Интересный, моложавый мужчина смотрел на меня тяжелым, диким взглядом, не видя меня в упор, но он тут же перевел свой дерзкий взор на закрытую дверь подъезда, как только я к ней подошла. Я набирала код своего подъезда моей новой квартиры, мужчина не сводил глаз с моих рук, я почувствовала этот жуткий взгляд, ошиблась, сбросила код и вновь набрала, прикрывая собой номер кода замка подъезда.
      Мужчина ворвался следом за мной в подъезд, к лифту он не подошел, и, сильно хромая, но удивительно быстро, стал подниматься по лестнице. Я смотрела вслед хромому мужчины, с внутренним страхом. Мне показалось, что в его ноге, кроме самой ноги, что-то есть еще, но что?
      Лифт остановился передо мной, приветливо, открывая двери; до нужного этажа я доехала спокойно. Хромого мужчины на этаже не было, не мог он физически преодолеть столько этажей, раньше меня! Страх в моей душе появился от его страшного взгляда.
      Я закрыла свою входную дверь, торопливо, продвинула засов, и немного успокоилась.
      Вскоре позвонила в дверь Нинель, мы договорились встретиться, чтобы обсудить свои личные, женские проблемы, просто отвести душу в разговоре без глаз и ушей Киры Андреевны.
      Нинель влетела с круглыми глазами:
      – Мийлора, в вашем лифте света нет! В подъезде света нет!
      – Нинель, я недавно приехала домой, свет был везде.
      – А сейчас, представь себе, нет! Не люблю я эти ваши башни до чертиков. Страшно в башнях, десять этажей давит на психику, каждый этаж похож на западню!
      – Я живу, правда, недавно.
      – Мийлора, ты идешь с ключом от дверей между лифтом и площадкой у твоей квартиры, а я выхожу из лифта, вижу две, закрытые на замок двери, четыре двери лифта.
      Представь: свет выключен, это же ловушка! Уникальная ловушка.
      – Ты, права, лестница есть между первым и вторым этажом, выше она перекрыта на каждом этаже, сегодня видела хромого мужика, так он шел на второй этаж по лестнице, а выше ему не подняться, закрыты все выходы на площадки с квартирами.
      – Поэтому не люблю я эти башни.
      – Знаешь, у нас ремонт на площадке не делали много лет.
      – Мийлора, сама крась стены в подъезде на своем этаже.
      – Еще чего, лестничная площадка огромная, здесь четыре больших квартиры. В двух квартирах, никто не живет, в нашей квартире нас двое, да еще в одной, один человек живет.
      – А еще четырех – пяти этажные дома сносят, в них хоть требования пожарной безопасности сохраняли, лестница была, а у вас в башнях, свет отключи, и все застрянут в своих квартирах навечно, лестница общая – отсутствует.
      – Да, башня огромная, да полупустая, а в твоем доме, с общей лестницей во всех квартирах перенаселение, сама говорила.
      – Это точно, любят люди безопасность, а не огромные площади, в глупых башнях.
      – Не скажи, башни разные бывают.
      – Мы о твоей башне говорим, Мийлора.
      За дверью послышался странный звук. Они переглянулись. Свет потух в квартире.
      Дверь в квартиру открылась. Мы сжались в огромные кресла, в которых сидели.
      Послышался неравномерный скрип обуви.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Они замерли, свет вспыхнул, перед нами стоял моложавый мужчина с пронзительным взглядом черных глаз:
      – Девушки, у вас есть одно желание на двоих, у меня есть всего одно желание, у нас на троих есть одно желание, – ледяным голосом проговорил мужчина, словно он робот.
      – Что вы от нас хотите? – дрожащим голосом проговорила я.
      – Вас.
      – Вы, что людоед? – хриплым голосом спросила Нинель.
      – Не складывается такой пасьянс, я вас хочу вместе, на этом лежбище, – и он показал на диван, из одного комплекта мягкой мебели с гигантскими креслами, значит и диван, был огромен.
      – Без вина, на сухую? – переспросила я.
