Сент-Обен ничуть не удивился, увидев ее.
      - Добрый вечер, Диана. Я ждал тебя, - заявил он. - Позволь мне поздравить тебя: ты устроила вечером отличное представление. Уверен, что все рассказы о твоем происхождении не придуманы: ты слишком умна, чтобы плести откровенную ложь. - Его рубашка была расстегнута на груди, и в вороте виднелась густая поросль курчавых волос. - Ну вот еще одна часть мозаики встала на место. Теперь мне понятно, откуда твоя правильная речь и знания. Светские дамы приняли тебя в свой круг, хотя ты вовсе не такая, как они.
      Возле кресла на столике стоял наполовину опустошенный графин с бренди, и, плеснув себе в бокал, Джерваз залпом осушил его.
      - Знаешь, я не напивался с тех пор, как впервые встретился с тобой.
      Только сейчас Диана заметила нехороший блеск в его глазах. Женщина испугалась. За время их знакомства они не раз ссорились, но лишь однажды она видела у него такое выражение - в ту ужасную ночь на острове Малл. Пьяный, он был тогда неуправляем. Теперь он был в таком же состоянии. Могло случиться нечто страшное. Однако Диана знала, что должна говорить: она не могла больше терпеть этой пытки.
      Выбрав кресло, стоявшее подальше от виконта, Диана села в него, поставив свечу на небольшой столик. Халат красивыми складками спадал с ее плеч.
      - Добрый вечер, Джерваз. Спасибо тебе за то, что ты не выставил меня на посмешище перед своими гостями.
      Виконт иронично приподнял темные брови:
      - Как я мог это сделать, не выставив дураком себя? Я в жизни такой хитроумной шлюхи не встречал, Диана. Ты так изощренно мне мстишь.
      Диана все время повторяла про себя, что должна оставаться такой же спокойной, как и он.
      - Я уже говорила тебе, что не собираюсь мстить.
      - А я уже говорил, что тебе не верю. - Он посмотрел на свечу сквозь бокал, а потом промолвил, не поднимая глаз:
      - Чего ты хочешь, Диана? Почему бы не сказать мне, чтобы покончить с этим нелепым фарсом?
      - Чего хочу? - переспросила женщина. - Одного - быть твоей женой.
      - А ты и так моя жена, разве не помнишь? В этом-то и заключается проблема.
      По голосу Джерваза было слышно, что он едва сдерживает рвущуюся из него ярость, но ему все же удалось взять себя в руки.
      - Я хочу, чтобы мы законно разошлись. Не могу сказать, что у меня бездна денег, но ты сможешь вести весьма вольный образ жизни, ни в чем себе не отказывая. Я тебя ограничу лишь в одном: ты не сможешь играть. Надеюсь, ты не опозоришь моего имени, ведь единственный способ приструнить тебя - это убийство. Но, думаю, до этого не дойдет, поэтому я полагаюсь на твое несуществующее чувство долга.
      Стараясь не обращать внимания на оскорбления, Диана глубоко вздохнула, прежде чем говорить:
      - Мне не нужны твои деньги, и я не хочу жить отдельно от тебя. - Пытаясь вложить в слова всю свою душу, Диана договорила, глядя прямо виконту в глаза:
      - Я бы предпочла быть твоей любовницей и чувствовать твою любовь, чем оставаться законной женой, которая навсегда разлучена с тобой.
      Сент-Обен вздрогнул.
      - Да уж, признаться, дела обстояли куда лучше, пока мы были любовниками. Все было прекрасно - до тех пор, пока ты не объявила, что мы женаты. К сожалению, мы не можем вернуться в то безмятежное состояние, - продолжал виконт. - Если у тебя достаточно ума, то ты примешь мое предложение о раздельном жилье - это самое лучшее, что ты сможешь сделать. Но если ты будешь противиться, я буду настаивать уже не на раздельном жилье, а на разводе. Не сомневаюсь, что смогу без труда доказать твою супружескую неверность, но, думаю, до этого дела лучше не доводить: от этого ни тебе, ни мне, ни Джеффри лучше не будет. Особенно Джеффри.
