Глава 9

Было утро одного из тех дней, когда Элизабет казалось, что в прежней жизни ее сестра была птицей. За завтраком она без умолку чирикала.

— Ну что, говорила я тебе, трусиха несчастная, что скоро об этом и думать забудут? — заливалась Джессика, уплетая рисовые хлопья. — Никто в школе больше и не вспоминает про тебя с Риком.

— Про кого с кем?

— Ну, я хотела сказать, про меня с Риком. Уже сто лет никто об этом со мной не заговаривал.

— Тебе повезло, Джес. А вот со мной заговаривают. Со мной фактически только об этом и говорят: как я ходила в бар «Келли» и что мы с Риком там делали.

— Кто именно?

— Правда, прямо никто об этом не говорит. Только намеками. Говорят между собой, а когда я подхожу, замолкают. Я просто ходячая затычка для фонтанов красноречия.

— Мне кажется, ты все это выдумываешь.

— Нет, Джес. Мне Инид сказала. Все только и судачат обо мне и Рике. И все этому верят. А в среду в редакции к доске была приколота записка.

Джессика подалась вперед.

— И что в записке? — спросила она, как будто собиралась услышать пикантную сплетню про кого-то совсем постороннего.

— Там было: «Главный редактор Уэйкфилд — в центре всеобщего внимания. Почему молчит газета?»

— Это низко! — возмутилась Джессика. — Ты не главный редактор! Не ты решаешь, что печатать, а что нет.

Элизабет в отчаянии покачала головой:

— Джессика, если честно, иногда ты меня просто приводишь в изумление.

— Лиззи, клянусь тебе, если я услышу, что кто-нибудь про тебя что-нибудь говорит, я ему вправлю мозги.

Элизабет печально смотрела в окно на спокойную воду бассейна. Как было бы прекрасно не ходить в школу, никого не видеть, а просто сидеть возле бассейна целыми днями…

— Может, ты беспокоишься из-за кого-то одного? — с готовностью спросила Джессика. — Скажи мне, и я ему все объясню.

Если бы кто-то мог убедить Тодда Уилкинза, что ничего этого не было! Элизабет почувствовала, что сейчас расплачется. Инид рассказала ей о разговоре на пляже. Тодд слышал эту мерзкую историю во всех подробностях и поверил. Как он мог?

— Нет, — справилась с собой Лиз. — Если человек поверил сплетням, даже не поговорив со мной, мне он не нужен.

— А ты не пожалуешься на меня папе с мамой?

— Джес, ты же знаешь, я никогда не жалуюсь. Джессика во все глаза смотрела на свою удивительную сестру и чувствовала, как ее переполняет любовь. Она бросилась ей на шею:

— Лиззи, ты просто чудо! Иногда мне кажется, я не заслуживаю такой сестры!

Это была последняя капля, и Элизабет разрыдалась. Она плакала и обнимала Джессику крепко-крепко.

— Ах, Джесси, ты тоже чудо. Ты заслуживаешь гораздо большего. Все тебя любят, как тебя не любить!

— Лиззи, почему ты плачешь? Не плачь!

— Ничего, Джесси, все будет хорошо. Просто я расстроилась из-за Стива… и вообще… — Лиз выбежала из кухни, чтобы привести себя в порядок. В школе никто ничего не должен заметить;

Элизабет Уэйкфилд всегда высоко держит голову.

Сплетни о происшествии в баре «Келли» и правда пошли на убыль. Когда Лиз пришла в тот день в школу, все классы гудели: обсуждали гораздо более серьезную новость, касающуюся футбольного поля, на котором тренировались «Гладиаторы» — школьная футбольная команда. Прошел слух, что Джордж Фаулер — отец Лилы Фаулер — выкидывает команду с поля. Он и так один из самых богатых людей в Ласковой Долине, а теперь хочет захапать и футбольное поле, построить на нем фабрику. Вот, значит, в чем заключается загадка футбольного поля!

— Джордж Фаулер хочет украсть наше поле! — запыхавшись, сообщил Элизабет долговязый темноволосый Уинстон Эгберт. Кажется, впервые в жизни он говорил без кривляния.

