Аркадий Пасман
      Черный дождь
      Неосуществившиеся дела нередко вызывают катастрофическое отсутствие последствий.
      Станислав Ежи Лец
      Глава первая
      Мне кажется, что так, как сейчас, было всегда. Это только Старые, собравшись вечером у очага, рассказывают иногда длинные мудреные истории о каких-то давным-давно прошедших временах. Перебивают друг друга, торопятся, слюной брызжут - смех, да и только! А потом вдруг замолчат, собьются в кучку у огня и сидят нахохлившись - точь-в-точь замерзшие вороны. Вообще-то обычно Старые не врут. Наоборот, всему что мы знаем и умем, мы научились от них. Ведь почти все учителя - Старые. И Врач - Старый. Его зовут Миха, он все может. И зубы лечит, и живот, и колючки Серой Цапки вытаскивает - будь здоров! А прошлым летом я с Волом и Колом лазил в Цех, за железом, - Кузнец велел, только он говорил через ворота идти, а это далеко, вот мы через стенку и полезли, а она как грохнется! Я ногу сломал. Больно - жуть! Но не орал, что я, маленький? Молчал, только зубы скрипели. Ну, притащили меня в дом, сил уже нет, думаю - сейчас помру. А Старый Миха сварил травы, дал выпить - сразу полегчало, я заснул. Пока спал, он мне к ноге две деревяшки привязал - зажило, как на собаке. Это тоже Старые так говорят. А откуда им знать, как на Собаках заживает? Видно, опять старая поговорка - ведь к Собакам лучше близко не подходить, месяц назад в соседнем Доме опять двух охотников разорвала Стая. Может, конечно, на них быстро все заживает, вот только я их живыми ближе чем за сто шагов не видел, и другим не советую. В ловушку собаку не поймать, раненых своих они быстро добивают, а мертвые все одинаковые, что кролик, что ворона, что собака. Только Собака вкуснее. Мать собачатину здорово с картошкой и хлюстом тушит. Что-то опять жрать захотелось. Мне почти все время жрать хочется. Все смеются, а чего смеяться? Я, что ли, виноват? Отец говорит, что я расту, мне много еды надо, а где ее взять много? Вот и сосет все время в брюхе. Даже когда с охоты придем - налопаюсь - глаза выпучиваются, а маленько времени пройдет - опять сосет. Расту, значит... Вон Кол - он насколько меня старше, а я его здоровей и выше, и копье кинуть могу шагов на двадцать дальше, и вообще... Скорей бы время шло. Хуже нет вот так сидеть без дела, на небо глядеть, тучи пасти. Смех! Это Кима придумала - "пасти". И не пасти вовсе, а следить - вдруг тучи Дождь нагоняет. Вот сама смеется, а небось крикни я сейчас: "Эй, люди! Дождь близко!" - первая в Дом помчится, только ее и видели! А вообще-то дождь дождю - рознь. Если Северный Дождь - так и пускай. Переждать его, и снова наверх можно... От кустов только подальше держись, чтоб не накапало, а так - ничего опасного. Южный - тоже не страшно. Восточный... Вот Западный - это да. Лучше не надо. Хорошо, хоть редко бывает, но зато уж надолго запоминается. Я вот за свою жизнь три раза Черный Дождь видел. Первый раз совсем пацаном был, не понял ничего, только смотрю - сверху загремело что-то, и все забегали, смехота! Двери, окна позакрывали - темно в Доме. Отец велел лечь, мать меня схватила, к себе прижала, а сама дрожит. Мне и страшно, и смешно. "Спи, - говорит. - Спи, сынок". А чего спать, когда день на дворе? Я ору: "Не хочу спать, хочу гулять!" - "Нельзя гулять,- говорит, - Черный Дождь идет..." Потому и запомнил. В тот раз мы недолго в Доме просидели - Дождь быстро кончился, а Солнце как раз выглянуло, и все обсохло... А потом и трава снова выросла, будто Дождя и не было вовсе. Другой раз Дождь внезапно налетел. Ветер был сильный, Западный, а тучи низко-низко шли, над самой землей. Тогда Виса дежурил, проглядел. Ветер-то холодный, он за камнем прятался. Глядел на небо, глядел, а тучи почти у самой земли были... Хорошо еще, что Старый Горла на охоту не ходил. Он, когда Западный ветер, всегда дома остается, ломает его всего - четыре лета назад Стая его рвала, еле отбили, так вот он в Доме остается, сидит у огня в одеяле и дрожит. А тут отпустило маленько, он и вышел наверх подышать. Глянул на Запад