Глава 8

Люсьен неторопливо шел к лорду Маису. Было на редкость холодно. Казалось, на дворе не ноябрь, а январь, и поэтому он был один на пустынной улице. Мэйс жил всего в двух кварталах от Стрэтмора, н он решил отправиться пешком.

Этим вечером у Мэйса собирались любители веселящего газа, Дом лорда казался необитаемым. Из-за плотных занавесок не пробивался ни один луч света. Тем не менее, на стук Люсьена немедленно вышел камердинер, принял его плащ и провел в гостиную. В слабо освещенной комнате находилось человек двенадцать. В основном это были мужчины. В отличие от обычных вечеринок каждый гость держал большой кожаный мешок с отростком и время от времени вдыхал оттуда газ. На лицах блуждали восторженные улыбки. Лакеи неслышно сновали между сидящими и заменяли опустошенные мешки на полные.

Люсьен оглядел комнату в поисках хозяина. Несколько человек беседовали и смеялись, хотя нить разговора постоянно обрывалась. Те, на кого газ действовал сильнее, впали в транс, целиком углубившись в собственные переживания и перестав интересоваться окружающим.

Лорд Нанфилд примостился в углу и чередовал вино с порциями газа. Рядом на полу расположился лорд Чизвик вместе с хихикающей дамочкой, сидящей у него на коленях. Он поднял обвисший мешок и помахал им лакею.

— Пусто, надо еще!

Неслышно скользя по комнате, слуга заменил мешок. Чизвик припал к отростку, вдохнул и расплылся в блаженной улыбке.

— Рад, что вы пришли, Стрэтмор, — раздался сдержанный голос Мэйса.

— Я благодарен вам за приглашение. Люсьен обернулся и увидел лорда Мэйса. Лицо его раскраснелось, зрачки расширились настолько, что глаза казались черными. Теперь Люсьен понял, почему в комнате был полумрак. Газ действовал на зрение.

— Вам придется здорово потрудиться, чтобы догнать нас, — сказал Мэйс. — Заходите к нам, здесь потише.

Мэйс провел Люсьена в соседнюю комнату, и они сели рядом в кожаные кресла. Слуга мгновенно внес два мешка с газом.

Люсьен прикинул на глаз объем газа. В мешок входило около галлона.

— Как его получают?

— Нагреванием какого-то вещества, по-моему, нитрата аммония, — объяснил Мэйс. — Конечно, я не разрешаю химику заниматься этим у меня дома. Газ иногда взрывается. Ну, вперед. Попробуйте.

Люсьен взял трубку в рот, надеясь, что он не затуманит его мозг.

— Это расслабляет, но не более того, — сказал он, опустошив первый мешок.

Мэйс передал ему следующий.

— Чтобы почувствовать эффект, потребуется несколько минут.

Опустошив второй мешок наполовину, Люсьен почувствовал, что его голова стала абсолютно легкой, и это ощущение ему не было неприятно. Он вдохнул еще, и все его тело, казалось, затрепетало. Вибрирующий импульс прошел по венам. Цвета стали казаться ярче, и Люсьен почувствовал себя совершенно свободным и беспечным.

— Очень интересно. Я начинаю понимать, почему вам это нравится.

— Дальше будет еще лучше, — ответил Мэйс и знаком приказал принести еще. — Если бы этот газ было легко получить, спиртные напитки вышли бы из моды.

Люсьен расхохотался. Почему-то последнее замечание лорда показалось ему весьма забавным. Давно Стрэтмор не был так беззаботен, как сейчас. Наверное, только в детстве он ощущал такую легкость и радость жизни.

Мэйс взял со стола тетрадь и карандаш.

— Опишите мне свои чувства. Мой химик собирает сведения о том, как газ действует на различных людей.

— Это как… как музыка, — Люсьен подыскивал слова, чтобы объяснить необъяснимое. — Однажды приятель пригласил меня в Вестминстерское аббатство на «Мессию» Генделя. Здание резонировало в такт музыке. Казалось, звучат сотни инструментов и поют сотни певцов. Сейчас примерно то же самое.

— Вы слышите звон?

— Да, в ритме биения моего сердца, — ответил Люсьен.

Мэйс задавал все новые вопросы, а Люсьен не всегда улавливал их смысл. Время летело, один контейнер газа сменялся другим. Он заметил, что Мэйс вдыхает газ очень редко. Было понятно, что его хотят довести до опьянения, но почему-то это вовсе не тревожило. Несколько раз Люсьен попытался собраться с мыслями, но никак не мог припомнить, зачем это следует сделать.

