- Охренительно! - коротко и ясно высказалась Паола, когда услышала от Морриса эту историю и отсмеялась. - Наши деревенское старичье такое богомольное. Дед, небось, до сих пор крестится, как вспомнит эту жуть.
      А ее эта жуть явно заводила. Моррис вспомнил полуобморочный восторг на лице Паолы, когда он позвал Кваме помочь тащить по лестнице новое приобретение, довольно симпатичный буфет восемнадцатого века.
      - Bel ragazzo, - мечтательно произнесла она, - bello grande. Славный парниша, и такой большой.
      Они сидели у телевизора. Лира стремительно падала, государственный долг цвел и колосился. На юге страны мелкого политика в обезглавили в мясной лавке, а на севере арестовали крупного политика. Диктор принялся зачитывать фамилии арбитров, назначенных на воскресные матчи высшей лиги. В ряде случаев выбор определенно оставлял желать лучшего. Но Моррис не прислушивался, продолжая переживать девальвацию и долги. Может, стоит поскорей перевести свои накопления в немецкие марки?
      - Ну так что? - спросила Паола. - Кто-нибудь раскололся?
      - Ты о чем?
      - О презервативах.
      - А... Нет, я не собираюсь вмешиваться в их интимную жизнь.
      Она обняла мужа, чмокнула в гладкую щеку:
      - Обожаю, как ты умеешь загнуть, Мо.
      Моррис раздражен. Отрешенно глядя на рекламу городского торговца амулетами (чего только люди не выдумают), он порадовался вслух, что эмигранты так быстро сумели найти себе местных девушек, и те к ним привязались, не оттолкнули, не то что заводская свора уродов и тупиц. Новое поколение, как ему кажется, выбирает терпимость; многие молодые, похоже, даже приветствуют смешение рас...
      - Мо!
      - Что?
      - Да кончай же придуриваться!
      Он аж поперхнулся.
      - Мо, этим бродягам никогда не найти подружек в такой дыре, как Квинто. Ни одна из здешних девок - под страхом смерти не дотронется - даже до итальянца с юга, а о черножопых и говорить нечего.
      Моррис недоуменно посмотрел на жену. В ее лице, освещенном тусклым мерцанием экрана, ему почудилось что-то непонятное, возбуждающее и отталкивающее одновременно.
      - Да они трахают друг друга, Мо. Я-то думала, ты понял. Меня одно только удивляет: что у них хватило ума на презервативы.
      Видя его негодование, Паола не нашла ничего лучшего, как истерически расхохотаться - разумеется, над ним же. И тут, в довершение ко всему, по телевизору пустили порнуху - стрип-шоу с глубоко неоригинальным названием "Глубокая глотка". Голая девица, развалившись на ярко-красном диванчике, натирала соски собственной слюной. Моррис вскочил. - Эй, Мо, давай посмотрим, а после сравним впечатления.
      Но он раздраженно буркнул, что не собирается убивать вечера на подобную муть, а лучше почитает. И отправился в постель с "Божественной комедией", которую настоятельно рекомендовал Форбс. Чтение продвигалось тяжело, но без этого нечего было и думать о том, чтобы приобщиться к итальянской культуре. Час спустя, когда он отложил книгу и закрыл глаза, глоточные мелодии по-прежнему нагло обрушивались на него, пробиваясь сквозь хилую звукоизоляцию. Моррис еще успел подумать, какую кару изобрел бы великий Данте для таких людишек, как Паола и Бобо, и... но блаженный сон уже распахивал перед ним объятия. Конечно, Мими явилась ему в образе Беатриче, со своей молочно-белой кожей в россыпи мелких веснушек...
