В голове у него что-то завертелось. Он открыл рот, но во рту пересохло, и сказать ничего не удалось. Оглядывая лица, он просил у каждого помощи.
      Наконец заговорил отец, глядя на свою большую грубую руку, которой он гладил жену по голове:
      — Её сегодня утром нашли там, в речке.
      — Нет, — сказал Джесс, обретя голос. — Лесли утонуть не может. Она хорошо плавает.
      — Эта ваша верёвка оборвалась, — неумолимо и спокойно продолжал отец. — Должно быть, она разбила обо что-то голову.
      — Нет, — повторил Джесс. — Нет.
      Отец посмотрел на него.
      — Мне правда очень жаль, сынок.
      — Нет! — Джесс уже кричал. — Не верю! Ты врёшь!
      Он дико оглянулся, как бы ища подтверждения. Но все смотрели вниз, кроме Мэй Белл, у которой глаза вылезли от ужаса — вот Лесли и умерла!
      — Нет, — сказал он ей. — Это неправда. Лесли жива.
      И выбежал на улицу, громко хлопнув дверью. Он понёсся по гравию к шоссе, а там побежал на запад от Вашингтона и Миллсбурга... и Перкинсова дома. Машина, ехавшая навстречу, побибикала, вильнула, побибикала ещё, но он ничего не слышал.
      "Умерла"... "твоя девица"... "верёвка оборвалась"... "разбила голову"... Слова лопались в голове, как зёрна кукурузы. Он бежал, спотыкался, но не останавливался, чувствуя, что только этот бег как-то удерживает её от смерти. Всё зависит от него. Надо бежать.
      За ним тарахтел пикап, но обернуться он не мог. Когда он попробовал бежать быстрее, отец обогнал его, выскочил, кинулся к нему и подхватил его на руки, как ребёнка. Сперва он брыкался и лягался, потом затих в сильных руках и погрузился в отупение, которое гудело в голове, пытаясь вырваться наружу.
      Привалившись к дверце пикапа, он стукался виском о стекло. Отец вёл ровно и молчал, только один раз кашлянул, словно хотел что-то сказать, но только взглянул на сына.
      Когда они вернулись домой, отец не двинулся, и Джесс почувствовал, что он колеблется, так что сам распахнул дверцу, вылез и в оцепенении пошёл к себе, а там лёг на постель.
 
      Проснулся он внезапно, в тишине и темноте, напрягся, присел, весь дрожа, хотя был одет и обут. Видимо, ему что-то приснилось, но он забыл, что именно, помнил только ощущение страха. В окне без занавесок висела как-то боком луна, вокруг неё танцевали сотни звёзд.
      Он подумал, что кто-то сказал ему о смерти там, в страшном сне. Умереть она не могла, как и он. Однако слова неприятно шевелились в уме, как листья под холодным ветром. Если он встанет и постучится в тот дом, Лесли откроет, и Принц будет плясать вокруг её ног, как звёзды вокруг Луны. Ночь была хорошая, ясная. Может быть, — по холму, по полям — они побегут к речке и перелетят в Теравифию.
      Они не бывали там в темноте. Но сейчас, при луне, нетрудно добраться до замка, где он и расскажет про Вашингтон. Да, и попросит прощения. Так глупо, что он не предложил её взять! Втроём они провели бы замечательный день — не точно такой, конечно, но тоже очень хороший. Мисс Эдмундс и Лесли нравились друг другу. Хорошо бы взять Лесли! "Ты уж прости". Он снял куртку и туфли, залез под одеяло. "Очень глупо, что я про тебя не вспомнил".
      — Да ладно! — скажет она. — Я тысячи раз там бывала.
      — А видела охоту на бизонов?
      Окажется, что не видела, и он ей расскажет, как маленькие бизоны неслись к своей гибели.
      Вдруг у него похолодело под ложечкой. Это было связано с охотой, с падением, со смертью. И с тем, почему он забыл спросить Лесли, поедет ли она в столицу.
      — А знаешь, как странно?
      — Нет, не знаю.
      — Сегодня утром я боялся идти в Теравифию.