да как заорет: "Люди! Спасайтесь! Черный Дождь!" Голос у Горлы здоровый, даром что Собаки чуть на куски его не разорвали, по всей долине слышно. Народ так и кинулся к Дому. Мы как раз вместе с Колом кротиные ловушки проверяли- в тот раз хорошая добыча попалась: штук двадцать зверьков - здоровенных! Только мы их перебили да в мешок покидали, как слышу - Горла орет. Кол бежать, я мешок на плечи и за ним. Полпути пробежали, а тяжело все-таки, остановился я мешок поправить, оглянулся - мамочки мои! Небо низкое, черное, как камни в цехе, все клубится, клубится, и пухнет, пухнет... А из земли в небо столбы дыма растут, извиваются, качаются, вертятся на месте... Как только столб до неба дотянется, так сразу треск, и вниз шары огненные катятся... И тишина кругом, даже ветер стих, только издали какое-то хлюпанье доносится, как будто кто-то кисель хлебает беззубым ртом... Стою я, глаз оторвать от Дождя не могу, а он все ближе, ближе... Хорошо, Кол обернулся да как заорет на меня: "Ты что встал, сдурел? Беги, пропадем"! Тут я словно очнулся - и бежать следом, а он не унимается: "Брось, - кричит, - мешок! Брось, пропадем!" Ну да, чтобы я добычу бросил! Добежали мы до Дома, скатились вниз по лестнице - как ноги не переломали, смехота! - и за нами двери - бух - захлопнули, щели мешками с песком заткнули и кольями приперли... Тут все давай меня ругать, а на меня смех напал - они ругаются, а я смеюсь, сильнее ругаются - сильнее смеюсь, потом икать начал, ничего поделать не могу - икаю и икаю. Хорошо, Миха травы дал попить - отошло. Правда, не сразу, но отошло... А между прочим, зря ругались. Как дело дошло, так кротов моих за милую душу слопали, ведь почти три недели пришлось в Доме взаперти просидеть. Сразу-то не разобрались, а когда старший всех сосчитал, двоих и не было... Вола не было и Гати-маленькой... Не успели, видно... Ана, Гатина мать, кричала, наверх рвалась, ее Старые держали, не пустили... Как просохло все, Старший взял Кола, меня, Вису, братьев Хрупов, и мы наверх полезли. А наверху, гляжу - вот тебе и раз! Ни травинки, ни кустика, только земля черная, и камни черные, и железки, что Кузнец у входа в Дом сложил, черные-пречерные. Мы у двери стоим, выйти страшно, а Старший головой повертел, понюхал и с холма спрыгнул. "Не бойтесь, говорит, - можно идти, опасности нет!" Старший опасность нутром чует. Если говорит - можно, значит, можно. Мы два дня искали. Гати так и не нашли, а Вола нашли. Только он помер уже и здорово, видно, мучился - землю грыз, руками царапал. А на руках ни кожи, ни ногтей... На голове все волосы вылезли... Сам черный, как сажа. Не любил я Вола - здоровенный он был и жадный, все надо мной подсмеивался, дразнил: "Каня-Кан, таракан, уши холодные...", а тут посмотрел на него, и нехорошо мне стало. Не то, чтобы жалко, хотя и жалко тоже, а как-то совсем нехорошо... Виса тут же стоит, плачет, а Старший ни словечка ему не сказал, поглядел только. Молча так поглядел, внимательно. Ох, не хотел бы я, чтобы на меня так Старший посмотрел. Хотели мы Вола на могильник отнести, Старший не велел. Прямо на месте мы его камнями прикрыли, а сверху Старший кусок железа положил, чтобы Собаки не добрались. Собаки железного запаха как огня боятся, а крысам камней не перевернуть, слабо. Последний Дождь прошлым летом был. Но слабый, мелкий, до нас не дошел, над Собачьим Логом выдохся. Наши все перепугались, сразу в Дом кинулись, а оказалось - зря. И хорошо, а то бы опять в темноте сидеть. Обошлось. Но ведь вот что интересно - Собаки тоже под Дождь не попали. Они всегда убегают, как только тучи подходят или земля трястись собирается. Всей Стаей убегают, далеко куда-то. А потом обратно приходят - целехонькие. Видно, у них тоже кто-то за небом следит. Нет, похоже, сегодня Дождя не будет. Зря Старый Выха мне с утра твердил: "Гляди, ой, в оба гляди, Каня! Кости у меня ломит - быть Дождю!" У него кости, чувствую, чуть не каждый день ломит, а ветер сегодня Северный, и солнце вот-вот зайдет, а Дождь только до захода солнца бывает - это каждый