      – Можно с ликером.
      – У меня, его нет дома.
      – А чего спрашиваешь? Раздевайтесь! – неожиданно громко крикнул мужчина.
      – Мы не лесбиянки! – возразила я.
      – И я не янки, – проговорил мужчина с ее интонацией в голосе.
      – Был бы янки, не лез бы даром к женщинам, – ответила Нинель, нашел бы женщин по таксе от пятидесяти и выше.
      – А мне и надо, выше колен. Разговорчики в строю! – вспылил мужчина, глаза его зло вращались.
      Мы к стриптизу были не готовы, а что делать? Стали стаскивать с себя одежду.
      – Прекратить! – зарычал мужчина.
      – Что прекратить? – хором спросили мы.
      – Перестаньте снимать с себя одежду.
      – У меня рука сломана в запястье, – заныла я.
      – Отлично, ты мне и нужна, у меня нога сломана, у тебя рука, будем парой.
      – Я могу уйти? – запищала не своим голосом Нинель.
      – И тебе сломаем, если уйдешь! – назидательно сказал мужчина, – быстро присели, обе. Я сказал обе!
      – Я не могу присесть, – сказала Нинель, – у меня брюки узкие.
      – Сними их, приседай без них.
      Нинель стянула с себя брюки, на ней остались, нечто, напоминающее треугольник с тесемочками. Она присела.
      – Фу, голая, – укоризненно проговорил мужчина, – что за одежда у тебя?
      – Вам не нравиться?
      – Ты вся наружу, ладно, приседай. Приседай!
      – Это, что разминка перед сексом? – спросила я.
      – Я о сексе ничего не говорил.
      – А кто нас хотел на диване? – устало спросила Нинель, приседая двадцатый раз, – лучше уж на диване…
      – Ложитесь на диван. Обе ложитесь на диван!
      Мы легли рядом на диван, я в домашних шортах, Нинель в трусиках.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Мужчина вышел из комнаты. Мы встали, Нинель стала натягивать на себя брюки.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      – Почему пресс не качаете? – спросил мужчина, держа в руке бокал с водкой.
      – Приказа не было, господин полковник! – бойко сказала я.
      – Я не полковник, а сержант, в отставке.
      – Что и покомандовать некем? – жалостливо спросила Нинель.
      – Молчать!
      – Какой голос… – заметила я.
      – Разговорчики в строю…
      – Мы вам, зачем нужны? – спросила я, – давайте я стол накрою, покормлю вас.
      – Накрывай!! – крикнул мужчина.
      Я быстро пошла на кухню. Нинель никак не могла брюки застегнуть, длинные ногти мешали.
      – Какая ты несуразная девушка, – с душевной теплотой сказал мужчина.
      – Это еще почему?
      – Все на тебе неказистое.
      – Обижаете, господин боцман.
      – Я не…
      – Знаю, вы сержант.
      – Поверишь, нет…
      – Поверю, господин, фельдмаршал!
      – Куда хватила, а звучит красиво, так меня еще не называли.
      – Так вы к нам не первым пришли?
      – Нет, конечно, я так промышляю, развлекаюсь, высматриваю квартиры, где мужчин нет, да и навещаю.
      – Вы так по женщинам и ходите?
      – Хожу, где покормят, где развлекут, не без этого.
      – И сколько у вас женщин в месяц бывает?
      – Ни одной.
      – Поподробнее, вы вторгаетесь в квартиру к женщине, ее не грабите, не насилуете.
      Зачем она вам?
      – Смотрю, какие девушки все разные, вот вас двое, а как вы не похожи.
      – Я лучше, – сказала Нинель.
      – Ты убогая.
      – Это еще почему?
      – Вторая девушка пошла, готовить, а ты пять минут плясала, все брюки пыталась застегнуть, впихивала себя в брюки.
      – Я вам не понравилась?
      – А ты мне не нужна.
      – Это еще почему?
      – Мне никто не нужен.
      – Вы больной?
      – Не знаю.
      – Здоровый не будет заставлять девушку приседать.
