дала антибиотик и горошину, а еще что ей дать?
      – Достаточно, – звучит ответ.
      Трубка замолкает. Ирина продолжает работать. Что касается порядка, она с Платоном Ивановичем пыталась платить ей за уборку в ее собственной комнате, но она на это не согласилась. После работы Ирина покупает мясо, готовит его кусками, так Нина его лучше ест. Судя по продуктам в доме, она ходила в магазин, и купила то, что ей самой хотелось. В частности она любит сухой сыр, заплетенный косой.
      Вечер уходит на приготовление ужина, прозябание у телевизора под пледом. В квартире прохладно, отопление отключено, окна очищены от зимних утеплителей. Что касается Нинели, то она может убрать в квартире раз в неделю, в свои вечные выходные. На неделе ее на это не хватает, или не хватит на работу.
      Часам к восьми вечера появляется состояние тревожного ожидания госпожи Нины. Ее нет. Телефон молчит. В двадцать один час, вместе с программой 'Время' берет Ирина в руки сотовый телефон, Нина сразу отвечает:
      – В девять буду дома.
      – Уже девять.
      – Буду через десять минут.
      Ожидание становиться аморфным, потом острым. Наконец она приходит.
      На ней босоножки на шпильках, куртка нараспашку, ноги сверкают сквозь дыры в джинсах.
      – Мама, я не хочу, есть, я завтра поем.
      Ее фигура значительно похудела за последнее время. Музыка оглушает пространство.
      Часто для позднего вечера раздаются телефонные звонки, ей звонят, потом она обращается к Нинели:
      – Мама, вот чего ты мне звонишь? У меня мальчик появился, парень, друг, папа бы обрадовался, а ты переживаешь. Он ровесник.
      Она берет сыр, заплетенный косой, отщипывает кусочки сыра пальцами и сует в рот – это называется ужин.
 

 
      А вот с Лианой у меня разговоры прекратились, мне казалось, что она скрывает что-то, так бывает, если кто-то перед кем-то виноват, если я перед Лианой не провинилась, то можно предположить, что она видела Макара, и от меня это скрывает. Я уже знала, что именно Лиана была первой в гостиничном номере с янтарными часами, мы с ней познакомились на морском берегу и как-то периодически поддерживали отношения. Лиана была весьма начитанным человеком, интересным в общении, и вдруг – пустота. И Макар молчал, даже в виде Эдика не подавал признаков жизни. С Лианой я познакомилась в свою первую поездку на юг с Макаром.
      Дурное чувство – одиночество, и зачем Макар запустил нож в Егора Сергеевича?
      Теперь сам плутает неизвестно где, неизвестно с каким именем и внешностью. С Семеном Семеновичем, у меня личные отношения перешли в служебные отношения, и так бывает, между бывшими любовниками. Мы отдалялись друг от друга. У меня в последнее время фаворитом стал Родька, за добычу старых, антикварных предметов.
      У Родьки двое детей, для меня этот фактор стал определяющим, мы с ним больше не встречались. Жара исчезла под отвесными струями дождя, ветер, изменивший направление, принес прохладу в отношения людей. Переключая каналы телевизора, я увидела отрывок знакомого фильма, когда-то я с большим удовольствием смотрела сериал 'Возвращение в Эдем'. Я стала смотреть фильм, не отрывая глаз от экрана.
      Героиня возвращалась в жизнь, с необыкновенно красивой прической. Сейчас таких фильмов много, о перекройке пожилых женщин, в молодых, а это все же был первый такой фильм. Да еще художественный. Тут же мне захотелось бежать в парикмахерскую и сделать прическу, как у героини фильма, хотя я там была совсем недавно.
      Потом пришла мысль, о том, что сколько раз после химической завивки я оставалась с кошмой на голове, а волосы утрачивали свою структуру, и приходилось покупать парики. О, а что если у Тары парик? Хорошая мысль, уж очень красиво, вот и в парикмахерскую идти не надо, обойдусь перышками. Дальше меня привлекла сцена в бассейне, где родной муж Тары пытался ее утопить, но в него выстрелила любовница…
      Интересная мысль, когда смотришь импортные фильмы о дворцах и бассейнах, в первый момент появляется зависть, что у них свой бассейн.
      Во второй момент понимаешь, что бассейн – это спасение от жары, и, в общем-то, это не для нервных людей. Следующая интересная передача мне попалась о русском модерне в мебельной промышленности конца девятнадцатого века. Отличная мебель, видимо был мастер, великолепная резьба по дереву, зря передачу не записала, такие предметы старины! Важна идея, а сделать русский модерн можно всегда, если бы его можно было на поток поставить!
      Макар естественно под видом Эдика появился перед глазами Флоры. Она не удивилась и не обрадовалась, так встретились двое на перекрестки судьбы. Он готов был вновь сеть за бульдозер, но она возражала, по той причине, что получила запрос от детектива Вани о нахождении Макара – Эдика.
      Флора спросила:
      – Эдик, ты Макар?
      – А ты этого не знала?
      – Мне все равно, но езжай отсюда куда подальше, не надо здесь оставаться, тайга не все списывает. Деньги на дорогу дам.
      Макар, недолго думая, в своей собачьей жизни последнего времени, взял деньги и поехал на юг, к Лиане, там у него документ остался, что он умный и с высшим образованием. Правда, он нож в косяк вогнал на глазах у Лианы, но ведь не в человека, и вдруг там его никто не искал.
      Лиане Макар не стал говорить, что он Эдик, она посмотрела на его новое лицо, и сказала:
      – Макар, а ты стал красивее, но это ты!
      – Я! Понимаешь, Лиана, уехал я от тебя, повредил лицо, пришлось сделать пластическую операцию.
      – Ничего, ты стал еще лучше, а как там Матрена поживает?
      – У нее есть теперь другой мужчина.
      – Да? То-то у нас с ней отношения даже по телефону стали натянутыми.
      – Это не удивительно. Ты мне поможешь восстановиться с новым лицом техническом колледже? Скажи, что я попал в аварию, и был вынужден долго лечиться.
      – Ладно, помогу, а где жить будешь?
      – У вас можно?
      – Не наглей, своему мужу я несколько безразлична, но не настолько, чтобы селить мужчину в свой дом.
      – А я квартирантом к вам пойду, в гостевой домик, где мы жили однажды, во время отпуска, она твоему мужу тогда очень понравилась.
      – Да кто ему не нравился! Уговорил. Спрошу у мужа, тем более что он чаще живет по месту работы, чем дома.
      Макар зашел в гостевой домик, на него нахлынули воспоминанья, как они здесь жили, после того, как купили по дороге янтарные часы. Здесь они провели часть отпуска.
      Лиана выполнила свое обещание, Макара взяли на работу в технический колледж, его объяснение пластической операции на лице было вполне правдоподобно, и являлось вполне уважительной причиной исчезновения во время учебного года. Милиция по старой фамилии его не искала в этих местах, да еще в соседней стране. Он успокоился, перестал вздрагивать. Муж Лианы его не доставал, его на самом деле, дома практически не было.
      Квартиранты к квартирантам, и к Лиане, с просьбой снять у нее второй этаж основного дома, обратилась некая Эльвира, весьма обеспеченная особа, ее к ней прислала Антонина. Эльвира уже прожила неделю в янтарном номере гостиницы, за это время познакомилась с приморским городком, ей понравился дом Лианы, она навела о нем справки у хозяйки гостиницы. Макар (Эдик), увидел Эльвиру из окна своего гостевого домика, и готов был сквозь землю провалиться от такого соседства, больше всего он хотел вернуть свое первое лицо, чтобы его эта дама не узнала! Он встал у зеркала, напряг все мышцы лица, и обратился к Богу и к небу!
      Он водил руками по лицу, ощущал мелкие шрамы, он пытался их разгладить, он пытался повернуть вспять пластическую операцию! Он хотел стать собой, прежним!
      Эльвире этот городок рекомендовал сам Аскольд Николаевич, ее сосед по даче, и он же рекомендовал посетить гостиницу с янтарным номером. Вот таким образом, эта дама появилась во дворе Лианы и перед глазами за стеклом, Макара (Эдика).
      Макар стоял у зеркала, менял прически, делая себя: то умнее, то глупее, но лишь бы ни быть таким Эдиком, каким его помнила Эльвира по ночному клубу, наконец, он решил, что назовет себя Макаром, и это естественно подтвердит Лиана, и зачесал волосы на другую сторону. Почти удовлетворенный своим внешним обликом, Макар выглянул в окно, сквозь занавеску, и отскочил от окна: во двор вошла Матрена с маленьким сыном! Он готов был вылезть через трубу и в качестве черта скатиться с крыши с той стороны дома, угадив в пасть к соседнему волкодаву, чей лай мешал ему ночью спать, но он вернулся к окну. Лиана направила Матрену в гостевой домик!
      А куда она еще могла ее направить? Я увидела в гостевом домике нервного Макара и не удивилась, я почти была уверена в том, что он здесь!
      – Привет Макар! Женя смотри, твой папа нас уже здесь ждет!
      Ребенок подбежал к отцу, и как-то быстро оказался у него на руках. Макар с сыном на руках подошел к зеркалу, и ему показалось, что у него прежнее лицо, и что лицо сына напоминает его маленькую копию. Совесть от двойного испуга уснула и его не мучила. Иногда Макару снилось, как из его руки вылетает нож и вонзается в спину Егора Сергеевича, удивительно, но даже во сне у него было ощущение, что он не убил его своим ножом! Нет, Макар был почти уверен, что Егор Сергеевич остался живым! Да, он его ранил, но не убил! Что касается охранника Эльвиры, то тут была борьба, тут была угроза жизни, его личной, свободы, здесь его совесть практически спала с самого дня побега от Эльвиры.
      Макар дернулся всем телом и вновь посмотрел в зеркало, но своего лица он словно не заметил, и смотрел только на Женьку, потом он резко отвернулся от зеркала и поставил ребенка на пол.
      – С приездом, Матрена!
      – Спасибо, что заметил, – откликнулась я, наблюдая за его внутренней борьбой, буквально написанной на его лице.
      – Вы надолго приехали?
      – Как получится. А ты надолго здесь, Макар?
      – Я здесь работаю в техническом колледже.
      – Неплохо устроился, нас недельку потерпишь, потом мы уедем.
      – Матрена, давай переедем на эту неделю в другое место, здесь нам втроем будет тесно.
      – Ты, что богатый?
      – Нет, – он вспомнил о деньгах Флоры, – но на неделю можем снять жилье лучше, и ближе к морю, а потом зарплату получу, мне хватит.
