Лопес был сегодня в ударе. Он носился и танцевал по всей казарме, напевая какие-то кубинские мелодии. Он развеселил все наше подразделение. Хороший парень. Мы зовем его теперь Ча-Ча. Его рост около пяти футов и шести дюймов, он худой, косолапит.
      Среди нас оказалось несколько задиристых и шумливых ребят из Бруклина. Они подходят к очереди, выбирают ребят послабее, отталкивают их и встают перед ними. Пять таких молодчиков - три итальянца и два негра - оттолкнули прошлым вечером трех белых парней. Я бы, например, не стал связываться с теми, кто слабее меня. Мне было бы стыдно поступить так. В нашей казарме образовалась маленькая группка таких же, как и я, сильных ребят. Нас заметно уважают и с нами считаются.
      1 декабря 1965 года
      Сегодня наш сержант опять построил нас на холоде. По выражению его лица мы сразу догадались, что он объявит что-то важное. Он тянул сколько мог, важно, как павлин, расхаживая перед строем, потом взял микрофон и начал вызывать нас по фамилиям. Все мы знали, что нас вот-вот начнут отправлять в разные места для прохождения начальной подготовки. Он растягивал слова, как это свойственно южанам. Я молил бога, чтобы мне не пришлось оказаться где-нибудь в одном месте с ним. Когда он вручил нам листочки с предписанием, я чуть не завопил от радости. Нашу группу назначили в Форт-Райли в Канзасе. Где-то рядом, в Форт-Скотте, родился мой отец. Судя по тому, что он, бывало, рассказывал о своем детстве, зимой там холодно. Как бы там ни было, а это куда лучше, чем в жарких краях. Завтра мы уезжаем.
      2 декабря 1965 года
      Было немного грустно, когда мы тронулись в путь на самолете из аэропорта Ньюарк. Мы чувствовали, что, наверное, никогда не увидим большинство оставшихся там ребят. Многим из них суждено где-то и как-то погибнуть. Страшно было представить, что они, возможно, думают о нас то же самое. Большая часть наших ребят попала в одну группу, в которой около Двухсот человек, но некоторых назначили в Другие группы, да и в нашу влилось несколько новеньких. Ча-Ча, славу богу, по-прежнему с нами. Я загрустил бы еще больше, если бы пришлось расстаться с этим индюком.
      Самолет, на котором мы летим, не реактивный. До Манхэттенского аэропорта, находящегося приблизительно в пяти милях от Форт Райли, будем лететь около пяти часов. Вскоре однако, мы развеселились - Ча-Ча продолжает смешить всех.
      Позднее, Форт-Райли, Канзас
      Когда мы приземлились и вышли из самолета, нас построил в шеренгу аккуратнейшей внешности сержант. Все в нем говорило о том что он и есть та самая "госпожа армия": рыжеволосый, широкоплечий, веснушчатый и коренастый. Брюки его так отутюжены, что складкой хоть брейся.
      - Я - сержант Крауч и...
      ("Наверное, ты из Бруклина", - подумал я.)
      - ...и представляю здесь командование Форт-Райли. Садитесь вот в эти автобусы! Когда мы сели в автобус, он продолжал:
      - Теперь вы находитесь на военной службе, в настоящей кадровой армии. Забудьте свои шуточки, иначе будете наказаны. Форт-Райли - это вам не Форт-Дикс. Между ними большая разница. Здесь надо быть порасторопнее постоянно держать ушки на макушке.
      Я думаю, что этот сержант очень требовательный и крутой человек. Того и гляди, даст пинка. А пинки мне очень не нравятся. Как хорошо бы снова оказаться в школе! Слишком поздно хватился, мальчик, слишком поздно.
      7 декабря 1965 года
      Форт-Райли разделен на четыре лагерных района, расположенных приблизительно в пяти милях друг от друга: Мэйн Поуст, Кастер-Хилл, Форсит и Фанстон. Мы попали в Кастер-Хилл.
