Мэри Джо ПАТНИ
      ОБАЯТЕЛЬНЫЙ ПЛУТ
      ТОМ 2
      Глава 19
      Хотя Робин изо всех сил старался держаться на ногах, Макси почти тащила его на себе. Где же этот проклятый канал? Ей все время мерещилась погоня: вдруг Симмонс придет в себя или его приспешники вернутся с каретой и бросятся вдогонку?
      Если уж выбирать, то она предпочла бы иметь дело с Симмонсом. У него все-таки есть зачатки совести, а его головорезам можно доверять не больше чем голодным волкам, забравшимся в овчарню.
      Макси все надеялась встретить кого-нибудь по дороге, но район словно вымер. Наверное, все обедают. Они с Робином вошли в затененный проход между двумя складами. Макси молила Бога, чтобы он сотворил чудо. Они недолго еще протянут.
      Выйдя на залитую солнцем пристань, они увидели пришвартованную к ней груженую баржу. На палубе было двое - мужчина и мальчик, - и они явно собирались отчаливать. Капитан, невысокого роста, мускулистый и плотный мужчина с короткими седеющими волосами, выпрямился и с любопытством поглядел на странную парочку.
      Макси решила обратиться к капитану с просьбой о помощи, не прибегая ни к каким уловкам и не скрывая отчаяния.
      - Пожалуйста, сэр, помогите нам. На нас напали, и мой муж ранен.
      Изумленный взгляд капитана напомнил Макси о ее маскараде. Свободной рукой она сорвала с головы шляпу. Капитан захлопал глазами: интересная история!
      Макси думала, что Робин без сознания, но тут он со смешком шепнул ей в ухо:
      - Пустили в ход тяжелую артиллерию? Бедняга, считайте, пропал.
      - Тише! - прошипела Макси, поддерживая его рукой за талию.
      Капитан спрыгнул с баржи на пристань и направился к ним.
      - На вас среди бела дня напали в городе грабители? - с недоверием в голосе спросил он.
      Как вызвать сочувствие этого человека? Лучше, наверное, в основном придерживаться правды.
      - Это не грабители, это был мой кузен с приятелями. Они хотят помешать нам добраться до Лондона. - Макси испуганно оглянулась. Тут ей не было нужды притворяться. - Пожалуйста, возьмите нас с собой. Хоть ненадолго. Я вам после все объясню, но сейчас они вот-вот нас догонят.
      Макси умоляюще смотрела на капитана, стараясь изобразить слабую женщину, которой мужчина просто не может отказать в помощи. Ей следовало бы поучиться этому у своей кузины Портии, которая уже несколько лет культивировала в себе трогательную беспомощность.
      - Может, им просто хочется задарма прокатится, да? - предположил веснушчатый сын капитана.
      Мужчина внимательно посмотрел на Робина, который едва держался на ногах.
      - Да нет, кровь у него вроде настоящая. Ну ладно, девушка, - решился он, я вам поверю. Проедете с нами несколько миль, потом я вас высажу.
      Он шагнул к Робину, нагнулся и взвалил его себе на широкое плечо, словно это был не взрослый мужчина, а мальчишка.
      - Пошли!
      Макси переступила через узкую щель между причалом и баржей. Это было незатейливое судно: два тупых конца и квадратная рубка посередине. На палубе громоздились накрытые брезентом и закрепленные канатами тюки. От них шел сильный, но не противный запах шерсти, Видимо, в тюках были ковры: Дафид говорил им, что в этих местах развито ковроткачество.
      - Наверное, вам лучше укрыться - на случай, если заявится ваш кузен, сказал капитан. - Ну-ка, Джеми, открой люк на корме.
      Мальчик, которому начинало нравиться приключение, поспешил выполнять приказ. Когда подняли крышку люка, там оказался трюм, тоже заполненный коврами. Джеми полез вниз и переложил ковры так, чтобы освободить место для неожиданных пассажиров. Туда капитан и положил обмякшее тело Робина.
      - Только смотрите не перепачкайте кровью мой груз.
      - Постараемся. Может быть, у вас найдутся кусок чистой материи и вода? Я смою кровь и перевяжу рану. Джеми бросился за водой.
      Макси спустилась в трюм, встала на колени рядом с Робином и, раздвинув его белокурые волосы, осмотрела рану. На месте удара вздулась порядочная шишка, но Макси с облегчением увидела, что рана неглубокая и почти перестала кровоточить.
      Через минуту Джеми принес полотенце и воду. Макси осторожно смыла кровь и забинтовала рану. Робин стоически перенес эту процедуру, хотя Макси видела, как у него судорожно сжимаются и разжимаются кулаки.
      Когда Макси закончила перевязку, капитан сказал:
      - Пора отчаливать. Пожалуй, лучше закрыть люк.
      - Вы правы, - согласилась Макси. - Если мой кузен догадается, что вы взяли нас на баржу, он перевернет здесь все вверх дном. Это.., это сложная история.
      На обветренном лице капитана появилось саркастическое выражение:
      - Не сомневаюсь.
      Он опустил тяжелую крышку люка. Потом Макси услышала, что по палубе что-то волокут, и полоски света вокруг четырехугольной крышки исчезли. Видимо, капитан завалил люк коврами. Макси благословила его предусмотрительность. Если даже Симмонс заявится на баржу, вряд ли он их найдет.
      Но Макси с Робином оказались в кромешной тьме. Ниша, в которой они помещались, была футов шести в длину, четырех в ширину и трех в глубину. Лежали они на мягкой подстилке из ковров, но у Макси было такое ощущение, точно они оказались в гробу. Ощущение это было не из приятных, но она постаралась его побороть. Главное, что они оставили позади Симмонса и что капитан как будто на их стороне.
      Снаружи донесся приглушенный коврами голос Джеми, который понукал лошадь, тянувшую по берегу баржу. Баржа начала двигаться. Больше Макси ничего не надо было делать, и тут она почувствовала, что ее силы на исходе. Растянувшись в нише рядом с Робином, она спросила;
      - Вы все слышали? Он еле слышно ответил:
      - Да, я, почти все время был в сознании, хотя меня и приходилось тащить, как мешок. Макси облегченно улыбнулась.
      - Кажется, мозги вам этот камень не повредил.
      - Разумеется, нет. Череп - самая прочная часть моего организма. - Однако этот легкомысленный разговор, видимо, давался Робину нелегко. С напряжением в голосе он спросил:
      - А попить еще не найдется?
      Макси приподняла его за плечи, чтобы он мог напиться из бутылки. Потом, заткнув ее пробкой, спросила:
      - Кроме раны на голове, у вас нет других повреждений? Робин помолчал. Судя по шороху, он ощупывал свое тело. Потом сказал:
      - Кажется, ничего серьезного.
      - Отлично. Тогда начинайте придумывать убедительное объяснение, почему за нами гонится мой кузен Симмонс с приятелями?
      - Но вы так прекрасно все сочинили, что просто жалко вмешиваться.
      - Ну, куда мне против вас в сочинении басен!
      - Насчет басен согласен, но роль свою вы разыграли прекрасно. Если бы я вас не знал, то поверил бы, что вы насмерть перепуганы и совершенно беспомощны, - А откуда вам известно, что это не так? - спросила Макси не в состоянии решить, то ли ей надлежит быть польщенной его верой в нее, то ли обиженной его бессердечием.
      - Оттуда, Канавиоста, что женщина, бросающаяся с ножом на боксера-профессионала, который в три раза больше ее, смела до безрассудства. Робин повернулся на бок, обнял ее и притянул к себе. - Такого телохранителя поискать, - прошептал он сонным голосом.
      Макси улыбнулась и обмякла, положив голову ему на грудь. Хотя она понимала, что этому нет рационального объяснения, в его объятиях она чувствовала себя в полной безопасности, словно ей совершенно нечего было бояться.
      Дыхание Робина стало ровным: он задремал. Макси тоже хотелось спать, но она боролась со сном. Слушая плеск воды о борта баржи, она ломала голову над историей, в которую поверил бы капитан.
      ***
      Баржа "Пенелопа" входила в первую камеру Фокстонского шлюза, когда навстречу им по бечевнику подбежали двое мужчин, один из которых крикнул:
      - Эй, на барже, погодите-ка! Мне надо вас кое о чем спросить!
      Капитан баржи Джон Блейн вынул изо рта трубку и задумчиво оглядел человека с лондонским выговором. На его лице красовалось несколько синяков.
      - Баржа не может остановиться, когда она проходит через шлюз, - бросил он в ответ и крикнул сыну:
      - Открой нижний затвор!
      Джеми принялся крутить лебедку, и вода потекла в нижнюю камеру.
      - Я с тобой разговариваю, черт побери! - рявкнул кокни.
      Такой тон, естественно, не расположил к нему капитана. А вот маленькая женщина, которую он взял на борт, ему очень понравилась.
      - Мне надо дело делать, - буркнул он. - Лучше помоги открыть затвор. Выйдем из шлюза, тогда у меня будет время отвечать на твои вопросы.
      Уровень воды в первой и второй камере сровнялся, и Джеми открыл ворота между ними. Лошадь налегла на лямки, и баржа вошла во вторую камеру. Джеми закрыл ворота позади баржи и открыл следующий затвор, чтобы дать воде стечь в нижний бьеф.
      Глядя, как "Пенелопа" стремительно опускается ниже уровня берега, кокни минуту словно размышлял, не спрыгнуть ли сверху на палубу и не взять ли капитана за жабры. Потом, видимо, передумав, хмуро махнул рукой своему приятелю, и они оба принялись помогать Джеми.
      Фокстонский шлюз состоял из двух пятикамерных рядов, между которыми был участок, где могли разойтись два судна. Проход через десять камер занимает часа два, и капитан смог бы найти время ответить на несколько вопросов, если бы к нему обратились вежливо. Но поскольку Симмонс с самого начала взял неверный тон, капитан умело создал впечатление, что у него нет свободной минуты.
      Наконец, баржа прошла последнюю камеру, оказавшись на семьдесят пять футов ниже того места, где начала шлюзование. Лондонец прыгнул на борт и с нарочитой вежливостью спросил:
      - Ну а теперь вы сможете ответить на несколько вопросов?
      Блейн набил трубку свежим табаком, примял его, выбил кремнем огонь, раскурил трубку и только тогда спросил:
      - Что вас интересует?
      - Мы ищем двух преступников: мужчину-блондина и молодого парня. Они очень опасны.
      - Да? - со скучающим видом отозвался Блейн. Расхаживая по палубе и высматривая, где могла бы спрятаться его дичь, лондонец подробно описал капитану беглецов и перечислил их преступления.
      ***
      Макси казалось, что они провели в этой черной норе уже несколько дней, хотя на самом деле вряд ли прошло больше трех часов. Она проснулась, услышав тяжелые шаги над головой. Сквозь плеск воды слышались голоса.
      Разговаривали двое мужчин. У одного был резкий лондонский выговор. Но как Макси ни прислушивалась, слов как назло разобрать не могла. Робин все еще спал, а Макси не могла уже лежать - так колотилось ее сердце.
      Шаги приближались. Макси едва осмеливалась дышать. Доски палубы прогибались под весом крупного человека. Симмонс был рядом - ей казалось, что он может услышать стук ее сердца. Что, если он догадается сдвинуть ковры с крышки люка?
      Шаги стихли совсем рядом. Это было гораздо страшнее, чем встретиться с врагом на открытом месте. Макси захотелось закричать или начать молотить кулаками по крышке люка - что угодно, лишь бы прекратить это напряженное ожидание.
      В эту минуту Робин пошевелился и глубоко вдохнул, словно собираясь что-то сказать. Макси почти упала на него в темноте и закрыла ладонью ему рот.
      В тишине отчетливо раздался голос Симмонса:
      - За укрытие преступников закон предусматривает тяжелое наказание.
      Ах подлец! Он еще смеет говорить о законе!
      Робин напрягся, когда Макси на него упала, но тут же расслабился и кивнул: все понятно. Шаги стали удаляться, и Макси отняла от его рта руку. Но Робин успел схватить ее и легонько поцеловать ладонь.
      У Макси перехватило дыхание. Удивительно, как по-разному действуют разные прикосновения. Почему этот легкий поцелуй пронзил ее насквозь, а, закрывая Робину рукой рот, она ничего такого не чувствовала?
      Окружавшая их тьма уже не таила угрозы, а создавала обстановку интимности. Макси провела рукой по волосам Робина, потрогала повязку, потом погладила его щеку. Ощутив легкое покалывание щетины, она вспомнила, как ее взволновало зрелище бреющегося Робина, и покраснела в темноте.
      Ее пальцы легонько обвели линию губ Робина, и он потрогал их кончиком языка. Макси невольно вздрогнула, а когда Робин обнял ее за шею и притянул к себе, она не сопротивлялась. Совсем наоборот - ее губы приоткрылись навстречу его поцелую.
      Макси забыла напряжение, забыла страх, что их найдут. Осталось только ощущение мужчины, которого она обнимала, настойчивость его языка, его мужской силы. Везде, где ее тело соприкасалось с телом Робина, вспыхивал огонь, который вихрем несся по венам и уходил глубоко внутрь.
      Робин протиснул руку между ними и нащупал заветное местечко между ее ног. Макси содрогнулась всем телом. Поток страсти неудержимо понес ее. Она тоже опустила руку и положила ее на отвердевшую мужскую плоть...
      Робин задохнулся. Макси ласкала его, наслаждаясь своей властью и негодуя на разделявшую их одежду. Робин поднял ее рубашку и стал гладить спину. Ощущение его теплой руки на позвоночнике доставляло ей острое чувственное наслаждение.
      И вдруг над их головами опять послышался скрип досок под тяжелыми шагами. Оба замерли. Баржа качнулась под весом Симмонса.
      Шаги слышались все ближе.., ближе.., и остановились рядом с их укрытием. Голос Симмонса прозвучал до жути близко. Слова были неразборчивы, но интонация - явно угрожающая.
      У Макси вдруг прояснилось в голове. Забыть, где они находятся и - главное - забыть свое твердое решение держаться от Робина на расстоянии! Сердито сказав себе, что у нее мозгов не больше, чем у бурундука, Макси тихонько отодвинулась от Робина.
      Робин схватил ее за руку. Макси напряглась, и он ее тут же отпустил, но очень неохотно, напоследок медленно погладив ее ладонь. Внутренний огонь заполыхал в ней еще жарче.
      Когда пальцы Робина скользнули по ее руке, Макси ощутила шишки плохо сросшихся фаланг, и к желанию добавилась опасная вспышка нежности. Более острого ощущения близости у нее не могло бы быть, даже если бы они лежали голые в постели.
      Но вот последняя точка соприкосновения осталась позади, и Макси пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не возобновить его. Она знала, что если в таком возбужденном состоянии прикоснется к Робину, пути назад уже не будет.
      Жалея, что их ниша так мала, она молча отодвинулась как можно дальше, прижавшись спиной к стенке из скатанных ковров. Стук ее сердца почти заглушал хриплое дыхание Робина.
      Опять над их головами заскрипели доски - Симмонс, видимо, сделал шаг. Потом раздался какой-то скребущий звук, словно сверху отодвигали ковры. Господи, неужели он догадался, что под коврами спрятан люк?
      Кто-то позвал его с кормы. Опять раздался скрип досок - Симмонс пошел к зовущему.
      После этого долго стояла тишина, и Макси молила Бога, чтобы Симмонс не вернулся и не продолжил розыски. Но вот баржа поплыла. Макси глубоко и с облегчением вздохнула и сказала прерывающимся голосом, но все еще шепотом:
      - Простите. Честное слово, я не ставила себе целью довести вас до исступления.
      - Знаю. Я сам виноват, - покаянно отозвался Робин. - Все части тела вроде работают, но мозг потерял способность их контролировать.
      Макси вспомнила ощущение твердости под рукой: все части тела у него действительно работали отлично, У нее опять покраснело лицо. Слава Богу, что в темноте этого не видно!
      Однако Макси не было свойственно бежать от трудностей, и она "решила взять быка за рога:
      - Это же черт знает что! Нас физически влечет друг к другу, но обуревают сомнения, стоит ли дать волю этому влечению.
      Робин засмеялся.
      - Взаимное влечение между мужчиной и женщиной - это то, на чем держится мир. Поскольку мы все время находимся рядом, порой случаются срывы. Но я не хотел бы, чтобы было иначе. А вы?
      Болезненное томление в теле, восторг, который ее охватывает в объятиях Робина, пустота, которая останется у нее в сердце, когда они расстанутся, хочет ли она, чтобы было иначе? И, к собственному удивлению, Макси ответила:
      - Наверное, не хочу.
      - Рад это слышать, - тихо отозвался Робин. Обстановка разрядилась. Робин безошибочно нашел в темноте руку Макси, притянул ее к себе и ласково обнял. Такие объятия вошли у них в привычку. Макси прижалась к нему и совершенно успокоилась.
      - Ну как, придумали, что соврать капитану, когда он нас отсюда выпустит? спросил Робин, уткнувшись лицом ей в волосы.
      - Да, - коротко ответила Макси. Робин погладил ее по спине.
      - А мне надо как-то подготовиться, чтобы поддержать вашу историю?
      - Нет. Я решила, что лучше всего сказать ему правду, хотя вам это, наверное, покажется диким.
      - Правду? - изумленно повторил Робин. - Вот, уж никогда не додумался бы.
      - Из всего того, что вы мне наговорили, это первое, чему я безоговорочно верю, - сердито фыркнула Макси.
      Робин усмехнулся.
      - Представьте себе, я довольно часто говорю правду. Помнить все свои басни довольно утомительно. Легко запутаться.
      - Вам виднее, - саркастически сказала Макси. Она почувствовала, как колышется в беззвучном смехе грудь Робина.
      - Так мы все еще муж и жена? Или вы собираетесь от этого отказаться?
      - Наверное, нам лучше остаться мужем и женой, - неохотно признала Макси. Мне бы не хотелось объяснять капитану, в каких мы состоим отношениях. По-моему, это трудно сформулировать.
      Макси почувствовала, что ее слова опять позабавили Робина, но он ничего не сказал.
      Теперь, когда Робин пришел в себя и опять был начеку, Макси решила, что ей можно и отдохнуть. Она устроилась поудобнее, положив голову ему на плечо. Надо воспользоваться этой короткой передышкой.
      ***
      Макси проснулась, только когда над ними открылась крышка люка и в трюм устремились лучи закатного солнца. Она испуганно подскочила, но успокоилась, увидев наверху лицо капитана Блейна.
      - Ну как вы там?
      - Мы вам бесконечно благодарны, - ответил Робин. Он поднялся на ноги, ухватившись за край, легко выскочил из люка и протянул руку Макси. - Меня зовут Роберт Андерсон, а это моя жена Максима.
      "Так, - подумала Макси, - уже не лорд Андервилль, а Андерсон. Хватило ума хотя бы опустить этот дурацкий титул. Наш вид и так-то не слишком внушает доверие".
      Макси огляделась. Баржа была пришвартована в нижнем бьефе большого шлюза. На берегу стояла каменная конюшня и маленький домик шлюзовщика, окруженный цветочными клумбами. Кругом было тихо, и впервые за много дней им как будто ничто не угрожало.
      Капитан вынул трубку изо рта.
      - Меня зовут Джон Блейн, а мой сын Джеми повел лошадь в конюшню.
      Мужчины пожали друг другу руки.
      - Надеюсь, что Симмонс не очень вам нахамил, - сказал Робин.
      - Порядком. - Сквозь облако табачного дыма проглянула ухмылка. - Боюсь, что ему не повезло; он споткнулся о буксирный трос и упал в канал, а после этого потерял интерес к баржам и отправился восвояси.
      Макси улыбнулась. Интересно, как это Блейн ухитрился все это подстроить?
      - Поужинаете с нами? - спросил Блейн. Макси вспомнила, что они ничего не ели после того, как рано утром позавтракали с гуртовщиками. Неужели это было сегодня?
      - Мы с удовольствием с вами поужинаем, капитан Блейн, - ответила она.
      Он жестом пригласил их в рубку. Стол был накрыт, и на нем выложены припасы, которые жена дала капитану в дорогу. К счастью, эта женщина считала нужным хорошо кормить своих мужчин, и припасов было предостаточно: пирог с бараниной, хлеб, сыр, маринованный лук. Все четверо сели за стол и, обдуваемые ветерком из открытой двери, принялись за еду, собранную миссис Блейн.
      Капитан дождался, когда с ужином было покончено, и только тогда, набив и раскурив трубку, спросил:
      - Вы говорили, что все мне объясните, миссис Андерсон. Ваш кузен, - он сделал насмешливый упор на этом слове, - утверждал, что вы с мужем обвиняетесь в краже и нападении на представителей властей.
      - Симмонс никакой мне не кузен, - напрямик заявила Макси. - Я это сказала, потому что мне не хотелось вдаваться в долгие объяснения.
      - То-то я не заметил фамильного сходства, - сказал капитан. - А теперь давайте послушаем долгое объяснение.
      Макси вкратце рассказала ему свою историю: ее отец умер в Лондоне, у нее есть основания подозревать, что он умер не своей смертью, а дядя делает все возможное, чтобы помешать ей докопаться до истины. Она говорила правду, но старалась не вдаваться в подробности, особенно в том, что касалось Робина.
      - Клянусь вам, капитан Блейн, что мы вовсе не преступники, - закончила она.
      Что ж, сама она и вправду не совершила никакого преступления; другое дело Робин - тут она немного покривила душой.
      - Единственное, что я украла, - это старую карту Англии из дядиного кабинета. Что же касается нападения, то мы ни на кого не нападали, а лишь защищались от Симмонса и его людей.
      Капитан вытряхнул пепел из трубки и набил ее заново.
      - Дядя был вашим опекуном до брака? Макси покачала головой.
      - Он никогда не был моим опекуном. Даже если бы я не была замужем, мне двадцать пять лет, и я не нуждаюсь в опеке. Он не имеет права что-нибудь мне запрещать.
      Не только капитан Блейн, но и Робин посмотрел на нее с удивлением. Из-за маленького роста ее обычно считали моложе, чем она была на самом деле.
      - Что ж, похоже, вы говорите правду, если и не всю. Хотел бы я взглянуть на то, как вы защищались от Симмонса и его банды. Вид у них довольно потрепанный. - Блейн затянулся, и в сумерках засветился тлеющий в трубке табак. - Завтра вы, надо понимать, двинетесь к Лондону, но если хотите переночевать в трюме - милости прошу.
      Макси перегнулась через стол и поцеловала капитана в жесткую щеку.
      - Благослови вас Господь, капитан Блейн. Вы с Джеми - наши ангелы-спасители.
      Капитан чуть не уронил трубку. Стараясь подавить довольную улыбку, он сказал Джеми:
      - Смотри, сынок, если будешь рассказывать про это матери, не забудь сказать, что не я поцеловал миссис Андерсон, а она меня.
      Все засмеялись. Вечер они провели на палубе, где пили чай и мирно беседовали под тихий плеск воды. Потом к ним пришел шлюзовщик со всей семьей, принеся к чаю горячие, пахнущие ванилью булочки.
      Когда зажгли фонари, Робин показал несколько фокусов, потом уговорил Макси поиграть на губной гармошке. Этот вечер напомнил ей Новую Англию - там тоже соседи вот так же, без затей, собирались скоротать вечерок. У нее было удивительно хорошо на душе: она и не предполагала, что когда-нибудь почувствует себя в Англии как дома. Когда гости ушли, Робин и Макси легли спать на коврах в трюме. Уютно устроившись в его объятиях, Макси возблагодарила судьбу за то, что она послала ей это странное путешествие. По крайней мере, она познакомилась с другой Англией, гораздо более теплой и дружелюбной, чем Англия ее аристократической родни.
      Но больше всего Макси была благодарна судьбе за то, что она свела ее с Робином.
      ***
      Симмонс из кожи лез вон, разыскивая Макси с Робином, но они словно сквозь землю провалились, капитан баржи сказал, что двух путников подобрал проходивший фургон. Похожую на них парочку вроде видели и в других местах, но Симмонс беглецов так и не нашел.
      Чертыхаясь от злости, он был вынужден послать лорду Коллингвуду сообщение, что потерял след беглецов. Может случиться, что его племянница дрберется-таки до Лондона. На этот случай он советует лорду Коллингвуду принять дополнительные меры, чтобы та не узнала обстоятельств смерти отца. Сам же он продолжит поиски.
      Глава 20
      Робин посмотрел на темные клубящиеся тучи и расстроился. До сих пор погода их баловала, но, кажется, этому пришел конец. Того гляди пойдет дождь, а то и разразится настоящая гроза. Раз так, делать нечего.
      - А вам не хотелось бы провести ночь со всеми удобствами? - спросил он Макси.
      - Если удобства включают ванну, то очень.
      Ее лицо осветилось улыбкой, которая оказывала на Робина странное действие: его сердце словно бы забывало, как ему полагается биться. Макси была удивительно покладиста, с радостной готовностью принимая все, что посылала им судьба. Иногда она на него сердилась - и чему тут удивляться? - но никогда не ныла и не дулась. В этом она тоже была похожа на Мэгги.
      Робин вдруг с изумлением осознал, что уже много дней не вспоминал Мэгги. Его очаровательная спутница словно отодвинула прошлое далеко назад. И слава Богу!
      С тех пор как они покинули баржу, они прошли большое расстояние и сейчас приближались к Нортхэмптону, от которого до Лондона оставалось всего несколько дней пути. Проехав по каналу на север и затем выбирая малолюдные дороги, они так основательно запутали следы, что Симмонс уже не смог их отыскать. К радости Робина, эти дни обошлись без всяких неожиданностей.
      Для него приключением было уже само присутствие Макси и борьба с искушением, которое представляло ее восхитительное тело. Пока он умудрялся держать себя в узде, внушив, что Макси так же недоступна, как если бы она была чужой женой, очень юной девственницей или близкой родственницей. Уловка помогла, и больше ему не пришлось извиняться перед Макси за свое поведение, но он ни на минуту не забывал о ее соблазнительной близости.
      По правде говоря, больше всего его сдерживало опасение, что, если он еще раз позволит себе вольность, Макси отдалится от него или даже совсем исчезнет. Ее поступками руководит ум, а не тело.
      Сверкнула молния, и почти сразу же раздался оглушительный удар грома. Робин вернулся из мира грез к действительности. Полил дождь, и не привычный для Англии тихий моросящий дождик - с неба хлынули потоки воды, за секунды промочившие Робина и Макси до нитки, - А далеко до того места, о котором вы говорили? - спросила Макси, с трудом перекрикивая шум ливня.
      - Нет, недалеко. - Они почти бежали. - Этот дождь - пустяки. Видели бы вы отступление Наполеона из Москвы - вот это была кошмарная погодка!
      Макси засмеялась, в который раз поразившись его богатому воображению.
      - А вы, конечно, были в России вместе с наполеоновской армией?
      Небо опять расколол удар грома.
      - Был, но недолго, - небрежно ответил Робин. - Не скажу, чтобы мне там очень понравилось. Поэтому я украл лошадь и удрал в Пруссию.
      Макси задала несколько насмешливых вопросов, на которые Робин отвечал, не задумываясь, но его ответы звучали совершенно невероятно. И вдруг, оборвав себя на полуслове, он воскликнул:
      - Сюда! Мы почти на месте!
      Свернув с узкой дорожки, он пролез в брешь в живой изгороди. Макси последовала за ним. Робин стоял перед высокой каменной стеной, уходившей направо и налево, насколько хватал глаз.
      - Может, у меня мозги совсем размокли, но я не вижу здесь никакого пристанища, - с недоумением сказала Макси.
      - Надо перелезть через стену.
      Робин подпрыгнул, ухватился за край стены и легко подтянулся. Потом спустил к Макси свой мешок. Та посмотрела на него с ужасом.
      - Господь с вами, Робин, что вы задумали? Это ведь частное владение.
      - Верно, но владелец отсутствует, и дом стоит пустой, - объяснил Робин. Видя, что она все еще в нерешительности, он добавил:
      - Гарантирую, что никаких неприятностей не будет.
      Он говорил уверенно, но Макси все еще сомневалась. Как всегда, у Робина был невинно искренний вид. Макси вспомнила мысль, которая пришла ей на ум, когда она только с ним познакомилась: этот человек способен продать домохозяйке дюжину совершенно ненужных той вещей. Пройдоха с лицом ангела!
      Но до сих пор он ни разу не дал ей плохого совета, хотя, может быть, так заморочил голову, что она уже не отличает плохого от хорошего. Ладно, поверю ему еще раз, решила Макси, ухватилась за мешок и вскарабкалась на стену.
      Они спрыгнули на другую сторону и оказались среди больших деревьев, которые немного укрыли их от яростной грозы. Робин пошел вперед по едва различимой тропе. Вода хлюпала у них под ногами.
      Наконец лес кончился. В эту минуту молния озарила окрестности. Макси остановилась как вкопанная при виде величественного дома, который высветился на фоне темного неба.
      Вечером, в грозу, такое здание могло бы выглядеть мрачно и зловеще. Но картина, которая предстала перед Макси, была чрезвычайно мирной. Дом стоял на небольшом возвышении и был окружен ухоженным садом. Он был не так уж велик, и в его архитектуре не было ничего показного. Если он чем-нибудь и поражал, то гармоничной пропорциональностью и тем, как удачно вписывался в свое окружение, точно драгоценный камень в изящную оправу. И, несмотря на разыгравшиеся стихии, от него веяло спокойствием.
      - Робин, нам здесь не место, - убежденно сказала Макси.
      - Здесь есть сторожа и слуги, но они живут за пределами поместья. Дом совершенно пуст, - заверил ее Робин. - Никто нас тут не обнаружит.
      - Откуда вы знаете, что он пуст - может, хозяин вернулся? - не сдавалась Макси.
      - Это уж мое дело - знать такие вещи, - неопределенно ответил Робин, Пошли в дом. Не знаю, как вы, а я совершенно окоченел.
      Макси еще раз окинула дом взглядом - действительно, никого не видно - и пошла за Робином.
      - Чье это поместье и как оно называется?
      - Ракстон. Это второе по значению владение одного из самых знатных семейств Англии. Его поддерживают в хорошем состоянии, но тут почти никогда никто не живет.
      Робин повел Макси вокруг дома.
      - Какая жалость, - сказала Макси, глядя на мирный фасад. - Такой дом не должен пустовать. Эти ваши аристократы преступно расточительны.
      - Очень может быть.
      Они остановились перед дверью, которая вела на кухню. Робин нажал ручку и, обнаружив, что дверь, естественно, заперта, снял с правой ноги башмак.
      К изумлению Макси, он приподнял набойку и достал из каблука какую-то упругую проволочку с крючком на конце. Затем надел башмак и сунул проволочку в замочную скважину.
      - Что вы делаете? - вскричала она.
      - Разве не видно?
      Макси опять открыла было рот, но он остановил ее:
      - Тише! Я давно этим не занимался, и мне надо сосредоточиться.
      Однако, по-видимому, он этим занимался не так уж давно. Через минуту замок щелкнул, и Робин распахнул перед Макси дверь. Она бросила на него взгляд, от которого едва не зашипела его мокрая одежда.
      - Робин, у вас просто пугающие таланты!
      - Но полезные, - с радужной улыбкой отозвался тот. - Неужели вам не хочется укрыться от дождя в сухом и теплом месте?
      - Да, но мне не хочется в тюрьму, - буркнула Макси, переступая порог.
      Окна в кухне были закрыты ставнями, но все же Макси разглядела, что она пуста, хотя и аккуратно прибрана. На противоположной стене тускло поблескивали кастрюли, столы кто-то старательно выскреб - хоть сейчас начинай готовить, но человеческим духом даже не пахло. Похоже, Робин прав. Макси опустила заплечный мешок на каменный пол и стала стягивать с себя мокрую одежду. На душе ее, однако, по-прежнему было неспокойно.
      Робин открыл дверь в кладовку и сказал;
      - Сейчас разожгу плиту. В такую грозу никто не заметит, что из трубы поднимается дымок.
      Совершенно очевидно, что он здесь бывал. Может быть, добрая повариха как-то накормила его в ту пору, когда в доме еще жили? Или он был здесь гостем в молодости, до того как опустился до бродяжничества?
      Как бы там ни было, Робин за несколько минут отыскал и засветил фонарь, разжег в плите огонь и поставил греться воду. Продрогшая Макси протянула к огню руки.
      Робин опять исчез и вскоре вернулся с толстой шалью, в которую укутал Макси.
      - Я нашел шкаф, где полно всяких старых одежек. Вот согреется вода, тогда примем ванну. А пока пойдемте выберем себе комнаты на ночь.
      Макси окинула взглядом кухню.
      - Честно говоря, я предпочла бы остаться здесь. Как-то бессовестно вторгаться в чужой дом, даже если сейчас здесь никто не живет.
      - Здесь уже много лет никто не живет. - Робин зажег свечу в подсвечнике, улыбнулся и жестом пригласил ее последовать за собой. - Идемте, посмотрите сами. Мы не оставим после себя никаких следов.
      Макси покорно пошла за Робином, признавая в душе, что, когда он так ей улыбается, она готова идти за ним хоть в преисподнюю.
      В колеблющемся свете свечей ей предстал дом, который не только был красиво обставлен, но к тому же дышал человеческим теплом, чего ей так недоставало в Ченли-корте. Даже под чехлами угадывались изящные формы антикварной мебели. Столики розового дерева надо было только протереть, чтобы засияла их полированная поверхность. Высокие, закрытые ставнями окна, казалось, лишь ждали сигнала, чтобы заполнить дом светом, а дорогие восточные ковры приглушали звуки их шагов.
      Когда они зашли в музыкальную комнату, Макси приподняла чехол на клавесине и пробежала пальцами по клавишам. Клавесин был настроен и звучал превосходно.
      - Как жаль, что некому насладиться всей этой красотой и уютом.
      - Такой дом строится на века, - задумчиво отозвался Робин. - Даже если он и простоит лет десять - двадцать пустой - это явление временное. В Ракстоне жили раньше и будут жить снова.
      "Хорошо, если так", - подумала Макси. Они поднялись на второй этаж. Круглое окошко на лестничной площадке не было закрыто ставнями. Макси остановилась перед ним и залюбовалась холмистой равниной. Она выглядела покойнее диких пустошей Дарема, но была по-своему живописна и приветлива.
      Макси не могла понять, почему владельцы дома не хотят жить в таком прелестном месте. На худой конец, неужели у них нет обедневших родственников, которые нуждаются в крыше над головой? Странно!
      Робин открыл дверь и заглянул внутрь. Это была большая комната, в которой стояла широкая кровать с пологом. На полу лежал розовый ковер.
      - Такая комната вас устроит? По-моему, это спальня хозяйки. А спальня хозяина вон за той дверью.
      Макси посмотрела на него и вспомнила "Приют гуртовщика".
      - Иными словами, спать рядом в постели - более опасно, чем на стоге сена или на рулонах ковров? В его глазах на этот раз не было улыбки.
      - По-моему, мы в этом уже убедились. Лучше мне лечь в соседней Комнате.
      Разумеется он прав, черт бы его побрал!
      ***
      Макси в двадцатый раз поддернула широкие рукава своего роскошного халата. Нельзя же допустить, чтобы красный бархат попал в кастрюльку с едой! За последние три часа ее настроение заметно поднялось. Пока Робин принимал ванну, она приготовила рагу из ветчины и овощей, которые у них были с собой. Ее принципы не запрещали ей использовать вино при приготовлении пищи, и она плеснула в рагу добрую порцию найденного в кладовке кларета, и добавила пряностей, которые чудесным образом преобразили вкус нехитрого блюда.
      Пока Макси принимала восхитительно горячую, пахнувшую лавандой ванну, Робин накрыл роскошный стол в маленькой комнате для завтраков - столовая была для двоих чересчур велика. Хрустальные бокалы, серебро и дорогой фарфор, которые он снес со всего дома, сияли в свете свечей. Обнаруженные в кладовке закуски и засахаренные фрукты он положил в изысканные фарфоровые вазочки.
      Проявив абсолютное пренебрежение к частной собственности, он к тому же реквизировал два бархатных халата - надо же им что-то надеть, пока их собственная одежда сушится перед огнем! В шикарном бархатном халате Макси почувствовала себя принцессой.
      Доев рагу, она со вздохом удовлетворения откинулась в кресле и опять поддернула рукава. Халат был ей чересчур велик, и подол волочился по полу, но для такого сумасшедшего вечера это было то, что нужно. Он отлично дополнял ее распущенные волосы и шерстяные чулки, согревавшие ноги.
      Макси решила забыть, что она в чужом доме, и наслаждаться непривычной роскошью. Ее охватило странное чувство, что дом раскрыл им свои объятия. Может быть, он радовался, что в нем опять поселились люди - пусть даже случайные, не имеющие на него никаких прав.
      Макси исподтишка посмотрела на Робина. Его халат идеально сидел на нем и, казалось, был подобран под цвет его глаз. Он эффектно оттенял его золотистые волосы, и Робин был в нем немыслимо красив.
      Он потянулся за бокалом, и халат приоткрылся у него на груди. - Макси в первый раз заметила, что волосы на груди Робина имеют медный оттенок. Потому, наверное, и борода у него, как он говорил, рыжая.
      Макси подлила себе в чашку чая из серебряного чайника и заметила:
      - Вся эта роскошь пробуждает во мне желание откинуться в кресле с рюмкой коньяка в руке.
      - В чем же дело? Это можно организовать. Вам же не обязательно пить этот коньяк.
      Робин поднял бокал с остатками вина, которое он реквизировал для рагу.
      - Давайте выпьем за наше будущее.
      - Разве можно поднимать тост с чашкой чая в руках? - засмеялась Макси.
      - Главное - символ, а детали не имеют значения, - заверил ее Робин.
      Макси секунду поколебалась. Все ее существо протестовало против предстоящей разлуки с человеком, наделенным этим небрежным обаянием, этим очаровательным юмором и этим спокойным безразличием к ее смешанному происхождению. Но надо совсем оторваться от реальности, чтобы мечтать о будущем, в котором ему нашлось бы место. Всякая попытка удержать его обречена - это все равно что пытаться поймать ветер.
      Грустно улыбнувшись, Макси подняла чашку и залпом ее осушила. В конце концов она американка, и ей не пристало заранее отказываться от мечты, какой бы неосуществимой она ни казалась.
      Она подлила себе еще чаю и взяла из вазочки имбирный пряник.
      - Сдается мне, что среди многочисленных ролей, которые вам приходилось играть, была и роль дворецкого. - Она показала на стол. - Вы с удивительным знанием дела накрыли стол.
      - Вы правы. Мне приходилось быть дворецким - и не только дворецким, но и лакеем, и конюхом.
      Макси опешила. Она-то высказала это предположение шутя.
      - Это правда или вы меня опять разыгрываете?
      - Честное благородное, - с улыбкой заверил ее Робин. - Неужели так трудно представить, что я способен выполнять какие-то полезные обязанности?
      - Нелегко.
      Макси подперла голову рукой и вгляделась в невозмутимое аристократическое лицо Робина, Собственно, чему она удивляется? Даже джентльмену-бродяге с органическим отвращением к труду иногда, наверное, приходится работать, чтобы не умереть с голоду.
      - Я убеждена, что слугой вы были отменным. Вы, как хамелеон, умеете менять окраску применительно к обстановке. - Макси помолчала, пытаясь сформулировать впечатление, создавшееся у нее после многих дней путешествия вместе с Робином. - Но, легко находя общий язык с человеком любого круга, вы всегда сами по себе, никогда не смешиваетесь с толпой.
      - Максн, вы меня пугаете. Я не ожидал от вас такой проницательности. - И, не дав ей возможности дальше развить свою мысль, Робин продолжил:
      - Скоро мы будем в Лондоне. С чего вы хотите начать расследование обстоятельств смерти вашего отца?
      - Сначала я пойду в гостиницу, где он умер, в надежде узнать что-нибудь от слуг. Кроме того, я знаю имена его старых друзей, которых он собирался навестить.
      - Ну а что вы собираетесь делать после того, как узнаете правду и примете соответствующие меры?
      Робин пристально смотрел на нее.
      Макси покачала головой, вертя в руках серебряные щипчики и безуспешно пытаясь разобрать выгравированный на них вензель.
      - Вернусь в Америку и поищу работу в каком-нибудь книжном магазине. Так далеко вперед я пока не заглядывала.
      Взяв щипчиками кусок сахара и бросив его в чашку, она поправилась:
      - Нет, это не совсем так. Обычно я все же хотя бы смутно представляю себе, что со мной будет дальше. Не то чтобы я умела предсказывать будущее - просто у меня есть предчувствие, чем закончится тот или иной этап моей жизни. Например, когда мы с отцом ездили по Америке, я всегда знала, достигнем мы того места, которое наметили, или нет. Когда мы с отцом отправились в Англию, я ни минуты не сомневалась, что мы туда благополучно доплывем и что я познакомлюсь со своими английскими родственниками. Да если на то пошло, уходя из дядиного дома, я точно знала, что доберусь до Лондона.
      - А вы предчувствовали, что на пути в Лондон у вас будет столько приключений? - поинтересовался Робин.
      - Нет, и уж во всяком случае у меня не было предчувствия, что я встречу такого человека, как вы. - Макси улыбнулась Робину. - Но когда я сейчас пытаюсь заглянуть в будущее, я не в силах предугадать, во что оно выльется. Мне это напоминает одно лето в Америке, когда мы отправились в Олбани. У меня не было никаких оснований считать, что нам не удастся туда добраться, но я как-то не могла представить себя в этом городе. Так и вышло: отец заболел в дороге, и нам пришлось на несколько недель задержаться в Вермонте. А в Олбани мы в тот год так и не попали. Что-то в этом роде я чувствую и сейчас.
      - А что именно вы чувствуете? - нахмурился Робин.
      - У меня ощущение пустоты. Возможно, в моей жизни наступит поворот, который я даже не могу себе представить, потому что ничего подобного в прошлом у меня не было, - медленно проговорила Макси. - Я всегда знала, что не буду до конца своих дней бродячим торговцем книгами, но я не знала, когда и как окончится этот этап моей жизни. Но как только отец сообщил мне о своем решении поехать в Англию, я поняла, что больше к этой жизни я не вернусь.
      - Я встречал много случаев интуитивного предчувствия, и жизнь научила меня с ним считаться. А вы можете вглядеться в будущее? Может, тогда у вас появится хоть смутное представление о том, что нас ждет в Лондоне. Если нас подстерегает там опасность, хорошо бы к ней подготовиться.
      - Не знаю, получится ли, но попробую, - с сомнением в голосе сказала Макси.
      Она закрыла глаза, расслабилась и представила себе карту Англии. Серебряная извилистая лента отмечала ее путь из Дарема. Она становилась ярче в Йоркшире, где Макси встретилась с Робином. Ну а что будет в Лондоне? Макси изгнала из головы все мысли.
      Тьма, хаос, горе... Что-то немыслимое...
      Макси вскрикнула и выпрямилась в кресле. Ее рука дернулась, сбив чашку на паркетный пол, и та разлетелась вдребезги. Макси с ужасом посмотрела на осколки. Сердце ее бешено колотилось.