      – Согласна, – сказала я, почему-то жить у Лианы мне не хотелось.
      Макар посмотрел в окно, Эльвиры во дворе не было, он сбросил свои немногочисленные вещи в сумку, взял сумку и мы вышли из двора Лианы, открыв двери в воротах, не сказав хозяйке ни слова. Лиана услышала стук двери, она была почти уверена, что все семейство покинуло ее дом и двор, но с места не сдвинулась. За воротами мы вздохнули свободнее, и я поняла, что не хочу уезжать без Макара домой, и в то же время понимала, что детектив Ваня в покое нас не оставит, значит, мы должны с Женькой переехать сюда. А это было совсем непонятно.
      – Макар надо снимать жилье на длительный период, мы с тобой останемся, – сказала она бодрым голосом.
      – Матрена, не спеши, не смеши, давай неделю проживем, а там видно будет.
      Мы сняли номер в новой гостинице, но не янтарный, однако все местные удобства нам были гарантированы. Одно к одному, мы отдохнули, умылись, переоделись и пошли в местное кафе. На первом этаже в фойе гостиницы мы увидели Семен Семеновича! Я закусила нижнюю губу от неожиданности, а Макар присвистнул, один Женька обрадовался, он вырвал руку из моей руки и побежал к Семену Семеновичу!
      – Вот те раз! – воскликнул Макар и повернул назад в номер за своими вещами.
      Я пошла за ним, но он меня резко остановил, покачал головой и почти побежал за своими вещами в номер. Женька уже сидел на коленях Семен Семеновича и что-то ему оживленно говорил. Через пару минут мимо нас пробежал Макар со своей сумкой, мы его не останавливали, я была уверена, что он побежал к Лиане. Семен Семенович снял янтарный номер, а кто бы в этом сомневался! Оплаченный Макаром номер, остался не занятым в первую ночь. Что стало с янтарными часами, которые мы приобрели вместе с Макаром, не понятно, но они не полюбили меня в паре с Семеном Семеновичем!
      Возникало ощущение, что янтарные часы оттаскивают меня от Семена Семеновича, они не давали ему ко мне приблизиться. Мало того и Женька не мог подойти к Семену Семеновичу. Ночью ощущалось поле недовольства в комнате, комната и весь янтарный номер, словно поставил целью выгнать из себя, меня и сына. Утром я с сыном покинула временный приют с янтарными часами, и пошла в номер, снятый Макаром. Он сидел один в номере и смотрел на дверь, когда мы вошли в номер, он вскочил с кресла:
      – Обязательно было ночевать в его номере!?
      – Но ты ведь убежал сам!
      – Я вернулся.
      – И мы вернулись.
      – Мир?
      – Мир, – сказал я, и поцеловала его впервые за длительный период.
      Хозяйка гостиницы знала, что Семен Семенович племянник Аскольда Николаевича, и сказала, что его соседка по даче сняла целый этаж у Лианы и дала ему адрес. Он поехал к Эльвире, но встретил Лиану у собственных ворот. Между ними прошла искра, при первом взгляде, и Семен Семенович забыл, что шел к Эльвире, что Матрена вернулась к Макару, пусть и ненадолго.
      Или это янтарные часы его так настроили?
 

 
      По пешеходной дорожке, ехала машина, она так внезапно вывернула из пространства, что Макар (Эдик) нервно отскочил в сугроб, пропуская машину. Мужчина за рулем на него и не посмотрел. Макар ходил пешком, и невольно увидел отпечатки шин на утреннем, нетронутом снеге, все было так прозаично! Просто машина стояла на обочине пешеходной дороги всю ночь, отсюда и возникла неожиданность ее появления.
      На обочине дороги в ряд расположились с десяток машин под легким налетом снега.
      Он увидел место стоянки, проехавшей мимо него машины.
      Он мимоходом посмотрел на место стоянки машины, от которой вели следы шин на свежем снегу, и увидел белый длинный шарф, который больше напоминал след от протектора, чем шарф. Он оглянулся на машину, которая ехала по пешеходной дороге достаточно медленно, багажник у нее был приоткрыт, из него выглядывала нога или башмак. Прохожих он не заметил, машину догонять не стал, решил, что это не его ума дело и пошел по своим делам.
      Вечером он возвращался этой же дорогой, шарфа на снегу не было, не было и машины, соседние машины тоже отсутствовали. На следующее утро он вновь пошел по своей пешеходной дорожке, но вышел он минут на пять раньше, чем в предыдущий день, все машины стояли на обочине, снежок падал и на фиолетовую машину.
      Утро выдалось наивным и чистым. Излюбленная тропа Макара шла несколько выше уровня, на котором стояли дома. Вдруг от дома отделился человек и быстро стал подниматься по ступеням лестницы, которая вела к пешеходной тропе. Этот человек быстро сел в фиолетовую машину и поехал, по своему прежнему пути, но Макар уже стоял не в зоне ее движения, он просто посмотрел на место стоянки машины. Шарфа не было на снегу, и капот отъехавшей машины был плотно закрыт. Он медленно пошел по своей дороге. Внезапно его остановил крик со стороны подъезда, из которого выбежал шофер фиолетовой машины. Он остановился и посмотрел вниз, туда, где находился подъезд дома: на крыльце стояла девушка, очень похожая на Матрену, и махала белым шарфом в след уехавшей машине.
      Видимо она поняла, что опоздала и быстро зашла в свой подъезд, приложив электронный ключ к дверному замку. У Макара возникла мысль, что он заглянул в замочную скважину чужой квартиры, которая в прошлой жизни была его собственной, и пошел по своим делам. Следующее утро он ждал с нетерпением, непонятно почему, но белый шарф, в тумане снежного утра, казался эйфорией чьей-то зависимости.
      На третье утро в душе Макара возникло не любопытство, а маленький страх, ему стало страшно за женщину на крыльце дома. Он поймал себя на мысли, что он рад был бы увидеть ее на крыльце, но встречаться с фиолетовой машиной ему не хотелось. Макар заставил выйти себя из дома в то же время, и идти той же дорогой.
      Сценарий повторился, но не полностью. По лестнице шла Матрена, с белым шарфом на светлой куртке, ее догонял шофер из фиолетовой машины, машина стояла на своем месте. Судя по всему, Макар пока был третьим лишним, они его не замечали, но он без них уже не мог существовать, неожиданно для себя он подошел к паре и спросил:
      – Вы меня не подвезете до центра? – 100 – Согласен, – ответил Макар мужчине, хоть тот и заломил цену.
      Макар сел на заднее сиденье машины, рядом с ним на сиденье лежали несколько больших коробок. Шофер и Матрена в его присутствие не проронили ни слова. Макар остановил машину в центре города, и быстро пошел в свой офис, не оглядываясь на машину, ему казалось, что машина стоит, а они смотрят ему в след. Матрена повернулась к шоферу фиолетовой машины:
      – Аскольд, зачем тебе понадобился Макар? Ты понимаешь, что здесь он живет нелегально? Он уже сам напросился к нам в машину!
      – Матрена, не возникай, посмотрела на него сегодня и довольно. Он нас заметил.
      Завтра на его глаза не появляйся, а я проеду мимо него, ко мне одному в машину, за такую цену, он проситься не будет.
      Макар нервно посмотрел на бегущее табло над главным входом в здание, поднялся на свой этаж, сел на свое место и приступил к работе. Рядом с ним, за соседним столом, сидела Надя.
      – Эдик, ты сегодня рано приехал, не спалось с утра?
      – Надя, здравствуй, у меня много дел, – скороговоркой проговорил Макар (Эдик).
      – Ты сегодня мне свою работу передаешь, не забыл, тебе уходить скоро?
      – Видишь, спешу передать, – буркнул молодой человек и полез во всемирную паутину, потом резко встал и подошел к окну, фиолетовой машины за окном не было.
      – Эдик, что-то случилось? – праздно поинтересовалась Надя.
      – Девушка, займись своими делами.
      – Уходишь от ответа, значит, случилось, ну и не говори, – обиделась Надя и занялась работой, не обращая внимания на Эдика.
      Макар (Эдик) устроился на работу под своим вторым лицом, по своим вторым документам, здесь никто не знал, что он человек, убивший любовника жены и охранника.
      Светло-серое небо, напоминало курточку Матрены. Очень хотелось Макару посмотреть на ее лицо, глаза; пусть она уехала, но она забрала с собой его мысли и душу. Он решил, что сейчас действительно надо заняться работой. День прошел в молчаливых делах.
      Утром Макар вышел из дома с белым шарфом на шее, который купил накануне вечером, после работы. Концы шарфа развевались на утреннем ветре. Фиолетовая машина стояла на месте, шофера и Матрену Макар не увидел, он посмотрел на часы, время тоже, но их нет, он вздохнул, и в это время из подъезда выскочил шофер. Макар кивнул ему, как старому знакомому. Матрены не было видно. Шофер заметил белый шарф на парне.
      – А чего ты сегодня хочешь? – спросил Аскольд у Макара.
      – Это моя обычная дорога, иду на работу.
      – Тебя подвезти?
      – За сотню?
      – Да.
      – Дорого, я на автобусе доеду.
      – Как хочешь, – сказал Аскольд, и фиолетовая машина поехала по пешеходной дороге в противоположную сторону.
      На душе у Макара стало так пусто, хоть волком вой, он посмотрел на крыльцо, там никого не было. Надя на работе его не о чем не спрашивала, начальство не тревожило. Он ждал пятое утро, ему хотелось увидеть Матрену хоть одним глазком!
      Пятое утро радости не принесло, фиолетовой машины Макар не увидел. Молодой человек посмотрел в сторону крыльца подъезда. В двух метрах от крыльца лежало нечто, прикрытое белой простыней, из-под простыни выглядывал конец белого шарфа.
      Он быстро сбежал вниз по косогору, рядом с телом под простыней он упал, запнувшись обо что-то, торчащее из земли, его лицо оказалось вблизи головы тела под простыней. Он вздрогнул от неожиданности и поднялся.
      Прямо на него смотрела Матрена в светлой куртке, но без белого шарфа.
      – Макар, откуда ты свалился? – спросила я.
      – Я шел своей дорогой, увидел шарф, который высунулся из-под простыни, ею кого-то накрыли, подумал, что под простыней ты лежишь, вот и прибежал, даже упал, – быстро проговорил Макар.
      – Это, не я, это моя соседка по подъезду.
      – А почему у нее твой белый шарф?
      – У нее свой белый шарф, вот и у тебя я вижу белый шарф, но это не значит, что у тебя, мой шарф.
      – Логично. А, что с соседкой произошло, почему она лежит на улице?
