Он ухватился за ее волосы левой рукой, потянулся к полке и вытащил книгу. Та с грохотом свалилась вниз.

— Я уронил ее.

— Ничего страшного. Посмотри, что там осталось.

Он наклонился вперед.

— Ой! — она испугалась, что он с корнем вырвет ей волосы, как сорняки из мокрой земли.

— Здесь темно.

— Посмотри как следует. А еще лучше, пошарь рукой.

Он наклонился, пришлось удерживать равновесие, чтобы не свалиться.

— Бабах! — мягко сказал он, вытаскивая из глубины полки пыльный кулак. В нем была зажата перетянутая резинкой пачка свернутых денег. Гилли выпрямилась и потянулась за ними.

— Не отпускай ноги! — он швырнул деньги на пол и обеими руками уцепился за ее волосы.

— А больше ничего нет?

— Фь-ю-ю! — просигналила Агнес.

Гилли чуть не свалилась, когда стаскивала с плеч Уильяма Эрнеста; она снова забралась на спинку кресла и запихнула на прежнее место том энциклопедии, потом спрыгнула на пол и сунула деньги в карман джинсов. Быстро передвинула на место тяжелое кресло, схватила за руку удивленного Уильяма Эрнеста и потащила его к заднему крыльцу.

— Я отдам их мистеру Рэндолфу, когда поблизости не будет Троттер, — объяснила она, глядя в его мигающие совиные глаза. — Послушай, мне надо в уборную. Пойди помоги Троттер привести мистера Рэндолфа. И скажи Агнес, чтобы шла домой. Встретимся с ней завтра.

Но Агнес дожидалась ее в доме Троттер, она стояла, облокотившись на лестницу.

— Нашли, что искали? — спросила она.

— Нет, не повезло.

Агнес посмотрела на джинсы Гилли.

— А что же это торчит у тебя из кармана?

— Да ладно, нашлось немножко.

— Сколько же?

— Иди к черту, Агнес, не знаю.

— Давай помогу сосчитать.

— Смотри, Агнес, тебе не поздоровится, если ты немедленно не уберешься отсюда. Я обещала заплатить немного и сдержу слово, но не сейчас. И ты — дура, если не понимаешь.

Агнес надула нижнюю губу.

— Если бы не я… тебя бы застукали на месте.

— Знаю, Агнес, помню об этом. Но если ты будешь торчать здесь, мы попадемся вдвоем. Поэтому мотай отсюда и держи язык за зубами.

Не дожидаясь дальнейших объяснений, Гилли прошмыгнула мимо Агнес вверх по лестнице. Она влетела в комнату, захлопнула за собой дверь, придвинула к ней комод. Потом, с колотящимся сердцем, вытащила из него ящик и стала приклеивать купюры ко дну. Тридцать четыре доллара. Тридцать четыре вонючих доллара. Всего — сорок четыре, вместе с десятью, которые уже лежали здесь. В кулаке у Уильяма Эрнеста или в кармане джинсов, казалось, их было больше. Чтобы проверить себя, она снова пересчитала деньги. Все правильно. Пять пятерок и девять купюр по одному доллару. Из-за этих купюр по доллару казалось, что денег было больше. Из этой стопки она отложила доллар для Агнес. Потом, нехотя, обменяла его на пятерку. Агнес по дешевке не купишь. Это точно. Жаль; что пришлось обращаться к этой девчонке. Чужие услуги всегда дорого обходятся. Почему-то ей показалось, что одной не справиться. Она слишком торопилась. А теперь Агнес и Уильям Эрнест — соучастники, и все из-за каких-то несчастных сорока четырех, нет, даже тридцати девяти долларов. Она вспомнила тяжесть тела Уильяма Эрнеста на своей шее и плечах, боль, которую он причинил ей, когда в панике уцепился за ее волосы, и отложила еще один доллар, но тогда останется всего тридцать восемь. На них далеко не уедешь, до реки Миссисипи и то дороже станет. Она положила доллар Уильяма Эрнеста обратно.

Придется повторить попытку, искать дальше; но на этот раз она пойдет одна. Только вот придумает, как это получше сделать.

Пыль. Эта мысль осенила ее после ужина, когда все сидели в гостиной и смотрели последние известия. И вдруг она заметила пыль, покрывавшую телевизор серым инеем. Пыль! Она начнет кампанию по борьбе с пылью, сначала в этом доме, а потом в другом. Гилли вскочила.

— Троттер!

Троттер неторопливо перевела взгляд с телекомментатора на Гилли.

— Что, детка?

— Можно, я сотру здесь пыль?