— Да нет же, идиот, — вмешалась Дана Ларсон, проходя мимо. Дана была солисткой «Друидов», самого популярного рок-ансамбля у них в школе. — Это Пэтмены хотят заграбастать. Отец Брюса Пэтмена купил этот участок и собирается разбить здесь Луна-парк.

— Луна-парк? — изумленно повторил Уинстон. — А что, это мысль! — Он повернулся и помчался по коридору. — Эй вы, слыхали новость? Папаша Брюса Пэтмена строит на нашем поле Диснейленд!

Элизабет, как репортер «Оракула», имела уже какой-то опыт по части слухов и знала, что нет смысла верить всему, о чем шушукаются на переменах. И она прямиком отправилась в редакцию, к мистеру Коллинзу.

— Мистер Коллинз, что все это значит? — спросила Элизабет. — Ходят чудовищные слухи.

— Это не слухи, Лиз, — озабоченно сказал мистер Коллинз. — Это более или менее правда.

Два самых влиятельных семейства Ласковой Долины, Пэтмены и Фаулеры, опять готовы были вцепиться друг другу в глотку, но на этот раз в их многолетнюю вражду оказалась вовлечена школа. Решающая битва между признанным аристократическим кланом Генри Уилсона Пэтмена, разбогатевшим благодаря своим консервным заводам, и Джорджем Фаулером, который не так давно сколотил состояние на кремниевой стружке, должна произойти на футбольном поле «Гладиаторов».

— Школа арендует это поле у муниципалитета. Срок аренды недавно истек, — пояснил мистер Коллинз. — И Джордж Фаулер решил купить этот участок, чтобы построить фабрику. И уже начал действовать.

— Как, рядом со школой?! — ахнула Элизабет.

— Представь себе. Фаулеры на все смотрят с Я точки зрения возможной прибыли.

— А где же «Гладиаторы» будут играть в футбол?

— Думаю, Джорджа Фаулера это не интересует, Лиз.

— Мистер Коллинз, но я слышала, что Пэтмены тоже зарятся на эту землю.

— Да, это так. Они ужаснулись, что Джордж Фаулер хочет построить здесь фабрику. И заявили судебный протест, чтобы предотвратить сделку. Они категорически против, чтобы здесь была фабрика.

— Вот и прекрасно, — сказала Элизабет. — Значит, будем поддерживать Пэтменов.

— Ты не права, Элизабет. Пэтмены вовсе не желают, чтобы здесь было футбольное поле. Они хотят разбить здесь настоящий английский парк. Подобный тому, что был в тысяча девятьсот шестнадцатом году. Ведь тогда эта земля принадлежала Вандерхорнам.

— А кто такие Вандерхорны?

— Вандерхорны были одними из первых поселенцев в Ласковой Долине.

— Ну и что?

— А мать Брюса Пэтмена — урожденная Вандерхорн.

— О господи, — протянула Элизабет, — как все перепуталось!

— Да уж. И боюсь, что разбираться во всем этом придется тебе.

— Мне? — Сердце Элизабет забилось быстрее. Никогда еще ей не приходилось выполнять таких важных редакционных заданий.

— Да. Джон занят предстоящей игрой с командой Пэлисэдз-хай. Если, конечно, она теперь состоится. Так что приступай.

— Вы хотите сказать, мистер Коллинз, что игра с Пэлисэдз-хай может и не состояться на этом поле?

— Сегодня никто не может пользоваться этим полем. Фаулеры уже заявили на него свои права, а протест Пэтменов привел к тому, что участок считается ничьим, пока дело не будет решено в судебном порядке.

— Но ведь команде надо тренироваться!

— Только не на этом поле, Элизабет. Желаю удачи.

Судебные протесты могут, конечно, преградить доступ на футбольное поле школьной администрации и даже таким шишкам, как Пэтмены и Фаулеры, но перед учениками школы Ласковой Долины они оказались бессильны. К обеденному перерыву о происходящем стало известно абсолютно всем. Толпы ребят бурлили на ступеньках школы и выплескивались на лужайку.