      – Мог бы сам догадаться: она выпала из окна.
      – Сама? Почему?
      – По кочану и по капусте! Я не знаю почему, я ее увидела, когда выходила провожать Аскольда.
      – Он сегодня раньше уехал?
      – Ненамного раньше обычного времени, минут на пять.
      – И не стал ждать, когда отвезут труп соседки?
      – У него работа, он не может опаздывать, ты ведь ходишь в одно время по этой дороге.
      – Твоя, правда. Милицию вызвали?
      – Мы вызвали скорую помощь, думали, она еще жива. Ты чего мне допрос учинил? Шел бы на работу, а я сама подожду. Ты, где живешь?
      – Меня сейчас зовут не Макар, а Эдик, я и, правда, сегодня могу опоздать на работу, до свидания! – крикнул Макар.
      Он взбежал по лестнице на свою дорожку и пошел быстрым шагом. Я проводила его глазами, потом перевела их, на подъезжающую к подъезду, скорую помощь. Врач вышла из машины и подошла трупу под простыней, подняла простынь над головой, лицо женщины было прикрыто шарфом, подержала в руке ее руку:
      – Пульса нет, – сказала врач, ни к кому не обращаясь, потом задумчиво посмотрела на труп женщины, и спросила у меня, – Вы что-нибудь видели? Милицию вызвали?
      – Я соседку увидела на земле, когда вышла на крыльцо, думала, она жива и ей плохо, вот и вызвала по сотовому телефону скорую помощь, потом посмотрела на нее ближе, поняла, что она умерла и сбегала домой за белой простыней. Утро. Дети в школу идут, чтобы не напугались.
      – Девушка, вы все правильно сделали, я, вызову специальные службы, и мы уедем, а вы уж их подождите, – сказала врач, вскочила в машину и уехала.
      Я тоской смотрела на белую простыню на снегу и кусок белого шарфа, который опять высовывался из-под простыни в области головы. Подъехала милицейская машина, из нее легко выскочил на морозный воздух мужчина. Он кивнул мне головой, резко откинул простыню и застыл на месте. Я посмотрела туда, куда смотрел мужчина: лицо женщины было в маске, или точнее на ней лежала лепешка из теста, раньше я этого не заметила, из-за того, что лицо прикрывал шарф, а врач только трогала пульс, а шарф с лица не снимала. Приехавший милиционер в штатском снял с трупа одним жестом простыню и шарф.
      – Она задохнулась под тестом, но почему она его с лица не сорвала? – спросил вслух мужчина, потом повернулся ко мне:
      – Вы кто этой женщине приходитесь?
      – Соседка по подъезду.
      – Что знаете по этому поводу?
      – Увидела ее на улице, лицо у нее было прикрыто шарфом, она не дышала. Я вызвала скорую помощь и накрыла простыней, больше ничего не делала и ничего не знаю.
      – Как вы определи, что она не дышит, если шарф с лица не снимали?
      – Пульс трогала, да и врач только пульс потрогала и уехала.
      – Значит, врач была?
      – Была.
      – Знаю, кто приезжала, она всегда так делает, не лезет в наши дела, если случай безнадежный. В бумагах у нее будет полный отчет, а на месте преступления эта врач не задерживается. Меня, кстати зовут детектив Ваня. Да, мы с вами хорошо знакомы.
      Только сейчас из машины вышли еще два человека, они сфотографировали труп на фотопленку и опять сели в машину. Подъехала еще одна машина и увезла труп. Я пошла к двери подъезда.
      – Матрена, остановитесь, вы единственная свидетельница.
      – Я не видела, как она умерла.
      – Оставьте свои координаты, и тогда домой пойдете, я с вами должен поговорить.
      Ваня, еще раз посмотрев на меня, уехал.
 

 
      Странно, но думать о трупе ему не хотелось, он думал о Матрене в светлой куртке.
      Подумав о ней, он решил, что с ней обязательно встретиться, после вскрытия трупа.
      Ему дадут выписку о том, почему женщина умерла, и умудренный этими данными он поговорит с женщиной, пусть она его ум почувствует.
      Я пришла домой, с ощущением, что мне плохо, я легла и уснула.
      Детектив Ваня получив данные вскрытия, приступил к делу с трупом под тестом.
      Вскрытие показало, что она не падала с девятого этажа, где живет, она умерла от удушья в тесте, это тесто на лице ей держали белым шарфом, одета она была так, словно выбежала из дома, чтобы открыть входную дверь в подъезд: в тапочках, брюках, вязаной кофте. Теперь он был готов встретиться с женщиной в светлой куртке. Я открыла дверь детективу Ване, он вел дело об убийстве соседки по подъезду.
      – Матрена, что вы можете сказать о своей убитой соседке? Какой у нее характер?
      Какой образ жизни она вела?
      – Ее звали Маня, соседей редко зовут по имени и отчеству, последнее время она жила в общей квартире, у нее была комната в трех комнатной квартире, до этого у нее была однокомнатная квартира. У каждого своя комната и свои финансовые интересы, мы с ней практически не разговаривали, и почти не здоровались.
      – А кто третий сосед или соседка?
      – Третью комнату сдают хозяева много лет разным людям, сами живут в другом городе.
      – С кем стоит из них поговорить?
      – С другом ее соседа, он живет этажом ниже, под моей квартирой.
      – У Мани были подруги?
      – Не видела.
      – А дети у нее были? В паспорте у нее сын Паша записан.
      – Я видела ее сына, но давно.
      – Крики или ругань в их квартире слышали?
      – Глухо, у них двойные двери, но соседка этажом ниже их квартиры на них жаловалась, у нее слышимость лучше, чем через двери. С ней поговорите.
      Детектив Ваня ушел делать опрос соседей. Я осталась одна. Семен Семенович только иногда живет у меня, гостит у меня неделю, потом исчезает, даже нового телефонного номера мне не оставляет.
      На Рождество я скучала, новогодние елки еще светились празднично, по телевизору показывали золото церковной утвари и богослужение среди дорогих икон, я решила поехать к церкви, где проходило богослужение. Внутрь церкви попасть было трудно, но народ стекался на свет свечей и чистые звуки церковного пения. Для народа организовали крестный ход вокруг квартала с иконами, так толпа приобщилась к святыням церкви, внутри все было забито людьми. Я совершила с толпой крестный ход.
      Аскольд подошел ко мне:
      – Матрена, скучаешь одна, вот и помолиться пришла, к чему бы это?
      – К Рождеству христову!
      – Не, я все понимаю, но моя машина стоит через два квартала от церкви, могу доставить тебя, куда прикажите! Так, Матрена, идем быстро!
      Аскольд взял меня под руку и быстро повел в сторону от церкви. За нами из толпы пошли два человека, но их я не видела, я почти бежала рядом с ним. Он быстро втолкнул меня в машину, она стояла с работающим мотором и завелась с пол оборота.
      Фиолетовая машина рванула с места, два человека коснулись ее руками и отстали.
      Один из них достал пистолет, но второй опустил его руку с пистолетом:
      – Аскольд от нас не уйдет.
      Я оглянулась на мужчин:
      – Это твоя команда?
      – Мои топики.
      – Поясни.
      – Хорошо, это часть моей команды.
      – А почему от них уезжаешь?
      – У нас мелкие счеты, они стрелять не стали, но пугнули, я испугался, и мы едем к тебе.
      – Ко мне? А я не одна живу!
      – Матрена, я психолог, раз ты в церкви, значит у тебя проблемы на личном фронте.
      – Да, я одна живу последнее время, сын живет у бабушки, Анны Александровны, и так получается, что ты редко приезжаешь…
      – Я знаю, где твой дом.
      Мужчина прошел по квартире:
      – Что, неплохо живешь, я останусь на неделю, потом появлюсь, неизвестно когда.
      – Аскольд ты можешь занять вторую комнату, благо у меня теперь двухкомнатная квартира.
      – Не откажусь, на тебя, моя родная, я не претендую.
      Двое преследователей в это время говорили между собой.
      Первый: Ловкий Аскольд, сразу девушку подцепил.
      Второй: Она нас видела, на неделю его приголубит.
      Первый: У нас машина сразу не заведется, пока мотор еще прогреется!
      Второй: А мы свое дело выполнили, можно не торопиться.
      Я так и не поняла Аскольда, он прожил у меня неделю, ко мне не приставал, не выходил из дома, только дал деньги на продукты. Через неделю он уехал, но вскоре он позвонил в дверь. Я открыла дверь, пропустила мужчину в квартиру, он прошел, как хозяин. Без поцелуев и объятий прошел по квартире, дал деньги на продукты и лег на свое место. Я ушла в магазин.
      Аскольд быстро вскочил, достал коробку с обувью, поднял каблук на сапоге, вставил в него пластину с платой на микросхемах, каблук приклеил клеем.
      Я вернулась с продуктами, Аскольд поцеловал меня в щечку:
      – Матрена, тебе подарок: сапоги. Размер твой.
      – Спасибо, Аскольд, но сапоги трудно без примерки покупать.
      – Ты примерь!
      Одела я сапог, а он точно по ноге оказался, второй сидел на ноге тоже хорошо.
      – Здорово! Так трудно сапоги выбрать, а эти сами на ноги оделись!
      – На том стоим, скромно ответил он, в ожидании ужина.
      После ужина Аскольд подарил мне белый шарф, и попросил неделю в этом шарфе провожать его до крыльца, иногда его сопровождать, а через неделю он уедет.
      Неделя прошла тихо, только я не поняла, зачем Аскольд привлекал к себе внимание Макара, который каждое утро шел по дороге наверху. Я заметила, что он тоже купил себе белый шарф. Аскольд вел себя пристойно всю неделю. Труп соседки Мани у подъезда, я с Аскольдом не связывала, он такой тихий, даже с любовью не приставал!
      Детектив Ваня поговорил с другом убитой женщины под тестом. Его квартира находилась под квартирой Матрены. Друг Мани, пил бутылочное пиво, батареи бутылок стояли по квартире, но больше всего Митю удивило то, что к потолку был прикреплен черный конус, о его назначении, хозяин квартиры говорить не хотел.
      Под напором вопросов детектива мужчина сказал, что это звукоуловитель, его попросил поставить знакомый убитой Мани.
      У него было устройство для прослушивания звуков, в квартире выше этажом.
      Поставили его почти год назад. За это ему привезли пиво в ящиках, вот он его и пьет! Ваня посетил соседку Мани. Соседка пожаловалась хорошо отрепетированными словами, о том, что над ней в квартире происходит постоянный садом. Ночью у них музыка и пьяные голоса, иногда танцы по ее люстре. О Мане соседка сказала, что она была тихой женщиной, но иногда громко ругалась с друзьями. Пьяной ее она не видела. Ваня спросил у соседки, был ли у Мани белый шарф.