      Здесь есть ребята со всех уголков страны. Многие с Юга. Пока здесь все спокойно. Командир нашей роты - негр, лейтенант Бейкер. Напоминает мне отца: такой же спокойный, смуглый, темноволосый, обладает способностью моментально замечать недостатки. Здоровенный, грубоватый мужчина с выпуклыми бицепсами. Только дурак может осмелиться вступить в единоборство с ним.
      Наш рабочий день начинается в четыре часа утра. Мы быстро одеваемся и в одних рубашках выбегаем на улицу для утреннего построения. Холодно - зуб на зуб не попадает. Я всегда с нетерпением жду, когда наконец поднимут флаг и произведут выстрел из пушки - салют. Почему нас заставляют выбегать раздетыми - просто загадка. Наверное, все еще закаляют. Этак от нас останется кожа да кости или мы поумираем от воспаления легких. Столовая у нас в том же здании, где мы живем. Казармы здесь намного лучше, чем в Диксе. Везде очень чисто, поддерживается идеальный порядок. Столовый зал напоминает мне кафетерий в школе, где я учился. Кормят неплохо, но беда в том, что на завтрак дают меньше пяти минут.
      Остальное утреннее время уходит на занятия по оружию: изучаем винтовку М-14. Сначала я боялся даже брать ее в руки. Я никогда до этого не держал в руках настоящее оружие. Да и сейчас мне становится как-то не по себе, когда я подумаю, для чего существует эта штука и что она может сделать человеку. Не знаю, как будет дальше. Просто не могу себе представить, что буду убивать кого-нибудь. Винтовка все время почему-то выскальзывает из рук, и всякий раз мне попадает от Крауча. А сегодня он решительно вышел из себя.
      - Ты неуклюжий идиот! - закричал он на меня. - Ты находишься здесь, чтобы научиться убивать! А чтобы убивать, тебе нужна винтовка, на! Постарайся поскорее зарубить это себе на носу, иначе вьетконговцы{10} сделают из тебя отбивную! А если ты уронишь винтовку в бою тебя сразу убьют! Понял?
      - Понял, сэр, - ответил я.
      - Пятнадцать приседаний с винтовкой на вытянутых вперед руках. Начинай!
      Я сделал эти приседания в рекордное время. Сержант стоял рядом и не спускал с меня глаз. Я же видел в это время только острые стрелки на его брюках и начищенные до блеска башмаки. Через десять минут проклятая винтовка опять выскользнула из моих рук. Слава богу, она стукнулась прикладом о носок моего ботинка и Крауч ничего не заметил. Если бы он услышал, это взорвало бы его. И все же я уважаю его как инструктора. Он не задумываясь отвечает на любой вопрос. Вместе с этим он готов в любую минуту дать мне пинка.
      Эти инструкторы доводят до сумасшествия. Каждый божий день они кричат и кричат одно и то же: "Не думай! За тебя думает начальство! Стой прямо! Молчать! Держите себя как люди, идиоты! Эй, ты, стой как следует! Прекрати жевать резинку, сколько раз говорить! И так весь день. Час за часом они долбят на как нужно отдавать честь, как представляться офицеру, как говорить "сэр", как подчиняться приказам - как стать роботами. И они правы. Думать нет никакой необходимости.
      8 декабря 1965 года
      Тренировка, тренировка, тренировка. Марш, марш, марш. Пропади все пропадом! Если хочешь на рождество попасть домой, надо быть хорошим солдатом. На завтра получил наряд на кухню. Опять чистить котлы и кастрюли. Крауч начинает на многих из нас нажимать. Негров здесь мало, и только немногие из них сержанты. Интересно, как некоторые белые ребята с Юга будут выполнять их приказы? Здесь много таких ребят из Джорджии, из Алабамы, из Миссисипи. Они почему-то никогда не разговаривают со мной. Вчера я попробовал наговорить с одним таким парнем. Спросил его, нравится ли ему в армии. Он зло посмотрел на меня и отвернулся. Я заинтересовался еще больше, задал тот же вопрос еще одному на сегодняшней утренней зарядке. "Это мое дело", - резко ответил он. Я решил, что они не стоят моего внимания.