Он все принимал слишком всерьез — все его друзья говорили об этом, — необходимо использовать эту возможность и расслабиться. Надо наслаждаться жизнью.

Но крохотный уголок его сознания по-прежнему сохранял способность трезво оценивать ситуацию, наблюдая ее как бы со стороны. У него не было достаточно сил, чтобы действовать. Он только наблюдал.

Задав несколько вопросов о воздействии газа, Мэйс неожиданно спросил:

— Почему вы хотите вступить в Клуб, Стрэтмор? На этот раз я хочу знать правду.

— Я хочу узнать… узнать… — сейчас память Стрэтмора была полностью отключена, он совершенно не мог припомнить, какую цель поставил перед собой. Стрэтмор мучительно искал ответ, и в это мгновение его взгляд встретился с пронзительным тяжелым взглядом Маиса. Он давно ждал этого момента. Это вовсе не было неожиданным. Но Люсьена потрясло то, что, несмотря на долгие годы работы, приучившей его хранить секреты, на этот раз ему страстно хотелось выложить все начистоту. Никаких барьеров больше не существовало. Исчезла способность оценивать ситуацию и сдерживаться. Он уже готов был открыть рот и сообщить, что разыскивает шпиона и собирается его уничтожить.

Та часть его сознания, которая сохранила способность трезво мыслить, предостерегала его. Если он скажет правду, то весьма вероятно, что не переживет этой ночи. Ведь шпионом может оказаться сам Мэйс, а организовать случайную гибель совсем нетрудно. Он мог удариться о камни, поскользнувшись на обледенелой мостовой, на него могли напасть бандиты — и его нет. Общество будет потрясено, все будут глубоко сожалеть о нем — день или два.

Люсьен боролся с собой, пытаясь не давать ответа.

— Простите, звон в ушах усилился. Я плохо слышу, — пробормотал он. Мэйс повысил голос:

— Скажите мне, что вы хотите узнать.

— Я хочу узнать… — Люсьен беспощадно давил свое сознание, пытаясь собрать воедино ускользающие мысли и подключить ту его часть, которая трезво оценивала ситуацию. Он обхватил голову руками, но не почувствовал прикосновения собственных пальцев.

— Думай, черт тебя побери, думай! Люсьен сомневался в том, что сможет лгать даже для того, чтобы сохранить свою жизнь. Но он нашел выход. Он скажет правду, но другую правду, не всю правду… Он почувствовал облегчение.

— Я хотел узнать побольше… о вас и обо всех остальных. Я иногда устаю от самого себя. Я слишком серьезен и завидую тем, кто может жить в свое удовольствие. Я не знаю, как это делается.

Раньше он никогда не думал об атом. Только сейчас он с удивлением осознал эту грань своей души.

Мэйс несколько раз повторил свой вопрос в разной форме. Но теперь ответ был готов, и Люсьен отвечал с большей уверенностью. Наконец Мэйс откинулся назад и посмотрел на графа из-под опущенных ресниц.

— Поздравляю, Стрэтмор. Вы только что успешно прошли испытание. Мы никого не принимаем в Клуб, не проверив его веселящим газом. Он заставляет всех быть полностью откровенными.

Довольный тем, что сумел превзойти противника, Люсьен спросил:

— А кто-нибудь не выдерживал?

— Обычно все выдерживают испытание, но вы могли не пройти. Я никак не мог понять, для чего вы стремитесь попасть в Клуб. Слишком сложные натуры меня пугают. Но я вас понял. Вас слишком тяготят серьезность и рассудочность. Мы вылечим вас от ваших недугов. Я считаю, что для людей нашего положения и с нашим состоянием наслаждение — обязанность.

Мэйс глубоко вдохнул порцию газа из нового мешка и в его налитых кровью глазах засверкал огонь.

— Удовольствия доступны всем, даже примитивным животным. Но для того, чтобы достичь вершин наслаждения, необходимы талант и воображение. Вы научитесь атому, Стрэтмор! Научитесь.

Мэйс встал и подал знак лакею подать новые мешки.

— Вы станете одним из нас, — обратился он к Люсьену, — и я хочу показать вам нечто особенное.