      – Товарищ капитан, у Мани я белого шарфика не видела. Она всегда ходила в черных одеждах, или в темных.
      – У нее в подъезде враги среди женщин были? Кто мог ей тестом лицо залепить?
      – Знакомый. Под пьяную лавочку, так он тесто бы не смог сделать.
      Ваня вернулся в квартиру Матрены.
      – Матрена, вы не могли бы сказать, почему знакомый Мани мог бы прослушивать вашу квартиру, из квартиры своего друга, в течение последнего года? Что было у вас в квартире столь интересное? Комнату никому не сдавали? Кто к вам приезжал в течение этого года?
      – Я одна живу, ко мне никто не приходит, – сказала и задумалась, стоит ли говорить Ване о Григории Сергеевиче.
      – Матрена, вы что-то хотите скрыть, может, Макар объявился? – спросил он наугад.
      – Ваня, у меня два раза по недели жил тихий человек, Аскольд, у него есть фиолетовая машина, мы с ним на Рождество у церкви встретились.
      – Интересно! Кто он, что он, не знаете?
      – Аскольд последнее время к обуви не равнодушен. У него в машине всегда лежат коробки с обувью.
      – У него есть белый шарф?
      – У него нет, но мне он подарил белый шарф, а вот после смерти Мани я его не могу найти.
      – Еще интересней. Как найти Аскольд?
      – Я не знаю, он ко мне приезжал, жил неделю, еще он травил одного прохожего молодого человека.
      – Это еще кто?
      – Идемте к окну. Вон видите под окном дорожку пешеходную? По ней один молодой мужчина каждое утро в одно время ходит, а Семен Семенович его все зацепить хотел.
      – Тот парень Аскольда видел?
      – Да.
      – Как с этим парнем встретиться?
      – В будни, утром, в одно и то же время.
      – И в это время была убита Маня?
      – Вы, знаете, почти в это время. Он подошел к трупу до приезда скорой помощи и опять пошел своей дорогой.
      – Заметано, завтра утром буду у ваших ног.
      Я посмотрела на него и ничего не ответила.
 

 
      Макар шел по темному асфальту, посыпанному новой солью, для съедания обуви. Из темноты на него вырулила фиолетовая, грязная машина.
      – Макар, садись в машину, быстро! – сказал ему Аскольд, – подвезу даром.
      Молодой человек сел в машину, она резко набрала скорость.
      Макар не видел, как от дома отделился детектив Ваня и побежал вверх по ступенькам, но он опоздал на наблюдательный пункт.
      Детектив вернулся к Матрене:
      – Матрена, что вы видели в окно сквозь шторы?
      – Аскольд подъехал на фиолетовой машине, постоял немного, потом поехал навстречу молодому человеку, посадил его в машину, и в это время вы поднялись на дорожку по лестнице.
      – Опоздал я, но другие были на месте, портреты парня и шофера я вам покажу для опознания.
      Аскольд заметил, что их сфотографировали сквозь стекло автомобиля на выезде с пешеходной дороги на магистраль. Скорость в этом месте маленькая. Снимок мог и получиться.
      Он обратился к Макару:
      – Макар, не вздрагивай, я знаю о тебе больше, чем ты обо мне. Нас засекли, твое дело сменить маршрут и не ходить по этой дороге. И еще, вот ботинки твоего размера, надень. И в них выйдешь на остановке, чтобы собаки след не взяли.
      Объяснение было вполне логичным, Макар снял свои башмаки и надел новые, из обувной картонной коробки. На остановке автобуса он вышел из машины и быстро прошел сквозь остановку с людьми. Прогремел взрыв. Остановка подпрыгнула и развалилась. Люди взревели от ран. Макар (Эдик) взорвался в своих новых башмаках.
      Аскольд, увидев, что Макар взлетел в воздух, проговорил:
      – Все, Макар – Эдик, твой конец пришел, отомстил я тебе!
      В десяти метрах от остановки Паша остановился и ждал, когда к остановке подойдет его сводная сестра Нина, ее он заметил на противоположной стороне дороги. Потом он отметил про себя, что фиолетовая машина, за которой он невольно смотрел, проехала по той стороне дороги. Почти мгновенно на остановке прогремел взрыв. От взрывной волны Паша покачнулся и прикрыл запоздало уши, рядом с ним остановилась машина, из нее вышел детектив Ваня:
      – Молодой человек, вы случайно не видели, что произошло на остановке до взрыва?
      – Видел фиолетовую машину, из нее вышел красивый мужчина в новых башмаках, и все ворвались. Машина уехала очень быстро.
      – А я тут за этой фиолетовой машиной еду по следу и опоздал! Почему ты решил, что у мужчины были новые ботинки?
      – Мне так показалось, они блеснули в воздухе, мужчина сделал пять шагов, и все взорвалось, от его ботинок, мне так показалось.
      – А еще что-нибудь заметил?
      – Я видел шофера этой машины у одного подъезда, когда шел в школу в тот день, когда у подъезда убили женщину. Вначале я заметил шофера машины, и стал следить за ним глазами на остановке, из нее вышел мужчина и прогремел взрыв.
      – Молодец, спасибо! Номер фиолетовой машины не заметил?
      – Номер машины я запомнил…
      – Как тебя зовут?
      – Паша.
      – Спасибо, Паша, где тебя можно найти?
      – Вот моя визитка. Я ее сам придумал, – добавил Паша и подумал, что интересно говорить о себе в третьем лице.
      Детектив Ваня взял визитку у Паши, посмотрел на оцепление милиции рядом с остановкой, и поехал догонять фиолетовую машину. Паша, увидев Нину, махнул ей рукой, чтобы стояла на месте, и пошел к ней через переход. Горел зеленый свет для пешеходов, вдруг мимо Паши вновь пролетела фиолетовая машина. Он успел отскочить и машина его не задела. Он подошел к Нине, она стояла, широко открыв глаза от удивления и страха. За фиолетовой машиной гнались две милицейские машины.
      – Паша, тебя чуть машина не сшибла!
      – Нина, поездка отменяется, остановку взорвали, хорошо, что ты опоздала, а то бы взлетели мы в воздух.
      – Меня задержала у подъезда Матрена, она ведь соседка по подъезду убитой в тесте, женщины Мани.
      – Знаешь, у меня ощущение, что эти два преступления связаны между собой. Мать Маня у меня спрашивала о том, зачем в квартире отца стоит подслушивающее устройство квартиры Матрены. На потолке у него точно какая-то железка прикреплена, а отец все пиво пьет.
      – Здорово! Пойдем к отцу посмотрим на прослушивающее устройство времен динозавра, почему не жучок, а тарелка?
      – Это не мое дело.
      У подъезда стояла фиолетовая машина, с двух сторон она была зажата милицейскими машинами. Людей не было. Паша и Нина брат и сестра по отцу вошли в подъезд.
      Никого. Вызвали лифт доехали до нужного этажа, зашли в квартиру отца.
      Платон Иванович сидел с разбитой бутылкой пива, рядом валялась черная тарелка с потолка, в потолке видно было углубление и маленький металлический предмет.
      – Папа, ты здоров? – спросила Нина.
      – Дочь, бросаю пить, тут ко мне черти заходили.
      – Нина, здесь разлито пиво, а запах примитивной водки желтого цвета, это не пиво! – воскликнул Паша.
      – Папа, кто заходил к тебе? – спросила она у отца – Друг мой закадычный, знакомый Мани убиенной, а с ним черт приходил, тарелку с потолка грохнул из пистолета, и мне бутылку разбил, – вздохнул отец, и лег на полу.
      – Отца отравили этим пивом. Он давно его пьет? – спросил Паша.
      – Ой, Паша, он почти год пьет, оторвать его от этого пива не можем. Мама уже ревет от него.
      – Дети, тсс! Аскольд Маню обляпал тестом, она проклятущая баба принесла мне это пиво со своим дружком, им надо было Матрену прослушивать. Матрена хорошая баба, – сказал отец детей и захрапел.
      Я задумалась над жизнью, узнав, что на остановке погиб мужчина, вышедший из фиолетовой машины, я сразу подумала, что это был Макар. Я забросила антикварные дела, а тут совсем села дома и смотрела пустыми глазами в окно… Женьку у Анны Александровны я забрала, сын снова жил со мной, а я думала, как бы свекровь вернуть к жизни, ведь она хороший специалист по мебельному антикварному профилю!
      Сын подошел и сказал:
      – Ам! Ам!
      – Ам – пир! Ампир! – воскликнула я, – Женька, спасибо тебе, мы выручим твою бабушку, она еще поработает.
      Ампир, так ампир, что для него надо? Качественное дерево, великолепная обработка внешних поверхностей, вычурные головы птиц! Но, где все это великолепие взять?
      Семен Семенович после убийства Макара, куда-то исчез.
      Платона Ивановича кто-то сглазил, он уже год, как почти все время пьяный.
      У Родьки подросли детишки.
      Анна Александровна проплакала все свои глаза.
      На кого опереться? Селедкин занимался извозом на своей машине. Где былые кадры?
      Антикварный магазин был закрыт на учет длительный период.
      Я взяла ключ от магазина и вместе с Женькой стала обходить все помещения, в одной кладовке мы натолкнулись на ящик, в нем лежали деревянные головы птиц! Это то, что надо! И прикинула столовый гарнитур, кресла, все отлично получалось.
      Нужна была карельская береза! Я вызвала Родьку, он согласился привести эту самую карельскую березу. Платона Ивановича я отвезла в наркологический центр, через полтора месяца он стал не совсем прежним, но полностью трезвым. А Родька привез эту редкую березу. Я проработала внешний вид гарнитура, и сказала, что он принадлежал потомкам боярыни Морозовой. Мне поверили.
      Я, посмотрев на полуфабрикаты, вызвала Платона Ивановича, тот похудевший, но счастливый явился перед моими глазами. Он запустил комплект мебели на бывшей своей фирме, в результате каких-то махинаций, в которых сквозило имя Семена Семеновича, фирма стала принадлежать ему, но суд вернул ее Платону Ивановичу, когда я приложила к этому руку. Селедкин все довел до изумительного совершенства.
      Мебель сияла красивой поверхностью, сияли и головы птиц на подлокотниках кресел.
      Мы все вздохнули, словно какое-то время мы и не жили-то на этой земле, а просто существовали без любимого дела.