      Мой товарищ по комнате - белый парень из Миссури. Симпатичный, но странноватый. Не пьет, не курит, равнодушен к женщинам. Очень застенчивый, сладкоречивый, каждый раз на ночь читает библию. Мне почему-то кажется, что он не подходит для службы в армии. Впрочем, кто из нас подходит-то? Он очень рассеянный, поэтому то и дело получает выговоры и замечания. Мне жалко его. Однако, кто его знает, может быть, он будет чертовски хорошим солдатом в боевой обстановке.
      18 декабря 1965 года
      Жизнь настолько однообразна, что писать совсем не о чем. На следующей неделе еду в двухнедельный отпуск домой. Ура!
      4 января 1966 года
      Сегодня подняли в три часа - учебные стрельбы (учимся стрелять из винтовки) на дистанцию до трехсот метров. Забавное дело. Я выбил 25 из 38. Не так уж плохо для начинающего. На полигоне было чертовски холодно. Теперь я начинаю понимать, для чего нахожусь здесь: научиться стрелять из этой винтовки и убивать все, во что буду целиться. Чаще всего мы стреляем из винтовки М-14, которая поступает на вооружение вместо более тяжелой и длинной винтовки М-1. Вот уж не хотел бы, чтобы в меня попало то, что вылетает из ее ствола. Много классных занятий по командным словам и уставам. Надоело все до чертиков.
      Ирландец по имени Ши обычно стреляет после меня. Любит поговорить о женщинах я вспомнить минувшие дни. По-моему, он хороший солдат, немного перепуганный правда. Часто в середине урока просит разрешения у командира отделения пойти в уборную.
      Мне кажется, что я неподходящий материал для хорошего солдата. Эти сержанты то и дело одергивают и поучают меня: то я не так стою в очереди на кухню, то не так держу винтовку, то не так марширую, то не так отдаю честь. Все не так да не так. Ничего я не умею делать правильно. Наш сержант Крауч принадлежит к категории людей, которые хотят, чтобы перед ними пресмыкались, да и другие сержанты все время к чему-нибудь да привяжутся.
      5 января 1966 года
      Нас начинают обламывать по-настоящему. До рождества все было не так еще тяжело и мы особенно не жаловались. Сегодня вечером свет в казарме погасили на тридцать минут раньше. Завтра, наверное, будет трудный денек. Кое-кто говорит, что предстоит марш-бросок на двадцать пять миль. Дай бог, чтоб было не холодно, уж очень не люблю я мерзнуть.
      7 января 1966 года
      Вчерашний марш оказался не таким уж трудным - ночной форсированный десятимильный марш. Ноги, конечно, очень болят. На нас внезапно "напали" солдаты других взводов, которые изображали "противника", захватившего нас врасплох. Они укрылись в засадах и ждали, пока мы пройдем мимо. Потом они открыли огонь холостыми патронами и стали взрывать учебные заряды. Сначала было немножко страшновато, но потом все это превратилось в веселую забаву. Один солдат получил ожог от выстрела холостым патроном. Но ожог оказался пустяковым. Все это заставило нас подумать о настоящем противнике там, во Вьетнаме. Утром я отличился в стрельбе на полигоне. Не исключено, что я попаду в снайперы.
      8 января 1966 года
      Ребята в нашем взводе нравятся мне все больше и больше. Прошло уже более пяти недель, как мы вместе. Может быть, такое чувство объясняется тем, что нас готовят как сплоченную группу, заставляют понять, что в бою мы будем зависеть друг от друга. Белый парень из Нью-Йорка, который не сталкивался с неграми до этого, сказал, что, по его мнению, мы, негры, ничем не отличаемся от белых. Он считает, что многие другие белые ребята тоже начинают понимать это. Ну что ж, это не плохо.
