— Я точно знаю, что номинально невинные девицы не принимают от джентльменов дорогих подарков.

— Как это удачно, что я не джентльмен. — Робин посерьезнел. — Я не знаю, что принесет нам будущее, Канавиоста. Молю Бога, чтобы мы оказались вместе. Но даже если ты пойдешь своим собственным путем, мне бы хотелось оставить тебе что-нибудь на память.

— Тебе также хочется, чтобы у меня была дорогая вещь на случай финансовых затруднений. Робин усмехнулся.

— Жаль, что я не знал тебя раньше. С твоей пугающей способностью читать мысли других из тебя получилась бы первоклассная шпионка.

— Я вовсе не у всех умею читать мысли.

Макси открыла коробочку и ахнула. На белом шелке лежали ожерелье и серьги. Великолепные рубины в окружении сверкавших, как звездочки, крошечных бриллиантов были вставлены в золотые медальоны филигранной работы.

— О Робин, какая прелесть! Ну и размах же у тебя!

— Какой там размах! Если бы я надеялся, что ты его примешь, я купил бы весь комплект — от гребней и диадемы до пояса с подвесками.

У Макси расширились глаза.

— Ты, наверное, шутишь?

— На этот раз я нисколько не шучу.

Она отвела глаза — так пылко смотрел на нее Робин. Нет, она ему действительно нужна — в этом нет сомнений. Если бы он ее еще любил!

— Как они подходят к этому платью! — Макси прошла к зеркалу, вынула из ушей простые золотые сережки и вдела рубиновые.

Она повернула голову, серьги качнулись и рассыпали вокруг бриллиантовые искры. Робин застегнул на ее шее ожерелье, потом провел своими волшебными пальцами вниз по ее обнаженным рукам и задержал их на талии.

"Господи, как меня возбуждают его легчайшие прикосновения», — подумала Макси.

Она посмотрела на себя в зеркало. Действительно, она выглядела великолепно. Рубины необыкновенно шли к ее черным волосам. Нет, она совсем не похожа на простоватую американку. Она похожа на леди. Если в глубине души она сознает, что только прикидывается леди, то по ее лицу об этом не догадаешься.

Она перевела глаза на отражение Робина. Он представлял собой квинтэссенцию английского аристократизма: тонкие черты лица, невозмутимое спокойствие, изысканная одежда. Но его руки обнимали ее, словно она была самым драгоценным существом на земле, и его глаза светились искренним чувством.

— Ты, кажется, думаешь, что, поженившись, мы сможем жить только в Англии? — тихо спросил он. — Это не так. Если хочешь, поедем в Америку.

Макси посмотрела на него с удивлением:

— Ты пожертвуешь для меня Англией?

Робин поцеловал ее в ухо теплыми крепкими губами.

— Не раздумывая ни секунды. Богатство хоть тем хорошо, что дает тебе свободу действий. Мы можем жить так, как хочется. Даже если ты согласишься жить в Англии, мне хотелось бы съездить в Америку, повстречаться с родичами твоей матери, посмотреть на землю, где ты выросла.

Макси была тронута.

— Но все-таки ты предпочел бы жить здесь, да? Робин помедлил, потом кивнул.

— Большую часть своей взрослой жизни я прожил за границей. Я говорю на десяти языках — на одном лучше, на другом хуже, и мне ничего не стоит найти в любом городе Европы хороший обед и дешевый ночлег. Однако, когда я прошлой зимой вернулся в Англию, я почувствовал себя дома даже в большей степени, чем если бы прожил здесь всю жизнь.

Макси накрыла ладонью руку Роберта, лежавшую у нее на талии.

— Ты уехал мальчиком, а вернулся мужчиной. Отсюда и разница в восприятии.

— Ты права: у меня пропало юношеское желание восставать против всего привычного. — Робин опять поцеловал ее, на этот раз в ямку между шеей и ключицей.

У Макси участилось дыхание. Она всем телом ощущала его близость. Взглянув в зеркало, она увидела, что ее глаза блестят, а губы припухли от желания.

Робин это тоже увидел и крепче сжал ее талию.

— Как это удачно, что большинство мужчин, которые будут здесь сегодня, женаты и счастливы в браке. А то бы я не знал ни минуты покоя. Ты неотразима, Канавиоста.

И тут Макси дала себе зарок: что бы ни ожидало их в будущем, она должна провести с Робином, по крайней мере, еще одну ночь. Если у нее не будет этой надежды, она отдастся ему сию минуту.

— Лучше пойдем вниз, — севшим голосом сказала она.