      - Разбила, - глупо проговорила она.
      - Черт с ней, с чашкой! - сказал Робин, уже подскочивший к ней и обнявший ее обеими руками. Макси спрятала лицо у него на груди.
      - У вас предчувствие, что в Лондоне случится что-то ужасное? - тихо спросил он.
      Макси попыталась посмотреть на жуткий черный водоворот, представший ее мысленному взору и чуть не затянувший в свою страшную глубину, но ее сознание шарахнулось, как испуганный жеребенок.
      - Это было нечто, недоступное моему воображению. Нечто такое ужасное, что я не в силах его понять. Руки Робина сжались вокруг нее.
      - Может быть, ваша собственная смерть? - спросил он. - В таком случае я вас увезу в противоположном направлении. Я не пущу вас в Лондон, даже если для этого мне придется привязать вас к лошади.
      Макси покачала головой.
      - Я никогда не боялась смерти, и ее предчувствие меня так не напугало бы.
      У нее вдруг возникло страшное опасение: а вдруг что-нибудь случится с Робином? Но как только эта мысль оформилась у нее в голове, она от нее отказалась. Этот страх не имел никакого отношения к Робину.
      - И не ваша смерть. Мне.., мне кажется, что это имеет отношение к смерти отца. - Макси помолчала. - Хотя я признавала возможность того, что в ней повинен мой дядя, по-настоящему я в это не верила. Но, если все это подстроил дядя, неудивительно, что мне невыносимо представить себе будущее. Судебный процесс по обвинению в убийстве заденет всех Коллинсов. Пострадают невинные люди.
      - А этого вы не хотите, несмотря на то, что ваши родственники обошлись с вами не слишком любезно. - Робин взял Макси за подбородок и поднял к себе ее лицо. Глядя ей в глаза, он спросил:
      - А вам не кажется, что лучше оставить все как есть?
      Макси нахмурилась.
      - Об этом не может быть и речи. Не знаю; удастся ли мне узнать правду, но если я не попытаюсь, я буду корить себя всю жизнь.
      Робин кивнул: он ожидал такого ответа.
      - Да, пожалуй, лучше довести дело до конца. Правда редко бывает хуже наших опасений. - Он погладил Макси по голове. - Пойду-ка я заварю свежего чаю. А потом расскажу вам самые смешные истории, какие смогу придумать, чтобы вы успокоились и хорошо спали ночью. - Он улыбнулся. - А уж смешных историй у меня в запасе много.
      Взяв чайник, он отправился на кухню, а Макси прошептала ему вслед:
      - Спасибо, Робин.
      Может быть, надежда на общее будущее у них чрезвычайно мала, но, если он будет рядом, когда она займется выяснением обстоятельств смерти отца, ее не так уж страшит то, что ждет в Лондоне.
      Глава 21
      Маркиз Вулвертон рассчитал, что если Робин и Воплощенная Невинность захотят остановиться в Ракстоне, им понадобится три или четыре дня, чтобы туда добраться из Маркет-Харборо. А пока он ехал на юг, задавая везде одни и те же вопросы и не получая на них удовлетворяющих его ответов. Беглецы словно растаяли в воздухе.
      Он собирался провести третью ночь в Ракстоне, но поднялась ужасная гроза, дороги совсем развезло, и его карета двигалась не быстрее пешехода. Маркиз клял себя за то, что зря потратил время на бесплодные расспросы. Если бы он прекратил их на несколько часов раньше, он успел бы приехать в Ракетой до грозы. Теперь же придется остановиться на ночь в ближайшей гостинице. Веселенькое дело!
      Мысли его обратились к Дездемоне Росс. Последнее время она непрерывно вторгалась в его мысли во сне и наяву. Что по этому поводу предпринять, он пока не знал, но предпринять что-то было необходимо.
      Эти приятные грезы наяву были прерваны громким треском, раздавшимся у него под ногами. Карета остановилась, как-то странно скособочившись. С обреченным вздохом маркиз вылез под дождь; ему только не хватало поломки кареты!
      - Погляди, что там случилось, Уайкс! - крикнул он кучеру.
      Тот передал вожжи Миллеру, молодому парню, который одновременно выполнял обязанности сторожа, конюха и камердинера, и слез с облучка. Прошлепав вокруг кареты по грязи, они с маркизом установили в чем дело.
      - Ось сломалась. Здесь нам ее не починить, - хмуро изрек Уайкс. - Надо послать Миллера за кузнецом.
      Джайлс пониже нахлобучил шляпу, чтобы дождевые струи не заливались ему за шиворот.
      - До Давентрн немногим больше мили. Там наверняка есть кузнец.
      Он уже собрался отдать соответствующее приказание Миллеру, как вдруг услышал звон упряжи. К ним приближалась какая-то повозка.
      - Вот повезло, - сказал Уайкс и, выйдя на дорогу, принялся махать рукам.
      Но это была не сельская телега, а знакомая желтая карета. По лицу Джайлса расплылась улыбка. Человек, сказавший, что нет худа без добра, был совершенно прав. Гроза принесла ему удачу.
      Джайлс направился к карете. Высокая женщина вышла под ливень и пошла ему навстречу. Джайлс ускорил шаги, и, приблизившись к леди Росс, воскликнул:
      - Залезайте обратно в карету, леди Росс! Вам-то зачем мокнуть?
      - Ничего, не сахарная, - ответила та с озорной усмешкой. Ее длинные ресницы слиплись от дождя, и вода капала с полей шляпы. - Теперь мне выпал случай спасти вас. Разве можно упустить такую возможность? У вас ось сломалась?
      Маркиз кивнул.
      - Я был бы вам очень признателен, если бы вы послали из Давентри кого-нибудь к нам на помощь.
      - Почему бы вам не поехать со мной? Ваши слуги присмотрят за каретой и без вас. Я собиралась остановиться в гостинице "Сноп пшеницы" - очень приличное заведение. Наверняка там и для вас найдется комната. - Дездемона запахнулась в мокрую накидку. - В такую погоду хочется скорей под крышу.
      Возможность провести вечер в обществе великолепной амазонки была слишком соблазнительной, чтобы от нее отказываться. Джайлс велел слугам залезть в карету и ждать, когда прибудет помощь, взял саквояж, в котором держал смену белья и другие предметы, необходимые в дороге, и последовал за леди Росс в ее карету.
      Оказавшись внутри, он спросил:
      - А где же ваша горничная?
      - Эта дуреха сильно простудилась, и я отправила ее домой. Как видите, я не послушалась вашего совета ехать в Лондон и там ждать Максиму, - вызывающе заявила Дездемона. - В двух-трех трактирах видели пару, похожую на наших беглецов, но ничего определенного я не узнала. А как ваши дела?
      - Да примерно так же. - И тут Джайлс решил, что не стоит больше скрывать от леди Росс его догадку насчет Ракстона. - Недалеко от Давентри расположено поместье Робина Ракстон. Я ехал посмотреть, не решили ли они передохнуть там день-другой. Хотите поехать туда со мной завтра?
      - Конечно! - Дездемона хмуро улыбнулась. - Пожалуй, нам лучше нагрянуть туда вместе.
      Вместе! Против этого у Джайлса не было возражений.
      ***
      В Давентри они нашли кузнеца, который согласился отправиться к карсте и заняться ее починкой, потребовав за это вознаграждение всего лишь в полтора раза больше обычного. Покончив с этим делом, Дездемона и Джайлс отправились в гостиницу.
      Там Джайлс первым делом попросил горячего чаю. Хозяин дал соответствующие распоряжения, а сам с поклоном проводил их в отдельный кабинет.
      Джайлс снял с себя мокрый плащ, а его спутница подошла к камину и стала греть у огня руки.
      - Почему-то у нас вошло в привычку встречаться в гостиницах, - заметила она, снимая мокрую шляпу и встряхивая головой. Рыжие волосы, завившиеся от влаги, рассыпались по ее плечам.
      Джайлс с удовольствием смотрел, как она пытается пригладить свои огненные кудри. Нет, рыжие волосы - это прекрасно.
      Маркиз собрался было пошутить, что встречи в гостиницах могут повредить репутации обоих, но тут Дездемона сняла мокрую накидку, и у него язык присох к гортани.
      Не так давно он пытался себе представить, как она выглядит без скрывающей ее фигуру бесформенной одежды. И вот наконец увидел. Открывшееся ему зрелище заставило его кровь вспыхнуть жарким пламенем.
      Он предполагал, что Дездемона - полная женщина, но что ее полнота не лишена привлекательности. Однако слово "полный" предполагает общую полноту как в бедрах, так и в талии.
      Дездемона же обладала пышными формами, но при этом тонкой талией и длинными стройными ногами. Насквозь промокшее муслиновое платье облегало ее эффектную фигуру, как перчатка, ничего не оставляя воображению. У Джайлса потемнело в глазах при виде ее великолепных бедер, не говоря уж о роскошной.....
      Он с трудом отвел глаза. Джентльмен сказал бы, что у нее красивая шея, поскольку в приличном обществе не принято упоминать грудь. Да, у леди Росс очень красивая шея - да и все остальное не хуже.
      Дездемона посмотрела на него и нахмурилась.
      - Что вы на меня уставились?
      Действительно уставился, признался себе Джайлс. Он поднял глаза и сказал с прямотой, о которой тут же пожалел:
      - Леди Коллингвуд была права. Дездемона вспыхнула до корней волос.
      - Я не хочу вас оскорбить, - поспешно добавил Джайлс. - Но вы поразительно эффектная женщина. Только слепой может этого не заметить.
      - То есть вы согласны с моей золовкой, что у меня вид куртизанки, раздраженно сказала она. - Вы оба правы. Именно так меня и воспринимало большинство мужчин.
      Она потянулась за мокрой накидкой.
      В ее словах звучала горечь, и маркиз вдруг понял, почему она остерегается мужчин. Он снял с себя сюртук, который под плащом остался сухим.
      - Накиньте на плечи сюртук - в отличие от вашей накидки он совершенно сухой.
      Дездемона помедлила, и он мягко сказал:
      - Извините меня за опрометчивые слова. Я не хотел вас обидеть. Просто я был поражен. Вы так основательно маскировались.
      Дездемона взяла сюртук, так настороженно глядя на него, словно опасаясь, что он тут же на нее бросится. Запахнувшись в сюртук, она, к глубокому сожалению Джайлса", вернула себе неприступный вид.
      Вскоре принесли поднос с чаем. Джайлс налил чашку чая и подал ее Дездемоне вместе с вазочкой с печеньем. Она присела на самый край стула, но постепенно, согревшись и убедившись, что Джайлс держится на расстоянии, успокоилась.
      Джайлс решил, что пора узнать, почему эта дама так странно себя ведет.
      - У вас, наверное, был неудачный первый выход в свет. Обычно невинность сама по себе является девушке защитой, но ваша красота до такой степени кружит мужчинам головы, что они способны забыться - особенно, если молоды и еще не научились сдерживать свой темперамент.
      Дездемона смотрела в чашку и крошила печенье.
      - Когда я впервые оказалась один на один с молодым человеком и он буквально набросился на меня, я винила в его несдержанности себя, хотя и не понимала, чем ее вызвала. Впоследствии я поняла, что мое поведение тут ни при чем. - Она горько усмехнулась. - Чтобы мне было в случае нужды чем защищаться, я стала вкалывать в волосы длинную острую булавку.
      - Теперь понятно, почему вы такого низкого мнения о сильном поле, задумчиво сказал Джайлс. - Но дело ведь не ограничилось одним балом, правда?
      - Почему вы задаете мне такие вопросы, Вулвертон? - спросила Дездемона, с вызовом вскинув голову. - Если вы просто скрываете под маской учтивости те же низкие намерения, как и прение, то какое вам дело до моего прошлого?
      Джайлс набрался решимости:
      - У меня нет низких намерений, а раз так, значит... - он с трудом произнес последние слова, - значит, мои намерения благородны, Дездемона со стуком поставила чашку на блюдце. Они встретились глазами. Наступил тот оглушающий момент, когда отношения между людьми меняются навсегда. К лучшему или к худшему - неизвестно, но назад дороги уже нет. Когда Дездемона наконец заговорила, казалось, что ее слова не имеют никакого отношения к происходящему, но Джайлс понял, что это совсем не так.
      - Я встречала вашу жену в свете. Она была очаровательна, как фарфоровая статуэтка.
      Маркиз поставил на стол свою чашку, стараясь проделать это беззвучно. Что ж, это справедливо: если он допытывается о прошлом Дездемоны, она имеет право делать то же самое.
      - Да, Дианта была очень хороша собой.
      - Мы совершенно непохожи.
      - Надеюсь, что это так, - сказал Джайлс, и в его голосе прозвучала горечь. - Иначе мне грозит совершить вторую, роковую ошибку в своей жизни.
      Весь этот разговор явно выбил Дездемону из колеи, но последние слова маркиза как будто прибавили ей уверенности. Она была рада узнать, что не у нее одной был несчастливый брак.
      - Почему вы не поладили?
      Джайлс встал и принялся вышагивать по комнате.
      - История довольно банальная. Когда я сделал ей предложение и она его приняла, я был на седьмом небе, не мог поверить, что из всех она выбрала меня. - Он пожал плечами. - Только такой идиот, как я, не мог догадаться, почему это произошло: в тот год я был самым титулованным и богатым женихом на брачном рынке. Но она умела ловко притворяться. Так что поверить в ее любовь было не так уж трудно.
      - Неужели она вас совсем не любила? Какая нормальная женщина выйдет за человека, который ей не нравится, когда у нее есть богатый выбор?
      Маркиз усмехнулся.
      - Нельзя сказать, что я ей был противен, но позднее она призналась мне в одной из наших милых бесед, что я ей наскучил еще до конца медового месяца. Она предполагала, что я ей надоем, но не думала, что так сильно и так быстро.
      Дездемона внутренне сжалась. Эти жестокие слова напомнили ее собственный брак.
      - Дианта, однако, относилась к делу философски, - продолжал маркиз. - Она согласна была терпеть зануду мужа в обмен на богатство и положение в обществе. Деньги у нее буквально текли сквозь пальцы, и ей импонировал титул маркизы.
      - Кажется, она умерла при родах? - спросила Дездемона. - И ребенок тоже?
      Она вспомнила, что читала сообщение об этих двух смертях и еще пожалела, что такая красивая женщина так мало прожила.
      - Да. - Маркиз оперся о каминную полку и долго смотрел на огонь. - На смертном одре, когда мы еще надеялись, что ребенок выживет, она призналась мне, что он скорее всего не мой сын. Она даже как будто сожалела об этом. Женщины, оказавшиеся в ее положении, сначала стараются подарить мужу законного наследника, или даже двоих, и только потом пускаются во все тяжкие. Она тоже считала, что обязана выполнить свой долг.., но произошла ошибка - кто же не ошибается?
      Дездемоне было нестерпимо жаль его, и впервые в жизни она сама прикоснулась к мужчине, чтобы утешить, не задумываясь о том, как он истолкует ее жест. Она тронула Джайлса за руку:
      - Я вам очень сочувствую. Эта женщина вас не стоила. Джайлс ответил спокойно, но Дездемона почувствовала, как напряглась его рука:
      - Не знаю, так это или нет, но у нас были совершенно разные взгляды на брак. Я совершил дикую глупость, женившись на ней. - И еле слышно добавил:
      - Самое ужасное, что я не мог заставить себя их оплакивать.
      - Я вас понимаю, - тихо сказала Дездемона. - Когда умер мой муж, я испытала и облегчение, и чувство вины, и какую-то не имевшую к нему прямого отношения печаль: мне было жаль, что человек так бессмысленно кончил жизнь. В общем.., очень смешанные чувства.
      Джайлс накрыл ее руку своей.
      - Я не был знаком с сэром Джильбертом Россом, но слышал, что он был заядлым картежником.
      - Если бы только это! - Теперь уже Дездемона , долго смотрела на огонь.
      Она никогда никому не рассказывала про свое замужество, но откровенность маркиза вызвала ее на ответную откровенность:
      - Он утонул в канаве, напившись. По сути дела, единственным добрым делом, которое он сделал за всю жизнь, было то, что он умер во время полосы везения и я смогла расплатиться с его долгами. У меня даже немного осталось. Вдобавок мне оставила небольшое наследство одна из моих теток. Это обеспечило мне финансовую независимость. Я обнаружила, что мне гораздо больше по душе быть вдовой, чем женой сэра Джильберта.
      Джайлс вздохнул.
      - Когда брак заключается на основании такого поверхностного знакомства, какое нам предоставляют светские правила, возможность ошибки чересчур велика. Поэтому мы оба выбрали себе таких неподходящих партнеров.
      - Совершенно верно, хотя я своего мужа не выбирала.
      - Брак устроили ваши родные?
      - Нет, мой брат наверняка сумел бы выбрать мне более подходящего мужа. В течение моего первого сезона в свете на мою руку было несколько серьезных претендентов. - Дездемона горько улыбнулась. - За мной давали вполне приличное приданое, и мужчинам нравилась моя внешность. Джильберт, был очень настойчив в своем ухаживании, хотя и подозревал, что брат не согласится на наш брак. Однажды он повез меня кататься в парке и завез Бог знает куда. А обратно привез только на следующий день. Маркиз нахмурился.
      - Он что?..
      - Нет, он вел себя вполне прилично. Просто отвез меня в пустой дом где-то за городом и там клялся, что страстно меня любит и не представляет себе жизни без меня. Я, конечно, негодовала, но в какой-то степени мне это польстило. Он был хорош собой, а я, глупенькая, вообразила, что это очень романтично: заядлый ловелас влюбился в меня без памяти.
      - Понятно, - мрачно сказал Вулвертон. - Действительно, ему не было нужды вас трогать. Проведя с ним наедине ночь, вы уже были безнадежно , скомпрометированы.
      - Вот именно. Все твердили, что у меня нет выбора и я должна выйти за него замуж. А я была слишком молода и не понимала, что у человека всегда есть выбор, независимо от обстоятельств. И я смирилась с судьбой.
      - Поэтому вы и настаиваете, чтобы вашей племяннице, независимо от обстоятельств, был предоставлен выбор.
      - Совершенно верно. Я никому - никому! - не позволю принуждать ее выйти замуж, если она того не хочет. Кроме горя, из этого ничего не получится. Дездемона взяла кочергу и ткнула ею в горку раскаленных углей. - Мне самой следовало наотрез отказаться от брака с сэром Джильбертом, но, как я уже говорила, мне отчасти льстило, что любовь толкнула его на такие крайние меры. Не могу сказать, что он мне не нравился. Он был очень остроумен, а то, что он меня не обесчестил, казалось мне доказательством искренности его чувств. К сожалению, у него ко мне было не больше чувств, чем у вашей Дианты к вам.
      - Его интересовало только ваше приданое?
      - В основном. Но кроме денег... - Дездемона запнулась, не в силах продолжать. Маркиз по-дружески обнял ее за плечи, и это придало ей сил.
      - Однажды в пьяном виде Джильберт сказал мне, что составил список невест с приличным приданым - приличным, но не настолько большим, чтобы его к ним и близко не подпустили. Из этого списка он выбрал меня, потому что.., потому что ему нравился мой пышный бюст.
      Дездемона сама была поражена, что произнесла вслух слова, которые оставили незаживающий шрам в ее душе.
      Маркиз молча притянул ее к себе. Она видела, что он понял, как унизили ее слова мужа. Ведь и его опыт семейной жизни представлял собой сплошное унижение.
      - В нашем обществе брак представляет собой торговую сделку: мужчина обязывается содержать женщину в обмен на доступ к ее телу. Это, по сути дела, унизительно для обеих сторон. Во всяком случае, мне это сознание причиняло большую боль. - Он крепче сжал плечи Дездемоны. - А вам не повезло вдвойне: на вас женились и из похоти, и из корыстных соображений. Вам же не досталось ничего. Это ужасно несправедливо.
      - Как же мы все глупы! - с горечью воскликнула Дездемона. - Неужели все эти романтические слова сводятся к тому, что мужчина выбирает ту женщину, которая больше всех его возбуждает, а женщина соглашается выйти замуж за мужчину, который лучше всех способен ее обеспечить?
      - Да, поначалу дело обстоит именно так. Но это только начало. Люди сложные существа, и ищут в браке удовлетворения многих желаний и потребностей. В хорошем браке наличествуют и теплая привязанность, и дружеское общение, и доверие. Но вдобавок ко всему этому желательно, чтобы супруги ощущали физическое влечение друг к другу.
      Дездемона отвела глаза. На нее опять нашла сковывающая робость, но она не стала высвобождаться из его объятий.
      - Кажется, мы вернулись к исходной позиции, что у меня внешность шлюхи.
      - Ничего подобного. Шлюхи меня никогда не интересовали, ну разве что на час-другой. А вы мне необыкновенно интересны. Мне нравятся благородные цели, которые вы преследуете в своей деятельности, мне нравится ваше отношение к племяннице, с которой вы даже незнакомы. Мне нравится ваша прямота. - Джайлс усмехнулся. - Мне также нравится, что вы так легко краснеете, и мне не составляет труда прочесть ваши мысли.
      Как бы в подтверждение этих слов лицо Дездемоны залила волна краски. Это так ее рассердило, что ей, как обиженному ребенку, захотелось топнуть ногой.
      Джайлс закончил перечисление достоинств Дездемоны словами:
      - Вы мне нравитесь, и я вас уважаю - на этом основаны наши отношения. Но должен признаться, что я восхищен открытием, что вы выглядите как дорогая танцовщица.
      Дездемона засмеялась: ее восхитила эта абсурдная логика, и она перестала стесняться своей непристойно-соблазнительной внешности. Впервые в жизни комплимент мужчины не вызвал у нее опасений, а доставил удовольствие.
      Но когда она подняла глаза, смех замер на ее устах. В глазах маркиза она увидела желание, а также симпатию и доброту. Глубоко взволнованная, она не стала уклоняться от его поцелуя.
      Поначалу это было легкое, не требующее ничего в ответ прикосновение его губ к ее губам - совсем непохожее на те мокрые поцелуи, которые в пору ее юности ей влепляли разгоряченные молодые люди, поймав где-нибудь одну. А муж вообще не склонен был ее целовать, а напрямик шел к удовлетворению собственной похоти.
      Но Джайлс предпочитал неспешное сексуальное знакомство, и легкие прикосновения его губ доставляли ей ощущения, о существовании которых Дездемона даже не подозревала. Поначалу она лишь пассивно принимала его ласки - потом ей захотелось на них ответить. Она обняла его руками за шею и прильнула к нему. Это было так естественно, словно они для этого и были созданы. С Джайлсом она не чувствовала себя вульгарной, нелепо-огромной амазонкой - она чувствовала себя женщиной, которая нашла достойного мужчину.
      Джайлс начал поглаживать ее спину под своим сюртуком, который все еще оставался на ее плечах. Ощущение теплых рук поверх промокшего муслина было невыразимо приятным. Дездемоне не приходило в голову, что Джайлс сдерживается изо всех сил, пока она робко не коснулась его языка своим. Джайлс издал приглушенный горловой звук и с такой силой прижал ее к себе, что она ощутила все напряжение его желания. Ей не понравилось, что она теряет контроль над ситуацией, и она попыталась вырваться.
      Джайлс тут же поднял голову и отступил назад. Все еще неровно дыша, он погладил ее перепуганные рыжие кудри.
      - Извините, я забылся. Я не хотел вас напугать.
      - Вы меня не напугали. Разве что чуть-чуть. - У. Дездемоны тоже бурно вздымалась грудь. - Ну и что же будет дальше, Вулвертон?
      - Вы мне позволите вас навещать? - спросил он с надеждой в голосе. - Будем больше проводить времени вместе, познакомимся поближе. Тогда и решим, подходим ли мы друг другу.
      - Да, на это я согласна. - Не успев произнести эти слова, Дездемона опять испугалась. - Но нам понадобится время. Я же вам сказала, что меня устраивает независимость.
      - А одиночество вас тоже устраивает? - тихо спросил маркиз.
      Дездемона поглядела на свои вконец размокшие туфли и покачала головой.
      - Но давайте договоримся, что будем искренни друг с другом. Если я в конце концов решу, что не могу выйти за вас замуж, я так и скажу. А если вы решите, что не имеете сил жениться на такой мегере - вы тоже так мне и скажете. И забудьте про все эти глупости о нарушении обещания жениться. Говорят, что Веллингтон женился из этих соображений и ничего хорошего из этого не вышло.
      - Совершенно с вами согласен. Мне очень нравится ваш здравый смысл. Для начала зовите меня Джайлсом. - Улыбнувшись, Вулвертон добавил:
      - Дианта всегда называла меня маркизом, и это было логично: она ведь вышла замуж не за человека, а за титул.
      - Дура она была. Хорошо, я вас буду называть Джайлсом. - Она задумчиво посмотрела на него. - Как вы думаете, вы сможете без смеха называть меня Дездемоной?
      - Боюсь, что нет. - Глаза маркиза весело заблестели. - Когда вы вломились ко мне в кабинет в Вулверхемптоне, мне пришло в голову, что, пожалуй, у Отелло были основания задушить Дездемону. И эта мысль возвращалась ко мне еще раза два-три.
      - Вы говорите возмутительную чушь! - Дездемона постаралась напустить на себя суровый вид, но еле удерживалась от смеха. И подумать только, что эта дурочка Дианта считала Джайлса занудой!
      - Верно, - согласился Джайлс. - Тогда почему же вы хихикаете?
      - Я серьезная пожилая вдова, и у меня нет обыкновения хихикать.
      Она спрятала лицо у него на плече, пытаясь заглушить звуки, опровергавшие ее слова.
      Глава 22
      Робин не хвастался, утверждая, что у него в запасе огромное количество смешных историй. Макси так хохотала, что совершенно забыла все свои тревоги. Они вместе поднялись по лестнице. Робин нес подсвечник, а Макси поддерживала подол бархатного халата, чтобы случайно на него не наступить и не упасть.
      Робин зашел в ее комнату, зажег свечу на ночном столике и повернулся, чтобы уйти. Точеные черты его лица резко высвечивались в колыхающемся пламени свечей. В длинном бархатном халате он был похож на явившегося из далекого прошлого средневекового феодала. Макси смотрела на него, сгорая от желания. Ей хотелось развязать кушак, обнажить это красивое тело и потянуть его в постель.
      Не отдавая себе отчет в том, что делает, она положила ладонь на треугольник обнаженной кожи у основания его шеи и почувствовала, как резко участились удары его сердца. Опять оба были во власти неодолимого сексуального влечения.
      - Ну и чей теперь черед проявить благоразумие? - спросила Макси, у которой вдруг пересохло во рту.
      - Наверное, мой, - ответил Робин. Он запустил руку ей в волосы, перебирая пальцами черные блестящие пряди, потом поднял к губам ее руку и поцеловал. Помните, что я за этой дверью. Если вас что-нибудь напугает - зовите, и я тут же приду.
      - Знаю. - Усилием воли подавив желание поцеловать его на ночь, Макси отступила от него и стала заплетать волосы в косу. - Доброй ночи.
      Когда Робин закрыл за собой дверь, она сбросила халат и залезла под одеяло. Постель была мягкой, чистое белье пахло свежестью, но сон не шел. И вовсе не потому, что ее опять стали одолевать мрачные мысли о будущем. Просто постель была чересчур широкой, чересчур холодной и чересчур пустой.
      Макси перекатилась на живот и сердито ударила кулаком по подушке, словно пыталась взбить ее поудобнее. Разумеется, здравый смысл рекомендовал воздерживаться от чрезмерного сближения, но здравый смысл ничуть не согревал ее ночью. Сам факт, что ей так не хватало Робина, подтверждал правильность ее линии поведения. К черту! К черту! К черту!
      Макси крутилась в постели целый час, но сон упорно не шел. Она села и задумалась. Может быть, если открыть соединяющую их комнаты дверь, ей станет легче? Она будет чувствовать себя ближе к Робину.
      Она слезла с высокой кровати и босиком прошла по полу, ежась в своей легкой ночной рубашке. На улице опять шел дождь, и в воздухе стояла пронизывающая сырость, напомнившая ей ноябрьскую погоду в Новой Англии. Она тихонько открыла дверь и прислушалась, надеясь успокоиться, услышав ровное дыхание Робина.
      Однако то, что она услышала, не добавило ей спокойствия. Робин дышал часто, со всхлипываниями - как в ту первую ночь, когда они спали на кучах папоротника-орляка. Ему тогда приснился кошмарный сон, но с тех пор такое не повторялось.
      Потом Макси услышала скрип кровати - Робин перевернулся на другой бок и вдруг он заговорил на каком-то языке с мученической интонацией. Макси нахмурилась и вошла в комнату. Это был какой-то немецкий диалект. Хотя Макси плохо знала немецкий, она поняла слова das Blut и der Morel - "кровь" и "убийство".
      Вдруг Робин хрипло и очень громко - так, что она проснулась бы, если бы спала, - крикнул "Neint Nein!" и ударил воздух рукой, словно пытаясь отразить нападение.
      Перепуганная Макси вскарабкалась к нему на постель и тронула за плечо. Надо прервать страшный сон.
      При ее прикосновении Робин молниеносно откатился на край постели и, прежде чем Макси успела вскрикнуть, схватил ее за плечи и прижал к матрасу. Его голая грудь была покрыта каплями пота. Тяжело дыша, он навалился на нее всем телом, а руку положил поперек ее горла и надавил с такой силой, что Макси начала задыхаться.
      Она с ужасом чувствовала свою полную беспомощность - куда ей сопротивляться этому тренированному телу. Он ее в одну секунду задушит или сломает ей шею.
      Она лежала совершенно неподвижно, потом вдохнула, как могла, и громко сказала;
      - Робин, проснитесь! Это сон!
      Он еще крепче нажал на ее горло, но в следующую секунду ее слова дошли до его сознания, и он неуверенно проговорил:
      - Макси?
      - Да, Робин, это я, - выдавила она. Робин отпрянул от нее и лег на спину. В темноте его кожа призрачно белела.
      - Боже правый! - пробормотал он. - Простите меня. Я вам ничего не сломал?
      Макси с наслаждением сделала глубокий вдох.
      - Непоправимого увечья как будто нет.
      Она села, потянувшись к ночному столику, зажгла свечу и повернулась к Робину.
      К своему ужасу, она увидела, что матрас под ним ходит ходуном - так его трясло. Желая успокоить, она обняла его обеими руками.
      В ответ он сжал ее с таким отчаянием, что у нее хрустнули ребра. Макси прижала его голову к груди, словно это был испуганный ребенок. Она подумала, что, возможно, он во время своих странствий подхватил малярию, и она спросила:
      - Отчего вас так трясет? Лихорадка?
      - Нет, - ответил он голосом, в котором, как он ни сдерживался, прорывалась дрожь. - Это был просто кошмар.
      Макси погладила его по голове.
      - "Просто кошмар"? Такого не бывает. Ирокезы считают, что сны и кошмары идут из глубины человеческой души. Что тревожит вашу душу?
      Последовала такая долгая пауза, что Макси уже отчаялась получить ответ, но потом Робин едва слышно сказал:
      - То же, что и всегда: предательство, кровь, убийство людей, которые при иных обстоятельствах Могли бы стать моими друзьями.
      В голосе Робина слышалось холодное отчаяние. Макси вспомнила фермера, который сердился, когда обнаружил их у себя в сарае. Робин со знанием дела говорил с ним о войне, хотя ни разу не сказал, что служил в армии. Но Макси вдруг вспомнила, что он этого и не отрицал.
      - Вы действительно служили в армии? - спросила она.
      - Нет, солдатом я никогда не был. Ратный труд гораздо чище, - с горьким юмором ответил Робин.
      - Кем же вы тогда были?
      - Я был шпионом. - Робин откинулся на подушку и трясущимися руками вытер пот со лба. - Целых двенадцать лет. Мне было всего двадцать, когда я начал. Я лгал, воровал, иногда выступал в качестве наемного убийцы. И это у меня очень хорошо получалось.
      Его признание потрясло Макси, но не удивило. Оно было неожиданным, но все объясняло.
      - Тогда мне многое становится понятным. А я-то думала, что вы обыкновенный вор или мошенник.
      - Я бы предпочел быть обыкновенным вором. Я принес бы гораздо меньше вреда.
      Перед мысленным взором Робина возникли искаженные лица тех, кого ом знал, и безликие толпы неизвестных ему людей, которые погибли в результате его донесений. Он задрожал еще сильнее. "Как было бы хорошо, - подумал он, - если бы эта дрожь разнесла меня на куски".
      Это был самый тяжелый приступ из всех, что он перенес. Ему было неприятно, что Макси видит его в таком жалком состоянии, но он все равно цеплялся за нее, как за спасательный канат, который, может быть, вытащит его из беснующихся волн душевного шторма.
      Но тут Макси заговорила снова:
      - Вором движет только корысть. Я не верю, что вы стали шпионом из корыстных соображений.
      - Нет, конечно. Шпионством не разбогатеешь. Я согласился этим заняться, потому что считал, что борьба с Наполеоном - правое дело, и что этим я принесу пользу своей стране. Но с течением времени кровь, которой я обагрял руки, ложилась все более тяжким бременем на мою совесть...
      Макси подняла голову, и ее шелковистые волосы коснулись его щеки. От них исходил горьковато-сладкий запах лаванды.
      - Расскажите мне, как это началось. Не изучали же вы шпионское дело в Оксфорде!
      - Вообще-то я учился в Кембридже. - Робин слегка усмехнулся при мысли, что Макси точно определила, какое он получил образование. - Когда я окончил второй курс, в Европе впервые за десять лет заключили перемирие. Я решил съездить на каникулы во Францию. Там я скоро понял, что военные действия вот-вот возобновятся. Случайно я узнал нечто такое, что должно было заинтересовать министерство иностранных дел, и я послал сообщение моему троюродному брату, который там служил. Люсьен немедленно приехал в Париж, чтобы со мной поговорить. Мои сведения оказались очень важными, и он предложил мне остаться во Франции, когда окончится перемирие. Кроме того, что я по природе склонен к авантюризму, моя мать была шотландкой, и это давало мне доступ в шотландскую колонию, которая обосновалась в Париже после поражения восстания в тысяча семьсот сорок пятом году. Они презирали Наполеона и, охотно мне помогали.
      Робин по-мальчишески преклонялся перед троюродным братом, который был старше его, и похвала Люсьена много для него значила. Его редко хвалили. Так что ему не составило труда убедить себя, что предложение Люсьена даст ему возможность делать опасное и полезное для Англии дело.
      - Поначалу это было похоже на игру. Я был слишком молод и беззаботен, чтобы понять, что.., что по кусочкам продаю свою душу. - Робин почувствовал, что на него опять накатывается волна ужаса и ему становится трудно дышать. - К тому времени, когда я понял, что с собой делаю, от моей души уже ничего не осталось.
      - Интересная метафора, - тихо сказала Макси, - но она не соответствует действительности. Может быть, вы и забыли путь к своей душе, но душу нельзя потерять, продать или подарить.
      Робин мрачно усмехнулся.
      - Вы в этом уверены?
      - Убеждена. - Макси взяла его за руку, и ужас немного отступил. - Если бы у вас не было души, вы не испытывали бы таких душевных страданий, такого чувства вины. Насколько мне известно, закоренелые негодяи спокойно спят по ночам.
      - В таком случае я святой, - устало проговорил Робин.
      - Вы как-то сказали, что Мэгги была вашей сообщницей. Тогда я вас не поняла. Она что, тоже занималась шпионажем?
      - Да. Ее отца растерзала толпа французов. Я помог ей спастись. В Англию ей возвращаться не было смысла, и мы стали партнерами. Я много путешествовал по Европе, но дом был там, где была Мэгги. Чаще всего в Париже.
      - Соратники и любовники, - тихо сказала Макси. - Все, очевидно, держалось на ней. Когда она от вас ушла, вы почувствовали, что больше не можете Робин кивнул.
      - Да, пока мы были вместе, я справлялся со своими демонами. После ее ухода они начали меня одолевать. Как вы об этом догадались?
      - Женская интуиция, - сухо отозвалась Макси. - Надо полагать, что вы нанимались дворецким или лакеем для того, чтобы собирать нужные сведения?
      - Совершенно верно. Слуг обычно не замечают. Лакей или конюх знает обо всем, что происходит в доме.
      Макси натянула на них обоих одеяло. Робин этому обрадовался - только сейчас он почувствовал, что страшно озяб. Но тепло шло не столько от одеяла, сколько от Макси. И не только тепло, а нежность и здравомыслие. Прикосновение ее мягкой груди, едва прикрытой тонкой рубашкой, ласковое поглаживание ее рук - все действовало на него успокаивающе.
      - До меня только сейчас дошло, что большинство невероятных историй, которые вы мне рассказывали, вовсе не были выдумками. Вы действительно сидели в тюрьме в Константинополе и спаслись оттуда вместе с китайским моряком?
      - Святая истина, - с еле заметной улыбкой ответил Робин. - Ли Кван научил меня замечательным приемам рукопашного боя, которые неоднократно спасали мне жизнь. Совместными усилиями мы сумели сбежать из этого проклятого места.
      - А то, что вы рассказывали про отступление Наполеона из Москвы?
      Робин словно подавился и опять стал трястись, как будто на него дохнул морозный зимний ветер. Макси крепче обняла его.
      - Я могу понять, почему эти воспоминания причиняют вам такую боль. Но ведь ваш труд наверняка помог Англии, может быть, даже способствовал спасению многих жизней - хотя бы тем, что привел войну к быстрейшему завершению.
      - Может быть, но в общем-то ничего особенного я не совершил. Пиком моей сомнительной карьеры было открытие, что Наполеон собирается напасть на Россию. А сделал я это нехитрое умозаключение на основании того, что обнаружил у него в библиотеке множество книг по географии России.
      Макси беззвучно присвистнула.
      - Умозаключение это, может быть, и нехитрое, но как вы попали в библиотеку императора?
      - Лучше вам этого не знать.
      Макси пригладила его влажные от пота волосы. В уголках его глаз собрались морщины. Впервые Робин не выглядел моложе своих лет - даже старше.
      - Но ведь шла война, - с состраданием сказала Макси. - Конечно, ужасно, когда надо убивать, чтобы проникнуть в библиотеку, но, по сути дела, это не так сильно отличается от того, чтобы застрелить врага на поле боя.
      - Здесь пришлось не убивать, а обольщать, - сказал Робин с отвращением к самому себе. - Я обольстил камеристку - некрасивую застенчивую девушку. Ее звали Жанна. Эта славная девушка была мне очень благодарна за внимание. Я притворился лояльным французским солдатом, который залечивает раны и которому ужасно хочется увидеть комнату, в которой работает его возлюбленный император. Мне не стоило большого труда уговорить Жанну показать мне библиотеку. - Пальцы Робина судорожно сжались вокруг руки Макси. - Мне было отвратительно использовать женщин, извращать самое прекрасное, что должно быть в отношениях между мужчиной и женщиной. Но все равно мне приходилось это делать. Приходилось - будь все проклято! От этого никуда не денешься.
      - Некоторые мужчины совращают женщин просто для развлечения. У вас, по крайней мере, в этом была насущная необходимость, - тихо сказала Макси. - А Жанна узнала, что вы ее использовали для своих целей?
      - Нет. Я сказал ей, что мой полк посылают в Австрию, и расстался с ней самым нежным образом. Она.., она плакала и говорила, что будет молиться за меня. Я до сих пор вижу ее лицо... - Голос Робина сорвался.
      Макси было жаль славную некрасивую Жанну и еще больше жаль Робина, которому пришлось нарушить свой кодекс чести. Но все же в этой истории было и хорошее.
      - Пусть Жанна плакала, расставаясь с вами, но я уверена, что она обрела веру в свою женскую привлекательность, раз ею заинтересовался такой мужчина, как вы.
      Робин хотел что-то сказать, но она положила палец ему на губы.
      - Не надо мне говорить, что вы совершили предательство, я с этим не спорю. Но вы дали ей и счастье и позволили сохранить чувство самоуважения, а ведь это вы не были обязаны делать.
      - Допустим, что я не проявлял бессмысленной жестокости, однако это не оправдывает моих проступков.. Макси попыталась поставить себя на его место.
      - Шпиону, наверное, лучше не иметь моральных устоев. Человеку порядочному заниматься шпионажем, очевидно, невыносимо. Как вам удалось выдержать столько лет?
      - - Я старался отстраниться от своих самых страшных дел, притворялся, что их совершил кто-то другой. Долгое время мне удавалось не думать о них. Но когда кончилась война и мне больше не надо было рисковать жизнью, эта ограда стала рушиться.
      - Отсюда и кошмары?
      - Да.
      Макси нежно гладила его по спине, вспоминая тот вечер, когда она пыталась научить его слушать ветер. Она опять ощущала, что в его характере сплетены в клубок разные нити, но теперь она понимала, что многие из них ссучены из боли. Его дух чересчур хрупок. Может быть, он не потерял душу, но на грани душевной катастрофы. Как странно думать, что под его смехом все время скрывался этот леденящий мрак.
      Макси чувствовала себя обессиленной. Не так-то легко сопереживать страдающему человеку. Пожалуй, не надо больше ни о чем его расспрашивать. К утру Робин восстановит стену, которая до сих пор защищала его от безумия, и станет таким же внешне беспечным, как всегда.
      Мать говорила Макси, что сны надо обсуждать, а кошмары выпускать на волю. Чтобы Робин восстановил свою цельность, нужно осветить мрачные глубины его души целебным светом.
      Макси чувствовала себя беспомощной. Она не может помочь Робину, ему нужен кто-то сильнее и мудрее ее. Но у него есть только она. Пытаясь докопаться до корней его беды, она только причинит лишнюю боль и ему и себе. Но надо попытаться спасти его рассудок, даже если он потом станет ее презирать.
      Макси открыла душу дождю и ветру, которые очистили ночное небо. И когда в нее влилась частица их силы, она открыла глаза и заговорила.
      Глава 23
      - Расскажите мне про все, что вас мучает, Робин. Он судорожно вздохнул.
      - Я и так уже рассказал слишком много.
      - Вы боитесь, что правда меня раздавит? Но я ведь не невинная английская барышня. Я достаточно повидала, чтобы понимать, как порой трудно сделать правильный выбор.
      - Но вы же искренни, как солнечный свет. Как вы можете не презирать меня, зная, что я собой представляю.
      "Потому что я люблю тебя!" Эти слова так ясно прозвучали у Макси в голове, что она чуть не произнесла их вслух, но удержалась. Робину меньше всего сейчас нужны признания в любви, на которую он не может ответить.
      Вместо этого она сказала:
      - У меня слабость к пройдохам, особенно благородным. За то время, что я вас знаю, вы сделали много хорошего и ничего дурного. Вы спасли Джонса Дафида от разъяренного быка. Вы помешали мне убить Симмонса и хорошо сделали - я это поняла, как только немного остыла. - Макси поцеловала Робина в висок и ощутила биение крови в жилке. - Расскажите мне, Робин, за что вы себя казните. Когда поделишься тяжелой ношей, делается легче.
      - Много было всего, - прошептал Робин. - Бесконечная ложь. Мои осведомители попадались и умирали страшной смертью. Одного французского майора я убил сам, потому что он был опытный командир и смог бы бесконечно долго удерживать испанский город против осадивших его англичан.