      Командир роты говорит, что наш взвод лучший в роте. Он сказал вчера вечером, что ему нужно еще полгода, чтобы подготовить нашу роту к настоящему бою. Наверное, мы превзошли все ожидания на том марш-броске. Крауч держится другого мнения. Там, где дело касается нас, он всегда думает по-другому. Настоящая колючка, ко всему привязывается. Он из Нью-Йорка и думает, что знает, как мы росли и воспитывались там. Некоторые ребята говорят, что на гражданке он был неудачником. В общем, он зануда, ублюдок и с каждым днем становится хуже.
      Мой товарищ по комнате немного повеселел сегодня. Получил два письма из дому. Он перечитал их несколько раз, а потом аккуратно вложил в свою библию. Он молчит, как надгробный камень. Не знаю почему, но мне жаль его. Боевую подготовку форсируют. Много разных занятий, урок за уроком. Нагрузка больше, чем у студентов в университетском колледже. Впрочем, это понятно. Студентов в колледжах учат, как жить, а нас здесь учат, как убивать. Проклятая наука, она раздражает меня все больше и больше. Неожиданно все начинаешь воспринимать извращенно. О жизни дома постепенно забываешь.
      11 января 1966 года
      Сегодня сержант задал нам трудный вопрос. Он поинтересовался, готовы ли мы убивать. Я уже давно и много думал над этим. Не знаю. Вряд ли я готов. Но сегодня я выполнил норму снайпера - поразил 38 из 40 целей. Это хороший результат. Многие ребята далеко позади в этом деле.
      Вставать в четыре утра и на холод - это тяжело. Если ты переносишь эту погоду здесь, то тебе будет нипочем и в любом другом месте. Чертовски холодно и тоскливо в такое раннее время. Мы залезаем в грузовики и едем как селедки в бочке. Стрельба на полигоне продолжается до шести часов. Иногда мы возвращаемся в лагерь пешком, а это не менее двенадцати миль. Утром мы так устали, что еле доплелись до своих комнат в казарме.
      Сегодня получил письмо от Марии Анн. У нее замечательное сердце и ум. Ужасно хочется снова увидеть ее.
      12 января 1966 года
      Сегодня был очень холодный ветер, особенно в четыре утра, сразу после побудки. Ветер дул весь день, а солнце пряталось как испуганный заяц. К счастью, я отстрелялся первым и все остальное время старался провести где потеплее и где нет офицеров. Уж очень они любят Давать нам разные поручения и работы. Погода сегодня отвратительная: дождь, пронизывающий холодный ветер и снег. Хуже всего было на одиночной тактической подготовке. Пришлось ползать по грязи и снегу, взбираться на высокие барьеры и змеей извиваться под проводочным заграждением. Больше всего пострадали ребята с Юга. Роджерс отморозил пальцы, а Филиппе жаловался, что у него ни руки и и ноги ничего не чувствуют. Во время обеда он все говорил, что заболел и подумывает об уходе в самоволку. Сегодня поймали двух в самоволке. Теперь им придется отсидеть шесть недель за колючей проволокой. Они попались на этом деле уже второй раз. Глупо с их стороны. Может быть, они просто не вынесли режима? Так или иначе, но мне жаль их.
      15 января 1966 года
      Сегодняшний день один из самых тяжелых и трудных: физическая подготовка, тактика, рукопашный бой и пятимильный марш-бросок на стрельбище, а потом обратно пешком. Ночные стрельбы отличаются от дневных. Ночью ты просто направляешь винтовку на объект, а не целишься в него. Нам говорят, что во Вьетнаме бои происходят главным образом ночью, поэтому ночным стрельбам уделяется много внимания. Некоторые ребята на марше свалились. Филиппсу действительно очень трудно: он совсем не может идти. Пришлось нести его, а это не легко - он весит 290 фунтов.