      Похолодело уже и в груди. Он перевернулся, лёг ничком. Наверное, лучше сейчас не думать о Лесли. Утром он сразу пойдёт к ней, первым делом, и всё объяснит. Когда светло, объяснять легче, уже кошмар не давит.
      Он постарался вспомнить поездку, подробности картин и статуй, голос мисс Эдмундс, его слова, её ответы. Вдруг краем разума он ощутил какое-то падение, но вытолкнул это чувство картиной или беседой. Завтра надо будет рассказать всё Лесли.
      Сразу вслед за этим он увидел, что в окно светит солнце. У девочек на постели лежали только смятые одеяльца; на кухне кто-то двигался и разговаривал.
      Ой, Господи! Бедная Мисс Бесси, совсем о ней забыл, а уже поздно. Он сунул ноги в кроссовки, не расправляя пяток и не зашнуровывая.
      Мать быстро подняла взгляд от плиты, что-то хотела спросить, но только кивнула.
      Его опять зазнобило.
      — Я забыл про Мисс Бесси.
      — Отец её доит.
      — И вечером тоже забыл.
      Она всё кивала.
      — Отец подоил, не беспокойся, — голос был мягкий, не упрёк. — Завтракать можешь?
      Наверное, поэтому подводит живот. Он не ел с тех пор, как в Миллсбурге, по дороге домой, мисс Эдмундс купила мороженое. Старшие девочки смотрели на него, сидя за столом. Младшие оторвались от мультиков и повернулись обратно. Он сел на скамейку. Мать поставила перед ним полную тарелку оладий. Он и не помнил, когда она последний раз их делала. Что ж, он полил их сиропом, начал есть. Красота, а не оладьи.
      — А тебе хоть бы что! — сказала Бренда через стол.
      Он удивлённо взглянул на неё, не переставая жевать.
      — Если бы умер Джимми Дикс, я б ни кусочка не съела.
      Холод овладел им и выхлестнул наружу.
      — Ты заткнёшься или нет? — крикнула мать, занеся штуку, которой переворачивала оладьи.
      — Да мам! Он сидит, ест, как будто ничего не случилось. Я бы все глаза выплакала!
      Элли посмотрела сперва на мать, потом на Бренду.
      — Мальчики от горя не плачут. Да, мам?
      — Всё равно, чего он сидит, жуёт, как свинтус?
      — Бренда, я кому сказала? Если ты не заткнёшься...
      Он их слышал, но они были дальше, чем воспоминание о страшном сне. Он жевал и глотал, а когда мать положила ему ещё три оладьи, съел их.
      Пришёл отец, медленно перелил молоко в кувшины из-под сидра и поставил в холодильник. Потом он помыл над раковиной руки и пошёл к столу. Проходя мимо Джесса, он тронул его плечо. За Мисс Бесси он не сердился.
      Джесс почти не заметил, что родители взглянули друг на друга, а там — на него. Мать строго посмотрела на Бренду и показала отцу глазами, что надо её приструнить. Но Джесс думал только о том, как хороши оладьи, и надеялся, что дадут ещё. Почему-то он знал, что просить не надо, но удивлялся, что мать не предлагает. Потом он решил, что надо встать и уйти, но не был уверен, чего от него ждут.
      Отец откашлялся.
      — Мы с матерью думали сходить к соседям. И тебе бы надо пойти... — он помолчал. — Ты ж один её толком знал.
      Джесс силился понять, что это значит, но не мог.
      — Кого? — пробормотал он, понимая, что не надо бы спрашивать. Элли с Брендой только что не охнули.
      Отец наклонился над столом и положил сыну на руку свою большую руку, взволнованно взглянув на жену. Мать просто стояла и смотрела печальным взором.
      — Твоя подруга Лесли умерла, — сказал отец. — Ты понимаешь?
      Джесс выдернул руку и встал.
      — Я знаю, это трудно... — говорил отец, когда Джесс шел к себе. Вернулся он в куртке.
      — Готов? — отец быстро встал. Мать сняла фартук и пригладила волосы. Мэй Белл вскочила с коврика.
      — И я пойду! Я никогда не видела покойников.
      — Нет!
      Мэй Белл села, словно голос матери её прихлопнул.
      — Мы даже не знаем, где она, дочка, — сказал отец.