      - Ты не сможешь найти никаких свидетельств, Джерваз. У меня не было другого мужчины - один ты. - Руки Дианы, лежавшие у нее на коленях, были крепко сжаты, ногти от напряжения побелели.
      - Что ты говоришь! Да я сегодня утром видел, как ты обнималась с Франсисом у озера. С моим собственным кузеном, в моем доме! И ты хочешь, чтобы я поверил в твою ложь? - Сент-Обен устало откинул назад голову, словно не мог больше удерживать ее.
      - Это было дружеское объятие. Почему же ты не поговорил с Франсисом, дорогой муженек? - Ее решимость быть спокойной и сдержанной постепенно улетучивалась.
      - Не хочу слышать его признания в том, что вы - любовники. Как бы я ни любил Франсиса, сомневаюсь, что смогу простить его, а я не могу больше терять друзей - у меня их и так немного.
      Диана возмущенно всплеснула руками.
      - Но почему ты так уверен, что он подтвердит твои подозрения?
      Он взглянул прямо ей в глаза:
      - Если он не сделает этого, я сочту, что ты сумела уговорить его солгать мне, а это еще хуже.
      - Итак, ты уже осудил меня, - устало промолвила Диана. - В твоих глазах я уже проклята.
      - Несомненно, - согласился виконт, подливая себе еще бренди. - Увидев тебя впервые, я подумал, что ты похожа на невинного ангела, но теперь-то я понимаю, что ты - настоящее исчадие ада. - Залпом выпив огненной жидкости, Джерваз закашлялся. - Уже в возрасте тринадцати лет я знал, что несу на себе проклятие, но с годами мне стало казаться, что жизнь моя может наладиться. Я начал надеяться, что даже худшие из грешников могут спастись. Но ты была послана из преисподней, чтобы вновь ввергнуть меня в пучину ада. И я... - Его рот скривился. - Как это ни глупо, я.., я так хочу тебя, как не хотел ни одной женщины. Несмотря ни на что!
      Диана оторопела.
      - Спаси тебя Бог, - прошептала женщина, чувствуя, что по ее спине ползет холодок, - ты говоришь в точности как мой отец.
      - Это неудивительно. Твой отец был уважаемым человеком и понимал, что женщина - источник зла и страданий. Теперь я склонен думать, что он был прав.
      - Прекрати! - вскричала Диана. - Я не могу этого слышать! Что я такого сделала? За что ты презираешь меня? Я сразу не сказала тебе, кто я такая, потому что боялась и хотела получше узнать тебя! Что в этом такого ужасного? У меня и в мыслях не было обидеть тебя, - горячо продолжала женщина. - И почему я прошу у тебя прощения, когда это ты оскорбил меня и наговорил про меня кучу нелепостей?
      - Похоже, ни один из нас не в состоянии простить другого, - сухо промолвил виконт. - Ты не можешь простить, что я совершил над тобой насилие, а мне не понять твоей двойственности. И чем больше я смотрю на тебя, тем лучше понимаю, что ты даже с собой не можешь быть честна.
      - Я не понимаю, о чем ты говоришь! - закричала Диана.
      Джерваз с грохотом поставил бокал на стол. Лицо виконта исказилось от боли и, наклонившись вперед, он прошептал:
      - Ты.., ты повстречала человека, у которого были все основания считать, что женщинам вообще нельзя доверять. И ты соблазнила этого человека, опутала его такой плотной сетью лжи, что он вообразил, будто доверие между мужчинами и женщинами все-таки возможно. А потом, когда этот человек стал абсолютно безоружен перед тобой, ты предала его! - Тяжело дыша, он продолжил, горечь сквозила в каждом его слове:
      - Только женщина может так предать. Ни одному мужчине не придет в голову, что можно быть таким изощренным и жестоким предателем, как ты.
      - Я не хотела делать тебе больно, - проговорила Диана в ответ. - Я молчала лишь потому, что чем больше проходило времени, тем страшнее мне становилось. Я уже не знала, как открыть правду. Мне было проще предоставить вещам развиваться своим ходом. - Диана задумалась на мгновение, пытаясь передать словами то, что подсказывала ей интуиция. - Мне казалось, что если мы полюбим друг друга, то сможем забыть прошлое, и для нас станут важны лишь наши настоящие чувства. - Женщина всплеснула руками. - Мне и в голову не приходило, что ты подумаешь, будто я хотела отомстить тебе. Да, наверное, я была не права, потому что молчала так долго, но неужели этого нельзя простить?! Я же не совершенство!
