- Верно сказано! - бранчливо встрял писатель, которому изрядно поднадоели подобные разглагольствования. - Я про другое хочу спросить. Он тяжело и настороженно глянул на Бариновича из-под насупленных бровей. Вы знакомы с "Утром магов" Повеля и Бержье?.. Вашей книги я, простите, не читал.
      - Знаком, - кивнул Баринович, силясь надеть на вилку ускользающую маслину.
      - И ваше отношение? Меня интересует раздел, где говорится о встрече с современным алхимиком Фульканелли и ядерном катализаторе.
      - Чушь, - устало поморщился Баринович. - Вздорные враки.
      - Это почему же, позвольте спросить? - негодующе взвизгнул Туганов. Ведь Бержье описывает то, что случилось с ним лично! Не с чьих-то там слов! Нет-нет, давайте разберемся!
      - Чего уж тут разбираться, если заведомое вранье? - Баринович тоже повысил голос. - Философского камня не было, нет и быть не может, а ядерный катализатор, тайной которого якобы владели в средние века, нонсенс.
      - Но вы ведь признались, что обожаете? - Стремясь внести разрядку, Дина Мироновна игриво погрозила мизинчиком.
      - Кого? - не понял химик-медиевист*.
      _______________
      * Специалист по средним векам.
      - Да алхимию вашу!
      - Так смотря в каком смысле. Во-первых, это мой хлеб, а во-вторых, интереснейшее поле для исследований. Почти нетронутое притом. И именно по той простой причине, что мне выпало счастье его обрабатывать, я особенно болезненно воспринимаю измышления шарлатанов вроде Бержье. Наука раз и навсегда отодвинула алхимию в область теней. И нечего воскрешать то, что заведомо мертво. - Баринович сердито засопел и решительно придвинул к себе остатки салата.
      - Не спешите отрицать, не спешите, - с улыбкой тайной осведомленности предостерег Валерочка. - Кибернетику с генетикой тоже отрицали, а чем это кончилось?
      - Вот именно! - Туганов значительно прокашлялся в кулак. - Послушать иных узких специалистов, так ничего замечательного в мире не было и нет никаких тайн, никаких загадок. Они вечно готовы пресечь стремление человека к звездам, на корню раздавить самую способность мечтать.
      - Мечтать о чем? О том, что заведомо невозможно? Но это пустые бредни, а выдавать желаемое за действительное - обман, - невозмутимо сформулировал Баринович.
      - "Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды", - решив, что настал ее час, подала голос дама в лиловом и, картавя, процитировала Бальмонта, которого, кроме нее, никто здесь, кажется, не читал.
      - Они уж давным-давно голенькие. - Баринович, очевидно, составлял в этом смысле исключение. - И валяются на земле, как статуи острова Пасхи. Всячески изучать, всесторонне исследовать - я "за". - Он поднял руку с зажатой в ней вилкой. - Но всерьез принимать сказки "Тысячи и одной ночи"?.. Извините!
      - Я с вами полностью солидарна, - поддержала философа Наташа, раздражаясь уже самой близостью клокотавшего гневом фантаста. - Люди настолько заморочены всяческими спекуляциями, что не отличают уже, где правда, где ложь. Все принимается на веру: маленькие зеленые человечки, гуманоиды всякие, которых выдают то за пришельцев, то за снежного человека, экстрасенсы...
      - Вы и в экстрасенсов не верите? - поразилась женщина в лиловом платье, обласкав Наташу улыбкой мудрого всепрощения. - Спросите вашу тетю, она вам кое-что объяснит.
      - Не обижайтесь, Дианочка, - поспешно пришла на помощь хозяйка. Талочка просто увлеклась в своем полемическом азарте... Однако я на минуточку должна отлучиться, прошу извинить. Главное, без меня ничего не рассказывайте! - И умчалась в кухню, откуда вскоре донесся грохот и лязг раскаленных противней.
      - Неужели еще что-то? - лицемерно посетовал Туганов. - Мы же умрем, товарищи.