      И еще я поняла, почему Аскольд тоже преследовал Маню, ведь именно она обнаружила мертвым Егора Сергеевича! И ему все казалось, что в тот момент Егор Сергеевич был еще жив, а ее промедление вызвало его смерть. И у меня появилось странное чувство, что Платон Иванович сбросил с крыши еще живого Егора Сергеевича! Ведь два милиционера от ударов Макара ножами в спину не умерли, а остались жить!
      Платон Иванович тогда очень быстро подошел и утащил Егора Сергеевича на крышу, а я трусиха и на крышу не лазила, так потопталась у люка на крышу, да домой пошла.
      А, что если из-за этого Платон Иванович впал в затяжную выпивку, это ведь он свою совесть алкоголем глушил! Так кто в этой истории виновен?
      В дверь позвонил детектив Ваня, давно его не было.
      – Матрена, ты не знаешь, где твой знакомый Аскольд? Получается, что это он на остановке твоего Макара убил, пользуясь современным пультом управления, а на него надел обувь с взрывчаткой.
      – Я это уже поняла.
      – Умная, однако, я тут додумался, что Платон Иванович еще живого Егора Сергеевича сбросил с крыши.
      – И я об этом сегодня подумала.
      – Мы, что с тобой вместе думаем?
      – А эта Маня, всем Маня – Маня, могла видеть Егора Сергеевича еще живым, за это Аскольд ее до смерти довел.
      – И об этом я уже думала.
      – Матрена, ты мне нравишься! Посмотри, мы с тобой думаем одинаково, мужчин у тебя нет, предлагаю себя в роли твоего мужчины.
      – Об этом я не думала, я придумала новый комплект мебели в стиле ампир.
      – Хочешь сказать, что я тебя не устраиваю?
      – Не знаю. Мне все кажется, что откроется дверь и войдет Макар!
      В дверь позвонили, я вздрогнула, Ваня открыл дверь, на пороге стоял Аскольд.
      – Заходи, – сказал ему детектив Ваня Сидоров, – заходи Аскольд, чай пить будем, – а сам наручники ему на руках быстро защелкнул, и ввел его в квартиру Матрены.
      – Ваня, что за шутки! – возмутился Аскольд.
      – Без шуток, ты арестован за убийство Макара, мужа вот этой Матрены.
      – Ты, чего, Ваня, я Макара уже давно не видел и уж тем более не убивал!
      – Ты его взорвал на остановке!
      – Ты чего, разве это был Макар? Это был Эдик, из ночного клуба, он у Эльвиры работал! Да он близко на Макара не похожий, что я его не видел! Эдик у Эльвиры охранника убил и сбежал.
      – Значит, ты взорвал Эдика, это тоже убийство! Эдик тоже человек.
      – Эдик не человек, а убийца, я его выслеживал долго.
      – Ваня, а, что если это был не Макар, и он жив? – спросила я.
      – Матрена, ты чего? Анна Александровна его опознала!
      – Еще скажите, что Егор Сергеевич жив, – сурово заметил Аскольд.
      Ваня смотрел на Аскольда, смотрел, и вдруг снял с него наручники.
      – Я запутался, я не знаю, кто взорвался на остановке! Лица не было, был кровавый ужас. Матрена, подскажи, я устал решать такие проблемы.
      Я с удивлением смотрела на кающегося детектива, на моих глазах он сник, словно его подменили. Я посмотрела на кресло, в котором он сидел, это было кресло из последней разработки, одно кресло я взяла к себе в дом, на нем и сидел детектив Ваня.
      – Ваня, быстро сядь на табурет, а ты Аскольд садись в кресло, стиля ампир!
      Аскольд сел в кресло, и вскоре заныл, что он плохой, что он преступник. Теперь Ваня с удивлением смотрел на кающегося грешника.
      – Матрена, объясни, – не выдержал Ваня.
      – Эх, Ваня, а это моя работа, мистика в действии! – сказала я и посмотрела в окно. На темном небе ясно виднелась странная звезда в виде фургона.
 

 
      Платон Иванович устал от работы на производстве, ему захотелось улететь в свободный полет. Он вспомнил, что у него есть двоюродный брат, живущий на золотом прииске. Нашел его адрес. Племянник Платона Ивановича окончил горный институт, и стал геологом, все его пути были направлены на поиск и добычу золота.
      Золото в удобных и теплых местах не очень показывается людям на глаза. Добыча золота явление кропотливое и тяжелое.
      Ирина давно знает, что Платон Иванович, не может быть богатым человеком, но может участвовать в поисках эфемерного счастья. Он все же полетел к брату.
      Дорога на самолете, потом на машине привела его на золотые прииски. Золото проходит пять этапов: геологи находят месторождение золота, руду с золотой крупой добывают, перерабатывают, получают золотые слитки и отправляют в банки или ювелирам.
      Спрашивается, что здесь забыл Платон Иванович? Золото обитает на востоке и севере страны, добывают его килограммами и тоннами, но отдельному человеку это ничего не говорит. Тонны золота человеку не нужны, человеку нужно тепло и уют, а он, Платон Иванович, нашел себе место на холодном севере. Он бросился изо всех сил в новую область, иногда, работая механиком, и ремонтируя оборудование, используемое при добыче и переработке золота. Лето в этих местах короткое, короткое. Зима – длинная, длинная. И золота не захочешь, но Платон Иванович нашел здесь счастье в жизни! Он был непьющий человек по этим местам, то есть, употребляет вино – водочные изделия не в рабочее время, а поэтому был ценный мужской кадр.
      На Платона Ивановича положила глаз местная Нина. Она, красивая женщина, смесь ненца и русской женщины. Коренная жительница холодного севера. Он выходец из средней полосы страны, стройный, высокий, крупный мужчина с холодной кровью. А может, природа решила вывести новый тип людей?
      Дома на севере часто бывают одно или двух этажные, из больших бревен, либо из кирпича, все зависит, когда дом строили. Нина, лучшей доли, чем жизнь с Платоном Ивановичем, и не знала. Умела она и на оленях ездить, и на собаках. Машины в этой местности было на что купить, да негде на них ездить, вездеход – хорошо, а олени – лучше. Нина обогрела, обласкала, да и забрала мужика – Платона Ивановича.
      Он мужик умный, стал в местной школе преподавать, и влез во все дела золотого прииска. Стал нужным человеком. Ирина писем он не писал.
      Брат двоюродный руководил прииском, племянник был главным геологом, а Платон Иванович так и вообще стал директором школы. Все на местах. Нина в гражданском браке с Платоном Ивановичем жила, ребенка прижила с ним, а ему захотелось самому золото добывать. Попробовал, да уж очень дело холодное, да не выгодное. Научился на собаках ездить, сам стал собак держать. Северянином стал. На крупинки золота он насмотрелся, и никаких чувств они в нем не вызывали, до поры до времени, но вдруг захотелось ему накопить крупинки золота. Платон Иванович организовал тайник и по крупинке добавлял в него, или песок золотой засыпал. Уж что получиться.
      Захотел он на юг поехать, на солнце погреться, отдохнуть. Отпуска у рабочих на севере большие, все можно успеть. Знал он кому золото продать можно, старатели научили, все ему рассказали за длинную зиму. Чаще люди ездили к морю, и там сбрасывали накопленные сокровища, а Платон Иванович решил на Волгу поехать, дом там поставить. Устал он от морозов, и в то же время привык к ним, и к этой северной жизни, и к неплохим зарплатам, и к случайному золоту. Много не брал. В воровстве его не замечали. Пить пил мало. Повезло ему, сбыл без шума золото, отдыхал он в круизе на теплоходе, по Волге. И все бы хорошо, да крупинки золота в кармане оказались. Новая его знакомая по теплоходу, случайно обняла его, потом и сунула руки к нему в карманы, да и наткнулась на золотые остатки роскоши.
      Вытащила она крупинки из кармана, посмотрела, оценила да и спрашивает:
      – Платон Иванович, а это что за крупинки у тебя в кармане?
      – Золото…
      – Откуда?
      – Работа наша такая…
      – Ты, что с золотых приисков?
      – Точно.
      – А мы найдем общий язык?
      – Так мы оба на одном говорим.
      Так укрепилось случайное, палубное знакомство с Леной.
      Лена, молодая, маленькая, худенькая женщина, работала продавщицей в антикварном салоне. В круиз она поехала просто от скуки и подальше от родителей, с которыми жила в маленькой квартире, в его родном городе. Ела Лена мало, потребности в жизни были небольшие, так и скопила на круиз без северных зарплат. Платон Иванович ей понравился своей противоположностью. Ел много и за столом съедал свою порцию, и Лене помогал справиться с едой. Одно к одному и до постели общей добрались, тут их совсем стало не разнять. Любовью оба были не избалованы.
      Расставаться им не хотелось.
      А куда ехать? В малогабаритную квартиру к Лене, или в деревянный домик на Севере к Платону Ивановичу? В его городской квартире жил сын Паша от Мани. Платон Иванович сказал, что мечтает о своем доме, на этой большой реке. Было бы желание.
      Сама Лена была кареглазая, с каштановыми волосами, которые рассыпались по плечам, или послушно завязывались в хвостик. Мечта Платона Ивановича остаться на большой земле была несбыточной, Лена это сразу поняла. Его уже тянул привычный север.
      Ему было жарко на теплоходе, он уже устал от радости отдыха на большой реке.
      Лену манило золото. Несколько крупинок золота изменили ее жизнь. Быть одинокой продавщицей очень не хотелось. Она позвонила маме, и сказала, что выходит замуж.
      Мать не поняла радоваться или огорчаться…
      Лена с Платоном Ивановичем приехали к ее родителям, ввергли всех родственников и знакомых в легкий шок, и уехали на север, там они и поженились, гражданским браком. Лена по привычке стала работать в магазине. Платон Иванович с удовольствием с Леной разговаривал, и о неожиданность! Они на одну Анну Александровну в прошлом работали, просто Платон Иванович не замечал маленькой продавщицы. Лена рассказала Платону Ивановичу и об Ирине. Новости о его законной жене, она знала от своей матери, которая была не пенсии и знала все новости в своем районе. Лена не Платон Иванович, все матери написала, так и Ирина узнала о судьбе собственного бывшего мужа, который уже был гражданским мужем очередной женщины.
      Бабули высыпали на улицу, и гуляли под февральским солнцем, не отходя от подъезда. Звонок. О, это сам Платон Иванович позвонил Ирина, в кои – то веки!
      – Платон Иванович, ты откуда звонишь?
      – Со столичного вокзала.
      – Куда путь держишь?
      – К брату хочу съездить.
      – Золота много добыл?
      – Я золото не добываю.
      – А что на приисках делаешь?
