В ливень, когда в нем была особая нужда, он мог, как это порой водится, вообще не прийти. Опрос водителей ничего определенного на сей счет не выявил, хотя в автопарке уверяли, что в тот день машины ходили точно по расписанию. Возможно, это и соответствовало действительности. Но коль скоро никто из шоферов не проявил интереса к своим пассажирам и по фотографии Георгия Мартыновича не опознал, существенного значения это не имело. Оставалось лишь гадать, как поступил Солитов в то утро между одиннадцатым с половиной и двенадцатым часом: поехал на станцию, пошел пешком или же повернул к дому. Все три варианта были приблизительно равноценны.
      Люсин, естественно, отправился пешком, послав вперед поджидавшую его "Волгу". Как и было договорено, она ждала его у треугольного дорожного знака, изображавшего самую понятную в мире эмблему: скрещенные вилку и ложку. Ресторан "Рыболов" хоть и не пользовался известностью, выходящей за границы района, но можно было надеяться, что Коля Самуся не станет терять времени даром. Сам Владимир Константинович успел порядком проголодаться, и ему стоило заметных усилий продолжить свой пеший рейд, длившийся уже без малого три часа. Съеденные по дороге стручки сурепки лишь разожгли аппетит. Но не хотелось нарушать целостность впечатления. Тем более что приближался наиболее ответственный участок.
      Пока ничто не внушало тревоги. Сельские домики стояли по обе стороны, и шоссе поэтому находилось под перекрестным обстрелом окон, а следовательно, и глаз. Движение тоже выглядело достаточно оживленным. Но в том месте, где стрелка указывала на гидроузел и дорога раздваивалась, пешеходная тропа уклонялась в сторону. И немудрено, потому что на неогражденной дамбе оставалось место лишь для полосатых низеньких столбиков. Идти навстречу грохочущим самосвалам, ощущая за спиной гудки обгоняющих машин, было просто-напросто страшно. Едва ли стоило сомневаться в том, что Георгий Мартынович выберет иной путь.
      Люсин, ничтоже сумняшеся, последовал за большинством, кстати сказать, абсолютным, хотя по шоссе и было короче метров на двести. И сразу в голове вспыхнул предостерегающий красный сигнал. Молодые сосенки, посаженные плотными гнездами на песчаных буграх, полностью закрывали обзор. Тут могло произойти все что угодно.
      Стежка, извивом которой следовал Владимир Константинович, вывела на высокий обрыв, откуда во всей красе открывалась стальная гладь озера. Узкую полоску песка лизала медленная волна, колыхалась осока, в которой запутался всяческий лесной мусор. Из-за постоянных дождей вода заметно прибыла. От глинистых обрушений расплывалась нечистая пена.
      Включив шагомер, Люсин двинулся вдоль обрыва, и, чем далее шел, тем менее нравилось ему это место. Углубившись в сосны и проблуждав там, как в лабиринте, он вновь оказался на берегу. Определенно подтверждался первоначальный вывод: эти тридцать - сорок шагов по-над берегом, безусловно, были самыми опасными на всем пути. Здесь даже в сухую светлую пору можно было невзначай оступиться. Судя по карте, затребованной у местных гидрологов, дно опускалось достаточно круто. Теперь, когда уровень повысился чуть ли не на метр, глубина была довольно приличная почти на всем протяжении. Особенно подозрительно выглядели участки оползней, где озеро словно вгрызалось в берег.
      Простой здравый смысл подсказывал, что таким путем мог пойти в тот день лишь заведомый самоубийца. Значит, Георгий Мартынович выбрал другую дорогу, более дальнюю, что, пересекая сосняк, выводила на мостик через протоку.
      Полюбовавшись бледными облаками, растянувшимися низкой прерывистой цепью, Люсин вернулся в сосны. Пришлось порядком побродить, прежде чем обнаружилась неприметная аллейка, выводящая к мостику. Люсин вернулся по ней к исходному пункту, где шоссе сворачивало на дамбу, и, совершив поворот на сто восемьдесят градусов, вышел к протоке. Так идти оказалось не в пример проще, хоть и несколько дольше. Проблемы оставались прежние: густые лесопосадки и близость озера, правда далеко не столь угрожающая.