      16 января 1966 года
      Сегодня во время тренировки сержанты устроили разгон сначала командирам отделений, а потом и нам за неряшливый внешний вид. Это подготовка к парадам, устраиваемым главным образом для генералов и конгрессменов, иногда неожиданно появляющихся здесь. Конечно, в том, что нас учат точности в движениях, есть какой-то смысл, но какой из этого толк, если мы целыми часами как проклятые стоим на одном месте и не шевелим ни одним пальцем. Чертовщина!
      Еще три похоронные церемонии на этой неделе - солдат, убитых во Вьетнаме. Ребят, которых готовили здесь, в Райли. Грустно слушать ружейный салют и траурную мелодию горна в их память. Одолевает мысль, что настанет день, когда те же звуки раздадутся в память о тебе самом. У некоторых ребят испуганный вид, но я сомневаюсь, что чувство страхи охватывает их на самом деле. Проходит немного времени - и все забывается.
      17 января 1966 года
      Осталось три недели до окончания начальной подготовки. Сейчас нас обучают штыковому бою. Нужно бежать по изогнутой наподобие лошадиной ноги дорожке с установленными на ней чучелами и прокалывать их штыком с криком "бей!". Забавно. У меня всегда вместо "бей" получается "ха-ха". Нас учат и рукопашному бою, на тот случай, когда противник застанет тебя врасплох и без оружия. Сержанты показывают нам, как сбить человека с ног, а, потом прикончить его пинком ноги или резким ударом ребром ладони. Мы тренируемся в небольших окопчиках с соломенными чучелами, и мне кажется, это вовсе не плохое занятие: в окопчиках можно отдохнуть. Вчера Крауч обнаружил меня спящим в одном из них, и мне, конечно, здорово влетело от него. Он говорит, что я отношусь к этому делу нечестно и что у меня нет необходимой для убийства интуиции.
      Несмотря на то что курс обучения приближается к концу, мне кажется, мы многого еще не знаем и не умеем, особенно для штыковой и рукопашной схватки.
      18 января 1966 года
      Мой друг Ши все больше и больше злит Крауча. Иногда он даже является своеобразным громоотводом для меня. Он всегда или засмеется, или заговорит в недозволенное время или в неположенном месте. Сегодня утром он рассказал смешную историю о сержанте, который помогал безрукому солдату. Этот сержант якобы наливал в кружку воду, подносил ее ко рту безрукого солдата, вытирал ему губы и помогал в других подобных ситуациях. Все шло хорошо, пока безрукий парень не позвал сержанта из уборной: ему понадобилась помощь в обращении с туалетной бумагой. Мы все покатились со смеху, но Крауч вовсе не нашел это смешным. С тех пор он назначает Ши на чистку уборной. А на следующую неделю его назначили в наряд на кухню. Забавный ирландец.
      Погода стоит хорошая, но холодная. Около двадцати градусов мороза.
      19 января 1966 года
      Сегодня утром и вечером были занятия по проникновению в расположение противника. Когда мы проползали 250 ярдов под заграждением из колючей проволоки, поверх нас вели огонь боевыми патронами. Это были уже не игрушки, и нас бросало в дрожь. Я исцарапал себе всю спину. Мы проделали это дважды, и во второй раз я потерял часы, подаренные отцом на рождество. Придется потом сходить туда и поискать их.
      Невероятно, но в сегодняшних соревнованиях по штыковому бою я занял первое место и поэтому в субботу буду представлять нашу роту на батальонных соревнованиях. Все ребята, в том числе и Крауч, очень удивились, что я занял первое место. Они решили, что я занимался фехтованием в подготовительной школе. Чудаки.
      20 января 1966 года
      Часы не нашел - пропали. На улице, когда мы вышли сегодня утром, было около двух футов снега.
      21 января 1966 года
      Есть здесь один сержант, которого мы все любим и уважаем, он нам как отец. Его фамилия Ноулс. Высокий, стройный, носит очки и всегда жует резинку. Это единственный человек, к которому можно обратиться с любым вопросом и за любой помощью. Куда бы нас ни послали, дай бог, чтобы он был с нами. Если мне придется быть в бою, он, по-моему, как раз такой человек, которого хотелось бы иметь рядом с собой.