В центре стоял Кен Мэтьюз, светловолосый гигант, капитан команды «Гладиаторов». Рядом с ним находился Тодд Уилкинз и другие известные школьные спортсмены. Все смотрели на них. Необходимо было что-то предпринять.

— Что нам делать, Кенни? — крикнул кто-то. — Нельзя отдавать им наше поле!

— Тихо, успокойтесь, — сказал Кен, обводя глазами толпу. — Не надо волноваться. Во-первых, «Гладиаторы» никогда не сдаются без борьбы!

Буря одобрения встретила эти слова.

— А во-вторых, — добавил Тодд, — нам это поле нужнее, чем кому бы то ни было. Фабрика или парк могут быть где угодно!

— Правильно! — крикнул кто-то.

— Поле наше! — провозгласил Кен.

Еще один вопль одобрения.

Миссис Уоллер, старший повар, наблюдала за толпой из окна столовой; было ясно, что назревает бунт. Она положила на стол разделочную доску и поспешила по коридору к спортивному залу.

— Тренер! — позвала миссис Уоллер. Тренер Шульц поднял голову от схем расположения игроков, над которыми работал, готовясь к матчу с «Пумами» из Пэлисэдз-хай.

— Что случилось, миссис Уоллер?

— Боюсь, плохо дело. Футбольная команда собралась перед школой, и они очень возбуждены.

— Моя команда? — спросил Шульц, тут же поднимаясь с места.

— За главного у них Кенни Мэтьюз.

— Так чего мы ждем?

Тренер Шульц и миссис Уоллер вместе бросились вверх по лестнице в кабинет директора.

— Его хватит удар, — сказала миссис Уоллер.

— Мои мальчики не сделают ничего плохого, — заявил мистер Шульц. — Они просто все принимают слишком близко к сердцу.

Они влетели в кабинет мистера Купера как раз в тот момент, когда из репродукторов по всей школе разнеслось: «Тренер Шульц, вас просят немедленно явиться в кабинет директора!»

— Что нам делать? — закричала Джессика, пробравшись вперед, чтобы занять свое место во главе команды болельщиков.

— Я знаю, что делать! — крикнул Тодд. — Мы устроим сидячую забастовку прямо на поле! Всеобщий вопль восторга.

— Если они решили начать на поле стройку, пусть строят прямо на наших головах! — поддержал его Кен.

Раздался еще один победный клич, и ученики, перегоняя друг друга, помчались по лужайке к футбольному полю.

— Пошли! — скомандовала Джессика своим болельщикам.

— «Гладиаторы», за мной! — крикнул Кен. Словно полчища римских воинов, армия школьников, побросав на ходу свои сумки и учебники, двинулась на захват футбольного поля.

У себя в кабинете мистер Купер растерянно смотрел в окно.

— Их надо немедленно остановить! — воскликнул он.

Но теперь остановить их не мог никто. Элизабет бежала позади, лихорадочно делая в блокноте стенографические пометки о самом захватывающем событии в истории школы. В центре этих событий был Тодд! Добежав до поля, она увидела Лилу Фаулер и Брюса Пэтмена, младших представителей ненавистных семей, в окружении мальчишек и девчонок.»

— Эй, Фаулер, что это с вами? — потребовал! ответа у Лилы Уинстон Эгберт. — Твоему отцу; что, все денег мало?

— Оставь моего отца в покое! — завизжала Лила.

— Фабрика! Фи, как грубо! — искривил губы Брюс Пэтмен. — Фаулеры только о наживе и думают — наглые выскочки!

— Нет, вы послушайте этого двуликого Януса! — возмутился Уинстон.

— Твой папаша собирается разбить здесь парк и таблички повесить: «Руками не трогать!» — крикнула Эмили Мэйер.

— Думай, что говоришь, Эмили, — сказал Брюс. — Парк — все лучше, чем эта грязь. И что вы шум подняли! Бездарным «Гладиаторам» никакие тренировки не помогут!

— Ты предатель, Пэтмен! — выкрикнул кто-то.