— Пошли, — согласился Робин, с трудом переводя дыхание. — А то застрянем здесь надолго. — Он шагнул назад, выпустив ее талию, затем галантно предложил ей руку. — Ну, миледи, готовы войти в клетку со львами?

"Может быть, он и согласится ради меня покинуть свою страну, — думала Макси, — но он больше потеряет, уехав, чем я, оставшись здесь. Надо посмотреть на этих аристократов — может, не так страшен черт, как его малюют».

Взяв его под руку, Макси сказала:

— Не думаю, чтобы у львов когти были острее, чем у бостонских дам, лорд Роберт.

Когда Робин был рядом, она не боялась ничего на свете.

Вулвертон прислал Дездемоне записку, предлагая сопровождать ее на званый обед. Она с готовностью согласилась, а сейчас стояла перед зеркалом, с ужасом глядя на свое отражение. Отступать, однако, было уже поздно.

— Салли, ну как я могу показаться на людях в таком виде? Когда ты сказала, что переделаешь платье, я не подозревала, что ты собираешься вырезать его до пупка.

— Ну что вы, миледи, вы преувеличиваете, — успокаивала ее Салли. — Такое декольте сейчас как раз в моде. В нем нет ничего вызывающего.

— Может, в самом платье и нет ничего вызывающего, но мои формы! — Дездемона сердито посмотрела на горничную. — Ты подпустила меня к зеркалу, только когда подошло время ехать и с платьем и прической ничего поделать уже нельзя. Признавайся, так ведь?

— Да, миледи, — ответила Салли без тени раскаяния в голосе. — Пожалуйста, доверьтесь мне: вы выглядите замечательно, одеты по моде, и красавец маркиз будет ползать у ваших ног.

Дездемона вспыхнула как маков цвет.

— Неужели все про меня все знают?

— Вовсе нет, миледи, — успокоила ее Салли. — Но мы же не слепые.

"Иными словами, они знают, что я по уши влюблена в Джайлса, — мрачно подумала Дездемона. — Можно было бы с тем же успехом повесить на грудь плакат. На свою неприлично оголенную грудь».

Словно прочитав ее мысли, Салли сказала;

— Советую надеть вместо кулона жемчужное ожерелье, миледи. Вам тогда будет казаться, что грудь все-таки чем-то прикрыта.

Действительно, тройная нитка жемчуга немного уменьшила Оголенное пространство, но Дездемону все равно не покидало чувство, что ей снится кошмарный сон, будто она оказалась в людном месте в одной нижней рубашке. Она опять уставилась на свое отражение, испытывая одновременно и ужас, и восторг. В рубашке она не казалась бы такой голой.

— Я похожа на кокотку, — сказала она.

— Может быть, миледи, но на очень дорогую кокотку, — с плутовской улыбкой ответила Салли. Дездемона рассмеялась.

— Какой вздор я говорю.

Она опять повернулась к зеркалу и попыталась объективно оценить свое отражение. Ее платье из коричневого шелка с красноватым оттенком мало кому было бы к лицу, но Дездемона не могла не признать, что этот цвет идеально сочетается с ее яркими тициановскими волосами и белой кожей.

Салли также забраковала обычную строгую прическу своей госпожи в пользу кудрей, через которые она пропустила тонкую золотую цепочку. Она даже убедила Дездемону немного подкрасить губы. Дездемона вынуждена была признать, что если бы отражение в зеркале принадлежало незнакомой женщине, она сочла бы ее весьма эффектной.

Во входную дверь постучали: приехал маркиз, и переодеваться было уже поздно. Дездемона выпрямилась, расправив плечи. К сожалению, это еще больше подчеркнуло ту часть ее тела, которая и без того бросалась в глаза. Но чтобы пережить этот вечер, ей надо было притворяться уверенной в себе.

Вид спускающейся по лестнице Дездемоны потряс ожидавшего ее внизу Джайлса до глубины души. Он молча смотрел на нее.

Она остановилась, вцепившись в перила. Ей опять стало и страшно, и стыдно. Подумать только: старая жесткая курица вырядилась как нежный цыпленочек. Глупее ничего нельзя придумать. Дездемона взялась обеими руками за кружевную шаль, которая до этого свободно лежала у нее на плечах.

Маркиз взбежал по ступенькам и, схватив ее за руку, не дал закутаться в шаль.

— Простите, что я на вас так таращился, Дездемона. Я знал, что под всеми этими вашими покрывалами скрывается красивая женщина, но то, что я только что увидел, меня просто лишило дара речи.

Дездемона вздохнула с облегчением. Ее пальцы дрожали в руке Джайлса. В искренности его восхищения не приходилось сомневаться. Более того, она была… довольна собой.