      Джерваз откинулся на спинку кресла.
      - Видишь ли, мне казалось, что ты именно совершенство и есть.
      На мгновение Диана замерла, она подумала, что ослышалась.
      - Но в этом нет моей вины! - взорвалась она наконец. - Я не виновата в том, что ты там придумал обо мне! Любить - это значит принимать человека таким, какой он есть, со всеми его недостатками! Почему ты не можешь понять, что я люблю тебя, несмотря ни на что?! Я-то знаю, что ты далек от совершенства, ты можешь быть холодным, подозрительным, злым, но все же я люблю тебя!
      - Тем хуже для тебя, Диана, - отвечал Джерваз, подливая себе бренди. - Я никак не мог понять, за что ты полюбила меня. Видит Бог, я не заслуживаю этого, но мне так хотелось верить тебе, а ты.., ты была так убедительна. Отчаянно глядя на нее, виконт продолжил:
      - Мне было легче поверить в то, что ты меня обманываешь, чем в твою любовь.
      Диана опустила голову. Если он и вправду полагает, что недостоин любви, как она сможет убедить его в своей искренности? Одних слов здесь не хватит.
      Сент-Обен устало пожал плечами.
      - Ты - существо эмоциональное, - заявил он. - Поэтому неудивительно, что ты веришь в свою собственную ложь. Может, мне следует воспользоваться этим и оставить тебя своей любовницей...
      Диана видела, что все его существо дышит страстью, но говорил Джерваз отрешенным голосом.
      - Ты - самая прекрасная из женщин, необычно умелая в постели. Ты можешь заставить мужчину забыть о собственной душе. Жаль растрачивать такой талант, тем более что я во много раз переплатил за него... - Он помолчал, дерзко оглядывая ее тело. - Ты была прекрасной любовницей, но, надо признаться, главным в наших отношениях была.., постель. Ну, Диана, что скажешь, стоит ли нам продолжать, чтобы еще несколько недель, а то и месяцев я мог наслаждаться твоим дивным телом?
      - И ты еще смел говорить, что я могу быть жестокой? Я никогда, ни разу не чувствовала себя шлюхой - до этого момента, когда ты, по сути, предложил мне стать ею! - Диана возмущенно выпрямилась. - Если я и знаю что о жестокости, то этому меня научил ты.
      - Ну вот, уже лучше, - одобрительно заметил Сент-Обен. - Теперь у нас не осталось иллюзий. Разве ты только что не говорила мне, что у всех бывают недостатки? Я - подонок, ты - шлюха, хороша парочка, а?
      Диана почувствовала, что уже не в состоянии управлять клокотавшим в ней гневом.
      - Черт бы тебя побрал! - вскричала она. - Унижай себя, сколько хочешь, но не смей унижать меня! Я не такая, какой ты меня рисуешь! Я старалась простить, хотела дать тебе любовь, но ты.., ты этого не стоишь. - Слезы отчаяния потекли по ее лицу. - Вначале я ненавидела тебя. Единственным, кого я ненавидела больше тебя, был сам Бог - за то, что он допускает такие вещи. Но, встретив тебя в Лондоне, я пришла в ужас. Если бы мне не внушили с детства, что жена должна быть покорной своему мужу, если бы я не чувствовала необходимости познакомиться с тобой поближе, то ни за что не позволила бы тебе даже дотронуться до меня! А потом... - продолжала она, - потом я полюбила тебя, несмотря на твое недоверие, несмотря на то что ты пытался сделать меня своей собственностью! - Ее голос сорвался. - А теперь, решив, что недостоин любви, ты разрушил все, что было между нами. Осталась лишь ненависть и винить в этом надо одного тебя, - горько договорила она.
      Диана говорила это, понимая, что любовь не угасла в ее сердце, но к любви теперь примешивалась и ненависть.