      – Привык командовать, а теперь не кем.
      – Простите, а что с ногой?
      – Так, шальная пуля.
      – Почему она не гнется? Ее нет? У вас протез?
      – Чего прилипла? Не скажу.
      – Покажите, я врач, ортопед, между прочим.
      – Так бы и сказала, сразу, да я знаю, кто ты, ты меня лечить не хотела, не припомнишь, разве?
      – Не помню, у меня много пациентов, и я никого из них не лечила, потому что я не врач.
      – Долго я тебя выслеживал, долго. Когда я тебя увидел первый раз, решил, что ты мне сможешь помочь с ногой.
      – Пришли бы в больницу, а то ко мне домой притащились, если я на врача похожа.
      – Вы действительно на врачиху похожи, я вас раньше видел, хотел на испуг взять.
      – Вам это удалось, не стыдно?
      – Ты меня не стыди, ты ногу посмотри.
      Мужчина стал расстегивать брюки. Девушка напряглась, много она видела ног на пляже, но этот человек вызывал у нее смешанные чувства. Брюки упали на пол. Одна нога была обычная, волосатая, вторая… Нинель потеряла сознание.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Приковылял мужчина на кухню.
      Я посмотрела на мужчину, осела вместе с тарелкой, в глазах поплыло. Очнулись мы, посмотрели друг на друга, я и Нинель лежали на диване, мужчины не было, скрип не слышался. Мы встали, на цыпочках обошли квартиру, пусто. Дверь закрыта. На кухне все было чисто, посуда помыта, кастрюли пустые. Я решила проверить кошелек в сумке. Кошелек был пуст, пусто было в кошельке Нинели. Я пошла к сейфу в шкафу, модный сейф зиял пустотой своей пасти.
      – Вот и стук, скрип, – сказала я в сердцах.
      – Наживем, живы и хорошо. Мийлора, я одна из твоего подъезда не пойду, проводи до дороги.
      – Уговорила, провожу.
      Мы вышли на улицу, вздохнули прохладный, вечерний воздух. Нинель подняла руку, третья машина подъехала, остановилась, на нас смотрел мужчина, его пронзительные, черные глаза впивались в наши глаза.
      – Обе садитесь!
      Мы сели на заднее сиденье. Между шофером и нами медленно поползло вверх стекло.
      Мы с Нинелей пожали друг другу руки, начинающие нервно вибрировать от элементарного страха. На боковых стеклах медленно поднялись темные стекла, не пропускающие свет. Мы оказались в движущейся машине, в полной темноте, заднее стекло было наглухо закрыто темной тканью. Легкие почувствовали, что вдыхать нам нечего. Неожиданно вверху над ними открылась крыша, крупные звезды заглянули в машину. Машина резко остановилась.
      В люке крыши появилось лицо с тяжелым взглядом:
      – Как себя чувствуете, подружки?
      – Хорошо, господин, фельдмаршал, – ответила я.
      – Мы приехали на мою дачу.
      – У сержанта есть дача? – спросила Нинель.
      – Есть, кое-что, как у слона.
      – У вас нога больная, как вы на крышу залезли? – спросила она.
      – Без вашей помощи.
      Двери машины открылись одновременно, мы оказались в лесу, перед красной, кирпичной стеной. Дверь отъехала в сторону.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Рядом с нами шел мужчина. Во дворе стоял большой круглый стол, вокруг него сидело десять девушек.
      – Девушки, вашему полку прибыло еще две девушки, теперь вас двенадцать, живите дружно, приглашайте к столу.
      Мужчина сел на стул типа трона, перед ним по кругу сидело двенадцать девушек.
      Тринадцать тарелок стояло на столе. Девушки молча подавали пищу на стол.
      Оживления среди них не наблюдалось.
      – Встать! Сесть! Встать! Сесть! – крикнул мужчина, и приступил к принятию пищи.
      Девушки выполнили его команду, взяли ложки в руки. Острых вилок и ножей на столе не было. Вся посуда была из чистого алюминия. Я оглядывала постройки из красного кирпича, мне было и грустно, и любопытно.