      - А вы не ешьте, - посоветовал Глазырев, соблюдавший завидную умеренность. - Засорить организм легко, а уж очистить... Всегда предпочтительнее воздержаться.
      - Не хватает силы воли, - пожаловался фантаст, самодовольно подкручивая усы. - А вы правы, Диана Сергеевна, отрицатели наши все в одну кучу валят: обитаемые миры, вечный двигатель, биополе... Послушать их, так вообще ничего нет. Прямо по Чехову получается. Жалкие слепцы!.. К вам это, разумеется, не относится, сударыня. - Он галантно поднял бокал, наклоняясь к Наташе. - Ваше здоровье!
      - С вечным двигателем вы, однако, хватили, любезнейший, - не одобрил Глазырев. - Уж это-то действительно невозможно. Против термодинамики не попрешь.
      - Грош цена вашим выдуманным законам! - вскипел Туганов, брызнув слюной. - Природа выше всяких ограничений. Недаром ваш брат ученый что ни день, то сам себя опровергает... А вечный двигатель есть, представьте! Я читал недавно про одного изобретателя. В его лаборатории вот уже два месяца непрерывно вращается велосипедное колесо, и никто не может догадаться, в чем тут секрет. Этими вот глазами читал!
      - Мало ли ерунды печатают, - вяло отмахнулся Глазырев, бесповоротно усвоив, что запрет на перпетуум-мобиле в отличие от биополя автоматически выводится из основополагающих формул. - Сколько, действительно, развелось трюкачей и всяких мошенников. Мутят воду. - Он дружелюбно придвинулся к Наташе. - Ах вы умница, ах раскрасавица...
      Готовый было вновь разгореться спор приостановило торжественное восшествие Дины Мироновны. Пылая от кухонного жара и гордости, она внесла круглое блюдо, на котором дымилась туго набитая и обложенная печеными яблоками утка.
      - Боюсь, что немного сыровата! - пожаловалась хозяйка. - Наверное, надо было еще потомить.
      - Сейчас посмотрим, - Диана Сергеевна повелительно выпростала из-под кружев жилистые руки. - Давайте сюда!
      - Поразительно! - ахнула заранее потрясенная Альбина.
      Второпях очистили место на скатерти, прибирая и складывая опустевшую посуду, и над вызывающе румяной утиной грудкой нависли чуткие, ищущие пальцы экстрасенсорной женщины. Наташа изумленно ахнула и поспешно потупилась, пряча глаза. Ее душил смех. Поражала не столько сама сцена священнодействия, сколько оказанное ею воздействие. Особенно на Бариновича, впавшего в совершеннейшую прострацию. Багроволикий, с отпавшей челюстью, он напоминал обиженного ребенка, которому ни за что ни про что дали подзатыльник. Известное удивление выразил и художник, не принадлежавший, очевидно, к узкому кружку посвященных.
      - Чего это она? - он вопрошающе тронул свою даму за локоток, следя за пассами Дианы Сергеевны. - Игра, что ли, такая?
      - Да помолчите же! - одернула его какая-то бойкая продавщица. - Не мешайте людям.
      - Готово? - впервые за весь вечер раскрыл рот композитор, чем навлек на себя мимолетное внимание. - В самый раз?
      - В самый, - подтвердила Диана Сергеевна, роняя руки. - Вы удивительно вовремя, милочка. - Она устало улыбнулась хозяйке. - Еще чуть-чуть, и мясо бы стало подсыхать.
      - Я очень рада! - Дина Мироновна послала приятельнице воздушный поцелуй. - Какая вы все-таки душка!
      - И что? - к Бариновичу наконец вернулся дар речи. - Она действительно видит, чувствует? - потянувшись к Наташе, он грузно навис над столом. - У жареных уток, значит, тоже есть биополе?
      Наташа лишь красноречиво взыграла очами, отодвинув на всякий случай до краев налитый бокал.
      - Утку должен разрезать Архип Михайлович, - попросила Дина Мироновна, торжественно вручая Глазыреву выгнутые серпом зазубренные ножницы. - В наказание за вашу противную диету. Может, сделаете сегодня исключение?