— Как же можно так говорить о своей родной школе? Где твой патриотизм? — набросилась на него Джессика.

— Да помолчи ты, Уэйкфилд!

— Ни тебе, ни твоей семье нет никакого дела до школы Ласковой Долины. Это, просто неприлично, — продолжала Джессика.

— Что касается неприличий, Джессика Уэйкфилд, вспомни лучше о своей милой сестрице, которая шляется по барам со всяким отребьем. Да, ты не ослышалась: шляется!

Элизабет делала пометки в блокноте; услыхав эти слова, она вся вспыхнула. Конечно, глаза всех тотчас устремились на нее.

— Не тронь мою сестру! — завопила Джессика.

— Это еще почему? — спросила Лила Фаулер. — Вы обращаетесь со мной и с Брюсом как с прокаженными! Я думала, мы с тобой подруги, Джессика Уэйкфилд.

— Лила, мы… но…

— Ишь, заюлила, — бросил Брюс. — И если уж вернуться к разговору о приличиях, Уэйкфилд, как насчет твоего отца и Марианны Уэст, потаскушки, за которой он ухлестывает?

— Попридержи язык, Брюс, — выступила вперед Элизабет. — Марианна Уэст — юрист, она работает в конторе моего отца.

— В самом деле? А я думал, у них лучше получается в постели, — ухмыльнулся Брюс.

— Ты лжешь! Брюс засмеялся:

— Твой папочка всюду ездит с этой соблазнительной дамочкой, и это называется «работа в конторе»!

— Да, и они работают вместе, чтобы помешать вам! — выпалила Элизабет.

— Ну конечно. Поспеши написать об этом в своей газете.

— Нашел о чем говорить! — сказал Тодд, протискиваясь вперед. — Мы хотим спасти наше поле. Шел бы ты отсюда, — повернулся он к Брюсу.

— Ну что? — крикнул Кен, вскочив на скамью для зрителей и обращаясь ко всем сразу. — Отдадим поле?

— Нет! — прогремел единодушный ответ.

— Позволим строить здесь фабрику?

— Нет!

— А парк?

— Нет!

— Давайте все вместе споем, — предложила Джессика. — Песня в честь «Гладиаторов»!

Она выбежала на беговую дорожку и начала дирижировать. Все как один подхватили боевую песню школы Ласковой Долины.

Элизабет строчила в блокноте, краем глаза наблюдая за Тоддом. Она была поглощена редакционным заданием — такого важного у нее еще никогда не было, — и все-таки в ушах у нее так и звенели мерзкие слова Брюса Пэтмена об отце и Марианне Уэст. Вдруг ей пришла на память одна домашняя сценка, и все сразу встало на свои места, как будто нашелся недостающий кусочек головоломки. Лиз вспомнила, как на прошлой неделе зашла в комнату к родителям, а они ссорились. Хотя нет, не то чтобы ссорились. Они не кричали, не ругались. Скорее что-то горячо обсуждали. Мама очень нервничала, а папа хмурился, что с ним редко бывает.

Она услышала только конец разговора, но он все равно оставил в ее душе неприятный осадок.

— Я вовсе не утверждал, что моя работа важнее твоей, — говорил Нед Уэйкфилд, еле сдерживаясь, и голос его дрожал. — Я всего лишь сказал, что было бы неплохо, если бы мы почаще видели тебя дома…

Может, это была пустячная размолвка. Последнее время мама долго задерживалась на работе, выполняя какой-то важный заказ. Но этот случай не давал Элизабет покоя, ведь она никогда раньше не слышала, чтобы родители спорили. Мысль о том, что между ними может кто-то стоять, застала ее врасплох. А что, если этот спор был только вершиной айсберга, имя которому — Марианна Уэст? «Нет, — сказала себе Элизабет, — мне все это только кажется. Это невозможно. Этого просто не может быть».

Глава 10

Элизабет почти закончила свои заметки и уже собиралась идти в «Оракул», как вдруг словно из-под земли перед ней вырос Тодд, и уже поздно было делать вид, что она его не заметила.