      Они медленно пошли через поле и вниз, к дому Перкинсов. Там стояло машин пять. Отец постучался. Джесс услышал, как в том конце дома лает Принц и бежит сюда, к ним.
      — Ти-ш-ш! — сказал незнакомый голос. — Лежать!
      Дверь открыл человек, наклонившийся, чтобы втянуть в дом собаку. Увидев Джесса, Принц вырвался и радостно скакнул к нему. Джесс поднял его за лапы и почесал ему шею, как чесал, когда тот был совсем маленьким.
      — Я вижу, он вас знает, — сказал незнакомый человек, странно, слабо улыбаясь. — Заходите, пожалуйста.
      Он отступил и пропустил их в дом.
      Они вошли в золотую комнату, всё такую же, только ещё красивей, потому что в южные окна светило солнце. Здесь сидело человек пять, которых Джесс никогда не видел, кто-то шептался, а вообще-то они молчали. Сесть было некуда, но незнакомец принёс из столовой стулья. Отец, мать и Джесс напряжённо сели и стали ждать неведомо чего.
      Немолодая женщина медленно встала с дивана и подошла к матери. Глаза у неё были красные, волосы — совершенно белые.
      — Я — бабушка Лесли, — сказала она, протягивая руку.
      Мать смутилась и тихо выговорила:
      — Миссис Эронс. Оттуда, с горки.
      Бабушка Лесли пожала руки и матери, и отцу.
      — Спасибо, что пришли, — сказала она и обернулась к Джессу. — А ты, наверное, Джесс. — Он кивнул. — Лесли... — глаза её наполнились слезами, — говорила мне о тебе.
      Джесс думал, что она ещё что-нибудь скажет, но смотреть на неё не хотел и почёсывал Принца, который крутился у ног.
      — Простите... — проговорила она. — Не могу...
      Человек, открывший им дверь, подошёл, обнял её и увёл. Джесс слышал, что она плачет.
      Он был рад, что она ушла. Получалось как-то нелепо, будто тётка в телевизоре говорила про зубную пасту и вдруг разревелась. Он огляделся, у всех взрослых были красные глаза. Ему захотелось сказать им: "Смотрите, я-то не плачу!", и он какой-то частью разума стал это обдумывать. Только у него из мальчиков умерла лучшая подруга. Это вам не что-нибудь. Ребята в понедельник будут, наверное, шептаться и обходиться с ним уважительно, как обходились с Билли Джо Уимсом, когда у того отец разбился в машине. А он захочет — будет говорить, не захочет — не будет. Учителя ругать не станут. Мать даже девочек приструнит.
      Вдруг ему захотелось увидеть Лесли. Где она лежит? В библиотеке или в Миллсбурге, в похоронном бюро? И как они её похоронят, в синих джинсах? А может, в джемпере и в той блузке, которую она надевала в церковь? Это бы лучше всего. Люди ещё посмеются над джинсами, а он не хотел, чтоб над Лесли смеялись, тем более что она умерла.
      Вошёл Билл. Принц спрыгнул у Джесса с колен и подбежал к нему. Билл наклонился и почесал ему спинку. Джесс встал.
      — Джесс, — сказал Билл, обнимая его, словно он — не Джесс, а Лесли. Обнял он крепко, в лоб впилась пуговица, но Джесс терпел, не двигался. Он чувствовал, что Билл дрожит, и боялся посмотреть вверх — а вдруг тот плачет? Этого он не хотел бы видеть. Да и вообще бы лучше уйти. Что тут делать, в этом доме? Почему Лесли не поможет? Прибежала бы, все бы засмеялись... "Думаешь, так приятно, если ты умер и все плачут? Ну уж нет!"
      — Она тебя очень любила, — говорил Билл, и по голосу было ясно, что он плачет. — Она мне сказала как-то, что если б не ты... — голос у него сорвался. — Спасибо, — проговорил он наконец. — Спасибо, что так дружил с ней.
      Говорил он странно, будто в кино. Они с Лесли посмеялись бы после фильма и стали бы передразнивать: "Бу-бу-бу, сю-сю-сю..." Двинуться он не мог, даже увернуться от пуговицы. К счастью, Билл отпустил его. Он услышал, как отец вежливо спрашивает насчёт "службы", а Билл отвечает почти что обычным тоном, что тело решили кремировать и завтра прах отвезут в Пенсильванию, в его родной дом.