      - И не уговаривайте! - Он ловко прижал утиное крылышко специальной вилкой. - Ни-ни! А разрезать могу. Отчего не подсобить? - И с хрустом вгрызся в костяк.
      - Ишь ты! - бесхитростно восхитился художник. - В самой поре!
      Крыть было нечем. Запеклось действительно образцово к вящей гордости Дины Мироновны за свой кулинарный опыт и феноменальный, поистине рентгеновский дар подруги.
      - Теперь отдохните, милая, - покровительственно кивнула ей Диана Сергеевна, - ведь весь вечер на нервах! Разве так можно?
      - Хочется, чтоб хорошо было, - виновато пояснила хозяйка дома. - Вот и хлопочешь.
      - Хлопоты хлопотам рознь. Нельзя же так, право. - Диана Сергеевна осуждающе покачала головой. - Привычку себе взяли вскакивать каждую минуту! Удалось же, как видите. Ах вы, неисправимая хлопотунья!
      - Удалось, и на славу! - подтвердил Глазырев, виртуозно разделывая истекающую соком птицу. - Говорите, кому чего? - Оделив каждого облюбованным куском, он взял себе на тарелку лишь одно, притом самое дальнее, яблочко, менее остальных забрызганное жиром.
      - Да вы хоть поешьте как следует! - продолжала наказывать Дине Мироновне ясновидящая Диана. - А я вам пока сосудики помассирую.
      Столь сложную и недоступную современному уровню медицины операцию она провела в завидном темпе, не выпуская при этом утиную ножку. И даже не смотрела на разомлевшую от довольства пациентку, справедливо полагая, что излученный флюид сам доберется куда надо.
      - Уже ощущаете? - спросила, обглодав косточку и вытирая губы бумажной салфеткой.
      - Какое блаженство! - разнеженно прошептала Дина Мироновна, откидываясь на спинку стула. - Прямо как на свет народилась!
      - Потрясающе, - деликатно жуя, оценил композитор.
      - Нет, господа рационалисты! - Туганов торжествующе постучал по столу костяшками заметно усохших пальцев. - Мир далеко не столь прост, как вы тщитесь представить!
      - Вижу, - не стал спорить Баринович, украдкой посмотрев на часы.
      - Кстати, Дина Мироновна. - Разделавшись с противником, неустанный воитель Туганов почувствовал себя властелином положения. - Вы, кажется, говорили, будто какой-то ваш знакомый успешно занимается практической алхимией? Что за таинственная история!
      Все взгляды, словно по команде, нацелились на Наталью Андриановну. Она вспыхнула, ощутив себя вознесенной на гигантских качелях, когда все внутри обмирает и отжимается книзу.
      - В самом деле. - Дина Мироновна мимолетно коснулась пальцами лба. Я просто не поняла, о чем идет речь... Талочка, деточка! - залебезила она. - Как ты понимаешь, все мы ужасно обеспокоены этим кошмарным происшествием. Ты ничего не знаешь? Хоть что-нибудь прояснилось?
      - Насколько я понимаю, присутствующих глубоко волнует судьба Георгия Мартыновича Солитова? - Разгадав истинную причину очередного прилива родственных чувств тети Дины, Наташа полностью уяснила сложившуюся ситуацию. - Не хочу никого разочаровывать, но, судя по всему, он стал жертвой бандитского ограбления.
      - И только-то? - пренебрежительно протянул Туганов. - А нагородили...
      - Я бы посоветовала не слишком доверяться слухам, - отчужденно бросила Наталья Андриановна. - Особенно такого рода...
      - Какой ужас! - Баринович был глубоко потрясен. - Я же ровным счетом ничего не знал! Бедный Георгий Мартынович... Как он себя чувствует?
      - Удивительно все же, - неодобрительно поджала губы Дина Мироновна, разве вы не знаете, что он бесследно исчез?
      Баринович лишь угнетенно пожал плечами.
      - Вся Москва только об этом и говорит, - заметила Альбина, поправляя затейливую прическу. - И объявления висят.
      - Какие объявления? - не понял Баринович.