      – Ирина, а ты откуда знаешь?
      – Лена сказала, где ты, ты ведь и соседей собственных не знаешь.
      – Это Ленка что ли сказала?
      – Она под нами жила раньше.
      – Ирина, ну я не знал, а ты замуж не собираешься?
      – Нет!
      – Ирина, я с тобой не разводился, как ты смогла замуж выйти?
      – А я нашла свидетелей, что тебя дома год не было, и меня с тобой развели, а о том, что ты жив – здоров, я знала от соседки, матери Лены, она и свидетельницей была.
      – Ну, ты, Ирина, даешь! А я – то тебе хотел золото передать…
      – Ты сказал, что у тебя нет золота.
      – Так я тебе всю правду и выложу по телефону! Как там Нина?
      – Нормально.
      – Да? А у меня на севере сын маленький есть, на чукчу смахивает.
      Только положила она трубку, вновь звонит Платон Иванович.
      – Ирина, я хочу вам кое-что завести. До вас два часа пути, у вас час, и назад поеду, ты Паше позвони, что я приеду.
      Положила Ирина трубку и тут же позвонила Паше, старшему сыну Платона от Мани.
      – Паша, отец звонил по телефону.
      – Ирина, ты что шутишь? Столько молчал!
      – Паша зайди к нам домой через пару часов.
      – Ладно, сегодня выходной день, зайду.
      Через два часа звонок в дверь. Пришел Платон Иванович.
      – Ирина, я еле в подъезд попал, ты мне код не назвала.
      – Забыла про код.
      – А мне Паша дверь открыл, домой шел, изменился так, бороду носит, как у меня.
      Через пять минут звонок в дверь.
      Немая сцена встречи.
      Платон Иванович посмотрел на Ирину, Нину и на Пашу и сказал:
      – Паша, у меня есть золото в виде песка, в подошве сапог лежит, я бы хотел тебе отдать.
      – Отец, зачем мне золото, это же мертвые деньги, какая мне от них польза?
      – Паша, разберешься, а то совесть меня гложет, за то, что я вас бросил.
      – Отец, раньше золото на зубы брали, а теперь у всех зубы белые.
      – Паша, я тебе отсыплю, а ты сам подумаешь, что с ним делать, есть ведь в городе золотые мастерские.
      Платон Иванович снял огромные сапоги, вынул стельки, вынул жесткую прокладку, и высыпал золотой песок на тарелку. Потом вставил прокладки, стельки и надел сапоги.
      – Ну, ты отец молодец! – сказал Паша, рассматривая золотой песок -Все, бываете, а то я заплачу и не смогу уехать! – сказал Платон Иванович, и исчез в проеме двери.
      – Ирина, я возьму золото, я знаю, кому его отдать, – сказал Паша и ушел.
      Все стихло. Золото Ирина улыбнулось и исчезло, так же быстро и жизнь проходит.
      Золотая пора молодости осталась далеко за горизонтом. Маячил юбилей, не чужой, а ее собственный. Определитель вещает на всю квартиру, кто звонит, а звонят от Паши.
      – Ирина, я к вам зайду днем, вечером не могу, – проговорил в телефонную трубку Паша.
      – Хорошо, заходи, буду ждать.
      К Нинели пришел Паша, подал ей красную коробочку. В коробочке полный золотой набор: Валерки, цепочка, кулон, кольцо.
      – Ирина Андреевна, мы сделали из золота отца три набора: тебе, моей маме и Нине.
      – Спасибо! Красиво – то как!
      – С юбилеем, вас, Ирина! – проговорил Паша.
      – Спасибо, спасибо!
      Ирина позвонила мне и сказала, что Платон Иванович ей и Нине подарил золотые комплекты. Ну и ладно.
 

 
      На Малахите царила осень своими золотыми красками, это золото листвы невольно влияло на все происходящие процессы. Спектральный анализ был моим любимым делом со времен института. Да, я очень любила этот частокол полос различной величины.
      В кои-то веки, мне, человеку, окончившему университет, дали возможность работать по любимой специальности, и это все благодаря Григорию Сергеевичу. Он дал мне химическую лабораторию вместо мебельной фабрики или прилавка антикварного магазина, когда узнал, что я окончила университет. Мои пальцы, как всегда были защищены резиновыми одежками. Перчатки я не любила. Кожа моих пальцев успела устать от химикатов, пробирок, и резиновых перчаток, и только мозг волей или неволей жил процессами, происходящими в химии. И химия отвечала мне любовью, например, вчера…
      А что было вчера? При соединении некоторых веществ получился какой-то странный цвет необыкновенно красивый. Работа была обычная и вдруг: блеск, треск, свечение и цвет, который появился и исчез. Я готова была повторить этот химический процесс, но поняла: не получится.
      О, этот цвет! Я переоделась, сняла с пальцев резину, халат, шапочку, тряхнула волосами… и так захотелось заколку в волосы того необыкновенного цвета! А что за цвет, я не готова была сказать, но я его видела! Григорий Сергеевич ждал Матрену. Как он любил эти роскошные волосы и всю ее фигуру, он звал ее: Джинна, от слова Джинн. Она выныривала из химической лаборатории, как Джинн из бутылки и творила чудеса. Для него все было чудом, до чего дотрагивались ее маленькие натруженные ручки.
      Мы пошли тихим шагом до своих домов. Я и Григорий Сергеевич жили в разных витых домах, стоящих рядом на малахите. Витой дом был многоэтажным домом, с винтовой лестницей, внутри которой ходил бесшумный лифт. В доме было все удобно, и по большей части жизнь была автоматизирована. Окна появлялись и исчезали по желанию хозяина дома. Так и я с Григорием Сергеевичем. Мы – то появлялись, то исчезали из жизни друг друга.
      Как в древней Руси, у нас была мужская и женская половина, но не одного дома, а мы жили сразу в двух домах. Один дом светился темно-синим цветом, а второй – вишневым. Не было отдельных ламп, казалось, светилась сама поверхность витого дома, и поэтому глаза от свечения не уставали. Сегодня нам хотелось быть вместе, для этой цели была предназначена комната на последнем этаже витого дома: спальня, столовая, кинозал. Потолок комнаты был обвит лианами. Поющие крошечные птицы летали под потолком. Между комнатой и этим живым уголком была натянута прозрачная пленка, и от нее шли лучи в сторону птиц: не подлетать! И птицы послушно наслаждались зеленью лиан.
      В этом райском уголке мы проводили свои совместные часы. Наши тела были покрыты нежной тканью: ласковой и полупрозрачной. Телесное соприкосновение быстро находило свое пресыщение, поэтому легкая одежда растягивала удовольствие на более длительный срок. Нам просто было хорошо вдвоем, постель меняла свою конфигурацию по нашему желанию, экран возникал в любой стороне стены.
      Сенсорное управление не утруждало и любви не мешало. Я с легкостью вызвала стол с нужным набором еды и питья. Чудо имело свое объяснение: повара обслуживали несколько домиков и знали пристрастия своих клиентов. Повара, как и врачи, были признаны необходимыми для здоровья жителей города на Малахите, только правильное питание увеличивало срок жизни внутренних органов человека. Так же важно было беречь мозговые клетки человека для его профессии, и не утруждать их знаниями медицины и правильного питания. Мозговая ткань конечна, перегрузки вредны. Жизнь людей нужно было беречь всеми способами.
      Так вот чем поразил меня, возникший цвет при химическом опыте! Он вызывал прилив жизненных сил, он вызвал во мне импульсы сексуальных желаний!!! Это могло бы понравиться власти города в лице Григория Сергеевича! Как все просто: смотришь на цвет, и твой организм переживает чувство любви, в этом состояние наиболее легко обновляются клетки организма, словно ты загораешь под солнцем, и клетки приобретают более темный вид, а здесь они остаются того же цвета, но становятся моложе.
      Организм обновлялся и восстанавливался! Что-то было в этой химической реакции от ядерного распада, или… Что или? Есть такие вещества, которые существуют доли секунды, но и это было бы хорошо для химического центра. Пусть этот цвет будет виден доли минуты, но как он положительно влияет на омоложение организма! Если бы не этот случай, который был сегодня, а не вчера, мы бы не пришли в комнату птиц и любви. Это во мне возникла энергия, это я мысленно вызвала Григория Сергеевича к себе!
      Вот она, правда, нашей сегодняшней любви!! Сколько лет мне и Григорию Сергеевичу?
      Очень трудно определить возраст, в городе на Малахите, только Власть города знает возраст своих жителей. А я была прославленным химиком местного значения, мои мозги прибывали в работоспособном состоянии, и пока я выдавала своему городу необычные открытия, мой возраст не мешал оставаться специалистом. Поэтому я оставалось молодой, особенно если мне повезет открыть способ получения цвета молодости, этот цветовой эликсир.
      Власть города на Малахите, всегда была благосклонна к новым открытиям в области проблем молодости. Несколько опытов прошли неудачно. Я сама подбирала химические вещества, я всегда все записывала: состав, количество, время реакции. Результат был плачевный. Цвет – не появлялся. На улице кружились снежинки. Пришлось опыты с цветом оставить. Надо было выполнять заказ верховной власти.
      Работа шла прозаическая. Григория Сергеевича я почти не видела. Он пересел на спортивную машину и редко бывал в темно-синем витом доме. Ко мне в вишневый дом он не заходил. Лаборантки говорили, что он нашел студентку и с ней уезжал после рабочего дня. Жизнь стала скучной. Плановые работы и сохранение себя в надлежащей форме, вот и все чем я была занята. Прошел год практического одиночества. Вяз покрылся желтыми листьями. И… произошло чудо! О, силы Малахита! Оказывается в момент появления желтых листьев на вязе, соединения определенных веществ, дает выход омолаживающей энергии, в виде сиятельного цвета листвы вяза! Немедленно Григорий Сергеевич бросил свою очередную подружку и оказался у ног и рук моих!
      Все повернули головы ко мне! От меня шло золотистое сияние, как от листвы вяза.
      Вяз – завязь, дающая жизнь. Как все просто! Энергия молодости могла появляться один раз в год! Как этого было мало! И все же это лучше, чем угасать без новой энергии. Как поймать эту силу? Я получила все удовольствия мира, но они быстро проходят.
      Вернуть их через год? В памяти всплыло первое желание после получения золотисто-медного цвета – заколка! Желание должно привести меня к решению задачи: как удержать таинственную силу цвета, дающую энергию организму? Если все связано еще и с вязом, решение напрашивалось простое, надо сделать заколку по форме и цвету листа, но вот какой материал использовать, чтобы он заменил желтые листья вяза?