      - Но ведь ваши осведомители сами знали, на какой риск идут. Что касается убийства, - Макси старательно подбирала слова, - конечно, порядочный человек не может радоваться тому, что совершил такое, но осада - страшная вещь, и она часто заканчивается резней. Ваш поступок это предотвратил, не так ли?
      - Когда защитники города узнали, что их командир мертв, они отступили без боя. Да, это спасло много жизней. Но это не оправдывает убийство честного человека, который выполнял свой долг. Я с ним был знаком и уважал его. Покалеченные пальцы Робина судорожно царапали одеяло. - Я его уважал и все же всадил пулю ему в спину.
      - Ах, Робин, Робин, - болея за него всей душой, сказала Макси. - Теперь я понимаю, почему вы сказали, что ратный труд чище. Для солдат все проще: по другую линию фронта - враги, и их положено убивать.
      Ответственность за поступки солдат лежит на командирах. Ваш же труд был несравненно сложнее. Вам, наверное, часто приходилось выбирать из двух зол. В вашем мире не было белых и черных красок, все было серым. Вы никогда не знали, правильное ли приняли решение. Двенадцать лет такой жизни свели бы с ума кого угодно.
      - Они меня почти свели.
      Вдалеке раздался раскат грома, и по стеклу забарабанил дождь. Макси казалось, будто она пробирается через болото с завязанными глазами и в любую минуту может сделать неверный шаг.
      - Скажите, это убийство... Вы его считаете самым худшим своим проступком?
      Робина опять начало трясти. Он не отвечал.
      - Расскажите мне, Робин, - настаивала Макси. - Может быть, раны в вашей душе будут меньше болеть, если вы со мной поделитесь.
      - Нет!
      Робин попытался вырваться из ее объятий, но Макси крепко прижимала его к себе, не давая опять уйти в себя.
      - Говорите!
      - Это произошло в Пруссии, - с трудом выдавил из себя Робин. - Мне удалось достать копию договора, который имел бы серьезнейшие последствия для Англии.
      Макси постаралась вспомнить: наполеоновские войны - ах, да!
      - Тильзитский мир? Секретный договор между Францией и Россией, имевший целью поставить Англию на колени?
      Робин поднял голову и посмотрел на Макси.
      - Для американки вы неплохо осведомлены об европейских делах.
      - Этот вопрос интересовал отца, и мы вместе читали сообщения из Европы, объяснила она. - Неужели вам удалось узнать содержание секретных статей договора?
      - Да, уже через несколько часов после его подписания. Но узнать это было сравнительно легко. Гораздо труднее было переправить донесение в Англию. Французы скоро поняли, что происходит, и пустились за мной вдогонку. Я много дней ехал верхом по направлению к Копенгагену, используя все известные мне уловки, чтобы запутать следы. Наконец я убедился, что преследователи отстали. Мне надо было отдохнуть: конь едва держался на ногах, да и я сам был не лучше. Я знал в этом районе семью зажиточного фермера. Эти люди ненавидели французов и не раз мне помогали раньше.
      Голос Робина дрогнул.
      - Они обрадовались мне, как родному сыну. Я сказал, что за мной была погоня, но я от нее ушел, и им ничто не грозит. Я был в этом уверен. - На шее Робина лихорадочно билась жилка. - Но я ошибся - катастрофически ошибся.
      - Французы вас выследили? Он кивнул.
      - Я проспал двенадцать часов. На следующее утро господин Вернер разбудил меня и сообщил, что французские солдаты прочесывают окрестности. Я сказал, что немедленно уеду и пошел на конюшню, но моего коня не было на месте. Тогда я хватился Вилли, их младшего сына. Ему было шестнадцать лет, он был примерно одного со мной телосложения и тоже блондин. Он считал меня героем. Увидев, что нет ни коня, ни седла, я испугался за Вилли и побежал через лес к большаку в надежде его перехватить.
      Робин закрыл глаза.
      - Но я опоздал...
      Все существо Макси отозвалось на его боль, но надо было заставить его закончить рассказ.
      - Что же случилось?
      - Вилли решил отвлечь французов. Я стоял на холме и видел, как он нарочно показался отряду французской кавалерии. Он ехал на моем коне, на нем был сюртук того же цвета, что и мой, и голову он оставил непокрытой, чтобы они увидели эти броские - черт бы их побрал! - светлые волосы. Французы пустились за ним. На моем резвом коне Вилли мог бы уйти от погони, но тут навстречу ему вылетел еще отряд французов. Поняв, что оказался в западне, Вилли свернул в лес, но преследователи были слишком близко. Его быстро догнали и даже не дали возможности сдаться - просто изрешетили пулями. Робин был весь в поту.
      - Вилли был умница, и он сумел-таки их перехитрить. Недалеко от того места лес пересекал глубокий овраг, по дну которого текла речка. Он сумел сохранить сознание еще несколько минут, погнал коня к оврагу и заставил его прыгнуть вниз с обрыва. Я слышал его предсмертное ржание.
      Робин спрятал лицо на груди Макси. Ему окончательно отказала выдержка. Макси ни о чем больше не спрашивала, только гладила и шептала утешительные слова на языке своей матери. "Все будет хорошо, все пройдет, ты смелый и благородный воин, и я люблю тебя, несмотря ни на что", - говорила она по-ирокезски то, что не осмеливалась сказать по-английски.
      Смерть этого юноши, очевидно, символизировала для Робина все то честное и благородное, что он обрек на гибель. Тильзитский мир был подписан девять лет тому назад: в то время Робин и сам еще был почти юношей. Приходилось удивляться не тому, что он сейчас находится на грани безумия, а тому, что он так долго продержался и выполнял свои обязанности, хотя душа его изнывала под сокрушительным бременем вины.
      Долгое время в спальне стояла полная тишина - только дождь стучал по стеклам да были слышны дальние раскаты грома. Постепенно боль, навеянная воспоминаниями, утихла, но Робин все еще цеплялся за Макси, словно она была его единственным якорем спасения.
      Наконец он продолжил рассказ сдавленным от муки голосом:
      - Французы хотели вернуть документы, которые я похитил, но вспухшая от дождей река унесла тело. Решив, что вода все уничтожит, они уехали, а я остался и помог Вернерам найти тело Вилли. Его родители не сказали мне ни слова упрека - и это, пожалуй, было тяжелее всего. Они даже извинились за то, что Вилли погубил моего коня, и настояли, чтобы я взял самую лучшую их лошадь.
      - Но ведь Вилли сам навлек на себя беду, - тихо сказала Макси. - Если бы он не совершил этого глупо-рыцарского поступка, вы, наверное, ушли бы от французов, и никто бы не пострадал.
      - Может быть, ушел, а может быть, и нет, - сипло отозвался Робин. - Но если бы я не заехал к Вернерам, Вилли остался бы жив - от этого никуда не денешься.
      - Это известно лишь Богу, Робин. Может быть, Вилли было предназначено умереть, и если бы вы к ним не приехали, он поскользнулся на лестнице и сломал бы шею. А может быть, год спустя он ушел бы в солдаты и погиб, сражаясь с французами. Я понимаю, что вас мучают сожаления и чувство вины, но что толку понапрасну себя терзать?
      Макси погладила лоб Робина: если бы она могла разгладить эти страдальческие складки!
      - Я всегда старался делать как лучше, - безнадежно проронил Робин, - но часто я просто не знал, как лучше.
      Макси вздохнула.
      - Но ведь все мы стараемся по мере сил делать как лучше. Чего еще можно требовать от человека?
      - Но у меня слишком часто получалось как хуже. Видимо, ей не удалось облегчить его боль. Пытаясь найти доводы, которые утешили бы Робина, Макси заглянула в свое собственное прошлое.
      - Вскоре после смерти мамы я присутствовала на обряде соболезнования, которую устроил ее клан. Это мне очень помогло.
      Макси прикрыла уши Робина ладонями и напрягла память. Хоть бы удалось вспомнить слова ритуала соболезнования или убедительно их сымпровизировать:
      - "Когда человек в горе, он теряет слух. Пусть эти слова вернут тебе способность слышать". - Макси отняла руки от ушей Робина и положила их ему на глаза. - "Горе закрыло от тебя солнце, и ты оказался во тьме. Я возвращаю тебе солнечный свет". - Сняв руки с глаз Робина, Макси увидела, что он пристально за ней наблюдает. Положив руки крест-накрест на его груди, она произнесла нараспев:
      - "Твои мысли целиком отданы твоему горю. Освободи их, не то ты тоже зачахнешь и умрешь". - Макси чувствовала, как вздымается и опускается под ее руками грудь Робина. - "Твое горе лишило тебя сна, и твоя постель кажется тебе жесткой и неудобной. Я сделаю ее мягкой".
      Макси провела ладонями по плечам Робина и вдоль рук, потом тихо сказала:
      - Робин, Вилли обрел покой. Постарайся и ты его обрести.
      Глаза Робина закрылись, и он притянул Макси к себе. Сначала его сердце так колотилось, словно хотело вырваться из грудной клетки, но постепенно биение становилось все ровнее. Макси прильнула к нему, радуясь, что, кажется, мрак, таившийся в душе Робина, рассеивается. Он еще не выздоровел, но выздоровление началось.
      Робин запустил руку ей в волосы.
      - Откуда у вас такая мудрость, Канавиоста?
      - Оттуда, откуда у всех, - усмехнувшись, ответила она. - Училась на собственных ошибках. - Она положила голову ему на плечо. Душевная буря так утомила ее, что она с трудом боролась со сном.
      - Как бы там ни было, вы мудрая женщина. - Рука Робина спустилась с затылка на шею, потом ниже на спину и остановилась на бедре. - Разве такая мудрая женщина может согласиться выйти за меня замуж?
      Макси словно окатили ледяной водой. Усталой дремоты как не бывало. Она ошеломленно повторила его слова про себя, чтобы убедиться, что ей не послышалось. Потом села в постели и уставилась на Робина.
      Тот лежал на подушках и смотрел на нее утомленно-терпеливым взглядом. Пламя свечи бросало отблески на его лицо и грудь, но в ее слабом свете нельзя было прочесть выражение его глаз.
      В Макси боролись изумление и страстное желание поверить.
      - Как это понимать? Вы делаете мне предложение или это плод вашего оригинального чувства юмора?
      Робин вздохнул, отвел взгляд от Макси и устремил его на потолок.
      - Нет, юмор здесь ни при чем. Просто я, по-видимому, не могу заставить себя прямо предложить вам руку и сердце. Дело в том, что наш брак сулит выигрыш только мне. С вашей стороны будет глупостью ответить согласием, и вы слишком умны, чтобы этого не понимать.
      Макси не знала, что делать: рассмеяться, заплакать или начать молотить его кулаками. За эту изнурительную ночь она окончательно поняла, что любит Робина, хотя и не уверена, что понимает его и до конца ему верит.
      Это не значит, что она ему совсем не верит. Макси не сомневалась, что Робин выполнит любое взятое на себя обязательство. А еще она понимала его теперь гораздо лучше, чем час назад. Но все же...
      - Признаю, эта мысль довольно заманчива, но я не могу представить нашу семейную жизнь. Между нами очень мало общего, и, хотя в прошлом мне приходилось жить кочевой жизнью, я вовсе не желаю кочевать до конца своих дней.
      - Я тоже. Уверяю вас, что крышу над головой я вам обеспечу. - Робин усмехнулся. - Я вовсе не такой безалаберный человек, каким кажусь., - Робин, посмотрите на меня. Почему вы хотите на мне жениться? Вы ни разу не произнесли слово "любовь".
      Он закрыл глаза, и его лицо передернула горестная судорога.
      - Я многое могу вам обещать, Канавиоста: достаток, верность, заботу. Но любовь? Похоже, я не могу полюбить по-настоящему. Пожалуй, лучше мне не обещать любви.
      Такой боли Макси не испытала даже тогда, когда умер отец. От этой мучительной, отчаянной честности на глаза навернулись слезы. Но она не заплакала, а подняла к губам его искалеченную левую руку, поцеловала и прижалась к ней щекой.
      - Вы решили жениться на мне, потому что у вас отняли Мэгги?
      - Нет, не поэтому. - Робин открыл глаза и сжал ее руку. - Мэгги тут ни при чем. Я был к ней очень привязан и навсегда сохраню это чувство, но я не пытаюсь подменить ее вами. - На его красивом лице - не то ангела, не то пройдохи - мелькнула усмешка. - Вы слишком яркая личность, чтобы вас можно было с кем-нибудь спутать.
      Макси была в недоумении: как все это понимать?
      - Забота и верность стоят немало, даже, я бы сказала, играют первостепенную роль в браке. Но разве их достаточно?
      - Не забудьте про физическое влечение. - Робин потянул Макси за руку и заставил лечь рядом. - Когда вы рядом, я ощущаю его непрестанно. С первого дня нашего знакомства.
      Робин повернулся и обнял ее. Их губы встретились, и Макси показалось, что ее тело растворяется в жидком огне. Робин и раньше целовал и ласкал ее, но его всегда сдерживали какие-то сомнения. Сейчас все было иначе. Он целиком был сосредоточен на ней, на ней одной.
      Макси отвечала на его поцелуи с жаром накопившегося в ней неудовлетворенного желания. Драматические события этой ночи снесли все барьеры, и их чувства сплелись так же тесно, как и их тела. Какое-то время оба были в таком упоении, что не задавали себе никаких вопросов, целиком отдавшись радости первооткрытия. Как страшно и мучительно ни было прошлое Робина, какое отчаяние ни омрачало его настоящее, какая неопределенность ни витала над его будущим, Макси любила этого человека.
      Он целовал ее шею, потом спустил рубашку с плеч, обнажил ее груди и приподнял их своими ладонями.
      - Как они прекрасны! Само совершенство! Он опустил лицо в ложбинку, которую сам же создал, и Макси восхитил контраст между ее темной кожей и его светлыми волосами. Но тут он стал кончиком языка ласкать ее сосок, и она забыла про контраст, забыла про свои сомнения, забыла про все - с ней осталось только чистое пламя желания.
      Ее пальцы скользили по его спине, вдоль шрамов, оставленных кнутом. Когда-нибудь она попросит его рассказать, откуда они взялись, и шрам от пули, и искалеченные пальцы. Она хочет знать про все то страшное, через что он прошел и что могло окончиться его гибелью до того, как судьба даровала им встречу. Но не сегодня - Боже, какое блаженство! - нет, не сегодня.
      Вдруг Робин рывком отстранился от нее и уткнулся лицом в подушку.
      - Поддаться страсти слишком легко, - прерывисто пробормотал он. - В таком состоянии нельзя принимать серьезные решения.
      Вцепившись в одеяло, Макси смотрела в потолок и пыталась вернуть себе самообладание. Ну почему ей не встретился эгоист, который думает только о собственном удовольствии?
      Но эгоиста она не полюбила бы, и она четко произнесла:
      - Это как понимать - очередной приступ угрызений совести?
      - Точно, - ответил Робин, поднимая с подушки лицо, искаженное насмешкой над самим собой.
      Он нежно натянул ей рубашку на плечи. На секунду его ладонь задержалась на ее груди, но он тут же ее отдернул, пальцы сжались в кулак.
      - Вы удивительная женщина. После всего, что я вам наговорил, другая бы билась в истерике.
      - Поверьте, я к этому очень близка.
      Все еще дрожа от пережитого, она перекатилась на живот и подперла голову рукой так, чтобы смотреть ему в лицо.
      - Ваше предложение руки и сердца - как его воспринимать? Вы сделали его всерьез?
      - Абсолютно. - В глазах Робина еще тлела с трудом подавленная страсть.
      Макси на минуту прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Ей хотелось сказать Робину, что она любит его, но она не смела - в ее памяти были свежи его мучительные, слова о неспособности любить. Кроме того, ей не хотелось, чтобы в случае, если при свете дня он пожалеет о своем предложении, у него возникло чувство вины еще по одному поводу.
      Может быть, именно брак с Робином и был той пугающей бездной, которая открылась ей, когда она попыталась заглянуть в свое будущее? Макси подумала про Лондон, и ее обуял страх. Но она уверилась, что этот страх не имел отношения к Робину. Скорее он напоминал ей стену огня, через которую надо пройти, чтобы попасть в будущее.
      Стараясь подавить невольный озноб, она сказала:
      - Вы правы: в таком состоянии нельзя принимать серьезные решения. Сначала я должна узнать, что случилось с отцом. И вам тоже надо разобраться в себе.
      Робин нагнулся над ней и легонько поцеловал в лоб.
      - Я постараюсь это сделать побыстрее. Во всяком случае вы мне не отказали. - Он стал навивать прядь ее волос себе на палец. - Наверное, я веду себя как сумасшедший, но, уверяю вас, я никогда не был так счастлив, как во время нашего путешествия. Я все время думал: хоть бы оно никогда не кончалось! Но теперь, когда я понял, что окончательный ответ получу только в Лондоне, мне хочется быстрей добраться туда. Вот только...
      Макси терпеливо ждала, что он скажет.
      - Вот только я не знаю, разумно ли жениться на женщине потому лишь, что она так мне нужна. Может быть, из этого не будет добра ни для нее, ни для меня.
      Макси вгляделась в его лицо. Та отрешенность, за которой он все эти дни скрывал свою сущность, исчезла, и у нее наконец-то возникло счастливое ощущение близости. Но мысли путаются, когда кровь стучит у тебя в жилах. Тем не менее где-то в глубине своего существа она ощущала могучее биение страсти и созидания, веру, что вместе они с Робином обретут цельность.
      И вдруг она с испугом подумала, что все это время вела себя, как ее приторные кузины. С первой минуты встречи с Робином она думала только о том, как защитить от него свое целомудрие, и, опасаясь сердечной раны, вместо того чтобы жить в настоящем, беспокоилась о будущем.
      Но, поступая как благовоспитанная англичанка, она не спасется от сердечной раны - она только откажет себе в том, чего желает всем сердцем. Пора забыть европейскую заботу о добродетели и взять на вооружение мудрость ирокезов. Она хочет Робина. Она хочет давать и брать, стать такой же цельной и страстной женщиной, какой была ее мать - хотя бы на час. Она хочет жить минутой и быть такой же свободной, как ветер и дождь. Это то, что нужно им обоим - в этом она уверена. Макси улыбнулась Робину, больше не скрывая любви.
      - Ваша беда в том, что вы слишком много думаете, лорд Роберт.
      Она потянулась к нему и поцеловала в губы.
      Глава 24
      Он не мог ей противиться, но на какую-то минуту его охватил страх при воспоминании о людях, которых он погубил, и он сделал последнюю попытку удержаться от того, чего оба так страстно желали:
      - Ты уверена, что хочешь этого?
      Макси улыбнулась и приподнялась, опираясь на руку.
      - Абсолютно уверена.
      Черные, как смоль, волосы обрамляли экзотически красивое лицо, которое очаровало его с первой минуты. Перед ним была Канавиоста, дочь иной страны и иной расы. С волосами, распущенными по едва прикрытой рубашкой груди, она была похожа на языческую богиню, окутанную тайной, не дававшей простому смертному познать ее, наделенную женской силой, которая могла сжечь мужчину дотла.
      Но когда она наклонила к нему лицо, ее губы оказались теплыми и доступными, а ее маленькие, но умелые руки - щедрыми на ласку. И Робин сдался, впивая ее дурманящий поцелуй.
      Ему хотелось вдохнуть ее всю в себя, чтобы вылечить ею свой израненный дух. Он хотел сам укрыться в ней и найти убежище от бури, которая вот уже столько лет сокрушала его ум и сердце.
      Не отрываясь от его рта, Макси гладила его плечи и грудь, и тепло ее ладоней растопляло замороженные клубки боли внутри него. Наконец Макси оторвалась от него. Ее глаза потемнели от желания, грудь бурно вздымалась под прозрачной рубашкой.
      - Я рада, что ты передумал.
      - Это ты заставила меня передумать. Робин положил ладони на ее груди и стал большими пальцами ласкать соски. Они тут же отвердели. Закрыв глаза, Макси улыбнулась и издала звук, похожий на мурлыканье.
      Робин спустил рубашку с ее плеч, чтобы любоваться прелестной округлостью ее грудей. Они как раз помещались у него в ладони и были увенчаны бархатными на ощупь темными кружками.
      - Твое место - в райском саду, где не знали одежды, - сказал он осипшим голосом, - В райском саду было теплее, - возразила Макси, практический ум которой всегда оставался при ней. Она выразительно посмотрела на его кальсоны, ткань которых не могла скрыть его страсти.
      - Если уж притворяться, что мы в райском саду, то надо это снять.
      Распустив шнурок, которым завязывались кальсоны, Макси принялась стягивать их с Робина. Если бы он сам решил снять кальсоны, на это не ушло бы и двух секунд, но шаловливо-дразнящие руки Макси затянули эту процедуру и окончательно лишили Робина дара связной речи.
      Когда наконец они были оба наги, как Адам и Ева, Робин притянул ее на себя и с наслаждением ощутил кожей твердость ее сосков.
      Он упивался ею, не в силах оторваться от ее разгоряченного рта. Его руки спустились вниз по ее спине и обхватили округлые, тугие ягодицы. Изнывая от желания, он мял твердые мышцы, скрытые под шелковистой кожей.
      - Макси судорожно вздохнула и раздвинула ноги, и его словно раскаленный член проскользнул между ними и стал толкаться в ее лоно, воздерживаясь, однако, от проникновения. Робин вскинул бедра, но тут же ушел, потом - вскинул их опять. Не в силах ждать, Макси застонала и укусила его за плечо. Робин хотел, чтобы все произошло медленно, он хотел доставить Макси наибольшее наслаждение, но она спешила и мешала ему сохранять контроль над собой. Изо всех сил борясь с пламенем, которое грозило сжечь его самообладание, Робин перекатился, держа Макси в объятиях, и оказался наверху.
      - Не спеши, Канавиоста! - Он схватил ее за кисти рук, поднял их по обе стороны ее головы и прижал к матрасу. - В интересах справедливости позволь мне свести тебя с ума.
      - Я всегда стояла за справедливость, - ответила она с обольстительной женской улыбкой.
      Робин подбородком потерся об ее груди. Слегка отросшая щетина восхитительно щекотала атласную кожу, все еще пахнувшую лавандой, возбуждая ее еще больше, Затем он взял в рот коричневый сосок и сосал его до тех пор, пока тот своей твердостью не проделал ямку в его языке. Потом проделал то же с другим соском. Макси стонала и извивалась под ним.
      Тогда Робин проложил цепочку поцелуев ниже, по ребрам, лизнул пупок и тихонько укусил ее в живот.
      Макси пыталась вырваться из сдерживающих ее рук.
      - Ты добился своего. Еще немного, и я сойду с ума.
      - Вот и прекрасно.
      Робин выпрямился и прильнул к ее рту. Больше ему было незачем сохранять выдержку. Он отпустил ее кисти и подсунул под нее одну руку. Другая его рука скользнула вниз, следуя по пути поцелуев, и вскоре оказалась среди пушистых черных завитков.
      Он раздвинул пальцами горячие влажные складки, и по телу Макси пробежала судорога. Потом он проник глубже, нашел восхитительно чувствительный узелок и нежно погладил его пальцем. Макси забилась в его руках.
      Тогда Робин прервал поцелуй, дав ей возможность перевести дух. Он закрыл глаза, чтобы не видеть ее лица, но сосредоточиться на сигналах, посылаемых ее телом. Вот сюда. Назад и опять сюда. Макси стонала, вскидывая бедра навстречу Робину.
      На всем свете для него не осталось ничего, кроме ее обнаженного, дышащего страстью тела. Как давно он не держал женщину в объятиях! А такого пронизывающего томления он вообще не испытывал никогда.
      Неистовство нарастало, алое пламя полыхало в глазах Макси. И вот ее подхватил водоворот неслыханных ощущений, она вскрикнула и зажала ногами его руку. Робин крепко сжимал в объятиях ее тело, а ее дух вознесся высоко в небо, как вольный сокол.
      Вернувшись на землю, она обмякла, потрясенная происшедшим. Робин, лежа на боку, крепко прижимал ее к себе и медленно и ласково гладил. Откинув голову, Макси посмотрела на него. В его глазах она прочла глубокое удовлетворение, и ее отпустило чувство вины за свой эгоизм. Но хотя внешне Робин был спокоен, напряжение не покинуло его тело. Макси откинулась на подушки, взяла его за руку и потянула на себя. - Теперь твоя очередь.
      Одно приглашающее движение ее бедер - и его спокойствие разлетелось вдребезги. Изнывая от нетерпения, он раздвинул коленом ее ноги и потрогал пальцами заветное место. Там все было влажно, все ждало его. Робин приподнялся и придвинул бархатную головку своего члена к зовущему входу и быстрым движением направил его вглубь.
      Макси пронзила секундная, но острая боль, которая волной пронеслась по всему ее телу. Но боль тут же прошла, уступив место ощущению, что у нее внутри что-то раздалось и наполнилось. В этом чувстве не было ничего неприятного, напротив, ее удовлетворяло сознание, что наконец-то они с Робином соединились в вечном танце жизни.
      Но на Робина неожиданное открытие произвело гораздо более сильное впечатление. Он замер с выражением изумления на лице.
      - Макси, но почему же ты мне не сказала?
      Она улыбнулась и прижала его к себе, не давая уйти.
      - Я знала, что у тебя будет очередной приступ благородных угрызений совести. Как они мне надоели!
      Но что с тобой поделаешь - это твоя английская суть. - Макси приподняла бедра, чтобы он вошел в нее еще глубже. - Ты опять слишком много думаешь, Робин. Перестань!
      Не в силах противиться, он возобновил движения: вверх - вниз, вверх вниз... Хотя все это было ново для Макси, она чувствовала, как попасть с ним в ритм и ответить страстью на страсть. Она с восторгом принимала эту яростную мужскую атаку на свое тело и радовалась своей женской силе, которая смогла зажечь и вобрать в себя такое пылкое желание.
      Вдруг тело Робина судорожно изогнулось и как бы окаменело.
      - О Боже... - простонал он. Хотя на этот раз Макси не достигла той же огненной вершины, она как бы отраженно ощутила блаженное удовлетворение Робина.
      Макси гладила его влажное от пота тело, чувствуя, как постепенно расслабляются его мышцы. Она лизнула его плечо. Ем понравился его соленый вкус и радовал стук сердца Робина, который раздавался так близко с ее сердцем.
      Робин потерся щекой о ее щеку, потом медленно скатился с нее и встал с постели. Макси была в таком изнеможении, что в ней не осталось места даже для любопытства. Она только молча следила за Робином глазами. Вот уж верно, райский сад! Робин, надо полагать, привычен к наготе любовников, но для Макси она была новым и острым удовольствием. Он действительно похож на горного льва - такой же изящный, гибкий и полный неукротимого мужества. При воспоминании о том, как он был внутри нее, у Макси перехватило дыхание.
      Робин подошел к умывальнику, открыл стоящий рядом шкафчик и что-то оттуда достал. Потом вернулся в постель и протянул Макси аккуратно сложенное полотенце. Она вытерлась им и обрадовалась, увидев, что крови совсем мало всего несколько капель. Все-таки было бы нехорошо испачкать чужую постель.
      Когда она покончила с этим делом, Робин вытянулся рядом с ней и опять заключил ее в объятия.
      - Неужели я вызываю такую жалость, что ты решила пойти на крайние меры, чтобы немного меня подлатать? - спросил он с грустным смешком.
      Макси улыбнулась.
      - Доля правды в твоих словах есть, но ты несправедлив к нам обоим. Я хотела тебя, Робин, с первой минуты нашей встречи. А сегодня я решила перестать вести себя, как пресная английская барышня, и стать настоящей женщиной из племени могавков. - Она состроила страшную гримасу и укусила его за плечо. - О нашей свирепости ходят легенды. Мы берем все, что нам приглянется, бледнолицый.
      Робин нежно потер ей затылок, положив большой палец в ложбинку на шее.
      - Но ты меня удивила. Я никак не предполагал, что ты девственница: и возраст, и противозачаточный чай, и полное отсутствие девических ужимок...
      - У ирокезов в одном доме часто живет несколько семей. Дети очень рано узнают о естественных отношениях между мужчиной и женщиной.
      - К тому же ты как-то сказала, что женщины в вашем племени пользуются большей свободой в удовлетворении своих желаний. Во всяком случае, ты так естественно себя ведешь, как мало кто из европейских женщин. - Робин вопросительно посмотрел на Макси. - Но именно поэтому я не могу понять, как я у тебя оказался первым. Неужели американцы такие дураки?
      Макси скорчила гримаску.
      - Я уже говорила тебе, что мне встречалось много мужчин, считавших полукровку своей законной добычей. Но я еще в ранней юности решила, что не позволю использовать себя походя. Кроме того, мы так много разъезжали, что мне не пришлось встретить человека, у которого бы возникло ко мне серьезное чувство.
      Это было правдой. Но Макси не призналась Робину, что ей было легко отражать атаки на свою невинность, потому что ей ни разу не встретился человек, к которому она сама почувствовала бы такое сильное влечение, как к Робину.
      Робин поцеловал ее в лоб.
      - Не важно, как это вышло. Во всяком случае, ты оказала мне огромную честь. Макси нахмурилась.
      - Надеюсь, ты не скажешь какую-нибудь очередную глупость - вроде того, что, раз ты меня обесчестил, то обязан, как порядочный человек, на мне жениться?
      - Может, и сказал бы, если бы думал, что это повлияет на твое решение. Но я тебя слишком хорошо знаю: такой довод на тебя не подействует. - Он погладил ее по спине. - Кроме того, ты вовсе не выглядишь обесчещенной. У тебя очаровательно непорочный вид.
      Макси ухмыльнулась. Может быть, и не стоит признаваться ему в любви, но доброе слово можно сказать:
      - Ты и сам замечательный человек. Такого стоило ждать.
      Робин поцеловал ее в мочку.
      - Доброй ночи, Канавиоста, - тихо сказал он. - Сегодня ни у меня, ни у тебя не будет дурных снов.
      Макси повернулась на бок и прижалась к нему спиной. Она чувствовала такую блаженную негу, что могла бы, кажется, завязаться в узел, и все равно сладко уснула.
      Теперь, когда между ними установилась такая физическая и душевная близость, Робин больше не был для нее загадкой. Она чувствовала, что исповедь и удовлетворенная страсть просветлили мрак, обволакивавший его душу. Хотя они все еще толком не представляют себе свое будущее - кроме ближайших нескольких дней, - его внутренняя сила и сопротивляемость должны обеспечить дальнейшее выздоровление.
      Макси была горда собой: она помогла человеку избавиться от преследующих его демонов, даже если ее главной заслугой было то, что она не англичанка. Глубоко скрытые тайны легче поверить человеку, который далек от твоего привычного окружения.
      Она подавила вздох. Несмотря на предложение руки и сердца, она все еще не могла себе представить совместную жизнь с Робином. Неважно, что он ей сделал предложение. Ее просто не будет рядом с ним, чтобы напомнить ему про эту минутную слабость.
      Ну вот, теперь уже она слишком много думает. Главное, что Робин ступил на путь выздоровления, и что она вкусила несравненное блаженство. Об этом она никогда не пожалеет.
      Глава 25
      Когда Макси проснулась, омытое грозой небо розовело в окне. Приближался день летнего равноденствия, и солнце поднималось очень рано. Вряд ли она проспала больше двух-трех часов, но чувствовала себя отдохнувшей.
      Робин все еще спал. Его золотая голова лежала на подушке рядом, а рука обнимала ее за талию. Лицо было умиротворенным и казалось очень молодым. Трудно было поверить, что еще вчера вечером оно было искажено отчаянием. Еще труднее, что он действительно совершил все то, в чем ей признался. Сейчас он был скорее похож на школьника.
      Нет, у школьника не может быть такого шрама на боку. Макси ощупала шрам. Удивительно, как пуля не задела какой-нибудь жизненно важный орган.
      Рука Робина крепче обняла ее за талию. Надо бы его разбудить, но Макси не хотелось этого делать. Прошлой ночью между ними произошло нечто очень важное. Может быть, они больше никогда не достигнут такой близости. Макси было жаль разрушать магию, которая все еще окружала их постель.
      Она легонько поцеловала его волосы. Длинные ресницы - и зачем мужчине такие? - взметнулись кверху, и он улыбнулся Макси. Лазурный свет его глаз на близком расстоянии поразил ее, как солнечный удар. Если бы она уже не была влюблена в него, то влюбилась бы, сейчас увидев эти глаза и эту родную ленивую улыбку.
      - С тобой я всегда сплю спокойно.
      - Я тоже. - Макси потрогала шрам от пули и спросила:
      - Надо полагать, и этот и прочие твои шрамы получены, так сказать, при исполнении служебных обязанностей?
      Робин кивнул.
      - Пулей меня зацепило в Испании.
      - А где ты заработал полосы на спине?
      - Того преступления, за которое меня били плетьми, я не совершал, но, поскольку за то, что я действительно совершил, меня бы повесили, я предпочел не доказывать свою невиновность.
      - А рука?
      Робин поднял левую руку, и узлы на фалангах четко обрисовались в утреннем свете.
      - Один весьма решительный джентльмен хотел заставить меня написать письмо, которое повредило бы моему другу. После того как он сломал несколько пальцев на левой руке, я просветил его, что левша и теперь уже не смогу написать ни строчки.
      Макси содрогнулась: какая хладнокровная пытка!
      - Боль, наверное, была адская?
      - Да. Я попал в руки врача только через несколько дней, поэтому кости срослись так криво. Мне еще повезло, что не началось заражение и что я все же могу работать пальцами.
      - У тебя было чересчур много приключений.
      Макси наклонилась и прижалась губами к жесткой коже пулевого шрама.
      Совсем близко был сосок Робина. Интересно, он так же чувствителен, как ее? Легонько покусывая кожу груди, Макси добралась до соска и взяла его в рот. Мягкая шишечка восхитительно затвердела под ласкающим прикосновением ее языка. Неудивительно, что Робину так нравилось целовать ее грудь.
      Когда Макси обратила внимание на другой сосок, Робин резко втянул воздух.
      - Осторожно, Максима, не буди во мне зверя. Макси посмотрела на него невинными, широко раскрытыми глазами.
      - Очень страшного зверя?
      Ее рука поползла вниз и накрыла теплую мужскую плоть. Робин был уже наполовину возбужден. Прикосновение Макси вызвало немедленную эрекцию. Вцепившись пальцами в простыню, он прерывисто проговорил:
      - Разве у тебя там не болит?
      Макси прислушалась к своим ощущениям.
      - Не очень. Не зря я, видно, провела столько лет в седле. - Большим пальцем она гладила ободок бархатистой головки. - Я еще не научилась любовной игре. Надо попрактиковаться.
      Робин расхохотался.
      - Ладно же, ведьма, будь по-твоему.
      Не успела Макси сообразить, что происходит, как он уже был поверх нее. В нем не осталось и следа дремоты, его глаза смеялись, а губы и руки опутывали ее паутиной пьянящего блаженства. Он помнил все, что особенно возбуждало ее ночью, и изобретал все новые способы доставить ей наслаждение.
      Через несколько минут Макси стонала от желания, и тогда он вошел в нее. Поначалу он был очень осторожен, но, убедившись, что ей нисколько не больно, усилил толчки, подведя ее к грани кульминации. Но в последнюю минуту он опять сменил положение, так что она оказалась наверху. Макси вцепилась в него, чувствуя, что взвивается по спирали в небо - все выше и выше - и вот оно, слепящее солнце! Одновременно с его семяизвержением в ней вспыхнуло прекрасное и страшное в своей силе пламя.
      Потом она упала на Робина. Он был прав - она пробудила в нем зверя, и это было прекрасно. Сколько женщин продали бы душу за то, чтобы хоть раз испытать подобный восторг. Хорошо, что душу и в самом деле нельзя потерять, продать или подарить, - иначе Макси была бы обречена на вечные муки ада.
      Робин медленно гладил ее спину. Если его страсть обжигала, то нежность грела своей искренностью. Когда оба вернули себе некое подобие здравомыслия, он сказал:
      - Хватит испытывать судьбу. Сегодня мы должны быть в Лондоне.
      - Но как? - недоумевающе спросила Макси, поднимая голову. - У нас все еще не хватает денег на билет, даже отсюда.
      Робин лучезарно улыбнулся той самой улыбкой, которой она привыкла не доверять.
      - Я тебе объясню попозже, а сейчас надо вставать, пока не пришли слуги и работники.
      За час они собрались, быстро позавтракали и, взяв заплечные мешки, вышли из дома. Было еще очень рано, и их никто не увидел.
      Они пошли по дорожке, которая вела к хозяйственным постройкам. Вдруг Робин остановился и свернул к конюшне. Макси с опаской последовала за ним. В полутемной конюшне лошади сонно фыркали в своих стойлах.
      Предполагая, что конюхи, возможно, спят на чердаке, она спросила, понизив голос, но все же не скрывая возмущения:
      - Что это ты задумал?
      - Решил раздобыть транспорт.
      Робин спокойно шел по проходу, заглядывая в каждое стойло. Большинство лошадей предназначались для работы в поле, но были и верховые.
      Когда Робин вывел из стойла молодого мерина, Макси со сверкающими глазами преградила ему путь.
      - Черт побери, Робин, я отказываюсь принимать участие в краже лошадей. Или ты собираешься проехать на нем несколько миль, а потом отпустить его, как клячу Симмонса?
      Робин обошел вокруг нее, вывел лошадь из стойла и привязал к столбу. Потом вернулся за второй.
      - Нет, на этот раз я так делать не собираюсь. Мы поедем на этих лошадях до самого Лондона.
      - Робин!
      - Только не волнуйся. Я написал записку, в которой объяснил, куда делись лошади.
      Он вытащил из кармана листок бумаги и наколол его на гвоздь, торчащий из стены.
      Макси не стала ее читать, но последовала с ним за сбруей.
      - Ты говоришь, что не вор и не мошенник, - прорычала она. - Но ты больше и не шпион. Война закончилась. Какого же черта ты пытаешься жить по ее законам?
      - Не волнуйся, ничего нам за это не будет. - Робин взял седло. - Владелец поместья - мой друг.
      Макси стояла перед ним, стиснув кулаки. От доверия, которое возникло между ними ночью, не осталось ни следа. У нее опять на душе скребли кошки.
      - С какой стати я должна верить вам на слово, лорд Роберт?
      У Робина на щеках заиграли желваки.
      - Мне очень жаль, что ты считаешь нужным об этом спрашивать.
      Макси подавила в себе желание ответить резкостью. Она чувствовала, что может сказать такое, чего он ей не простит. Взяв себя в руки, она тихо сказала:
      - Ночью я думала, что между нами установилась полная откровенность. Но вот наступил новый день, и я по-прежнему чувствую, что ты от меня многое скрываешь.
      - Если хочешь, я отвечу на любые твои вопросы. Но я предпочел бы это отложить.
      Макси чувствовала полную беспомощность, и ей захотелось плакать Вполне возможно, что владелец поместья - друг Робина, но у нее не было никакой уверенности, что Робин просто не решил мимоходом украсть лошадей. Что ему кража двух дорогих лошадей, если на его совести убийство, совращение и предательство?
      Держа седло под мышкой, Робин свободной рукой погладил ее по щеке Пожалуйста, Канавиоста, попробуй в последний раз поверить мне на слово.
      Когда он говорил таким просительным тоном, ей ничего не оставалось, как смириться, и она сказала с усталым вздохом:
      - Ну ладно, взявшись за гуж, не говори, что не дюж. Но предупреждаю: долго ждать обещанного объяснения я не смогу.
      Робин вздохнул.
      - Знаю. Но это путешествие было чем-то вроде сказки. Я не только обрел тебя - в каком-то смысле я обрел и самого себя. Я еще не совсем готов вернуться к действительности.
      - Ты гордишься тем, что тебе ничего не стоит довести меня до состояния безвольного желе? Или тебя не удивляет, потому что ты так действуешь на всех женщин? - спросила Макси с искренней улыбкой.
      - Ты преувеличиваешь мои чары. - Он поцеловал ее в щеку. - Но я очень рад, что ты на них поддаешься. Таким образом между нами поддерживается хоть какое-то равновесие власти.
      Он пошел к двери, а Макси с негодованием крикнула ему вслед:
      - Выдумал тоже! Да ты с первой минуты из меня веревки вил) Робин оседлал мерина и повернулся к ней.
      - Будто ты не знаешь, что я, не задумываясь, пополз бы на коленях по раскаленным угольям, если бы ты мне это приказала?
      Макси растерянно заморгала.
      - И даже не спросил бы, зачем мне это нужно? Робин улыбнулся.
      - Спросил бы, а также надел бы огнеупорные штаны. Но все равно пополз.
      У Макси затрепетало сердце. Или он говорит это вполне серьезно, или он потрясающе правдоподобно лжет. А может быть, он просто чокнутый - такой вариант тоже нельзя сбрасывать со счетов. Макси обреченно нашла себе седло самое старое и потертое из всех - и принялась седлать вторую лошадь.
      Робин пошел вперед, а она повела лошадь за ним. Вскоре они оказались перед небольшими воротами в стене. Пока Робин отмычкой отпирал замок, Макси смотрела себе под ноги. Они вывели лошадей, и Робин опять запер ворота. Они сели на лошадей и направились на юг.
      Когда Макси перестала опасаться погони, она спросила:
      - Мы успеем сегодня доехать до Лондона?
      - Да, но только к вечеру.
      Макси прикинула, сколько у них осталось денег.
      - А у нас хватит денег на гостиницу?
      - Нет. У нас осталось совсем мало - хватит только заплатить дорожный сбор и купить что-нибудь поесть.
      Но у меня есть в Лондоне друзья, у которых можно будет переночевать.
      - А они не потребуют объяснений?
      - Эти люди не потребуют. - Робин вздохнул. - Но нам придется отвыкать от свободы дорожной жизни. Поэтому мне так хотелось затянуть наше путешествие. В глазах приличных людей ты уже безнадежно скомпрометирована, но это неважно никто ведь ничего не знает. Но в Лондоне мы вернемся в мир реальностей. Кроме выяснения обстоятельств смерти отца, ты, наверное, захочешь навестить тетку. Тут нам придется вести себя благопристойно, по крайней мере, врать одно и то же.
      Макси состроила гримаску.
      - И спать, видимо, придется отдельно?
      - Боюсь, что так. Если твои родственники, да и мои тоже, узнают, что мы провели вместе несколько дней, они потребуют, чтобы мы немедленно поженились.
      - А почему тебя это пугает? - сухо спросила Макси. - Мне казалось, что ты и сам хочешь на мне жениться.
      Робин усмехнулся.
      - Насколько я тебя знаю, если тебе скажут, что ты обязана выйти за меня замуж, только я тебя и видел.
      - Я вполне способна сопротивляться требованиям людей, руководствующихся лишь соображениями благопристойности, особенно если это незнакомые мне люди.
      - Я тоже. Но я уже давно понял, что лучше хотя бы внешне приспосабливаться к существующим правилам - это очень облегчает жизнь.