Люсьен встал, голова его кружилась. Пришлось ухватиться за спинку кресла. Обретя равновесие, он вышел из комнаты вслед за Маисом. По дороге он задел острый угол стола, но абсолютно ничего не почувствовал. Он даже не столько оцепенел, сколько потерял способность воспринимать окружающее в целом. Очень необычно.

Поднявшись до половины лестничного марша, Люсьен обернулся и посмотрел вниз на мраморный пол. Если он поскользнется и упадет вниз, то ничего не почувствует.

— Пошли, — нетерпеливо позвал Мэйс. — Вы один из немногих, кто по достоинству может оценить все это.

Люсьен осторожно шел за Мэйсом по коридору в дальнюю часть дома. Мэйс отпер замок и отворил дверь. Посреди комнаты стоял рабочий стол, а по стенам были установлены застекленные полки.

Мэйс зажег лампу.

— Здесь вы храните свою механическую коллекцию, — беззаботно сказал Люсьен.

Он заглянул на одну из полок и увидел композицию, состоявшую из трех человеческих фигурок. Один из человечков собирался отрубить голову другому.

— Баварская? Мэйс кивнул.

— Отсечение головы Иоанна Крестителя, Очень редкая вещица. Но это ничто по сравнению с тем, что я делаю сам.

Маленьким ключом, который висел, как брелок, на карманных часах, Мэйс открыл матовые дверцы бюро, достал оттуда механическую игрушку, завел ее легким поворотом ключа и поставил на стол. Затем отступил назад, чтобы гость мог хорошо ее рассмотреть.

Игрушка представляла собой две очень точно выделанные фигурки обнаженных мужчины и женщины. Мужчина лежал между ног женщины. Под механический скрежет шестеренок человечки предавались блуду.

Люсьен тупо смотрел на поднимающиеся и опускающиеся мужские ягодицы и на сведенные в фальшивом экстазе женские руки. Вид этой пары вызвал у него такой приступ холодного отвращения, что от эйфории, возникшей под действием газа, не осталось и следа. Хваленая игрушка Мэйса была не чем иным, как карикатурой на эротику, на бездумное, механическое спаривание, которое всегда казалось Люсьену омерзительным. Сейчас, когда ему трудно было сдерживать себя, он ничего не хотел так сильно, как швырнуть эту безобразную вещицу на пол, чтобы она разлетелась на мелкие кусочки. Желание было настолько сильным, что руки его задрожали.

— Никогда не видел ничего подобного, — сказал он, придав голосу безразличную интонацию. — Потрясающее мастерство. У вас… изобретательный ум.

— В мире нет другой такой коллекции. Я конструирую устройства и собираю механизмы, а фигурки делает специалист по металлу.

Мэйс достал еще один образец. На этот раз любовью занимались двое мужчин и одна женщина, причем самым извращенным способом.

— Мне это кажется… возбуждающим. Люсьен вдохнул еще одну порцию газа, но даже это не помогло отогнать отвращение. К счастью, Мэйс совсем не смотрел на своего гостя. Он полностью был поглощен своими чудовищными произведениями. Стрэтмору оставалось только время от времени восхищаться конструкторским мастерством и расспрашивать о необычных технических особенностях.

Наконец все произведения Мэйса были расставлены на столе. Это была целая галерея разнообразных способов удовлетворения эротического влечения.

— Помогите мне завести их, чтобы они работали одновременно, — сказал Мэйс внезапно охрипшим голосом.

Люсьен неохотно присоединился к Мэйсу. Он начал с композиции, изображающей женщину и быка. Прикасаться к фигуркам было противно. В конце концов ему удалось отвлечься от того, что изображали фигурки, — он просто заводил механические устройства.

После того как мужчины закончили работу, заведя все игрушки от одного края стола до другого, в течение десяти секунд все механические игрушки работали одновременно, наполняя комнату жужжанием. У одной из фигурок — Люсьен не заметил, у какой — был маленький горн, который грубо имитировал стоны экстаза.

Мэйс, не отрываясь, смотрел на свои произведения, пока последнее из них не перестало двигаться.

— Я пойду вниз за женщиной, — произнес он заплетающимся языком. — Хотите со мной?

— Нет, спасибо. У меня еще не прошло головокружение, — ответил Люсьен. На этот раз он был абсолютно честен, Мэйс вывел гостя из комнаты.