— Пыль? — Троттер произнесла это слово так, словно оно означало название какой-то необыкновенной, беспечной, рискованной игры. — Ну, что же, — ее взгляд снова обратился к экрану. — Только обожди, досмотрим передачу.

Гилли нетерпеливо постукивала ногой, пока на экране показывали землетрясение в Центральной Америке, потом — суд над каким-то конгрессменом из-за взятки…

Гилли не терпелось приняться за дело. Она побежала на кухню. Теперь она знает, как раздобыть деньги без посторонней помощи, и каждая минута, казалось, имела значение.

Под раковиной лежали старые тряпки и здесь же — подумать только — стояла четвертинка с жидкостью для чистки мебели. Гилли смочила тряпку — пусть намокнет получше — как это делала миссис Нэвинс, и принялась за уборку столовой, которой никогда не пользовались и где стояли темный стол и шесть стульев.

Тряпка мгновенно почернела. Гилли перевернула ее другой стороной и щедро полила из бутылки. Она протирала мебель мокрой тряпкой, потом натирала до блеска чистой, сухой; однообразные движения успокаивали — возбуждение улеглось. Когда дело дошло до картины, висящей над буфетом, Гилли надраила не только углубления в резной раме, но разыскала жидкость для протирки стекол, бумажные полотенца и отмыла лица и все части тела у ангелочков, парящих в облаках; вместо трусиков на них была ленточка или крылышко.

Между тем по голосу Троттер, доносящемуся из гостиной, Гилли поняла, что телепередача окончена, но теперь торопиться было некуда. Она осторожно стерла с картины последние следы жидкости для протирки стекол.

На следующий вечер к ужину Гилли закончила уборку: все вокруг блестело, кроме люстры в гостиной. Но разве до нее доберешься без стремянки?

— Хватит, Гилли, детка. Все блестит, а на люстру никто и не поглядит — сказала Троттер.

— Я погляжу, — ответила Гилли, — мне нужна табуретка, стремянка или что-нибудь в этом роде. Тогда можно будет стереть пыль и с верхушек кухонных шкафов.

— Ну к чему все это? Со всем этим барахлом ты, пожалуй, вытряхнешь и меня, — сказала Троттер.

Уильям Эрнест испуганно поднял глаза от своей тарелки.

— Вам это не грозит, миссис Троттер, — заметил мистер Рэндолф и рассмеялся, — помните, как сказано в Библии: «Из праха в прах».

— Нет, — пропищал Уильям Эрнест, — ты не пыльная.

— Успокойся, детка, я пошутила.

— Никто не собирается отнимать миссис Троттер у Уильяма Эрнеста. Правда, мисс Гилли? — мистер Рэндолф протянул руку, нащупал голову мальчика и погладил ее.

— Конечно, — резко сказала Гилли, — просто мне надо на что-то встать, чтобы закончить уборку.

— Ну-ну, — сказал мистер Рэндолф, — помощница у вас, миссис Троттер, что надо. Современная молодежь вряд ли…

— Если захотите, мистер Рэндолф… — надо соблюдать осторожность, говорить медленнее, будто это только что пришло в голову, — может, потом я уберу и у вас. Понадобится, конечно, стремянка.

— Я же сказал, что цены ей нет, миссис Троттер, — мистер Рэндолф сиял. — У меня в подвале, кажется, есть стремянка…

Гилли подскочила, но тут же одернула себя — спокойно, спокойно! Сердце бешено колотилось. Она заставила себя сесть.

— Может, стоит посмотреть после ужина. Мне очень хочется протереть эту люстру еще сегодня…

Троттер и мистер Рэндолф закивали радостно головами, посмеиваясь. Люди иногда бывают такими недогадливыми, просто неудобно пользоваться их глупостью… Но не так уж неудобно, если это единственная возможность достичь цели.

Стремянка была старая, неустойчивая, но это лучше, чем карабкаться по книжным полкам мистера Рэндолфа — при первом прикосновении они могут рухнуть. Она поставила стремянку под люстрой и стала тщательно перетирать подвески тряпкой, смоченной раствором нашатыря. Приходилось то и дело хвататься за стремянку: от запаха нашатыря и при мысли, что завтра в это время она будет на пути к Калифорнии, кружилась голова.

Ночью она упаковала свой коричневый чемодан и запихнула его поглубже под кровать. Завтра она позвонит из школьного телефона-автомата на автобусную станцию и узнает, сколько стоит билет до Сан-Франциско. Тогда останется одно — достать остальные деньги.