      Если цвет медно-золотой, то и надо использовать эти материалы.
      Жизнь моя наполнилась новыми экспериментами. К Григорию Сергеевичу я остыла. Я теперь знала, на каком поводке он ходит: на этой необычной энергии, без нее общение с ним смысла не имело. Чем заняться кроме опытов и работы, чтобы не было мучительно скучно в моем совершенном по форме и содержанию доме? Скуку прогоняла только работа мозга, значит, мне оставалось одно занятие: надо писать, писать о прожитых годах на Малахите, анализировать прожитые годы и делать выводы для нового поколения, но мне не давала покоя новая случайная пока еще реакция получения молодого счастья организма.
      Я четко представляла решение задачи, получения медно-золотой энергии, так я ее назвала, надо было решить, как аккумулировать эту энергию и выдавать ее по мере необходимости. Знакомые не смели подтрунивать, они знали, если я, что-нибудь придумала, то я решу поставленную задачу, и только намекали мне, что и им бы новая энергия жизни не повредила. Юмор заключался в этой ситуации в том, что я почувствовала страшную апатию, после того, как прошел запас медно-золотой энергии.
      Мне все надоело. Мне ничего не хотелось. Мне никого не хотелось. Открытие зависло. Работа не привлекала. Собственная молодость не притягивала. Все виды скоростного и тихого транспорта просто надоели. Я стала высыхать, как листья вяза. На голове появились седые волосы. На листья вяза упал снег. Я впадала в зиму, и этот процесс трудно было остановить без посторонней помощи, которую я – отвергала. Я лежала в комнате с поющими птицами и таяла на глазах. Эта золотисто-медная энергия оказалась обычным бабьем летом. Какой упадок жизненных сил! Из последних сил, я, увядающая дама, великая химическая и мистическая принцесса Матрена, нажала на пульт управления экранами. Чудо! На экране рядом с золотым вязом стояла девушка с золотыми волосами! Во мне появился маленький, но прилив сил!
      Я нажала на пульт связи и попросила прислать мне золотистую краску для волос. И, между прочим, в голове всплыли знания древней истории, в древности в церквях и соборах всегда присутствовало золотое сияние на образах и на алтаре. Главное действие на прихожан в храмах, кроме ликов святых, оказывало, окружающее их золото! А вот именно золото сегодня на Малахите было не в почете, именно оно было убрано из повседневной жизни жителей города, чтобы не вносить распри между людьми! Я оживала!
      Я знала, как мне получить энергию молодости! Туман окутал город на Малахите!
      Настроение мое становилось стабильным, но навстречу к реактивам я не спешила.
      Душа требовала положительных эмоций. Я приступила к ремонту темно-вишневого витого дома. Я вызвала архитектора индивидуальных строений, попросила убрать вишневый цвет, сказала, чтобы дом был золотисто-белый. Внутреннее убранство разрешила выполнить в золотисто-белых тонах.
      На время ремонтных работ я уехала в санаторий, где решила получить молодость без золотисто-медной реакции. Мне необходимо было омолодить: мышцы, внутренние органы, внешний вид. Многие процедуры известны с древних времен, многие придуманы за последнее время. Жизнь закрутилась вокруг собственной персоны. Я тренировала мышцы на различных тренажерах, плавала, и приводила в порядок сосуды сменой температур.
      Внутренние органы проверялись и лечились врачами. Над внешним обликом трудились косметологи, которые использовали: кремы, грязи, водоросли. Жить моя была насыщенна до предела. Солярий изображал солнце и ветер. Без фантастики организм омолаживался. Проверить полученные чары я отправилась на остров, любимое место отдыха Григория Сергеевича, и где я так и не была.
 

 
      Стройная, загорелая, без морщин и седых волос я была определенно неопределенного возраста, в общем молодой девушкой, ею я и являлась. Золотистые волосы оттенялись прядями волос, окрашенными более светлой краской, что создавало эффект солнечных лучей на голове. Имидж я хорошо изменила и превратилась в блондинку с прямыми красивыми, переливчатыми волосами.
      На берегу океана стояла группа молодых студентов. Сверкая золотисто – белыми одеждами и золотисто- светлой прической, я приблизилась к группе. Меня узнавали и не узнавали. Приятен был взгляд Паши, а не Григория Сергеевича, стоявшего рядом с ним, у которого взгляд изображал все, кроме радости.
      Я решила провести время отдыха с Пашей и побыть с ним в нерабочей обстановке.
      Мне нужен был для работы ассистент. Паша почувствовал притяжение ко мне. Он знал кто я, я знала, кто он, и ему было приятно мое внимание. Любовь проснулась и без чуда. Мягкий климат подружил нас. Мы готовы были к новому витку сотрудничества.
      Я уловила в нем приятные черты лица и характера. Надо было переходить к основному опыту: созданию цвета молодости. Я заказала заколку из сплава золота и меди, по форме она напоминала лист вяза. Стены лаборатория были обклеены огромными изображениями вяза с осенней листвой. Герметичный стенд для проведения опытов был слегка позолочен; внутри него, за золотистым стеклом выстроились в золотистых колбах реактивы. Золотистые перчатки входили внутрь стенда. Все было готово.
      Все блестело золотом, найденным Матвеевичем и Тимофеевичем! И что-то в этом было от церковной утвари. К стенду подошел Паша, приятная улыбка светилась на его лице. Он понимал ответственность события, и хорошо изучил порядок проведения реакций. В золоте и на золоте, надо было получить золотисто-медную энергию, которая проявляла себя золотистым свечением. Дань вязу была отдана. Я стояла в отдалении в бело- золотистой униформе.
      Я махнула золотистой перчаткой: Паша приступил к таинству. Раз, два, три… семь!
      Все этапы были пройдены с легкостью. Вдруг появился долгожданный: треск, блеск, свет – свечение… Выходящая при реакции энергия, собиралась в золотой герметичный объем. Стенки сосуда были прочными. Все удалось!
      Энергия жизни была в золотой ловушке. Вот и оправдалось имя 'Джинна', как меня всегда называл Григорий Сергеевич. Оставалась выяснить меру потребления божественного эликсира на одного человека, время свечения золотисто-медного цвета. Открытие немедленно обошло все экраны города на Малахите. Герои дня я и Паша, были на всех экранах. Мы спокойно покинули золотистую лабораторию и отбыли в золотисто – белый витой дом на золотистом автомобиле. Мы были вместе! Я забыла возраст! Ко мне вернулась моя молодость.
      Не все просто было в городе на Малахите. Перешагнув порог моего дома, Паша зафиксировал свои данные в центральном компьютере, и ему необходимо было выслать подтверждение на запрос: Паша пара Матрены? Он ответил: Да. Власть города теперь знала, что мы официальная пара. Автоматически пара после регистрации в центральном компьютере, попадала под невидимую охрану города.
      Цивилизация в городе на Малахите была на высоте, но человечество оставалось человечеством, среди него нет – нет, да и появлялись люди с отрицательным характером. Наблюдение за населением города на Малахите было ненавязчивым, но постоянным.
      Дома людей не просматривались и не прослушивались, но пороги домов находились под качественным наблюдением. Все, что происходило на улицах города, было под неусыпным взором камер слежения. Население к вниманию камер привыкло с рождения, и объективы камер их не тревожили.
      Пары моего уровня находились под таким контролем, что в него лучше не вникать.
      Меня это не волновало, а Паша стал привыкать к жизни рядом с великой женщиной.
      Великолепный витой дом стал райским уголком для меня и Паши. Все мои любимые предметы отдыха находились в пределах моих владений, теперь не было у меня необходимости из-за тренажерного зала или бассейна ехать в клуб. У меня было – все. Рядом с Пашей мне было – хорошо. Но все проходит и особенно райская жизнь.
      Мы стали скучать. Ему захотелось уйти в общество молодых студенток, но, погуляв среди молодых девушек, благоразумный Паша вернулся ко мне. И вот, когда он ко мне вернулся, я поняла, почему я чувствовала себя старой! Да потому что я влезла в жизнь человека из другого поколения! Григорий Сергеевич был старше меня, и я вошла в его мир и стала такой, как он по возрасту и мироощущению, а потом я искала золотистое чудо, чтобы вернуться на круги своя.
      Я давно поняла, что в золоте, есть нечто от мистики, которая была в шкафу с янтарными часами. И тут меня осенило, а, что если тот шкаф принадлежал химику, который тоже изобретал золотистую или иную энергию? А, что если я сама правнучка того химика? Ведь я получила нечто похожее спустя века! А не этим ли занималась я, занимаясь поисками мистических предметов прошлого, а я это сделала в настоящем?
      Свои сомнения я выложила Григорию Сергеевичу, а он засмеялся:
      – Матрена, ты из меня уже делала правнука графа Орлова.
      – А, что если эту золотистую энергию запустить в новый шкаф?
      – Ты в своем амплуа.
      – Забыл сказать, Анна Александровна хотела от тебя получить пару цилиндров золотистой энергии, для повышения мистичности антикварной мебели.
      – Понятно. Это можно. Твое золото – моя золотистая энергия импульсов сексуальных желаний.
      – Понял, твоя ночь любви – мое золото.
      Я и Григорий Сергеевич, употребив для сексуальной силы по цилиндру золотистой энергии, уснули крепким сном, видимо произошла пере дозировка, а дозу еще никто и еще не выработал.
      Григорий Сергеевич проснулся от странных видений, и, не выдержав их наплыва в своем мозгу, разбудил меня:
      – Матрена, помнишь, ты говорила, что я правнук Григория Орлова? Ты ошиблась, моя дорогая! Я правнук Алексея Орлова!
      – Григорий Сергеевич, очнись, я это все придумала, глядя на медную бирку в янтарных часах!
      – Ты не выдумала, а у тебя было виденье! Но ты не знала, что у Григория был брат Алексей! Признайся, не знала?
      – Я и сейчас не знаю про Алексея Орлова.
      – Так вот, мне снился сон, что мой пращур родился в каземате от княжны Таракановой.
      – Ну, ты загнул!
      – Не перебивай меня, женщина, а то сон забуду! Значит, дело было так, настоящую царицу подсиживала княжна Тараканова, и царица предложила Алексею Орлову избавить ее от конкурентки! Алексей в то время плавал на корабле, я ясно помню мачты корабля, и для выполнения приказа царицы, предложил княжне Таракановой обвенчаться! Они обвенчались на корабле, венчание было ложным, но любовь между ними была настоящей! Граф Алексей Орлов покинул корабль, в это время на корабль ворвались люди царицы и арестовали ее, заточив в крепость.
      Княжна Тараканова до своей гибели успела родить сына от графа Алексея Орлова.