— Головокружение быстро проходи г, — сказал он, запирая дверь. — Но если вам надо прилечь, можете зайти в комнату для гостей, рядом через холл, Желая остаться в одиночестве, Люсьен принял предложение. В комнате для гостей стояла благословенная тишина и было темно. Люсьен опустился в кресло, на которое наткнулся в темноте. К атому моменту он опустошил последний мешок с газом и снова стал безмятежно спокоен. Его сознание парило в безбрежном море радости.

Из этого состояния Люсьена вывел легкий скрип, раздавшийся от окна. Он поднял глаза и увидел паукообразную человеческую фигуру, распластавшуюся по стеклу. Не правдоподобное видение. Возможно, веселящий газ вызывает галлюцинации.

Однако левая створка окна отворилась, и в комнату ворвался поток холодного воздуха, а вслед за ним и материализовавшееся видение.

Грабитель мягко спрыгнул на пол и замер, переводя дыхание, которое отчетливо раздавалось в тишине комнаты.

Разумный человек подумает дважды, прежде чем броситься на незваного гостя, который может быть вооружен. Но в этот момент графа Стрэтмора менее всего можно было причислить к разумным людям. Он вскочил и бросился на грабителя. Возможно, маневр Люсьена оказался бы удачным, если бы он в темноте не налетел на стул. Стул с шумом упал на пол, Люсьен растянулся рядом, разразившись проклятиями.

Грабитель вскрикнул, бросился к окну и исчез. Люсьен уставился в черный прямоугольник ночного неба, пытаясь сообразить, не привиделось ли ему все это. Однако окно действительно было открыто. Люсьен выглянул и обнаружил веревку, свисающую в двух футах от него. Подняв голову, он обнаружил, что грабитель уже карабкается на крышу.

Движимый тем охотничьим инстинктом, который заставил его броситься к окну, Стрэтмор ухватился за веревку и выбрался наружу. Он стал быстро взбираться наверх, и хотя мозг зафиксировал на улице пронизывающий ветер, сам Люсьен, казалось, не чувствовал холода. Возбуждение, вызванное газом, все еще бурлило у него в крови. Ему казалось, что за спиной выросли крылья, и он двигался, не прилагая никаких усилий. Даже такую сложную задачу, как преодоление отвеса крыши, он решил с легкостью.

Добравшись до плоского края крыши, Люсьен встал на колени и отпустил веревку. Крыша была достаточно пологой, чтобы на ней можно было передвигаться с некоторой осторожностью. Но куда же делся грабитель?

Направо он пойти не мог. Там на открытом пространстве крыши негде спрятаться. Конечно, он двинулся налево, где можно было укрыться за остроконечным фронтоном. Эту догадку подтвердил раздавшийся слева шорох веревки, которую тащили наверх. Люсьен уже не мог дотянуться до нее. Грабитель должен был быть с другой стороны фронтона. Люсьен вскарабкался наверх, используя угол между фронтоном и скатом крыши, упираясь руками и ступнями. Как только он поднялся и встал, упершись руками в верхнюю кромку фронтона, то почувствовал всю силу резкого холодного ветра, ударившего в лицо. Люсьен огляделся в поисках своего противника. Черная одежда делала его почти невидимым, но он сам выдал себя, сделав насколько быстрых движений. Он уже пересек крышу дома Мэйса и преодолел половину соседней.

Чувствуя себя охотником, несущимся на резвой лошади по полям и лесам, Люсьен продолжил преследование. Он хохотал, скользя по предательски скользкой крыше, и не ощущал опасности. Главное — азарт погони. Видно, бог охотников покровительствовал Люсьену, и расстояние между ним и его жертвой быстро сокращалось.

Люсьен прыжками передвигался от фронтона к трубам, затем на крышу следующего дома. Его тело двигалось самостоятельно. Казалось, оно больше не подчиняется сознанию.

В это время вор обернулся и заметил погоню. Выругавшись, он бросился вперед и скрылся за соседним фронтоном. Добежав до края крыши, Люсьен, не раздумывая, прыгнул вперед. Но счастье покинуло его! Крыша оказалась более крутой, чем две предыдущие. Ноги его подвернулись, и он растянулся на мокрой холодной кровле, заскользив вниз по скату. Он пытался замедлить скольжение, но ухватиться было не за что. С некоторым удивлением он осознал, что падает прямо в объятия смерти. Мозг его все еще был затуманен, но он не ощущал ни боли, ни страха и был по-прежнему беззаботен.