      Владимир Константинович постоял на мосту, поплутал среди крупноблочных башен и выбрался на берег. Сравнительно низкий, сплошняком заросший курчавым клевером, он мирно спускался к воде. Отсюда уже виднелись ажурные подвески проводов электротяги и край высокой платформы. Туда вела черная лента асфальта, отмеченная штангами уходящих вдаль фонарей.
      Уравнение, как и ожидалось, выходило со многими неизвестными. И каждое из них нуждалось в самостоятельной проверке, в более или менее вероятной модели, как-то увязанной с основной формулой.
      Записав, где следует прочесать местность, а где хорошенько обшарить дно, Владимир Константинович побрел на станцию. Голода он уже не ощущал, но зато пробудилась тупая пульсирующая боль в темени.
      На привокзальной площадке, где автобус делает круг, Люсин заметил Аглаю Степановну. Вернее, она сама его углядела и, выдвинувшись из очереди, поманила рукой.
      - Сам на себя не похож, а все бегаешь, - проворчала она, не выпуская из виду стоявшую у ее ног укутанную марлей корзину. - Хвораешь никак?
      - Голова разболелась, Степановна, - с трудом ворочая языком, пробормотал Люсин. Перед глазами прыгали световые зигзаги, прошивая пространство косой сморщенной строчкой. - Тут аптеки нигде нет поблизости?
      - Как не быть? Есть аптека. - Она махнула рукой в сторону переезда. А то к нам завернешь, голубь? Авось помогу.
      - Ага, бабуся, спасибо, - Владимир Константинович поворотился, как манекен, и покорно побрел обратно, с трудом переставляя непослушные ноги.
      - Да куда ж ты? - окликнула его Аглая Степановна. - Автобуса хоть дождись, а то, не ровен час, свалишься.
      - Ладно. - Люсин покачнулся, но устоял и, наклонясь вперед, словно преодолевая тугой порыв ветра, сделал следующий шаг. - У меня тут тачка...
      Как добрались до места, он едва ли запомнил. Но из машины, собравшись в упрямый комок, выбрался самостоятельно и деревянным шагом дотащился до какого-то дивана в углу комнаты. И тут свет окончательно померк для него, если, конечно, Аглая Степановна просто-напросто не занавесила окна.
      - Давление подскочило, - пробормотал Владимир Константинович. Ничего страшного.
      Освобождение пришло откуда-то извне, хотя он и дал себе внутреннюю свободу. Пахнуло бальзамическим холодком и словно бы тиной болотной. Люсин почувствовал легкое скользящее прикосновение мази к вискам. И это было последнее, что успела ухватить память, отлетая с земли.
      Проснувшись в темноте на незнакомом скрипучем ложе, Владимир Константинович долго не мог сообразить, где он и что с ним. Тело сладко поламывало, как после хорошей лыжной пробежки, гортань горела сухим огнем, но в голове ощущалась полная ясность. Лишь память отшибло на каких-то этапах, и понадобилось известное напряжение, прежде чем удалось восстановить последовательность событий. И какой же немыслимо далекой показалась ему эта его прогулка по берегу среди упругих подрастающих сосен! Все, что случилось потом, прорисовывалось разрозненными фрагментами.
      Люсин облокотился на руку и прислушался. Откуда-то долетали неразличимые отрывки речи. Он заставил себя встать и, нашарив в потемках дверь, побрел на путеводную черточку света, теплившуюся в конце коридора.
      Аглая Степановна и Коля безмятежно гоняли в кухне чаи. Уютно бормотало радио. На ручках самовара висели бублики.
      - Проснулся, голубь? - старуха подняла глаза. Дуя на блюдце, из которого, вкусно причмокивая, тянула крутую заварку, она насмешливо прищурилась. - Головочка не трещит, чай?
