Визит на Кузнецкий мост в республиканскую прокуратуру, мягко говоря, не вызвал у Наташи Гротто прилива энтузиазма. Ни уютный старинный дом, обставленный канцелярного вида мебелью, ни сам следователь отрадного впечатления на нее не произвели. Вначале Наталья Андриановна держалась, как всякий нормальный человек, заботящийся о сохранении собственного достоинства: по-деловому лаконично и сухо. Мало ли каких формальностей, часто обременительных и не слишком приятных, требует от нас жизнь? Останемся же на высоте при любых обстоятельствах.
      Она не стала выяснять, что да почему, хотя в повестке и значился номер телефона, и приехала точно к указанному часу. Да и зачем суетиться, когда все ясно?
      Прождав минут десять в приемной, Гротто разыскала секретаршу и дала ясно понять, что, если товарищ Гуров ее немедленно не примет, она уйдет и вряд ли сумеет найти для него время в следующий раз.
      Пришлось Борису Платоновичу срочно перестраиваться, хотя он к этому не слишком привык.
      — Извините великодушно, Наталья Андриановна, — пробубнил Гуров, выпроваживая посетительницу, в которой Гротто узнала лаборантку Леру. — Не рассчитал малость… Вы, конечно, догадываетесь, зачем вас пригласили?
      — Естественно. — Развернув предложенный стул, как ей было удобно, она села с замкнуто-выжидательным выражением. — Похоже, у вас вся наша кафедра перебывала?
      — Похоже, что так. — Гуров украдкой оглядел очередную свидетельницу. «Красива, умна, с норовом, — подвел итог. — Такие из нашего брата веревки вьют». И загасил дымящуюся сигарету.
      — Не проще ли было приехать самому, чем отрывать от дела столько людей? — положила конец затянувшейся паузе Наталья Андриановна. — Вы не находите?
      — Не нахожу. Так будет удобнее… для дела. А дело у нас с вами непростое, Наталья Андриановна.
      — Дело у вас, товарищ следователь, — подчеркнуто разграничила она. — У меня же, простите, горе.
      — Вы так дружили с Георгием Мартыновичем? — спросил он, придавая особую смысловую окраску своему «так».
      — Да, мы так дружили, — она тоже подчеркнула, но иначе, чем он, по-своему.
      — Должен ли я вас понять?.. — Гуров не договорил, изобразив удивление.
      — …Что мы были в интимных отношениях? — Она улыбнулась, с холодной дерзостью вскинув голову.—
      Я думаю, будет лучше без недомолвок. Спрашивайте, пожалуйста, не стесняйтесь. Я отвечу.
      — Ответите? — Борис Платонович принял шутливо-испуганный вид. — Ради бога, не надо, меня совсем иное интересует!
      Его действительно интересовало иное, но и от такой стороны дела он не открещивался отнюдь. А все же брошенного ею вызова не принял. Интуитивно почувствовал, что не за ним останется последнее слово на этом поле.
      «Сильная баба», — подтвердил первоначальное впечатление.
      Наталья Андриановна безучастно ждала продолжения разговора.
      — Я посоветоваться с вами хочу, — сказал Гуров, как можно проникновеннее. — Вам известно, что Георгий Мартынович завещал дачу и крупную сумму денег Солдатенковой?
      — Это его сугубо личное дело.
      — Безусловно! Но лишь при условии, что нам известна его дальнейшая судьба. Не согласны?.. А вдруг преступление?
      — Вы правы, — рассеянно кивнула Гротто.
      — Вот видите!.. Ну, и что вы по этому поводу думаете?
      — Я мало знаю Аглаю Степановну. Но, по-моему, она единственный человек, кто по-настоящему предан Георгию Мартыновичу. Она ухаживала за ним, как за малым ребенком, лечила его…
      — Вот именно — лечила!.. Ведомственной поликлиники ему мало. А ведь у вас очень приличная поликлиника.
      — Вы же знаете людей… Всем хочется верить в чудо.
      — Ладно, оставим это, — махнул рукой Борис Платонович. — Значит, Солдатенкову вы ни в чем не подозреваете?