младенец знает. Северный ветер - он хоть и холодный, но зато безопасный. При нем и Дождя почти не бывает, и Собаки не шастают - сидят в норах в Собачьем Логу, носа наверх не кажут. Страх, как рыжие Северного ветра боятся, смехота! Одно плохо, понагнал ветер прямо к Дому Серой Цапки. Вон сколько шаров - и не сосчитать! Теперь глаз да глаз, а то зазеваешься - она и хлестанет тебя своими колючками, за десять шагов достанет, а человека еще дальше чует. Попало - беги к Врачу, пусть выковыривает, и чтоб ни одной не пропустить, а то начнет прорастать - все, не жилец... А ведь осень уже, точно, кончилось лето! И небо тусклое, и трава сухая, и кусты пожухлые, и Цапку, вон, ветер катает, как хочет, взад-вперед... То-то холодно уже, на одном месте не постоишь... Ничего, маленько осталось, наши вон уже к Дому сходятся, и дымком тянет, видать, ужин готовят... Скорей бы, а то в животе сосет, сил нет. Вот сядет солнце, и конец, можно вниз идти... отогреюсь, порубаю - и спать... Завтра надо будет ловушки проверить и хлюста свежего на Дальней Горке побольше надергать - квасить пора... Хотя Старший и сам знает, когда что делать.
      Глава вторая
      Пол в комнате мелко задрожал. Задрожали стены, потолок, душный воздух. Дрожание перерастало в вибрирующий гул, сначала низкий, затем все выше и выше, и наконец в оглушительный, свербящий визг. - С добрым утром! Вообще-то мне можно обходиться без будильника, его вполне заменяет межконтинентальный авиарейс в 6.30 утра. Черт бы побрал эти новые самолеты, ревут, как иерихонская труба. "А может быть, стены Иерихона рухнули оттого, что внутри их слишком много дули в фанфары? Кто это сказал? Какой-то немец. Или поляк..." Гул все не утихает. Да он что, кружит, что ли? Наверное, опять взлететь не может. В этом году уже трижды самолеты бились. И каждый раз на взлете. Разбежится - и бабах! Все, улетел. Значит - 6.35. Еще минут пятнадцать-двадцать можно поваляться. Или сделать зарядку. Энергично помахать руками, поприседать, разогреться, растереться... Заряд бодрости на целый день... Поспать бы еще часа три - тоже заряд бодрости. Так, пора вставать. Даже с закрытыми глазами чувствую - 6.55. Пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи... - запикал будильник, и тут же вспыхнул свет. Теперь - все делать в темпе. Продираю глаза и шлепаю в ванну. Б-р-р! Опять холодная! Надо регулятор менять, а то и простудиться недолго. Ничего, сейчас полотенцем разотремся, опять же вместо зарядки - и на кухню. Яйцо, творог, бутерброд и кофе... Творог соевый, а кофе, по-моему, из горелых опилок... Служба питания свое дело знает. Невкусно, зато калорийно и безвредно. Интересно, они сами это пробуют?! Опять пищит будильник. Ого! Надо поспешать. Жую на ходу, влезаю в комбинезон - черт, так вчера застежку и не наладил, ладно, сойдет, ремень потуже затянуть - и к лифту. Дверь захлопывается, слышно, как в квартире загудел уборщик. Почему-то по утрам в лифте всегда пахнет гретым пластиком. Запах, не то чтобы противный, а какой-то тревожный, неживой. Лифт - старый, ровесник дому - дома эти строились в конце двадцатых, в рамках Национальной программы решения жилищной проблемы. Приехали. Теперь бегом по тоннелю, впрочем, можно особо не спешить, как раз успеваю - вон уже хвост подземки показался. С ходу р-раз - внутрь, в толпу, животом вперед - и можно ноги подгибать, не упадешь. Спереди, сзади, с боков - плечи, спины, головы... Ни одного лица не видно капюшоны, капюшоны... Укрылись и спят. И ладно, я тоже капюшончик накину и подремлю. Благо через весь город ехать... Я в детстве шепелявил, вместо "с" - "ш" говорил. Сколько со мной в школе бились, пока к врачу не отвели. И ничего, помогло. Он меня потом даже скороговоркой обучил говорить: "Спит спокойно старый слон, стоя спать умеет он..." Как насчет слонов, не знаю, кроме как в телевизоре, я их не видел, а вот стоя спать - пожалуйста, сколько угодно. И даже сны вижу. ...