      24 января 1966 года
      На батальонных соревнованиях по штыковому бою я проиграл. Другие роты оказались умнее. Они выделили более рослых ребят. Я метался, как кукурузное зерно на жаровне. Ничего не поделаешь, по крайней мере было весело.
      Сегодня опять шел снег, но мы большую часть дня находились в помещении: готовились к экзаменам на будущей неделе. Завтра будем бросать гранаты, возможно боевые.
      Сегодня получил письмо от мамы. Она никогда не забывает написать. Замечательная женщина.
      Сержант Крауч, по-видимому, читал мой дневник, пока я был на уроке сегодня. Он спросил меня насчет сержантов, которые хотят, чтобы перед ними пресмыкались, - кого я имел в виду, хотя ему это хорошо известно, ведь я назвал его по имени. Я ответил ему, что это всего лишь мои второстепенные мысли и не стоит принимать их близко к сердцу. Даю голову на отсечение, завтра он назначит меня в наряд по кухне.
      У нас есть здесь и другие, хорошие сержанты, такие, как Браун из Миннеаполиса. Он очень худой, с большой головой и длинными ногами. Мы зовем его между собой "ногастым". Он всегда кричит на нас тонким голоском, не придавая никакого значения выкрикиваемым словам. Сержант Гроупер тоже хороший парень, всегда подскажет нам, как нужно себя вести, чтобы не попасть впросак. Он белый и пока единственный умеющий весело отсчитывать ритм шага на марше. Если он ведет нас один, то начинает выкрикивать всякую ерунду, вроде: "В гору, с горы мы идем, к Мэри-красотке зайдем. Если красотка ушла, значит, другого нашла".
      26 января 1966 года
      Крауч все-таки отыгрался на мне. Назначен в наряд по кухне на этот уикэнд. До отпуска девять дней, время бежит быстро, занятия и занятия. Сегодня были учения по штурму позиций противника. Мы шли и ползли по узким дорогам и стреляли по стационарным целям. Наступали целой группой. Пока одна шеренга стреляла, другая продвигалась вперед. Было страшновато, потому что некоторые ребята стреляли, не очень-то выдерживая направление.
      27 января 1966 года
      Сегодня утром опять было учение по штурму позиций противника. И холодно ж, черт возьми, по крайней мере двенадцать градусов ниже нуля. Нас, наверное, готовят для войны с эскимосами. У меня настолько замерзли пальцы, что я думал, они отвалятся. Был момент, когда я с ужасом почувствовал, что они как будто в огне. Ноги до сих пор не согрелись. После десяти часов пребывания на таком холоде начинаешь подумывать об уходе в самоволку. Некоторые ребята даже плакали. Они ужасно посинели. Один очень черный негр все время жаловался, что белеет, а белый парень с Юга засмеялся и сказал: "Ничего, парень, не бойся, не замерзнешь".
      29 января 1966 года
      На улице по-прежнему ниже нуля. Ребята маршируют - готовятся к этому проклятому параду. Пропади он пропадом. Я в списке больных. Вчера вечером на занятиях по тактике я зацепился задом за колючую проволоку. Ши пришлось выпутывать меня. Он так смеялся, что снимал с меня проволоку целых пять минут Крауч сказал, что если такое дело произойдет со мной во Вьетнаме, то "чарли"{11} поджарят на обед мой зад.
      Трех ребят, ушедших в самоволку, до сих пор не нашли. Наверное, теперь их ищет эф-би-ай{12}, Несколько человек из нашей роты подумывали о том, чтобы сбежать и скрыться по ту сторону горы, но мы отговорили их. Осталась одна неделя, но многие ребята все еще не готовы воевать. Теперь уже поздно и ничему не научишься. Дядя Сэм заграбастал нас на следующие двадцать два месяца.