      Кремировать. Что-то щёлкнуло у него в голове. Значит, Лесли нету. Она сгорела. Он её больше не увидит, даже мёртвую. Ни-ког-да. Как они посмели? Она — его, а не ихняя! Никто его даже не спросил, никто ему не сказал. Теперь он её не увидит, а они ещё плачут. Не по Лесли! Нет, не по ней, по себе, по самим себе. Если б они её любили, они бы её не привезли в это проклятое место. Джесс крепко держал себя за руку, чтобы не ударить Билла.
      Вот он, Джесс, её любил, но её нет. Она ушла, умерла, когда так нужна ему. Ушла, а его бросила. Ушла к этой чёртовой верёвке, чтобы показать, что она не трусит. "Вот так вот, Джесс Эронс!" Сейчас она где-нибудь над ним смеётся, как над миссис Майерс. Да, сыграла она с ним штуку! Вытянула в свой миф и, пока он там не обжился, взяла и бросила, как астронавта на луне. Обратно не вернёшься. Он — один.
 
      Позже он не мог вспомнить, когда ушёл, но помнил, как, сердито плача, бежал на горку, к своему дому. Когда он влетел в дверь, Мэй Белл глядела на него большими карими глазами.
      — Ты её видел? — жадно спросила она. — В гробу, да?
      Он ударил её, и так крепко, как никогда никого не бил. Она отшатнулась, резко вскрикнув. Он прошёл к себе и стал рыться под матрасом, пока не вытащил альбомы и краски, которые Лесли подарила ему на Рождество.
      Элли стояла в дверях, беспокойно на него глядя. Он прошёл мимо неё. Бренда что-то такое ныла на кушетке, но слышал он только плач младшей сестры.
      Из кухни он выбежал в поле и понёсся, не оглядываясь, туда, к речке. Воды было немножко меньше. На яблоне болтался конец верёвки. "Теперь я бегаю лучше всех в пятом классе".
      Он что-то крикнул, бросил альбомы и краски в бурую воду. Краски поплыли сверху, как лодочки, а бумагу стало затягивать вниз, кругами, кругами. Он смотрел, как они исчезают. Понемногу он отдышался, сердце стало биться потише. Грязи было много из-за дождей, но он сел на землю. Идти-то некуда. Так и будет. Он опустил голову на колено.
      — Зря ты их выбросил, — сказал отец, садясь рядом с ним.
      — Да ну их! Ну их! — он опять плакал, просто рыдал, дыханье перехватывало.
      Отец посадил его к себе на колени, будто Джойс Энн.
      — Тиш-ш, тиш-ш... — говорил он, гладя его по голове. — Ну, ну, ну...
      — Я её терпеть не могу! — проговорил Джесс. — Не мо-гу! Лучше б я её вообще не видел.
      Отец молча гладил его по голове. Когда он немного успокоился, они стали смотреть на воду.
      Наконец отец сказал:
      — Чёрт знает что, а?
      Он слышал, как отец говорит так другим мужчинам, и почему-то ему стало легче.
      — Пап, а ты веришь в чертей? Ты веришь, что люди попадают в ад?
      — Ты что, беспокоишься о Лесли?
      И правда, странно всё-таки...
      — Ну, Мэй Белл сказала...
      — Мэй Белл? Она — не Бог.
      — Откуда ты знаешь, что Бог делает?
      — Господи, Джесс, да не дури ты! Будет Он посылать в ад маленькую девочку!
      Он никогда о ней так не думал, но Бог-то знает, ей ещё нет одиннадцати. Они встали и пошли наверх.
      — Это неправда, что я её терпеть не могу, — сказал Джесс. — Не знаю, почему я так крикнул.
      Отец кивнул — да, он понимает. Добры с ним были все, даже Бренда. Все, кроме Мэй Белл, та от него шарахалась.
      Он хотел попросить прощения, но не мог, слишком устал. Он вообще не мог придумать, как это выразить, какими словами.