Во! То-то я чувствую, в голове что-то сидит. Мне же сегодня всю ночь сон снился. Странный какой-то... Будто сижу я на холме, а кругом - поля, поля... Ни одного дома рядом, земля серая, трава пожухлая, кустики невдалеке растут чахлые, листья на них мелкие, редкие и вроде лиловые. Небо темное, низкое, прямо над головой нависло, а солнце большое, раза в два больше, чем на самом деле, а тепла не чувствуется, и глядеть на него больно. Слева опять кусты, много их, словно лужа лиловая, а справа, на горизонте, не то холмы, не то кучи камней. Черные, как обугленные. И главное, я будто не я, а кто-то другой. И мысли чужие, не мои, и чувства отчетливые такие: холодно и есть хочется, а уйти нельзя, вроде бы я жду или охраняю чего-то. Одним словом, странный какой-то сон, непонятный. Надо Максу рассказать, он парень башковитый, разберется, что к чему. К чему, к чему, к чему... Фу, черт! Заснул, что ли? И время незаметно пролетело, через две станции выходить. Хорошо, что у Комбината многие выходят, а то бы - ни за что к двери не протолкаться. Двери с шипением раздвигаются, и людские волны несут меня от стоянки метро прямо к лифтовой площадке. Очередь длинная, но движется быстро, благо работают все десять шахт, унося вверх бесконечные вереницы ячеек. Три минуты ожидания, и я вместе с пятеркой молчаливых парней, судя по цвету комбинезонов - из Службы Внутреннего Контроля, плавно поднимаюсь в самые недра Комбината. Поднимаемся молча, говорить не о чем, да с Контролерами особенно не поговоришь, народ это все больше замкнутый и подозрительный. То ли специально таких набирают, то ли работа их такими делает - поищи-ка шпионов и саботажников пять дней в неделю по шести часов в день, озвереешь! Лифт замирает. Черный глазок телекамеры начинает поочередно обводить каждого из нас. Надо повернуться к нему лицом и четко назвать свое имя, личный номер, отдел и должность. Говорю, стараясь произносить слова разборчиво и неторопливо, и, как всегда, несколько нервничаю - хоть и редко, но компьютер иногда ошибается и лупит ни в чем не повинных людей шоковым разрядом... Потом, конечно, разберутся, извинятся даже, но ведь это потом... Контролерам хорошо - назвали какую-то цифру, каждый свою, и все, гуляй по всем этажам хоть целый день. А мне - только до своего и вниз. Ровно в 9.00 лифт блокируется, и наверх никак не попасть, как говорится, "кто не успел, тот опоздал". Ровно в 15.30 начинается спуск, в полчетвертого, и ни минутой раньше. Ну вот, задумался, а уже мой этаж. Контролеры, как по команде, повернули головы и уставились на меня. Посылаю их подальше (про себя, разумеется) и быстро выхожу в коридор. Только успеваю надеть халат и пристегнуть датчики, как раздается троекратный звонок. Начало рабочего времени. Тут же вспыхивают многочисленные экраны и экранчики на пульте. Нажимаю кнопку, загорается зеленая лампочка. Теперь я готов к работе, и об этом знают все, кому положено. Привычным взглядом фиксирую экраны - норма. На всех одна и та же картина через голубовато-зеленое поле, слева направо, чуть подрагивая, пробегает светящаяся точка. Стоит ей отклониться от прямой, как тут же раздается звуковой сигнал и не смолкает до тех пор, пока показатели не придут в норму. Моя задача - вовремя отреагировать на сигнал и послать сообщение в нужный сектор, обязательно получив подтверждение: сигнал принят и понят. Но сигналы бывают редко, не чаще, чем раз в два-три дня, так что обычно мое рабочее время проходит в раздумьях и неторопливых разговорах с напарником. Мне даже раньше приходило в голову, что нас здесь держат только для того, чтобы не платить соцпособие. Но вообще-то отдел обслуживает систему энергообеспечения, а Комбинат - это такая запутанная машина, что выйти из строя может быстро, а вот налаживать - ох, как долго. Поэтому все жизненно важные системы дублируются по нескольку раз; вот и сидим мы, пялим глаза в экраны, бдим. Одно время пытались полностью перейти на автоматику, дескать, люди есть люди - существа несовершенные, опять же и скрытый саботажник в святая святых затесаться может, но пару раз крепко обожглись. Суперкомпьютер, конечно, вещь передовая, но иногда от непонятных