      — Какое право я имею подозревать?.. Вы некорректно формулируете вопросы. Ничего дурного за ней я не знаю. Последние годы Георгий Мартынович сильно сдал и чувствовал себя очень одиноко. Спасибо ей за то, что она скрашивала ему жизнь, как могла.
      — Но ведь вы согласились, что могло иметь место преступление?
      — Да она-то при чем?.. Вне дома искать надо. Другого человека искать. Мне так кажется.
      — Правильно кажется. Но вы, простите, непозволительно отделяете следствие от причины. Что-то же заставило Солитова покинуть дом? Как, по-вашему?
      — Тут вы правы, — незамедлительно признала она. — Товарищ, который приезжал к нам из уголовного розыска, тоже пытался отталкиваться от этой точки… Кстати, если это не секрет, почему делом… Одним словом, при чем тут прокуратура? Или милиция уже не ищет Георгия Мартыновича?
      — Ищет, — пряча улыбку, кивнул Гуров, невольно проникаясь симпатией к собеседнице.
      Ее манера вести разговор обезоруживала. С такими людьми бывает либо очень трудно, либо необыкновенно легко. «Хорошо, когда они на твоей стороне», — подумал он, ощутив легкий укол грусти.
      — Товарищ из угрозыска совершенно обоснованно предположил несчастный случай. А раз случай… Мог выбежать на секунду, а тут почечная колика или острый печеночный приступ. Вы согласны со мной?
      — Ваша аргументация безупречна. Ей бы цены не было, если бы люди, даже очень и очень больные, обладали способностью исчезать без следа. — Гуров выдержал красноречивую паузу, дав Наталье Андриановне возможность прочувствовать сказанное. — Поэтому нам не остается ничего иного, как сызнова начать все сначала. Я вам помогу здесь немножко, потому что сегодня мы располагаем сведениями, которых не имели вчера. Так, например, удалось установить точную дату ухода, или, если угодно, исчезновения вашего завкафедрой. Произошло это в пятницу, через два дня после отъезда Солдатенковой. Больше того, мы знаем, что в этот день, причем утром, что-то около одиннадцати, Георгий Мартынович снял с книжки полторы тысячи рублей. Таковы факты.
      — Ограбление?
      — Мысль напрашивается сама собой, но ничем конкретным пока не подтверждается. Несмотря на вывешенные милицией объявления с портретом Солитова и описанием его примет, никаких сведений не поступило. Никто не видел его после сберкассы.
      — А в сберкассе видели?
      — Да, девочки его запомнили.
      — Должна ли я вывести заключение, что Георгий Мартынович исчез сразу после получения денег? Нелепо.
      — Конечно. Поэтому будем отталкиваться от известных фактов. Зачем вдруг могли понадобиться такие деньги? С какой целью?
      — Гипотез можно выстроить сколько угодно, но ведь нужны основания.
      — Позволю себе не согласиться с вами, уважаемая Наталья Андриановна. Число гипотез ограничено, и даже весьма. Если же мы станем отталкиваться от привычек товарища Солитова, его увлечений, даже страстей и так далее, то вы сами увидите, сколь ограничен окажется наш, извините, джентльменский набор.
      — Насколько я понимаю, вы уже проделали эту операцию?
      — Беседовать с вами одно удовольствие, Наталья Андриановна, вы всё схватываете буквально на лету.
      — Тогда поделитесь вашими умозаключениями, а я попробую оценить их в меру возможности.
      — Вы меня чрезвычайно этим обяжете. Но, чур, одно предварительное условие. — Борис Платонович лукаво прищурился, выставив желтый от никотина указательный палец: — Не принимать на свой счет и не обижаться! Гипотеза — всего лишь гипотеза, умозрительное построение. Поэтому принцип такой: выдвигаем, не стесняясь, любую ересь, оцениваем, отсеиваем.
      — Приступайте, — коротко кивнула Наталья Андриановна, далекая и неприступная в своей холодной математической броне.
      — Дубль номер один! — пародируя киносъемку, Гуров хлопнул в ладоши. — Обыкновенный шантаж!