      - Спасибо, бабушка. Все прошло, - поблагодарил Люсин и вдруг спросил, испуганно встрепенувшись: - Сколько времени? На дворе уже ночь? - И тут только сообразил, что у него есть часы. - Неужели всего-навсего девять?
      - Так точно, - улыбнулся Коля. - Без трех минут. Хорошо поспали, Владимир Константинович?.. А мы тут с Аглаей Степановной и пообедали, и поужинали!
      - Уж ты извини, бабуся! - смущенно вздохнул Люсин. - Такой, понимаешь, казус.
      - Садись чай пить.
      - Чай? Может, лучше водички? Холодненькой? - прислушиваясь к себе, спросил Владимир Константинович.
      - Вы ж не ели с утра ничего, - деликатно намекнул Коля.
      - Есть абсолютно не хочется.
      - Это он только завтра запросит, - понимающе усмехнулась Аглая Степановна. - А вот испить чего-нибудь надо... Морсу брусничного хочешь?
      - Если не очень сложно. В погреб небось надо лезть?
      - Какой еще погреб, акстись! - отмахнулась старуха. - Из холодильника принесу. - Допив из блюдца, она отерлась полотенцем и зашаркала в столовую, где рядом с буфетом стоял объемистый двухкамерный "Розенлев".
      - Черт! - помянул нечистого Люсин, хлопнув себя по лбу. - Ведь я обещал вернуться!
      - Не беспокойтесь, Владимир Константинович. Я звонил... Сказали, чтоб отдыхали себе спокойно.
      - Воображаю, чего ты наговорил! - Люсин даже покраснел от бессильной досады.
      - Ничего особенного. Что есть, то и сказал: гипертонический криз. С кем не бывает? У меня братан моложе вас, а его в прошлом месяце по первое число прихватило.
      - Мне ничего не передавали?
      - Передавали. - Коля Самуся протянул записанный на обрывке газеты номер. - Просили позвонить, как проснетесь.
      - Разбудить не мог?
      - Никак нет, Владимир Константинович. Приказали не беспокоить.
      Люсин бросился к телефону, едва не столкнувшись в дверях с Аглаей Степановной, которая чуть было не выронила тяжелую трехлитровую банку, до краев наполненную алым напитком.
      - Рехнутый! - осерчала старуха.
      Промучившись минут двадцать - город упорно был занят, - Люсин наконец соединился с дежурным.
      - Поступил сигнал из Волжанска, - доложил тот, когда Владимир Константинович назвал себя. - Гражданин Горбунов Валерий Аркадьевич, весовщик мясокомбината, опознал по фотографии Солитова. Говорит, что видел, как его увозили на "скорой помощи". Товарищ Гуров уже выехал на место.
      - Гуров? - Люсин все еще соображал в замедленном темпе, не постигая в полном объеме значения столь неожиданного (впрочем, почему неожиданного?) поворота событий. - А из наших никто не поехал?
      - Капитан Крелин. Просил согласовать с вами.
      - Считайте, что согласовано, - повеселел Люсин. - Больше ничего?
      - Еще был звонок от гражданина Бариновича Гордея Леоновича. Хотел встретиться с вами. Оставил свой адрес. Запишете?
      - Благодарю. Буду завтра с утра. - Люсин задумался, не отрываясь от трубки, подавляя соблазн рвануть на ночь глядя в этот самый Волжанск. Медленно опускал он палец на рычажок, но отбоя не дал. - Насчет последних анализов что-нибудь известно? - взволнованно спохватился в самый последний момент.
      - Такими сведениями не располагаю.
      Глава тринадцатая
      ___________________________________
      СЛУЧАЙ В ВОЛЖАНСКЕ
      Перед въездом в город Волжанск Гурова с Крелиным поджидала машина ГАИ с включенной мигалкой. Это оказалось совсем нелишним, потому что ехать пришлось через городской центр, с его кривыми узкими улочками, как попало застроенными в конце прошлого века.
      Станция "Скорой помощи" размещалась в старом кирпичном доме, окруженном ветхим забором, через который перевешивалась буйно разросшаяся акация. В резком свете фар листва казалась непроницаемо мрачной.