      – В моем гарнизоне, тринадцать комнат, всем по одной. Столовая – на улице, кухня, перед вами. Продуктов закуплено на тринадцать дней, тринадцать дней двери гарнизона не будут открываться. На вашей работе вас не уволят, вы все в отпуске на две недели. Вас двенадцать – я один. Стены ограды под током. Разойтись!
      На столе перед каждой девушкой лежала памятка, на ней стоял номер комнаты, был написан распорядок дня, обязанности девушек расписаны не были. Девушки вышли из-за стола. Две девушки стали собирать грязную посуду. Одной из них была я.
      Я еще не понимала, что это все реальность, а не шутка, или шутка и реальность, что одно и тоже. Я приняла единственной мудрое решение, быть ближе к кухне, готовить, убирать, мыть посуду, молчать и слушать. "Слух даруй всем, а голос лишь немногим", – вспомнила я слова Шекспира.
      На первое утро одно место осталось пустым. Я готовила еду на всех, 13 человек.
      Алюминиевый прибор остался пустым, одна девушка не пришла на обед, на ужин. Что это была за девушка, я не успела запомнить, теперь я пыталась всех запомнить, кто, где сидит, в какую комнату идет.
      Второй день был дождливым, хозяин к столу не вышел, два места для девушек были свободны. Десять девушек ели под дождем. Кое-кто чихал, одежда на всех была та, в которой их сюда привезли.
      Нинель шепотом подбивала на бунт, звала посмотреть те комнаты, из которых никто не вышел. Я решила выжить сама, на бунт не соглашалась. В свободное время подметала двор. Нинель нашла себе приятельниц, и они бурно обсуждали ситуацию.
      Третий день слепил своими лучами, тепло обволокло девушек с ног до головы. Они думали, где бы помыться.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Ко мне подошел хозяин, посмотрел мне в глаза и ушел.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Так прошло пять дней. На шестой день за столом не появилась Нинель. Сердце у меня упало. Спрашивать у хозяина было бессмысленно. Все тихо. Он даже не командовал. Еды становилось меньше, она исчезала на глазах. Я решила готовить экономней, с учетом, выбывающих каждый день, девушек. На восьмой вечер в моей комнате послышались шаги.
      Скрип. Стук. Скрип. Стук.
      Я притихла, прятаться было негде, рядом с комнатой был совмещенный санузел, но без окон, без ванны. В комнате стояла кровать и больше ничего. Зашел мужчина, тихо подошел ко мне. Скрипа больше не было слышно. Я лежала и смотрела на него…
      Его тяжелый взгляд, неожиданно подобрел:
      – Мийлора…
      – Я слушаю.
      – Ты жить хочешь?
      – Очень.
      – Со мной?
      – Да.
      – Не боишься?
      – Чего я должна бояться?
      – Моей ноги.
      – Я ее не видела, одну видела, вторую нет.
      – Ты не спрашиваешь, где семь девушек?
      – Это на вашей совести.
      – Моя совесть чиста.
      – Они живы?
      – Дома у себя.
      – Остальные в страхе или знают, что их отпустили?
      – Нет, остальные ничего не знают.
      – У меня есть выбор?
      – Выбор есть всегда, ты можешь уйти домой, можешь остаться со мной.
      – Они все семь ушли?
      – Хочешь пройти их дорогой?
      – Не знаю, через улицу они не проходили.
      – И ты на этот двор уже не выйдешь, метла тебе больше не поможет, ты за нее держалась.
      – Да, вы правы. Что мне делать?
      – Два варианта: полюбить меня или уйти домой.
      – Что они выбирали?
      – И то и другое.
      – Они с вами спали?
      – Нет.
      – А как?
      – Все ушли домой.
      – Почему?
      – Я их не чувствовал.
      – Это как понять?
      – Через них ток не шел, ток идет по стене, по проводам, а они были не влюблены в меня, даже под страхом смерти.
      – А я?
      – Я тебя чувствую.