причин способен на непрогнозируемые и, мягко говоря, неприятные сюрпризы, так что полностью положиться на него пока еще нельзя. Вот и посадили нас, Техников-Смотрителей, за машиной и друг за другом наблюдать - мало ли что... Ну, за машиной - еще туда-сюда, а саботажников и вредителей пускай Контролеры ищут, им за это деньги платят, причем неплохие. Да и для того, чтобы какую-нибудь серьезную пакость сотворить (это при многоступенчатой-то системе дублирования!), необходимо, как минимум, четырем-пяти отделам сговориться, а это нереально. Так что наше дело простое - сиди, не зевай! Писать, читать и играть в настольные игры категорически запрещается. Это строго контролируется и жестоко карается немедленным увольнением без права работы на предприятиях Комбината. Конечно, рядом со мной никого, кроме Макса, нет, но мы оба слишком хорошо знаем, как пристально следят за всеми работниками скрытые в стенах телекамеры. Так что, от греха подальше, лучше и не пытаться нарушать Устав, тем более, что пронести на Комбинат книгу, не говоря уже о шахматах или кирсте, - дело невозможное. Ну, что ж! "Единственная подлинная роскошь -это роскошь человеческого общения", - как сказал один француз много лет назад. Хорошо, хоть беседовать не запрещено. Вот только с моим напарником много не пообщаешься. Вон сидит в кресле, развалился, резинку жует... Общаться с ним трудно. Час может, молча сидеть два часа, три... Свихнуться можно. Захочет - ответит, не захочет - нет. Чаще не хочет. Но попробовать можно. - Привет, Макс! Как дела? - Привет. Нормально. - Что нового? - Да все по-старому. Ого, да он сегодня просто болтун, да и только! Ладно, пойдем дальше. - Слушай, мне сегодня снился чертовски странный сон... Непонятно почему, но Макс явно заинтересован. Он даже оторвал глаза от экрана и внимательно глядит на меня. Смотри-ка, а глаза у него голубые и ресницы длинные, как у девушки. - Яркий такой сон, как в жизни. Будто вокруг голая земля, ни Города, ни дорог нет, небо низко-низко над головой, прямо на плечи давит, нагнуться хочется, а солнце громадное, какое-то мохнатое, но тусклое - глядеть можно, почти не щурясь. И вот сижу я на каком-то холме, и будто не холм это вовсе, а... - Вход в Дом, - неожиданно говорит Макс своим бесцветным голосом. Меня словно электрошоковым разрядом ударило. - Точно! - кричу. - А откуда ты знаешь? Он молчит и пристально так глядит. Мне даже не по себе стало. - Я этот сон сегодня ночью видел, - наконец раскрывает рот напарник, только я на равнине стоял, среди кустов со странными листьями... - Лиловыми! - ору я. - Точно, - кивает он, - и холм я вижу, и знаю, что там, под землей, Дом, а воздух в Доме спертый, кислый... В руках у меня мешок, а в мешке что-то шевелится... - Кроты... - Да, кроты. И я знаю, что это ценная и вкусная добыча. Я вижу человека на холме и хорошо его знаю, хотя лица не разглядеть. Я знаю, что он не просто стоит, а охраняет меня и других, их много, это мои родные. А всем угрожает какая-то непонятная, большая опасность... - Дождь! - Верно, дождь. Но какой-то необычный, страшный... - Черный Дождь. - Черный Дождь... - как эхо, повторяет Макс, и мы некоторое время сидим молча, уставившись друг на друга. - Так, - решительно заявляет Макс, - будем разбираться. Бери диктофон и постарайся вспомнить все подробности. Потом сравним. Следующий час мы, каждый в своем углу, наговариваем на медленно вращающиеся диски, стараясь припомнить мельчайшие подробности. - Готово? - спрашивает Макс. Таким разговорчивым и энергичным я его еще никогда не видел. - Давай сюда! Он забирает мой диск и вместе со своим вкладывает в информационный блок компьютера. Немного помедлив, ставит задачу: - Два объекта информации. Вероятность случайного совпадения. На экране дисплея вспыхивают и пробегают, сменяя друг друга, ряды и колонки цифр. Наконец мельтешение прекращается и на зеленом фоне загораются четкие строчки: ВЕРОЯТНОСТЬ СЛУЧАЙНОГО СОВПАДЕНИЯ ИНФОРМАЦИИИ 0,0000000000001 % - Вот так, - спокойно говорит Макс, выключая компьютер, - значит, это не сон.