      - Наутро после нашей проклятой свадьбы отец оставил меня, довольный тем, что так выгодно избавился, от обузы. Мне было всего пятнадцать, Джерваз, я была напугана, ты изнасиловал меня! Он бросил меня, не оставив мне ни пенни! Из вещей у меня была лишь та одежда, что была на мне - отец сказал, что теперь муж должен заботиться обо мне. И не окажись жена хозяина гостиницы доброй женщиной, которая приютила меня, дала мне работу на кухне и написала твоему адвокату, одному Господу известно, что произошло бы со мной! - Воспоминания волной накатили на женщину. - Я была еще сущим ребенком, когда настала пора рожать. Я едва не умерла во время родов. Два дня и две ночи я непрерывно кричала - до тех пор, пока у меня были силы кричать.
      Начав говорить, Диана уже не могла остановиться, хотя понимала, что словами не передать охватившего ее тогда ужаса:
      - Мне не нужно было богатство, меня не волновало положение в обществе, мне не нужна была слава. Больше всего на свете мне хотелось выйти замуж за человека, который любил бы меня, я хотела иметь детей от этого человека, хотела вместе с ним воспитывать их и о них заботиться! - Диана помолчала и горько продолжила:
      - И лишь из-за того, что ты напился, ты лишил меня надежды на исполнение моей мечты, лишил меня невинности... И ты бросил меня - ни жену, ни любовницу, запретив даже видеться с тобой. Мне оставалось вести существование старой девы или изменять тебе. И я выбрала второе. Я поехала в Лондон в надежде найти мужчину, который полюбил бы меня, не обращая внимания на мое прошлое. Но сам дьявол подослал меня к тебе, моему мужу, и по иронии судьбы я полюбила тебя.
      Диана испытала определенное удовлетворение, заметив, что ее слова, как удары хлыста, ранят виконта; видно было, что он страдает.
      - Как будто судьба послала тебе шанс исправить ошибки, - продолжала Диана. - Но никакими деньгами тебе не искупить того, что ты наделал!
      - Знаю. Если бы было хоть что-то на свете, что помогло бы мне исправить мои ошибки, я бы непременно постарался сделать это. Ты сердита и имеешь полное право злиться на меня. - Лицо Джерваза скривилось, под светлыми глазами залегли тени. Судорожно вздохнув, он продолжил:
      - Но неужели после всего сказанного тобою ты станешь отрицать, что не хочешь отомстить мне?
      Его слова охладили ее пыл. Диана обескураженно опустила голову, пытаясь разобраться в охвативших ее чувствах. Может, он был прав, и она, сама того не сознавая, пыталась мстить ему? В жизни ей не приходилось решать столь сложной задачи. Но, покопавшись в своей душе, девушка обнаружила там лишь гнев. Да, она сердилась на Джерваза и на свою мать, а еще больше - на отца. Было там и чувство вины - Диана все время раздумывала, стоило ли везти Джеффри в Лондон, если она намеревалась стать куртизанкой. Но вот чего не было в ее душе - так это желания отомстить своему мужу.
      Обретя полную уверенность в этом, Диана подняла голову и спокойно промолвила:
      - Все годы до нашей встречи в Лондоне я презирала тебя и не имела ни малейшего желания вновь видеться с тобой. Но.., месть я оставила Господу.
      Сент-Обен недоверчиво покачал головой: он был в состоянии понять ее гнев, но не верил в то, что Диана только что сказала.
      - Знаешь, Диана, правда-то лежит на поверхности, только ты этого никак не поймешь. Ты должна быть мне благодарна за то, что я помогу тебе. Ты ненавидела меня и хотела отомстить. И тебе удалось это.
      - Ты не прав, Джерваз. - Диана устало отбросила назад волосы. - Да, я была зла, и лишь теперь я понимаю, насколько зла. Но это лишь часть правды. Хоть я и ненавидела тебя поначалу, потом моя ненависть прошла. Перед Богом клянусь, что никогда не хотела причинить тебе зла. Я хотела, чтобы ты пожалел о содеянном, чтобы тебе стало стыдно, но у меня и в мыслях не было хоть чем-то навредить тебе.