      Свернув в проем между столбами, на которых топорщились крюки от снятых ворот, и ловко лавируя среди машин с крупно нарисованными цифрами 03, обе милицейские машины подрулили к главному входу.
      Унылый с виду и к тому же страдающий нервным тиком главный врач, обо всем предупрежденный заранее, не теряя времени, вызвал врачей и санитаров, дежуривших в указанный свидетелем Горбуновым день. Но ни один из них не опознал предъявленной фотографии.
      - Значит, мы его не возили, - категорически заявил главврач, втайне довольный скорым разрешением дела, ничего не сулившего, кроме лишних беспокойств. - Не наш больной.
      - Но свидетели утверждают, что видели, как на Пролетарской площади именно его укладывали в карету, - возразил Гуров. - Так что давайте разберемся.
      - А они не врут, ваши свидетели?
      - Помилуйте, зачем? - Гуров сохранял завидное терпение. - Ведь совершенно посторонние люди.
      - Мало ли... Встречаются, знаете ли, субчики с чрезмерно развитой фантазией. Мы это во как знаем, - главврач неуклюже согнулся и стукнул ребром ладони себя по затылку. - Вы даже не представляете, сколько бывает напрасных вызовов!
      - Сочувствую, - осторожно вмешался Крелин. - Но данный случай, надеюсь, сюда не относится?
      - Нет его, вашего случая, - почему-то обиделся главврач. - Я привык доверять своим сотрудникам.
      - И мы не сомневаемся в их добросовестности, - заверил Гуров. - Но не верить показаниям свидетелей тоже нет оснований. Надеюсь, у вас ведется регистрация?
      - А как же! - Главврач поспешно вызвал по селектору дежурную медсестру. - Принесите книгу вызовов! - властно распорядился и забарабанил в ожидании пальцами.
      Минут через пять в кабинет вступила неприветливая, излишне полная женщина.
      - Как, вы говорите, его фамилия? - спросил главврач, забирая у нее объемистый и изрядно потрепанный журнал.
      - Солитов Георгий Мартынович, - подсказал Крелин.
      - Так! - шеф волжанской "Скорой помощи" принялся водить пальцем по строчкам. - Ну, что я говорил? - Дойдя до конца, он захлебнулся торжествующим смешком. - Нет такого!
      - А если у человека вдруг не окажется документов? - спросил Крелин.
      - Регистрируем как безымянного.
      - Тогда поищите среди безымянных.
      - Я могу уйти? - угрюмо спросила сестра.
      - Нет, ждите! Я вам скажу, когда будет можно!
      - Трубку за меня Фантомас сымать будет?
      - Разговорчики! - прикрикнул главврач. - Только этого не хватало! Посмотрите среди безымянных. - Он перебросил книгу на соседний стол. Если был человек, значит, найдется и запись, а нет записи, так и суда нет.
      - Не записано, - изрекла приговор медсестра, закончив просмотр, и неприязненно отвернулась.
      - Вы свободны, Анфиса. - Главврач удовлетворенно отряхнул руки. Будут вопросы?
      - Какие документы еще заполняются на больных, кроме записи в книгу? спросил Гуров.
      - Ну, есть сопроводительные листы. Один экземпляр сдается в больницу, другой остается у нас.
      - Проверьте, пожалуйста, - проявил вежливую настойчивость Гуров.
      Главврач вначале раздраженно поиграл лицевыми мускулами, потом все же смилостивился и позвонил в регистратуру. Но результат вновь оказался отрицательным. Вопреки утверждению Горбунова, узнавшего в размноженном для всесоюзного розыска портрете человека, которого видел три дня назад лежащим без сознания на Пролетарской площади, Солитов ни под каким видом в волжанской "Скорой помощи" не значился.
      - Может, его еще какая машина взяла? - высказал напоследок предположение главврач. - Не наша?.. Вы поспрошайте в больницах.