      И конечно же, его мальчики не могли заниматься этим друг с другом.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Глава двенадцатая
      Моррису частенько случалось спохватиться посреди дел, что он, оказывается, совсем не в том настроении, в каком встал с утра. Всякий раз приходилось напрягать мозги, чтобы понять, отчего же он так счастлив или, наоборот, совершенно разбит. Сегодня это чувство пришло, когда он приводил в порядок скромную библиотечку своего офиса, расставляя альбомы живописи и фотографии по эпохам и направлениям, поэзию и прозу - по алфавиту. (Моррис все больше относился к этому месту не как к конторе, а как к своей студии.) И внезапно - понял, как хороша жизнь, несмотря на неудачный брак и даже на весьма неприятный звонок из "Доруэйз" по поводу взорвавшихся ящиков с вином. Англичане подозревали превышение алкогольного градуса, но Моррис их успокоил, что всему виной неполадка в разливочном автомате, оставлявшая в бутылках слишком мало воздуха. Да, вопреки всем глобальным проблемам и повседневным мелочам настроение было на редкость безоблачным, и непонятно почему. Быть может, из-за утреннего разговора с Антонеллой, когда они обсуждали, нужны ли эмигрантам регулярные медосмотры? Моррис уже замечал, что голос невестки будто действует на него умиротворяюще, - но не до такой же степени, чтобы прыгать от радости! Или из-за того спора с надзирательницей на паркинге? Там удалось отделаться от штрафа, заговорив бабе зубы: насколько, мол, в Италии лучше, чем в Англии, да как ему нравятся люди, которые выполняют на совесть свою трудную и не очень-то благодарную работу. Да, здорово получилось: этакая разминочка любимой черты характера - уменья убеждать.
      И все же эти приятные мелочи не могли объяснить нечаянную радость, которая на глазах перерастала в самоупоение. А если дело и впрямь в них, тогда тем более что-то здесь не то. Моррис с улыбкой поставил на полку томик Леопарди (в один прекрасный день он обязательно прочтет всех великих) и подумал, что лучше бы не портить себе настроение, стараясь докопаться до истины. Как в прошлый раз, когда выяснилось, что вся причина неземного счастья - поздравительная открытка от папы по случаю дня рождения.
      А ближе к вечеру он подумал, что хорошо бы прихватить с собой бутылочку чего-нибудь поприличнее, иначе прижимистый Бобо, того и гляди, выставит на стол их же собственную бурду. Моррис готов был поклясться, что больше не допустит подобной халтуры, особенно после этих взрывов. И тут наконец до него дошло, отчего так удался денек. Ну, ясно же - как раз из-за неожиданного приглашения на ужин. Пусть во время разговора с Антонеллой он еще и не осознал, но приглашение знаменовало совершенно новый этап жизни. Морриса позвали на обычный семейный обед. Не какой-нибудь там торжественный прием, который надо планировать заранее, и уж тут их с Паолой не обойти никак. Притом позвали в дружеской беседе, самым непринужденным образом. Значит, приглашают как брата, как члена семьи... да, в свое время именно желание стать членом семьи толкнуло его к Массимине.
      Февральские туманы развеялись. Воздух был кристально чист. Все кругом приобрело четкие зубчатые очертания: островерхие кипарисы, церкви и водокачки на равнинах, простертых к югу; горы в пленительной наготе, вознесшиеся за северной грядой холмов. Затем опустилась ночь, и застывшие силуэты в неоновых разводах, с беспорядочной россыпью белых и желтых огоньков, казались пришпиленными на черный пергамент зимней тьмы. По пути Моррис остановился у самого дорогого цветочного магазина, какой только могла позволить себе Верона.
      Четверть часа спустя он подъезжал к глазкам видеокамер у ворот с огромным букетом на коленях: он им всем покажет, что понимает толк в этикете. Еще в запасе бутылка "григолино", бутылка "треббиано", а на лице улыбка: бездна обаяния, усталость после трудового дня и готовность к милой болтовне. - Поднимаясь по ступенькам, Моррис решил: как только служанка откроет дверь, он вполголоса попросит поставить цветы в воду, и ни слова Антонелле - пусть оценят его скромность. Но она конечно же, заметит.
      Он постучал, готовясь произнести "Puo metter? questi in acqua?" с самым невинным выражением в широко распахнутых глазах, как вдруг уразумел, что навстречу спешит вовсе не горничная. При виде комичной, словно издевательский фотошарж, физиономии с крючковатым носом, козлиной бородкой и лысеющей макушкой в венчике кудрей весь оптимизм Морриса Дакворта улетучился, как воздух из проколотого шарика.