      - Ты сама себе противоречишь, Диана. Как же я могу, по-твоему, осознавать, что причинил тебе зло, и не страдать от этого? Ты посеяла семена ненависти, и я всю жизнь буду собирать урожай. - Джерваз на секунду закрыл глаза, а потом посмотрел на жену долгим взглядом. В темной бездне его глаз отражался огонек свечи. - Ты хотела урвать кусок моей плоти, и тебе это удалось. Просто из раны кровь хлещет сильнее, чем ты ожидала.
      Диана хотела было возразить, но внезапно осеклась, пораженная его словами. Джерваз был прав: такой человек, как он, не стал бы прятаться от последствий своих поступков. Сильный и честный, он стал бы еще больше страдать, предав собственные идеалы. И несмотря на то что мысль об этом была ненавистна Диане, она призналась себе, что и в самом деле хотела бы, чтобы ее муж ответил за содеянное. Но не слишком сильно страдал бы при этом. А увидев, что он раскаивается, она простила бы его, и они зажили бы счастливо. И Диана втайне испытывала бы удовлетворение от собственного великодушия.
      Вместо этого своим поведением она нанесла душе виконта глубокие раны, которые причиняли ему страдания и от которых мучилась сама Диана. Молодая женщина подумала о том, что ей, пожалуй, не стоило покидать Хай-Гор и открывать ящик Пандоры, полный темных тайн и низменных страстей. Однако сейчас поделать с этим ничего нельзя, и ей остается лишь идти вперед. Прошлое и настоящее были невыносимыми, надежда была лишь на будущее.
      И вдруг Диану осенило: она поняла, что надо сделать.
      - А в чем же твоя правда, Джерваз? - спокойным голосом спросила она. - Кто сумел убедить тебя, что ты недостоин любви? С чего ты решил, что я лгу, а не люблю тебя?
      Встав с кресла, Диана шагнула к виконту, внезапно вспомнив, что говорил ей Франсис у озера.
      - Может, все дело в твоем отце, который не обращал на тебя внимания и не считал достойным наследником? Или в твоей матери? Ты никогда не говорил о ней. - Голос женщины дрогнул, но она продолжала:
      - Моя мать покончила с собой, и я чувствовала себя преданной. Так что же сделала твоя мать? Что ранило тебя так глубоко, что ты решил никогда не доверять женщинам?
      Диана протянула было руку к Джервазу, но уронила ее, опасаясь дотрагиваться до виконта.
      - Что ужаснуло тебя до такой степени, что ты предпочитаешь выгнать меня, чем любить?
      - О Господи, да ты - колдунья! - Сент-Обен отпрянул от женщины, пораженный точностью ее догадок. - До встречи с тобой я любил лишь одну женщину - мою мать, но для нее это ровным счетом ничего не значило. Меньше, чем ничего. Закрыв лицо руками, он надрывно продолжал:
      - Ах, как бы я хотел, чтобы она покончила с собой. Тогда бы я решил, что справедливость существует.
      - Но что же она сделала тебе? - Диана так близко подошла к Джервазу, что подол ее халата касался его ног. - Расскажи мне. Ведь ты только что сам доказал мне, что раны, которые прячут от дневного света, начинают источать яд.
      Сент-Обен задыхался, как от быстрого бега.
      - Тебе не нужно знать этого, - прошептал он сквозь пальцы. Внезапно тело его сотрясли рыдания. - Господи, Диана... Тебе.., не нужно.., знать.., этого...
      Положив ладони на его руки, Диана осторожно развела их в стороны. Джерваз вздрогнул от ее прикосновений, а женщина была поражена, увидев, что щеки его залиты слезами. Он был взрослым человеком, но сейчас выражение его лица было как у обиженного ребенка.
      - Господи, Джерваз, скажи, что она сделала тебе? - тихо повторила женщина. - Что могло произойти? Что довело тебя до такого состояния, что ты готов разрушить собственную жизнь?
      - Так ты и правда хочешь узнать? - Он резко стряхнул ее руки, стараясь утопить свое отчаяние в гневе. - Что ж, любовница моя, я предупреждал, но ты настаиваешь на том, чтобы заглянуть в самые темные уголки моей души, так что пеняй на себя. - Сент-Обен отвернулся в сторону, а затем, помолчав, хрипло проговорил:
      - Первой женщиной, с которой я спал, была моя мать.