      - В чужой монастырь со своим уставом не ходят?
      - Вот именно. А для Лондона это справедливо вдвойне. - Он искоса посмотрел на Макси. - К счастью, я уже завтра раздобуду деньги, так что хотя бы с этим у нас проблем не будет.
      - А можно спросить, лорд Роберт, каким способом вы собираетесь раздобыть деньги?
      - Самым скучным и законным - в банке. - В глазах Робина прыгали чертики. А ты заметила, что начинаешь называть меня лордом Робертом, когда на меня сердишься?
      Макси на несколько секунд задумалась, потом сдержанно улыбнулась.
      - Видимо, этот глупый титул символизирует для меня все то, чего я о тебе не знаю и чему не доверяю.
      - Ты и в самом деле мне не доверяешь? - тихо спросил Робин.
      Макси ничуть не удивило, что этот вопрос возник снова: в нем коренились все их разногласия. К счастью, они въезжали в деревушку, и это дало ей возможность подумать над ответом. Когда они проехали по узкой улице и опять оказались на открытом месте, она сказала:
      - Наверное, это не делает чести моему здравому смыслу, но я тебе доверяю почти во всем.
      - А в чем не доверяешь? - поинтересовался Робин, не глядя на нее. Его лицо было отчужденным.
      - Я убеждена, что сознательно ты не сделаешь мне ничего плохого, и верю, что всегда будешь стараться держать данное мне слово. - Макси вздохнула. - Но, может быть, и зря. Одна мудрая женщина как-то сказала мне, что когда влюбляешься, начинаешь соображать наполовину хуже, а правильно судить о своем предмете вообще теряешь способность.
      Тут Макси запнулась; Господи, да она ведь только что призналась Робину в любви!
      Робин быстро повернул голову. Его глаза смотрели с непривычной серьезностью. Он схватил лошадь Макси за повод и остановил обеих лошадей. Оказавшись рядом с Макси, он наклонился и впился в ее губы долгим проникновенным поцелуем.
      Потрясенная его реакцией на свое невольное признание, Макси обняла его за шею и с готовностью ответила на поцелуй. Может быть, сам Робин и не мог заставить себя произнести слова любви, но, кажется, он не прочь принять дар любви от нее.
      Они поехали дальше. Державшееся с утра напряжение, связанное с "кражей" лошадей, пропало: они снова были друзьями.
      ***
      На другое утро гостиничная горничная помогла Дездемоне одеться. К сожалению, платье, которое надела Дездемона, мало чем отличалось от того, что было на ней вчера. "Нет, - подумала она, - с таким гардеробом далеко не уедешь".
      Пока горничная ее причесывала, Дездемона думала о вчерашнем вечере. Открывшись друг другу, они с Джайлсом потом словно испугались. За обедом они говорили на отвлеченные темы. Дездемона была вынуждена признать, что, хотя Джайлс принадлежит к классу богатых землевладельцев, против которых она часто выступала в парламенте, он отличается гуманностью и терпимостью взглядов. Может быть, даже, если быть абсолютно честной, у него больше терпимости, чем у нее самой.
      Когда подошло время ложиться спать, Дездемона насторожилась: не станет ли он уговаривать ее провести с ним ночь? Но маркиз вел себя безукоризненно. Единственное, что он себе позволил, - это затяжной прощальный поцелуй, воспоминание о котором заставило Дездемону расплыться в довольной ухмылке кошки, успешно укравшей сметану.
      Опомнившись, Дездемона прогнала с лица улыбку, дала горничной полкроны за услуги и пошла вниз завтракать. Она опасалась, что при встрече с маркизом почувствует неловкость, но тем не менее испытала разочарование, увидев, что его еще нет.
      Надеясь, однако, что он скоро придет, она заказала завтрак на двоих. Еду принесли, а Джайлса все еще не было. Но вскоре он появился, постучал в открытую дверь и неуверенно спросил:
      - Разрешите к вам присоединиться? Увидев, что он сам робеет не меньше ее, Дездемона сразу успокоилась.
      - Разумеется, - радушно сказала она. - Не знаю, хороши ли почки с приправами, но яичница с колбасой очень вкусная.
      Джайлс сел напротив нее.
      - Я ходил к кузнецу. Моя карета будет готова в лучшем случае завтра.
      - Не важно. - Она налила ему чаю с заботливостью жены с многолетним стажем, добавив в него молока, поскольку вчера видела, что он пьет чай с молоком. - Поедем в имение вашего брата в моей карете. А потом я или привезу вас назад в Давентри или, если вам не хочется ждать, пока починят вашу карету, - прямо в Лондон.
      - Это очень любезно с вашей стороны. - Джайлс положил себе яичницу. Честно говоря, мне не хочется околачиваться здесь еще целый день.
      - Как вы думаете, застанем мы наших беглецов в Ракстоне?
      - Сомневаюсь. Мне уже кажется, что они так же неуловимы, как блуждающие огоньки - вроде вот они, рядом, а протянешь руку - их нет. Ваша племянница нанесет вам визит, когда доберется до Лондона?
      Дездемона пожала плечами.
      - Кто ее знает. Надеюсь, что нанесет, но об заклад побиться не решусь. А где ваш брат остановится - в городском доме Вулвертонов?
      Маркиз покачал головой.
      - Дом закрыт, и там никого нет, кроме привратника. Я, собственно, собирался его продавать, но сейчас передумал. - Джайлс пристально посмотрел на Дездемону. - Может быть, впредь я буду больше времени проводить в Лондоне.
      Эта мысль Дездемоне понравилась, и по ее лицу опять расплылась улыбка. Господи, что это? Нельзя же вести себя, как школьница, влюбившаяся первый раз в жизни.
      "Вот именно", - подумала Дездемона, намазывая апельсиновое желе на тост. Таких чувств она не испытывала ни школьницей, ни позже. Она была застенчивой девушкой, которая любила читать и у которой поздно появился интерес к противоположному полу. Ей было противно, когда молодые люди нагло к ней приставали. Она рано вышла замуж и в браке тоже не знала любви. Почему бы теперь не позволить себе поглупить? Подняв на маркиза глаза, она спросила:
      - Как же вы собираетесь найти лорда Роберта?
      - Ему наверняка нужны деньги, так что я побываю в банке и оставлю для него записку". Еще встречусь с его друзьями и попрошу передать, что я его разыскиваю.
      У Дездемоны вдруг вылетели из головы все ее приятные фантазии. Да, маркизу она доверяет, но относительно лорда Роберта у нее еще остаются сомнения. Если он дурно обошелся с Максимой, это обязательно отразится на ее пока еще очень хрупких отношениях с Джайлсом.
      Она решительно протянула руку и взяла еще один тост. Что бы ни ждало ее в будущем, сегодняшний день она проведет с человеком, который ей безумно нравится.
      ***
      Дороги еще не просохли после грозы, и они добрались до Ракстона только в полдень. Привратник радостно приветствовал маркиза, но на вопрос, не был ли здесь лорд Роберт, ответил отрицательно.
      Это их, однако, не убедило. Они вышли из кареты и пошли в контору управляющего Хазлипа. Тот сидел за столом, погруженный в конторские книги. Его нахмуренное лицо разгладилось, когда он увидел человека, который его нанял и которому он посылал эти самые отчеты.
      - Лорд Вулвертон! - воскликнул он, поднимаясь из-за стола. - Вот неожиданная радость! Вы надолго к нам?
      - Я только заехал узнать, был ли здесь мой брат. Хазлип замялся:
      - Может быть, и был, но я не совсем в этом уверен. Джайлс недоуменно поднял брови.
      - Видите ли, - объяснил Хазлип, - его никто не видел. Но сегодня утром из конюшни исчезли две лошади, а на столбе была приколота вот эта записка. - Он подал маркизу клочок бумаги. - Я не знаю почерка лорда Роберта. Если это его почерк, все хорошо, но если кто-нибудь его подделал, значит, тут орудовал какой-то ловкий вор. Как бы то ни было, он забрал двух лучших лошадей.
      Джайлс прочитал записку. В ней говорилось только:
      "Я взял двух лошадей" и стояла подпись "Лорд Роберт Аядервилль". Знакомый косой почерк, несомненно, принадлежал Роберту.
      - Это его рука. - Джайлс передал записку Дездемоне. - Значит, он вчера здесь был. Когда вы заметили пропажу лошадей?
      - Часов в девять утра.
      - Пойду загляну в дом. Должны остаться следы его пребывания. Наверное, он приехал поздно и не захотел никого будить. - Джайлс старался самым правдоподобным образом объяснить странное поведение Робина. А Воплощенную Невинность он решил вообще не упоминать: чем меньше людей будет о ней знать, тем лучше.
      У Хазлипа явно оставались сомнения: как его новый хозяин проник на обнесенную высокой стеной территорию поместья? Почему уехал, никого не поставив в известность? Зачем ему понадобилась не одна лошадь, а две? Но вслух он сказал только:
      - Хорошо, милорд. Сейчас принесу ключи. Зайдя в дом, Джайлс отпустил Хазлипа. Потом они с Дездемоной осмотрели комнаты, закончив кухней.
      - Они здесь, конечно, были, - сказала Дездемона, внимательно оглядев кладовку, шкаф, где стояла фарфоровая посуда, и ванну, на стенках которой еще оставались капли воды. Она подняла хрустальный бокал и посмотрела его на свет.
      - Похоже, что они сервировали стол самой лучшей посудой.
      - Робин все делает с размахом, - заметил Джайлс. - Я посмотрел в шкафу с постельным бельем. Судя по количеству простыней, которые явно были использованы, а потом аккуратно сложены, они спали в разных постелях. Может быть, вы напрасно беспокоились.
      - Посмотрим, - сухо сказала Дездемона. Но она уже готова была признать возможность того, что, путешествуя вместе с девушкой, мужчина необязательно пытается ее соблазнить. Два дня назад она этого не допускала, но знакомство с Джайлсом показало ей, что зрелый мужчина вовсе не обязательно ведет себя, как очумевший от похоти юнец. Может быть, лорд Роберт и вправду предложил сопровождать Максиму из чисто альтруистских соображений. Но даже если ничего дурного они не сделали, все равно Макси скомпрометирована.
      - Поскольку они едут верхом, то, наверное, уже сегодня будут в Лондоне.
      - Да, - отозвался Джайлс и бодро улыбнулся. - Через день-два все недоразумения разъяснятся.
      Направляясь к выходу, Дездемона думала, что если с Макси, может быть, все вскоре разъяснится, вопрос о том, что у них получится с маркизом, гораздо сложнее. Но и гораздо увлекательнее!
      Глава 26
      После долгого дня, проведенного в седле, Макси была оглушена многолюдным, шумным Лондоном. По сравнению с ним Бостон казался заштатным городишком. Она устало ехала вслед за Робином по вечерним улицам, не обращая ни на что внимания и только мечтая скорей добраться до места.
      Но когда Робин остановился перед великолепным особняком, Макси вышла из оцепенения;
      - Мы что, будем ночевать здесь?
      Робин слез с лошади и успокаивающе ей улыбнулся.
      - Здесь. Дверной молоток на месте, значит, мои друзья никуда не уехали.
      - Да таких пыльных бродяг они и на кухню не пустят, не то что в гостиную, - пробормотала Макси, слезая с лошади.
      Робин рассмеялся.
      - Не беспокойся. Я к ним заявлялся и в более непотребном виде.
      Оглядывая массивный фасад, Макси почувствовала себя жалкой провинциалкой. Тут ей на помощь пришла гордость: черта с два она позволит себя запугать! Какое ей дело, что о ней подумают эти кичливые вельможи! Раз уж Робин привез ее сюда, она не будет изображать дворняжку с поджатым хвостом.
      Макси держала лошадей, а Робин постучал в дверь молотком. Им открыл лакей в ливрее и парике. Он медленно и презрительно оглядел гостя с головы до ног с таким видом, точно обнаружил на пороге кучу протухшей рыбы. Но прежде чем успел раскрыть рот, Робин сказал повелительно;
      - Позови кого-нибудь забрать наших лошадей.
      Опять он неузнаваемо изменился, в мгновение ока превратившись в надменного аристократа.
      Лакей попытался что-то возразить, но не посмел, подавленный высокомерным взглядом Робина. Через минуту появился дворецкий, а лакей сам повел лошадей на конюшню.
      Несмотря на решимость принимать все как должное, Макси стоило большого труда сохранить независимый вид, когда она ступила на мраморный пол огромного вестибюля - такого огромного, что в нем без труда поместился бы кавалерийский эскадрон. Сводчатый потолок высился где-то на уровне третьего этажа, вдоль стен стояли на пьедесталах статуи, которые, по-видимому, были похищены из греческих храмов, а из центра вестибюля полукругом уходила наверх широкая мраморная лестница.
      Макси никогда не приходилось бывать в богатых особняках, и этот показался ей королевским дворцом. А может, это и вправду Карлтон-хаус, а наверху бражничает с друзьями принц-регент?
      Но Робин вел себя по-хозяйски.
      - Герцогиня дома? - спросил он дворецкого. Этого запугать было труднее, чем лакея.
      - Ее светлость не принимает, - высокомерно ответил он.
      - Я вас не об этом спросил, - тихо, но грозно сказал Робин. - Меня герцогиня примет. Скажите ей, что приехал лорд Роберт.
      На лице дворецкого отобразилась борьба двух чувств - сознания, что гость говорит и ведет себя как важная персона, и пренебрежения к его невзрачной одежде. В конце концов он слегка поклонился и пошел наверх.
      Герцогиня? Может, это бабка Робина, обожающая своего непутевого внука? А может, кто-нибудь еще страшнее? Макси давно поняла, что Робин - аристократ по рождению. Но неужели он принадлежит к самой верхушке английского общества? При мысли, что это вполне возможно, даже вероятно, у Макси упало сердце.
      Окаменев от неловкости, она избегала взгляда Робина, словно отгородившись от этого чуждого и, возможно, враждебного окружения. Чувствуя, что у нее напряжен каждый мускул, она принялась бродить по вестибюлю, словно кошка, изучающая свой новый дом. Даже властные интонации ее спутника не проняли дворецкого настолько, чтобы он пригласил их в гостиную.
      Макси была в самом дальнем углу вестибюля, когда послышались быстрые шаги. Обернувшись, она увидела, что вниз по лестнице бежит прекрасное златокудрое создание. Макси эта женщина не увидела, а бросилась на шею Робину, не обращая внимания на его грязную одежду - Робин, какой же ты бессовестный! Почему ты не предупредил меня о своем приезде?
      Робин со смехом поймал ее в объятия.
      - Осторожнее, Мэгги. Не хочешь думать о себе, подумай о будущем наследнике.
      - Ну и ты про то же! Будто мало мне Рафа, - добродушно ответила герцогиня. - Может, это будет девочка.
      - Вздор. Никогда не поверю, чтобы ты могла так опростоволоситься. Наверняка попадешь в яблочко с первой же попытки.
      Несколько секунд Робин и герцогиня стояли, держась за руки как старые друзья. Герцогиня была почти одного с Робином роста, и у нее были такие же ярко-золотистые волосы.
      У Макси, которая тихонько стояла в углу, потемнело в глазах. Она думала, что готова к любой неожиданности, но чтобы Робин привел ее в дом своей любовницы! Господи, да что же это такое? Как он посмел?!
      Сейчас он казался ей совершенно чужим Его белокурые волосы блестели в свете ламп, и, несмотря на поношенную одежду, он был аристократом с головы до пят. Только в раннем детстве, когда ее дразнили белые дети, Макси чувствовала себя такой же непохожей на остальных полукровкой: малорослой, темнокожей, отверженной.
      Тут Робин выпустил руки герцогини и сказал ей:
      - Мэгги, я хочу познакомить тебя с очень дорогим мне человеком.
      Глядя, как они приближаются, Макси одновременно кипела от бешенства и цепенела от смущения. Как она должна вести себя с герцогиней? Как вообще должна вести себя в этой ситуации женщина в мужской одежде?
      Она нашла ответ на эти вопросы, вспомнив одну важную даму, которую знала в Бостоне. Та считала, что гражданка Американской республики не должна склонять голову ни перед кем, разве что перед Господом Богом, да и то если у нее будет настроение помолиться. А раз так, любовница Робина никоим образом не заслуживала реверанса.
      В то же время, поскольку на Макси одежда юноши, было уместно снять шляпу. Шляпу Макси сняла, но выражение лица изменить не сочла нужным и смотрела на герцогиню со свирепой враждебностью.
      Герцогиня резко остановилась, и ее глаза изумленно расширились. Они были не голубые, как у Робина, а переливчатого серо-зеленого цвета.
      - Мэгги, это мисс Максима Коллинс. Макси, познакомься с герцогиней Кандовер. - Робин взял Макси за локоть. - Я пытаюсь уговорить Макси выйти за меня замуж.
      Услышав это, герцогиня была явно потрясена, но в следующую минуту в ее серо-зеленых глазах мелькнула усмешка. Черты ее лица не были классически правильными, но она излучала обаяние, которое было действеннее любой красоты. Неудивительно, что она являлась Робину во сне.
      Увидев усмешку в ее глазах, Макси закипела от ярости. Мэгги, видимо, решила, что Робин пошутил, заявив о своем намерении жениться на этой замурзанной коротышке в брюках.
      Однако Макси немного смягчилась, услышав дружеские слова герцогини:
      - Милая, я счастлива с вами познакомиться. Надеюсь, вы согласитесь выйти замуж за лорда Роберта. В нем немало хорошего, хотя в данную минуту вам, наверное, хочется его убить. - И с заговорщицкой улыбкой она добавила:
      - Верно?
      Это замечание так точно отражало чувства Макси, что та несколько растерялась.
      - По правде говоря, я как раз думаю, каким способом это лучше сделать. Макси не собиралась уступать герцогине в апломбе. - Можно было бы бросить в кипящее масло, но это - слишком легкая смерть.
      Мэгги засмеялась.
      - Я понимаю, что он ни словом не предупредил вас, куда ведет.
      - Именно так, ваша светлость.
      Макси взглянула на Робина, лицо которого не выражало ни капли раскаяния. Он держал ее за локоть, и его прикосновение немного успокаивало, хотя одновременно ей безумно хотелось расцарапать его безмятежное лицо ногтями.
      - Он просто сказал, что мы идем к его друзьям.
      - Это все старые шпионские замашки. Чем меньше говоришь, тем лучше. Мэгги обвела рукой вокруг. - Я сама была ошеломлена, впервые увидев этот мавзолей. - Мэгги задумчиво посмотрела на Макси, потом спросила:
      - Вы из Америки?
      Видимо, она не хуже Робина разбиралась в произношении. У них с Робином вообще, наверное, много общих талантов, как и общих воспоминаний. От этой мысли настроение Макси не улучшилось.
      - Да, я родилась в Америке, но мой отец был англичанином. Младший сын шестого виконта Коллингвуда.
      Не успела Макси произнести эти слова, как ей стало стыдно. Ну зачем было поминать своих знатных родственников? Но слова уже вылетели, теперь их не вернешь.
      Герцогиня наморщила лоб.
      - Поместье Коллингвудов, кажется, где-то на севере Англии. В Дареме, да?
      - Да. - Почувствовав, что ее ответ краток до грубости, Макси добавила:
      - Я гостила у дяди с весны.
      Когда Макси упомянула своих родственников, Робин посмотрел на нее с удивлением, но ничего не сказал.
      - Мы сейчас без гроша в кармане. - Он перевел разговор на другую тему:
      - Мэгги, ты сможешь нас приютить дня на два?
      - Ну, места у нас хватает. - Герцогиня опять повернулась к Макси:
      - Идемте, я провожу вас в комнату, где вы сможете умыться и отдохнуть.
      - Если вы не возражаете, ваша светлость, я хотела бы сначала поговорить с Робином, - сказала Макси ровным голосом, но ее глаза горели гневом.
      - Пожалуйста. - Герцогиня показала рукой на дверь. - В маленьком салоне вам никто не помешает.
      Робин пошел вслед за Макси, глядя на нее с опаской. Он предполагал, что она будет изумлена, оказавшись в доме Мэгги, но то, что она буквально кипела от ярости, было для него неожиданным.
      Как только за ними закрылась дверь, Макси круто развернулась, дрожа от негодования, - Как ты посмел привести меня в дом своей любовницы?
      - Мэгги уже много лет никакая мне не любовница, - примирительно ответил Робин. - Но мы по-прежнему друзья и привыкли помогать друг другу. Поскольку нам с тобой надо где-то остановиться, я совершенно естественно обратился за помощью к ней.
      Он подошел к камину и облокотился о его мраморную полку.
      - Я знал, что она и ее муж примут двух запыленных путников, не задавая лишних вопросов и не проявляя ни возмущения, ни излишнего любопытства. Здесь ты сможешь вернуть себе обличье респектабельной девицы, и никто ничего не узнает.
      У Макси сжались кулаки, но все же она, хотя и с трудом, держала себя в руках.
      - Ты назвал себя дворецкому лордом Робертом и точно так же назвала тебя твоя герцогиня. Но ты же мне говорил, что придумал этот титул!
      - Это ты сказала, что такого титула не бывает. А я просто не стал с тобой спорить. Видимо, твой отец объяснил тебе не все тонкости английской системы титулов. Например, употребление слова "лорд" с именем - прерогатива младших сыновей герцогов и маркизов. Так что лорд Роберт Андервилль - мое настоящее имя.
      Глаза Макси сузились. Ее красота показалась ему еще более экзотической, чем всегда, а выражение лица - еще более опасным.
      - Ты сказал, что ты вовсе не лорд.
      - Я и не лорд. Титул "лорд Роберт" ничего, по сути дела, не значит, просто форма обращения. Я такой же простой человек, как и ты. Вот если мой брат, не дай Бог, умрет, тогда я стану лордом. - Робин пожал плечами. - В общем, довольно бессмысленная система.
      - Твой отец был герцогом?
      - Нет. Он был маркизом Вулвертоном - на одну ступеньку ниже.
      - Значит, когда мы встретились, ты был в своем родовом поместье? - Макси казалось, что перед ней совершенно незнакомый человек. - Как ты мог так меня обманывать? Зачем притворялся бездомным бродягой и вором, если не хуже? Что еще ты мне налгал?
      - Я всегда говорил тебе правду. - Робин отвел глаза и переступил с ноги на ногу. Он взял тон преувеличенной небрежности, под которым всегда скрывал неловкость или вину. Даже зная, что ему не следует так говорить с Макси, он ничего не мог с собой поделать. - Но должен признать, что мне случалось в твоем присутствии врать другим.
      Тут Макси взорвалась. Она схватила с элегантного столика фарфоровую статуэтку и запустила ею в Робина.
      Статуэтка разлетелась вдребезги, ударившись о мраморную облицовку камина в двух дюймах от протянутой вдоль полки руки Робина. Он не пошевелился даже тогда, когда ее осколки брызнули ему в лицо. Только пальцы, сжимавшие край каминной полки, побелели.
      - Мне плевать, что ты говорил правду, хотя бы за каждое твое слово поручился сам Господь Бог! Ты, наверное, воспитывался у судейских крючкотворов или у иезуитов. Ты все равно меня обманывал, даже если успокаивал свою чувствительную совесть, манипулируя правдой, вместо того чтобы прямо лгать. Голос Макси сорвался. - Боже, какой надо быть дурой, чтобы тебе верить!
      Этот крик раненой птицы полоснул по сердцу Робина, лишив его былой самоуверенности. Он с трудом выговорил:
      - Ты права, я использовал правду, чтобы произвести обманчивое впечатление. Но, клянусь Богом, я вовсе не хотел выставить тебя дурой.
      - - Зачем же ты это делал? - воскликнула Макси, уставившись на него. Ее красивое лицо словно сжалось от боли, и Робину стало ее безумно жаль: сам того не сознавая, он причинил ей страдания. Одновременно в его глазах витали сладкие видения обнаженной Макси в постели, такой чудной, такой страстной, такой щедрой на любовь.
      Глядя ей в глаза, он хотел ее с пронзительной страстью, хотел ее и телом и душой, будучи не в силах разделить эти два чувства. Он хотел ее с той самой секунды, как, внезапно разбуженный, увидел, что об него споткнулась очаровательная и решительная лесная нимфа.
      Тогда почему же он так глупо себя вел? Как мог человек, наделенный умом и тактом, поступать себе же во вред? Он вдумался в мотивы своего поведения и вдруг понял:
      - Мне не очень нравится лорд Роберт Андервилль. А раз он не нравится мне, как он мог понравиться тебе? Мне же с первой минуты нашей встречи страшно хотелось тебе понравиться.
      Наконец-то Робин понял, что, как это ни трудно, ему следовало встать на путь правды раньше. Напряжение покинуло Макси, ярость улетучилась. Еще минуту они смотрели друг другу в глаза.
      - Понятно, - сказала она. Но хотя она больше не сердилась, у нее было как-то горестно на душе. Она прошла через комнату к камину и, скрестив руки на груди, оперлась спиной о его полку с другой стороны. Потом спросила отстраненным тоном:
      - Ты привез меня сюда узнать, что обо мне думает Мэгги? Или ты хотел показать ей, как низко пал с тех пор, как она тебя покинула? Более красивой и изысканной женщины найти невозможно, так что ты, видимо, решил броситься в противоположную крайность и предъявить ей непотребную дикарку, надеясь, что это ее проберет.
      - Господь с тобой, Макси, ну что ты говоришь! - Как он, оказывается, глубоко ее ранил. - Любой мужчина сочтет за честь для себя завоевать руку такой красивой и умной женщины. Даже сейчас, взъерошенная, словно тебя протащили через колючий куст, ты все равно красива.
      Макси нахмурилась.
      - Ты всегда находишь нужные слова - как хороший бродячий торговец. Только слов, лорд Роберт, недостаточно.
      Он понимал, что заслужил это, но все равно ему показалось, будто она ударила его кулаком в солнечное сплетение.
      - Признаю, что я болван, что я бесчувственная скотина. Когда ты говоришь, что я тебя сюда привез, чтобы узнать мнение Мэгги о тебе, в этом есть доля истины, но совсем в другом смысле. Мне хотелось вас познакомить. Вы - две самые дорогие мне женщины, и я надеялся, что вы подружитесь.
      Макси протянула руку вдоль каминной полки и стала обводить пальцем вырезанную на ней виньетку - словно во всем мире ее больше ничто не интересовало.
      - А если я ей не понравлюсь - если я ей уже не понравилась? Что тогда?
      - Ты ей понравишься.
      Робин накрыл ладонью ее руку. Его прикосновение заставило ее вздрогнуть, но она не отняла руки.
      - По-моему, на самом деле ты хочешь знать, кого я предпочту: тебя или ее. - Робин крепче сжал руку Макси. - Тебя! Даже если Мэгги взбредет в голову вмешаться и попробовать нас поссорить, я этого не допущу. Только один человек властен разлучить нас, и этот человек - ты.
      Макси закрыла глаза, и по ее лицу пробежала легкая тень. Робин шагнул к ней и заключил ее в объятия.
      Она не сопротивлялась и устало спрятала лицо на его груди. Какие бы словесные баталии между ними ни разыгрывались, на уровне прикосновения царила полная гармония. Робин крепко прижимал ее к себе, надеясь, что это объятие успокаивает ее так же, как и его.
      У Макси был такой сильный характер, что Робин часто забывал, какая она маленькая. И сейчас в его сердце поднялась волна нежности: ее голова едва доходила ему до подбородка, а он был мужчина среднего роста.
      - Твоя голова - рядом с моим сердцем. - Он стал вынимать шпильки из ее волос, распуская по спине поблескивающую, как черный лак, мантию. - Я круглый идиот, Канавиоста. Когда мы с тобой путешествовали вдвоем, мне хотелось отгородиться стеной и от прошлого, и от будущего. Впервые за много лет я был счастлив в настоящем.
      Он гладил ее напряженную спину через шелковистые пряди.
      - Я знал, что рано или поздно мне придется во всем признаться, но из трусости и из лени все откладывал это объяснение, не понимая, что поступаю с тобой нечестно. Ты казалась мне такой же сильной и мудрой, как сама земля. Я совсем забыл, что у тебя на сердце тоже есть шрамы и в душе тоже таятся страхи.
      Не поднимая головы, Макси спросила:
      - И какие еще ты мне приготовил сюрпризы?
      Робин подумал.
      - Ну, во-первых, у меня неплохое состояние. В частности, мне принадлежит Ракстон. Тут Макси подняла голову.
      - Ты украл собственных лошадей? Когда он кивнул, она сказала:
      - Но ты же видел, как меня это расстроило!
      - Я же тебе говорил, чтобы ты не волновалась.
      - Герцогиня права, - сказала Макси суровым голосом, но ее губы подергивались от подавленной улыбки. - Ты действительно бессовестный человек.
      - Виноват, исправлюсь. - Робин вздохнул и добавил уже совершенно серьезно:
      - Поэтому мне и казалось, что лучше притвориться кем-нибудь другим.
      - Обо всем этом нам еще нужно будет потолковать. Только, наверное, не сегодня.
      - Прекрасно, сегодня у меня на это не хватит сил. Да и ты вряд ли способна сегодня решить, выходишь за меня замуж или нет.
      Робин сказал это своим обычным легкомысленным тоном, но ждал ее ответа, затаив дыхание. Неужели она так рассердилась, что наотрез откажется?
      Макси покачала головой.
      - Не знаю, Робин. Оказывается, мы даже дальше друг от друга, чем я полагала. Не знаю, смогу ли я приспособиться к вашей жизни. Я даже не уверена, что хочу этого.
      - Мы гораздо ближе, чем ты думаешь, и потом кто сказал, что мы обязательно должны жить этой жизнью? - Робин поцеловал ее в волосы. - Но и об этом сейчас не время говорить. Главное, что ты не сказала "нет". - Он улыбнулся. Спасибо, что не целилась этой статуэткой мне в голову. Правда, может быть, мне надо было встряхнуть мозги. Я совсем ничего не соображал, Канавиоста.
      - Я хотела докричаться до тебя, а вовсе не нанести тебе телесные повреждения. Но надо было сдержаться. Вдруг эта статуэтка - фамильная реликвия? - Она посмотрела на мятую рубашку Робина. - Если я называю тебя лорд Роберт, когда ты меня рассердишь, то что хочешь сказать ты, когда называешь меня Канавиостой?
      - Что я говорю от чистого сердца и хочу, чтобы ты так и воспринимала мои слова.
      - Ну что ж, не такое уж плохое объяснение. - Помолчав, она кинула на него озорной взгляд:
      - Если я выйду за тебя замуж, у меня тоже будет какой-нибудь титул? Как меня будут величать?
      - Тебя будут величать леди Роберт Андервилль, или, короче, леди Роберт. А может быть, даже леди Робин. Она широко раскрыла глаза.
      - Ты это серьезно? Или опять морочишь мне голову?
      - Клянусь!
      Макси расхохоталась.
      - Какая нелепая система! Неудивительно, что основатели американских колоний от нее отказались.
      Тут открылась дверь и вошла герцогиня Кандовер. Увидев своих гостей в объятиях друг друга, она остановилась.
      - Извините. Я постучала, но вы, наверное, не слышали.
      - Не уходи, Мэгги, - Робин отпустил Макси. - Мы заключили перемирие.
      На это умная герцогиня никак не отреагировала и только сказала:
      - Раф прислал сказать, что приедет из Вестминстера раньше, чем предполагал. Вы не хотите с нами пообедать? Это будет через час-другой. Я была бы очень рада, но если вы слишком устали, я пошлю обед к вам в комнаты.
      - С удовольствием принимаю приглашение, ваша светлость, - ответила Макси. - Но должна вас предупредить, что у меня с собой только одно платье, и ему совсем не пошло на пользу путешествие в заплечном мешке.
      - Горничная вам его погладит. - Тут герцогиня увидела осколки статуэтки и вся расцвела. - Какое счастье! Вы разбили это кошмарное подобие Лаокоона! Макси вспыхнула.
      - Пожалуйста, простите меня. Это я виновата. Я вам куплю другую, как только смогу.
      - Не вздумайте этого делать! - Герцогиня лукаво улыбнулась. - Это был свадебный подарок от двоюродной сестры Рафа, которая была против нашего брака. Сами посудите: неужели человек может от доброго сердца подарить новобрачным статуэтку, в которой змеи душат людей? Я все время ставила ее на край столика, надеясь, что прислуга, убираясь, нечаянно уронит ее на пол, но они не роняли, и я никак не могла от нее избавиться.
      Макси улыбнулась. Надо быть настоящей леди, чтобы внушить совершившему промашку гостю, что он ее буквально облагодетельствовал.
      - Если вам надо еще что-нибудь разбить, я к вашим услугам.
      - Договорились! Ну а теперь позвольте проводить вас в вашу комнату. Вы успеете принять ванну и даже немного вздремнуть.
      Макси последовала за герцогиней. Лицо ее было серьезно. Раньше им с Робином надо было решить вопросы, касавшиеся только их двоих, и то она не была уверена, что им удастся это сделать. Теперь же она попала в чужой мир, где ей вряд ли окажут хороший прием. Надо побыстрей выяснить, сможет она в нем жить или нет.
      Глава 27
      Когда Макси наконец вылезла из ароматной ванны, ее уже ожидала француженка-камеристка герцогини. Отлично вымуштрованная горничная даже движением бровей не проявила неудовольствия тем, что ее заставляют прислуживать такой странной гостье, хотя, когда она подала Макси ее свежеотутюженное простенькое платье, в ее глазах мелькнуло страдальческое выражение. Однако Макси вскоре завоевала сердце мадемуазель Лаваль, заговорив с ней на беглом, хотя и с канадским акцентом, французском языке.
      Макси надела свое единственное платье из белого муслина, затем терпеливо перенесла манипуляции горничной, укладывавшей ее непокорные волосы в элегантную прическу. В результате стараний француженки Макси приобрела вполне пристойный вид. Когда за ней пришел лакей, она взглянула на себя в зеркало и, высоко подняв голову, последовала за ним вниз по лестнице в маленький салон.
      Робин и герцогиня тихо беседовали, наклонив друг к другу золотистые головы. Одежду Робина тоже вычистили и погладили. Вдобавок ему где-то нашли свежую рубашку и шейный платок - возможно, в гардеробе самого герцога. Робин держался настолько непринужденно, что к Макси вернулись все ее сомнения. Он-то чувствует себя как дома, но что делает в этом роскошном дворце она. Макси?
      Робин поднял на нее глаза и замер на полуслове. Подойдя к ней, он прошептал:
      - Ты выглядишь обольстительно. Макси покраснела, но его восхищенный взгляд успокоил ее.
      - Спасибо на добром слове, но это платье даже в Бостоне не сочли бы модным, не говоря уж о Лондоне.
      - Поверь, мужчин интересует не столько мода, сколько общее впечатление, а ты обворожительна. - Он подал ей руку и подвел к креслу, стоявшему между ним и герцогиней. - Но, может быть, я пристрастен - в конце концов я впервые вижу тебя в женском платье.
      Восхищение Робина и его обычная забавная болтовня настолько развеяли застенчивость Макси, что она смогла принять непринужденное участие в разговоре. На герцогине тоже было совсем простое платье - еще одно свидетельство ее такта. Робин также предупредил ее, что Макси пьет только безалкогольные напитки, и хозяйка предложила ей лимонад, хотя они с Робином пили херес.
      Потом она нетерпеливо взглянула на часы, стоявшие на каминной полке, и в эту самую минуту открылась дверь и вошел человек, который, несомненно, был герцогом Кандовером. Если Робин был хамелеоном и мог играть тысячи ролей, герцог был аристократом высшей пробы и не смог бы притвориться никем иным.
      К тому же он, под стать своей великолепной жене, был потрясающе красив.
      - Извини, что опоздал, дорогая, - сказал он. - Но меня поймал в дверях Кэри. - Увидев гостей, он на секунду умолк, затем по его лицу расплылась улыбка.
      - Робин, негодник, какими судьбами ты оказался в Лондоне?
      Мужчины дружески пожали руки, потом Робин представил герцогу Макси. Кандовер склонился, целуя ей руку, и она увидела, что у него такие же темные волосы и кожа, как у нее самой, хотя светло-серые глаза явно выдавали в нем северянина. В их глубине светился юмор и мелькнула дружеская догадка.
      - Коллинс? - спросил герцог, выпрямляясь. - Вы не родственница Коллинсов из Ченли-корта?
      - Нынешний лорд Коллингвуд - мой дядя, ваша светлость.
      - Тогда мы даже состоим в дальнем родстве. - Кандовер озарил Макси улыбкой, которая оказывала почти такое же магическое действие, как и улыбка Робина. - Всегда приятно познакомиться с новой кузиной, тем более такой очаровательной. - И, предлагая Макси руку, герцог добавил:
      - Поскольку я голоден до неприличия, может быть, сразу пойдем в столовую? Поев, я становлюсь гораздо учтивее.
      Макси улыбнулась, подумав про себя, что учтивее быть просто невозможно. Может, Робин поступил не так уж глупо, приведя ее в этот дом?
      Как и обещала герцогиня, это был, по светским меркам, простой домашний обед, хотя еды было много и она была превосходно приготовлена. Макси была рада, что на этот раз на стол не подавали бесконечные смены блюд, как считали необходимым делать в Ченли-корте. Ее опасения, что в Лондоне существуют какие-нибудь дурацкие, неизвестные ей правила поведения за столом и что она опростоволосится со своими провинциальными манерами, оказались напрасными. В Бостоне около приборов часто клали больше вилок и ножей.
      Ей было совсем не трудно поддерживать разговор с тремя англичанами, которые незаметно старались облегчить американской девушке ее первый обед в их доме. Макси была тронута их вниманием и даже улыбалась.
      Мужчины не стали уединяться после обеда за традиционным портвейном, а предпочли пить кофе вместе с, дамами в гостиной. Макси была этому рада: несмотря на любезность герцогини, она еще не была готова к тому, чтобы остаться с глазу на глаз с любовницей Робина". Бывшей, любовницей.
      Супруги Кандовер увлеклись обсуждением предстоящей поездки в свое поместье, а гости тихонько отошли с чашками кофе в руках к стеклянным дверям, ведущим в сад. Макси никак не предполагала увидеть такой роскошный сад в центре одного из величайших городов мира. Макси исподтишка разглядывала хозяев дома. Не приходилось сомневаться в прочной взаимной привязанности супругов.
      - Даже если она вышла за него замуж по расчету, - тихо сказала она Робину, - сейчас их связывает нечто большее.
      Робин посмотрел на нее с недоумением.
      - Откуда ты взяла, что Мэгги вышла замуж за Рафа по расчету?
      - Ты же сам мне сказал - помнишь то кошмарное утро в "Приюте гуртовщика"? Ты сказал, что Мэгги ушла от тебя к человеку, который мог дать ей больше, чем ты. Все это, - Макси кивнула на обстановку гостиной, - ив придачу еще титул герцогини - не так уж мало. Но что-то мне не очень в это верится. Непохоже, чтобы герцогиня была так корыстна. И потом, ты же говорил, что у тебя самого неплохое состояние.
      - Я опять непреднамеренно создал у тебя ложное представление. Ты права, больше доверяя собственным чувствам. Сердце Мэгги нельзя купить, его можно только завоевать. - Робин повернулся и посмотрел сквозь стекло в сад. - Я хотел сказать, что она ушла к человеку, который мог ей дать больше в эмоциональном, а не материальном плане. Деньги и титул тут совершенно ни при чем.
      - Я вижу, что тебе все еще больно об этом говорить, Робин, - тихо сказала Макси. - Теперь я понимаю, что такую женщину нелегко забыть.
      - Нет, вся боль осталась в прошлом. - Робин искоса посмотрел на Макси. Сейчас я думаю о будущем.
      Настал черед Макси устремить взгляд за окно. Они с Робином как будто танцевали какой-то сложный менуэт. Один из них разгадает какой-то секрет и поделится своей догадкой с другим - и они расходятся в стороны, чтобы подумать о сказанном, потом сходятся снова.
      Затем делают новое открытие и опять расходятся в стороны. Но каждый раз, сходясь вновь, они оказываются немного ближе друг к другу, чем раньше.
      Может быть, так и нужно, чтобы они постепенно познавали друг друга и самих себя. Во всяком случае, пока Макси не была готова хоть как-то отреагировать на последнее замечание Робина. Слишком много всего произошло за последние часы.
      Макси перевела взгляд так, что теперь видела в стекле свое собственное отражение, а не скрывавшийся в сумерках сад. В этом простом, но изящном платье и с аккуратной прической она казалась самой себе элегантной бостонской дамой и с усмешкой спросила Робина:
      - Значит, взъерошенная, словно меня протащили через колючий куст?
      - Это, конечно, был не самый поэтичный комплимент, но ты и вправду нравишься мне в любом виде. Первое - нет, второе, что я заметил, когда ты бросилась на меня в Вулверхемптоне, как ты красива.
      - Я на тебя вовсе не бросалась, - негодующе сказала Макси. - Если бы ты не подкарауливал меня там, как змей-искуситель...
      Робин ухмыльнулся, допил кофе и поставил чашку с блюдцем на столик.
      - Я бы сказал, что у тебя вполне непринужденный вид для дикарки, которая до смерти боится лондонского высшего света.
      Макси приподняла бровь.
      - Надеюсь, ты не станешь меня уверять, что весь высший свет похож на Кандоверов?
      - - Нет. Они составляют исключение, где бы ни оказались. Но высший свет состоит из людей, а люди в Лондоне очень разные. Всегда можно найти близких по духу и игнорировать остальных. И потом совсем необязательно жить в Лондоне.
      - А вот у меня от высшего общества осталось совсем не такое приятное впечатление. - Макси вдруг поняла, что раздражена, и даже подумала, не замолчать ли. Но потом решила, что им пора исполнить новую фигуру менуэта. Хотя Америка - республика, там многие чтут аристократию. Поскольку мой отец был сыном лорда и к тому же образованным и обаятельным человеком, его с удовольствием принимали в так называмых "приличных домах". Разумеется, Макса считали эксцентричным человеком за то, что он выбрал такое занятие, и безденежье тоже накладывало отпечаток на отношение к нему. Тем не менее в течение зимы, которую проводили в Бостоне, мы каждую неделю получали два-три приглашения на званые обеды. Священники, университетские профессора, богатые торговцы - все они с удовольствием принимали знатного джентльмена Максимуса Коллинса. - Макси допила кофе, поставила на столик чашку и опять устремила взгляд в сад. - И вот как-то на таком званом вечере я случайно подслушала разговор хозяйки дома, миссис Лодж, со своей приятельницей. Из него я узнала, что Макс не принимал приглашений, если они не включали меня. Так вот, миссис Лодж сказала, что согласна терпеть мое присутствие, чтобы заполучить такого очаровательного и воспитанного гостя, как дорогой мистер Коллинс, но если его дочь-полукровка попытается заманить в свои сети кого-нибудь из молодых людей, придется отказаться от общества ее отца. Есть же предел терпению! Просто трудно поверить, что джентльмен мог жениться на дикарке, но мужчины ведь не могут противостоять зову своей плоти. - Макси искоса взглянула на Робина. Всем известно, какие потаскухи эти индианки. Робин возмущенно чертыхнулся.