      Под вечер к ним явился Билл, спросить, не присмотрят ли они за собакой, пока он с женой в Пенсильвании.
      — Конечно, присмотрим.
      Он был рад, что Билл к нему обратился. Он побаивался, не обиделся ли тот, когда он вдруг сбежал. Кроме того, ему хотелось знать точно, что Билл на него не сердится, а спросить он не мог бы.
      Держа Териана, он махал вслед пыльной итальянской машине, пока она не свернула на шоссе. Кажется, и они помахали, но издали плохо видно.
      Мать не разрешала ему завести собаку, но теперь сдалась. Принц прыгнул к нему на кровать, и Джесс проспал всю ночь, прижимая его к груди.

      В субботу утром, когда он проснулся, у него тупо болела голова. Было ещё рано, но он встал, чтобы подоить корову. Отец доил со вторника, надо его освободить, чтобы всё пошло нормально. Принца он запер в сарае, тот повизгивал, напоминая тем самым сестрицу, и голова болела ещё больше. Но нельзя же, чтоб собака лаяла на Мисс Бесси.
      Все ещё спали, когда он принёс молоко, налил себе стакан и взял два ломтя белого хлеба. Он решил пойти поискать свои краски, а собачку выпустил и дал ей пол-ломтя хлеба.
      Стояло ясное весеннее утро. Зелень полей испещрили дикие цветы, небо было чистое, голубое. Воды стало гораздо меньше, совсем не так страшно. К берегу прибило большой сук, и Джесс перебросил его через русло. Потом ступил на него — ничего, прочно — и перешёл, нога за ногу, хватаясь за ветки, чтобы не потерять равновесия. На том берегу красок не было.
      Теравифия была немного выше по течению. Вот бы перейти туда по бревну, а не лететь на верёвке! Принц жалобно скулил, и вдруг, набравшись храбрости, полез в воду. Его понесло было вниз, но он удачно выкарабкался и побежал, стряхивая на Джесса большие капли воды.
      Они пошли в замок. Было темно и сыро, но ничто не говорило о том, что умерла королева. Он чувствовал — надо сделать то, что полагается, но что? Лесли нет, никто ему не подскажет. Вчерашний гнев поднялся снова. "Я полный дурак, сама знаешь! Что я должен сделать?" Холод поднялся к горлу, сжал его. Он несколько раз глотнул. Наверное, подумал он, там опухоль. Как это, один из семи смертных симптомов? "Трудно глотать". Его прошиб пот. Умирать он не хотел. Да Господи, ему всего десять лет! Он и жить только начал.
      "Лесли, тебе было страшно? Знала ты, что умираешь? Боялась ты, как я?" На миг он представил её в холодной воде.
      — Эй, Принц! — громко сказал он. — Давай сплетём для королевы траурный венок.
      Он сел на прогалинку между берегом и первым рядом деревьев, согнул в кольцо сосновую ветку и связал её мокрой верёвочкой. Венок получился холодный, тёмный, и он вплёл в него лесные цветочки.
      Потом положил перед собой. Птица-кардинал села на берег и повернула сверкающую головку, словно бы глядя на венок. Принц зарычал или, скорее, заурчал. Джесс положил ему руку на голову.
      Птица попрыгала и медленно улетела.
      — Это знак от духов, — спокойно сказал Джесс. — Приношение правильное.
      И, словно в траурном шествии, он неспешно двинулся к священной роще. Щенок шёл за ним. Войдя поглубже в тёмную сердцевину, Джесс встал на колени и положил венок на ковёр золотистых игл.
      — Отец, в руки Твои предаю дух её.
      Он знал, что Лесли бы эти слова понравились. Они подходили к их священной роще.
      Шествие двинулось обратно к замку. Крохотный кусочек покоя пробивался в Джессе сквозь хаос, словно птица сквозь бурю. Вдруг тишину разорвал крик:
      — Помоги! Джес-си! По-мо-ги!
      Джесс кинулся на голос. Мэй Белл добралась до середины бревна и стояла, беспомощно вцепившись в ветки.
      — Сейчас, сейчас! — спокойней, чем он мог, сказал Джесс. — Держись покрепче. Я иду.