      Диана в ужасе уставилась на него. Она даже не догадывалась, какая страшная тайна мучила ее мужа, и была потрясена до глубины души.
      Начав говорить, виконт уже не мог остановиться, слова так и рвались из него:
      - Ты, наверное, считаешь, что изнасиловать можно только женщину? Нет, это не так. Моя мать изнасиловала меня, хоть и не применяла против меня физической силы. Она сделала все чрезвычайно осторожно, это, видишь ли, развлекло ее на некоторое время. Она была в плохом расположении духа, когда рассталась с очередным любовником. Потому что выпила слишком много вина. Потому что ей и в голову не приходило противиться своим желаниям. - Джерваз яростно замотал головой, словно хотел избавиться от терзающих его воспоминаний. - Мне было всего тринадцать лет. Сначала я даже не понял, в чем дело. Поняв, не мог поверить, что это происходит между мной и моей матерью, а потом тело уже не повиновалось голосу разума, и я не смог остановиться, хотя и осознавал, что происходит нечто чудовищное.
      Виконт внезапно вскочил, и Диана отпрянула назад, не зная, что он хочет сделать. Схватив графин, Джерваз яростно запустил им в стену. Хрустальные осколки брызнули во все стороны, комната наполнилась запахом бренди.
      - Ну, Диана, что скажешь?! - вскричал виконт. - Не правда ли, отвратительная история? Теперь тебе не кажется, что у меня есть причины сомневаться в женщинах?!
      Если вначале их разговора Джерваз избегал смотреть в глаза Диане, то теперь он повернулся к ней лицом, вся его напускная сдержанность испарилась.
      - Скажи, стало тебе противно, когда ты узнала, что твой муж переспал с собственной матерью?! Инцест - самое тяжкое из всех преступлений. За подобное преступление Эдип был низвергнут с трона и сам себя ослепил. - Глядя на Диану обезумевшими глазами, Сент-Обен договорил хриплым шепотом:
      - Это больше чем грязное, отвратительное преступление, это прегрешение против Господа. И ничем, слышишь, ничем этот грех не искупить!
      Диана была потрясена. Ее разум отказывался верить в то, что мать могла сделать такое с собственным сыном, что человек, которого она любила, жил, испытывая страшное горе и мучаясь от жгучего стыда. И вдруг во внезапном порыве защитить и утешить его женщина вскричала:
      - Но в этом не было твоей вины! Она была взрослой женщиной, а ты - почти ребенком! Ужасно, что женщина могла сделать такое со своим сыном, но ты не должен винить себя, потому что стал ее жертвой! Не позволяй чувству вины грызть и уничтожать тебя! - И она умоляюще добавила:
      - Не наказывай меня за грех твоей матери.
      Глаза их встретились. Джерваз стоял в каком-нибудь футе от Дианы, и она чувствовала тепло, исходящее от его тела.
      - Может, в тринадцать лет я и был не так виноват, но, став старше, я понял, что я больше ее сын, чем моего отца, потому что тоже опустился до насилия. - Его рот скривился. - Мой отец был абсолютно ко всему равнодушен, а от матери я унаследовал страстную, развратную натуру. Тебе лучше чем кому бы то ни было известно, на что я способен. Я старался держать себя в руках, видит Бог, старался, - повторил Джерваз. - Я хотел, чтобы моя страстность шла на пользу дела, старался со рвением выполнять все, за что брался, я надеялся, что смогу искупить грехи, если буду служить высоким целям. - Плечи Сент-Обена горестно опустились. - Я пытался поверить в то, что я не хуже других, но что бы я ни делал, правда все равно проступала наружу: я - окончательно испорченный человек, исправить меня нельзя.
      - Это не правда! - горячо возразила Диана. - Нет таких людей, которых нельзя исправить. Ты ничуть не более испорченный, чем любой другой человек. Желая ободрить виконта, Диана схватила его за руки.