Улыбнувшись, Дездемона оперлась на предложенную маркизом руку.

— Ну что ж, поехали.

Кажется, ее ждал очень приятный вечер.

Макси с Робином так долго разговаривали в ее спальне, что к тому времени, когда они спустились вниз, гости уже начали прибывать. Марго встретила их в дверях маленького салона. За ее спиной они увидели нескольких человек, беседовавших с непринужденностью старых друзей.

Герцогиня улыбнулась Робину, а Макси сказала:

— Макси, вы выглядите потрясающе. Слава Богу, что Раф предпочитает блондинок. Идемте, я вас познакомлю с гостями. — И добавила вполголоса:

— Смелее! Большинство этих людей прожили такую же неординарную жизнь, как и вы.

К ним подошли высокий блондин и изящная женщина с каштановыми волосами. Блондин широко улыбнулся и, протянув руку Робину, воскликнул:

— Робин, я очень жалел, что не застал тебя сегодня в Уайтхолле! — Они пожали руки, и блондин заметил, внимательно посмотрев на Робина:

— Ты выглядишь гораздо лучше, чем в Париже.

— Ну уж хуже, по-моему, выглядеть нельзя, — ответил Робин и представил его Макси:

— Мисс Максима Коллинс, познакомьтесь с Люсьеном Фэрчайлдом, графом Стретмором. А эта дама, как я подозреваю, его жена, которую я никогда не видел.

Изящная дама улыбнулась.

— Правильно. Я Кит Фэрчайлд. Очень рада с вами познакомиться, мисс Коллинс.

Люсьен? В какой связи Робин упоминал это имя? Пожав руку графине, Макси сказала:

— А, вы тот самый троюродный брат Робина, который служит в министерстве иностранных дел?

— Вообще-то даже четвероюродный, — улыбнувшись, ответил лорд Стретмор.

— Люсьен всегда очень точен в деталях, куда мне до него, — заметил Робин.

Так это и есть тот самый человек, который заманил Робина на шпионскую службу?! У него совсем не опасный вид, но ведь и у Робина не опасный вид. Макси сказала:

— Может, вы и четвероюродный, но вы больше похожи на Робина, чем его родной брат.

— Если бы они были лошадьми, их стоило бы разводить за одну лишь масть, правда? — с серьезным видом сказала Кит, но ее глаза смеялись.

Макси решила, что ей нравится жена Люсьена. Через несколько минут они уже обращались друг к другу по имени. Увидев, что ее американская гостья благополучно освоилась. Марго пошла приветствовать других гостей.

К их группе направилась только что прибывшая пара. Робин оборвал себя на полуслове и смотрел во все глаза. Макси никогда не видела его в столь потрясенном состоянии. Оправившись, он протянул руку черноволосому человеку, который ему весело улыбался.

— Когда мы виделись с тобой в последний раз, тебя звали Никки и ты пытался надуть австрийского лейтенанта на конской ярмарке в Вене.

— Он это заслужил, — ответил бывший Никки, пожимая Робину руку. — Тебе-то я ведь продал вполне приличного жеребца.

— Да, великолепного. Необыкновенно выносливое было животное, а для человека, занимающегося темными делишками, это самое главное. — Робин покачал головой. — Сколько раз я посылал через тебя донесения и ни разу не усомнился в том, что ты настоящий цыган-барышник. Но поскольку ты здесь, то, по-видимому, ты лорд Абердер, скандально известный под именем Цыганского лорда.

Абердер широко ухмыльнулся.

— Не удивляйся» что не разоблачил мой маскарад. Не все же агенты в сети Люсьена были его школьными друзьями.

— Моя бы воля, завербовал бы всех, — сухо заметил Стретмор.

Раздался общий смех. Затем группа распалась. Мужчины стали обмениваться новостями, а Кит представила Макси жену Абердера:

— Макси, это — Клара Дэвис, графиня Абердер. Темноволосая и синеглазая леди Абердер была почти такого же роста, как и Макси.

— Очень рада с вами познакомиться, — сказала она. Потом, внимательно оглядев Макси, удовлетворенно сказала:

— Вам это платье идет гораздо больше, чем мне.

На минуту Макси опешила. Потом догадалась:

— Вы хотите сказать, что Робин с Марго опустошили для меня ваш гардероб?

— Ну, не совсем уж опустошили. Просто мне шили несколько платьев, и Марго спросила, нет ли среди почти готовых такого, которое вызывает у меня сомнения. — Клара улыбнулась. — А я как раз сомневалась насчет малинового. Материал у него прелестный, но дочери методистского священника вряд ли пристало показываться на людях в платье такого вызывающего цвета. На вас же оно смотрится замечательно.