      - Здорово, старик, как дела? Давненько не видались, а?
      Стэн! Антонелла, видно, решила, что Моррису будет приятно пообщаться с "земляком". Словно его итальянский недостаточно хорош. Словно этот итало-американский еврей мог каким-то образом напомнить ему о родине. Если, конечно, Морриса не позвали только затем, чтоб было кому развлечь дорогого гостя.
      - Вы, наверное, иногда скучаете по дому, - Антонелла улыбалась им обоим, совершенно не обращая внимания на букет. Морриса подмывало ответить, что скучает он только о той минуте, когда наконец свернет шею калифорнийскому придурку.
      ...За стеклянной столешницей, отражавшей мерцание свечей и блики дорогой розовой лепнины на белизне фарфорового сервиза, Паола напропалую кокетничала со Стэном. С этим-то уродом! Да еще выгибалась так, чтобы он мог изучить ее декольте до самого лобка. Бобо рассуждал о политике и экономике, с умным видом кивая головой и явно принимая Стэна всерьез, хотя тот отвратно говорил по-итальянски и за столом вел себя препохабно - вмиг сметал еду с тарелок и просил добавки с миной избалованного сукина сына из Сан-Диего. Бобо расспрашивал, что Стэн думает о Буше, о ситуации в Персидском заливе, да как это может отразиться на бизнесе. Мнением Морриса на сей счет он ни разу не поинтересовался. Стэн отвечал с набитым ртом, непрерывно почесывая волосатую грудь под заношенной рубахой. Джинсы на нем были в заплатах, а кудри липли к плеши мокрыми водорослями. Антонелла тем временем отправила горничную за новой порцией лазаньи - бедняжка - так проголодался, - а Бобо заботливо налил Стэну очередной бокал дорогого вина, купленного Моррисом (за что до сих пор ему никто не удосужился спасибо сказать!). Затем вступила Паола с разглагольствованиями, как она хотела бы смотаться в Штаты, где еще не бывала, но уверена, что там куда веселей, чем в Англии. Стэн, брызжа - непрожеванными макаронами, принялся нахваливать Калифорнию. Размахивая вилкой, он пел, как здорово на пляжах в Сан-Франциско - нигде больше в мире такого нет. Паола глупо хихикала.
      Вот вам и тихий семейный уют. Вот и весь триумф посвящения, мрачно подумал Моррис. Стоило ему наконец переступить порог святыни, - где дорогой антиквариат с безупречным вкусом расставлен по геометрическим плоскостям модного дизайна, где интимное окружение и исконные духовные ценности сочетаются с деловой хваткой, - как тут же сами небожители с бессердечным равнодушием отдают ее на поругание. И кому - дебилу, вонючему хиппарю, безмозглому козлу-бисексуалу. Стэну, видевшему его с Мими - сперва на автобусной остановке в Вероне, потом на станции Термини, когда Моррис забирал выкуп.
      Мими! Моррису нестерпимо захотелось очутиться у себя дома, лучше всего в ванной, наедине с воспоминаниями. Тело лопалось от внутреннего жара, ищущего выход. Жилы на запястьях напряглись, как растяжки, удерживающие от падения разваленную башню. Громко звякнул отброшенный прибор. Лица, до того обращенные к Стэну, который нес свою ахинею о райском побережье, в тревоге повернулись к Моррису. - Он не знал, что сказать. Пунцовый от злости, которая, как он надеялся, сойдет за смущение, выдавил, что неважно себя чувствует.
      - Э-э, чувачок! - протянул Стэн, похоже, только теперь вспомнив о его присутствии. - Вид у тебя в самом деле паршивый.
      Паола недовольно вздернула бровь: уходить ей явно не хотелось. Бобо надулся; его угреватая кожа лоснилась в мерцании свечей, как отполированная доска. Одна лишь Антонелла выказала искреннее сочувствие. Она поинтересовалась, не рагу ли из голубей повредило Моррису, и предложила прилечь на кушетку. Тот скромно отказался и попросил только стакан воды. Он уже придумал более удачный способ сбежать и стал пытаться привлечь к себе внимание Паолы.