— Привет, Тодд.

— Лиз, — сказал Тодд, и лицо его словно осветилось изнутри. — Здорово, правда?

— Да. Я напишу об этом в «Оракуле».

— Это замечательно! Я всегда был уверен, что из тебя получится отличный репортер.

— Честно?

— Честно.

Вдруг Тодд отвел глаза, как будто вспомнив о чем-то, и умолк.

— Я иду в школу, — с надеждой в голосе проговорила Элизабет.

— Да? Я тоже в школу.

Вот тут-то бы им и помириться, но в этот миг к ним подбежала Джессика:

— Тодд!

— А, это ты, Джес, — сказал он.

— Мне надо с тобой поговорить. Это очень важно, — выпалила она.

— Ну раз важно, давай поговорим, — согласился Тодд.

Элизабет повернулась и пошла к школе, все убыстряя шаги. Тодд окликнул ее, но она не остановилась. Никогда еще дорога до школы не казалась ей такой долгой.

Добравшись наконец до редакции, Лиз села за машинку и сразу начала печатать статью. Работа — лучшее лекарство, только ею можно заглушить боль. «Пиши, — повторяла она себе, — пиши без остановки. Все остальное забудь».

Тодд в растерянности смотрел, как уходит Элизабет. Только что ему представился прекрасный случай все исправить. И он его упустил.

Рядом кто-то что-то говорил. Ах да, это Джессика Уэйкфилд.

— Земля вызывает Тодда Уилкинза, — повторяла она слегка раздраженно. Такой славный и чуть ли не самый красивый парень в Ласковой Долине, но иногда просто терпения с ним не хватает!

— Что ты сказала, Джессика?

Они пошли к школе, и Джессика специально еле передвигала ноги. Ей хотелось подольше побыть с ним наедине.

— Лиз, похоже, опять куда-то спешит, — сказал он.

— Да, — медленно проговорила Джессика. — Она последнее время не в духе.

— Еще бы, — сказал Тодд. — Такие приключения даром не проходят.

— Я как раз об этом и хотела поговорить, — начала Джессика. — Происходит что-то ужасное. Ты слышал, что говорят?

— Но ведь это правда, Джессика! Я бы все отдал, чтобы это было не так.

— Ох, Тодд, — всхлипнула Джессика, подбежала к скамейке и рухнула на нее.

— В чем дело, Джессика? Закрыв лицо руками, Джессика расплакалась. Она громко всхлипывала, плечи ее дрожали.

— Что с тобой, Джес?

Тодд сел рядом, обнял ее и, утешая, прижал к себе.

— Ну-ну, перестань. Все не так уж и плохо.

— Ох, Тодд! Не могу слышать, что вокруг говорят об Элизабет. Я люблю ее больше всех на свете. Я не позволю, чтобы с ней так обращались.

Джессика посмотрела на расстроенное лицо Тодда, в его чудесные карие глаза, и сердце ее затрепетало.

— Тодд, ведь это могло произойти с кем угодно! Это несправедливо! Ведь это могло произойти и со мной!

— Брось, Джессика. Это же не само собой произошло. Она знала, что делает.

Джессика набрала полную грудь воздуха:

— Тодд, я больше не могу. Лиз — моя сестра. Я люблю ее! Тодд, в баре «Келли» была не Элизабет.

— Не Элизабет?

— Нет. Тодд, там была я!

— Что?!

— Да. Я. Зря они все на мою сестру наговаривают. Это несправедливо.

Джессика была совершенно ошарашена тем, что произошло дальше. Тодд Уилкинз некоторое время смотрел ей прямо в глаза, потом, словно сам себе не веря, покачал головой.

— Никогда не слышал ничего подобного. Какое благородство! — выговорил наконец он.

— Что?

— Ты берешь вину сестры на себя? Джессика, а я ведь и не знал, какая ты на самом деле. Ты совершенно особенная.

— Но, Тодд…

Своими сильными руками Тодд прижал ее к себе и держал так целую вечность. Потом он тихонько поцеловал ее. Он даже не слышал, как кричали и свистели ребята, которые были свидетелями этой сцены — среди бела дня, у всех на виду.