      Он не был уверен, что сук — даже не бревно! — выдержит двоих, и взглянул на воду. Можно бы перейти вброд, но течение быстровато... Неровён час, собьёт с ног. Он решил ступить на сук и пополз, пока не смог коснуться сестры. Её ведь надо перевести туда, на ту сторону, где дом.
      — Держись, — сказал он. — Ползи задом.
      — Не могу!
      — Я тут, Мэй Белл. Что я, дам тебе свалиться? Вот, — он протянул ей руку. — Не выпускай её и пяться боком.
      Она попробовала и снова схватилась за ветку.
      — Мне страшно, Джесси. Я боюсь.
      — Конечно, боишься. Всякий бы испугался. Ты, главное, положись на меня. Договорились? Я тебе упасть не дам. Честное слово.
      Она кивнула, хотя глядела всё так же дико, но руку взяла, немного выпрямилась и покачнулась. Он крепко её держал.
      — Так, хорошо. Тут близко... ты подвинь правую ногу, а потом подтяни к ней левую.
      — Я забыла, где правая.
      — Которая вон там, — терпеливо сказал он. — Ближе к дому.
      Она опять кивнула и покорно подвинула ногу на несколько дюймов.
      — Теперь отпусти ветки, держись за меня.
      Она отпустила ветку и вцепилась ему в руку.
      — Молодец. Очень хорошо. Теперь проползи ещё немножко.
      Она покачнулась, но не вскрикнула, только впилась ноготками ему в ладонь.
      — Ну, молодец! Замечательно. Так.
      Он говорил спокойно, уверенно, как санитар на "Скорой", но сердце у него просто бухало.
      — Так... так... Ещё немножко.
      Когда её правая нога ступила наконец на тот конец сука, который лежал на берегу, она упала ничком, и он с ней вместе.
      — Осторожно!
      Он потерял равновесие, но свалился не в воду, а ей на ноги. Собственные его ноги болтались над водой, в воздухе.
      — Ты что, убить меня хочешь?
      Мэй Белл серьёзно покачала головой.
      — Я поклялась на Библии за тобой не ходить, но утром тебя не было...
      — Надо было кое-что сделать.
      Она елозила по грязи босыми ногами.
      — Я просто хотела тебя найти, чтобы ты не так горевал, — она опустила голову. — И перепугалась.
      Он подтянулся и сел рядом с ней. Они смотрели, как Принц переплывает речку, не замечая, что течение относит его вниз. Наконец он выбрался под яблоню и побежал к ним.
      — Всем бывает страшно, Мэй Белл. Этого стыдиться не надо, — Джесс ясно увидел, как блестели у Лесли глаза, когда она шла к Дженис Эйвери. — Все пугаются.
      — Принц не боится, а ведь он видел, как Лесли...
      — Он собака. Понимаешь, чем ты умней, тем больше ты пугаешься.
      Она недоверчиво на него посмотрела.
      — Ты же не испугался!
      — Ну что ты, Мэй Белл! Я дрожал, как желе.
      — Неправда!
      Он засмеялся — ничего не поделаешь, приятно, что она ему не верит, — засмеялся, вскочил, поднял её.
      — Пошли, — сказал он. — Надо поесть.
      И побежал за ней к дому.
 
      Когда он вошёл в класс, он увидел, что миссис Майерс уже убрала из переднего ряда её парту. Конечно, теперь, к понедельнику, он поверил, но всё-таки, всё-таки на остановке огляделся, наполовину надеясь, что она бежит через луг — ровно, прекрасно, мерно. А может, она уже в школе, Билл подвёз её — так бывало, когда она могла опоздать... Но когда он вошёл в класс, парты не было. Почему они так спешат от неё избавиться? Он сел, опустил на парту голову, холодея от тоски.
      Вокруг шептались, но слов он не слышал, да и не хотел бы. Ему стало стыдно, что он ждал от ребят участия, а то и почтения. Нажиться на её смерти! "Я мечтал бегать быстрее всех в школе, и вот пожалуйста". О Господи, какая гадость! Чихать ему, что говорят, что думают, только бы не трогали и не смотрели... Только бы с ними не болтать. Они не любили Лесли. Все, кроме, может быть, Дженис. Да, травить перестали, но относились свысока, хотя они её ногтя не стоят! Что там, он сам подумал, что бегает лучше всех.