      – А Нинель?
      – Думал, что с ней у меня получиться, но, я ее не захотел, она ушла.
      – Из жизни, или домой?
      – Для меня это одно и то же.
      – Они приведут сюда милицию!
      – Нет, никто не приведет.
      Внезапно комната окунулась в кромешную тьму. До моей руки дошло легкое, трепетное прикосновение. Я непроизвольно подтянулась к этой руке. Вспыхнул свет.
      Рядом лежала серая мышка. Мужчины не было. Я оглядела комнату, ни одной двери не обнаружила. Четыре ровных стены. Я хотела закричать, но звук потонул бы в мягкой ткани стен. Кровать резко дернулась, я провалилась в очередную темноту, и резко вскочила на ноги, почувствовала в одной ноге сильную боль и ладонь у локтя.
      – Мийлора…
      – Это, все еще вы?! – скрипя зубами от боли, проговорила я, гладя в жуткие глаза мужчины.
      – Я, негодный.
      – Что вы себе позволяете!!?
      – Что хочу, то и позволяю.
      – Зачем вы издеваетесь над девушками?
      – Развлекаюсь.
      – Мстите? За, что?
      – За боль свою.
      – Вас можно вылечить?
      – Нет.
      – Вы кто?
      – Надеюсь, что мужчина.
      – У вас были женщины?
      – Ни одной.
      – Вам лет сорок!
      – Я не знаю, что с ними делать, вот собрал гарем, посмотрел на всех и отпустил.
      – А, вы – евнух!
      – Не знаю.
      Мы стояли в подвальной комнате с красными, кирпичными стенами, тусклый свет горел в одном углу. Мужчина сел на черный, кожаный диван. Я, прихрамывая, последовала за ним.
      – Они все пытались со мной что-то сделать, но я не понял, я всех выпустил в ту дверь, – и он показал дверь напротив дивана.
      – Вы нормальный?
      – Я – контуженный, пытаюсь вспомнить, зачем мужчине нужна женщина и не могу.
      – Откуда у вас эта красная крепость?
      – А, это дача, но не моя. Я здесь сторож.
      – Я могу уйти?
      – Дверь открыта…
      Дома я сразу позвонила Нинель, та быстро взяла трубку.
      – Нинель, как ты?
      – С возвращением, Мийлора! Забудем приключение, как страшный сон.
      – Пережили, проехали, – сказала я и в сердцах бросила трубку.
 

 
      Я закрылась в своей комнате на даче Киры Андреевны, счастье жить одной в городской квартире меня больше не привлекало. Нинель стала доставать меня по сотовому телефону, она уже рассталась с Самуилом и пыталась вновь подоить тетку, на почве денег. Никого я не хотела видеть.
      Тетки с новым именем Кира Андреевна дома не было. Она теперь постоянно уезжала восстанавливать подвижность нижних конечностей, вероятно, здорово замерзла, пока в гробу лежала. Новый отец со старой родословной не особо радовал, не могла я к нему быстро привыкнуть. Куда ни смотри, радость от общения отсутствовала, а поговорить так хотелось! Я даже в руки телефон взяла, но звонить Нинель раздумала.
      Сегодня я съездила на могилу, рядом с которой оставили гроб с теткой, но позже захоронили мою мать. Над могилой стояла плита с исправленным именем. Точно, там была похоронена моя мать, в этом я убедилась окончательно. Еще я съездила в свою квартиру, там давно никого не было. Мне очень захотелось вернуться в свою квартиру, но я понимала, что это невозможно. Я стала осознавать, что новая жизнь меня затягивает.
      День был воскресный.
      В своей комнате в дачном поселке страдал Николай Борин, его съедала тоска от одиночества, друзья не манили, ему было и скучно и грустно. Он посмотрел на фиолетовую мантию, которая осталась от фиолетового божества. В памяти всплыло милое лицо Мийлоры! Вот кого он хотел видеть! А хочет ли она его увидеть?