Макси растерянно проговорила:

— Я боялась, что гости Марго разорвут меня в клочья, а вместо этого все со мной невероятно милы. Две другие женщины засмеялись.

— В лондонском свете хватает злых языков, но здесь вы их не найдете. — Кит обвела рукой комнату. — Я бы сказала, что из этих юнцов, окончивших сверхпривилегированный Итон[14], получились не такие уж плохие люди.

— Тебе бы только агитировать, — беззлобно сказала Клара. — Кит у нас радикалка.

Разговор зашел о политике. Все трое согласились, что недавно закончившаяся война между Англией и Соединенными Штатами была невероятной глупостью, которую женщины никогда бы не допустили, если бы правительство состояло из них.

К ним подошел лакей с подносом, на котором стояли две рюмки хереса и бокал с лимонадом для Макси. Макси была тронута тем, что даже слуги помнят ее вкусы; никогда в жизни ее так не баловали и никогда она не чувствовала себя так хорошо на званом вечере.

Дездемона и Джайлс приехали вместе с таким видом, будто это в порядке вещей. Тетка Макси выглядела потрясающе, и Джайлс не сводил с нее глаз. Поздоровавшись с Дездемоной и Джайлсом, Макси оглянулась: где же Робин? Его в комнате не было. Леди Стретмор стояла неподалеку одна. Макси спросила:

— Кит, вы не видели…

И не докончила фразы. Женщина, которая обернулась к ней, была поразительно похожа на Кит, но это была не она.

— Но вы не леди Стретмор! — выпалила Макси.

Женщина засмеялась.

— Вы совершенно правы. Я не Кит, я — ее сестра Кира Траверс. Удивительно, что вы так быстро об этом догадались. Некоторым не приходит в голову, что нас двое. Но мы с сестрой не нарочно надели платья похожего голубого цвета — просто так получилось. У нас часто так получается. В прошлом году мы даже родили дочек в один день. Макси улыбнулась.

— Слава Богу. А то я уж было решила, что у меня галлюцинации.

— Вы ведь мисс Коллинс из Америки, да? Мой муж тоже американец.

Кира показала на высокого поджарого мужчину. У Макси упало сердце. Американец сразу узнает в ней полукровку, и наверняка он относится к ним с большим предубеждением, чем британцы.

— Кира сказала:

— Это — Макси Коллинс, а это — мой муж Джесон Траверс, граф Маркленд.

Граф галантно поклонился. На какую-то минуту Макси показалось, что скользнувшая по его лицу гримаска неудовольствия относится к ней. Но он ее тут же разуверил:

— Моя жена обожает называть меня по титулу, потому что знает, как это уязвляет мое сердце доброго янки. — Он ласково улыбнулся Кире. Потом взглянул на Макси и сказал:

— Я вижу, в вас течет индейская кровь?

Макси выпрямилась.

— Да, моя мать была индианкой из племени могавков, — ответила она, настороженно глядя на Траверса. Пусть он оскорбит ее саму — это она ему простит, но если он скажет хоть одно пренебрежительное слово в адрес ее матери, она пойдет наверх за своим ножом.

Траверс, видимо, почувствовал ее настороженность и сказал с усмешкой в глазах:

— Надеюсь, что вы не держите зла на своих бывших врагов. Поскольку мой прадед был гурон, мы принадлежим к враждующим племенам.

Макси рассмеялась. Вот тебе и предрассудки! И вдруг вспомнила, что ей знакомо его имя.

— Вы случайно не известный судовладелец Джесон Траверс из Бостона?

Траверс радостно заулыбался.

— А вы тоже из Бостона?

Через несколько минут они уже нашли общих знакомых и, наверное, проговорили бы весь вечер, если бы гонг не позвал их к столу.

Тут и Робин появился рядом с ней — словно из воздуха, Макси со смехом спросила его:

— Как это у тебя получается? Ты похож на кота: только что не было никого — и вдруг кот!

— Я научился от кошек многому полезному: бесшумно передвигаться, спать вполглаза и всегда быть готовым улизнуть, если дело обернется не в мою пользу. — Робин одобрительно посмотрел на Макси. — А ты, я смотрю, как ни в чем не бывало плаваешь в "мутных и кишащих акулами водах лондонского света.

— Я прекрасно себя здесь чувствую. Марго была права: у нее действительно собрались очень милые люди.

Увидев, как обрадовался Робин ее словам, Макси и сама повеселела еще больше. Лондонский свет, может, и кишит акулами, но если она обзаведется такими друзьями, до акул ей не будет никакого дела.