      31 января 1966 года
      Еще несколько дней - и начальной подготовке конец. Все мы как выжатые лимоны. Теперь экзамены. Мне они кажутся совсем ненужными. Разве может кто-нибудь забыть то, через что нам пришлось здесь пройти? Это так же бессмысленно, как крутить забитый до отказа винт. Единственное светлое пятно во всем этом деле - двухнедельный отпуск после экзаменов. Наверное, это будет последний отпуск, следующего долго-долго не дождемся. Ух и повеселюсь же я!
      3 февраля 1966 года
      Некоторые из экзаменов, которые я уже сдал, оказались намного легче, чем я ожидал. Может, оставшиеся будут труднее? Все ребята волнуются, нервничают. А что волноваться-то? В одном можно быть уверенным: никого из нас не уволят.
      5 февраля 1966 года
      Ну вот и конец. Я получил 85 очков, хотя и не очень-то стремился к этому. Оценка Ши ниже но он совсем не огорчен этим. Сегодня повесили списки с назначением. Собравшиеся около них ребята зло шутили и острили. Ча-Ча Лопес и я, кажется, остаемся вместе. Мы оба назначены в школу повышенной одиночной подготовки. Это здесь же, в Райли, только в другом районе, наверное в Фанстоне. Сейчас мне на все наплевать.
      20 февраля 1966 года
      Мои предположения оправдались - мы в Фанстоне. Никакого сравнения с Кастер-Хиллом! Казармы - старые деревянные дома. Нас набили в них как сельдей, да и пахнем мы как сельди. Дом двухэтажный, и на всю казарму только две ванны. Должно быть, они построены еще во времена первой мировой войны. Повышенная одиночная подготовка - это, конечно, не забава, и нам будет не легко. Но пока на нас никто не нажимает. Начальство, наверное, занято подготовкой камер пыток для нас. Говорят, что мы пробудем здесь десять месяцев. Ну что ж, это как раз до рождества.
      21 февраля 1966 года
      Сегодня получил письмо от Марии Анн из Швеции. До чего же она хороша и все понимает. Надеюсь, она будут еще свободна, когда меня уволят. Мы можем здорово зажить вместе. Но до увольнения еще очень далеко.
      26 февраля 1966 года
      Мне изменили военно-учетную специальность. Временно меня зачислили в какую-то моторизованную группу. Не имею почти никакого представления, что это значит. Сержант Гроупер тоже здесь, поэтому на марше с его сексуальными прибаутками нам опять будет весело. Обычная подготовка начнется только через неделю. Пока нас, видимо, будут назначать на различные работы.
      4 марта 1966 года
      Начались беспокойные и трудные дни. Меня сегодня доконали. Во-первых, сегодня день моего рождения и в качестве подарочка я в наряде по кухне. Уже третий раз на этой неделе. Обычно в наряд по кухне каждого назначают раз в две недели. Здесь и еще один негр, ему тоже дают наряд за нарядом. Его фамилия Оллгуд. Он говорит, что, с тех пор как попал в Фанстон, его и еще одного негра сержант назначает на кухню по нескольку раз в неделю. На меня нажимает белый сержант Моррис. Ему все не нравится: и как я одет, и как стою, и как иду, и как разговариваю. Он не спускает с меня глаз. Сегодня утром он приказал мне выйти из строя:
      - Паркс, ты выглядишь так, будто только что из Гарлема.
      - Почему, сержант? - спросил я. - Почему вам так кажется?
      - Знаю я вас, вы все одинаковые, - сказал он.
      - То есть все новобранцы? - переспросил я.
      Он бросил на меня злой взгляд.
      - Нет. Я сказал, вы все. Тебе бы пора знать, что значит - вы все. А теперь помолчи и получи-ка десять приседаний.
      Я так и не понял, что он имел в виду под "вы все", но старательно выполнил десять приседаний. С каждым днем мне становится здесь труднее и труднее. Лучшего для вступления в двадцать второй год жизни и не придумаешь.