      Я в этот момент повернула невольно голову к окну, в моей памяти возник облик Николая, мне захотелось его увидеть. За дверью послышались крики и редкие выстрелы, я вся сжалась от невольного страха, потом оглянулась вокруг себя с мыслью спрятаться, но услышала приближающиеся шаги, мужские голоса. Кто-то тряс мои двери. Мне показалось, что эти голоса она уже слышала.
      Нинель громко сказала:
      – Мийлора, дверь открой, все равно выломают.
      Я последним взглядом окинула комнату, посмотрела наверх и увидела нечто похожее на люк, раньше я думала, что это обрамление, для светильников, расположенных не по центру потолка.
      – Нинель, секунду подожди, халат наброшу! – крикнула я и нажала на выключатель странной лампы.
      Мгновенно в потолке открылся люк, из него вывалилась лестница. Я полезла по лестнице на чердак и закрыла за собой люк, уже слыша, что дверь стали ломать. Я оказалась на чердаке, весьма приличном, но меня волновал вопрос личной безопасности. Я вспомнила, где слышала эти голоса, в квартире тетки, но легче от этого мне стало. С чердака надо было уходить, я выглянула на улицу, открыв дверцы с чердака на крышу.
      Стоило мне показаться в открытом окне, как я попала в руки сиреневой птицы.
      Крепкие, мужские руки подхватили меня и перенесли по чердачному балкону в другую комнату. Я посмотрела на спасателя и узнала Николая Борина.
      Он был в моем сиреневом плаще:
      – Привет, Мийлора.
      – Спасибо, Николай, что спас, но нам надо убежать подальше от этой дачи, за мной гонятся.
      – Не волнуйся, прорвемся, держись за меня и верь мне! Мийлора, машина моя недалеко стоит. Я приехал на машине на дачу, а потом решил посмотреть на твои окна с чердачного балкона, да заметил твое испуганное лицо на крыше.
      – Отличное решение моего спасения! – проговорила я, подходя к знакомому форду.
      – Понимаешь, сиреневый плащ, действуют только по воскресеньям; так, что завтра я тебе бы уже не смог помочь.
      – Кому ты это говоришь? У тебя мой плащ! В нем используется непонятная для меня энергия, понимаешь, я пыталась понять, что и как устроено в сиреневом плаще, но он, как кокон закрывается в ночь с воскресенья на понедельник. Вернешь при случае.
      – Не объясняй, Мийлора, вероятно, ты владеешь одним из чудес света. А почему нет!
      Я повеселела, но тут же нахмурилась:
      – Николай, я боюсь несуразицы, которая последнее время со мной происходит. Боюсь возвращаться на дачу к тетке!
      – Нормальная реакция, поедем ко мне домой на одиннадцатый чердак.
      – До того, как ко мне стали стучаться в комнату, я слышала выстрелы, а до них я думала о тебе.
      – Ой, Мийлора, а я о тебе думал. Но, чтобы не попасть в суп к налетчикам, предлагаю тебе пожить у меня. Отец хорошо придумал три комнаты на чердаке, над ним насмехались, а он делал.
      – А Семен Семенович сам, что ли делал? Темнишь, Николай, комнаты по кирпичику выложили солдаты, мне Люся говорила.
      – Держи сестру отца дома, всех продаст, – пробурчал Николай. – Ладно, так оно и было, мой отец полковник, вот он и использовал солдат в мирных целях, с пользой для себя и для общества.
      – А мой отец декан факультета, он перетянул меня в свой университет, и под его крылом учиться легко и приятно. И имя Мийлора тут ни при чем, но оценки у меня выше, чем раньше.
      – Если честно, то солдаты нам дачу построили и все пристройки, у нас даже комната для бильярда есть. Хочешь, пойдем в пристройку, посмотришь, как солдаты славно умеют трудиться. И дачка не хуже, чем у твоей тетки, и заборчик каменный.
      – Все хорошо и без фантастики. Но как быть с моими преследователями?
      – Так, идем в пристройку, – сказал утвердительно.
      Они сидели и слушали новости.