Но тело продолжало инстинктивно сражаться за жизнь, несмотря на полное безразличие сознания. Уже на самом краю крыши его слабеющие руки ухватились за небольшой декоративный каменный бордюр, и он повис на пальцах на высоте трех с половиной этажей над темным колодцем двора.

Теперь его главным врагом была сила тяжести, и очень скоро ей удастся его одолеть. Было чертовски глупо вот так умирать.

Вдруг раздался резкий крик.

— Лови!

Люсьен взглянул вверх и увидел, что к нему что-то летит со стороны труб. Он еще не успел сообразить, что же это такое, как почувствовал удар веревки по лицу. Этого было достаточно, чтобы потерять последнюю опору, и Люсьен полетел вниз головой.

Однако Бог не совсем покинул его. Ему удалось схватиться левой рукой за брошенную веревку. Она натянулась, и он завис, чувствуя, как напряглись мускулы. Сначала он просто болтался на резком холодном ветру, недоумевая по поводу совершенно не правдоподобной ситуации. Однако напряжение и холод сделали свое дело. Люсьен почувствовал, что пальцы левой руки ослабевают, и машинально ухватился за веревку правой рукой. Он полез вверх с прежним азартом. Благополучно забравшись на кровлю, он встал на четвереньки и перевел дыхание. Он по-прежнему не чувствовал боли, хотя его сильно трясло.

— Слава Богу, — услышал он низкий голос, прорвавшийся к нему сквозь завывание ветра.

Весьма странный грабитель. Люсьен просто обязан познакомиться с ним. Держась за веревку, он вскарабкался вверх по крыше и добрался до трубы. Вор продолжал отступать, но был еще достаточно близко, чтобы Люсьен ухватил его за край одежды.

— Не так быстро, дружище. Я еще не успел поблагодарить тебя за спасение.

Беглец попробовал вырваться, но поскользнулся и попал прямо в объятия Люсьена. Им повезло: они свалились в самое безопасное место — в угол, образованный крышей и трубой. Люсьен был внизу, а его противник растянулся на нем.

Как только Люсьен пришел в себя, он понял, что нежные формы, которые оказались в его руках, кажутся знакомыми. А изысканный аромат гвоздики, исходивший от взломщика, был совершенно не тем запахом, которого следовало бы ожидать в подобном случае.

Недавно Люсьен встречал уже одну особу, источавшую аромат гвоздики. Предчувствуя неизбежный результат, он сдернул черный шарф, скрывавший лицо грабителя. Даже в темноте он не мог ошибиться. Невозможно было не узнать эти нежные бледные черты.

Люсьен широко улыбнулся, ощутив рядом с собой очаровательную женщину, растянувшуюся во весь рост.

— Итак, мы снова встретились, леди Джейн, или как там вас зовут сегодня ночью. Мне начинает казаться, что нам суждено быть вместе. Это судьба.

— Это фарс, а не судьба, — парировала Кит. Свое заявление она подкрепила, надавив локтем на живот Люсьена и попытавшись высвободиться. Возможно, это сработало бы, если бы его тело и сознание были связаны друг с другом. Но сейчас он просто не заметил ее демарша.

— Вы, видимо, одержимы желанием попасть в Новый Южный Уэльс[4], — заметил Люсьен, крепко обняв девушку и лишив ее возможности пошевелить рукой, — иначе ни за что бы не залезли в дом, где в разгаре прием гостей.

— Я думала, лорд Мэйс уехал. Почти все окна были темными, — лишенная возможности действовать руками. Кит попыталась ударить своего противника коленом в пах.

К счастью, он достаточно крепко прижимал ее к себе, и девушка не смогла причинить ему серьезного вреда.

— Вы очень сильны для женщины, — сказал он, переводя дыхание, — вряд ли кому-либо пришло бы в голову карабкаться по лондонским крышам наподобие ополоумевшей обезьяны.

— И это вы говорите! А что вы сами вытворяли. Удивительно, как вы раньше не свалились, — упершись локтями, Кит снова попыталась высвободиться из его железных объятий. — Пустите меня, вы, чурбан!

— Но я вовсе не хочу вас отпускать, — ответил Люсьен с обезоруживающей простотой, — а сейчас я делаю только то, что хочу!

— Я не должна была помогать вам!

— Возможно, вы и правы, — охотно согласился он. — Но раз уж вы это сделали, у меня есть прекрасная идея.