      Теперь разговор зашел об отпуске. Бобо сообщил, что Антонелла собиралась в Турцию, но, может быть, имеет смысл поехать в Калифорнию, хоть это дороже. Моррис так и не сумел перехватить взгляд жены, зато нащупал под столом ее ногу и легонько коснулся лодыжки. За стеклом без скатерти это было довольно рискованное предприятие, но при свечах прозрачная крышка лишь отражала блаженные лица плотно поевших людей. Моррис начала - двигать ногой вверх-вниз. Через несколько секунд Паола напряглась в недоумении, затем блаженно расслабилась. Моррис поднял ногу выше и прошелся по внутренней стороны ее бедра.
      - Povero piccolo, - тут же промурлыкала она, - если тебе так нездоровится, бедный малыш, может, и правда лучше отправиться восвояси. Пошли, Мо, я не хочу быть эгоисткой.
      И тут Антонелла, подавшись к Моррису через стол, спросила:
      - Ты ведь, кажется, как раз туда ездил в тот год?
      Пышная грудь невестки под довольно старомодным зеленым платьем снова напомнила Мими.
      - Scusa, - извинился он, - я прослушал. Так мы пойдем, пожалуй...
      - Мне вспомнилось, что ты вроде бы ездил в Турцию тем летом, когда...
      Она осеклась, не в силах договорить до конца, но Моррис и так потерял голову оттого, что Антонелла сказала слишком много.
      - В Турцию? - он едва не пустил петуха. - Каким летом?
      Стэн радостно заржал.
      - Да чего там, мы же собирались с ним вместе, а он в последний момент взял и передумал. - Американец ехидно ухмылялся в свою дурацкую бороденку. - Вы что, Моррис у нас такой английский денди, куда ему колесить в фургонетках.
      - А разве?.. - заикнулся было Бобо. Моррис метнул ему поспешный взгляд, означавший: "Я вам все расскажу, только позже, не при нем". Он почти не дышал.
      - Повезло тебе, что не поехал, - хохотнул Стэн, - команда, конечно, обломалась как всегда. Помнишь, мы с тобой встретились в Риме на вокзале Термини, а у меня обе ноги в гипсе до самой задницы?
      - Идем, Мо, - Паола поднялась из-за стола. - У тебя бледный вид. - Она явно была и озадачена, и подозревала какой-то подвох, и в то же время восхищалась столь мастерской симуляцией ради совершенно очевидной цели. Развратная дрянь уже предвкушала, как Моррис, очутившись на улице, вмиг вернется в форму и тут же начнет к ней грязно приставать.
      Он наконец смог набрать воздуха в грудь, но сказать было нечего. Стэн жадно запихивал в себя очередную порцию деликатесов. Бобо тупо уставился в пространство. Антонелла же как ни в чем не бывало продолжала:
      - А я была совершенно уверена, что ты в Турции, Моррис. Я тогда еще подумала, как мило с твоей стороны позвонить нам из Анкары... - Она снова замолчала.
      - Ну да, - подхватил Бобо. - Я точно помню, ты оттуда звонил, когда пропала Мими.
      Морриса парализовал ужас немоты, так часто наполнявший его ночные кошмары. В наступившей тишине лишь Стэн громко чавкал и яростно скреб по тарелке; от этого молчание становилось еще более угрожающим. Паола застыла как соляной столб, не понимая, чего ради ее муж дал себя втянуть в абсурдный диалог о какой-то там Турции, когда за порогом ждут радости секса. Про Мими, с горечью понял Моррис, она даже и не вспоминает, ясное дело - у нее что между ног, то и в голове. Это отчаяние неожиданно привело его в чувство. Хладнокровие вернулось к нему, словно хрупкий ялик, чудом ухитрившийся в самый последний момент не сверзиться в Ниагарский водопад.
      - Ну конечно, я был в Анкаре! - Теперь он обернулся к Стэну: - Просто тебе не говорил, чтоб не обидеть ненароком. С тобой увязалась парочка типов, которых я терпеть не мог.