      — С последующим похищением? — незамедлительно отреагировала Наталья Андриановна. — Вздор! Откупаться от кого-то, бежать в сберкассу, да еще в дождь, чтобы снять эти полторы тысячи…
      — А что, если альтруистический порыв? Хотел кому-то помочь…
      — В принципе исключить такое нельзя, — она сдула упавшую на лоб прядку. — Но кому помочь? В чем?
      — Пусть будет по-вашему, — он сделал беглую пометку в блокноте. — Пойдем дальше… Может быть, женщина?
      — Ну, допустим, женщина, и что дальше? Опять-таки таинственное похищение? В карете, с опущенными шторками, а потом убийство на Мосту урсулинок?
      — Где он, этот ваш мост, разрешите полюбопытствовать?
      — Понятия не имею. Нет, этот вариант не проходит.
      — А почему? Не в образе Георгия Мартыновича? Свято верен памяти усопшей супруги? Женофоб? Или, может, опутан паутиной своего злого гения, то бишь Степановны? Вот и представился удобный случай порвать путы.
      — Нет-нет, не проходит, — ее крупные чувственные губы дрогнули в тонкой улыбке. — Слишком поздно. Если бы еще лет десять назад, то куда ни шло, а теперь — нет. Поздно.
      — Вы хотите сказать…
      — …то, что сказала. Вы не там ищете.
      — Но почему? Уверяю вас, Наталья Андриановна, что знавал людей постарше Солитова, весьма падких на галантные эскапады.
      — Охотно верю. Я и сама знаю тому примеры, но здесь иной случай. Георгий Мартынович мог увлекаться, хотя и не до такой степени, пока была жива Анна Васильевна. Ее кончина совершенно подкосила его. За какие-то месяцы он постарел на десять лет.
      — Дались вам эти десять! — проворчал Гуров. — Значит, вы и мысли не допускаете, что он мог ринуться, очертя голову, в последнюю авантюру? Навстречу прощальной улыбке судьбы?
      — Что вы имеете в виду? — не поняла Гротто.
      — Какую-нибудь молоденькую бесовку, которая закрутила беднягу и увлекла… Ну, скажем, на Черноморское побережье Кавказа? Или в Крым? В Прибалтику, Закарпатье, — незнамо куда! Были, были аналогичные эпизоды. Причем с мужами такого уровня… Ого-го!
      — Кое-что слышала в этом роде, — призналась Наталья Андриановна. — Более того, я была бы счастлива, если бы и с Георгием Мартыновичем случилось такое.
      — А уж как бы я был счастлив, Наталья Андриановна, вы и представить себе не можете! Знай я сейчас, где и с кем пребывает ныне наш досточтимый профессор, я бы и не подумал нарушить его сладостное уединение. Ждать, благо, не долго. Денежки в подобных случаях уж очень быстро кончаются. Можете мне верить.
      — Нет, я вам верю, только боюсь, что напрасны наши столь радужные надежды.
      — Так ли? Человек в отпуске, абсолютно свободен, располагает средствами… Вы что, полностью исключаете?
      — Полностью трудно исключить что бы то ни было в человеческой жизни. Но ваша очередная гипотеза маловероятна. Давайте следующий дубль. Какой он у вас по порядку?
      — Вы даже не желаете раскрыть карты, — пожаловался Борис Платонович. — Я принужден полагаться на веру.
      — Таковы условия нашей игры. Вы ведь сами так захотели?
      — Положим, немножко не так, но не будем спорить. Хоть закурить разрешите?
      — Сделайте одолжение.
      — Сколько мог, крепился, — он торопливо зажег дешевую, с удушливо-сладеньким запашком сигарету. — Теперь же вынужден просить разрешения.
      — Вы у себя. — Наталья Андриановна взглянула на свои часы-медальон. — Еще будут вопросы?
      — Уже прискучило? — вялым взмахом руки он попытался разогнать дым. — Потерпите еще немного… С кем Георгий Мартынович был особенно дружен?
      — Особенно ни с кем, но добрые отношения поддерживал со многими.
      — С мужчинами? Или с женщинами тоже? Взять хоть ваших институтских…
      — Оставим эту тему, она… неуместна в сложившихся обстоятельствах. Ведь налицо трагедия, а вы все ищете адюльтер.