      - Если тебе приходилось слушать такое, неудивительно, что ты невысокого мнения о высшем свете.
      Он положил руку Макси на плечо, и тепло его руки согрело душу Макси.
      - Не все так думали. В некоторых домах я была желанным гостем, а не навязанной им обузой. Максу я не рассказала про этот разговор - ему так нравилось ходить в гости. У меня просто язык не повернулся лишить его этого удовольствия.
      Робин крепче стиснул ее плечо.
      - Разумеется, миссис Лодж - ханжа, но, возможно, в ней говорила и зависть стареющей женщины к молодой привлекательной девушке.
      - Ты так думаешь?
      - Сомневаюсь, чтобы дамы бостонского света очень отличались от лондонских. Конечно, здесь еще наслаивались расовые предрассудки, но какая-нибудь завистливая матрона может и у нас сказать что-нибудь подобное о любой очаровательной девушке.
      - Может быть, ты и прав. У миссис Лодж были три толстомясые дочери с физиономиями, похожими на блин. - Макси плутовски улыбнулась. Вдруг эпизод, который уже несколько лет, как заноза, сидел у нее в душе, показался ей просто смешным. - Скажи, почему человеку гораздо легче разобраться в затруднениях другого, чем в своих собственных?
      - Это такой же неизменный закон природы, как то, что солнце поднимается на востоке и что яблоки падают с дерева вниз, а не вверх. - Видя, что Макси повеселела, Робин снял руку с ее плеча. - Ну что, завтра поедем в гостиницу, где умер твой отец?
      Макси собиралась утвердительно кивнуть, но ее вдруг охватил страх. Она прошла пешком чуть ли не через всю Англию, чтобы узнать, как умер ее отец, и вдруг поняла, что боится этого.
      А чего она, собственно, боится - того, что узнает об отце, или того, что, разгадав загадку отцовской смерти, встанет перед необходимостью принять решение относительно Робина? Она его любит.., он хочет на ней жениться... Казалось бы, все просто, но на самом деле это вовсе не так.
      - Пожалуй, сначала надо нанести визит тете Дездемоне. Она несколько раз виделась с отцом перед его смертью. Может быть, она знает что-нибудь.
      Робин кивнул.
      - Мне поехать с тобой, или ты попросишь Мэгги дать тебе в провожатые служанку? Макси поморщилась, - Как скучны требования приличий! Но если такой хрупкий цветок, как я, не может проехать по городу в карете без сопровождающего, я бы предпочла, чтобы этим сопровождающим был ты. Да к тому же, если окажется, что у тети Дездемоны злодейские замыслы, от тебя будет гораздо больше пользы.
      - Спасибо за доверие, - отозвался Робин. - Только подожди, пожалуйста, часов до одиннадцати: мне надо сходить к банкиру и портному. Я ему заказал кое-какие вещи, и сейчас они мне очень пригодятся. Надеюсь, он еще не отослал их в Йоркшир. - Робин с отвращением посмотрел на обтрепанный обшлаг своего рукава. - С каким же удовольствием я выброшу эту куртку!
      - Подари ее мне. У меня с ней связаны очень теплые воспоминания.
      - Бери, пожалуйста. - Робин помялся, потом спросил:
      - Ты позволишь мне заказать два-три платья для тебя? Одного платья для Лондона мало.
      - Наверное, ты прав, - без всякого восторга отозвалась Макси. - Только мне не хочется возиться с примерками.
      - И не нужно. Горничная Мэгги снимет мерку с этого платья. - Робин с удовольствием оглядел Макси. - Фасон у него незатейливый, но оно отлично пошито и сидит на себе как влитое.
      - Спасибо. Я сама его сшила. Отсутствие денег очень способствует развитию способностей. - Макси зевнула, прикрыв рот рукой. - Пора идти спать. День сегодня был очень долгий.
      - Как мне будет одиноко в постели, - тихо проговорил Робин.
      Их взгляды встретились. "Господи, - подумала Макси, - невозможно поверить, что мы стали любовниками только вчера. Сегодня утром мы резвились в постели, как бог и богиня плодородия: обнаженные и не стыдящиеся этого". При одном воспоминании внутри Макси вспыхнул огненный клубок.
      Нечто в этом же роде произошло и с Робином. На его шее затрепетала жилка.
      - Я бы поцеловал тебя на ночь, да боюсь, что не удержусь - подхвачу на руки и унесу к себе в спальню.
      Макси с трудом улыбнулась.
      - Еще неизвестно, дойдешь ли ты до спальни, а это будет просто безобразным нарушением законов гостеприимства.
      - Ну, здесь нет стражей в коридорах. - Робин протянул руку и погладил пальцем ее ладошку. - Мы могли бы провести ночь вместе и никто бы об этом не узнал.
      Медленными, чувственными движениями Робин стал выписывать пальцем вензеля на ее ладони. Макси смотрела на его руку. Самый строгий ревнитель морали не нашел бы ничего предосудительного в этом легком прикосновении, и все же ей казалось, что они ведут себя разнузданно, словно он раздел ее догола у всех на глазах.
      Пальцы Робина гладили тонкую кожу ее кисти, лаская то место, где бился пульс, пробуждая в ней знойную страсть. Макси вздохнула, готовая согласиться на все что угодно.
      - Ну что, прийти к тебе попозже? - осипшим голосом спросил Робин, окидывая ее пламенным взглядом. Они были любовниками, они знали каждый участок тела друг друга, и Робин ловко, как профессиональный вор, открывал отмычкой замки сдерживающих ее условностей.
      Этот образ заставил Макси рассмеяться про себя и рассеял колдовские чары. Она отступила от Робина.
      - Это, наверное, нелепо, но мне почему-то кажется непристойным заниматься с тобой любовью в этом доме.
      Она имела в виду дом Мэгги. Робин на секунду прикрыл глаза, и его черты заострились. Но через минуту он справился с собой и посмотрел на нее спокойным взглядом.
      - Я понимаю, откуда у тебя это чувство, хотя и предпочел бы, чтобы оно не возникало.
      Макси повернулась, чтобы идти, но задержалась на секунду.
      - А тебя не станут мучить кошмары, если ты будешь спать один?
      - Во всяком случае, таких ужасных, как раньше, не будет. - Робин так тепло ей улыбнулся, словно нежно поцеловал в щеку. - Ты была права: когда поделишься тяжелой ношей, делается легче.
      Макси стала прощаться с хозяевами. Ей вдруг пришло в голову, что Робин легко мог бы использовать ее беспокойство в свою пользу и уговорить провести ночь вместе. Но под этим пугающим обаянием и опасными навыками скрывался порядочный человек. Эта мысль согрела ее одинокую постель.
      ***
      Герцог Кандовер расчесывал длинные пшенично-золотистые волосы своей жены. Марго сидела, откинувшись назад и блаженно закрыв глаза.
      - Что ты думаешь о подруге Робина, Раф?
      - Мне она нравится. Робин рассказал тебе, каким образом они оказались на пороге нашего дома?
      - Только в общих чертах. - После минутной паузы герцогиня добавила:
      - Он хочет на ней жениться.
      - В самом деле? - Рука Рафа остановилась на полпути. - Но он ведь, наверное, плохо ее знает.
      - Ну и что с того? Я решила выйти за тебя замуж в первую минуту нашего знакомства.
      - Ты мне этого никогда не говорила, - сказал герцог, которому слова жены доставили огромное удовольствие. Он снова принялся расчесывать ее волосы.
      - Ты и так о себе достаточно высокого мнения, - ответила Марго и вдруг с визгом подскочила: муж пощекотал ее под ребрами.
      - Во всяком случае, в ней нет ничего банального, - заметил Раф. - Она умна, не скована условностями, образованна. По сути дела, похожа на Робина. И к тому же по-своему необычайно красива.
      - Не сомневалась, что это ты заметишь, - ревниво отреагировала герцогиня.
      Раф ухмыльнулся.
      - Сам-то я предпочитаю блондинок... - Он положил гребень и принялся массировать шею и плечи жены. - Тебе неприятно видеть его с другой женщиной? Честно говоря, я немного удивлен, что он привел ее к нам.
      - Наоборот, я была бы удивлена и даже обижена, если бы Робин считал, что не может обратиться ко мне с такой просьбой. - Марго улыбнулась, как бы в насмешку над собой. - Но вообще-то, наверное, в каждой женщине прячется эгоистическое желание, чтобы ее прежний воздыхатель всю жизнь ходил с разбитым сердцем и горестно думал: "Ах, какая-это была женщина! Если бы только все сложилось иначе..."
      - Так, как я думал о тебе целые двенадцать лет.
      - Вот именно, - рассмеялась Марго. - Но я действительно желаю Робину счастья. Я не хочу, чтобы он тосковал о былом или женился на какой-нибудь пресной девице только потому, что одинок и никого более подходящего не нашлось.
      - Не могу себе представить, чтобы он сделал такую глупость.
      - Кто знает, - слегка нахмурившись, отозвалась Марго. - Я все время тревожилась за Робина - с тех самых пор, как мы уехали из Парижа. Он писал мне забавные письма, но юмор в них был какой-то натужный, словно за ним скрывается боль. Но сегодня он опять был самим собой. - И, подумав секунду, добавила:
      - Даже лучше, чем раньше.
      - Значит, ты считаешь, что Максима, которую так неудачно назвали, это то, что ему нужно?
      - Считаю. - Марго засмеялась. - Бедная девушка была похожа на рассерженную кошку, когда он ее мне представил, потому что Робин не удосужился объяснить, куда ее ведет. Но при всем том она держалась с достоинством. В мире столько безликих людей, а у нее явно есть свое, и весьма выразительное, лицо.
      - Только не спеши навязываться ей в друзья, - сухо сказал Раф. - Мисс Коллинс, возможно, совсем не в восторге от вашей с Робином дружбы.
      Марго подняла голову, уловив многозначительность в словах мужа.
      - Господи, Раф, неужели ты еще не понял, что у тебя нет оснований ревновать меня к Робину? Я Думала, что вы стали друзьями.
      Раф нежно провел рукой по ее грациозной шее. Да, он смирился с мыслью о прошлых отношениях между его женой и Робином, но это было вовсе не легко. Он был страстный и ревнивый человек.
      - Я к нему не ревную - я ему завидую, потому что ты столько лет принадлежала ему, а не мне.
      Она покачала головой, глядя ему прямо в глаза.
      - Ему принадлежала шпионка Мэгги. Но ее больше нет, как нет обстоятельств, которые ее создали.
      - Я это знаю. Теперь ты Марго. - Раф наклонился и медленно поцеловал жену, - А Марго принадлежит мне!
      Он поднял ее на руки и понес в спальню, где и подтвердил свое заявление самым решительным образом, доставив огромное удовольствие и себе, и жене.
      ***
      Лорд Коллингвуд добрался до отеля "Кларендон" только поздно вечером но, несмотря на усталость, никак не мог заснуть. Проворочавшись в постели полчаса, он сел и потянулся за бутылкой бренди, которую оставил на столике рядом с кроватью.
      Выпив в темноте глоток прямо из бутылки, он задумался о том, что предстояло сделать. Возможно, Максима уже в Лондоне и даже, не дай Бог, узнала правду об отце. От одной этой мысли лорду Коллингвуду стало нехорошо.
      Он сделал еще глоток бренди. Мало того, что и так грозил скандал, надо было еще его племяннице свести дружбу с каким-то подозрительным блондином. Если он все еще с ней, это дополнительный источник неприятностей. От него надо как можно быстрее избавиться.
      С какой стороны ни погляди - дело дрянь! Хуже всего, что лорду Коллингвуду в общем-то нравилась Максима, несмотря на смешанную кровь и неортодоксальное воспитание. Поэтому он так старался избавить ее от лишней боли. Если его предприятие провалится. Алтея скажет, что так ему и надо - мужчина должен уметь проявить жесткость.
      Подавив стон, он сунул голову под подушку. Черт бы побрал всех этих родственников!
      Глава 28
      Дездемона вошла в залитую солнцем гостиную, радуясь, что вернулась домой. Все было настолько знакомо и привычно, что ей на секунду почудилось, будто все эти безумные события последних недель были плодом ее воображения, последствием злоупотребления омаром под майонезом или политическими застольями. Но тут она услышала, что у подъезда остановилась карета. Она выглянула в окно и улыбнулась. Высокую атлетическую фигуру лорда Вулвертона, который поднимался на крыльцо, никак нельзя было принять за плод больного воображения. Он сказал вчера вечером, что заедет к ней в одиннадцать часов утра - по светским меркам ни свет ни заря, - и вот уже стучится в дверь, а часы бьют одиннадцать. Дожидаясь, пока лакей проводит его в гостиную, Дездемона позвонила и велела принести кофе.
      Поцеловав Дездемоне руку и сев за столик перед дымящейся чашкой кофе, Джайлс сразу заговорил на интересующую ее тему:
      - Брат в Лондоне. Я сегодня заходил в банк и узнал, что он только что оттуда ушел.
      - Отлично, В банке не знают, где он остановился?
      - К сожалению, нет; Но, во всяком случае, мы знаем, что он в Лондоне и не пытается скрываться. Я его найду не сегодня-завтра и выясню, где ваша племянница.
      Дездемона только было собралась ответить, когда в гостиную вошла горничная, сделала книксен и сказала:
      - Извините, миледи, но к вам приехали мисс Максима Коллинс и лорд Роберт Андервилль. - И с неудовольствием добавила:
      - У них нет визитных карточек.
      Дездемона оторопела. Взяв себя в руки, она сказала:
      - Ничего, Элис, проводите их сюда.
      Через минуту беглецы, которых она так долго и тщетно преследовала, вошли в гостиную.
      Дездемоне говорили, что ее племянница - миниатюрная, смуглая, миловидная девушка, но действительность превзошла ее ожидания. Молодая женщина с иссиня-черными волосами, которая вошла в гостиную, была, несмотря на свой малый рост, необыкновенно пропорционально сложена и удивительно хороша собой. Хотя ее платье было очень скромного покроя, в ней не было ничего от нарочито скромной английской барышни. Она отлично владела собой. Нет, эту женщину не так-то просто обидеть.
      Максима в ответ с удивлением смотрела на свою рослую, совсем еще молодую тетку с тициановскими волосами. Дездемона, усмехнувшись про себя, подумала, что они, наверное, похожи на двух кошек, недоверчиво обнюхивающих друг друга.
      - Надеюсь, вы простите нам это неожиданное вторжение, тетя Дездемона, сказала Максима и добавила, указывая на своего спутника:
      - А это мой друг лорд Роберт Андервилль. Познакомьтесь с леди Росс, Робин.
      Дездемона уставила просто-таки невежливо пристальный взгляд на спутника племянницы. Белокурый лорд Роберт вовсе не походил на проходимца. Это был настоящий джентльмен и такой красавец, которому ничего не стоит вскружить голову любой женщине. Ничего удивительного, что он обвел Максиму вокруг пальца.
      Робин отвесил хозяйке дома изящный поклон.
      - К вашим услугам, леди Росс. - Его лицо расцвело в улыбке, которая у более податливой на мужские чары женщины вызвала бы сердечный трепет, Но Дездемона не была податлива на мужские чары, по крайней мере, в данную минуту и ответила на улыбку хмурым взглядом и едва приметным кивком. Затем обратилась к племяннице:
      - Рада наконец-то с тобой познакомиться, милочка.
      Я очень за тебя беспокоилась.
      - Беспокоились? Почему? - спросила Максима, глядя на нее невинными глазами.
      Дездемона услышала подавленный смешок маркиза. Взглянув на него искоса, она увидела на его лице выражение огромного наслаждения.
      Лорд Роберт поначалу не заметил брата, но, услышав смешок, повернул голову в его сторону.
      - Джайлс! Какое совпадение! Я и не знал, что ты собираешься в Лондон и что ты знаком с леди Росс.
      - Когда мы с тобой расстались, я не был знаком с леди Росс и не собирался в Лондон, - ответил Вулвертон. - Все это Произошло из-за тебя.
      - Как так?
      - Мы с леди Росс две недели вместе и врозь носились по всей Англии, пытаясь вас отыскать, - объяснил маркиз. - Но нам это не удалось. И вдруг вы преспокойно являетесь с визитом к пожилой тетушке.
      - Тетя Дездемона вовсе не пожилая, - возразила Максн.
      - Спасибо, - поблагодарила ее непожилая тетка, чувствуя, что разговор принимает какой-то странный оборот. Собственно, он с первых минут принял странный оборот.
      - Я сказал это в переносном смысле, - поправился Джайлс, посмотрев на Дездемону с ласковой улыбкой. - Я и сам заметил, что она совсем не пожилая. Мисс Коллинс, поскольку у нас тут все перепуталось, позвольте, я вам сам представлюсь: Вулвертон, старший брат вашего шалопая-спутника.
      - Тот самый, в случае смерти которого - не дай, конечно, Бог - Робин тут же получит титул пэра? Вулвертон не сразу ее понял, потом кивнул.
      - Тот самый.
      - Знаете что, давайте все сядем за стол и выпьем кофе, - сказала Дездемона героически сдержанным тоном. Она позвонила и приказала лакею принести еще кофе.
      Максима села напротив тетки.
      - Так почему вы за меня беспокоились, тетя Дездемона? Получили письмо от дяди Клетуса?
      - Я приехала в Ченли-корт и не застала тебя там. Стала расспрашивать Клетуса и Алтею и узнала, что ты уехала неожиданно, никого не предупредив, и что у тебя; по-видимому, очень мало с собой денег. Из этого я вывела, что ты, наверное, решила отправиться в Лондон пешком.
      Лакей принес еще один поднос, и Дездемона налила кофе прибывшим.
      - Как же мне было не беспокоиться, - продолжала она, - узнав, что молодая девушка вознамерилась пройти пешком несколько сотен миль в чужой ей стране, кишащей разбойниками, разного рода проходимцами и Бог еще знает кем? Вот я и решила тебя разыскать.
      - Это было очень трогательно с вашей стороны, тетя, но, право, вам не стоило беспокоиться. - Широко раскрытые карие глаза Максимы выражали легкое удивление, что кому-то могло прийти в голову о ней волноваться. - Это было очень приятное и интересное путешествие, и ничего дурного со мной не случилось.
      Лорд Роберт подавился от смеха. Максима на секунду убрала с лица кроткое выражение и метнула на него предостерегающий взгляд. Ее спутник надел маску притворной невинности, затем посмотрел на брата.
      - А как ты оказался в этом замешан, Джайлс?
      - Леди Росс сказали, что ее племянницу похитил мой бабник-братец, - кратко объяснил маркиз. Лорд Роберт поднял брови.
      - Господь с тобой, Джайлс! Я так безупречно вел , себя в Йоркшире, и вдруг меня объявляют бабником!
      За что же?
      - Жители вашей деревни сказали мне, что видели вас с Максимой, - холодно отозвалась Дездемона, - и я приехала в Вулверхемптон в надежде узнать что-нибудь о своей племяннице.
      - Леди Росс не совсем точно описывает свои действия, - весело поправил ее маркиз. - На самом деле она, как фурия, ворвалась ко мне в кабинет, ударила зонтиком по столу, заочно обвинила тебя в безнравственности и всевозможных преступлениях, пообещала, что ты за них поплатишься по всей строгости закона, и удалилась, пылая негодованием.
      Под изумленными взглядами Макси и лорда Роберта Дездемона залилась густой краской и грозно посмотрела на маркиза. Она действительно в тот памятный день вела себя довольно несдержанно, но с его стороны было неблагородно это вспоминать.
      - В безнравственности? - повторил лорд Роберт и сочувственно посмотрел на хозяйку дома. - Услышав такое, вам, конечно, ничего не оставалось, как попытаться вырвать свою несчастную племянницу из моих когтей. Максима пренебрежительно фыркнула.
      - Ваше беспокойство можно понять, тетя, но, уверяю вас, для него не было никаких оснований. Лорд Роберт взялся сопровождать меня исключительно из соображений моей безопасности. - Макси говорила тихо, как хорошо воспитанная леди, но в ее голосе все же слышалась нотка раздражения. - Как и вы, он решил, что одинокой, беспомощной женщине грозят в пути всяческие беды.
      Лорд Роберт посмотрел на нее с любовью.
      - Я недолго пребывал в этом заблуждении, Макси.
      - Макси? - удивилась Дездемона. - Какая вульгарная кличка. Тут Макси рассердилась:
      - Так меня звал отец, тетя Дездемона, и я предпочитаю, чтобы меня все так называли.
      - Твой отец звал меня Диззи, и мне это тоже не нравилось, - сухо отозвалась Дездемона.
      - Диззи? - с живым интересом переспросил Вулвертон.
      Дездемона не соизволила удостоить его взглядом.
      - Но если ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Макси, - продолжала она, я постараюсь привыкнуть к этому имени. Но и ты тогда не зови меня тетей. Между нами всего несколько лет разницы, и тетя из меня, кажется, получилась неважная. Давай лучше попытаемся просто стать друзьями.
      Макси застенчиво улыбнулась.
      - Я буду этому очень рада.
      Дездемона отпила еще глоток кофе и вздохнула.
      - Мне не хочется говорить на неприятную тему и опять принимать на себя роль надоедливой тетки, но меня беспокоит вопрос о твоей репутации. - Она бросила взгляд на лорда Роберта. - В Америке, очевидно, другие понятия, но ты, конечно, уже знакома с нашими правилами приличий.
      Дездемона задала вопрос в утвердительной форме, надеясь, что ей не придется вдаваться в подробности.
      - Если я вас правильно понимаю, - сказала Макси таким ледяным тоном, который сделал бы честь даже особе королевской крови, - то, уверяю вас, лорд Роберт вел себя как истинный джентльмен. - Эффект этого заявления был несколько подпорчен заключительной фразой, хотя Макси и произнесла ее вполголоса:
      - Чего я не могу сказать о себе.
      Дездемона вытаращила на племянницу глаза. Послышалось ей, что ли? Джайлс, который сидел ближе к Макси, вдруг закашлялся в тщетной попытке скрыть душивший его смех.
      Справедливо рассудив, что эту тему лучше оставить, Дездемона спросила:
      - А где ты остановилась? Если хочешь, можешь пожить со мной. Я буду очень рада.
      - Большое спасибо, но мы остановились в Кандовер-хаусе. Герцог и герцогиня очень гостеприимно нас приняли.
      Тут уж маркиз изумленно спросил:
      - Вы гостите у Кандоверов?
      - Да, - ответил лорд Роберт с некоторым вызовом в голосе. - А почему бы и нет?
      - Действительно, - негромко отозвался Джайлс. - Почему бы и нет?
      Дездемона чувствовала, что оба что-то недоговаривают. Интересно, что? Надо будет потребовать у Джаилса объяснений, когда они останутся наедине. Опять обращаясь к племяннице, она спросила:
      - Почему ты сбежала из Ченли-корта? Наверное, Алтея отравляла тебе жизнь? Она терпеть не может, когда ей отказываются подчиняться.
      Макси помедлила с ответом.
      - Да, и это тоже, - наконец сказала она. - Кроме того, мне хотелось до отъезда в Америку повидаться с вами.
      - Ты возвращаешься в Америку? Такая возможность ни разу не пришла Дездемоне в голову.
      Макси смотрела на нее без всякого выражения.
      - Я пока не решила. Это зависит от обстоятельств. По правде говоря, Дездемона ничего не имела против отъезда Макси. Если во время ее путешествия по Англии между ней и лордом Робертом произошло что-то неподобающее, это не повлечет скандальных последствий. Но в то же время, подумала Дездемона, по законам природы могут возникнуть другие, весьма прискорбные последствия.
      Макси поставила чашку на стол и наклонилась вперед, нервно сжав лежащие на коленях руки, - Дездемона, прошу вас, если вам не трудно... Расскажите, каков был Макс, когда вы с ним встречались незадолго до его смерти.
      Глядя на взволнованное лицо племянницы, Дездемона поняла, в чем истинная причина ее путешествия в Лондон. Макс очень любил свою дочь, и она, по-видимому, так же горячо любила отца. Наверное, ее мучает мысль, что отец умер один, среди чужих людей.
      - Пожалуйста, я расскажу все, что о нем знаю, - сказала Дездемона, откидываясь на диване. - Я была очень рада снова увидеть Макса. Когда он уехал в Америку, я была еще ребенком, но он писал мне оттуда замечательные письма. Она улыбнулась. - Кстати, мне надо передать вам его золотые часы. Мы сняли их с убитого грабителя.
      За этим последовал живой обмен объяснениями. Когда обсуждение инцидента с грабителями закончилось, маркиз встал с кресла.
      - Не будем вам мешать, дорогие дамы. Вам надо о многом поговорить. Если хочешь, Робин, оставь карету мисс Коллинс, а я подвезу тебя, куда нужно.
      Робин вопросительно посмотрел на Макси. Она согласно кивнула. Мужчины распрощались с дамами, вышли из дома Дездемоны и сели в карету Вулвертона.
      - Куда тебя отвезти? - спросил Джайлс.
      - На Уайтхолл <Улица в Лондоне, на которой находятся некоторые важнейшие министерства, в том числе министерство иностранных дел.>, пожалуйста. Раз уж у меня выдалось несколько свободных часов, надо повидать старых коллег. - Робин сел на заднее сиденье лицом к брату. - Я смотрю, леди Росс причинила тебе немало хлопот.
      - Не больше, чем ее племянница причинила хлопот тебе. Поскольку леди Росс грозила страшными карами всем Андервиллям, я решил, что во избежание скандала или даже заключения тебя в тюрьму мне надо постараться найти тебя первому. Джайлс положил шляпу на сиденье рядом с собой. - А Симмонс сумел вас догнать?
      - Сумел - в Маркет-Харборо. Откуда ты про него знаешь?
      - Я его подобрал на дороге возле Блита. Он был страшно зол на "желтоволосого пижона", который напал на него со спины, и собирался с ним разделаться "по-свойски".
      - Разумеется, я напал на него со спины. Он, по крайней мере, вдвое больше меня, - объяснил свое поведение Робин. - Я давно понял, что не могу позволить себе роскошь драться по правилам.
      - Его, видимо, послал за мисс Коллинс лорд Коллингвуд?
      - Да. - Робин пожал плечами. - Но она не хотела возвращаться в Ченли-корт.
      - Я так и понял. Симмонс сказал, что она угрожала ему пистолетом.
      - Жизнь в лесах Нового Света несколько отличается от лондонских гостиных. Мисс Коллинс привыкла решать проблемы, не стесняясь в средствах. В Маркет-Харборо, например, она чуть не перерезала Симмонсу глотку - я едва успел ее удержать. Мне стоило большого труда уговорить ее смириться с моим обществом - она считала, что не нуждается в провожатых и что от меня, во всяком случае, будет мало толку.
      - Не у нее первой складывается о тебе такое ошибочное впечатление. Маркиз улыбнулся, вспомнив какие-то эпизоды их юности. - Мисс Коллинс совсем не такая, как я предполагал. Когда на меня напала леди Росс и стала кричать, что ты негодяй, соблазнивший ее племянницу, я в ответ выдвинул обвинение, что они с племянницей решили завлечь тебя в брачные сети. Робин засмеялся.
      - Такое никогда не пришло бы в голову человеку, который близко знает Макси. Ей совершенно чужда двуличность. Ее стиль - нападение с ножом или пистолетом в руке. Она никогда не прибегает к военным хитростям. - Робин искоса посмотрел на брата. - Я просил ее стать моей женой. Если она согласится, ты не будешь возражать?
      - Какой мне смысл возражать? Вы оба взрослые люди и вольны поступать, как вам заблагорассудится.
      - Если ты хочешь сказать, что твои возражения меня не остановят, то это действительно так. Но я бы предпочел, чтобы ты отнесся к ней по-братски. Она и так слишком часто наталкивалась на враждебное отношение. - Робин посмотрел на рукав своего элегантного сюртука и поправил манжету. - Я решил, что мне пора остепениться.
      Джайлс рассмеялся.
      - Это ты называешь "остепениться" - жениться на девчонке-сорванце, у которой хватает смелости пройти пешком пол-Англии, броситься с ножом на боксера-профессионала и сесть за один стол с герцогиней? Но так или иначе я готов благословить этот брак. Вы очень подходите друг другу. А что она, не соглашается?
      - Скажем, сомневается. - Усмехнувшись, Робин добавил:
      - Но я пустил в ход все свое прославленное обаяние, чтобы ее уговорить.
      Высадив Робина перед Уайтхоллом, Джайлс стал мысленно внушать Максиме принять предложение его брата. Вернувшись через некоторое время в гостиную леди Росс, Джайлс увидел, что с брата слетела многомесячная черная хандра. Если для того, чтобы Робин опять стал смеяться, ему нужна эта черноглазая красотка, Джайлс с радостью примет ее в лоно семьи.
      Глава 29
      Вернувшись в Кандовер-хаус, Макси была рада узнать, что Робин еще не приехал. Это означало, что их визит в гостиницу, где умер ее отец, откладывается на завтра.
      Ел одолевали тяжелые предчувствия. По словам Дездемоны, Макса в последние дни что-то явно тяготило. Макси слушала ее с нарастающим беспокойством. Его подавленность вполне могла объясняться тем, что он запутался в какой-то афере и опасался последствий.
      Макси очень понравилась Дездемона. Наконец-то нашлась английская родственница, к которой у нее лежало сердце. Отец не раз говорил Макси, что она напоминает его младшую сестру. Теперь Макси поняла почему: хотя внешне они с Дездемоной совсем не похожи, их характеры имеют много общего. Может быть, по мнению английского высшего света, Дездемона - своевольная и эксцентричная особа, но Макси не сомневалась, что она не растерялась бы в американской глубинке.
      Брат Робина тоже приятно удивил Макси. Хотя между ними не было заметного фамильного сходства, в глазах маркиза тоже таилась улыбка и он явно отличался такой же терпимостью, что и Робин. Несмотря на происхождение Макси, он очень доброжелательно разговаривал с ней. Может быть, он не будет возражать, чтобы она стала членом аристократической семьи Андервиллей?
      Поднявшись к себе, Макси открыла дверцу шкафа, чтобы повесить туда свою накидку, и ахнула. Всего четыре часа назад Робин предложил пополнить ее гардероб - и уже в шкафу висят четыре новых платья, а под ними стоят подобранные в тон туфельки. Вдобавок на полках были аккуратно разложены перчатки, чулки, платки и прочие аксессуары.
      Макси повесила в шкаф шляпку и вынула малиновое шелковое вечернее платье, которое должно было замечательно подойти к ее темной коже и черным волосам. Она рассмотрела и другие наряды, но примерять ничего не стала - объединенные вкусы Робина и Мэгги гарантировали, что все будет сидеть на ней идеально. Наверное, и в шпионской работе они действовали так же слаженно.
      Надо же, даже отсутствующий Робин отвлекает ее от тяжелых мыслей об отце! Вместо этого она думает о нем самом.
      Было ужасно соблазнительно, пока Робин не передумал, обеими руками ухватиться за его предложение. Но у Макси не шло из головы, что он на ней женится главным образом потому, что она свободна, а женщина, на которой он на самом деле хотел бы жениться, - нет. Если бы Макси не была так влюблена в Робина, может быть, они и неплохо ужились бы: они отлично подходят друг другу и в постели и вне ее. Наверное, они не достигли бы тех высот, какие сулит брак по любви, но и не опустились бы до свар и взаимной ненависти.
      Но поскольку она в него влюблена, различие в глубине их чувства может повести к катастрофе. Жить с Робином, никогда не забывая, что он женился на ней в основном потому, что она оказалась рядом с ним в ту страшную ночь, нет, она этого не вынесет. Эта мысль будет разъедать ей душу, как медленно действующий яд.
      Макси устало потерла виски. Если Робин не сумеет доказать, что хочет жениться именно на ней, Максиме Коллинс, американке-полукровке, чужой в английском высшем свете, она будет дурой, если согласится. Когда ее больше не будет рядом, он скоро забудет о ней.
      Макси решила, что надо чем-нибудь заняться, не то она того и гляди начнет грызть ножки стульев. Она готова из соображений мудрости и благородства отказаться от Робина, но она не может, черт побери, приказать себе делать это с хорошей миной.
      Макси решительно выдохнула и пошла в библиотеку. Когда в прошедший вечер герцог показывал ей дом, он заметил, как загорелись ее глаза при виде книг, и сказал, что библиотека в ее распоряжении.
      Огромная комната была совершенно пуста, только в кресле лежал лохматый черный комок. Макси внимательно посмотрела на него и решила, что это или спящая кошка, или муфта, которую здесь забыли.
      Она прошла вдоль полок, вытаскивая наугад одну книгу за другой. В библиотеке Кандовера было много книг, которые ей давно хотелось прочитать, но они не попадались ей в руки. Тут были поэтические сборники, исторические и философские труды, книги по искусству. Сколько великолепной пищи для ума!
      Решив быть методичной, Макси закатила лесенку на колесиках в дальний угол и вскарабкалась на самый ее верх. Там, пренебрегая правилами приличия, она приподняла юбку, села по-турецки и вытащила том с верхней полки. "Если буду очень стараться, - с усмешкой подумала она, - то, глядишь, через тридцать лет я перечитаю все эти книги".
      Макси до того увлеклась романом Монтескье, что совершенно забыла, где находится, пока ее внимание не привлек звук шагов. Подняв от книги глаза, она увидела, как в библиотеку зашла герцогиня, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной.
      Герцогиня не поднимала глаз кверху и, видимо, считала, что одна в комнате. Макси собралась было кашлянуть или как-то иначе заявить о своем присутствии, но, прежде чем она успела это сделать, герцогиня покачнулась, кое-как доплелась до дивана и упала на него. Перепуганная Макси быстро спустилась с лестницы.
      - Вам нехорошо, ваша светлость? Позвать кого-нибудь?
      Лицо герцогини было серо-зеленого цвета, и этот оттенок совсем не шел к ее глазам. Но она попыталась улыбнуться.
      - Не надо никого звать. Я для того сюда и зашла, чтобы никого не перепугать. Раф велел слугам не спускать с меня глаз, а сам дрожит надо мной до смешного.
      Она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
      - Ничего страшного со мной не происходит, просто на меня как-то странно действует беременность. Другие беременные женщины плохо себя чувствуют по утрам, а у меня это бывает во второй половине дня.
      - Понятно, - сочувственно сказала Макси. Поскольку фигура герцогини оставалась все такой же стройной, видимо, она была только на втором или третьем месяце. - Советую вам прилечь и поднять ноги.
      Герцогиня кротко повиновалась. Макси прикрыла ее пледом.
      - А вы не хотите чего-нибудь съесть?
      Та содрогнулась.
      - Знаете, многим беременным женщинам делается легче, если они едят понемножку несколько раз в день. Ничего тяжелого, что-нибудь вроде чашки чая с печеньем.
      Герцогиня подумала и сказала:
      - Что ж, это можно попробовать.
      Через четверть часа, после того как будущая мать осторожно съела две теплые булочки и выпила чашку чая, у нее опять порозовели щеки. Свернувшись клубочком в углу дивана, она сказала;
      - Спасибо за добрый совет. Мне стало гораздо лучше. - Она усмехнулась. Разумеется, до следующего раза.
      - Не беспокойтесь, ваша светлость, на четвертом месяце тошнота бесследно проходит.
      - Откуда вы это знаете? Вы акушерка? - спросила герцогиня, не в силах сдержать любопытство.
      - Нет, я не акушерка, но у меня очень колоритное прошлое. Разве Робин не рассказывал вам обо мне?
      - Конечно, нет. - Герцогиня сурово посмотрела на Макси. - Он никогда не станет рассказывать о делах другого человека. Иногда из него вообще невозможно выудить что-нибудь конкретное. И, пожалуйста, называйте меня Марго.
      - Разве вас зовут не Мэгги?
      - Марго - мое настоящее имя, и сейчас меня все так и зовут. Мэгги - это что-то вроде клички, которую для меня придумал Робин, когда мы с ним занимались шпионажем. Конечно, для него я навсегда останусь Мэгги, так же как и я никогда не называю его про себя лорд Роберт. - Герцогиня склонила набок золотистую головку, словно раздумывая, Говорить дальше или нет. Потом, видимо, решившись, продолжила:
      - Я знаю, что вы чувствуете себя неловко со мной, но поверьте, я вам не соперница. Наоборот, мне хотелось бы с вами подружиться.
      "Молодец, - подумала Макси, - не стала ходить вокруг да около".
      - Я не хотела отплатить вам за гостеприимство хмурой физиономией. Но должна признать, что мне трудно понять ваши с Робином отношения.
      - У вас и не было хмурой физиономии. Наоборот, вы блестяще вышли из положения, которое у многих женщин вызвало бы истерику. - Марго отпила глоток чаю. - Мы познакомились с Робином при драматических обстоятельствах: он с риском для жизни спас меня от толпы французов, которая только что растерзала моего отца. Я жаждала отомстить Наполеону, и мы стали работать вместе. Мы были молоды, нам больше некому было довериться, и мы очень привязались друг к другу. Так что мы быстро стали любовниками, и это давало нам обоим много радости. Тем не менее прошло, по крайней мере, десять лет, прежде чем я узнала его настоящее имя, национальность и положение в обществе. - Герцогиня поставила чашку на столик и стала рассеянно вертеть на пальце обручальное кольцо. - Наверное, такие отношения нелегко понять, если не помнить, что шла война. Робин исчезал на месяцы, ежечасно рискуя жизнью, и мне было страшно подумать, где он и что с ним происходит. Потом возвращался с веселой улыбкой на лице, словно прогулялся по соседним улицам. Наверное, он многое от меня утаивал, чтобы я не беспокоилась еще больше. В некоторых отношениях мы были очень близки. Но у каждого были грани жизни, которые вообще не соприкасались. В конце концов я решила, что мы не должны быть любовниками, и это прекратилось. Но мы остались друзьями, мы бесконечно доверяем друг другу, и так будет всегда. - Серо-зеленые глаза герцогини затуманились. - Может быть, все закончилось бы иначе, если бы я не была влюблена в Рафа еще до того, как встретила Робина. Кто знает? Но подозреваю, что мы с Робином слишком похожи, чтобы из нас получилась идеальная пара. - Покончив с воспоминаниями, герцогиня заговорила более деловым тоном:
      - Теперь, надеюсь, вам ясно, что я искренне желаю Робину счастья.
      Макси была взволнована. Вряд ли герцогине было легко открыться почти незнакомой женщине.
      - Я ценю вашу откровенность. Марго.
      - Найти с вами общий язык - в моих же интересах. Если вы проникнетесь ко мне антипатией, это омрачит нашу дружбу с Робином, а мне этого очень не хотелось бы. - Она лукаво улыбнулась. - Попробуйте думать о нас с Робином как о брате с сестрой. Рафу это помогло.
      Макси наклонилась к чайнику, чтобы скрыть лицо. "Да, - думала она, наверное, герцогу Кандоверу и Робину было нелегко подружиться, ведь они оба любили одну женщину. Однако им это удалось. Надо и мне попытаться преодолеть чувство ревности. К тому же Марго такая милая". Подняв голову, Макси сказала:
      - Вы отнеслись к нам с Робином очень великодушно. Неудивительно, что Робин в вас влюблен.
      - Робин никогда не был в меня влюблен - ни раньше, ни сейчас, - твердо сказала Марго. Она хотела что-то добавить, но осеклась. - Пожалуй, хватит. Я и так сказала слишком много.
      Марго убедила Макси, что она-то не влюблена в Робина. Но из ее слов никак не вытекало, что Робин не влюблен в нее. Тем не менее герцогиня была умная и терпимая женщина, и Макси захотелось ей тоже открыться, И она, немного поколебавшись, сказала:
      - Робин хочет, чтобы я вышла за него замуж, но я не могу себе представить, чтобы английский свет принял такую дворняжку.
      - Вздор! Вы образованны, красивы, прекрасно держитесь. Всего этого, если еще добавить немного высокомерия, достаточно для того, чтобы вас приняли даже при королевском дворе. Главное - никогда не извиняйтесь за то, какая вы есть.
      Макси улыбнулась.
      - Создается впечатление, что вы это познали на горьком опыте. Неужели свет принял вас враждебно?
      - Представьте себе, именно так и было. Выйдя замуж за Рафа, я оказалась в положении, напоминающем ваше. Мы обе - дочери младших сыновей аристократических фамилий, то есть у нас благородное, но не высокое происхождение. Вы себя называете дворняжкой, а у меня весьма темное прошлое. Так что пищи для сплетен было предостаточно. Родня Рафа хотела совсем другую жену для главы семейства.
      - А про вас с Робином все знали?
      - Вот про эту сторону моей жизни знали лишь немногие, и они держали язык за зубами. Но скрыть, что я занималась шпионажем, не было возможности слишком многие встречались со мной, когда я играла роль экстравагантной венгерской графини.
      Макси слушала, чуть ли не раскрыв рот.
      - И все же свет вас принял? Герцогиня плутовски улыбнулась.
      - К счастью, среди предков Рафа была Медуза Горгона. Когда кто-нибудь его задевает, он одним взглядом превращает наглеца в камень. Он с самого начала дал понять, что так поступит со всяким, кто посмеет меня задеть.
      Макси рассмеялась.
      - А он обратил в камень ту родственницу, которая подарила вам статуэтку Лаокоона?
      - Поначалу нет, но вскоре их пути пересеклись на балу, и с тех пор эта особа со мной невероятно вежлива.
      - Послушать вас, так и я, может быть, смогу существовать в этом обществе, - серьезно сказала Макси.
      - Если вы этого захотите, то сможете. - Герцогиня внимательно посмотрела на Макси. - Вы готовы расправить свои светские крылья? Сегодня я даю небольшой обед. Это не политический прием для коллег Рафа - будет просто несколько наших друзей, и они все очень милые люди. Вам там присутствовать не обязательно, но если хотите - милости прошу. Могу также пригласить вашу тетку и брата Робина, чтобы вы увидели среди гостей и знакомые лица.
      Макси испугалась: прямо так сразу? Но, подавив страх, ответила:
      - Что ж, если начинать, то почему бы не сегодня?
      - Молодец! Я уверена, что вам понравятся мои друзья.
      "Может быть, и понравятся, - подумала Макси. - Но от этого черный туман, окутывающий мое будущее, не рассеется". Одна мысль об этой черноте испортила приятное впечатление от разговора с Марго.
      Макси отбросила тревожные мысли и спросила, указывая на меховой клубок на кресле:
      - Это кот или муфта?
      - Кот. Его зовут Рекс.
      Макси вгляделась в животное, которое спало, прикрыв морду лапами:
      - Он не болен? За все время, что я здесь, он ни разу не пошевелился.
      - Не беспокойтесь, он живой. Просто он устал, - со смешком сказала Марго. - Ужасно устал.
      Почувствовав, что на него обратили внимание, Рекс сладко потянулся, открыв взорам упитанное кошачье тело. Потом перекатился на спину и опять уснул, подняв все четыре мохнатые лапы.
      Глядя на кота, обе женщины весело рассмеялись, и все остатки напряжения между ними исчезли. Макси была рада, что поближе познакомилась с Марго. А что до будущего - время покажет.