      Глава третья
      ...А сердце бьется о ребра, и во рту сухо, словно песок жую. Сколько еще бежать? Пока силы вроде есть, вот только дышать все труднее. Я не оборачиваюсь. И так знаю, что Стая близко. Я напоролся на нее еще утром, а сейчас солнце уже подползает к Черным Холмам, скроется за ними скоро. Тогда - все. Нет человека, который в темноте мог бы уйти от Стаи ... Ну а кто виноват? Смотреть надо было. Говорил ведь мне Старый Пиря: "Собаки в долине появились, не ходи, Каня, пропадешь!" А как не пойдешь зима скоро, что зимой жрать будем? В Собачьем Логе кроликов нынче развелось видимо-невидимо... А Собаки, думаю, на зимовку подались... Выходит, что не все. Дорога пошла в гору. Ничего: мне тяжело - им не легче. Хотя у них четыре ноги, а у меня две... Они бы меня не заметили, если б не вожак. Вожаком у них Хромой. Хоть откуда человека учует, и обмануть его нельзя. Серьезная Стая. Это они Горлу рвали, но Горлу Старые отбили, их много было, а я один. Как Хромой меня почуял, так сразу своим приказал - точно, я сам видел! башкой в сторону мотнул, и штук десять молодых псов влево кинулись и между камней пропали. Я-то не понял сперва, а потом, когда из Лога выскочил, гляжу, они в кустах притаились, от Дома меня, твари, отрезали... Вот дела... Я бы прорвался, отбился как-нибудь, да пока с ними возиться будешь, сзади вся Стая с Хромым подоспеет. Собаки не быстро бегут, зато долго. Могут день бежать, могут два... Если они погнались, то догонят, это точно. Бояться им некого, наши все далеко. Я уж кричал, только глотку сорвал. Так далеко от Дома я еще не забирался... Места незнакомые, да и темнеет уже, под ноги глядеть надо, а то и переломаться недолго. Хотя - какая разница! Все равно ночью Стая меня догонит. Паршиво так помирать. Уже и земли почти не видно. Туман ползет с холмов, все выше поднимается. Собаки в тумане не видят, зато чуют хорошо. Эх, пропадать, так пропадать! Из последних сил рвусь вперед и взбегаю на вершину холма. Солнце уже совсем скрылось, осталась только широкая полоска светлого неба на горизонте. И тут я увидел впереди, совсем рядом, громадную груду камней, полуразвалившихся черных стен, исковерканных кусков металла. Это было здорово похоже на Цех, куда мы ходим добывать железо, только гораздо больше. Этот Цех загромождал целую долину вроде нашей. Небо совсем погасло, но мне было хорошо все видно, потому что камни и развалившиеся стены светились. Не таким светом, как от солнца, и даже не таким, как от костра, а другим, странным зеленоватым светом, как от гнилых корней хлюста. Но долго стоять было некогда - сзади приближалась Стая, и я рванул вперед. Вблизи камни оказались еще больше и светились ярко, словно горели. Я подул - не гаснет, рукой тронул -не горячо, и полез на стену. Лезть было удобно, кто-то приделал к стене железную лестницу, как в Доме, и хотя она была вся ржавая, скрипела и вихлялась, я забрался повыше от земли и сел на ступеньку. Собаки, конечно, ловкие и хитрые, но по лестнице лазить не умеют. Стало совсем темно и холодно, от светящейся стены тянуло теплом. Я прижался к ней спиной и тут увидел Стаю... Собаки появились внезапно и сразу обступили стену, на которой я сидел. Их было много - не сосчитать, из тумана торчали только их головы, блестели глаза и зубы. Собаки вертелись, принюхивались, скулили. Ясно, что они потеряли мой след и не знали, что делать. Тут вдруг Стая раздвинулась и впереди оказался Хромой. Он бежал позади всех, он всегда бежит сзади, зато нападает первым. Хромой повертел головой налево и направо, потом поднял ее и меня увидел. Стоит, задрав