      - "Найти человека", господи! - Альбина глянула на него, как на безнадежно больного. - Неужели не читали? Там еще написано, что милиция будет благодарна за любые сведения...
      - Ах так! - Баринович понимающе закивал. - А ведь я определенно что-то такое про него слышал... Позвольте, позвольте. - Он сосредоточенно подпер щеку ладонью. - Ну да! Мне предложили купить книгу, которую он почему-то не взял. Очень редкая, знаете, книга. Но мне не по средствам, так что я отказался... Впрочем, какое это может иметь значение?..
      - И все-таки тут далеко не так просто. - Туганов стукнул кулаком по столу и недоверчиво покосился на Наташу. - Знаем мы эти ограбления! Ничего более оригинального придумать не смогли.
      - Извините, но мне пора. - Наташа решительно встала из-за стола, осторожно отставив недопитую чашку. - Спасибо, тетя. Все было необыкновенно вкусно.
      - Позвольте я вас провожу! - обрадованно вскочил Баринович, вызвав веселое оживление столь пылкой галантностью.
      Не отличаясь особой ловкостью, он ухитрился опрокинуть хрупкий, как яичная скорлупа, фарфор с изображением дамы в напудренном парике. Чашка жалобно звякнула, но не разбилась, подхваченная рукой бдительной хозяйки. Этот небольшой инцидент окончательно вычеркнул Гордея Бариновича из списков на будущее. Все нашли, что он абсолютно не интересен, а Наташа, хоть и мила, но чересчур надменна.
      - Как вам наш бомонд? - спросила она, когда они с Бариновичем вышли на улицу.
      - А вам? - осторожно поинтересовался он, с наслаждением вдохнув теплый вечерний воздух. Пахло выхлопной гарью и смутной надеждой на что-то совсем неизведанное. В теплом сумраке едва уловимо веяло духами.
      - Паноптикум, - откликнулась Наташа, когда миновали мрак подворотни. - Гойя.
      - Да-да, очень странно, - подтвердил верность ее ощущений. - А кто эта женщина в лиловом?.. Сейчас почему-то много появилось таких.
      - Скромный инженер-экономист, - усмехнулась Наташа. - И вот, поди ж ты, открылся дар!
      - Я допускаю, что возможно особое видение, редкая чувствительность и все такое. История человечества полна свидетельствами разного рода феноменов. Но чтобы так, в массовом порядке... Кто теперь только не подвизается на этом сомнительном поприще: неудавшиеся физики и разочарованные врачи, даже откровенные психопаты. И все она - мода!
      - Не только. Здесь и досуг, который не знают чем занять, и вечно дремлющая в человеке надежда на чудо. О чудесных излечениях, сколько я себя помню, всегда говорили. То там, то здесь объявлялся очередной кудесник. Но насчет массовости вы точно заметили. Нынче экстрасенс попер косяком. И ведь название какое выдумали респектабельное! - Наташа по обыкновению не шла, а летела по улице, и Баринович едва за ней поспевал.
      - Именно! А на поверку все тот же знахарь, шаман или медиум. Пытаясь шагать в ногу, он радовался столь удивительному согласию в мыслях.
      - Чего стоят одни разговоры про излечение по телефону или диагноз по фотокарточке... А возьмите филиппинских знахарей! Вот уж чушь так чушь! Проникнуть внутрь замкнутого объема без нарушения сплошности нельзя в принципе. Тут, казалось бы, для здравомыслящего человека никаких доказательств не требуется: ловкий трюк, виртуозный обман. Но ведь находятся ярые защитники! Ссылаются на очевидцев, на фильмы. А чего не сделаешь с помощью кино?
      - Врет, как очевидец... - подсказал Баринович. - Вы очень торопитесь, Наталья Андриановна? - Испытывая давным-давно позабытый трепет, почти благоговение, он осторожно взял ее под руку.
      - Ничуть, - она приостановила шаг. - Привычка.
      - Вы говорили о бескровной хирургии филиппинцев. Я слышал, что создали специальную комиссию.