      - Поспрошаем, - почти в один голос пообещали Гуров и Крелин. Они знали, что местный угрозыск уже и без того ищет по всем лечебным учреждениям.
      Первый намек на след обнаружился в пункте травматологии, где вконец задерганный дежурный врач опознал, хоть и с известной долей сомнения, предъявленную ему фотографию.
      - По-моему, он у нас был. Травма черепа, если память не изменяет. Я, правда, не смог им заняться, потому что в тот день, как назло, было много несчастных случаев. Сами понимаете, что это для нас значит. Мы буквально разрывались на части... Полной гарантии дать не могу, но лицо определенно знакомое.
      - Кто его доставил, не помните? - спросил Крелин.
      - "Скорая помощь", надо думать. Помнится, он был без сознания. Вся голова в крови, над левой бровью ссадина. Я первым делом велел обработать раны. А потом привезли девочку со сложным переломом голени, и я его больше не видел.
      Подняли документы, хотя было уже далеко за полночь. Куря сигарету за сигаретой, Гуров сам перелистал журнал, не слишком полагаясь на клевавшую носом сестру. Таинственный пациент с ранением черепа не значился, однако, и в этих списках.
      - Чертовщина какая-то! - Борис Платонович снял очки и устало зажмурился. - Девочка с голенью есть, а его нету. Как это может быть?
      - Кроме вас, кто-нибудь еще дежурил в тот день? - сохраняя полнейшую невозмутимость, включился в разговор Крелин.
      - Галина Марковна. Мы с ней постоянно в одной смене работаем.
      - И сейчас тоже? - Крелин обменялся с Гуровым понимающим взглядом.
      - Конечно. Она у себя в кабинете.
      - Ее можно сюда пригласить?
      - Почему же нет? Только вам придется немного подождать.
      - Сложный случай? - Крелин сочувственно улыбнулся. - Мы подождем.
      - Алкоголик из окна вывалился, - дал соответствующее пояснение врач. - С третьего этажа... Вы извините, но мне тоже пора бежать. Трехлетнего мальчика привезли на милицейском мотоцикле. Папин свисток проглотил, понимаете... И смех, и грех.
      - Работка, - заметил Крелин, оставшись вдвоем с Гуровым.
      - Не позавидуешь, - согласно кивнул следователь, ощущая, как мозг заволакивает расслабляющая дымка. - Выйду покурить чуток. - Он привычно хлопнул себя по карманам.
      Крелин молча смежил отяжелевшие веки.
      Галина Марковна явилась не скоро, когда ночь пребывала в самой глухой поре. Охваченные настороженным оцепенением криминалист и следователь встрепенулись, как по команде, когда раздался уверенный стук каблуков, гулко отозвавшийся в пустоте коридора.
      - Это вы меня ждете? - В ореоле воспаленного света возникла высокая женщина с нездоровым румянцем. Она была явно взвинчена и не расположена к долгим пересудам.
      - Видно, тот еще фрукт вам достался! - Крелин шагнул ей навстречу.
      - Не то слово!.. Вы из милиции?
      - Из милиции.
      - Тогда можете забрать свое сокровище. Ничего серьезного. Таким почему-то всегда везет. Счастливо отделался.
      - Простите, Галина Марковна, но мы совсем по другому вопросу. - Гуров поспешно достал фотографии. - Вам знаком этот человек?
      - Где-то я его как будто видела. - Она неуверенно пожевала губами. Нет, не припоминаю.
      - Травма черепа, - подсказал Крелин. - Ссадина над левой бровью...
      - Ах, этот! - вспомнила Галина Марковна. - Ну конечно, ко мне его доставили после перевязки, когда он был уже весь в бинтах... Однако у того было немножко другое лицо. - Она еще раз внимательно взглянула на снимок. - По-моему, это не он.
      - Вы уверены? - Крелин вновь переглянулся со следователем.
      - Определенно. - Она щелкнула ногтем по фотографии. - Здесь круче излом бровей и форма носа иная: горбинка и более широкий разворот крыльев.