      - Ну ты даешь, старик, - воскликнул Стэн, мешая итальянские слова с английскими, - ты davvero туда добрался? И как оно тебе? Что-то не заметно, чтоб ты был сильно preoccupato, нет?
      Моррис почувствовал, что Бобо теряет интерес к разговору.
      - Как место отдыха не советую, - сказал он, обращаясь к Антонелле. Грязь, жара, и сумку у меня украли. Не говоря уже о том, что дозвониться до Италии оказалось целой проблемой.
      Как бы в унисон его словам, в кармане у Бобо зазвонил телефон.
      - Придется вас покинуть, - заявил деловой человек, насупив брови. Arrivederci. - С тем и скрылся в своем кабинете.
      Все поспешно распрощались. Моррис с Паолой снимали пальто с вычурной старинной вешалки у входа, когда Стэн вдруг снова захихикал, не переставая жевать:
      - Это ведь из-за той телки на станции, верно? Ты ж ее собрался уговорить, а тут я навстречу. А до меня-то, как до жирафа... Ты меня за кого держишь, старик?
      Моррис уже готовился влететь обратно в гостиную, вцепиться подонку в горло и разорвать его на куски - если уж садиться в тюрьму с пожизненным сроком, так какая разница, за двойное или двухтысячное убийство... И тут до него дошло, что Стэн сказал это по-английски. Из всех посторонних, наверное, одна Паола смогла бы хоть что-то разобрать в его жаргонных словечках и гундосом американском выговоре сквозь плотно набитый рот, да еще под возню горничной, убиравшей со стола. Но Паола больше ничего не желала слушать: она крепко обхватила Морриса поперек туловища и толкала его к дверям.
      Шутливым тоном, но не тая угрозы, Моррис ответил:
      - Ты все же думай, приятель, что несешь при родственниках моей жены.
      Стэн подавился икотой, и они с Паолой вышли вон.
      - Caro, caro mio, - набросилась Паола на него на ступенях. - До чего ж ты сексапилен, когда вот так придуриваешься. О Господи! Хочешь, отсосу прямо в машине? Ты же хочешь? - она на ходу расстегивала блузку.
      С огромным облегчением Моррис понял, что сегодня ему не придется разбираться с самим собой.
      Глава тринадцатая
      На следующее утро около восьми часов в дорогом автомобиле зазвонил сотовый телефон. Водитель положил руку в перчатке из телячьей кожи на трубку, но поднимать ее не стал. Он ехал медленно, наслаждаясь кристально ясным утром, дорогими обтягивающими перчатками и тем восхитительным ощущением, которое не покидало его со вчерашнего вечера, когда он сумел, фигурально выражаясь, обезвредить ядерную бомбу за несколько секунд до взрыва. Он думал, что, возможно, и неплохо время от времени чувствовать опасность, затаившуюся в прошлом: она придает жизни некий привкус драматизма, заставляет поддерживать тонус. В конце концов, зачем-то ведь живут люди на склонах Этны. Опасность позволяет острее ощущать жизнь. Потому даже неплохо иметь в женах такую извращенку, как Паола, которая делает тебе минет в машине, а затем кончает, оседлав - рукоятку переключения скоростей. Надо проверить, пахнет ли еще кожаный набалдашник ее выделениями.
      - Слушаю? - он поднял трубку после нескольких сигналов. Наверное, Форбс решил проверить телефон, только что установленный на Вилла-Каритас. Или Бобо привяжется с какой-нибудь технической дребеденью. В последнее время барахлила машинка для наклейки этикеток, это могло задержать очередную партию поставок "Доруэйз", а Бобо всегда отличался ненужной щепетильностью в таких вопросах.
      - Мо! - голос жены звучал так, будто она запыхалась.
      - Паола? - Моррис был уверен, что после прошлой ночи она не поднимется до полудня.
      - Слушай, я только что говорила с Антонеллой. Ей позвонила сиделка. Мо, мама умерла.
      - Что?! - Моррис резко затормозил и свернул на обочину, включив аварийную сигнализацию. - Сиделка позвонила Антонелле? Но почему ей? Почему не тебе?
      - Cristo! - Паола начинала злиться. - Сейчас не время беспокоиться о такой ерунде.