      ***
      Разговор с Максимой доставил Дездемоне большое удовольствие. Поначалу она отправилась на поиски незнакомой ей племянницы исключительно из чувства долга. Теперь она с радостью узнала настоящую Максиму, которая была гораздо интереснее, чем тот бледный образ, что нарисовала Дездемона в своем воображении.
      Максима убедила Дездемону, что ее брату нравилась избранная им эксцентричная жизнь. Но почему у него был такой удрученный вид, когда он навестил Дездемону в Лондоне? Может быть, на него так подействовала встреча с прошлым?
      Дездемона обнаружила в Максиме значительное сходство с отцом - и внешнее, и внутреннее. Она смеялась так, как смеялся отец, у нее было такое же обширное, но несистемное образование и такой же живой ум. Пусть некоторые думают, что Максимус Коллинс зря прожил жизнь, но он оставил на земле прекрасный памятник - дочь, которую воспитал.
      Лорд Роберт тоже произвел на Дездемону приятное впечатление. Он просто горел желанием выполнить свой долг по отношению к девушке, и Максима как будто тоже была к нему неравнодушна.
      Какой это будет прекрасный брак! Дездемона лежала на диване и улыбалась в потолок, одновременно укоряя себя за то, что ей приходят в голову такие непрогрессивные мысли. Ведь она была готова поддержать племянницу, если та откажется выйти замуж за человека, который ее скомпрометировал.
      Но в этом, по-видимому, нет нужды, и не только потому, что Максима вполне способна сама о себе позаботиться. За последнее время Дездемоне стало часто приходить в голову, что брак не такая уж плохая вещь, во всяком случае, если он основан на взаимной любви и уважении.
      Ее улыбка расплылась еще шире. Ей пришла в голову еще одна непрогрессивная мысль: лорд Роберт богат, умен, красив, благороден, если даже и чужд условностей, и принадлежит к одному из самых знатных семейств. Алтея лопнет от злости, узнав, что презираемая ею племянница-полукровка отхватила себе такого мужа. Эта мысль доставила Дездемоне злорадное удовольствие.
      Еще немного поразмышляв на эти приятные темы, Дездемона отправилась в кабинет и принялась отвечать на скопившиеся в ее отсутствие письма. Куча корреспонденции на столе постепенно убывала, но Дездемона вдруг заметила, что большинство писем касается ее работы. Что же это получается: у нее совсем не осталось времени для друзей? Нет, надо расширить рамки своей жизни.
      К вечеру в кабинет вошла горничная и подала записку.
      - Посыльный ждет ответа, миледи.
      Дездемона пробежала записку глазами. Герцогиня Кандовер приглашала ее на небольшой обед сегодня вечером. Она выражала надежду, что леди Росс сочтет возможным почтить их своим присутствием, поскольку мисс Коллинс, наверное, будет неуютно в обществе сплошь незнакомых людей. В конце записки герцогиня как бы невзначай упоминала, что пригласила также маркиза Вулвертона.
      Записка была написана в очень милом дружеском тоне. Хотя Дездемона знала герцога, с его молодой женой она пока знакома не была. Как это любезно со стороны герцогини так заботиться о своей гостье. Дездемона быстро написала ответ, что принимает приглашение, и велела горничной отнести его посыльному.
      Вдруг ее охватила паника. Боже правый, но что же ей надеть? Она позвонила горничной.
      Салли Гриффин уже оправилась от простуды, которую подхватила во время путешествия. Сделав книксен, она с интересом спросила хозяйку:
      - Что прикажете, миледи?
      - Салли, меня пригласили сегодня на обед в Кандовер-хаус. Там сейчас гостит моя племянница, и герцогиня любезно пригласила меня, чтобы я собственными глазами убедилась, что она в хороших руках. - Дездемона замолчала, потом с трудом выговорила:
      - В нашем распоряжении всего несколько часов. Как ты думаешь, Салли, можно за это время переделать какое-нибудь платье, чтобы оно выглядело более.., более.., модным?
      У Салли разгорелись глаза.
      - Неужели вы наконец-то решились показать миру ту красоту, которой наградил вас Господь? Я всегда говорила, что во всем Лондоне ни у кого нет такой фигуры, как у вас.
      Дездемона покраснела, а Салли продолжала:
      . - По-моему, если платье из коричневого шелка немного переделать, оно будет замечательно на вас выглядеть. Только нельзя терять ни минуты.
      Хозяйка не успела опомниться, как Салли уже тащила ее за руку к лестнице.
      - Если бы вы не взяли меня к себе, когда меня выгнали без рекомендаций, я бы умерла с голоду или пошла на панель. Мне все время хотелось сделать для вас что-то хорошее. Не будь я Салли Гриффин, если я сегодня не наряжу вас, как куколку.
      Вяло протестуя, Дездемона дала увести себя наверх. Может быть, позволив Салли одеть себя так, как той хочется, она поставит себя в дурацкое положение, но уж скучно никому не будет.
      А больше всего она боялась навеять на Джайлса скуку.
      Глава 30
      Мадемуазель Лаваль одела и причесала Макси и затем отправилась заниматься госпожой. Это было не очень удобно - иметь только одну камеристку для двух дам: той, которую приготовили раньше, пришлось долго ждать, и у нее было время вконец разнервничаться. Макси знала, что волноваться по поводу предстоящего званого обеда просто глупо. Совершенно неважно, осрамится она на нем или нет. Гораздо важнее было выяснить обстоятельства смерти отца и решить вопрос, как ответить на предложение Робина. Тем не менее Макси взволнованно ходила по комнате, время от времени повторяя про себя совет герцогини: "Никогда не извиняйтесь за то, какая вы есть".
      Наконец в дверь постучали. Думая, что это мадемуазель Лаваль пришла напоследок окинуть ее взглядом, Макси крикнула:
      - Войдите!
      Вошел Робин - с таким беспечным видом, словно они были в каком-то сарае, а не в особняке герцога. Во фраке он был красив до умопомрачения.
      Он изобразил на лице удивление:
      - Простите, мисс, я, кажется, ошибся дверью. Я ищу молодую особу, которую протащили через колючий куст. Макси рассмеялась, подошла и положила руки ему на плечи.
      - У меня такое чувство, словно я не видела тебя несколько дней.
      С искусством настоящего джентльмена, он сумел обнять ее, не помяв ни платья, ни прически.
      - Вот и замечательно. Хотелось бы, чтобы ты не могла прожить вдали от меня и десяти минут.
      Если быть честной, призналась себе Макси, она уже сейчас не может, но Робину она это сообщать не собиралась. Она отступила и повертелась перед ним, шурша шелковой юбкой.
      - У меня в жизни не было такого модного платья. Как я в нем выгляжу ничего?
      - Ты выглядишь бесподобно. - Он медленно оглядел ее; зачесанные наверх черные волосы, облегающее фигуру элегантное платье с высокой талией. - Дивное зрелище, Экзотическое. Соблазнительное. - Робин перевел дух. - Лучше замолчать, не то мне захочется сорвать с тебя это очаровательное платье. Но должен также заметить, что вдобавок ко всему перечисленному у тебя вид умной, элегантной и абсолютно уверенной в себе женщины.
      - Неплохой перечень. - Макси состроила гримаску. - Если я выгляжу уверенной в себе - значит научилась у тебя притворяться.
      - С удовольствием научу тебя всем прочим штукам, какие только знаю.
      Макси опять невольно рассмеялась. Она поняла, что Робин пришел развеять ее робость, и делал он это весьма успешно.
      Взяв со стола длинные перчатки, она спросила:
      - А есть у англичан какие-нибудь особые светские ритуалы, которые надо соблюдать, если не хочешь оказаться выброшенной за борт?
      Робин покачал головой.
      - Твои родители привили тебе прекрасные манеры. Если они годились для бостонских званых вечеров, то годятся и для лондонского света.
      - Кстати, о манерах. Поскольку номинально я невинная девица, вряд ли тебе прилично находиться у меня в спальне.
      - Это верно. - Робин улыбнулся одновременно озорно и интимно. - Но мы-то с тобой знаем, что скрывается под словом "номинально".
      Макси постаралась напустить на себя сердитый вид и, взяв его под руку, повела к двери.
      - Тем не менее лучше нам дожидаться остальных гостей в каком-нибудь нейтральном месте, хотя бы в библиотеке.
      - Подожди, я хочу тебе что-то показать. - Неуловимым движением фокусника Робин вынул из кармана и поднес ей на ладони бархатную коробочку. - Ты как-то назвала меня сорокой, и поскольку мы, сороки, любим собирать блестящие камешки, чтобы дарить их предмету своего обожания, вот тебе подтверждение.
      - Я точно знаю, что номинально невинные девицы не принимают от джентльменов дорогих подарков.
      - Как это удачно, что я не джентльмен. - Робин посерьезнел. - Я не знаю, что принесет нам будущее, Канавиоста. Молю Бога, чтобы мы оказались вместе. Но даже если ты пойдешь своим собственным путем, мне бы хотелось оставить тебе что-нибудь на память.
      - Тебе также хочется, чтобы у меня была дорогая вещь на случай финансовых затруднений. Робин усмехнулся.
      - Жаль, что я не знал тебя раньше. С твоей пугающей способностью читать мысли других из тебя получилась бы первоклассная шпионка.
      - Я вовсе не у всех умею читать мысли.
      Макси открыла коробочку и ахнула. На белом шелке лежали ожерелье и серьги. Великолепные рубины в окружении сверкавших, как звездочки, крошечных бриллиантов были вставлены в золотые медальоны филигранной работы.
      - О Робин, какая прелесть! Ну и размах же у тебя!
      - Какой там размах! Если бы я надеялся, что ты его примешь, я купил бы весь комплект - от гребней и диадемы до пояса с подвесками.
      У Макси расширились глаза.
      - Ты, наверное, шутишь?
      - На этот раз я нисколько не шучу.
      Она отвела глаза - так пылко смотрел на нее Робин. Нет, она ему действительно нужна - в этом нет сомнений. Если бы он ее еще любил!
      - Как они подходят к этому платью! - Макси прошла к зеркалу, вынула из ушей простые золотые сережки и вдела рубиновые.
      Она повернула голову, серьги качнулись и рассыпали вокруг бриллиантовые искры. Робин застегнул на ее шее ожерелье, потом провел своими волшебными пальцами вниз по ее обнаженным рукам и задержал их на талии.
      "Господи, как меня возбуждают его легчайшие прикосновения", - подумала Макси.
      Она посмотрела на себя в зеркало. Действительно, она выглядела великолепно. Рубины необыкновенно шли к ее черным волосам. Нет, она совсем не похожа на простоватую американку. Она похожа на леди. Если в глубине души она сознает, что только прикидывается леди, то по ее лицу об этом не догадаешься.
      Она перевела глаза на отражение Робина. Он представлял собой квинтэссенцию английского аристократизма: тонкие черты лица, невозмутимое спокойствие, изысканная одежда. Но его руки обнимали ее, словно она была самым драгоценным существом на земле, и его глаза светились искренним чувством.
      - Ты, кажется, думаешь, что, поженившись, мы сможем жить только в Англии? - тихо спросил он. - Это не так. Если хочешь, поедем в Америку.
      Макси посмотрела на него с удивлением:
      - Ты пожертвуешь для меня Англией?
      Робин поцеловал ее в ухо теплыми крепкими губами.
      - Не раздумывая ни секунды. Богатство хоть тем хорошо, что дает тебе свободу действий. Мы можем жить так, как хочется. Даже если ты согласишься жить в Англии, мне хотелось бы съездить в Америку, повстречаться с родичами твоей матери, посмотреть на землю, где ты выросла.
      Макси была тронута.
      - Но все-таки ты предпочел бы жить здесь, да? Робин помедлил, потом кивнул.
      - Большую часть своей взрослой жизни я прожил за границей. Я говорю на десяти языках - на одном лучше, на другом хуже, и мне ничего не стоит найти в любом городе Европы хороший обед и дешевый ночлег. Однако, когда я прошлой зимой вернулся в Англию, я почувствовал себя дома даже в большей степени, чем если бы прожил здесь всю жизнь.
      Макси накрыла ладонью руку Роберта, лежавшую у нее на талии.
      - Ты уехал мальчиком, а вернулся мужчиной. Отсюда и разница в восприятии.
      - Ты права: у меня пропало юношеское желание восставать против всего привычного. - Робин опять поцеловал ее, на этот раз в ямку между шеей и ключицей.
      У Макси участилось дыхание. Она всем телом ощущала его близость. Взглянув в зеркало, она увидела, что ее глаза блестят, а губы припухли от желания.
      Робин это тоже увидел и крепче сжал ее талию.
      - Как это удачно, что большинство мужчин, которые будут здесь сегодня, женаты и счастливы в браке. А то бы я не знал ни минуты покоя. Ты неотразима, Канавиоста.
      И тут Макси дала себе зарок: что бы ни ожидало их в будущем, она должна провести с Робином, по крайней мере, еще одну ночь. Если у нее не будет этой надежды, она отдастся ему сию минуту.
      - Лучше пойдем вниз, - севшим голосом сказала она.
      - Пошли, - согласился Робин, с трудом переводя дыхание. - А то застрянем здесь надолго. - Он шагнул назад, выпустив ее талию, затем галантно предложил ей руку. - Ну, миледи, готовы войти в клетку со львами?
      "Может быть, он и согласится ради меня покинуть свою страну, - думала Макси, - но он больше потеряет, уехав, чем я, оставшись здесь. Надо посмотреть на этих аристократов - может, не так страшен черт, как его малюют".
      Взяв его под руку, Макси сказала:
      - Не думаю, чтобы у львов когти были острее, чем у бостонских дам, лорд Роберт.
      Когда Робин был рядом, она не боялась ничего на свете.
      ***
      Вулвертон прислал Дездемоне записку, предлагая сопровождать ее на званый обед. Она с готовностью согласилась, а сейчас стояла перед зеркалом, с ужасом глядя на свое отражение. Отступать, однако, было уже поздно.
      - Салли, ну как я могу показаться на людях в таком виде? Когда ты сказала, что переделаешь платье, я не подозревала, что ты собираешься вырезать его до пупка.
      - Ну что вы, миледи, вы преувеличиваете, - успокаивала ее Салли. - Такое декольте сейчас как раз в моде. В нем нет ничего вызывающего.
      - Может, в самом платье и нет ничего вызывающего, но мои формы! Дездемона сердито посмотрела на горничную. - Ты подпустила меня к зеркалу, только когда подошло время ехать и с платьем и прической ничего поделать уже нельзя. Признавайся, так ведь?
      - Да, миледи, - ответила Салли без тени раскаяния в голосе. - Пожалуйста, доверьтесь мне: вы выглядите замечательно, одеты по моде, и красавец маркиз будет ползать у ваших ног.
      Дездемона вспыхнула как маков цвет.
      - Неужели все про меня все знают?
      - Вовсе нет, миледи, - успокоила ее Салли. - Но мы же не слепые.
      "Иными словами, они знают, что я по уши влюблена в Джайлса, - мрачно подумала Дездемона. - Можно было бы с тем же успехом повесить на грудь плакат. На свою неприлично оголенную грудь".
      Словно прочитав ее мысли, Салли сказала;
      - Советую надеть вместо кулона жемчужное ожерелье, миледи. Вам тогда будет казаться, что грудь все-таки чем-то прикрыта.
      Действительно, тройная нитка жемчуга немного уменьшила Оголенное пространство, но Дездемону все равно не покидало чувство, что ей снится кошмарный сон, будто она оказалась в людном месте в одной нижней рубашке. Она опять уставилась на свое отражение, испытывая одновременно и ужас, и восторг. В рубашке она не казалась бы такой голой.
      - Я похожа на кокотку, - сказала она.
      - Может быть, миледи, но на очень дорогую кокотку, - с плутовской улыбкой ответила Салли. Дездемона рассмеялась.
      - Какой вздор я говорю.
      Она опять повернулась к зеркалу и попыталась объективно оценить свое отражение. Ее платье из коричневого шелка с красноватым оттенком мало кому было бы к лицу, но Дездемона не могла не признать, что этот цвет идеально сочетается с ее яркими тициановскими волосами и белой кожей.
      Салли также забраковала обычную строгую прическу своей госпожи в пользу кудрей, через которые она пропустила тонкую золотую цепочку. Она даже убедила Дездемону немного подкрасить губы. Дездемона вынуждена была признать, что если бы отражение в зеркале принадлежало незнакомой женщине, она сочла бы ее весьма эффектной.
      Во входную дверь постучали: приехал маркиз, и переодеваться было уже поздно. Дездемона выпрямилась, расправив плечи. К сожалению, это еще больше подчеркнуло ту часть ее тела, которая и без того бросалась в глаза. Но чтобы пережить этот вечер, ей надо было притворяться уверенной в себе.
      Вид спускающейся по лестнице Дездемоны потряс ожидавшего ее внизу Джайлса до глубины души. Он молча смотрел на нее.
      Она остановилась, вцепившись в перила. Ей опять стало и страшно, и стыдно. Подумать только: старая жесткая курица вырядилась как нежный цыпленочек. Глупее ничего нельзя придумать. Дездемона взялась обеими руками за кружевную шаль, которая до этого свободно лежала у нее на плечах.
      Маркиз взбежал по ступенькам и, схватив ее за руку, не дал закутаться в шаль.
      - Простите, что я на вас так таращился, Дездемона. Я знал, что под всеми этими вашими покрывалами скрывается красивая женщина, но то, что я только что увидел, меня просто лишило дара речи.
      Дездемона вздохнула с облегчением. Ее пальцы дрожали в руке Джайлса. В искренности его восхищения не приходилось сомневаться. Более того, она была.., довольна собой.
      Улыбнувшись, Дездемона оперлась на предложенную маркизом руку.
      - Ну что ж, поехали.
      Кажется, ее ждал очень приятный вечер.
      ***
      Макси с Робином так долго разговаривали в ее спальне, что к тому времени, когда они спустились вниз, гости уже начали прибывать. Марго встретила их в дверях маленького салона. За ее спиной они увидели нескольких человек, беседовавших с непринужденностью старых друзей.
      Герцогиня улыбнулась Робину, а Макси сказала:
      - Макси, вы выглядите потрясающе. Слава Богу, что Раф предпочитает блондинок. Идемте, я вас познакомлю с гостями. - И добавила вполголоса:
      - Смелее! Большинство этих людей прожили такую же неординарную жизнь, как и вы.
      К ним подошли высокий блондин и изящная женщина с каштановыми волосами. Блондин широко улыбнулся и, протянув руку Робину, воскликнул:
      - Робин, я очень жалел, что не застал тебя сегодня в Уайтхолле! - Они пожали руки, и блондин заметил, внимательно посмотрев на Робина:
      - Ты выглядишь гораздо лучше, чем в Париже.
      - Ну уж хуже, по-моему, выглядеть нельзя, - ответил Робин и представил его Макси:
      - Мисс Максима Коллинс, познакомьтесь с Люсьеном Фэрчайлдом, графом Стретмором. А эта дама, как я подозреваю, его жена, которую я никогда не видел.
      Изящная дама улыбнулась.
      - Правильно. Я Кит Фэрчайлд. Очень рада с вами познакомиться, мисс Коллинс.
      Люсьен? В какой связи Робин упоминал это имя? Пожав руку графине, Макси сказала:
      - А, вы тот самый троюродный брат Робина, который служит в министерстве иностранных дел?
      - Вообще-то даже четвероюродный, - улыбнувшись, ответил лорд Стретмор.
      - Люсьен всегда очень точен в деталях, куда мне до него, - заметил Робин.
      Так это и есть тот самый человек, который заманил Робина на шпионскую службу?! У него совсем не опасный вид, но ведь и у Робина не опасный вид. Макси сказала:
      - Может, вы и четвероюродный, но вы больше похожи на Робина, чем его родной брат.
      - Если бы они были лошадьми, их стоило бы разводить за одну лишь масть, правда? - с серьезным видом сказала Кит, но ее глаза смеялись.
      Макси решила, что ей нравится жена Люсьена. Через несколько минут они уже обращались друг к другу по имени. Увидев, что ее американская гостья благополучно освоилась. Марго пошла приветствовать других гостей.
      К их группе направилась только что прибывшая пара. Робин оборвал себя на полуслове и смотрел во все глаза. Макси никогда не видела его в столь потрясенном состоянии. Оправившись, он протянул руку черноволосому человеку, который ему весело улыбался.
      - Когда мы виделись с тобой в последний раз, тебя звали Никки и ты пытался надуть австрийского лейтенанта на конской ярмарке в Вене.
      - Он это заслужил, - ответил бывший Никки, пожимая Робину руку. - Тебе-то я ведь продал вполне приличного жеребца.
      - Да, великолепного. Необыкновенно выносливое было животное, а для человека, занимающегося темными делишками, это самое главное. - Робин покачал головой. - Сколько раз я посылал через тебя донесения и ни разу не усомнился в том, что ты настоящий цыган-барышник. Но поскольку ты здесь, то, по-видимому, ты лорд Абердер, скандально известный под именем Цыганского лорда.
      Абердер широко ухмыльнулся.
      - Не удивляйся" что не разоблачил мой маскарад. Не все же агенты в сети Люсьена были его школьными друзьями.
      - Моя бы воля, завербовал бы всех, - сухо заметил Стретмор.
      Раздался общий смех. Затем группа распалась. Мужчины стали обмениваться новостями, а Кит представила Макси жену Абердера:
      - Макси, это - Клара Дэвис, графиня Абердер. Темноволосая и синеглазая леди Абердер была почти такого же роста, как и Макси.
      - Очень рада с вами познакомиться, - сказала она. Потом, внимательно оглядев Макси, удовлетворенно сказала:
      - Вам это платье идет гораздо больше, чем мне.
      На минуту Макси опешила. Потом догадалась:
      - Вы хотите сказать, что Робин с Марго опустошили для меня ваш гардероб?
      - Ну, не совсем уж опустошили. Просто мне шили несколько платьев, и Марго спросила, нет ли среди почти готовых такого, которое вызывает у меня сомнения. - Клара улыбнулась. - А я как раз сомневалась насчет малинового. Материал у него прелестный, но дочери методистского священника вряд ли пристало показываться на людях в платье такого вызывающего цвета. На вас же оно смотрится замечательно.
      Макси растерянно проговорила:
      - Я боялась, что гости Марго разорвут меня в клочья, а вместо этого все со мной невероятно милы. Две другие женщины засмеялись.
      - В лондонском свете хватает злых языков, но здесь вы их не найдете. - Кит обвела рукой комнату. - Я бы сказала, что из этих юнцов, окончивших сверхпривилегированный Итон <Одна из самых престижных мужских привилегированных школ, в которой обучаются главным образом выходцы из аристократических семей.>, получились не такие уж плохие люди.
      - Тебе бы только агитировать, - беззлобно сказала Клара. - Кит у нас радикалка.
      Разговор зашел о политике. Все трое согласились, что недавно закончившаяся война между Англией и Соединенными Штатами была невероятной глупостью, которую женщины никогда бы не допустили, если бы правительство состояло из них.
      К ним подошел лакей с подносом, на котором стояли две рюмки хереса и бокал с лимонадом для Макси. Макси была тронута тем, что даже слуги помнят ее вкусы; никогда в жизни ее так не баловали и никогда она не чувствовала себя так хорошо на званом вечере.
      Дездемона и Джайлс приехали вместе с таким видом, будто это в порядке вещей. Тетка Макси выглядела потрясающе, и Джайлс не сводил с нее глаз. Поздоровавшись с Дездемоной и Джайлсом, Макси оглянулась: где же Робин? Его в комнате не было. Леди Стретмор стояла неподалеку одна. Макси спросила:
      - Кит, вы не видели...
      И не докончила фразы. Женщина, которая обернулась к ней, была поразительно похожа на Кит, но это была не она.
      - Но вы не леди Стретмор! - выпалила Макси.
      Женщина засмеялась.
      - Вы совершенно правы. Я не Кит, я - ее сестра Кира Траверс. Удивительно, что вы так быстро об этом догадались. Некоторым не приходит в голову, что нас двое. Но мы с сестрой не нарочно надели платья похожего голубого цвета просто так получилось. У нас часто так получается. В прошлом году мы даже родили дочек в один день. Макси улыбнулась.
      - Слава Богу. А то я уж было решила, что у меня галлюцинации.
      - Вы ведь мисс Коллинс из Америки, да? Мой муж тоже американец.
      Кира показала на высокого поджарого мужчину. У Макси упало сердце. Американец сразу узнает в ней полукровку, и наверняка он относится к ним с большим предубеждением, чем британцы.
      - Кира сказала:
      - Это - Макси Коллинс, а это - мой муж Джесон Траверс, граф Маркленд.
      Граф галантно поклонился. На какую-то минуту Макси показалось, что скользнувшая по его лицу гримаска неудовольствия относится к ней. Но он ее тут же разуверил:
      - Моя жена обожает называть меня по титулу, потому что знает, как это уязвляет мое сердце доброго янки. - Он ласково улыбнулся Кире. Потом взглянул на Макси и сказал:
      - Я вижу, в вас течет индейская кровь?
      Макси выпрямилась.
      - Да, моя мать была индианкой из племени могавков, - ответила она, настороженно глядя на Траверса. Пусть он оскорбит ее саму - это она ему простит, но если он скажет хоть одно пренебрежительное слово в адрес ее матери, она пойдет наверх за своим ножом.
      Траверс, видимо, почувствовал ее настороженность и сказал с усмешкой в глазах:
      - Надеюсь, что вы не держите зла на своих бывших врагов. Поскольку мой прадед был гурон, мы принадлежим к враждующим племенам.
      Макси рассмеялась. Вот тебе и предрассудки! И вдруг вспомнила, что ей знакомо его имя.
      - Вы случайно не известный судовладелец Джесон Траверс из Бостона?
      Траверс радостно заулыбался.
      - А вы тоже из Бостона?
      Через несколько минут они уже нашли общих знакомых и, наверное, проговорили бы весь вечер, если бы гонг не позвал их к столу.
      Тут и Робин появился рядом с ней - словно из воздуха, Макси со смехом спросила его:
      - Как это у тебя получается? Ты похож на кота: только что не было никого и вдруг кот!
      - Я научился от кошек многому полезному: бесшумно передвигаться, спать вполглаза и всегда быть готовым улизнуть, если дело обернется не в мою пользу. - Робин одобрительно посмотрел на Макси. - А ты, я смотрю, как ни в чем не бывало плаваешь в "мутных и кишащих акулами водах лондонского света.
      - Я прекрасно себя здесь чувствую. Марго была права: у нее действительно собрались очень милые люди.
      Увидев, как обрадовался Робин ее словам, Макси и сама повеселела еще больше. Лондонский свет, может, и кишит акулами, но если она обзаведется такими друзьями, до акул ей не будет никакого дела.
      Глава 31
      Вечер был еще далек до завершения, - а Джайлс уже принял решение, что будет проводить больше времени в Лондоне. Хоть ему и нравились его йоркширские соседи, их разговор за столом никогда не отличался подобным блеском.
      Посидев немного за портвейном, мужчины отправились искать своих дам. Джайлс сразу нашел глазами Дездемону. Бывшая суровая реформаторша сияла, как семнадцатилетняя девушка. Вообще-то в ее внешности не было ничего девического, и, сидя рядом с ней за столом. Джайлс изнывал от страсти, как беспардонный юнец. Ему стоило огромного труда не смотреть на ее пышную.., шею. Каждый раз, когда она смеялась над чьей-нибудь шуткой или поднимала бокал, ему хотелось схватить ее и утащить в укромное местечко. И она это отлично понимала, рыжая бестия.
      Все это было бы даже смешно, если бы каждый раз, когда на Дездемону смотрел кто-нибудь из мужчин, Джайлса не пронизывал укол совершенно ему несвойственной ревности. Кандовер и Дездемона были давно знакомы по политической деятельности, но Джайлс был готов побиться об заклад, что за все эти годы герцог ни разу не посмотрел на нее с таким восхищением, как сегодня вечером. Не будь Кандовер его многолетним близким другом и без ума от собственной жены, стоило бы, пожалуй, вызвать его на дуэль.
      Джайлс улыбнулся этой дурацкой мысли н заставил себя беседовать с другими гостями. Гости вели себя непринужденно, оживленно беседуя и переходя от группы к группе, Максима Коллинс чувствовала себя как рыба в воде, не уступая в остроумии и самообладании ни одной из прочих дам. Да, Робин нашел себе отличную жену.
      Поговорив с большим интересом с леди Абердер о бесплатных школах, Джайлс решил, что ему пора вернуться к Дездемоне. Он огляделся и увидел, что она стоит с Робином у стеклянной двери, ведущей в сад. Он почувствовал еще более болезненный укол ревности. С чего это она слушает Робина с таким увлеченным видом? Глупый вопрос: Робину ничего не стоит увлечь любую женщину, Презирая себя за ревность к собственному брату, Джайлс направился к Робину и Дездемоне. В эту минуту Робин щелкнул пальцами, и в его руке оказался ландыш, который он, наверное, заранее вытащил из какого-нибудь букета. Дездемона залилась восторженным смехом, принимая цветок.
      Джайлс рассвирепел. Удовольствие от вечера совершенно пропало. Черт бы побрал этого Робина с ничего ему не стоящим обаянием, с его сладкими речами и холодным мраморным сердцем, которое позволяло без зазрения совести использовать эти подарки природы.
      Не заметив приближения Джайлса, Дездемона отошла от Робина и заговорила с племянницей. Но Джайлс не пошел за ней, а вместо этого резко сказал брату:
      - Пошли подышим свежим воздухом. Робин взглянул на него, удивленный его тоном, но добродушно согласился:
      - Пойдем, если хочешь.
      Робин всегда говорил добродушно, и это тоже раздражало Джайлса. С трудом держа себя в руках, Джайлс вышел на мощенный каменными плитами внутренний дворик. Он не знал, что скажет брату, но молчать тоже не собирался.
      ***
      Робин и Джайлс дошли до стены, которая окружала дворик. Знаменитый сад Кандоверов был сказочно красив в лунном свете, но Джайлс был не в настроении любоваться пышной зеленью. Робин с опаской смотрел на злое лицо брата, не понимая в чем дело. На Джайлса, к счастью, очень редко находило плохое настроение, но когда это случалось, Робину становилось не по себе.
      Чтобы как-то разрядить обстановку, он заметил:
      - Леди Росс - великолепная женщина, но внушает некоторый трепет. Жаль, что я не видел, как она угрожала тебе в кабинете зонтиком.
      Джайлс оперся руками о стену и устремил взгляд в черноту ночи.
      - Если бы ты там был, мы избежали бы многих неприятностей. Я понять, не мог, куда ты делся.
      - Неужели ты обо мне беспокоился? Я же тогда тебя предупредил, что, может, отправлюсь побродяжничать, если мне подвернется что-то интересное.., или кто-то интересный. Наверное, у меня было предчувствие.
      - Я помнил твои слова, - сухо отозвался Джайлс. - Но чувствовал бы себя спокойнее, если бы ты удосужился как-нибудь меня известить.
      - Прости, я об этом не подумал.
      - Разумеется, не подумал. - Руки Джайлса сжались в кулаки. - Когда ты о ком думал, кроме себя? Робин помрачнел.
      - Как понимать твои слова?
      Джайлс вскинул на него стального цвета глаза, в которых не осталось ни капли голубизны.
      - Все эти годы, что ты геройствовал на континенте, ты хоть раз подумал о людях, которых волнует твоя судьба? Ты задумался, каково месяцами ждать весточки, не зная, жив ли еще единственный брат, а если нет, то как он умер? Нет, твои мысли занимали более интересные и важные вещи.
      Робин изумленно смотрел на брата. Ему казалось, что между ними разверзлась пропасть. В фундаменте, на котором покоились их отношения, всегда была трещина, но оба старались ее не замечать. Они сумели оставаться друзьями, никогда не обсуждая того, что таилось в глубине.
      Вдруг Джайлс по неизвестной Робину причине решил нарушить молчание и затащил их обоих в скрывавшуюся у них под ногами бездну. Если позволить этому случиться, узы дружбы и родственной привязанности могут оборваться навсегда.
      В отчаянной надежде вернуть разговор на безопасную почву Робин спокойно сказал:
      - Большинство моих занятий были скучны до невозможности, и героизмом там даже не пахло. Конечно, всегда оставался риск, что мне изменит удача, но на этот случай я принял меры. Если бы со мной что-нибудь случилось, тебя бы обязательно известили.
      - Какая забота! - саркастически отозвался Джайлс. - Если бы я об этом знал, мне, конечно, было бы гораздо легче!
      В Робине взыграло знакомое чувство протеста:
      - Что, собственно, ты хочешь сказать? Что я не выказывал должного уважения главе семьи? Я и от отца-то такие требования выслушивал с трудом, а уж от тебя и подавно не потерплю.
      - Я говорю не об уважении, а о простом внимании, - ответил Джайлс. - Ты все время посылал в Англию донесения, но брату ты считал достаточным писать раз в год.
      Робин прищурился.
      - а о чем мне было тебе писать? "Дорогой Джайлс, все это время я лгал, крал, иногда убивал. В редкие просветы между этими гнусными занятиями жил с женщиной, у которой хватает ума отказываться выйти за меня замуж. Пока еще я жив. Надеюсь, что ты здоров и виды на урожай хорошие. С уважением, Роберт".
      Тут Джайлс взорвался. Повернувшись к Робину, он заговорил прерывающимся от ярости голосом:
      - Значит, по-твоему, я трус? Да разве я по доброй воле остался в благополучном Вулверхемптоне? Я отдал бы все за то, чтобы, окончив Оксфорд, пойти в действующую армию!
      Робин был потрясен этой трудно объяснимой вспышкой. Он понял, что нечаянно задел в брате больную струну.
      - Я отлично знаю, что ты не трус, - примирительно сказал он. - Честно говоря, у меня не хватало мужества жить Под одной крышей с отцом.
      Но Джайлса это не успокоило.
      - Кому-то надо было взвалить на себя груз семейных обязанностей, прорычал он, - а от тебя этого ждать не приходилось. Ты был слишком занят своими приключениями.
      Робин понемногу тоже начинал злиться.
      - У меня никаких семейных обязанностей не было, - отрезал он. - Меня даже за семейный стол сажали неохотно. Я не был любимым сыном. Мое присутствие или отсутствие никого не волновало, и я считал, что для поддержания славного имени Андервиллей, мне лучше всего убраться из Англии.
      - Не говори глупостей! Я был старшим сыном И наследником, поэтому отец уделял мне больше внимания, но он не совершал по отношению к тебе никаких несправедливостей. Даже был щедр, если учитывать, что твое поведение вывело бы из себя даже святого.
      - - Ну как же: наш щедрый и справедливый отец! - с горечью подхватил Робин. - Ты ни разу не видел, как он хватал меня за плечи и смотрел мне в лицо, словно не веря, что я его сын, что ему так страшно не повезло. Он только один раз сказал, что мать умерла по моей вине, что лучше бы, выжила она, а не я, но эта мысль была у него в глазах всегда. Всегда!
      Ну вот наконец это вышло наружу - мучительная память о женщине, чья смерть вырвала из их семьи сердце.
      - Отец сказал тебе такое? - недоверчиво переспросил Джайлс.
      - Да. - И тут, глядя на брата сверкающими от гнева глазами, Робин высказал то, о чем старался не думать:
      - Ты этого вслух не говорил, но я знал, что у тебя на уме то же самое.
      Наступила тишина. Потом Джайлс спросил:
      - Откуда ты это взял?
      - Тебе на пальцах объяснить? Она была твоей матерью, его женой. Тебе было пять лет и ты ее обожал - ж она обожала тебя. Она каждый, день приходила в детскую читать тебе книжки и петь песенки. Кажется, она даже успела научить тебя читать.
      Лицо Джайлса стало серым.
      - Кто тебе про это рассказал? - прошептал он.
      - Слуги. Поскольку у меня никогда не было матери, мне хотелось знать, чего я лишился. Это было мое первое упражнение по сбору информации. Слуги ее боготворили, потому что она обращалась с ними совсем не так, как ожидали от маркизы. - Робин закрыл глаза, стараясь отогнать от себя боль одиночества, которую испытал в детстве, - Как я тебе завидовал! Она была у тебя хотя бы пять лет. На твоем месте я бы подстроил несчастный случай для мальчишки, который убил твою мать.
      - Робин, опомнись, черт побери! Что ты говоришь?! - воскликнул Джайлс. - Я никогда не испытывал к тебе ничего подобного. Конечно, я горевал по маме - ее смерть была самым страшным событием в моей жизни. Но мне и в голову не приходило винить тебя за то, что ты жив, а она нет.
      - А отцу приходило. И он ни на минуту не давал мне это забыть.
      Джайлс опять повернулся лицом к саду. Его широкие плечи окаменели.
      - Когда женщина умирает при родах, большинство ее родственников воспринимает это как Божью кару. Но некоторые, в том числе наш отец, возлагают вину на ребенка. Остальные похожи на меня. Они.., они берегут этого ребенка, потому что это все, что у них осталось от дорогой им женщины.
      Голос Робина смягчился:
      - Да, ты это делал и делал хорошо. Я был причиной смерти нашей матери, но ты всегда был со мной необыкновенно терпелив.
      Джайлс дернул плечом.
      - Слушай, хватит говорить об этом так, словно ты совершил преднамеренное убийство. Мама любила детей. Я знаю, что между моим рождением и твоим у нее было по крайней мере два выкидыша, может быть, даже больше. Она была счастлива, когда носила тебя уже несколько месяцев, и ей казалось, что угроза выкидыша миновала. Она говорила мне, что скоро у меня будет маленький братик или сестричка и что мне надо будет заботиться о них. - Его голос дрогнул. "Может быть, она предчувствовала, что умрет. У нее всегда было слабое здоровье, и она наверняка знала, что частая беременность ей опасна. Я готов поклясться, что она по доброй воле шла на этот риск. Об этом твои осведомители тебе рассказывали?
      - Я никогда не спрашивал, как она умерла. Я.., я не хотел про это знать.
      Джайлс вздохнул и провел рукой по волосам.
      - Ты родился за несколько недель до срока, и никто не надеялся, что ты выживешь. После смерти мамы отец заперся у себя и ни с кем не разговаривал. В доме царил хаос. Я подслушал разговор служанок. Они говорили, что ты умрешь, если тебе не найдут кормилицу. Тогда я сел на своего пони и поехал в деревню. У жены мельника только что умер новорожденный ребенок, и я поехал к ней домой и буквально насильно притащил ее в Вулверхемптон. Я потребовал, чтобы твою кроватку поставили ко мне в комнату, потому что хотел слышать ночью твое дыхание. Робину казалось, что его грудь сжали тиски.
      - Я об этом ничего не знал.
      - Откуда ж тебе, крохе, было знать? - Джайлс постарался взять себя в руки. - Ты был очень похож на маму, и не только внешне. Ты унаследовал ее остроумие и обаяние. Все восхищались, какой ты не, по годам развитый ребенок, даже когда ты вел себя, как сатанинское отродье. Я обижался, что тебе сходили с рук выходки, за которые меня обязательно выпороли бы.
      - Поскольку отец меня все равно презирал, я решил, что надо, по крайней мере, дать ему для этого законный повод. К тому же мне было гораздо легче безобразничать, чем быть паинькой.
      Джайлс пожал плечами.
      - Послушание - это не главное. Отец использовал то, что в меня заложила природа, но все-таки, как я ни старался, он никогда не был мной вполне доволен.
      Робин, который наконец начал понимать, о чем идет речь, тихо спросил:
      - Почему мы об этом говорим сейчас, когда прошло столько лет? Чего ты от меня хочешь?
      Джайлс уставился на свои большие умелые руки. Почему-то у него был вид очень не уверенного в себе человека. За оградой сада по булыжникам прогрохотала карета. После долгого молчания Джайлс сказал едва слышно:
      - Это звучит так по-детски, но на самом деле мне, видимо, хочется знать, что я.., что я для тебя что-то значу. Ты мой единственный близкий родственник. Я старался быть тебе хорошим братом, но ты упорно делал все по-своему, любой ценой, и я, как правило, не мог тебе помочь. Ни с отцом, ни в школе, и уж, во всяком случае, я не мог тебе помочь, когда ты совсем еще мальчиком взялся за одно из самых опасных на свете занятий.
      Робин нахмурился.
      - Конечно, ты для меня очень много значишь. Неужели тебе это не известно? Ты помнишь, как я ходил за тобой хвостиком, когда ты приезжал из школы на каникулы? Ты был невероятно терпелив со мной. Я хотел быть во всем на тебя похожим. И когда понял, что это невозможно, почувствовал чуть ли не отчаяние. Мы были слишком разные люди.
      - Были и есть, - сказал Джайлс, все еще глядя на руки.
      - Ну и что? Разве разные люди не могут быть привязаны друг к другу? Ты сделал для меня гораздо больше, чем мой досточтимый родитель. Если у меня есть какие-то представления о благородстве, дисциплине и верности, я получил их от тебя. - Робин вздохнул. - Боюсь, что и шпионом-то я стал отчасти для того, чтобы ты гордился мной. Я знал, что смогу быть хорошим шпионом. Конечно, шпионаж - низкое и позорное занятие, но оно было необходимо, чтобы справиться с таким чудовищем, как Бонапарт. Мне было очень обидно, что ты не одобрял моей деятельности, но, втянувшись в нее, я уже не мог отступить.
      Джайлс поднял голову.
      - Я никогда не осуждал твою деятельность. По правде говоря, я очень гордился твоей смелостью и ловкостью.
      Робин поднял брови.
      - Неужели? Да мы с тобой если о чем и спорили, то о моей работе. Неодобрение ощущалось в каждой строчке твоих, между прочим, чрезвычайно редких писем. А когда я был в Лондоне четыре года назад, мы здорово поссорились.
      Джайлс отвернулся.
      - Мне жаль, что я в тот раз вышел из себя. Но я очень беспокоился за тебя. Мне казалось, что ты на грани срыва. Я считал, что Англия прекрасно обойдется без тебя.
      - Да, в "гот раз я был в неважном состоянии, - признал Робин. - Но, если бы я тогда уехал в тихое йоркширское поместье, я бы помешался. Я предпочитал продолжать свою работу, а там уж как повезет.
      - Ты правильно сказал, что мы разные люди. Для меня Вулверхемптон всегда был прибежищем и спасением.
      Они опять долго молчали. Потом Робин устало проговорил:
      - После смерти мамы все мы в Вулверхемптоне были отравлены ненавистью. Я не осмеливался к тебе приставать, опасаясь, что у тебя иссякнет терпение. Эта мысль была мне невыносима.
      Джайлс грустно усмехнулся.
      - Я чувствовал то же самое: если я позволю себе лишнее, ты взовьешься в воздух, как стрекоза, и никогда уже не вернешься.
      У Робина пересохло во рту. Он чувствовал себя более виноватым, чем когда рылся в библиотеке Наполеона.
      - Джайлс, ты был добрым гением моего детства. И сейчас я, не задумываясь, отдам за тебя жизнь. Таких дорогих для меня людей на свете всего двое - нет, трое. Мне жаль, что я не сумел сказать тебе этого раньше и что ты хоть на минуту усомнился в моей привязанности.