      Она тут же поняла, что совершила непростительную ошибку. От ее прикосновения Сент-Обен немедленно потерял над собой контроль, мышцы его напряглись. Схватив Диану в свои объятия, он больно сжал ее, впился губами в ее губы В его прикосновениях не было ни любви, ни нежности - лишь дикое желание удовлетворить бушующую в нем страсть и на время забыть свои мрачные мысли.
      С Дианой на руках он бросился к кровати и рухнул на нее, жадно целуя губы жены. Затем Джерваз рванул полы халата Дианы в стороны, обнажая ее грудь.
      Диана сопротивлялась что было сил, но Джерваз был слишком силен, слишком разъярен, чтобы отпустить ее. Если бы он нежно ласкал ее, то она с радостью отдалась бы ему, получая и даря наслаждение. Но подчиниться насилию она не могла - это значило бы окончательно испортить их отношения.
      Виконт немного приподнялся, чтобы сорвать с Дианы халат. Этого оказалось довольно: женщина изловчилась и выхватила из ножен кинжал. Сент-Обен даже не заметил, как в воздухе блеснуло острое лезвие, и Диана полоснула его по руке.
      Боль сразу же привела его в себя. Увидев, что на обнаженную грудь Дианы капает его кровь, Джерваз откатился в сторону, лицо его было искажено гримасой ужаса, казалось, он лишь сейчас понял, что натворил. Голова виконта упала вниз, руки судорожно вцепились в одеяло. Хоть он и не успел ничего сделать с женой, его попытка овладеть ею лишь подтвердила: все, что он говорил о своей натуре, - правда.
      Приподнявшись на локте, Диана посмотрела на виконта; она была слишком потрясена произошедшим, чтобы что-то говорить. Дрожащей рукой женщина положила запятнанный кровью кинжал на столик и запахнула халат, пытаясь успокоить прерывистое дыхание. Казалось, напряжение висит в воздухе, и Диана с горечью задумалась о том, как это любящие мужчина и женщина могу причинять столько боли друг другу.
      Ей показалось, что прошла вечность, когда Джерваз заговорил каким-то бесцветным голосом:
      - И не говори мне больше об искуплении. Некоторые души не могут быть прощены. Уверен, что теперь ты это признаешь.
      Прежде, когда они ссорились и были не в состоянии выразить эмоции словами, на помощь приходили прикосновения и объятия. Вот и сейчас Диана хотела успокоить Джерваза, но лишь ее рука коснулась его плеча, он как ужаленный отпрянул от нее.
      - Не дотрагивайся до меня! - вскричал виконт. - Богом молю, не дотрагивайся до меня!!! Женщина отступила назад.
      - Тебе надо забинтовать руку, - деланно-равнодушным тоном промолвила она.
      Сент-Обен перекатился на спину и прикрыл лицо рукой.
      - Только не вздумай делать этого. Уйди, Диана. Просто уйди отсюда.
      Сжимая на груди разорванные полы халата, женщина смотрела на виконта. Никогда еще он не казался ей таким сильным, как сейчас.
      Диана немало страдала в своей жизни, но знала и любовь. Ее любила мать, любил даже отец, когда она была совсем маленькой. Позднее Эдит, Джеффри и Мадлен согревали ее теплом своей любви.
      А Джерваза никто не любил. Никогда. Ни отец, ни мать, которая пала так низко, как только может пасть женщина. И все же Сент-Обен не ожесточился. У него было достаточно власти и богатства, чтобы вершить любое зло, но вместо этого виконт всегда делал добро людям, которые зависели от него. Он был прекрасным, великодушным и добрым, даже нежным любовником. Он не раз рисковал жизнью - ив армии, и на своей таинственной службе.
      Неудивительно, что, не зная, что такое тепло и любовь, виконт боялся привязанности Дианы, боялся, что она обретет над ним власть и употребит ее против него. Не стоило удивляться и тому, что Джерваз был таким ревнивцем: этому человеку незнакома была настоящая душевная близость, поэтому он и не мог поверить в постоянство Дианы и подозревал ее в предательстве.