      - Будь моя воля, я бы не стала тратить времени на проверку. Все изначально ясно. Допустив даже в мыслях возможность такого, мы должны отказаться от научной картины мира. Ни больше ни меньше! Не слишком ли дорогая плата? И во имя чего? Чтобы уверовать в четвертое измерение, в магию, бог знает во что? Вы согласны со мной?
      - Абсолютно... Диву даешься, когда встречаешься с проявлениями такого фанатичного воинствующего невежества. Взять хоть того же Туганова. Одно дело - верить и даже пропагандировать летающие тарелки, другое - вечный двигатель. Все валит в одну кучу. Просто какой-то сорт приматов с ограниченным мышлением. Разницу между явлением, которое в принципе возможно, но почему-то не наблюдается, и тем, чего нет, потому что быть никак не может, они не улавливают. К разуму обращаться бессмысленно, потому что он упрямо заблокирован верой, которая сродни религиозной.
      - Как вы удивительно точно схватили! - Наташа почти с восхищением взглянула на Бариновича, который уже не казался ей таким комично нескладным. - Она-то и лежит в основе случайных удач самозваных целителей - вера. Как и вы, я тоже не исключаю какого-то физического влияния на организм через глаза, руки... Хоть и не обольщаюсь, если честно сказать, потому что привыкла доверять лишь строго доказанному. Но основная причина - это вера больного в то, что ему помогут. Человек слепо верит и потому исцеляется. Чья тут первоочередная заслуга: врачевателя, лекарства или собственных защитных сил - особого значения не имеет. Работает весь комплекс, активизируя мозг, который и подает подсознательные команды. Резервы тут, конечно, колоссальные.
      - Не знаю, как насчет резервов, - с осторожным скептицизмом заметил Баринович, - но кое-какой опыт человечество все же накопило. Строго говоря, мы не располагаем достоверными доказательствами так называемых чудесных исцелений. Однако допустим, что нечто подобное все же имело место. Согласны? Хотя бы постольку, поскольку у нас нет оснований подозревать во лжи всех и вся, в том числе людей, вполне достойных доверия. Заблуждаться, я имею в виду невольные заблуждения, тоже все скопом не могут. Таким образом, разумно будет записать в наш актив несколько чудесных, внушающих оптимизм случаев, пусть даже несколько десятков. Но не сотен, не тысяч тем более! Посмотрим теперь, что окажется в пассиве. А многие миллионы человеческих жизней, которые унесла оспа, холера, наконец "испанка" в начале века. В Англии, например, претендующей на сомнительную славу родины европейского колдовства, в четырнадцатом столетии чума выкосила три четверти населения. Целиком вымирали деревни, города, графства. И это, подчеркиваю, в четырнадцатом веке, когда если и лечили, то лишь с помощью трав, алхимических снадобий или колдовства. Экстрасенсов и тогда, надо полагать, было предостаточно, хоть отбавляй. Сами судите, сколь многого достигли они своими пассами и наложением рук.
      - Не могу возразить вам, даже если бы очень хотела... Ваш исторический экскурс весьма убедителен. Хоть мы и ругаем современную медицину, причем вполне обоснованно, альтернативы ей нет. Хочешь не хочешь, а надо искать все новые антибиотики, синтезировать все более сложные в химическом отношении препараты. Знаем, что вредны, что организм привыкает и вирусы приспосабливаются, но что делать? Об отказе не может быть и речи. Стоит лишь ослабить усилия в борьбе со всевозможными недугами, и на мир обрушатся нарастающие валы опустошительных эпидемий.
      - Временами мне кажется, что мы читаем мысли друг друга. - Баринович нежно сжал ее руку.
      - Мне тоже, - с обезоруживающей откровенностью призналась Наташа. Как будто знаем друг друга тысячу лет. Правда?
      - А может, так оно и есть. Ведь ваша фамилия Гротто, я правильно расслышал?
      - Да, а в чем дело?
      - По мужу?
      - Нет, девичья.
      - Тогда, может статься, что мне посчастливилось знавать вашу пра... пра... прабабушку. Такое имя, как Лита Гротто, ничего вам не говорит?
      - Нет, - не сразу ответила Наташа. - Впервые слышу.