      Поняла?!
      – Круто, и ты знаешь вполне правдоподобно, но мне стало страшно.
      – Почему?
      – Мне сейчас снились рысаки, лошади, много лошадей…
      – И правильно, Матрена, видимо мы с тобой попали во сне в один период времени!
      Лошади! Ты знаешь, что именно Алексей Орлов является тем человеком, из-за которого были выведены орловские рысаки!
      – У меня слов нет! Я боюсь теперь употреблять эту золотистую энергию!
      – Ладно, об этом позже, а теперь вспомни, что нас было два брата: я и Егор Сергеевич! А меня опять тянет к тебе! Я не пойму, в чем твоя сила для братьев!
      – Я – человек обычный, простого происхождения.
      – А давай выпьем еще по цилиндру, и твоих предков увидим!
      – Я боюсь пить эту золотистую энергию! Но у меня есть идея, мы можем сделать в цилиндре маленькое отверстие и клапан, и помещать его в антикварную мебель, а те, кто купит ее мебель, будут видеть временные сны!
      – Деловая ты женщина, Матрена! А вот тебе и вторая разгадка! Знаешь, почему я занимался обустройством Малахита? Это у меня от второго брата, Григория Орлова!
      Он от царицы получил землю, на которой построил дворцы, разбил парк, построил уникальные сооружения, собрал коллекции картин и мебели! Вот и я построил город в забытых местах и сделал его цивилизованным!
      – Так, так, так! А как же золотая жила?
      – Ее нашел мой отец, ты же сама знаешь! Он эти Малахитовые горы до меня присмотрел, и все сам хотел, чтобы здесь был город заложен!
      – К Петру 1 не примазывайся!
      – Я и не собираюсь, но город есть – Малахит!
      Рядом со мной вновь был Григорий Сергеевич, а в руке он держал золотой цилиндр с непонятной энергией. Я поставила его и свой цилиндры на стол, они были открыты, а я открыла окна, чтобы вернуться полностью в свое время, и на свое место, с прямоугольными зданиями и мебелью…
 

 
      Я поняла главное, что золотистая энергия цилиндра дает возможность во сне прожить жизнь в прошлых временах, но все эти путешествия забирают психологическую энергию. После полета во времена братьев Орловых я ослабла психически. Я спокойно взяла успокаивающие таблетки и выпила двойную дозу, потом посмотрела на Григория Сергеевича, он опять спал. Я стала за него волноваться, его надо было вытаскивать из прошлого, но как? Этого я не знала. Знала бы я, что эта за энергия! Хорошо, что она мне больше не нужна. Я поняла, что, и химическая лаборатория у меня забирает какие-то энергетические силы, ведь не зря Ирина, имеющая химическое образование по специальности работала только первое время, потом кожа на пальцах у нее стала облазить от непонятной аллергии, и она стала работать менеджером, и кожа у нее восстановилась.
      Но как вернуть в настоящее время Григория Сергеевича? Я взяла свой сотовый телефон, поднесла его ко рту спящего мужчины и нажала на цифру 21. Через 21 минуту он стал оживать. Григорий Сергеевич очнулся, он опять летал во сне к княжне Таракановой, и это забрало у него кучу психологической энергии. Я дала ему три успокаивающих таблетки, он выпил их, не задавая вопросов. Я принесла из холодильника красную икру и стала делать бутерброды рядом с постелью, боясь оставить Григория Сергеевича одного.
      – Григорий Сергеевич, давай бросим эту золотистую энергию, и пустим твое золото на вензеля антиквариата!
      – Я понял, золото на напыление вензелей получишь в любом количестве.
      – А стульев?
      – Да, хоть славянских шкафов! – сказал Григорий Сергеевич и отправил красную икру со сливочным маслом на белом хлебе прямо в рот, и запил все чаем с лимоном и сахаром.
      – А может бросить золото и заняться янтарным гарнитуром? – спросила я, намазывая бутерброды красной икрой.
      – Мне все равно, хоть Янтарные часы выпускай под часы графа Орлова.
      Я поела и задремала, но только для того, чтобы вспомнить, как я дошла до полетов в мистическое прошлое. Я открыла ящик стола и обнаружила в нем золотой цилиндр, утерянный месяц назад. В ящике я нашла пудреницу, открыла эту черную коробочку, в ней лежала сим карта от сотового телефона, я вставила карту в сотовой телефон, нажала на цифру 19, выпила золотистой энергии и оказалась в первой половине19 века. Я захватила лоб одной ладонью, высота лба равнялась ширине ладони, потом посмотрела на небо, откуда меня принесли черти из исторического путешествия.
      Интересно, что все командировки в историческое прошлое начинались в юности и заканчивались не старше того возраста, в котором я находилась. Я почувствовала под ладонью боль, действительно путешествие было не из легких, выпила пару разных таблеток, под медленные глотки черного кофе, и подумала, что прошлое меня больше не тянет, ни в каком своем проявлении. Я посмотрела на старый сотовый телефон и решила больше никогда не касаться его кнопок.
      Ясное небо проглядывало сквозь темные, снеговые облака, так и я, словно приоткрыла кусочки истории, весьма популярные среди людей. А дальше, что? На работе никто не заметил мое исторического отсутствия, зато я заметила отсутствие одной пары, как мне сказали, они уехали в совместное путешествие на недельку.
      Нормально. А я была так далеко, и сказать об этом некому, не поймут, особенно подруги, это все уже пройдено. Я удивленно посмотрела на сотрудников, на себя в зеркало, и почувствовала, что я несколько моложе своего возраста, в котором с ними работала до путешествия.
      Жизнь продолжалась, не особенно бурно, зато естественно. Я еще раз посмотрела в зеркало и увидела, что еще помолодела на десять лет, непонятно, но факт. С меня слетали года, сказывалась какая-то остаточная деформация от полетов в историческое прошлое. Мои брюки вдруг стали свободные, свитер широкий, пиджак вообще казался с чужого плеча. Ноги в сапогах остались в естественных условиях.
      На меня никто не смотрел, все были заняты своими делами, а я сидела худая и молодая в широкой одежде и смотрела то в компьютер, то в зеркало. Неожиданно ко мне подошел голубоглазый блондин, ну очень молодой и так увлеченно со мной стал говорить по работе, что я несколько опешила. Он говорил со мной, как с ровесницей! Я поморгала ресницами, не зная, как поступить с его предложением встретится после работы.
      Я попросила тайм аут, мне надо было переодеться в нечто подобающее случаю. Его звали Макар. Непонятно, почему ему дали такое дивное имя при голубоглазой внешности? Дома меня встретила моложавая мать, еще вполне интересная женщина! Я была молодой девушкой, что отражалось во всех зеркалах квартиры. Я стала соображать какой это год моей жизни, чтобы не ошибиться в поступках и словах, обращенных к матери. Пройдя по квартире, я поняла, что живу в этой квартире с матерью вдвоем, судя по всему, институт я еще не окончила и недавно стала работать. Я пошла, принять ванну, в зеркале посмотрела на свое подтянутое, молодое тело, я вся была молодая! В ванне я полежала от души, потому что в далеком прошлом было трудно с горячей водой и моющими средствами, уж очень они были неудобные для употребления. Я отмокала в пене, налила шампунь на волосы, которые были достаточны длинные и даже не окрашенные, взяла мочалку из морских водорослей и смыла с себя историческую грязь. Я на самом деле вернулась в свое время с некоторой ошибкой во времени, я вернулась в то время, когда Самсон еще был жив. Я напрягла память, но память не пускала в мое родное, уже однажды прожитое будущее. Все, что она помнила и знала, соответствовало возрасту и не больше. Я подвела итог: мне лет двадцать, у меня есть мать и меня ждет голубоглазый Макар. Я укуталась в большое махровое полотенце с цветочками и вышла из ванны.
      – Матрена, когда ты научишься брать с собой халат? Неприлично так ходить по квартире!
      – Мама, а ты отвернись, мои вещи на месте?
      – А, где им еще быть? Тебя ждут.
      – Вещи ждут?
      – Нет, тебя ждет некий Макар.
      – Правда, что ли? Ой, – взвизгнула я, с удивлением обнаружив стоящего в дверях Макара…
      Я еще раз очнулась от своего крика, в руках у меня был пустой золотой цилиндр из-под золотистой энергии, в голове стоял дурман, захотелось выпить таблетки от головной боли.
      Вместо Макара в дверях стоял Григорий Сергеевич:
      – Матрена, я рад, что ты очнулась, очень долго ты спала, я рядом с тобой медсестру посадил.
      Я смотрела на Григория Сергеевича, с трудом понимая, кто он:
      – Ты Егор Сергеевич?
      – Нет, я его брат Григорий Сергеевич.
      – А почему у тебя в руках золотой слиток?
      – Я тебя хотел обрадовать, принес показать первый золотой слиток, из найденной тобой золотой жилы.
      – Но я видела такой слиток у Егора Сергеевича!
      – А ты кто?
      – Матрена, очнись!
      – Правда?
      – Тебе еще надо поспать, ты, похоже, рано проснулась.
      – А, я, что спала?
      – Нет, по траве бегала!
      – Зачем?
      – Что зачем?
      – Зачем я бегала по траве?
      – Искала золотой слиток.
      – Золотой слиток в полиэтиленовом пакете нес Егор Сергеевич.
      – Какой полиэтиленовый пакет выдержит вес золотого слитка!?
      – Пакет порвался, я дала ему сумку, и сумка порвалась. Он нес золотой слиток своего отца.
      – Почему я этого не знал?
      – Ты был на Малахите.
      – А мне нельзя было сообщить о слитке? Я тоже наследник отца! Так он жадный!
      В голове у меня стало плохо, и я потеряла сознание, мне снился Егор Сергеевич.
      Я проснулась и позвонила Ирина:
      – Ирина, как дела?
      – А, нормально, так это тебе Григорий Сергеевич купил магазин на тот золотой слиток, что нес Егор Сергеевич?
      – А ты не знала?!
      – Только, что узнала, как твои зубы?
      – Без проблем. Поговорили, – сказала я и положила трубку, потом словно, очнувшись, набрала ее номер:
      – Ирина, я тебе отдам золотистую энергию для импульсов сексуальных желаний, или просто мистическую энергию для антикварной мебели…
      Ирина, узнав о том, что я изобрела золотистую энергию импульсов сексуальных желаний, бросила свои дела и поехала на Малахит. Как изменился Григорий Сергеевич! Он хорошо выглядел за счет золотистой энергии, полученной в золотой химической лаборатории! А так все просто начиналось…
 

 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

24.10.2008