Джессика, потрясенная, сидела не шевелясь. Даже в самых буйных фантазиях она не могла себе представить, что честность может быть так вознаграждена.

— Джессика, ты просто прелесть, — сказал Тодд.

— А ты, Тодд, самый отличный парень из всех моих знакомых.

— Вот что, я приглашаю тебя на бал «Фи Эпсилон»!

— Что?

— Если, конечно, хочешь пойти со мной.

— Хочу? Ох, Тодд! — И она снова бросилась ему на шею. — Я только об этом и мечтаю.

Первое, что услышала Элизабет, выйдя из редакции «Оракула», был рассказ о любовной сцене между Тоддом и Джессикой на скамейке прямо посреди школьной лужайки.

— Ого-го! — Остановил ее Уинстон Эгберт на крыльце школы. — У нас тут недавно температура подскочила градусов на пятьдесят.

— А что случилось, Уинстон?

— Красивая болельщица и привлекательный капитан баскетбольной команды миловались-целовались у всех на глазах. Ну, ртуть не выдержала и закипела!

— Подумать только! — сказала Элизабет, и сердце у нее заныло.

— Я думал, Тодду ты нравишься, а оказывается, Джессика. Надо же!

— А что тут удивительного? Уж кто-кто, Уинстон, а ты… Ты ведь с пятого класса в Джессику влюблен. И тебе-то прекрасно известно, какая она потрясающая девушка.

— Конечно, известно. Но и ты не хуже.

— Да ну тебя.

— Ас кем ты идешь на бал?

— Вопрос серьезный, Уинстон. Они спустились с крыльца. И к ним на своем черном «порше» подкатил Брюс Пэтмен.

— Так, так, так, — взглянул он на Элизабет. — Да это никак покорительница «Келли». Лиз застыла на месте.

— Слушай; а я никогда не думал, что ты такая шустрая. И знаешь что, я решил — ты мне подходишь. Приглашаю тебя на бал.

— На бал?

— Вот именно. Терпеть не могу тихонь. Мы с тобой покажемся на балу, а потом закатимся куда-нибудь и повеселимся на всю катушку.

Элизабет долго сдерживалась, и наконец ее терпение лопнуло. Вся боль, обида, страдание от пересудов, шепотков и намеков в один миг выплеснулись наружу.

— Брюс Пэтмен, — сказала она, — уж лучше я всю свою жизнь просижу безвылазно дома, чем пойду куда-нибудь с тобой. А на бал, между прочим, меня уже пригласили.

— Да? И кто же?

— Я!

Элизабет резко обернулась. Позади стоял Уинстон Эгберт. Кажется, он и сам испугался того, что сказал.

— Ты? — Брюс Пэтмен засмеялся. — Ты? Да над тобой вся школа потешается!

— Хм, надо мной, может, и потешается, а от тебя плачет!

Брюс Пэтмен стал открывать дверцу. Лицо его потемнело и не предвещало ничего хорошего.

— Ты, придурок, я тебя сейчас сложу пополам и суну в урну.

Элизабет встала между ними:

— Не утруждай себя, Брюс. Это правда. Я иду на бал с Уинстоном.

Она взяла Уинстона под руку, и они пошли, оставив Брюса Пэтмена сидеть в машине с открытым от изумления ртом.

— Послушай, мне очень неловко, — сказал Уинстон, когда они немного отошли и Брюс уже не мог их слышать. — Но я так разозлился! Если ты не хочешь, я не буду настаивать…

— Минуточку! Как тебя прикажешь понимать, Уин? Ты что, уже бросаешь меня?

— Что-что?

— Ты меня пригласил или нет?

— Ну, я… это… Лиз, а что мне еще оставалось делать?!

— Заедешь за мной в половине восьмого, идет? Уинстон Эгберт уставился на красивую, умную, веселую Элизабет Уэйкфилд, и у него голова пошла кругом.

— Заеду! — ответил он ошарашенно, потом повернулся и бросился бежать как сумасшедший, размахивая руками и вопя как полоумный.