морду, смотрит молча, а глаза у него, как угольки светятся... Потом опустил голову, на стену посмотрел, снова поднял и снова опустил. Стая следит за ним, а он вдруг как прыгнет вверх и завыл. Следом за ним каждая собака прыгнула и завыла. Скачут они как кролики, смехота! Засмеялся я. Смеюсь, смеюсь, аж слезы на глазах, а сам думаю, чего я смеюсь, дурак, не смешно вовсе, только остановиться не могу. Ржу я, значит, как ненормальный, а Стая повернулась и убежала. И Хромой убежал, даже не оглянулся. Еле я успокоился, слезы вытираю, а рука светится! Вся ладонь и выше тоже. Смотрю на другую руку - тоже светится. Вот, думаю, здорово, надо нашим показать, от камней, от стен этой штуки наскоблим, стены в Доме натрем, светло будет! Только подумал, а что-то как загудит, заревет, я чуть со стены не упал...
      ...Вся комната трясется, кровать трясется, стакан на столе звенит. Да что же это такое, да когда же это кончится, в конце концов! Каждое утро одно и то же! Какой болван придумал построить аэропорт чуть ли не в центре города?! И ходили, и писали, и чего только не делали - бесполезно. Летают самолеты прямо над головой, ревут, грохочут. А если гробанется, да на город, нам на голову? Ведь только в этом году катастрофы уже три раза были; правда - на взлете, а если бы набрал высоту, да и вниз? Нет, надо что-то делать, демонстрацию устроить, наконец... Хотя были уже демонстрации- все без толку... Прислали какого-то чиновника, он по квартирам походил, рамы пощупал, в стены постучал и заявил: "Дом шумозащитный, фон в пределах санитарной нормы", и смылся. На этом и кончилось. Вспыхивает свет. Подъем! Ванна (б-р-р!), завтрак, комбинезон, лифт, подземка... Ну и народу сегодня, как никогда. Опять, наверное, нижнюю линию перекрыли. Половину дней в году не работает - то авария, то профилактика, то вода прорвалась... Работнички, чтоб им сдохнуть! И за что только налоги платим! Духота, теснота, даже не уснуть... Да! Опять мне тот же сон снился! Всю ночь снился. Что же это такое? Долина, собаки, хромой вожак... светящиеся развалины... Может, я читал где-нибудь такое или в кино видел? Вроде нет... Скорей бы Макса увидеть, узнать, как у него. Подземка выплевывает из вагонов слипшиеся комья людей и, облегченно клацнув дверьми, исчезает в темноте тоннеля. Три лифта не работают, поэтому приходится ждать довольно долго, но вот я уже поднимаюсь на свой этаж. Интересно, а Максу снилось сегодня что-нибудь? Коридор отдела пуст, все уже разошлись по местам. Дверь нашей комнаты приоткрыта, я торопливо вхожу - но кресло Макса пустое. Странно, он всегда приходит раньше меня, наверное, просто вышел куда-нибудь, вон и халат его на столе валяется. Из шкафа вынул, а переодеться не успел - вызвали, похоже. Надеваю халат, проверяю датчики, сажусь в кресло, машинально нажимаю кнопки. Где же все-таки Макс? Тройной сигнал - начало рабочего дня. Теперь все лифты заблокированы, и между этажами можно перемещаться только по сцеплениям, а ими пользуются - исключительно сотрудники Службы Контроля. Если Макс опоздал, у него будут крупные неприятности... Впрочем, может, он у Начальника отдела? Поколебавшись, я нажимаю клавишу вызова. Кабинет Шефа не больше нашей комнаты, но выглядит куда просторнее, ведь в нем всего один стол, кресло и два экрана на пульте - обзорный и канал связи. Ах да, еще терминал с дисплеем. Сам Начальник отдела как раз стоит у красной панели компьютера и сверяет какие-то цифры на экране с записями в блокноте. Услышав зуммер вызова, он недовольно оборачивается и свирепо глядит на меня. - Ну?