      Это могло означать только одно: Паола не сочла нужным договориться с медсестрой и сейчас увиливала от ответа. А покаяться стоило бы, учитывая, что ни работать, ни учиться она не собиралась.
      - Послушай, Мо, надо срочно ехать в Квинцано, принести соболезнования и добыть завещание.
      - Я возвращаюсь за тобой.
      - Нет, ты туда должен попасть раньше Бобо, так что езжай один. Не дай ему увидеть завещание прежде тебя.
      - Погоди, не вешай трубку! - быстро глянув в зеркало заднего вида, Моррис обнаружил, что автобус местной линии приближается гораздо скорее, чем можно было ожидать. Тем не менее ему удалось вывернуться буквально из-под колес. Если пассажиры и попадали на пол, то он здесь ни при чем. "Мерседес" набрал скорость и ввинтился в поток машин.
      - А мы знаем, где завещание?
      - Попробуй поискать в ее столе в кабинете. Но главное - ключ от банковского сейфа. Он лежит в медальоне на дне шкатулки для шитья в углу столовой. Главное, доберись до него первым, чтобы мы могли пойти в банк и проверить, нет ли какого подвоха.
      Моррис посигналил грузовику, задержавшемуся на зеленый свет.
      - Va bene? Сделаешь?
      - Не клади трубку еще минуту.
      Когда он попытался объехать грузовик, этот идиот неожиданно дал по газам. Навстречу, откуда ни возьмись, выскочил старенький "фиат", за рулем сидел мужичонка деревенского вида в фетровой шляпе. Моррис и не подумал притормозить. Лицо мужлана перекосилось от ужаса, и "фиат" снесло в кювет. Глянув в зеркало, Моррис заметил, как водитель грузовика машет кулаком. Сколько же в мире злобы, и как легко ее пробудить! Он проскочил следующий светофор на красный свет и вылетел на серпантин, вьющийся по холмам к северу от города.
      - Мо, ну что ты там заглох?
      - Да просто толкотня на дороге.
      - Allora, ciao. Пока.
      - Нет, подожди, а если Бобо уже там?
      - Вряд ли. В это время он обычно в офисе. И я точно знаю, что его не было, когда звонила Антонелла. Так что ты имеешь фору.
      - Ну а вдруг?
      - Тогда просто настаивай, что вы должны посмотреть завещание вместе.
      - Вдвоем нам было бы проще это сделать.
      - Однако меня не будет.
      Паола повесила трубку. Моррис был полностью удовлетворен. Новое рискованное приключение в сообщничестве с Паолой придавало сил. Все-таки они отличная пара. Он поражался быстроте, с которой менялось настроение, превращая мир из голой пустыни в цветущий сад. Великолепный хамелеон, дивный, многокрасочный, изменчивый Моррис.
      Он ловко лавировал среди спешащих на работу автомобилистов, взбираясь на холм у городской стены, протянувшейся вдоль дороги. Обгоны шли один за другим, больше на классе, чем на скорости. Ему даже хватило внимания вовремя заметить полицейского и сбросить газ. Снова зазвонил телефон - вот теперь это действительно был Форбс.
      - Боюсь, вы не вовремя, - остудил его Моррис. - Я очень тороплюсь в одно место.
      - А... - неуверенно промычала трубка. Моррис обошел на крутом спуске сразу несколько машин, но на следующем повороте, где средневековая стена нависала прямо над шоссе, пришлось резко тормознуть. Взвизгнули покрышки, "мерседес" еле удержался на дороге. Дальше опять потянулись предместья, но уже на противоположной городской окраине.
      - Старуха Тревизан умерла, - объяснил он. Именно так бы выразился бы папаша. Очень грубо, но не может же отец все время быть неправ. - Я как раз еду туда осмотреться и изучить завещание прежде, чем до него доберется Бобо.
      Он проскочил очередной светофор - на грани фола.
      - Понимаю, - сказал Форбс упавшим голосом. - Примите мои соболезнования.
      В трубке послышался сдавленный хрип. Помехи, что ли, на линии, или просто старик прочищает горло?
      - Тут, видите ли, произошло... э-э, нечто серьезное. Вчерашней ночью.