На следующий день, выходя из телефонной будки, Гилли наткнулась на Агнес — та явилась за деньгами. Агнес сделала вид, будто пяти долларов ей мало, но глаза ее горели жадным блеском. Довольна чертовски!

— А еще мы можем достать? — спросила она.

Гилли отрицательно покачала головой.

— Это все, что там было. Я разделила на три части.

— Вроде вчера у тебя в кармане было больше.

— Ага. Но остальные — по одному доллару.

— Не понимаю, зачем ты делишься с этим придурком? Ему же все равно.

— Не такой уж он дурак. — Гилли посмотрела Агнес прямо в глаза. — Может, он глупо ведет себя, но если он решит, что мы его надули…

Агнес передернула плечами.

— Ну ладно, — сказала она, — только в следующий раз давай без него.

— Ладно, в следующий раз, конечно.

Гилли охотно согласилась с этой гнусной девчонкой, уверенная, что следующего раза не будет. В эту ночь она отправится на встречу с новой жизнью, с настоящей жизнью.

Она отделалась от Агнес у калитки своего дома, наврала, что Троттер заставит ее чистить грязные кастрюли и сковородки. Агнес сказала, что пойдет домой; ей не улыбалось скрести чужие кастрюли.

Стремянка стояла в коридоре. Гилли положила учебники на стол и подошла к ней.

Но не успела наклониться, чтоб поднять стремянку, как услышала:

— Гилли, детка, поесть хочешь?

Гилли быстро распрямилась. Пока возможно, надо как следует подзаправиться. Она положила стремянку и отправилась в кухню.

Троттер сидела за столом. Кажется, она закончила дневную порцию чтения. Раскрытая Библия лежала в стороне. Перед Троттер на столе был вырванный из тетради листок с большими корявыми буквами, а в правой руке дешевая шариковая ручка. Когда Гилли появилась в дверях, приемная мать застенчиво улыбнулась поверх очков, которые надевала для чтения.

— Пишу одному из своих бывших детей. Выросли они да разлетелись, а я скучаю о них. Но, видит Бог, письма у меня плохо получаются. — Троттер взглянула на листок бумаги и вздохнула. — В коробке, возле холодильника, осталось печенье.

Гилли налила себе большой стакан молока и взяла четыре печенья.

— Садись за стол, Гилли, я не больно занята.

Гилли уселась поодаль.

— Теперь у тебя дела идут получше, правда?

— Все в порядке.

— Все хочу тебе сказать, рада я, что ты подружилась с Уильямом Эрнестом.

— Ага. Точно.

— Мисс Эллис говорит, ты необыкновенная девочка, Гилли. Я так благодарна тебе за помощь.

«Заткнись, Троттер».

— Ты так много можешь дать людям. Твоему уму можно позавидовать.

«Заткнись, Троттер, заткнись!»

Безмолвные приказы Гилли подействовали. В дверях появился «детка» Уильям Эрнест. Толстуха тяжело поднялась из-за стола и стала подавать ему еду.

«Послушай, Троттер, будь у тебя хоть половина моих мозгов, ты бы поняла, что мальчишке пора научиться самому себя обслуживать. Останься я здесь, я бы уж его научила. Ты стараешься изо всех сил, а самых простых вещей не понимаешь. Даже птицы, и те выталкивают своих птенцов из гнезда. Останься я с вами, я бы сделала из этой размазни человека. Но я не могу здесь остаться. А то, чего доброго, превращусь в такую же размазню. Такое чуть не случилось со мной у Диксонов. Я клюнула на все эти нежности, ласковые словечки. Стала называть ее мамой. Забиралась к ней на колени, когда хотелось плакать. Подумать только! Она называла меня своей родной крошкой. Но когда Диксоны переехали во Флориду, они бросили меня вместе со всем остальным хламом. Пока я у чужих, мне нельзя распускать нюни: я для них для всех только игрушка…»

Чей-то локоть толкнул ее в бок. Гилли пришла в себя. Какого черта? Уильям Эрнест старался привлечь ее внимание, так, чтобы Троттер не заметила — рот набит печеньем, а пытается что-то сказать.

«Ты чего?» — безмолвно спросила она, подняв брови.

Он проглотил печенье.

— Сюрприз, — пробормотал он, кивнув головой в сторону Троттер.

Гилли изо всех сил замотала головой.

— Еще рано, — пробормотала она. — Потом.

Мальчик улыбнулся, лицо его просветлело.

Гилли вздохнула. Если дать себе волю, и впрямь начнешь хорошо относиться к этому недоумку. Она поднялась.

— Мне надо идти убираться к мистеру Рэндолфу.