И Люсьен крепко поцеловал девушку.

Глава 9

Кит была в ярости, однако с удивлением обнаружила, что отвечает на поцелуй Стрэтмора. Это, безусловно, было безумием. Она только что совершила уголовное, преступление и сейчас тает в объятиях своего преследователя, растянувшись на холодной крыше. Этому человеку невозможно было сопротивляться. Его чувство юмора и страстность были непобедимы. Его руки защищали от холода ночи, а чувственный поцелуй звал к радостям любви.

Кит расслабилась, и Люсьен начал нежно ласкать ее. Девушка не чувствовала, что их разделяло несколько слоев теплой зимней одежды, и ее кожа ощущала жар там, где ее касались ладони Люсьена.

Его рука скользнула под плащ вдоль бедра и медленными ритмичными движениями начала массировать онемевшую поясницу девушки. Постепенно, дюйм за дюймом ее тело сливалось с его.

Кит только тогда заметила, что он почти стянул с нее рубашку, когда почувствовала его прикосновение к своим обнаженным ягодицам.

Однако руки его были ледяными, что мгновенно отрезвило Кит.

— Но это же абсурд, — сварливо заявила девушка, как будто не она только что с восторгом отвечала на его поцелуи. — Вы можете оставаться здесь, сколько вам заблагорассудится, а я собираюсь слезть с крыши, пока совсем не окоченела.

Люсьен высвободил руку из-под одежды и нежно погладил Кит по щеке.

— Я согрею тебя.

Он попробовал притянуть ее лицо к себе и снова поцеловать, но девушка оттолкнула его и вырвалась. Она уселась на корточки, прислонившись к трубе.

Сегодня Люсьен был совсем не такой, как всегда. В его движениях и манере говорить сквозила какая-то ленивая освобожденность и беззаботность. От целенаправленности и напора, которые поразили Кит во время прошлых встреч, не осталось и следа. Кажется, она угадала причину.

— Вы пьяны, — сказала она резко. — Ничего удивительного, что вы ведете себя, как последний идиот.

Люсьен провел рукой по своим взъерошенным волосам.

— Я не пил, — ответил он, отчетливо выговаривая каждое слово, — это веселящий газ.

Вот почему Кит не почувствовала никакого запаха, когда они целовались!

— Какой же вы кретин, — пробормотала она. — Хотя чего еще можно ждать о члена этого Клуба!

— Это очень интересное ощущение, — запротестовал он. — Человек делается абсолютно откровенным. Поэтому я говорю, моя маленькая, что хочу вас. — Люсьен сел и снова потянулся к девушке.

— Я никогда раньше не целовался с преступницами.

Кит не знала, что ей делать: рассмеяться или столкнуть его с крыши, — Я совсем не маленькая, — ответила девушка и приготовилась дать достойный отпор. — Я не ниже многих мужчин. И сейчас собираюсь взять веревку и спуститься вниз. Я вовсе не хочу дожидаться, когда кто-нибудь из обитателей дома услышит возню наверху и пошлет за стражей.

Люсьен беспечно рассмеялся.

— Стражники слишком разумны, чтобы выходить на улицу в такую ночь.

— Может быть, и нам следует образумиться? Вы способны спуститься вниз и не сломать себе при атом шею?

— Думаю, что да, — ответил он, тщательно оценив свои силы.

Это заявление не очень обнадежило девушку. Но она подумала, что его инстинкт самосохранения и прекрасная тренированность, которые уже один раз помогли ему, помогут и сейчас.

Если бы они начали спускаться вдоль задней стены дома, то попали бы в обнесенный глухим забором сад. Поэтому Кит проверила, хорошо ли прикреплен конец веревки к трубе, и перебросила веревку на ту сторону, которая выходила на улицу.

Окна были темными, а вокруг не было ни души. Кит обвязала веревку вокруг талии и приготовилась к спуску.

— Когда спущусь, я дерну веревку два раза, — сказала она следовавшему за ней Стрэтмору. — Тогда начинайте спускаться, но, ради Бога, осторожнее.

Ловким движением Кит оттолкнулась от крыши, повисла на веревке и стала медленно спускаться. Кожаные перчатки надежно защищали ее руки. Спуск прошел благополучно, если не считать того, что она поскользнулась на ледяной корке мостовой. К счастью, она еще не успела выпустить веревку и поэтому не упала.