Впервые за много дней Элизабет засмеялась от всего сердца. На балу с Уинстоном будет весело, это уж точно. Когда он рядом, невозможно удержаться от смеха. И Элизабет пошла домой.

Настроение у нее поднялось, она бодро вышагивала, даже принялась что-то насвистывать. И только когда свернула на свою тихую улицу, шаги ее стали неуверенными, ей подумалось, может, и насвистывает она не от счастья, а по какой-то другой причине. Может, так она не слышит собственных грустных мыслей?

Глава 11

Едва волоча ноги, Элизабет вошла в кухню. Достала из холодильника пакет молока, налила стакан, выпила. В голове, как заклинание, крутилось: «Я рада за Джес… Я рада за Джес… Но сама я так несчастна, что хочу умереть».

Хлопнула входная дверь, и Элизабет услышала голос Джессики:

— Лиззи! Лиззи! О, Лиззи, ты не поверишь!

Джессика влетела в кухню — всем, кому бы посчастливилось увидеть в это мгновение красивую восторженную блондинку шестнадцати лет, сразу вспомнилось бы и Четвертое июля, и рождественское утро, и весенний карнавал.

— Я рассказала ему, Лиз, я все ему рассказала. Рассказала, что это я ходила с Риком Эндовером в бар «Келли», а он все равно пригласил меня на бал!

— Рассказала ему, Джес? Значит, он теперь знает, что это не я?

— Я рассказала ему, и он меня простил. Он, наверно, самый великолепный парень во всех штатах!

Элизабет показалось, что в этот миг в ней что-то умерло. Если Тодд знает, что Джессика была у «Келли», и, несмотря на это, пригласил ее на бал, то никаких сомнений ни в чем больше нет. Никаких. Она пойдет на бал с Уинстоном, повеселится вволю, потом займется своей газетой и забудет Тодда. «Но разве можно так взять и забыть?» — спросила она сама себя.

— Просто замечательно, Джес. Я так за тебя рада. Говорят, Тодд прекрасно танцует.

— У него все прекрасно получается, я уверена! — Счастье так и переполняло Джессику. — Где мама? Мне не терпится ей все рассказать.

— Она придет поздно. Кажется, какая-то важная встреча.

— Опять? — возмутилась Джессика. — Третий день подряд! А я-то всегда думала, что мамы должны бывать иногда дома и готовить детям еду.

Для Элизабет всегда оставалось загадкой, как это Джессика умудряется в мгновение ока упасть с, седьмого неба в пучину отчаяния. На сей раз только потому, что самой придется приготовить себе поесть.

— Джес, мама же предупредила сегодня утром, что задержится, — мягко произнесла Элизабет, стараясь не показать, как ей тяжело, и не раздражаться по пустякам.

— Но это же нечестно! — Джессика металась по кухне. — Она мне все настроение испортила, раз и навсегда.

Элизабет смотрела на сестру и диву давалась: рехнулась она, что ли? Как может испортиться настроение, если знаешь, что пойдешь на бал с Тоддом Уилкинзом?! Будь она на месте Джессики, она бы сейчас на седьмое небо взмыла — срочно понадобились бы права на вождение самолета. Вот Тодд кладет ей руки на плечи, вот они вдвоем танцуют под чудесную медленную музыку… Колени у нее задрожали, и, чтобы не упасть, она ухватилась обеими руками за край стола. И вот вечер закончился — они одни, совсем одни… он ее обнимает… и его губы…

— Лиз! Ты совсем не слушаешь! — набросилась на сестру Джессика.

— Что? — спросила Элизабет, опомнившись.

— Ужас! Родная сестра у меня на глазах превращается в круглую идиотку. Я хочу все-таки знать, когда придет мама. Если она вообще придет. Она теперь фактически совсем не бывает дома. Конечно, если тебе некогда со мной разговаривать, Лиз, так и скажи! — Джессика распалялась все сильнее.

Элизабет повернулась к сестре. Одного взгляда на ее несчастное личико было достаточно.