Уильям Эрнест увязался за ней.

— Нет, Уильям Эрнест, посмотри лучше «Улицу Сезам». А потом займемся чтением. Ты должен быть у нас на высоте. Правда, Троттер?

— А как же?

Пришлось долго стучать в дверь мистера Рэндолфа, наконец он открыл. Галстук и рубашка — измятые, лицо — заспанное.

— Вот… я… я принесла вашу стремянку, мистер Рэндолф.

— А. Спасибо, спасибо. Оставьте ее на крыльце.

— Но… раз уж я здесь со стремянкой… может, я могу… начать уборку?

— Да что вы, мисс Гилли, не стоит беспокоиться. Вчера я просто пошутил. Меня мало тревожит то, чего я не вижу.

— Все равно я хочу вам помочь.

— Примерно раз в неделю из Вирджинии приезжает мой сын с женщиной, и она немножко пылесосит. А большего мне и не нужно.

— Но я… — О, Боже! Как бы это сказать… — Я хочу помочь Троттер. Вы же знаете, какой это человек, она не нуждается в моей помощи. И я решила: если я сделаю что-нибудь для вас, это будет все равно, что помочь ей.

— Спасибо. Какая вы милая девочка. Ну, как я могу отказаться?

Клюнуло. Он отошел в сторону, уступая дорогу, и зашаркал следом за ней в гостиную. Неужели он так и останется здесь и будет неотступно следить невидящими глазами за каждым ее движением?

— Почему бы вам не подняться наверх, мистер Рэндолф, и не вздремнуть немного? Жаль, что я разбудила вас.

Он рассмеялся, растянулся на потертом, обтянутом синим плюшем кресле, положил ноги на такой же обшарпанный пуф и закрыл глаза.

— Не лучше ли вам отдохнуть в своей кровати? Я… Я же буду убирать. Здесь будет очень шумно.

— Да что вы, мисс Гилли! Отдохну на том свете. А пока — мне так дорого общение с людьми. Если вы не против, я посижу здесь. Обещаю не мешать вам.

— Может, прийти потом? Я не хочу стеснять вас.

— Стеснять! Да что вы? Я так рад.

Устанавливая стремянку у стены с книжными шкафами в противоположном конце комнаты, Гилли не сводила глаз с маленького человека. Кресло, обитое синим плюшем, стояло там же, куда она передвинула его два дня назад, рядом с тем самым местом, куда придется поставить стремянку, чтобы достать с полки энциклопедию на букву "К".

— Простите, мистер Рэндолф… — Слова застревали в горле. Она откашлялась. — Мистер Рэндолф, — неожиданно крикнула она, — придется передвинуть ваше кресло!

Он поднялся, как послушный ребенок. Гилли с трудом перетащила тяжелое кресло подальше от полки с красной энциклопедией. Поставила его в другом конце комнаты, перенесла туда пуф, взяла мистера Рэндолфа за локоть и подвела к креслу.

— Теперь вы находитесь как раз напротив того места, где сидели раньше.

— Надеюсь, вам было не очень тяжело, мисс Гилли?

— Теперь будете сидеть между диваном и столом, как раз посредине. Не возражаете?

— Прекрасно, прекрасно. — Он опустился в кресло и вытянул ноги.

Гилли подошла к стремянке. Поднялась на одну ступеньку, но снова опустилась на пол.

— Начну, пожалуй, с окна над письменным столом.

Странная улыбка скользнула по лицу слепого мистера Рэндолфа.

— Делайте, как вам удобней, мисс Гилли.

Она протерла окна, смахнула пыль с письменного стола и, обойдя кресло, перенесла стремянку к меньшему из двух книжных шкафов. Потом возвратилась, стерла пыль с картины, висящей над диваном, — вычурно одетые белые люди из прошлого века на роскошном пикнике в лесу. То и дело она посматривала на мистера Рэндолфа, который, закрыв глаза, сидел, растянувшись в кресле. На диване Троттер он иногда спал с открытыми глазами, нельзя было понять — спит он или бодрствует. Но сейчас он не храпел. Это настораживало.

Была не была! Это же совершенно слепой и к тому же полуглухой старик. Ничего плохого в том, что он сидит здесь, когда она берет деньги, о существовании которых он давным-давно забыл. Но чем ближе она подходила к полке с томом энциклопедии, тем сильнее колотилось ее сердце: оно стучало, как ударные инструменты духового оркестра, исполняющего походный марш.