      Джайлс потер лоб, закрыв широкой рукой лицо. Когда он опустил ее, в глазах блестели слезы.
      - Братьям полагается любить друг друга, но я считал, что это я люблю тебя, а ты меня нет.
      Эти слова развязали тугой узел в сердце Робина. Да, братьям полагается любить друг друга, и они с Джайлсом любят друг друга. Тридцать три года его жизнь состояла из одних сложностей, и наконец-то он нашел скальное основание, на котором строится простота. Оно существовало всегда - надо было только поискать. Он молча протянул брату руку, и Джайлс крепко ее пожал.
      Вот теперь Робин по-настоящему почувствовал, что вернулся домой.
      Когда их руки разжались, он заметил:
      - Нам давно следовало поговорить. Но почему тебе вздумалось сделать это именно сегодня, на званом вечере?
      Джайлс смущенно рассмеялся.
      - Когда я увидел, как ты обхаживаешь Дездемону, во мне всплыли все застарелые обиды. Очаровывай других женщин сколько хочешь, но не Дездемону.
      - Поверь, тебе совершенно нечего опасаться. Мы разговаривали только о тебе. В глазах этой женщины тебе нет равного, и я не стал ее разубеждать. Я вижу, что у тебя по отношению к ней серьезные намерения?
      - Да, - признался Джайлс. - Пойду-ка поищу ее. Мне легче, когда она рядом.
      Робин отлично его понимал. Этот запоздавший на много лет разговор с братом принес обоим огромное облегчение. Однако Робину казалось, что его пропустили через эмоциональную молотилку. Сейчас ему больше чем когда-либо была нужна Макси.
      Глава 32
      Макси разговаривала с лордом Микаэлом Кеньоном. Это был высокий шатен с жилистым тренированным телом воина. Увидев Робина, она лукаво улыбнулась.
      - Лорд Микаэл рассказывал мне про вашу встречу в Испании. По его словам, вы тогда изображали из себя ирландского священника.
      Робин закатил глаза.
      - Боюсь, что так оно и было. Во время войны в Испании действовала целая шпионская сеть священников, которой руководили из Ирландского колледжа в Саламанке. Иногда мне случалось изображать такого священника. - Роберт состроил гримасу. - Там-то меня и подстрелили. Лорд Микаэл наверняка забыл сказать, что нашел меня истекающим кровью и тут же переправил в штаб Веллингтона.
      Так вот как Робин получил этот жуткий шрам! Не задумываясь о том, как к этому отнесутся другие гости, Макси встала на цыпочки и поцеловала лорда Микаэла в щеку.
      - Спасибо вам. Похоже, что Робина оберегала от гибели целая армия ангелов-спасителей.
      Поцелуй Макси несколько удивил лорда Микаэла, но явно доставил ему удовольствие. Он посмотрел на Макси необыкновенно зелеными глазами и сказал:
      - Я слышал, что американские женщины отличаются очаровательной непосредственностью, но мне до сих пор ни разу не посчастливилось в этом убедиться. А что, в Бостоне много таких, как вы?
      - Нет, Максима уникальна - и здесь, и за океаном, - ответил Робин, ласково глядя на нее.
      - Так я и знал.
      Лорд Микаэл еще поговорил с ними минуту и отошел. Макси посмотрела ему вслед.
      - А леди Микаэл существует на свете? Почему ее здесь нет?
      - Он не женат. Уж не претендуешь ли ты на свободное место? - сухо спросил Робин.
      Макси метнула на него сердитый взгляд. ч - Даже для тебя это - на редкость идиотское замечание. Я просто поинтересовалась. Хотя он и делает очаровательные комплименты, его сердце явно неприступно.
      - Странно, что у тебя создалось такое впечатление.
      По словам Марго, он на время лондонского сезона гостит у Люсьена с Кит в надежде найти подходящую невесту. Может быть, уже нашел. - Потеряв интерес к этому вопросу, Робин спросил:
      - Не хочешь ли подышать свежим воздухом? При лунном свете сад Кандоверов необычайно красив.
      Хотя Макси с удовольствием болтала с гостями, она была рада возможности побыть наедине с Робином. Они пошли к стеклянной двери.
      - Вечер сегодня довольно прохладный, - заботливо сказал Робин, останавливаясь перед дверью. - Я знаю, Мэгги наверняка приготовила несколько теплых шалей для тех, кому захочется погулять.
      Действительно, на столике слева от двери лежала стопка сложенных шалей. Робин взял ту, что была сверху, а Макси с восхищением сказала:
      - До чего же Марго предусмотрительна!
      Робин встряхнул темную кашемировую шаль и нежно накинул ее на плечи Макси. Они вышли во внутренний дворик и спустились по ступенькам в сад. Вдоль дорожек висели фонарики, но свет их был неярок и не лишал ночь ее волшебства. Достававшая Макси до колен большая шаль защищала ее от вечерней свежести. Еще больше ее согревала рука Робина, которую он положил ей на плечо, как только они отошли от дома. Они шли, прижавшись друг к другу, против чего Макси нисколько не возражала: между ними уже была такая близость, что Макси не хотелось думать о светских приличиях.
      Она хотела сказать об этом Робину, но, посмотрев на него, увидела, что у него усталое лицо.
      - Что-нибудь случилось?
      - Я так и знал, что ты заметишь. Мы только что чуть не поссорились с Джайлсом. Это был очень утомительный разговор.
      Макси остановилась и испытующе на него посмотрела.
      - Как это ужасно. Неудивительно, что ты как в воду опущенный. Я думала, что вы друзья, - Мы и были друзьями, но не до конца. О многом мы умалчивали. Робин вздохнул. - А сегодня высказали друг другу все претензии, которые накопились за много лет.
      - По-моему, сестрам легче быть подругами, чем братьям - друзьями. Ребенок десяти лет воспринимает брата как соперника, и это не способствует взаимной привязанности. А если старший брат к тому же является наследником титула и большого состояния...
      - Ты права, я замечал это в других семьях. Так что, может быть, нам с Джайлсом повезло, что мы такие разные. - Робин опять обнял Макси за плечи, и они пошли дальше. - Мы выяснили, что наша сегодняшняя размолвка уходит корнями в далекое прошлое - смерть нашей матери. Отец винил в ее смерти мое появление на свет, и это всем нам исковеркало жизнь. Джайлс стал чересчур серьезным и пытался заботиться обо всех нас, а это не под силу ребенку. Я бунтовал против всех и вся. В результате мы с Джайлсом так и не поняли, как много значим друг для друга. Когда я вернулся в Англию после победы над Францией, я даже не знал, захочет ли Джайлс, чтобы я жил в Вулверхемптоне. Мне и в голову не приходило, что я обидел его, уехав из дома так далеко и так надолго.
      - Но вы сумели разрешить свои разногласия?
      Робин улыбнулся.
      - Слава Богу, сумели. Сейчас мы стали гораздо ближе, чем раньше.
      - Я рада за вас. Но отца вашего следовало бы бить кнутом на базарной площади. Свалить собственную вину за смерть жены на беспомощного младенца! гневно сказала Макси.
      - "Собственную вину? Как это?
      - Может быть, твоя мать забеременела без его помощи? - бросила Макси. - Ты не знаешь, у нее были до этого выкидыши?
      - Джайлс как раз и сказал, что к тому времени уже было несколько выкидышей и она часто болела. Макси кивнула. Она этого ожидала.
      - Если бы твой отец вел себя более сдержанно, она, может быть, и не умерла бы такой молодой.
      Робин долго молчал, потом сказал с удивлением в голосе:
      - А мне это ни разу не пришло в голову.
      - Это пришло бы в голову любой женщине.
      - Жаль, что в Вулверхемптоне не было такой здравомыслящей женщины, чтобы прочистить нам мозги.
      Тут они дошли до беседки, построенной в виде греческого храма. Пропорции были так выдержанны, колонны так совершенны, что Макси опять заподозрила, что кто-нибудь из предков герцога купил этот маленький храм в Греции, разобрал его на части и перевез в Англию.
      Они поднялись по ступенькам и зашли внутрь. Здесь было просторно и легко дышалось, а вдоль невысоких стен шли скамейки. У стены, противоположной входу, стоял прямоугольный каменный алтарь, предназначенный скорее для пикников, чем для жертвенных коз. В лунном свете храм был полон очарования.
      Робин посмотрел на свою спутницу. Черты ее лица в лунном свете создавали гармоничную симфонию светотени. Не в силах больше ждать, он поднял ее голову за подбородок и поцеловал.
      Этим поцелуем Робин хотел только выразить свою нежность и благодарность, но как только их губы встретились, он потерял контроль над своими чувствами. За несколько последних дней на него обрушились воспоминания обо всем, что было в его жизни самого плохого. Если бы не женщина, которую он сейчас держал в объятиях, он, наверное, не пережил бы этой черной полосы.
      И сейчас он жаждал ее, как человек, погибающий в пустыне, жаждет напиться.
      Весь этот вечер, начиная с его прихода к ней в комнату, и потом, обмениваясь долгими взглядами и многозначительными улыбками, они словно танцевали медленный танец желания. Но то, что Робин чувствовал сейчас, выходило за пределы страсти: это была настоятельная потребность сейчас, сию минуту, согреться ее теплом, упиться колдовскими тайнами ее тела.
      Он обнял ее под шалью и стал ласкать округлости ее ягодиц. Макси замурлыкала от удовольствия. Тогда он взял двумя пальцами ее сосок и начал играть им. Даже через несколько слоев шелка он почувствовал, как тот немедленно отреагировал.
      Но Робину хотелось большего, гораздо большего. Он подхватил Макси за талию и посадил на каменный жертвенник. Она ахнула от неожиданности, но в следующую минуту расслабилась, взявшись руками за край жертвенника.
      Теперь Робину было легче добраться до ее обольстительного тела. Он накрыл ее руки своими. Ее пальцы затрепетали и успокоились.
      Робин наклонился вперед и потерся щекой об ее щеку. Гладкая, как лепесток розы, кожа была прохладной, но под ней пульсировала жаркая кровь, Робин тихонько подул ей в ухо, затем языком прошелся по его завиткам. Макси постанывала от удовольствия, изгибая шею, как кошка. Шаль была такая большая, что Макси сидела на ней и та все же закрывала ее плечи и грудь. Робин подбородком отодвинул шаль в сторону, и она соскользнула с ее плеч и складками легла ему на руки. В таком положении у Макси соблазнительно выдался вперед бюст.
      Робин прильнул к ее шее. Ему хотелось проглотить ее, чтобы впитать не только ее чувственность, но и ее здравомыслие и цельность.
      Его губы коснулись ожерелья, быстро перескочили через него и пошли дальше. Он заплатил немыслимые деньги за эти украшения, но бриллианты и рубины казались холодными и безжизненными по сравнению с атласными холмиками над самой кромкой ее декольте. Робин страстно и нежно целовал их, с наслаждением вдыхая дурманящий женский запах.
      Стараясь скрыть свое нетерпение, он выпустил ее руки, а сам ладонями обхватил ее бедра. Затем его руки двинулись по мягкой округлости ее живота к чувствительному бугорку между ног.
      - Милый, пора остановиться, - задыхаясь, попросила Макси.
      - Подожди.
      Ее колени были слегка раздвинуты под юбкой. Он раздвинул их еще шире и встал между ними, так близко к ней, что чувствовал глубинный жар ее тела.
      Он нашел ее рот и, не прерывая пьянящего поцелуя, поднял платье и нижнюю юбку и положил ладони на ее обтянутые шелковыми чулками колени. Потом стал двигать руки выше, поверх резинок, подбираясь к ее сокровенной женской сути.
      Макси с упоением отвечала на поцелуй, но ее голова работала ясно, и она понимала цель этих маневров. Когда Робин начал гладить ее между ног, она отдернула голову и инстинктивно попыталась сомкнуть колени. Но он не давал ей этого сделать, а давление ее коленей на его бедра воспламенило его еще больше. Чувствуя, что не может высвободиться, Макси затихла.
      - Робин, - прерывающимся голосом сказала она. - Нам надо вернуться в дом. Здесь не место и не время.
      Она его не боялась - пока не боялась. Робин не позволил бы себе ее напугать, но и не имел сил отойти.
      Тяжело дыша, он выпрямился и обнял Макси обеими руками. Кровь стучала у него в висках и еще сильнее - у него в чреслах. Он рвался через тугую ткань ко входу в женское тело, чтобы слиться с ним воедино. Она была такая маленькая, так легко умещалась в его объятиях, но одновременно такая женственно могущественная.
      - Извини, - шептал Робин. - Конечно, ты права, но мне кажется, что если я сейчас тобой не овладею, то умру на месте.
      Он хотел, чтобы это прозвучало как шутка, надеясь, что легкий тон сгладит глупую мелодраматичность его слов, но на этот раз ему отказала обычная фривольность. Кровь трубила в его жилах: "Если я тобой не овладею, я умру. Если я тобой не овладею, я умру".
      Это не была минутная потребность. Ой хотел владеть ею всегда, он хотел, чтобы она была его любовницей, его подругой, его женой. Но, кроме того, он неистово хотел ее сейчас, сию минуту.
      Все еще не теряя надежды, он сказал:
      - Ты отказалась провести со мной ночь в доме Мэгги, но сейчас мы не в доме.
      - Ох, Робин, как ты умеешь уговаривать, негодник! - Макси тихонько вздохнула - и с упреком и с улыбкой. - Ну что мне с тобой делать?
      Робин закрыл глаза. Милая, она так хорошо его понимала и не сердилась на него!
      Макси погладила его по щеке. Ее пальцы холодили его разгоряченное лицо. Она провела большим пальцем по его приоткрытым губам, потом взяла его голову обеими руками и наклонила к себе. Когда их уста слились в поцелуе, она опустила руку к его животу и, достигнув затвердения в его панталонах, положила на него ладонь.
      Робин замер, охваченный испепеляющим пламенем.
      - Надеюсь, никому не придет в голову заглянуть в беседку, - проговорила Макси, и стала расстегивать верхнюю пуговицу.
      На секунду обомлев, Робин стал помогать ей дрожащими руками. Освободившись от сковывающей одежды, он пробрался пальцами через пушистый лобок и забрался в ее горячее и влажное потайное местечко.
      Макси глубоко вздохнула, и это окончательно свело его с ума. Он поднял ее правую ногу и положил себе на бедро, затем проделал то же самое с левой. Макси была открыта ему, она ждала и жаждала его.
      Робин готовил ее к соитию. Она застонала и сжала его коленями. Больше сдерживаться он не мог, и одним движением погрузился в нее.
      Макси ахнула от ощущения, находящегося на грани боли и наслаждения. Робин заставил себя остановиться. Уже одного того, что он оказался внутри нее, было достаточно. Он чувствовал, что близок к кульминации. Внутри него все трепетало. Он словно вошел в тихую гавань, но одновременно в его крови бушевал шторм.
      Их окружал мускусный запах любви - такой же интимный, как положение их тел. Правой рукой Робин поддерживал Макси за спину, левой нашел чувствительный узелок чуть повыше места их соединения и тихонько погладил его пальцем.
      Макси застонала и приподняла бедра. И тут же по ней прошла глубокая долгая конвульсия, и она спрятала лицо у него на плече. Быстрые сокращения внутри ее тела вызвали у Робина извержение - ему даже не надо было для этого двигаться. Его тело залила волна неистового наслаждения, и одновременно эта обжигающая восхитительная кульминация принесла ему долгожданный покой.
      Задыхаясь, он прижался лбом ко лбу Макси. - Макси, бесценная моя! Если бы только.., если бы я мог доставить тебе такое же утешение, какое ты доставляешь мне.
      Утешение! Макси вздохнула, радуясь, что он не видит выражения ее лица. Поняв, что он отчаянно нуждается в утешении, она согласилась пойти ему навстречу и в обмен получила хмельной восторг. Не так уж плохо. Но хотелось бы большего, хотелось бы быть не только источником душевного утешения и сексуального удовлетворения.
      Нет, она несправедлива: Робин дает ей все, что может. Он же не виноват, что не может ее любить.
      Макси немного отодвинулась от Робина, надеясь, что ее мышцы не затекли и она не упадет спиной на каменный жертвенник.
      - Боюсь, что я разорвала твой шейный платок.
      - Если так, то я навечно сохраню его обрывки между страницами томика стихов, - галантно сказал Робин и поцеловал ее.
      Этот ласковый поцелуй заставил Макси суеверно вздрогнуть. Она обещала себе, что еще хотя бы один раз отдастся Робину. Неужели это и был последний раз? Она попыталась заглянуть вперед и уверить себя, что их ждут годы любви и наслаждения, но увидела лишь черный туман отчаяния.
      Она вздрогнула, и Робин заботливо сказал:
      - Ты озябла. Пора вернуть себе приличный вид и вернуться в дом. - Он отступил назад, взял Макси за талию и осторожно опустил на мраморный пол. Потом подал ей носовой платок и добавил:
      - Хотя бы более или менее приличный. Если мы будем выглядеть безукоризненно, никто не поверит в подобную добродетель.
      - Куда уж тут до безукоризненности. - Макси поправила юбку. К счастью, между шелком юбки и шершавым камнем жертвенника находилась шаль. - Лишь бы о нас не подумали так дурно, как мы того заслуживаем: поцеловались, дескать, несколько раз, только и всего.
      - А мы ничего другого и не делали, - сказал Робин убедительным голосом хорошего торговца. - В конце концов ты - невинная девица, а я джентльмен.
      - Оба определения весьма относительны. Макси отыскала шпильки и кое-как заколола рассыпавшиеся волосы, надеясь, что не выглядит полной растрепой, потом накинула на плечи шаль.
      Робин обнял ее за талию, и они не спеша пошли по дорожке к дому.
      - Между прочим, я привозил тебя в Ракстон еще и для того, чтобы ты решила, нравится ли тебе там, - с заминкой проговорил Робин. - Я всегда очень любил этот дом, хотя и бывал там за всю жизнь не больше десятка раз. Как ты думаешь, тебе будет хорошо в Ракстоне?
      Макси вспомнила великолепный дом, панораму зеленых холмов, атмосферу уюта и спокойствия. Ракстон хотел быть для кого-то родным домом, а ей всю жизнь хотелось, чтобы у нее был родной дом.
      Она прошептала:
      - Да. Если.., если все у нас образуется, мне хотелось бы жить в Ракстоне...
      Легко сказать "если..."
      Глава 33
      По дороге домой Дездемона и Джайлс, сидя рядом в карете, обменивались ничего не значащими фразами, к которым не смог бы придраться самый строгий блюститель нравственности. Но сильная рука Джаилса обнимала ее за плечи, и Дездемона была счастлива, как девчонка.
      Такого радостного предчувствия чего-то замечательного она не испытывала с детства.
      Когда карета остановилась у ее дома, Джайлс поднялся с ней по ступеням до входной двери, затем взял ее за плечи и впился в нее испытующим взглядом. Ей показалось, что он собирается поцеловать ее прямо на улице.
      Но тут горничная открыла дверь, и Джайлс отпустил Дездемону со словами:
      - Доброй ночи, Дездемона. Это был чудный вечер. Но зачем этому чудному вечеру заканчиваться так рано?
      - Еще ведь совсем не поздно, - сказала Дездемона. - Может быть, зайдете на несколько минут и выпьете рюмочку бренди?
      Маркиз колебался, явно собираясь отказаться. Удивляясь собственному безрассудству, Дездемона ласково ему улыбнулась и попросила:
      - Пожалуйста.
      - Ну, хорошо, зайду на минутку, - согласился Джайлс.
      Дездемона отправила слуг спать, сама провела Джайлса в гостиную и налила две рюмки бренди. Они сидели в креслах напротив друг друга и несколько минут разговаривали о пустяках. Но прежнее ощущение простоты и легкости исчезло. Маркиз мрачно смотрел на Дездемону, отчего ей стало не по себе. Хотя в течение вечера она наслаждалась его вниманием, сейчас у нее вдруг возникли сомнения. "Может быть, это был мимолетный интерес, - уныло думала она, - а теперь он не знает, под каким предлогом от меня избавиться?"
      Маркиз допил бренди и встал.
      - По-моему, мне лучше уйти.
      Дездемона смятенно посмотрела на него: в чем она провинилась?
      - Только не смотрите на меня так, - сказал он, пряча улыбку. - Можно подумать, что я только что проголосовал против вашего законопроекта о защите подмастерьев.
      Дездемона отвела взгляд, стараясь прогнать с лица обиженное выражение. Настоящая женщина к семнадцати годам умеет скрывать свои чувства, а ей уже перевалило за тридцать, и она все еще ведет себя, как наивная дурочка.
      Джайлс чертыхнулся про себя.
      - Дело не в вас, Дездемона, дело во мне, - напрямик сказал он. - Если я здесь задержусь, мне будет стоить большого труда держаться в рамках приличий. Вам это, наверное, не понравится. И что будет с моим намерением постепенно и почтительно завоевывать ваше сердце?
      "Завоевывать ваше сердце"? Дездемона испытала огромное облегчение.
      - Не думаю, чтобы вы вдруг в порыве сладострастия потеряли голову. Даже если такая угроза существует, - она робко улыбнулась Джайлсу, - я согласна пойти на риск. Джайлс покачал головой.
      - Может, мне и удастся остаться джентльменом, но я за себя не ручаюсь.
      - Вот и прекрасно! - беззаботно сказала Дездемона. Маркиз засмеялся, и в уголках его глаз собрались крошечные морщинки.
      - Вы представляете, как вы изменились за последние две недели?
      - Надеюсь, к лучшему?
      - На мой взгляд, да. - Маркиз оперся спиной о каминную полку и скрестил руки на груди. Выражение его лица было серьезным. - Может быть, еще рано делать вам официальное предложение руки и сердца, но мне бы хотелось, чтобы вы его обдумали.
      Дездемона пристально смотрела на него. Чувство облегчения ушло. До сих пор она плыла по волнам, наслаждаясь его обществом и его восхищением, но теперь, когда надо было решать, ожили все ее мучительные сомнения.
      Джайлс был обескуражен.
      - Вы, кажется, удивлены? Мы же об этом говорили еще в Давентри.
      - Наверное, я считала, что, поразмыслив, вы не станете делать мне предложение, - неуверенно ответила Дездемона.
      Маркиз улыбнулся той ироничной улыбкой, которая ей так нравилась.
      - Мне неясно, в ком вы не уверены: во мне или в себе? - Улыбка погасла на его лице. - Вы - живое подтверждение того, что женщине необязательно быть замужем, что у нее и без этого может быть полноценная жизнь. Даже если вы в принципе не возражаете против замужества, вам, - возможно, хочется найти кого-нибудь более достойного. Тогда.., тогда так и скажите, и я больше никогда об этом не заговорю.
      Эти слова напомнили Дездемоне, что не одну ее терзает неуверенность в себе.
      - Я ни минуты не сомневаюсь, что вы будете мне прекрасным мужем. Вот только не знаю, - она на секунду остановилась, - буду ли я вам такой же прекрасной женой.
      Джайлс смотрел ей в глаза:
      - Вы прямодушны, красивы, у вас доброе сердце и вы не терпите дураков. Чего еще можно желать от жены?
      Дездемона улыбнулась, услышав перечисление своих достоинств, но отвела глаза.
      - Я не уверена, что смогу подарить вам наследника. Правда, мы с мужем много лет спали врозь, так что я, может быть, и не бесплодна, но мне уже за тридцать...
      - Это не имеет ни малейшего значения, - перебил ее маркиз. - Я делаю вам предложение, потому что хочу, чтобы вы стали моей женой, а не потому, что мне нужна племенная кобылица. Меня совершенно не волнует, что Вулверхемптон унаследует Робин или его сын. И моя мать, и моя жена умерли при родах. Мне бы не хотелось, чтобы то же самое случилось с вами.
      Дездемона в растерянности смотрела на свои стиснутые на коленях руки. Когда говоришь полуправду, то оказываешься совершенно незащищенной после того, как ее опровергли. Деваться некуда - видимо, придется сказать правду.
      Она заставила себя поднять на Джайлса глаза.
      - Есть еще одна, более важная причина, которая заставляет меня сомневаться в том, что я буду вам подходящей женой. Вы - страстный человек, и вам наверняка нужна такая же жена. Но я не знаю, способна ли я вам соответствовать.
      Она надеялась, что он поймет смысл ее слов, но этого не случилось. Джайлс долго молчал, потом тихо сказал:
      - Я не понимаю. Объясните, пожалуйста, что вы имеете в виду.
      Дездемона сгорбилась и проговорила несчастным голосом:
      - Муж.., говорил мне, что я холодная, как льдышка, что любая уличная шлюха дает больше тепла.
      Джайлс подошел к ней, сел на ручку кресла и обнял ее.
      - Не говори так, любимая, - прошептал он, прижавшись щекой к ее волосам и тихонько укачивая ее в своих объятиях. - Несчастный брак убивает в женщине страсть. Не надо считать себя холодной только потому, что так говорило эгоистичное животное.
      Дездемона, дрожа, прижалась к нему, но ей понемногу становилось легче. Джайлс нежно погладил ее по волосам.
      - Какой же ты честный человек! Вряд ли в Лондоне нашлась бы другая женщина, которая, получив предложение руки и сердца от маркиза, стала бы перечислять ему свои воображаемые недостатки.
      Дездемона подняла голову и посмотрела ему в глаза.
      - Мне не важно, что на мне хочет жениться маркиз. Мне важен Джайлс Андервилль, самый добрый, самый остроумный и самый красивый мужчина в Англии.
      Джайлс широко улыбнулся, . - Выходит, мы оба не прочь вступить в брак. Так когда же?
      Прежде чем Дездемона успела ответить, он наклонился и поцеловал ее. Желание, которое угасло в нем во время этого странного разговора, опять стало нарастать. Дездемона отвечала на его поцелуй, жалея только, что у нее в этом так мало опыта.
      Джайлс поднял голову и улыбнулся.
      - Ты целуешься совсем не как холодная женщина.
      Он встал и потянул ее за собой, чтобы поцеловать еще раз - более долгим и страстным поцелуем.
      Дездемоне нравилось ощущение его сильного мускулистого тела. Это был единственный человек, рядом с которым она чувствовала себя слабой и женственной. Она прильнула к нему, самозабвенно наслаждаясь поцелуем.
      Джайлс вдруг отступил. Он неровно дышал.
      - По-моему, у нас все будет хорошо. Может быть, он и прав, но Дездемона не хотела рисковать. Опустив глаза, она, запинаясь, проговорила:
      - Джайлс, брак - это на всю жизнь. Лучше нам не делать опрометчивого шага, не уверившись в себе.
      То есть, - поправилась она, - пока я не буду уверена в себе.
      - Но гарантий быть не может, Дездемона, - серьезно сказал маркиз. - Будем надеяться, что любовь нам поможет. - Он легонько погладил ее щеку. - А я тебя очень люблю.
      - Я тебя тоже люблю, - прошептала она, - но такой веры в силу любви, как у тебя, у меня нет. По-моему, лучше сначала.., попробовать.
      Джайлс изумленно посмотрел на нее.
      - Дездемона, ты предлагаешь мне себя? Она кивнула, медленно краснея, и спрятала лицо у него на груди.
      Он крепко обнял ее и рассмеялся. Чувствуя себя униженной, она попыталась вырваться, но он ее не отпускал.
      - А ты представляешь себе, как это страшно для мужчины: знать, что все его будущее зависит от того, как он сумеет зарекомендовать себя за одну ночь? Тут недолго и опозориться.
      Поняв, что он смеется не над ней, а над собой и над слабостями человеческой природы, Дездемона тоже засмеялась.
      - Почему это должна быть одна ночь? Их может быть столько, сколько нужно. - Она плутовски улыбнулась и крепче прижалась к нему. - И, хотя я уже очень давно не была с мужчиной, но, если меня не обманывает память, по всем признакам тебе не грозит опозориться.
      Джайлс так и ахнул.
      - Ну что ж, тогда позволь мне убедить тебя, что из тебя получится превосходная жена.
      Он приник к ней в поцелуе, от которого у обоих закружилась голова. Они молча пошли наверх в спальню Дездемоны. Ее голова лежала на плече Джайлса, и никогда в жизни она не чувствовала себя такой счастливой. В какое-то мгновение этого последнего поцелуя она поняла, что Джайлс прав, и то могучее влечение, которое она к нему испытывает, означает, что она может быть страстной в постели. Но раз уж они решили проверить, зачем откладывать?
      Закрыв за собой дверь спальни, Джайлс тихо сказал:
      - Дай мне на тебя посмотреть.
      Горничная оставила гореть только одну лампу, но я в ее слабом свете Дездемоне было видно, как он на нее смотрит. Джайлс медленно обошел вокруг нее, а она стыдливо стояла, не шевелясь. Он расстегнул застежку жемчужного ожерелья и поцеловал ее в шею. Затем распустил ее волосы по плечам и уткнулся в них лицом, шепча ей в ухо:
      - Мне так давно хотелось это сделать. У тебя волосы как огненный шелк, и вся ты такая же.
      Его дыхание согревало ей шею, его слова согревали ей душу. Постепенно и в ней просыпалась уверенность.
      - Я тоже хочу тебя видеть, Джайлс.
      Она развязала его шейный платок, потом расстегнула пуговицы рубашки и положила ладонь на широкую теплую грудь. Волосы на груди щекотали ее ладонь, и она чувствовала, как все сильнее колотится его сердце.
      Так, по очереди, они раздевали друг друга, не спеша, разжигая страсть нежными словами и прикосновениями.
      Когда ее сорочка упала на пол, и она осталась в одних чулках, Джайлс сказал осипшим голосом:
      - Ты прекрасна, ты просто великолепна. Бодичея, королева-воительница древних бриттов, наверное, была похожа на тебя: пламенеющие волосы и пламенеющая женская сила. - Он улыбнулся. - С самого Давентри я все думал, какая у тебя потрясающая шея.
      Дездемона покраснела.
      - Так это на шею ты пялился весь вечер?
      - Конечно, на шею. Я ведь джентльмен. - Он приподнял руками ее роскошные груди и сказал, тяжело дыша:
      - И это я тоже хотел сделать с самого Давентри.
      Он благоговейно поцеловал ложбинку между ними, потом стал лизать и целовать ее соски.
      Дездемона ахнула и закинула голову назад. Впервые в жизни она благодарила судьбу за свое вызывающе роскошное тело. Ведь Джайлс восхищался им, а она больше всего на свете хотела доставить ему удовольствие, отплатить ему радостью за ту радость, что расцветала в ней.
      Они легли в постель по обоюдному желанию, а соединились по ее страстной мольбе - так она хотела слиться с ним воедино.
      Это была ночь стыдливости и открытий, страсти и веселья, каждая ее минута была слишком дорога, чтобы тратить ее на сон. Дездемона обнаружила, что она совсем не холодная женщина, отнюдь, и попутно убедила Джайлса, что только последняя дура могла считать его занудой.
      В промежутках между взрывами страсти они лежали в объятиях друг друга и разговаривали, делясь мыслями так же щедро, как делились любовью. Джайлс был очень огорчен, заметив, что за окном светает.
      - Летом солнце встает слишком рано. - Его дыхание шевелило ее волосы. - Не хочется уходить, но надо.
      Дездемона положила подбородок ему на грудь. В ней не осталось ничего от гневной и не уверенной в себе женщины, которая ворвалась в его спокойную жизнь. Теперь она была сама нежность.
      - Зачем уходить? Слуги, думаю, и так обо всем догадались.
      - Мой кучер, несомненно, догадался, - с улыбкой сказал Джайлс. - Признаю, что для людей наших лет правила приличий не столь обязательны, но мне не хочется, чтобы о тебе сплетничали.
      В ответ она так задорно вильнула бедрами, что он опять прильнул к ее губам. Прервав поцелуй, он, задыхаясь, сказал:
      - Ты совершенно бесстыжая женщина, а я невероятно счастливый человек.
      По ее белой коже расплылся румянец.
      - Как интересно! - удивился Джайлс. - Оказывается, ты краснеешь не только лицом и шеей.
      От этого она покраснела еще гуще. Прошло еще полчаса, прежде чем Джайлс закончил обследовать, до какого места распространяется ее румянец. Когда они, удовлетворенные, лежали, отдыхая, Дездемона сказала:
      - Я и не подозревала, что бывает такое.
      - Я тоже, - отозвался Джайлс. Она удивленно подняла голову.
      - Правда?
      - Правда. - Он погладил ее плечо. - Конечно, у меня были связи, но мне никогда не приходилось лежать в постели с любимой женщиной. А с этим ничто не может сравниться. - Он опять ее поцеловал. - Ну, ты готова принять решение о замужестве, или тебе еще нужно время?
      Дездемона засмеялась и сцепила руки на его шее.
      - Попробуй вырвись!
      Глава 34
      Гостиница "Абингдон" была расположена на улице Лонгэкр недалеко от рынка Ковент-Гарден. Когда наемный экипаж остановился перед входом, у Макси замерло сердце. С самого утра ее не оставляло предчувствие, что очень скоро вся ее жизнь разлетится вдребезги. Но ходу назад не было.
      Они с Робином решили, что лучше всего просто приехать в гостиницу и расспросить ее хозяина и слуг. Не может быть, чтобы они не запомнили смерть постояльца. Если же прямого ответа на свои вопросы они не получат, это будет означать, что дело нечисто.
      Робин помог Макси выйти из кареты. Она окинула взглядом гостиницу. Небольшое, но более или менее респектабельное заведение. Во всяком случае, не похоже на притон, а на дорогую гостиницу у отца не было денег.
      Взяв Робина под руку, Макси с поднятой головой пошла к двери.
      ***
      Хозяин соседней табачной лавки внимательно рассматривал через запыленное стекло хорошо одетую молодую пару. Вроде они: светловолосый парень с барскими замашками и смуглая маленькая красотка. Старик кивнул и кинул мальчику, который прислуживал у него в лавке:
      - Сбегай за угол и скажи Симмонсу, что та пара, о которой он говорил, сейчас в "Абингдоне". Да поспеши, и если его там нет, спроси, где он, и беги туда. Поспеет сюда вовремя - получишь полкроны.
      Ему самому полагается три фунта минус полкроны. Очень довольный собой, хозяин табачной лавки раскурил одну из самых дорогих своих сигар.
      ***
      Они заранее договорились, что задавать вопросы будет Робин, потому что женщин часто не принимают всерьез. Робин обратился к молодому прыщавому портье, который читал газету:
      - Нам хотелось бы поговорить с хозяином гостиницы. Портье поднял голову от газеты, смерил Макси оскорбительно пристальным взглядом и сказал:
      - Я могу сдать вам комнату, но вам придется заплатить за весь день, даже если она вам нужна лишь на час.
      - Нам не нужна комната, - отрезал Робин. - Нам нужно поговорить с хозяином гостиницы. И немедленно!
      Портье, очевидно, хотел ответить дерзостью, но передумал.
      - Сейчас узнаю, примет ли вас мистер Уотсон. Пока они ждали, у Макси непроизвольно сжимались и разжимались кулаки. Только присутствие Робина помогало ей сохранять хотя бы видимость спокойствия. Она была ему благодарна за то, что он не пытался с ней заговорить. В этом взвинченном состоянии она только огрызнулась бы. Ей не было так страшно, даже когда она в метель отбивалась от волков.
      Макси закрыла глаза и заставила себя дышать ровнее. Все же узнать правду будет легче, чем терпеть эту изматывающую неизвестность.
      Портье вернулся и указал большим пальцем через плечо.
      - Он вас примет. Последняя дверь по коридору налево. Мистер Уотсон оказался худым лысоватым человеком с выражением хронического раздражения на лице. Не потрудившись даже встать из-за стола, он рявкнул:
      - Говорите, что вам нужно, и побыстрей. Я человек занятой.
      - Меня зовут лорд Роберт Андервилль, - жестко сказал Робин. - Месяца три тому назад у вас в гостинице неожиданно умер постоялец - мистер Коллинс.
      - Американец, что ли? - глаза Уотсона словно задернуло шторкой. - Ну да, умер.
      - А вы не могли бы нам рассказать, как он умер? - Уотсон молчал. Например, кто его нашел, когда это было: днем или ночью. Был ли он еще жив в это время? Вызывали ли к нему врача?
      - А какое вам до всего этого дело? - хмуро спросил Уотсон.
      Макси больше не могла молчать;
      - Это был мой отец. Неужели я не имею права знать, какими были его последние часы?
      Уотсон повернулся к ней с непроницаемым выражением лица.
      - Извините, мисс. - Он отвел глаза. - Его нашла утром горничная. Он уже был мертв. Врач сказал, что он умер от сердечного приступа. Скоропостижно.
      - Как фамилия врача? - спросил Робин. Уотсон встал.
      - Вы у меня отняли достаточно времени, - раздраженно сказал он. - Больше мне вам сказать нечего. Коллинс умер - вот и все. Если бы не здесь, он умер бы где-нибудь еще. У меня было бы меньше хлопот. Идите. Мне надо работать.
      Макси открыла было рот, чтобы еще раз обратиться к нему, но Робин крепко взял ее за руку.
      - Спасибо, что нашли возможным уделить нам время, мистер Уотсон.
      Когда Робин вывел ее из конторы и закрыл дверь, Макси прошипела:
      - Я хочу расспросить его поподробнее, Робин. Он что-то скрывает.
      - Да, но он больше ничего не скажет. Из него только силой что-нибудь выдавишь, но пока еще не время. Можно все разузнать гораздо проще. - Вместо того, чтобы вернуться в вестибюль, Робин повернул по коридору в другую сторону. - Слуги всегда все знают, а им, может быть, никто не приказал держать язык за зубами.
      Дверь в конце коридора вывела их на мощенный булыжником двор, по трем сторонам которого находились конюшни. Они увидели открытую дверь и пошли к ней. Там пожилой конюх, насвистывая, проверял упряжь.
      - Добрый день, сэр, - приветствовал его Робин.
      Конюх удивленно на них посмотрел, но, видимо, не возражал против того, чтобы сделать перерыв в работе.
      - Добрый день и вам, сэр. Чем могу служить?
      - Меня зовут Боб Андервилль, - сказал Робин, протягивая ему руку. У него вдруг появился сильный американский акцент, более заметный, чем у Макси. - Я хотел спросить, вы здесь давно служите?
      - Да уже почти десять лет. - Конюх вытер руки о штаны и пожал руку Робина. - Меня зовут Уилл Дженкинс. А вы, похоже, из Америки?
      - Я-то из Америки, но мой отец родился в Йоркшире. Я первый раз в Англии. Приехал бы раньше, да война шла. - Робин покачал головой. - Экая глупость. Чего американцам делить с британцами?
      - Истинная правда, - согласился конюх. - Мой двоюродный брат живет в Виргинии. Вы, случайно, не оттуда.
      Беседа продолжалась в таком же духе еще несколько минут, а Макси нервно переминалась с ноги на ногу, хотя и понимала, что Робин действует правильно. Надо войти конюху в доверие, и тогда они узнают от него больше, чем от враждебно настроенного хозяина.
      Наконец Робин сказал:
      - Несколько месяцев назад в Англию ездил мой друг Макс Коллинс. Перед самым отъездом я узнал, что он здесь умер, но никто точно не знает отчего. Я вспомнил, что он жил в гостинице "Абингдон", и решил, раз уж я в Лондоне, зайти и разузнать, как все это вышло, чтобы потом рассказать его жене и детям. У нас там ходят слухи, что в Лондоне много грабителей. Его не грабители убили?
      - Да нет. Мистер Коллинс умер в своей постели. - Дженкинс покачал седой головой. - Очень скверное дело. Такой был хороший человек, со всеми так вежливо разговаривал, даже с этим злыднем Уотсоном. Вот уж не ожидали, что он наложит на себя руки.
      Макси показалось, будто в нее попало пушечное ядро. Удар был такой силы, что она даже не почувствовала боли. Наложил на себя руки! Наложил на себя руки!
      - Нет, Макс не мог этого сделать, - проговорила она.
      Дженкинс сочувственно сказал:
      - Мне очень жаль, мисс. Видно, он был вашим другом. Но он все-таки покончил с собой. Хотел сделать так, чтобы никто не догадался, но это у него не вышло. Наверное, захандрил и решил, что больше не хочет жить. Такое случается с каждым из нас, но не каждый сводит счеты с жизнью, а мистер Коллинс решился.
      Еще девочкой Макси однажды пошла по льду замерзшего пруда во время оттепели. Даже сейчас, спустя двадцать лет, она помнила, какой ее охватил ужас, когда лед, который она считала прочным, начал под ней трескаться. Она повернула было назад, но лед трескался во всех направлениях, и она провалилась в ледяную воду. Она бы утонула, если бы ее не спас отец, услышавший ее крики.
      Сейчас она чувствовала себя так же, как тогда, когда под ней провалился лед, только в тысячу раз хуже. Ее ум отказывался принимать то, что сообщил Дженкинс, и на этот раз ее затягивало не в воду, а в невыносимую муку.
      - Нет-нет, - повторяла она, закрыв лицо руками. - Папа никогда бы не покончил с собой. Никогда!
      Но кусочки головоломки неумолимо ложились на место. Самоубийство Макса объясняло все ее недоумения.
      Не понимая, что делает, Макси кинулась за ворота. Она услышала голос Робина, но он звучал откуда-то издалека и относился не к ней.
      Выбежав на Лонгэкр, Макси столкнулась с каким-то человеком, от которого несло луком. С нее слетела шляпка, и она чуть не упала, но сумела удержаться на ногах. Не обращая внимания на многочисленные экипажи, она побежала через улицу. В ее ушах раздался хриплый крик. Кто-то схватил ее за руку и выдернул буквально из-под копыт вставшей на дыбы лошади.
      Макси даже не посмотрела на своего спасителя и побежала дальше, словно надеясь найти место, где прошлое было иным, где ей не придется поверить в то, что отец покончил с собой. Вдруг она споткнулась и растянулась на грязной мостовой. Удар о камни вышиб из нее дух, но боли в ладонях и коленях она не почувствовала.
      Поднявшись на ноги, она хотела было бежать дальше, но тут ее схватили сильные руки, и знакомый голос Робина умоляюще произнес;
      - Макси, остановись! Бога ради, остановись, тебя затопчут!
      Она попыталась вырваться, но Робин не выпускал ее. Он тащил ее с проезжей части, а она молотила его в грудь кулаками.
      - Отец не мог покончить с собой и бросить меня на произвол судьбы! кричала она, обливаясь слезами. - Он любил жизнь и любил меня. Он никогда бы этого не сделал!
      Робин понимал, что она пытается убедить в этом себя. Он держал ее железной хваткой, не давая размахивать кулаками. Макси вырывалась изо всех сил.
      Она ударила его локтем в солнечное сплетение, и Робин на секунду задохнулся. Макси была не из тех, кого легко удержать против воли. Робин не смел применить больше силы, но как-то надо было ее успокоить.
      - Мы же не знаем точно, что случилось, Канавиоста. Может быть, Дженкинс ошибается. Надо поговорить еще с кем-нибудь.
      Макси судорожно всхлипнула и перестала вырываться. Ее маленькое тело дрожало. Робин догадался, что достиг противоположной цели: его слова не только не успокоили Макси, но довели до ее сознания бесполезность отрицания правды.