      - Очень может быть, Галина Марковна! - вспыхнул Гуров, то ли в приливе восторга, то ли, наоборот, негодующе. - Вы исключительно наблюдательная женщина!
      - Я специалист по черепным травмам. - Она охладила его неуместный порыв высокомерным взглядом.
      - Тогда тем более мы должны положиться на ваше авторитетное заключение. - Гуров привычно потянулся за сигаретой, но опомнился и лишь огорченно махнул рукой. - Если бы не одна досадная мелочь. Почему больной, о котором идет речь, нигде не значится?
      - Понятия не имею. В мои обязанности не входит вести запись.
      - Кто же знает в таком случае?
      - Поинтересуйтесь у сестры. Я вам ее подошлю. - Галина Марковна возвратила снимок, обнаружив намерение удалиться.
      - Одну минуточку! - деликатно остановил ее Крелин. - Извините... Нас вовсе не интересуют регистрационные процедуры. Нам человек нужен, Галина Марковна.
      - Какой? - мгновенно и точно отреагировала она. - Этот, что на карточке, или тот, кого мы обследовали?
      - Безусловно, этот. - Крелин машинально взглянул на фотографию. Вашего мы ищем, чтобы исключить всякую возможность ошибки. Где он может находиться в данный момент, как по-вашему?
      - Узнайте в психоневрологическом. Скорее всего мы переправили его туда. Правильно, так оно и было.
      - На чем переправили? - спросил Гуров.
      - Да на той же машине!
      - Понятно, - кивнул Крелин. - Но почему именно в психоневрологический? Для этого, очевидно, были какие-то основания?
      - Без оснований, товарищи, ничего не делается. Во-первых, больной, придя ненадолго в сознание, был очень возбужден. Судя по всему, его мучили нестерпимые боли. Установить с ним контакт не удалось, хотя каких-либо внешних нарушений я не обнаружила. При рентгеноскопии костей черепа повреждений тоже не выявилось.
      - Значит, у вас должен остаться рентгеновский снимок?! - обрадованно воскликнул Гуров.
      - Не думаю. В подобных случаях мы все отправляем вместе с больным. Порой от какой-то минуты зависит человеческая жизнь.
      - М-да, у вас времени зря не теряют, - саркастически процедил Гуров. - Наверное, сестра даже не успела оформить как следует!
      - Не знаю, спросите у сестры. Мы сделали все, что полагается: обработали раны, наложили повязку, ввели обезболивающее. Специалистов по нейрохирургии у нас нет, психиатров - тоже.
      На том и расстались к обоюдному облегчению.
      - А ночь хороша! - Выйдя наружу, Гуров полной грудью вдохнул теплый, насыщенный сыростью воздух. - Тихо-то как, господи! И звезды! - Он достал сигареты и присел на ступеньку возле дряхлого облупившегося льва. - В гостиницу поедем?
      - Куда же еще?.. Вздремнуть часок-другой не мешает.
      - Что верно, то верно. Утро вечера, как известно, мудренее. Может, и нам блеснет улыбка удачи на путях скорби.
      - Вряд ли, Борис Платонович, не обольщайтесь. В своем деле эта дама действительно разбирается.
      - Ошибка, значит? Тухлый номер?
      - Выходит, так.
      - Возможно, вы и правы, - со вздохом признал Гуров. - А жаль!
      - Еще бы!
      - Проверить все равно необходимо, хотя, признаюсь, особых надежд не питаю. Дурацкая ситуация! Такое ощущение, словно преследуешь пустоту. Погоня за призраком. Вам не кажется?
      - К сожалению, нет. От посещения "Скорой помощи" у меня осталось впечатление несколько иного рода. По-моему, там здорово попахивает самым типичным разгильдяйством. Безответственность полнейшая.
      - Эти в травмопункте тоже хороши! Экая бездушная бабенция... Хотя понять можно. Работы у них выше головы. Чуть ли не со всей трассы везут. Я по журналу проверил. Почти сплошь дорожные инциденты. Пьяные водители, неуверенный в себе частник...