      - Очень жаль, Наталья Андриановна, потому что я пережил несколько незабываемых часов, прослеживая запутанные перипетии ее судьбы, подкупающе романтической и злосчастной.
      - Вы меня интригуете, Гордей Леонович.
      Они не заметили, как миновали площадь Маяковского и, свернув за угол, пошли по Горького к "Белорусской". Ощущение времени и пространства растворилось в наполнявшем обоих чувстве единомыслия. Безотчетно хотелось продлить его до нового перекрестка, где в безлюдье Брестских улиц перемигивались совиные глаза светофоров.
      - Я работал тогда в архивах города Кельна, - понизив голос, начал рассказывать Баринович, словно прислушиваясь к шепотам ветра в усталой за лето листве. - Меня интересовала история одного алхимика, сваренного живьем по приговору магистрата. Судя по некоторым указаниям, он имел определенное отнощение к тому самому алхимику из гётевского "Фауста", чью лабораторию в поисках эликсира долголетия посетил сей достойный муж.
      - Ничего себе, - одобрила Наташа. - Завлекательное начало.
      - Тем более что прямого касательства к вашей прабабушке оно не имеет, - засмеялся Баринович. - Упоминание о ней я обнаружил совершенно случайно, когда разбирал счета, предъявленные к оплате регенсбургским палачом. Бедная женщина была сожжена по обвинению в злокозненном чародействе в 1589 году. Ее казнь обошлась магистрату в три талера и два гроша. Не знаю почему, но меня это вдруг взволновало, и я принялся за розыски. Какие тени прошли предо мною, Наталья Андриановна! Прекрасная, беззаветно любящая женщина, проданная бездушным мужем своему владетельному сеньору, изувер-инквизитор, утонченное коварство, чудовищный наглый обман... Может быть, это и хорошо, что вы ничего не знаете об этой несчастной. Что мы вообще знаем о себе, дети двадцатого века? Не дальше трех-четырех поколений. А ведь прошлое никогда не умирает совсем. Оно влачится по нашим стопам, мучая несовершенную память, увлекая на кем-то пройденные когда-то круги. Или встает на перепутье, как болотный туман... Не обращайте внимания, я и сам не знаю, что на меня вдруг нашло. К вам бедная Лита не имеет отношения.
      - Как знать? - Наташа невольно вздрогнула. - Из дальних предков я знаю только капитана Андреа Гротто. Он, как тогда говорилось, "вышел" из Ливонии и поступил на царскую службу. Это было незадолго перед кончиной Петра Алексеевича.
      - Андреа... А вы Андриановна?
      - Натальи и Андрианы у нас в роду. От бабки мне осталась венчальная икона с этими именами... Неопалимая купина.
      - А что еще вы знаете?
      - Ничего.
      - И нет документов, писем?
      - Никаких! - мечтательно улыбнулась она. - Если что было, то сгинуло после развода... Мы разошлись с мужем, прожив вместе много лет. Я ни о чем не жалею, у меня есть сын Тема, почти совсем взрослый, и мы очень счастливы с ним вдвоем.
      - А у меня целых три! И в этом мое спасение. Иначе бы я влюбился в вас и стал бы несчастнейшим из смертных.
      - Это еще почему?
      - Да хотя бы потому, что моя матушка не нарекла меня Андрианом. Интересно, как зовут вашего бывшего мужа?
      - Анатолий.
      - Уже ближе, но все-таки не в цвет.
      - Значит, так тому и быть. - Наташа решительно повернула к метро. Но прежде чем распрощаться, я бы хотела узнать...
      - О Лите Гротто?
      - Нет, на сей раз не угадали, Гордей Леонович. Меня беспокоит другое. Расскажите как можно подробнее о том вашем разговоре по поводу травника. Она высвободилась и выжидательно остановилась под навесом "Белорусской"-кольцевой.
      - Думаете, это что-нибудь даст? - Баринович прислонился плечом к колонне. - Впрочем, кто знает?.. Короче говоря, позвонил мне один книжный жучок на прошлой неделе.
      - Точнее нельзя?