      – Николай, знаешь, что меня волнует? Вот и ты носишься с сиреневыми крыльями, человек паук с паутиной, очень много летающих героев развелось монстров и спайдерменов, а потом люди из окон прыгают, послушай, что в новостях говорят.
      Студенты из окон во время пожара прыгали.
      – А я здесь при чем? У меня твой воскресный плащ фиолетовой птицы, Фиолетовая Богиня звучит слишком напыщенно. А с пожара бегут туда, где дыма нет и огня. В этом месте пожарники не договорились с криминальными структурами, я видел старые, многоэтажные дома в них есть лестницы. Обычные металлические лестницы с земли и до чердака. Пожарные лестницы. Но их часто используют не по назначению. А по поводу летающих пауков и птиц, так ведь надо сказку от жизни отличать.
      – А ты отличаешь? – спросила я.
      – А то нет.
 

 
      По понедельникам у Нинели был будун. Вечером в воскресенье отпетые красотки пили у нее дома шампанское по бутылке на человека и шли в лучший ресторан округа. Они сидели в ресторане за столиком и медленно пили тягучие крепкие напитки. Дамы мало ели и много танцевали. Это у них был своеобразный тренинг для похудения.
      Домой возвращались к семи утра, когда народ просыпался дабы идти на работу.
      Самое обидное, что мужчины их не особо интересовали, они веселились сами по себе, этому способствовали современные танцы, абсолютно лишенные половых признаков: толпа топчется на месте, каждый в своем ритме. Две очаровательные блондинки и брюнетка с фигурой типа амфоры были слишком ленивы для интимных отношений. В их кругу платонической любовью не страдали. Любовь за большие деньги с одним партнером им тоже приелась.
      Надо сказать по молодости, или точнее юности, они впадали в грех, но то было по наивности и еще живой чувственности. Это некая аномалия общества, где женщины себя сами обеспечивают и не хотят взваливать на себя мужские запросы, ревности и драки. Нинель однажды прожила с одним молодым человеком по имени Самуил почти год, все закончилось постригом, но не в монахи. Она постригла всю его одежду на полоски, так душевно освободившись от нервной напряженности взаимного существования.
      Молодая женщина с фигурой амфоры, по имени Нинель обладала властным характером и любила менять парики с длинными волосами. Две блондинки ее просто сопровождали и потакали ее прихотям в дни будуна и отпуска. У Нинели было свойство делать больно всем, кто находился рядом с ней с наибольшей неожиданностью. Для нанесения психологических ударов она изучала психологию. Благодаря знанию этой науки она могла легко и легально извлекать деньги из людей и наносить удары тем, кто не платит ей за свое спокойствие.
      В то же время она не предала отца своего раннего ребенка. В ранней юности она была высока и фигуриста, определить возраст по ее внешности было весьма затруднительно. Она и повелась на вспыхнувшие к ней чувства в мужчине старше ее в два раза. Она была несовершеннолетней, неопытной и страстной.
      Мужчина предлагал пожениться, она отказалась. Отец Нинель готов был смести с лица земли первопроходца. В результате жизнь смела с лица земли ее отца. Итак, у Нинели была дочь, и не было мужчины, вокруг нее всегда вились женщины стаями, что их привлекало в ней – непонятно. Мужчины для нее существовали где-то за горизонтом общения и понимания.
      Амфора фигуры Нинель заключалась в перепаде размеров между талией и бедрами, этот размер был сантиметров сорок, не меньше. Достаточно тонкая верхняя часть тела, узкая талия с мягким переходом на бедра, более женственной фигуры и представить трудно.
      Бабушка Нинели по отцу, Брынза, с внучкой не спорила и держала по возможности нейтралитет, она поверила внучке, что отец ребенка мужчина старше ее в два раза.
      И вот пробежали года. Выходит Брынза из дома и встречает глаза красивого, высокого молодого человека – Алексашки, она и прошла мимо. Идет назад из магазина и встречает глаза женщины, Зои Зиновьевны. И тут она обомлела: эта женщина сильно походила на ее правнучку! Просто не передать! Брынза поговорила с ней и пошла домой. Зоя Зиновьевна сказала, что об Алексашке она говорить не хочет.