Она перетащила стремянку и поставила ее возле нужной полки. Искоса взглянула на мистера Рэндолфа. По-прежнему он сидел неподвижно. Стараясь не думать, Гилли поднялась на стремянку. Под ее тяжестью лестница скрипела и шаталась. Без особого труда Гилли добралась до предпоследней ступеньки, оперлась левой ногой о холодный металл лестницы и достала с полки знакомый том; осторожно положила его на верхнюю ступеньку стремянки. На пустом месте не было ничего, кроме пыли. Гилли сняла еще несколько книг, с яростью перетирая каждую. И снова на полке — ничего, кроме пыли. Мистер Рэндолф зашевелился в кресле. Она посмотрела в его белые неподвижные глаза.

А вдруг он видит? Может, он просто притворяется, чтобы дурачить людей? Она застыла на месте.

— Вы прекрасно убираете, мисс Гилли. Так старательно. Просто не помню, чтобы в этой комнате наводили такую чистоту.

— Я… Я навожу порядок на книжных полках.

— Прекрасно, прекрасно, — он одобрительно закивал головой. — Если бы вам удалось навести такой же порядок в моей старой голове…

Спокойствие. Никакой паники. Он ничего не видит. Конечно же, не видит. Может, это и к лучшему, что он здесь. По крайней мере, никто не заподозрит, что под самым его носом она крадет деньги.

Она стерла с полки пыль, переставила красный том энциклопедии на другое место, рядом с остальными томами. Потом вернулась к верхней полке — снимала одну книгу за другой и тщательно вытирала темное дерево до самой стенки шкафа. С каждой снятой книгой надежды ее то возникали, то исчезали. И чем больше она снимала книг, тем меньше оставалось надежд. В конце концов она поняла, что ее вранье Агнес обернулось горькой правдой. Денег не было.

Страх и тревога болью отозвались у нее в желудке, ее чуть не вырвало.

А мистер Рэндолф между тем беспечно болтал. Она не вникала в смысл слов. До нее доносились лишь бесившие ее звуки веселого тонкого голоса. Хотелось швырнуть книгой в этот голос, перевернуть стремянку, запустить стулом в окно или, на худой конец, заорать от бессилия.

Но ничего такого она, конечно, не сделала. Охваченная безмолвным цепенящим бешенством, она сложила стремянку и понесла ее в подвал.

— Вы уже уходите, мисс Гилли? — Его голос следовал за ней вверх и вниз по ступенькам, провожал ее из дому. — Спасибо, спасибо. Приходите, пожалуйста, еще. И непременно передайте миссис Троттер, что вы замечательно помогли мне.

Она и не пыталась отвечать. Пусть думает, что угодно. От него теперь ждать нечего. Всего-навсего каких-то тридцать девять вшивых долларов.

Она прошла прямо в свою комнату, вытащила из-под кровати коричневый чемодан и распаковала его. Потом выдрала из блокнота листок бумаги, растянулась на кровати, положила листок на учебник математики и написала:

"1408 Эспен-авеню,

Томпсон-Парк,

штат Мэриленд.

Дорогая Кортни Рутерфорд Хопкинс. Я получила Вашу открытку. Простите, что беспокою Вас своими делами. Но я думаю, что Вы, моя родная мать, имеете право знать, в каком положении находится Ваша дочь. В настоящее время положение мое ужасное, иначе я бы не стала беспокоить Вас. Моя приемная мать религиозная фанатичка. К тому же она почти не умеет ни читать, ни писать. Дом у нее очень грязный, а друзья какие-то странные люди".

Она написала слово «черные», но стерла его: неизвестно, как Кортни относится к этому.

"Здесь живет еще один ребенок, но он, кажется, умственно отсталый. Мне приходится работать не покладая рук и ухаживать за ним. Это очень тяжело, ведь надо еще и готовить уроки.

Я накопила тридцать девять долларов на билет до Калифорнии. Пришлите мне, пожалуйста, недостающие деньги на билет как можно скорее".

Сначала она написала: «Целую», но потом стерла и написала:

"Искренне

Ваша дочь Галадриэль Хопкинс.

P.S. Я очень способная и могу самостоятельно обслуживать себя, так что я ни в чем не буду Вам обузой.

Р. P.S. И еще: я узнала — билет до Сан-Франциско в один конец стоит сто тридцать долларов шестьдесят центов. Я найду работу и при первой возможности верну Вам свой долг".

Она дождалась на лестнице, когда Троттер отправилась в ванную комнату.

Тогда она прокралась в кухню, вытащила из ящика стола конверт с маркой и помчалась на угол, чтобы опустить письмо, пока не улегся гнев и она не передумала.