      - Если опять сортир, - раздраженно бросил Моррис, - то парня, который вам нужен, зовут Кеккинато. Найдете в телефонной книге.
      - Нет, боюсь, все гораздо хуже.
      - Выкладывайте, только в темпе. Я уже почти на месте и очень спешу.
      - Э-э... ваш друг Бобо всех уволил.
      - ?!
      Моррис был так ошарашен, что даже не сообразил рассердиться.
      - Он приехал очень рано, даже застал ночную смену, и с ходу всех рассчитал. Сенегальцы уже собрали свои пожитки и уехали.
      - Но какого черта?
      - Я полагаю, там случился какой-то инцидент. Нечто такое, что... э-э, длилось уже определенное время. Но мне никто не желает ничего объяснить.
      - Бога ради... а что - что я скажу... - На полминуты он потерял дар речи, пугая пешеходов на переходе у больницы.
      Наконец Форбс произнес:
      - Aequam memento rebus in arduis<Хранить старайся спокойствие духа во дни напасти... (лат.)>...
      Но Моррис не собирался слушать его поганую латынь.
      - Дайте же сообразить! - рявкнул он в трубку.
      - Простите, голубчик, я...
      - Скажете им, - оборвал Моррис, - чтобы ни в коем случае не разбредались до моего приезда. Там разберемся. Бобо не может выбрасывать на улицу людей без моего ведома. Я член семьи!
      * * *
      Шоссе петляло по холмам, на одном из которых приютилась маленькая коммуна Квинцано - кучка домишек с оштукатуренными стенами, казавшимися еще белей в стылом утреннем свете. Моррис пересек центральную площадь, изуродованную военным мемориалом времен строительного бума пятидесятых. Стела, сильно попорченная непогодой, представляла стилизованную скульптуру неизвестного солдата в миг его геройской гибели. Толковый диктатор, желающий добра своим подданным и наделенный тонким вкусом (как Моррис, например), немедля распорядился бы убрать этого монстра с глаз долой, дабы ничто не нарушало извечной прелести Италии. Без пяти минут, подумал Моррис.
      На мгновение он подивился своей способности походя выдавать подобные ценные мысли в столь драматичных обстоятельствах, и тут же обнаружил, что узкая дорога наверх к дому Тревизанов перекрыта фургоном, откуда выгружали дрова в подвал соседней развалюхи. Он посигналил, но тут же об этом пожалел. Глупо сейчас привлекать к себе внимание. Хоть он ничего дурного и не совершал, но чувствовал себя опасным преступником, идущим на дело. Моррис сокрушенно покачал головой: на одних нервах далеко не уедешь. Он опять размеренно погудел. Из подвальной отдушины высунулся сивый мужик - а как же! - и небрежно передернул плечами, что привело Морриса в бешенство.
      - Porti pazienza, signore! Чуточку терпения, - старый хрен потряс растопыренной пятерней с пальцами-сосисками, показывая, сколько именно минут осталось ждать.
      Моррис резко развернул машину, оставил ее на площади и пешком направился к дому.
      Идти пришлось метров двести-триста по крутому подъему. Пар - густыми клубами вылетал изо рта в ледяной зимний воздух. Но Моррис шагал легко, его переполняла энергия. Быть может, прогулка пойдет на пользу, приведет его в норму. Приятно было чувствовать, как морозный воздух - проникает в легкие, разрумянившиеся щеки встречали холод во всеоружии. В такие моменты нет-нет, на лающего пса внимания не стоит обращать - радуешься, что не пристрастился к табаку и алкоголю. Он вежливо поздоровался с женщиной, чистившей умывальник на улице. У Паолы бы уже началась одышка. Да и папочка точно бы сломался, невзирая на все свои замашки супермена, из-за которых Моррису приходилось терпеть уик-энды на пляже.
      Взбираясь по все круче уходившей вверх дороге, Моррис не в первый раз подумал, что у отца и жены немало общего: оба, казалось, поставили себе задачу дразнить и задевать его. А вот Массимина, в свою очередь, напоминала мать: та, наоборот, всегда его успокаивала. Хотя, наверное, самое главное различие в том, что первые двое были живы, а милая мама и Мими - мертвы. Совершенно мертвы.