      Робин бесконечно сострадал ей, понимая, какой кромешный ад бушует в ее душе. Он сможет разделить ее горе, только если она ему позволит. Не обращая внимания на любопытствующих зевак, он продолжал шептать ей на ухо утешительные слова, надеясь, что, даже если она не понимает их смысла, ее успокоит звук его голоса.
      Вдруг многолетняя привычка к опасности заставила его поднять глаза. На другой стороне улицы, глядя на них, черной тучей стоял Симмонс.
      Черт бы побрал этого мерзавца! Только его не хватало! Робин окликнул проезжавший мимо наемный экипаж, подхватил Макси на руки и, оттолкнув локтем купца, который заявлял права на этот же экипаж, вскочил на подножку.
      - В Мейфаер, и побыстрей. Если уложишься в половину времени, получишь пять шиллингов сверху.
      Карета рванула с места, а Робин устроился на сиденье с Макси на руках.
      - Господи, пошли мне мудрость помочь ей, как она помогла мне!
      ***
      Симмонс хмуро смотрел вслед удаляющейся карете. Девчонка, похоже, узнала правду и повредилась в уме.
      Подозвав уличного мальчишку, который часто на него работал, он приказал:
      - Узнай, куда они поехали.
      Мальчишка догнал карету, ухватился за скобу в задней стенке, подпрыгнул и удобно устроился на запятках.
      Когда мальчишка вернулся с адресом, Симмонс подумал, что, по крайней мере, сможет доложить Коллингвуду, где находится его племянница. Не так-то это много, но больше ему ничего сделать не удалось - только получил синяки и шишки.
      ***
      Хотя Макси была в сознании, но находилась в глубоком шоке. Она словно не замечала Робина, который держал ее на руках всю дорогу до Кандовер-хауса, прижимая к себе и тщетно пытаясь согреть.
      Мысль о возможности самоубийства пришла Робину в голову еще тогда, когда Макси в первый раз заговорила о смерти отца: это объясняло бы скрытность Коллингвуда. Что там она говорила в Ракстоне, когда безуспешно попыталась заглянуть в свое будущее? Что ее ждет нечто, недоступное воображению. Зная отца лучше всех, она и предположить не могла, чтобы он покончил с собой. Известие о его самоубийстве ошеломило ее.
      Приехав в Кандовер-хаус, Робин пронес Макси мимо ошарашенного дворецкого, бросив ему через плечо приказание прислать в комнату Макси горячей воды, бинтов и мази. Он отнес ее наверх, положил на кровать и снял с нее вконец испачканное муслиновое платье и чулки. И плевать он хотел на приличия!
      Когда горничная принесла все необходимое, он отослал ее, а сам осторожно смыл кровь и грязь с ссадин на коленях и ладонях Макси. Ссадины были неглубокие и бинтовать их не стоило, хотя мазь, которой он смазал ранки, наверное, сильно щипала.
      Макси не сопротивлялась, никак ему не помогала и не кривилась от боли. Она молча лежала на кровати, глядя мимо Робина. Когда он закончил, она откатилась в сторону и зарылась лицом в подушки.
      Он накрыл Макси одеялом и положил руку на ее крепко сжатый кулак.
      - Что-нибудь еще сделать?
      Макси едва заметно покачала головой.
      - Канавиоста, когда горе разрывало меня на части, ты сказала, что ноша, которой поделишься, становится легче. Неужели ты не хочешь принять от меня никакой помощи?
      - Не сейчас, - раздался ее приглушенный подушками голос. - Прости.
      - Ты хочешь, чтобы я ушел?
      Она кивнула.
      Тяжело вздохнув, он встал. Несмотря на небольшой рост, Макси никогда не выглядела хрупкой, но сейчас ее тело под одеялом, казалось, усохло. Робин отдал бы все на свете, лишь бы хоть немного облегчить ее горе.
      Переполненный нежностью, он так легко прикоснулся к ее волосам, что Макси даже не почувствовала. Вздохнув, Робин заставил себя уйти.
      Узнав от слуг, что с Макси неладно, герцогиня ждала его в коридоре, сидя в кресле и терпеливо сложив руки на коленях.
      - Что случилось? - участливо спросила она.
      Робин снова вздохнул и беспомощно провел рукой по волосам.
      - По-видимому, отец Макси покончил с собой.
      - Не может быть!
      Марго побледнела. Она сама потеряла отца при трагических обстоятельствах и хорошо понимала душевные страдания Макси.
      - Если бы я только мог ей чем-нибудь помочь! - горько сказал Робин. - Но она хочет одного: чтобы ее оставили в покое.
      - Дай ей время, - посоветовала Марго. - Горе требует одиночества. Иногда надо сначала уйти глубоко в себя и как-то смириться с происшедшим. До этого сочувствие других не приносит облегчения.
      - Ты, наверное, права, герцогиня. - Робин попытался улыбнуться. - Но очень тяжело видеть ее в таком состоянии.
      - Любовь часто причиняет боль, Робин. - И, пытаясь рассеять его уныние, Марго пошутила:
      - Голод тоже. Последнее время мне что-то все время хочется есть. Пойдем выпьем чаю.
      Взяв Робина под руку, она повела его в маленький салон.
      Невелика помощь - чай, но все же это лучше, чем ничего.
      Глава 35
      Марго и Робин молча допивали чай, когда вошел дворецкий и подал Марго визитную карточку.
      - Лорд Коллингвуд? - удивилась герцогиня, взглянув на карточку. Робин насторожился.
      - Давай примем его вместе. Мне очень интересно, о чем он хочет тебе рассказать.
      - Хорошо.
      Дворецкий вышел и вскоре вернулся с посетителем. Лорд Коллингвуд был высокий человек с худым усталым лицом. Поклонившись Марго, он сказал:
      - Извините за вторжение, герцогиня, но мне сообщили, что моя племянница мисс Максима Коллинс живет у вас. Мне бы хотелось с ней поговорить.
      - Она действительно здесь, - ответила Марго, - но она нездорова и никого не принимает. Может быть, ей что-нибудь передать?
      Коллингвуд задумался и только тут заметил Робина, который сидел в сторонке. Подозрительно прищурившись, он сказал:
      - Моя племянница путешествовала с мужчиной, похожим по описанию на вас. Робин кивнул.
      - Я лорд Роберт Андервилль. Коллингвуд опешил.
      - Брат Вулвертона?
      - Совершенно верно.
      Коллингвуд покачал головой, словно отказываясь верить своим ушам.
      - А я извелся, думая, что девушка попала в лапы какого-то проходимца.
      - Ну, среди титулованных господ тоже встречаются негодяи, - сухо отозвался Робин. - Но у меня не было низких намерений в отношении мисс Коллинс. Мы встретились совершенно случайно, и, зная, какие опасности подстерегают в пути одинокую женщину, я взялся проводить ее до Лондона.
      Робин внимательно разглядывал Коллингвуда. Присмотревшись, в нем можно было обнаружить черты сходства с сестрой, хотя он был более степенный и заурядный человек, чем леди Росс. Но так или иначе это был типичный английский джентльмен, который вряд ли стал подсылать убийц к "неудобному" брату. Неудивительно, что и Макси с трудом верила в такое объяснение загадочных действий своего дяди.
      Коллингвуд заметил не без юмора:
      - Во всяком случае, вы сумели защитить ее от сыщика с Бау-стрит <Улица в Лондоне, на которой находится главный уголовный полицейский суд.>, которого я за ней послал.
      - Так Симмонс - сыщик? - ошарашенно спросил Робин, затем рассмеялся. - Как это я не догадался? А мы с Макси считали, что он находится по другую сторону закона.
      - Сыщики часто похожи на своих клиентов, - согласился Коллингвуд. - Но Нед Симмонс - один из лучших сыщиков с Бау-стрит. Я нанял его, чтобы он расследовал обстоятельства смерти моего брата и сделал все возможное, чтобы они не получили огласки. Не говоря уже о том, какие бы пошли сплетни, церковь не разрешила бы похоронить Макса на кладбище. Когда сбежала моя племянница, Симмонс случайно оказался в Йоркшире, и я поручил ему разыскать ее и вернуть домой. Тут Марго предложила ему сесть.
      - Симмонс сообщил мне, - с беспокойством в голосе продолжал Коллингвуд, что посещение гостиницы "Абингдон" привело мою племянницу в страшное расстройство.
      Робин кивнул.
      - Она узнала, что ее отец покончил жизнь самоубийством. Хозяин гостиницы ничего нам не сказал - полагаю, что Симмонс заплатил ему, чтобы он держал язык за зубами, но мы расспросили одного из слуг. Макси совершенно подавлена.
      Коллингвуд устало вздохнул.
      - Я этого боялся: она чрезвычайно любила отца. Я завидовал брату. Мои собственные дочери... - Он замолчал, но потом продолжил:
      - Мне хотелось уберечь Макси от такого потрясения. Поэтому я и пытался помешать ей добраться до Лондона.
      - Именно ваши попытки скрыть от нее правду и толкнули Макси на это путешествие, - возразил Робин. - Она случайно подслушала ваш разговор с женой, из которого сделала вывод, что ее отец умер насильственной смертью.
      - Так вот почему она сбежала! Поначалу я думал, что она вдруг решила навестить мою сестру, леди Росс. И только когда сестра сама заявилась в Дарем, я понял, что тут что-то неладно. Каждое сообщение Симмонса только усиливало мою тревогу. Слава Богу, что с девушкой не случилось в пути ничего дурного. Теперь, когда мне больше не надо беспокоиться за ее жизнь, - усмехнулся Коллингвуд, - можно начинать беспокоиться о ее репутации.
      - Но ведь никто не знает, как она добиралась до Лондона, - заметила герцогиня. - Так что с ее репутацией все в порядке. А вот ее душевное состояние, после того как она узнала о самоубийстве отца, действительно внушает опасения.
      - У меня есть для нее хорошие новости. - Коллингвуд внимательно посмотрел на Робина. - Я так понимаю, вы продолжаете ее опекать?
      - Вы понимаете совершенно верно.
      - Тогда я могу вам сообщить, что Максима получила порядочное наследство. Не такой уж большой капитал, но на проценты с него - пятьсот фунтов в год она сможет безбедно жить хоть здесь, хоть в Америке.
      Робин удивленно смотрел на Коллингвуда. Что ни говори, пятьсот фунтов в год - это вовсе не мало.
      - А кто оставил ей эти деньги? Она говорила, что ее отец умер без гроша в кармане.
      - Тетя Максима, леди Кленденнон. Она была крестной Макса и очень его любила. Хоть и жаловалась, что он страшный мот, но говорила про это всегда с улыбкой и обожала получать от него письма. - Коллингвуд вздохнул. - Если бы у Макса было бы столько же здравого смысла, сколько обаяния, он стал бы премьер-министром. Тетя Максима знала, что оставлять ему деньги бессмысленно, и решила вписать в завещание его дочь. Она умерла зимой, и ее поверенный написал брату в Бостон. Поэтому он и приехал в Англию. Поскольку поверенный не спешил исполнять завещание. Макс поехал в Лондон, чтобы выяснить причину задержки.
      - Но почему ваш брат не рассказал об этом Макси? У меня создалось впечатление, что денежными делами у них ведала она.
      - Макс запретил мне говорить с ней о наследстве, пока не будет покончено со всеми формальностями. Он не хотел, чтобы ее постигло разочарование в случае, если из этого ничего не выйдет, - объяснил Коллингвуд. - Оказалось, что в завещании тетя Максима специально оговорила условие, что Максима сможет вступить во владение наследством не раньше, чем ей исполнится двадцать пять лет. Да и после этого проценты не будут выплачиваться вплоть до смерти Макса. Как видите, тетя приняла меры, чтобы брат не промотал Наследство своей дочери. Когда он умер, необходимость в них отпала, но основной наследник, лорд Кленденнон, требовал, чтобы поверенный изыскал предлог лишить Макси наследства. Мой кузен очень корыстолюбив и хотел заполучить ее долю. Недавно он узнал, что мать Максимы была индианкой, и высказал предположение, что она незаконнорожденная, плод случайной связи, а может быть, и вообще не дочь Макса.
      Робин удивленно присвистнул.
      - Тогда понятно, почему вы не хотели говорить об этом Макси. Она была бы вне себя от ярости.
      - И с полным на то основанием. Узнав эти инсинуации, я поручил своему поверенному написать коллеге в Бостон. На прошлой неделе я получил копию свидетельства о браке между братом и ее матерью. Их обвенчал англиканский священник, и Максима рождена в законном браке, - Коллингвуд удовлетворенно улыбнулся. - Но даже, если бы они женились не по христианскому обряду, я бы доказал, что по законам народа ее матери они были мужем и женой. Вообще-то говоря, завещательное распоряжение тети Максимы оставалось бы в силе, даже если бы Максима и была незаконнорожденной. Но Кленденнон мог бы под этим предлогом оспорить завещание, и судебное разбирательство потребовало бы много денег и сил. Получилось же все гораздо проще.
      - Вы потратили немало сил, чтобы защитить интересы своей племянницы.
      - Ну как же иначе, она родной мне человек. Я ее люблю. Если бы у моих дочек была хоть капелька ее характера. - Тут Коллингвуд впервые улыбнулся. Но не больше капельки. Я бы с Максимой намучался. Такой оригинал, как Макс, гораздо больше годился ей в отцы. - Коллингвуд встал. - Я еще несколько дней проживу в "Кларендоне". Хотелось бы до отъезда в Дарем повидаться с Максимой. Вы ей скажете, что я приходил?
      - Обязательно, - ответил Робин. - Может быть, вы ей сами расскажете про наследство?
      Коллингвуд пожал плечами.
      - Решайте, как лучше. Если она вас захочет видеть, а меня нет, расскажите ей про наследство - может, это ее порадует. Боюсь, что я наломал немало дров.
      - Макси повезло, что у нее такой добросовестный дядя, - сказал Робин. - Вы были в очень сложном положении. Тут любой наломал бы дров.
      - Спасибо.
      Коллингвуд ушел с несколько успокоенным видом. Оставшись вдвоем с Марго, Робин спросил ее:
      - Ты все поняла, что следует из рассказа Коллингвуда?
      Марго задумчиво кивнула. Шпион должен уметь делать выводы из отрывочных сведений, и оба они были в этом деле непревзойденными мастерами.
      - Но как это доказать? - спросила Марго.
      - Неопровержимых доказательств и не нужно. Если удастся разузнать кое-какие подробности, я сумею ее убедить. - Радуясь, что у него появилась возможность помочь Макси, Робин встал. - Ну, я пошел. Когда вернусь - не знаю.
      - Я дам тебе ключ от входной двери. Будет неприлично, если ты откроешь ее отмычкой. А за Макси я присмотрю и не позволю ей сделать какую-нибудь глупость. Если тебе еще что-нибудь понадобится, пришли посыльного.
      - Спасибо, Марго. Вообще-то я знаю, к кому обратиться за помощью.
      ***
      Дверь была приоткрыта. Робин постучался и туг же вошел. Лорд Стретмор рассеянно поднял голову от бумаг, но, увидев Робина, тут же заулыбался и поднялся из-за стола.
      - Рад видеть тебя в Уайтхолле, Робин. Вчера мы очень мило провели вечер, но поговорить нам с тобой так и не удалось.
      - И сегодня не удастся. - Пожав кузену руку, Робин сел в указанное им кресло. - Я зашел на минутку попросить тебя о помощи.
      - Проси, что хочешь, - ответил Люсьен. - А в чем дело?
      - Мне нужно узнать подробности самоубийства, которое произошло в гостинице недалеко от Ковент-Гардена месяца два, нет, скорее три тому назад.
      Люсьен нахмурился, припоминая:
      - Отец твоей подружки Макси?
      Робин кивнул. Его друг тоже великолепно умел делать выводы из обрывочных фактов.
      - Она совершенно обезумела от горя. Они очень любили друг друга. Я хочу найти смягчающие обстоятельства, которые позволили бы ей примириться с его смертью. Надо поговорить с горничной, которая нашла его мертвым, с врачом, который засвидетельствовал смерть, и со всеми, кого Коллинс навестил во время пребывания в Лондоне. Все это я хочу сделать сегодня.
      - Может, мне пойти с тобой? - предложил Люсьен. - Вдвоем нам удастся сделать больше.
      Робин посмотрел на бумаги, разложенные на столе.
      - А ты разве не занят?
      - Ничего срочного.
      - Прекрасно. Я не очень-то хорошо знаю Лондон, и твоя помощь очень пригодится. - Робин нахмурился. - Мне надо было подумать об этом раньше, но когда дело идет о близком человеке, теряешь голову. Есть такой сыщик с Бау-стрит, Нед Симмонс, которого родные Коллинса наняли, чтобы он замял дело о самоубийстве. Если бы мы его нашли, полдела было бы сделано. Люсьен согласно кивнул.
      - Я знаю Симмонса - очень дельный парень. Он обычно околачивается в таверне около Ковент-Гардена. Если нам повезет, мы его прямо сейчас там и найдем.
      Робин встал. Кажется, все будет легче, чем он ожидал.
      Люсьен тоже встал и взял стоящую в углу трость, но не сразу вышел из-за стола.
      - Робин, я давно хотел тебе сказать одну вещь.
      - Говори.
      Люсьен помолчал, вертя в руках бронзовый набалдашник трости.
      - Меня давно грызет из-за тебя моя весьма выносливая совесть, а вот словами я этого выразить не могу. - Он посмотрел на Робина серьезными зеленовато-желтыми глазами. - Наверное, мне просто хочется спросить, очень ли ты злишься на меня за то, что я уговорил тебя заняться шпионажем.
      - Но ты же не приставлял мне ножа к горлу, Люсьен, - удивился Робин. - Я принял решение самостоятельно.
      - Да, но я сам толком не понимал, чего от тебя требую. - Люсьен вздохнул. - Поначалу все представлялось чуть ли не увеселительной прогулкой. Ты был находчив, и у тебя были потрясающие способности к языкам. Казалось, что тебе самое место в Европе. Будешь помогать мне координировать работу британской шпионской сети на континенте, и Бонапарту скоро наступит конец. Кто же знал, что война продлится еще двенадцать лет!
      . - Не вини себя за то, что втравил меня в эту глупость, - мягко сказал Робин. - Ты только на два года старше меня и тоже не понимал, во что это выльется. А мне никто не мог запретить рисковать собственной жизнью.
      , - Джайлс так не думал, - возразил Люсьен. - По-моему, он до сих пор не простил мне, какую роль я сыграл в твоей карьере. И вообще, рисковать жизнью это не самое худшее. Хуже то, что за участие в тайной войне шпион расплачивается своим душевным покоем. - Люсьен нервно вертел в руках трость. Я испытал это на себе, но, по крайней мере, я большей частою находился в Англии. Если по моей вине и совершались неблаговидные поступки, это происходило далеко, и я не знал людей, которые оказывались в них втянутыми. Тебе же приходилось гораздо труднее. Под конец казалось, что ты на пределе. Еще немного - и твои нервы окончательно сдадут.
      Робин был тронут заботой кузена.
      - О чем ты жалеешь? О том, что предложил мне работать на свое министерство, или о том, что я согласился?
      - В том-то и штука, - сокрушенно сказал Люсьен, - что я не жалею ни о том, ни о другом. В моем деле необходимо жестокосердие. Ты сыграл очень важную роль. Наверное, меня мучает чувство вины за то, что ты дошел до такого состояния.
      Робин усмехнулся. Что такое чувство вины, он знал очень хорошо.
      - Если ты просишь у меня отпущения грехов, Люсьен, изволь, я тебе их отпускаю. Признаю, что чуть не сломался на этой работе, но за последние две недели я примирился со своим прошлым. Гордиться некоторыми своими поступками я не смогу никогда, но и терзаться по этому поводу больше не буду.
      Говоря это, Робин как бы слышал слова утешений Макси.
      Люсьен с пониманием смотрел на него.
      - Я понял, что много тут зависит от женщины, если сумеешь найти ту, что тебе нужна.
      - Совершенно верно. Ну а мне пора вернуть долг этой самой женщине. Пошли?
      Робин надеялся с помощью Люсьена до конца дня разузнать о последних днях Максима Коллинса. Дам Бог, чтобы то, что он узнает, помогло Макси!
      Глава 36
      Макси казалось, что она заблудилась в призрачной стране страшных снов, но она знала, что освобождающего пробуждения не будет.
      Зарывшись в подушки, как дикий зверек в нору, она потеряла ощущение времени. Часы шли. Солнечное пятно медленно ползло по полу, потом исчезло: солнце закрыли облака. Кто-то вошел, поставил на стол поднос с едой и вышел, не сказав ни слова. В комнате постепенно темнело; в конце концов голоса в доме затихли.
      Где-то в отдалении часы пробили полночь. Макси заставила себя сесть и собраться с мыслями. Нельзя же прятаться в спальне всю оставшуюся жизнь. Через какое-то время хозяева начнут уговаривать ее выйти из нее. Когда? Через сутки? Трое суток? Неделю? Или Марго навсегда оставит у себя сошедшую с ума от горя женщину, которую будут обслуживать безмолвные горничные? Даже если герцогиня проявит такое поистине неслыханное гостеприимство, этого не допустит Робин.
      Макси закрыла лицо руками. Как же быть? Теперь ясно, почему она не смогла заглянуть в свое будущее тогда, в Ракстоне. Случилось нечто действительно немыслимое, и вот она как бы повисла в безвоздушном пространстве, не в силах ни идти вперед, ни вернуться назад. Ее потрясенный ум отказывался представить себе хоть какое-то нормальное будущее.
      Макси устало поднялась с кровати и нашла халат, тоже волшебным образом появившийся вчера в шкафу вместе с платьями. Неужели это было вчера? Ей казалось, что прошли годы с тех пор, как она приехала в Лондон, познакомилась с Марго, навестила тетку, и они с Робином оказались вечером в беседке. Даже это последнее воспоминание не согрело ее.
      Макси перетянула халат поясом, взяла свечу и тихо спустилась в библиотеку. Книги всегда помогали ей в трудную минуту. Может быть, в их окружении у нее прояснится голова?
      В дальнем углу библиотеки стоял письменный стол. Макси села за него в кожаное кресло. В комнате было прохладно, в стекла стучали капли дождя. На полках выстроилось множество томов, корешки которых поблескивали в свете свечи и дружески манили к себе. Максн вдыхала приятный запах кожаных переплетов и мебельного лака со слабой примесью табачного дыма, и сжимавшая грудь боль стала потихоньку ее отпускать.
      На письменном столе стояла шкатулка с трубочным табаком. Повинуясь какому-то смутному воспоминанию, Макси открыла шкатулку, взяла щепотку табака, положила ее в фарфоровую пепельницу и подожгла табак свечой.
      Запах дыма напомнил ей индейские обряды, на которых она присутствовала в детстве. Могавки считали табак священным и жгли его, когда хотели, чтобы их молитвы вместе с табачным дымом вознеслись в царство духов.
      Но, глядя, как дым свивается в кольца и растворяется в темноте, Макси не знала, какие ей вознести молитвы.
      ***
      Робин вернулся глубокой ночью, когда Кандовер-хаус был погружен в темноту. Он был доволен своими успехами: с помощью Люсьена и ошеломленного Симмонса, который, однако, оказал им всяческое содействие, он узнал то, что хотел. Может быть, завтра Макси согласится его выслушать.
      Робин открыл парадную дверь ключом, который дала ему Мэгги, потом запер ее за собой, и тут внутренний голос подал ему предостерегающий сигнал. Замерев, он вскоре понял, в чем дело. Хотя дом был погружен в сон, здесь, на первом этаже, где не было спален, явно чувствовался запах горящего табака.
      Может быть, курил слуга, проверяя, заперты ли двери на ночь, и запах еще не выветрился? А может быть, Раф заработался допоздна? Тем не менее, Робин пошел на запах дыма, который привел его к двери в библиотеку. Под ней виднелась узенькая полоска света.
      Робин тихо отворил дверь и вошел. В дальнем углу комнаты в кресле сидела Макси. Черные волосы падали ей на плечи, а рассеянный взор был обращен на спираль ароматного дыма. Робин был рад, что она встала с постели, но ее отрешенное лицо выражало бесконечную печаль. Такой подавленной он ее никогда не видел. Может быть, то, что он узнал, приободрит ее?
      Макси посмотрела на Робина без всякого удивления.
      - Добрый вечер! Где ты был - бродил по Лондону?
      - Да. - Робин подошел к ней и сел на стоящий поблизости стул. Увидев, что она босая и поверх рубашки на ней только шелковый халат, он снял с себя куртку и, вынув из внутреннего кармана несколько сложенных вчетверо листков бумаги, протянул их Макси. - Ты, наверное, озябла. Надень-ка вот это.
      Макси машинально взяла куртку и накинула ее себе на плечи. Под ней она казалась совсем крошечной.
      - Мне удалось узнать кое-что важное, - продолжил Робин. - Тебя это должно заинтересовать. Ты можешь меня сейчас выслушать или отложим до утра?
      Макси безразлично шевельнула рукой.
      - Мне все равно. Говори сейчас.
      Через такую апатию пробиться будет нелегко, подумал Робин. Вслух же сказал:
      - Сегодня сюда приходил лорд Коллингвуд. Может быть, он действовал не очень разумно, но он нанял Симмонса, чтобы тот перехватил тебя по дороге в Лондон из самых лучших побуждений. Симмонс, между прочим, - сыщик с Бау-стрит.
      Макси бросила в огонь еще щепотку табаку и спросила:
      - Что такое "Бау-стрит"?
      - Это полицейский суд, - объяснил Робин. - Сыщиков могут нанимать и частные лица, что и сделал твой дядя.
      Макси равнодушно кивнула.
      - Коллингвуд также сказал нам, что твоя двоюродная бабка Максима оставила тебе наследство: проценты с него составляют пятьсот фунтов в год. Но в завещании оговорено, что ты сможешь получать эти деньги не раньше, чем тебе исполнится двадцать пять лет, и только после смерти твоего отца. Судя по всему, твоя бабка сомневалась в финансовых талантах Максимуса.
      На лице Макси мелькнула еле заметная улыбка.
      - Вполне заслуженно. Макс совершенно не умел считать деньги. Они его не интересовали.
      Минуту помолчав, Робин перешел к самому главному;
      - Твой отец, очевидно, скрывал это от тебя, но за последнее время состояние его здоровья сильно ухудшилось. Приехав в Лондон, он не только зашел к поверенному твоей бабки узнать о ее завещательных распоряжениях, но также был у двух врачей. Оба сказали, что у него тяжелая болезнь сердца. С таким сердцем можно прожить еще довольно долго, но его мучили бы приступы, и он не смог бы жить той жизнью, к которой привык.
      Тут Макси подняла голову и впервые встретилась с Робином взглядом, но ничего не сказала. Казалось, она даже перестала дышать.
      - Я разговаривал и с другими людьми, которых твой отец видел перед смертью. - Робин положил на стол бумаги, которые ранее вынул из кармана куртки. - На основании этих документов я готов под присягой заявить в суде, что твой отец решил покончить с собой, чтобы ты могла сразу получить наследство и чтобы тебе не пришлось, страдая душой, наблюдать, как он постепенно теряет силы и умирает медленной смертью. Можно также предположить, что он и сам не хотел так умирать, беспомощно ожидая конца. Он знал, что твой дядя о тебе позаботится и ты не будешь одна.
      Макси дрожала. Облизав пересохшие губы, она спросила:
      - Как.., как он это сделал?
      - Он принял большую дозу настойки наперстянки, зная, что в больших дозах это лекарство для сердечника смертельно. Оба врача прописали ему эту настойку и предупредили, чтобы он ни в коем случае не превышал дозу. Твой отец, видимо, считал, что у него будет время выбросить пузырьки от настойки, но та подействовала очень быстро. Если бы не это, никто бы не усомнился в том, что он умер естественной смертью.
      Робин помолчал, давая Максн возможность уяснить сказанное.
      - Твой отец вовсе не бросил тебя на произвол судьбы, - продолжал он. Наоборот, он думал только о тебе. Он умер, чтобы обеспечить твое будущее, потому что не мог сделать этого при жизни. Он не понимал, что ты предпочла бы ухаживать за больным месяцы и годы, но он поступил так из любви к тебе.
      Глаза Макси ожили. Она закрыла лицо руками и прошептала:
      - Это совсем другое дело. Не знаю почему, но мне стало гораздо легче.
      - Вы с отцом беззаветно любили друг друга, - продолжал Робин. - Как бы тебя ни оскорбляли люди типа миссис Лодж, как бы ни дразнили полукровкой, ты всегда знала, что отец любит тебя. Думая, что он убил себя, ни разу не вспомнив о тебе, ты решила, что вся твоя жизнь была построена на лжи.
      Макси подняла голову и тыльной стороной ладони вытерла мокрые глаза.
      - Откуда ты знаешь, если я сама этого не понимала?
      - Осветив темные закоулки моей души, ты одновременно открыла мне свою. Он подошел к ней и закрыл ей руками уши. - "Когда человек в горе, он теряет слух. Пусть эти слова вернут тебе способность слышать". - Потом он прикрыл ей глаза. - "Горе закрыло от тебя солнце, и ты оказалась в темноте. Я возвращаю тебе солнечный свет". - Он встал перед ней на колени, так что их глаза оказались на одном уровне, и положил руки крест-накрест ей на, грудь. Сердце ровно билось у него под ладонями. "Твои мысли целиком отданы горю. Освободи их, не то ты тоже зачахнешь и умрешь". - Он взял ее за руки. - "Твое горе лишило тебя сна, и твоя постель кажется тебе жесткой и неудобной. Я сделаю ее мягкой". - Робин поцеловал сначала одну ее руку, потом другую. - Твой отец больше всего на свете желал тебе счастья. Во имя него ты должна найти дорогу из темноты.
      Макси закрыла глаза. По ее щекам текли слезы.
      - Как ты все это запомнил, Робин? - прошептала она.
      - Эти слова высечены в моем сердце, Канавиоста.
      Открыв глаза, Макси сказала:
      - Отец никогда не говорил со мной о своем здоровье. Ему была отвратительна всякая мысль о слабости. Покончить с собой, зная, что я тут же получу наследство, а он избавится от медленной мучительной смерти - это так на него похоже. Я сама бы об этом догадалась, если бы не была поглощена своим горем. Она полувсхлипнула-полуусмехнулась. - А что он и под конец сплоховал - это тоже так похоже на Макса. Без меня он был как без рук.
      - Бывает, что о самом важном труднее всего догадаться.
      Глубоко обрадованный тем, что Макси опять в состоянии шутить, Робин отпустил ее руки, поднялся с коленей и присел на край письменного стола. Теперь, когда она пришла в себя, он опять ощутил всю ее притягательность. Стараясь отвлечься от этих мыслей, он спросил, глядя на горящий табак:
      - В этом скрывается какой-то особый смысл?
      - Индейцы считают табак священным.! Его жгут, когда хотят, чтобы табачный дым донес их молитвы и желания до духов.
      Робин, как он уже говорил, верил в целесообразность принесения жертв богам удачи. Он взял из коробочки щепотку табаку и бросил ее на горящую горку.
      - Какое желание ты загадал? - спросила Макси.
      - Если я тебе скажу, это не помешает его осуществлению?
      Макси улыбнулась.
      - По-моему, это не играет роли.
      Еще минуту назад Робин говорил себе, что сейчас не время требовать от нее окончательного ответа. Но, увидев ее неотразимую улыбку, он махнул рукой на осторожность.
      - Я загадал, чтобы ты вышла за меня замуж. Макси посерьезнела и откинулась в кресле, потуже запахнув вокруг себя его куртку. От нее исходил слабый знакомый запах.
      - Это опасная привычка - предлагать мне выйти за тебя замуж. А что, если я возьму и соглашусь?
      - Я только об этом и мечтаю, - серьезно ответил Робин.
      Макси вздохнула и опустила глаза. Можно было избегать этого разговора, пока вопрос о смерти ее отца оставался нерешенным. Но больше у нее не было предлога отказывать Робину в окончательном ответе.
      Она подняла голову и испытующе посмотрела на Робина. Он был так близко, что до него можно было дотронуться рукой, но непроходимая пропасть лежала между ней и этим человеком с яркой внешностью, небрежной уверенностью в себе, врожденной аристократической элегантностью.
      - Мы слишком разные, Робин. Я - дочь безалаберного книготорговца и женщины, которую у тебя в стране считают дикаркой. А за тобой - поколения богатства, хорошего воспитания и привилегий. - Макси старалась говорить ровным голосом, словно ее решение было очевидно. - Сейчас ты хочешь на мне жениться, но пройдет время, и ты об этом наверняка пожалеешь.
      - А ты пожалеешь? - тихо спросил он.
      - Конечно, пожалею, если увижу, что ты жалеешь, - ответила она и вдруг поняла, что в этих простых словах заключается суть стоящей перед ней дилеммы. Любя его так сильно, она не вынесет сознания, что он сожалеет о женитьбе на ней. Как бы тщательно он ни скрывал это сожаление под маской вежливости и обаяния, она все равно догадается.
      - Ты ошибаешься, Макси. Разница между нами поверхностная, но у нас много общего в главном. Мы оба чужие среди своих. Ты - потому что в тебе течет смешанная кровь, и ты по-настоящему не принадлежишь ни к миру отца, ни к миру матери. Я немного понимаю, каково это, потому что, несмотря на богатство, привилегии и вереницу высокородных предков, мне, как и тебе, не было места в моем мире. Может быть, все сложилось бы иначе, если бы у меня была мать, или если бы отец не питал ко мне такого отвращения. - Робин иронично усмехнулся. Но скорей всего я был бы чужим, даже если бы моя мать не умерла. Почти в каждом поколении Андервиллей рождалась паршивая овца, и мои воспитатели уверились, что я одна из них, еще до того, как я начал ходить. Мне всегда хотелось запретного. Все, что я делал, доказывало, что я от природы неисправим. Я сомневался в том, в чем сомневаться не полагалось, отказывался подчиняться приказам, с которыми не был согласен, сочинял истории, которые истолковывались, как злобная ложь, Робин поднял свою искалеченную руку. По-латыни "левый" - дурной, вредный, отсюда и отношение к левшам. Воспитатель, которого мне наняли перед школой, считал, что я пишу левой рукой назло ему. Иногда он привязывал ее мне за спину, чтобы заставить писать правой. Порой он до крови бил линейкой по левой ладони. Я, наверное, был единственным в Англии мальчиком, который считал, что в школе лучше, чем дома.
      Только сейчас Макси до конца поняла, какое у Робина было безрадостное детство. Неудивительно, что в нем не осталось места для любви. Как же он все это пережил, сохранив чувство юмора, ясную голову и доброту? У нее душа болела за него с Джайлсом, двух одиноких мальчиков, которые заслуживали гораздо лучшей участи. Хорошо хоть, что их было двое. Но все же...
      - Ну, хорошо, допустим, что мы оба выросли, чувствуя себя чужими в нашем окружении, Робин.
      Разве этого достаточно? Неужели нас связывают только наши слабости?
      . - Не наши слабости, а наше взаимное доверие.
      Робин полусидел на письменном столе, держась руками за его край. В белой рубашке, худощавый и сильный, он был невыразимо привлекателен.
      - Мы признаемся в наших слабостях только тем, в ком чувствуем способность их понять и принять нас такими, какие мы есть. Даже когда я тебя почти не знал, я рассказывал тебе о том, о чем не говорил никому, в чем не смел признаться даже самому себе.
      - Это меня и беспокоит, Робин, - ответила Макси откровенностью на откровенность. - Мне кажется, что ты только потому хочешь на мне жениться, что я помогла тебе в трудную минуту. Тебе надо было выговориться, а я оказалась под рукой. Разве это причина для женитьбы? Выслушать тебя могла бы и любая другая женщина.
      - Неужели ты такого плохого мнения о моих умственных способностях? - Робин улыбнулся ей с такой нежностью, что у Макси растаяло сердце. - Никакая другая женщина мне не помогла бы. С тобой одной я чувствую себя цельной личностью.
      Видя, что она все еще колеблется, он добавил:
      - Ты многому меня научила, но главное - ты научила меня любить. - Он помолчал. - Я люблю тебя, Канавиоста.
      Макси задохнулась, услышав слова, которые уже не надеялась услышать.
      - Ты говорил, что не можешь любить.
      - Я действительно так думал, но вы с Джайлсом вправили мне мозги. Мне казалось, что я любил Мэгги так сильно, как только мог, и что она ушла от меня, потому что этого ей было недостаточно, потому что во мне чего-то не хватало. Теперь я знаю, что способен любить сильнее и что тогда я просто еще не встретил женщину, которую полюбил бы всем сердцем. Мэгги попробовала мне это однажды объяснить, но я ничего не понял.
      Робин снова помолчал, отыскивая самые убедительные слова.
      - Мое чувство к Мэгги было ограничено определенными пределами. Тебя, Макси, я люблю беспредельно. - Он так сильно сжал край стола, что суставы его пальцев побелели. - В то утро, когда мы уехали из Ракстона, ты, кажется, призналась, что любить меня. Или мне это померещилось?
      Душу Макси словно озарил солнечный свет. - Господи, Робин, ну, конечно, я люблю тебя, - прошептала она. - Все эти разговоры о том, какие мм разные, о том, что я не смогу жить в Англии, были лишь уловкой. Я просто боялась, что слишком тебя люблю, а ты меня - нет.
      Макси встала и протянула к Робину руки. Куртка упала с ее плеч на пол. Робин шагнул вперед и заключил ее в объятия.
      Их тела с самого начала знали, что предназначены друг для друга. Теперь у Макси не оставалось сомнений - только желание.
      Они лежали на персидском ковре, и вдруг Робин отстранился от нее.
      - Черт! - воскликнул он. - Я опять забыл. - Тяжело дыша, он положил лоб на ее голую грудь. - Я все время забываю, что ты не хочешь заниматься любовью в этом доме. Прости меня. - И с усмешкой добавил:
      - Жаль, что в саду слишком сыро и холодно.
      Он хотел подняться, но Макси обвила его руками за шею.
      - Не надо благородных жестов, Робин. Раз ты меня любишь, меня нисколько не заботит, что мы в доме Мэгги.
      Лицо Робина посветлело.
      - Я очень, очень рад это слышать.
      Он опять склонился к ее груди. Его рот, его руки, его пьянящая близость разжигали в Макси ответную страсть. Точнее, это была не только страсть, но и нежность, и взаимопонимание, и ликование, сплавленные в огромное чувство, намного превосходящее простую сумму всех слагаемых.
      На этот раз она не дарила, а он не принимал утешение - они делились друг с другом своей самой сокровенной сутью. Макси казалось, что ее уносит вверх взлет его духа, в котором были и темные стороны, но они не причиняли боли, тогда как нити, сотканные из солнечного света, обвивали ее радостью и теплом. Макси и Робин слились в единое целое.
      Позже, когда она лежала на нем в сладостной истоме, а ее волосы рассыпались по его груди, Робин нежно отвел их в сторону, чтобы увидеть ее лицо.
      - Милая, тебе не кажется, что нам надо привыкать заниматься этим в постели? Каменные жертвенники и персидские ковры сами по себе не так уж плохи, но все-таки в постели удобнее.
      Макси потянулась и сказала:
      - Не знаю, мне очень удобно. Робин улыбнулся.
      - Из тебя получается превосходное одеяло. Макси положила руки ему на грудь и оперлась о них подбородком.
      - Это, конечно, ужасно - чувствовать себя в детстве чужим и никому не нужным, - задумчиво, сказала она. - но, похоже, из таких детей часто вырастают интересные люди.
      - Да, я тоже это заметил, - отозвался Робин, нежно гладя ее по спине. - И потом необязательно же оставаться никому не нужным до конца своих дней. Макси улыбнулась.
      - Мы с тобой очень нужны друг другу.
      Они немного помолчали, потом Робин спросил:
      - Ты уверена, что тебе не претит заниматься любовью в этом доме?
      - Совершенно уверена, - лениво ответила Макси. Робин сцепил руки у нее за спиной и перекатился так, чтобы оказаться наверху. Ее черные, как смоль, волосы, переплетаясь с бордовым рисунком ковра, окаймляли экзотически прекрасное лицо.
      - В таком случае, моя радость, - тихо сказал Робин, - давай повторим.
      ЭПИЛОГ
      В день свадьбы выдалась превосходная погода, а сад Ракстона словно был создан для праздничной церемонии. Гостей пригласили немного, и большинство их присутствовали на том, первом для Макси званом обеде в Лондоне. Люди, которых она там встретила, стали ее лучшими друзьями.
      Джайлс был дружкой Робина, а Дездемона - Макси. Через две недели, когда они будут венчаться, Робин и Макси ответят им услугой за услугу.
      Когда свадебный обед подходил к концу и все тосты уже были произнесены, Робин тихо сказал Макси:
      - Может быть, пройдемся по саду? Как-нибудь гости обойдутся без нас несколько минут.
      - С удовольствием!
      Взявшись за руки, они пошли по цветущему, благоухающему саду. Прошло всего несколько недель, а Ракстон уже стал для Макси родным домом.
      Цветники кончились, и они вступили под кроны деревьев.
      - Я тебе говорил, как мне нравится твое платье? - спросил Робин. - Я такого ни разу не видел, но оно тебе необыкновенно идет.
      Макси с удовольствием посмотрела на свое расшитое бисером платье с бахромой внизу. Это платье ей подарила на свадьбу Марго.
      - Оно стилизовано под наряд невесты у могавков. Я нарисовала эскиз, а Марго нашла портниху, которая согласилась попробовать это сшить, только у нее не было крашеных иголок дикобраза.
      Через листву пробивались лучи солнца, кругом порхали птицы, воздух звенел от их пения. Кивнув на них, Макси сказала:
      - Посмотри, сколько птиц слетелось к нам на свадьбу, Робин.
      Тот загадочно ухмыльнулся. Макси насторожилась и присмотрелась к траве вдоль тропинки.
      - Послушайте, лорд Роберт, уж не приказали ли вы садовнику насыпать вдоль тропинки семян, чтобы привлечь птиц?
      Робин рассмеялся, видимо, нисколько не раскаиваясь в содеянном.
      - А что плохого в том, что на нашей свадьбе будет немного волшебства? Когда я впервые увидел тебя в Вулверхемптоне возле "ведьминого кольца", я вспомнил Титанию, королеву фей.
      Макси тоже засмеялась.
      - А я приняла тебя за Оберона. У нас одинаково работает воображение.
      - И многое другое тоже. - Робин замялся. - Наверное, не следует тебя об этом спрашивать, но, когда ты сейчас думаешь о будущем, что тебе представляется?
      - Много счастливых лет вместе с тобой.
      Он поднес к губам ее руки и поцеловал сначала одну, потом другую.
      - Это я и надеялся услышать.
      Дорожка привела их на поляну, где Макси до этого не бывала. В центре поляны было такое же "ведьмино кольцо", как и в Вулверхемптоне. Увидев его, Макси остановилась, чувствуя, что ее заливает волна счастья.
      Робин обнял ее, нежно поцеловал и прошептал:
      - А теперь, Канавиоста, поучи меня еще раз, как надо слушать ветер.