      Вечером сон к Брынзе не шел, перед ее глазами стояли эти два человека: мать и сын. Сказать, что Брынза их не знала, значит соврать. Знала она их и очень давно.
      Так вон оно как! А, что если Нинель ей соврала?! И правнучка Брынзы является – внучкой этой красивой женщины? Так, так, так… И Брынза уснула.
      Утром она проснулась от воспоминаний. Мужа этой женщины и сына Брынзы звали одинаково. Утро в тот далекий день было солнечное, теплое. Брынза вышла на балкон, встала под солнечные лучи, прикрыла глаза от наслаждения, а когда открыла и опустила их вниз, вздрогнула непонятно почему. Под балконом стояли две тезки. Они говорили и махали руками. Потом отец молодого человека сел в свой грузовик и заехал на газон, и на глазах Брынзы выпал из кабины мертвый. Сын Брынзы в это время уже был дома и к окну не подходил. Толпа сбежалась быстро.
      Сын Брынзы, то есть отец Нинель вскоре исчез, его нашли в колодце у соседнего подъезда какие-то службы.
      Правнучка после этих трагедий родилась через пару месяцев. А, что если тезки раньше Брынзы узнали всю правду об отце еще не родившейся девочки? Это Брынза поверила сказкам Нинели, а ее отец все узнал раньше на свою голову. Что теперь делать ей, когда она узнала правду? Судя по словам и глазам матери молодого человека, то она в курсе событий. Нет, Брынза на эту тему ни с кем не будет говорить, и тем паче делать замечания Нинель по поводу ее будунов по воскресеньям с переходом на понедельник. Правнучка привыкла к тому, что растет без отца, и сказать ей правду себе дороже. Да и правда ли это?
      Брынза столкнулась с ситуаций, скорее состоянием здоровья людей пожилого и преклонного возраста. Люди терпят адские боли и почти справедливо считают себя инвалидами. Боль действительно нестерпимая и обезболивающие средства слабо помогают. Организм постепенно сковывается и любое движение ног, рук вызывает пресловутые боли.
      Кто в этих болях виноват?! В старые времена было одно квадратное радио, и по радио Гордеев проводил зарядку. В наше информационное время общественные зарядки из-за коммерческой нецелесообразности отменены. И это смертельно плохо. Чтобы не был болей в суставах, нужна элементарная, длительная зарядка! Для лечения рук нужны маленькие гантели. Для лечения ног – нагрузка на ноги. Проще говоря, пожилые люди должны заниматься суставной гимнастикой! Но ее надо вводить в широкие массы подобающей информацией.
      Пожилые люди должны и могут восстанавливать мышечную систему, к сожалению, лечение проходит через болезненные этапы, но здоровье стоит того. Больно, никто не услышит, а Брынза никому ничего и не скажет. И с какого будуна она будет раскрывать на правду людям глаза? Так и о своей догадке по поводу отца правнучки она промолчит.
      На даче Киры Андреевны спокойствие отсутствовало. Тетка волновалась о исчезновение Мийлоры, ее везде искали, но не смогли найти. Нинель пришла к тетке с единственной просьбой: дать ей денег. Два мужика, сопровождавшие Нинель, постреляв в воздух, исчезли.
      – Нинель, зачем ты устроила весь этот шум? Не могла одна приехать? – спросила Кира Андреевна, сидя в кресле за чайным столиком, в холле первого этажа.
      – Тетя Капа…
      – Кира…
      – Хорошо, Кира Андреевна эти два мужика меня достали и мою бабку Брынзу довели до смерти. Бабка умерла. Я осталась одна с дочкой, а эти двое, истратив, деньги с одной твоей книжки, стали просить у меня еще. Они не знали, что ты жива и закрыла свои вклады, думали, что я оставила их без денег. У меня случайно вырвалось, что ты живая и закрыла вклады, – протараторила Нинель, доставая пиво в банке из холодильника.