      - В понедельник, если память не изменяет. Человек он тертый и в своем бизнесе ас. Не только знает наперечет все мало-мальски ценные издания, но и помнит, у кого что хранится. Словом, ведет свой учет частным библиотекам Москвы. И не только Москвы... Не успеет кто-нибудь из коллекционеров отдать душу, как он мгновенно узнает об этом по какому-то тайному телеграфу. Будь то в Ленинграде или во Львове, где уцелело несколько очень старых библиотек. Форменный стервятник. Раньше он частенько снабжал меня всякими редкостями. Теперь же, к сожалению, мне такая роскошь не по карману. Во-первых, обременен семейством, во-вторых, цены возросли настолько, что и не подступишься. Кусается, как говаривал покойный папочка.
      - И все-таки он обратился к вам с предложением?
      - Очевидно, по старой памяти. Да и книжка уж больно занятная. Притом с личной печатью Макропулоса, лейб-медика Рудольфа Второго, императора Священной Римской империи, австрийского эрцгерцога и чешского короля. Аккурат по моей части. Откровенно говоря, у меня слюнки потекли. Но я сразу сказал, что не потяну, и посоветовал обратиться к Георгию Мартыновичу. Как-никак такие антики попадаются не часто. Один раз в сто лет, можно сказать.
      - И что он ответил?
      - Сказал, что уже звонил Георгию Мартыновичу и обо всем с ним договорился, но тот, видимо, передумал и вообще куда-то запропастился.
      - Так-так...
      - Каюсь, но тогда я не придал этому особого значения. Лишь пожалел мимоходом, что книга уйдет в совершенно чужие руки. Только теперь, когда узнал о случившемся...
      - Понятно, - опережая мысль собеседника, выводила свои заключения Наталья Андриановна. - Сколько он спросил с вас за книгу?
      - Две, но намекнул, что можно договориться. Только о чем договариваться, когда мне и тысячи не наскрести?
      - Так, Гордей Леонович, более-менее ясно. Поймите меня правильно, но вам придется еще раз рассказать все это в милиции. Я дам сейчас телефон. Это совершенно необходимо. Обещайте мне, что позвоните не откладывая.
      - Ну, если вы настаиваете, то конечно, - без особой охоты пообещал Баринович. - Раз надо...
      - Сейчас, именно сейчас, я поняла, что это совершенно необходимо. На месте Георгия Мартыновича могли оказаться вы, я, кто угодно... Представьте себе, Гордей Леонович, что его убили, да, скорее всего убили, сразу после того, как он взял в сберкассе полторы тысячи рублей. Наверняка, чтобы купить этот дьявольский травник, который не стоит ни единого часа человеческой жизни. Прошлое действительно не умирает. Вы были глубоко правы. Оно все еще требует крови и убивает и мстит.
      Глава двенадцатая
      ___________________________________
      РАЗВЕДКА НА МЕСТНОСТИ
      От дачи Солитова до железнодорожной платформы было чуть поболее двух километров. Прогулявшись раз-другой туда и обратно, Люсин до тонкости изучил этот вполне рядовой для Подмосковья маршрут и составил довольно подробный план.