      — Не ищу, Наталья Андриановна. Пытаюсь надежно исключить, чтоб думать в другом направлении.
      — Вот и думайте на здоровье — в другом.
      — Непросто с вами, извините за откровенность.
      — Не вы один это заметили.
      — Однако у нас с вами не совсем обычная встреча, Наталья Андриановна. Я представляю закон, и вы…
      — …обязана отвечать на все ваши вопросы? — с присущей ей стремительностью парировала Гротто. — Даже если они представляются мне бестактными? Ну уж нет! Я вообще не желаю более разговаривать, потому что устала и не в настроении. Можете применить ко мне соответствующую статью. Сделайте одолжение.
      — Спасибо за помощь, Наталья Андриановна. — Гуров встал, давая понять, что беседа окончена. — Сожалею, что у вас не хватило терпения выслушать меня до конца.
      — Что поделаешь. — Она тоже поспешно поднялась, ощущая запоздалую неловкость.
      — До свидания, — он сделал попытку проводить ее до двери.
      — Нет уж, прощайте!

      Дождь хлынул ночью в канун предсказанного Степановной дня. Гурову, стремившемуся с максимальной точностью воспроизвести обстановку, это оказалось как нельзя более кстати.
      — Маленькая сценка, которую мы сейчас разыграем, милые женщины, называется следственный эксперимент, — объяснил он сгоравшим от любопытства труженицам поселковой сберкассы. — Но вы не обращайте внимания на мудреные термины и всякую официальщину. Постарайтесь сбросить напряжение. Вспомните, как играли в детстве. Он наклонился к окошку Веры Петровны, старшего контролера.
      — Мы постараемся, — смущенно улыбнулась молоденькая женщина в пуховой розовой кофте.
      — Вот и замечательно! Роль Георгия Мартыновича Солитова я попробую взять на себя.
      Несмотря на то что милицейская «Волга» остановилась у самого порога, Борис Платонович ухитрился изрядно намокнуть. С его плаща и широкополой поношенной шляпы стекали тонкие прерывистые струйки. Он поминутно чихал, нервно комкая платок, и вид имел довольно жалкий.
      — Он совсем на профессора не похож, — ехидно стрельнув глазками, высказала сомнение кассирша Марина. — У Георгия Мартыновича зонт был. Он еще его на подоконник поставил.
      Люсин взглянул на низкий подоконник и деревянную решетку под ним, за которой виднелись чугунные ребра радиатора водяного отопления. На подоконнике стоял горшок с каким-то широколистным волосатым растением. Люсину всюду теперь попадались цветы, назойливо лезли в глаза, даже ухитрялись прокрадываться в сумеречные закоулки сна. Для зонта, даже раскрытого, на подоконнике оставалось достаточно места.
      А за окном белыми размочаленными веревками плясали струи. На залитом асфальте вскипали крупные веселые пузыри. Жалко подрагивала пригнутая к самой земле ветка. Зарядило, судя по всему, основательно.
      — Зонт мы заменим этой штуковиной, — нашелся Владимир Константинович и вручил Гурову свернутую в трубку газету.
      — Я бы могла дать свой, — предложила Вера Петровна.
      — Не стоит, — улыбнулся Люсин, — ведь вы будете помнить, что это именно ваш зонтик…
      — Ну как, готовы? Тогда все по местам, — скомандовал Гуров.
      — А на меня, пожалуйста, не глядите, — предупредил Люсин. — Меня здесь нет.
      Словно в прокручиваемой обратно киноленте, Гуров двинулся спиной к выходу. Протяжно вздохнув, захлопнулась за ним дверь с табличкой «Закрыто». Люсин ухитрился расслышать за шипением струй и хлюпаньем пенных потоков, как переступили сапоги участкового на крыльце и как зашелся в сухом кашле застарелый курильщик Гуров. Но вот он справился, продышался и дернул ручку, лязгнувшую на разболтанных шурупах.
      Далее все шло по сценарию.
      Вошедший приостановился, потопал, сделал вид, что складывает зонт, и приблизился к окну контролера. Здесь он оглянулся, попятился к подоконнику, где и пристроил свой импровизированный зонтик.