      - А тут еще листопад и как следствие - аварийный пик.
      - И все же разве можно так отфутболивать человека? Хотелось бы знать, кто он...
      - Завтра узнаем.
      Но напрасны были упования на утро. Оно не принесло ясности. В психоневрологическом диспансере материальных следов таинственного пациента тоже почему-то не обнаружилось. Прямо наваждение какое-то! То ли срок его пребывания в означенном учреждении оказался слишком непродолжительным, что и помешало сделать соответствующую запись, то ли внесенные в журнал строчки улетучились под влиянием трансцендентальных сил.
      Последнее предположение следовало безжалостно отбросить, что Гуров и сделал, крепко взяв в оборот заместителя главврача.
      - Значит, вы признаете, что у вас был такой больной? - быстро разобравшись в обстоятельствах, поставил он вопрос перед явно страдающим ожирением замом.
      - Несомненно.
      - Его доставили в машине "скорой помощи" из травматологии?
      - По-видимому, так, раз они утверждают.
      - Но записи нет?
      - Записи нет, хотя дежурная сестра Глазунова Лариса Ивановна была обязана это сделать.
      - Вы слышите, гражданка Глазунова? - Борис Платонович медленно перевел взгляд на миловидную девушку в кокетливо облегающем халатике.
      - Я хотела записать, когда будет заполнена медицинская карта. - Она обиженно заморгала, не чувствуя за собой никакой вины.
      - Карту заполнили? - Гуров вновь переключился на зама, который то и дело вытирал платком солидную лысину.
      - Поймите же наконец, что в этом не было никакого смысла!
      - Почему, позвольте узнать?
      - Да потому, что больной был направлен явно не по адресу! Мы сразу поняли, что это не наш больной. В травматологии не разобрались должным образом и спихнули нам.
      - Теперь понятно. Вы обнаружили ошибку, разобрались как следует и перепихнули дальше. Я правильно понимаю?
      - Почему? - Нарочито кроткий тон следователя не обманул тучного медика.
      - Я не знаю почему, но так получается. И кому же вы его, бедного, отпасовали?
      - Вам не кажется, что вы разговариваете со мной в недопустимом тоне?
      - Не кажется, - с обдуманной резкостью оборвал Гуров. - Я лишь повторяю ваши слова. Или спихивают только в травматологии? Вы, значит, переправляете по принадлежности? - Он постарался поточнее передать интонационное звучание. - Если так, то прошу прощения... Короче говоря, куда направлен больной?
      - В первую больницу. У них хорошая терапия и есть опытный консультант по нейрохирургии.
      - Поедем туда, Борис Платонович, - сказал молчавший до тех пор Крелин. - Не будем терять времени. Ведь все ясно: больной не их, его переправили по принадлежности, а эта милая девушка, не обнаружив заполненной карты, забыла сделать запись в журнале. С кем не бывает?
      - Да. - Гуров медленно и как-то не очень охотно поднялся. - Дело действительно ясное. Но мы еще вернемся сюда...
      Возвратиться в обитель печали им однако же не пришлось. Ни радости, ни горести людские не могут длиться до бесконечности. Рано или поздно, но всему приходит срок перемен. И в этом свойстве жизни таится великое утешение. Будь иначе, она могла бы обернуться нескончаемой мукой.
      В первой больнице мистический туман развеялся без следа. Все объявилось, как по щучьему велению: запись в книге, история болезни за номером девять тысяч семьсот двадцать три, амбулаторная карта и даже сопроводительные листы, которые недоверчивый Борис Платонович совершенно напрасно отнес к категории мифических. Они пребывали в первозданной целости, то есть в двух экземплярах, потому что перевозившая больного бригада, точнее входившая в нее сестра, позабыла в хлопотах оторвать положенную половину. Так и передавали человека из рук в руки вместе с бумагами (рентгенограмма черепа тоже нашлась), и никто не обратил внимания на "пустяк".