      Сразу за калиткой начиналась вымощенная бетонными плитами кольцевая дорога, обозначавшая внешнюю границу участка кооперативной застройки. По одну ее сторону тянулся сплошной зеленый забор, за которым виднелись крыши хаотично разбросанных домиков, по другую - открывалась приятная для глаза лесозащитная полоса с водокачкой, царившей над местностью, подобно какому-нибудь рыцарскому замку. К озеру можно было выйти либо прямиком через лес, либо более длинным путем, ведущим на станцию. Рыбаки и купальщики, разумеется, выбирали первый вариант, всем остальным приходилось идти по бетонке, надежно замаскированной вязкой глиной, намытой дождевыми потоками из поросших сурепкой отвалов. Лет двадцать назад, когда здесь вовсю шли строительные работы, кое-что было, видимо, недовыполнено, а что-то, как водится, сделано шаляй-валяй. Ничего удивительного, что последствия вроде заполненного стоячей водой провала у самой развилки сказывались по сей день. В этом ненавистном водителям месте кольцевая сворачивала к камышовому болотцу, а ответвлявшийся от нее отрезок терялся в узкой просеке. Попасть в поселок, а затем и на станцию можно было только этим путем. Дорога шла в гору и находилась поэтому в сравнительно благополучном состоянии, хотя отдельные стыки порядочно разошлись. За кюветами по обеим сторонам темнел сучковатый частокол елей, изредка просвеченный чахлыми хлыстиками берез. Два крутых поворота на протяжении каких-нибудь пятидесяти шагов делали этот участок потенциально опасным, что Люсин и отметил у себя соответствующим значком. Особенно в дождь, когда видимость сведена до минимума, а шум стекающих вод заглушает крики о помощи. После сберкассы Солитов мог и не пойти на станцию, а преспокойно возвратиться домой. Вернее, сделать такую попытку, потому что до дому он не дошел. Как бы там ни было, а лес надлежало хорошенько прочесать.
      Далее путь пролегал через совхозное поле. Судя по дружной ботве, урожай свеклы и картофеля ожидался богатый. И хотя местность просматривалась до зубчатой каймы горизонта, на поле не было видно ни единой живой души. Только вороны, переваливаясь с боку на бок, бродили возле сенного стога, чей пьянящий, ни с чем не сравнимый аромат будил сладостные воспоминания.
      Само собой, что в сплошной завесе ливня вся эта сельская благодать выглядела несколько иначе. Но поле - не лес. Оно постоянно открыто для глаза. Тем более совхозное поле, чьи заботливо ухоженные, удобренные и защищенные от вредителей гектары набирали перед уборкой последние центнеры.
      Пошли огороженные жердями выгоны, длинные бетонированные коровники, сельскохозяйственная техника под навесом, выкрашенная ярко-оранжевой краской, а затем и двухэтажные домики персонала. Чем дальше, тем чаще попадались навстречу люди. Прогромыхал колесный трактор с прицепом, заваленным комбикормом. Озорная молодуха в белом халате весело окликнула Люсина с грузовика, но слова потерялись в дребезжании высоких бидонов.
      За стройкой, где приходили в негодность фондируемые материалы, пошли частные огороды, на которых мелькали хозяйки в платочках и беззаботно играющие ребятишки. Вкусный дымок сжигаемой в кучах ботвы курился медленной винтообразной струйкой. Покоем и умиротворением дышали тронутые осенней пестротой дали.
      Бетонка под прямым углом примыкала к асфальтированному шоссе, где ходил рейсовый автобус. Возле остановки, защищенной от непогоды стенами из толстых стеклянных блоков, стояла слегка покосившаяся телефонная будка, а на другой стороне был пустырь, на котором какие-то вполне взрослые дяди в рабочих спецовках гоняли по песку мяч. Дальше, окруженная ивами и тополями, виднелась длинная одноэтажная постройка из светлого кирпича, объединившая под своей оцинкованной крышей уже знакомую сберкассу, почту и продовольственный магазин без вывески. Злачное место тем не менее легко распознавалось по груде разбитых ящиков. Судя по кошелкам с бутылками, которые тащили туда и обратно, ящики были из-под заветной стеклотары. В беспрерывном хлопанье дверей, впускавших и выпускавших озабоченных мужчин с оттопыренными карманами и туго набитыми сумками, мнилось нечто абсолютно бессмысленное, сводящее на нет любые представления о разумности человеческих действий. Нет нужды разоблачать ошибочность подобного впечатления. Всякий сторонний наблюдатель, и Люсин в том числе, хорошо понимал, в чем состоит существенное различие между встречными потоками.
      Короче говоря, за эту часть маршрута можно было не беспокоиться. И в непогоду, и в вёдро к магазину не зарастала протоптанная тропа.
      Отсюда путь на станцию пролегал по шоссе: двенадцать минут обычного хода по обочине или две остановки автобусом. В дождь предпочтительнее воспользоваться услугами общественного транспорта. Автобус опоздал против расписания на семнадцать минут.