      Никогда прежде Диана не чувствовала такой любви к Сент-Обену. Нетрудно быть хорошим человеком, когда все располагает к этому, но как Джервазу удалось не опуститься, если взращен он был на подлости, изменах и эгоизме?! Все-таки ему удалось перебороть все плохое и стать порядочным человеком. Может, он и не был счастлив, но мог быть вполне доволен тем, что занял подобающее место в мире.
      А она, Диана, в своем подспудном стремлении заставить мужа расплатиться по старым долгам, довела его до такого состояния! Внезапно женщине припомнились слова Мадлен, которые та сказала ей как-то в залитом солнцем саду: "Некоторых людей можно поставить на колени, если их честь и гордость разбита теми, кого они любят..."
      Диана испытывала жгучее чувство стыда за то, что сыграла на любви виконта. Хоть он и причинил ей зло, она не должна была отвечать тем же, а, ответив, добилась не победы, а полного поражения.
      Женщина чувствовала: Джервазу кажется, что у него не осталось ни малейшей надежды повернуть свою жизнь в нормальное русло, и она опасалась, что не сможет ничего сказать или сделать, чтобы помочь ему. Однако попробовать стоило.
      - Джерваз... - дрожащим голосом обратилась она к мужу. - Джерваз, не важно, что ты сделал, не важно, что ты ненавидишь и презираешь себя... Я люблю тебя, потому что ты достоин любви... - Диана с трудом подбирала слова, все еще не придя в себя от их ссоры. - Знаешь, мне кажется, что нас свела судьба. Мы оба страдали, но, думаю, если постараемся, то сможем излечить раны друг друга. Ты стал частью моего существа, И я всегда буду любить тебя...
      Диана заметила, как сжались челюсти Джерваза, но глаз его она не видела: они все еще были прикрыты рукой. Он ничего не сказал, и тишину комнаты нарушало лишь его хриплое дыхание. Пропасть, разделившая их, была слишком широка, чтобы можно было навести мосты, и Диана опасалась, что положения уже не поправить.
      Слов больше не было. Диана взяла со стола свою свечу, которая почти догорела и немного чадила, потом подняла свой кинжал.
      Диана смогла уйти лишь потому, что знала: в ее присутствии Джервазу еще хуже.
      Глава 23
      Для Джерваза эта ночь была бесконечной. Замотав кое-как руку, он лег на кровать, не гася свечи, потому что полной темноты ему было не вынести. Все эти годы он отгонял от себя воспоминания о матери, но теперь они отчетливо плыли перед его глазами. Он вспомнил прекрасное, развратное лицо Медоры, ее сладостные стоны, ее насмешки над его ужасом. Имя Медора - производное от Медеи, а ведь Медея убила собственных детей. Сент-Обен иногда спрашивал себя, могла ли его мать быть другой, если бы у нее было иное имя.
      После того случая он ее больше не видел. Джерваз сбежал из дома, и когда через несколько недель люди, посланные его отцом, разыскали мальчика, тот наотрез отказался возвращаться в дом, где жила его мать. Отец удивленно приподнял брови, но не стал допытываться, чем вызвано такое решение. Куда проще оказалось отправить сына в школу или в отдаленное имение, которое леди Сент-Обен никогда не посещала.
      Джервазу было семнадцать, когда его мать умерла. В этом возрасте юноши особенно интересуются всем, что связано с отношениями между мужчинами и женщинами. Пару раз одноклассники отпускали двусмысленные шутки об умершей виконтессе, которая пользовалась дурной славой. Оба раза Джерваз дрался за это на дуэли, осознавая при этом, что больше всего оскорбить его мать можно было, просто сказав правду. Молодой человек был осторожен: его противники не погибли, но дуэли оставили горький осадок в его душе.
      Ужасная женитьба лишь подтвердила его уверенность в том, что он недостоин нормальной жизни. Джерваз испытывал даже нечто вроде удовлетворения при мысли о том, что навсегда связан с неполноценной женщиной, однако, несмотря на это, он никогда не думал о своей жене как о полноправном человеке. И сейчас, в эту страшную ночь, он то и дело вспоминал темные, безумные глаза Мэри Гамильтон, ее лицо. И чем больше припоминалось оно ему, тем лучше он узнавал в нем свою божественную Диану.