      А "пустяк" этот наглухо обрубил за безвестным страдальцем концы. Распутать столь безнадежно, хотя и без всякого умысла, запутанный узел воистину мог лишь следователь, притом столь цепкий и многоопытный, да еще с помощью криминалиста из уголовного розыска.
      Не склонный к проявлению сантиментов, Гуров настолько расчувствовался, что даже поцеловал руку пожилой даме, заведовавшей отделением, в котором - в это все еще было трудно поверить - находился в данную минуту больной.
      - Спасибо вам за вашу доброту! - едва не прослезившись, поблагодарил он, выслушав подробный рассказ о предпринятых медицинских мерах.
      - Никакой моей доброты тут нет, - отклонила она незаслуженную похвалу. - Просто самый элементарный долг.
      - Но ведь без документов человек, и даже имя его неизвестно!..
      - Ну и что? Медицинская помощь гарантирована у нас всем без исключения. Был бы человек, а документы найдутся.
      - Вот это правильно! - восхитился Гуров. - А на него можно взглянуть хоть одним глазом?
      - Вообще-то мы стараемся в реанимацию не особенно допускать, но у вас, как я понимаю, исключительный случай?
      - Совершенно исключительный, - заверил Борис Платонович. - И всего на какую-нибудь секунду.
      Глава четырнадцатая
      ___________________________________
      "ЗОЛОТОЙ ЭЛИКСИР"
      Надеясь перехватить Бариновича до начала рабочего дня, Люсин вышел из дому затемно, когда в простом геометрическом узоре спящих окон можно было насчитать лишь два-три освещенных квадратика. Служебная машина на такой случай была не предусмотрена - чином не вышел, а ехать предстояло через весь город. Сначала на метро с двумя пересадками, затем автобусом.
      Записанное все на том же газетном клочке имя ничего не говорило ему, и он совершенно не представлял себе, с кем придется иметь дело. Звонить в справочную почему-то не захотелось. Да и что существенного она могла сообщить? Разве только место работы?
      Люсин не знал, что у Бариновича два присутственных дня в неделю и застать его дома отнюдь не проблема. Для этого не только не требуется вставать ни свет ни заря, но вообще удобнее явиться с визитом попозже, поскольку Гордей Леонович предпочитает работать ночью, а утром поспать.
      Уже рассвело, когда Люсин добрался до Теплого Стана. К счастью для него, события этого дня складывались так, что привычный распорядок в семье Бариновичей оказался подорванным на корню. Виновником переполоха был старший сын, Валя, образцовый первоклассник, ревностно переживавший золотую зарю ученичества. Получив от учительницы домашнее задание по части озеленения класса, он учинил такой разор, азартно передвигая горшки, что переполошил всю квартиру. Опрокинув мамин любимый столетник, он заодно ухитрился засыпать землей глаза младшему брату, Марику. Как потом выяснилось, разбуженный бурной деятельностью Марик проявил некоторое неудовольствие, за что и был немедленно покаран. На его рев выскочила пятилетняя Танечка и, приняв посильное участие в завязавшейся потасовке, тоже залилась горестными слезами.
      Однако юный тиран недолго праздновал торжество грубой силы. Видавшая и не такие виды хранительница домашнего очага, Ирина Борисовна молниеносно воздала каждому по деяниям его. Возмутитель спокойствия был временно интернирован в ванной, последствия стычки, включая перепачканные черноземом простыни, ликвидированы, а все пострадавшие получили медицинскую помощь.
      Баринович вышел из опочивальни, по-совиному щурясь на свет, когда в семье вновь воцарились мир и благоволение. Лишь на лице темпераментного первенца не истаяли до конца мрачные знаки. Надменно отказавшись от утренней трапезы, он не только не добился признания своих особых, сопряженных с общественным положением прав, но был вытолкнут в школу на целый час раньше, причем без вожделенного цветка. Вместо предвкушаемого триумфа ему предстояло испить нестерпимую желчь унижения.
      С мрачным видом шагнув за порог, он чуть было не налетел на незнакомого дядю, который уже тянулся к пуговке звонка. Оба были обрадованы и смущены неожиданной встречей.