      — Ну и льет! Лета как не бывало, — произнес он с непринужденной естественностью, которая могла сделать честь любому профессиональному актеру. — Как жизнь молодая?
      — Нет никакой жизни! — отрезала Марина, четко воспроизводя текст. — Мне с понедельника в отпуск, а тут, как назло…
      — А я говорю тебе — переиграй, — подала свою реплику Вера Петровна, все же не уверенная до конца, что говорила в тот раз именно это. — В месткоме путевка имеется на сентябрь месяц. В Анапу. Хоть отдохнешь как человек в кои-то веки. Давайте, Георгий Мартынович, чего там у вас?
      Быстро заполнив талончик, который вложил затем в согнутую пополам рекламку, скромно перечислявшую прелести страхования, Гуров просунул руку в окошко.
      — Не знаю, хватит ли у нас денег, — озабоченно покачала головой Вера Петровна, сделав вид, что ищет карточку в ящиках вращающейся этажерки. — Тысяча пятьсот, Марина!
      — Вы уж извините, что я не предупредил, — объяснил Гуров. — Понадобилось, знаете. — На сей раз поданная им реплика не блистала талантом.
      — По-моему, он сказал тогда «срочно», — выходя из роли, уточнила Марина.
      — Ты думаешь? — спросила с сомнением Вера Петровна.
      — Определенно. Я потом еще…
      — Пусть будет «срочно»! — распорядился Люсин, возникая из своего условного небытия.
      — Вы уж извините, что я не предупредил, — послушно пошел на второй круг Борис Платонович, — срочно понадобилось, знаете.
      — Я должна посмотреть! — строго заявила Марина и с надменно вскинутым лицом вышла из-за своей загородки. — Не можем же мы остаться на целый день без всего!
      — Да, нескладно получилось, — изображая неловкость, затоптался Гуров, оставляя на полу грязные отпечатки. — Конечно, нужно было заранее…
      — Теперь ты, Вера, — тихо подсказала подруге Марина, громыхнув для пущего эффекта створками сейфа.
      — Разве я?.. Ах да! — Вера Петровна залилась краской. — Ничего, Георгий Мартынович, что-нибудь придумаем. Ты погляди, Мариночка.
      — Не знаю, не знаю, — даже лопатки Марины, мягко обозначенные зеленой тканью платьица в стиле «сафари», выразили, упрямо дрогнув, сомнение. — А вдруг еще кто спросит? В банк, так и знай, я сегодня не поеду. — И она вернулась к себе, неся в руках невидимые пачки.
      — Как-нибудь исхитримся, — Вера Петровна в отточенных движениях воспроизвела операцию и кивнула на соседнее окно.
      — Спасибо большое, — клиент переместился в сторону кассы.
      — Могу только пятидесятирублевками, — Маринины пальцы убедительно обрисовали весомость тугих пачек.
      — Мне совершенно все равно, уверяю вас, совершенно… Благодарю за любезность, — Гуров согнулся, словно упрятывая деньги во внутренний карман.
      — Все? — спросил Люсин, отпуская напряженные мускулы.
      — Вроде все, — подтвердила Марина. — Так оно и было.
      — Чего-то, по-моему, не хватает, — обозначив милые ямочки, виновато улыбнулась Вера Петровна. — Кажется, в этот момент хлопнула дверь.
      — Да ты что? — вскинулась Марина и перевесилась через перегородку. — Никого ж не было!
      — Не было, — согласилась Вера Петровна, — но дверь определенно стукнула, хоть и не в полную силу.
      — Так? — Люсин приоткрыл дверь наполовину и отпустил, предоставив действовать астматически вздохнувшей пружине.
      — Слабее, — откорректировала Вера Петровна. — Чуточку.
      — Как сейчас? — Он не замедлил попробовать.
      — Да, похоже…
      — Это меняет дело, Борис Платонович! — покачал головой Люсин.
      — Тогда попрошу всех повторить еще раз, — распорядился Гуров, входя во вкус упоительной режиссерской тирании, перед которой любая другая власть не более чем бледная тень.
      — Меня теперь окончательно нет. — Люсин поспешно скрылся, оставив щелку, в которую мог видеть лишь кусочек кабинки кассира.