      Миссис Майерс рявкнула: "Встать!" Он не шелохнулся. Да ну её! Что она ему, в конце концов, сделает?
      — Джесс Эронс! Выйди, пожалуйста, из класса.
      Он поднял свинцовое тело и вышел в коридор. Кажется, Гарри Фалчер хихикнул, а может и нет. Привалившись к стене, он ждал, пока Драконья Морда отпоёт: "О, видишь ли Ты?" и присоединится к нему. Она дала какое-то задание по арифметике, а уж потом вышла, мягко закрыв дверь.
      "Ну и фиг с тобой! Мне начхать".
      Она подошла так близко, что он ощутил запах её пудры.
      — Джесси!
      Голос у неё был очень нежный, но он не ответил. Пусть канючит. Он привык.
      — Джесси, — повторила она. — Мне тебя очень жалко.
      Слова — ладно, штамп, а вот голос какой-то странный.
      Сам того не желая, он посмотрел вверх, на неё. Глаза под приподнятыми очками были полны слез. Сперва он и сам чуть не заплакал. Ну, картина! Они стоят в коридоре и плачут по Лесли Бёрк. Это было так дико, что он едва не рассмеялся.
      — Когда умер мой муж, — сказала она (Джессу и в голову бы не пришло, что у неё был муж), — мне говорили, чтобы я не плакала, чтобы я забыла. — (Нет, это подумать! Миссис Майерс кого-то любит, по кому-то горюет). — Но я забывать не хотела, — она вынула из рукава платочек и высморкалась. — Прости. Когда я сегодня пришла, кто-то уже убрал её парту. — Она ещё раз высморкалась. — У меня... у... у нас ещё не было такой ученицы. Сколько я преподаю, а таких не было. Я всегда буду благодарна...
      Ему хотелось её утешить. Ему хотелось зачеркнуть всё, что он о ней говорил... и всё, что говорила Лесли. Господи, только б она не узнала!
      — Так что я понимаю. Если мне тяжело, насколько тяжелее тебе! Давай помогать друг другу, хорошо?
      — Да, мм, — больше он ничего не придумал. Может быть, позже, когда вырастет, он напишет ей, что она считала её очень хорошей учительницей. Лесли не рассердилась бы. Иногда надо дарить людям то, что нужно им, не тебе — вот как эту Барби. Как-никак, миссис Майерс помогла ему понять, что он никогда её не забудет.
      Он думал целый день о том, что раньше, до Лесли, он был глупым мальчишкой, который рисовал смешные картинки и гонял корову по лугу, воображая себя ковбоем, чтобы скрыть от себя и от других сотни глупых мелких страхов.
      Лесли увела его в Теравифию и сделала королём. Ведь король лучше всего, выше всего, а Теравифия — как замок, в котором посвящают в рыцари. Там надо побыть и стать сильнее, чтобы двигаться дальше. Да, там, в Теравифии, Лесли освободила его душу, чтобы он увидел сияющий, страшный, прекрасный и хрупкий мир. (Осторожно, бьётся!.. Всё, даже злые звери).
      Теперь пришло время выйти. Её нет, надо идти за двоих. Надо воздать миру за красоту и доброту, которую открыла ему Лесли, научив его видеть, придав ему силу.
      Что до ужасов — он понимал, что будут они и дальше, — надо выдерживать страх, не поддаваться. А, Лесли?
      Да, именно так.
 
      Билл и Джуди вернулись в среду с контейнером. Ещё никто не жил долго в Перкинсовом доме. "Мы переехали на воздух из-за неё. Теперь, когда её нет..." Они отдали Джессу все её книги, краски, кисти и три очень хороших блокнота. "Она была бы рада, что это у тебя", — сказал Билл.
      Джесс с отцом помогали грузить контейнер. Часам к двенадцати мать принесла им кофе и бутерброды с ветчиной. Джесс знал, она немножко боится, что Бёрки не захотят такое есть, но всё равно хотела что-то сделать. Наконец всё загрузили. Обе семьи неловко стояли у контейнера, не понимая, как же им прощаться.