- резко бросает он. Это его манера разговаривать. Ни "здравствуйте", ни "до свидания"... Что поделать, начальников не выбирают... - Доброе утро! - здороваюсь я, стараясь говорить энергично и уверенно, хотя вообще-то здорово его побаиваюсь. - Ну? - уже более спокойно спрашивает он. - Дело в том, что сегодня не вышел на работу мой напарник Максим Клейн... - Это не ваше дело, - обрывает меня Начальник. - Предоставьте это администрации! - Да, разумеется... - нерешительно пытаюсь продолжить я. - Но его вещи в комнате... Он просто вышел куда-то... - Куда? - Не знаю... Я подумал, может быть, вы его вызвали... - Занимайтесь своим делом, - приказывает Начальник,- и не отвлекайте меня по пустякам. Все! - Он протягивает руку, чтобы отключить связь, но перед тем, как экран померк, я успел заметить, что он бросил на меня быстрый сочувственный взгляд, словно пожалел за что-то. Некоторое время я сижу, уставившись на погасший экран, потом корчу рожу своему изображению в стекле и откидываюсь на спинку кресла. Вот так всегда, хочешь сделать как лучше, а получается только хуже. Выходит, я на Макса настучал... Да черт с ними со всеми! В конце концов, почему у меня голова должна болеть за других? Макс и сам не маленький, понимать должен... Но куда же он все-таки подевался? Этот день тянулся удивительно долго. Может быть, потому, что я постоянно гляжу на часы: цифры на них словно замерли и почти не меняются. Но всему на свете приходит конец, и 16.28 на циферблате сменяется 16.29. Я выпрямляю затекшую спину и встаю из кресла. Сейчас прозвенит звонок, и я отправлюсь искать Макса. Он живет где-то неподалеку: как-то раз мы вместе возвращались с работы, только он сошел двумя станциями раньше. Ничего, найду. Надо ведь разузнать, что с ним. Три резких сигнала. Тут же в коридоре слышатся голоса и торопливые шаги. Я поворачиваюсь к двери, и в этот момент резко звонит видеофон. Вообще-то мой рабочий день кончился, можно и не отвечать, но я все-таки нажимаю клавишу, и на экране передо мной появляется багровая физиономия Контролера в форменной фуражке. - Добрый день! - Экран так и вспыхивает от ослепительной улыбки. - Если Вас не затруднит, загляните, пожалуйста, на минутку к Начальнику Службы Контроля. Административный этаж, сектор "А". Спасибо! - Экран гаснет. Вот тебе и раз! К чему бы это? Вроде ничего за мной нет... А однако улыбающийся краснорожий Контролер - это что-то новое. Зачем же меня вызывают? Неужели из-за Макса? Машинально собираюсь, прячу в шкаф халаты и выхожу в коридор. Пустой лифт забрасывает меня на самый верх. Тут мне доводилось бывать только один раз, когда поступал на работу, сразу же после Высшей Школы Техников - четвертый по баллам в выпуске! Но тогда я был в секторе "С" - Инспекции отдела кадров. Очень похоже, только обивка стен и ковер на полу там светло-коричневые, а здесь нежно-голубые. В коридоре ни души: тоже, видно, все поразбежались. Одна из дверей, почти в конце коридора, приоткрыта. Стараясь ступать бесшумно, что вовсе не трудно на таком ковре, подхожу и заглядываю внутрь. На мое удивление, кабинет весьма скромный, ничего лишнего: стол, два кресла, куча экранов на пульте. На стене над столом - портрет какого-то старика с длинными кудрявыми волосами. Единственное, что отличает кабинет от других, - так это здоровенный, как в Вычислительном Центре, терминал Главного Компьютера Комбината, занимающий весь левый угол. За столом, уткнувшись в бумаги, сидит забавный маленький человечек. Правой рукой он что-то быстро чертит на большом листе бумаги, а левой постоянно дергает свои и без того торчащие, как иглы у ежа, волосы.