      Как и синьора Тревизан.
      Тяжелые кованые ворота перегораживали дорогу на извилине. Он вспомнил, как шел сюда на первое свидание с Массиминой, юный и полный надежд, как соврал ей, что оставил свою машину на площади, а на самом деле пришлось полчаса дожидаться автобуса. Время неслось стрелой, приближалась пора, когда ему больше не нужно будет лгать, когда он, наверное, даже сможет себе позволить небольшую уютную ностальгию по былым безденежным, обманчивым дням. Моррис улыбнулся уверенной улыбкой зрелого мужчины, которую подсмотрел недавно в зеркале.
      - Chi e ? - спросила сиделка по домофону.
      Могла бы и догадаться, что после смерти старухи вся семья слетится засвидетельствовать скорбь, и просто открыть дверь без лишних вопросов, подумал Моррис. Эти инстинктивные предосторожности итальянцев всегда удивляли и раздражали его. Он тут же вспомнил новость Форбса, которая на какое-то время улетучилась из памяти. Моментально помрачнев, Моррис погрузился в досаду, даже тревогу; от спокойной уверенности, которую он так ценил в себе, не осталось и следа. Что, если по завещанию все отходит Антонелле, коль скоро старая синьора так и не приняла его в семью? Может, именно поэтому Бобо, предчувствуя смерть старухи, так нагло выставил его парней? Может, сам Моррис теперь окажется без всяких источников дохода, без гроша за душой, с никудышной распустехой-женой на шее?
      - Sono Morris. - Все другие, насколько он знал, не нуждались в представлении.
      Ворота отворились со звоном и скрежетом - откованы они были не позже восемнадцатого века, но управлялись дистанционным гидравлическим приводом. Подобные мелочи стоило замечать. Моррис проскользнул внутрь и сосредоточился на простом удовольствии, с которым шагал по тщательно отполированным каменным плитам.
      Сиделка была миниатюрной, чернявой, и наверняка хорошо постаралась, убирая пушок с верхней губы. Скорей всего, с Сардинии, подумал Моррис. Маленькие руки закрыли за ним дверь на цепочку, что было совершенно необязательно. В мятой больничной униформе девушка выглядела усталой и пленительно хрупкой, эту хрупкость только подчеркивал несоразмерно большой бюст.
      - Около семи часов, - рассказывала сиделка тем временем. - По крайней мере, в это время я обнаружила... А перед тем прилегла на часок - ночь была тяжелая.
      - Не сомневаюсь, - поддакнул Моррис. К медсестрам он относился с уважением за их практичность и скромную деловитость. - Но может быть, вам стоило бы позвонить раньше?
      - Я не хотела никого будить.
      Направляясь к лестнице через холл, Моррис глубоко вдохнул чуть затхлый запах полированного дерева и камня; душок восхитительно чопорного провинциального консерватизма, так потрясший его душу два года назад, когда он впервые вошел в этот дом: сработанная на века мебель, фотографии в потемневших серебряных рамках, огромный камин, а за портьерами - балюстрада из туфа, обрамленная темным плющом. Вся эта старина восхищала своей театральностью. Здесь нужно разыгрывать мелодрамы, соблюдать условности, вести себя предсказуемо, и, подобно актерам, без всякой ответственности: финал - предначертан заранее. Моррис положил руку на перила красного дерева. К ним прикасались бесплотные персты белых привидений, бродивших по каменным ступеням. Бельведер, промелькнувший за окошком, когда они свернули за угол, служил местом романтических свиданий, в маленьком бюро в старой спальне Паолы наверняка имелся потайной ящик, где синьора или синьорина держали изящный дамский пистолет или завещание. Вдруг пришла в голову идея, что если Бобо, типичный яппи, вполне удовлетворен своим двухквартирным домом в стиле глянцевых журналов, они с Паолой переедут жить сюда. Кваме можно сделать мажордомом. Вот это мысль! Здесь все дышало традициями; именно в таком месте Моррис хотел бы растить своих детей.