      7 марта 1966 года
      Не знаю, где учились большинство ребят из нашей казармы. Сквернее их привычек и повадок я не видел. Они ковыряют в носу, по целой неделе носят одни и те же носки и нижнее белье. В казарме вечно стоит вонь. Три четверти их - с Юга и говорят с отвратительным акцентом. Поначалу мне показалось, что Оллгуд - парень из Миссисипи - говорит довольно плохо, но по сравнению с этими кракерами {13} его речь звучит, как речь английского профессора в Оксфорде. Все они держат себя обособленно. Редко кто говорит со мной. На товарища по комнате мне повезло. Белый парень по фамилии Постхорн из Шебойгана в штате Висконсин. Хороший парень, говорит медленно и негромко, шаг медленный, ничем и никому не надоедает, все воспринимает спокойно и знай себе выполняет задания. Хотелось бы и мне так, если бы, конечно, эти сволочи сержанты не наседали на меня.
      10 марта 1966 года
      Странно, но я становлюсь все более и более уверенным в себе. Может быть, это оттого, что меня все больше и больше возмущает то, что обо мне думают и как ко мне относятся здесь, в армии. Я не люблю, когда меня отталкивают. Никогда раньше о белых ребятах я так плохо не думал. Может быть, это потому, что раньше я и не встречал таких белых ребят, как эти. Они ни на минуту не дают тебе забыть, что ты цветной, а они белые. Раньше я никогда не думал так много о том, что у меня цветная кожа, даже в школе, где я был единственным негром. Дома вопрос о том, что мы цветные, тоже никогда не вставал. Ко всем относились одинаково. Хотел бы я взять одного из этих щенков домой, пусть бы он посмотрел своими глазами. С тех пор как помню себя, я и другие ребята на нашем дворе были как Объединенные Нации. Ну ладно, посмотрим, как эти белокожие братья будут вести себя в бою, под огнем. Может быть, настоящие пули несколько изменят их взгляды и отношение к нам.
      12 марта 1966 года
      Устал от ожидания. Иногда мне хочется, чтобы нас посадили на пароход или самолет и отправили поскорей во Вьетнам или куда там нас еще пророчат. Чтобы быстрей покончить с этим. Я все чаще и чаще начинаю размышлять: буду ли я жив в это же время на будущий год. Хорошего в таких размышлениях мало. На войне вряд ли будет много времени раздумывать над этим. А жизнь пока была вовсе не плохой, даже хорошей. Размышлять о будущем иногда страшновато. Впрочем, к черту эти мысли. Придет время - все будем на том свете. И все же надеюсь, что мое время придет еще не скоро.
      15 марта 1966 года
      Сегодня начались занятия. Собравшееся здесь стадо не умеет даже маршировать. Отряд каких-нибудь бойскаутов и то ходит в строю лучше, чем они. Больше того, они не могут толком ответить ни на один вопрос, которые задают преподаватели. Наш командир, второй лейтенант, просто не знает, что с ними делать. Я со своими 85 экзаменационными очками буду здесь одним из первых. И подумать только, этих олухов будут учить позднее минометному делу! Они наверняка подорвут своих же солдат. Надо будет смотаться из этой компании, как только представится возможность. Эти щенки беспомощны и безнадежно глупы. К тому же они невозможные неряхи и фанатики.
      Начинается жаркая погода. Отец говорил, что весной в Канзасе изумительно. Ха, ему бы надо было побыть здесь весной в армии. Говорят, что летом здесь даже в тени бывает 40-45 градусов жары.
      18 марта 1966 года
      Получил проникновенное письмо от Марии Анн. Ужасно скучаю по ней. Люблю эту девушку и всегда буду любить.
      Попал в класс специалистов связи. Нами руководит парень в звании на одну ступень выше рядового первого класса. По идее, он должен быть хорошим специалистом в области радио и телефонии. Но, по-моему, этот турок не сможет разобраться не только в радио, а в самых простых грядках с огурцами. Половина ребят нашего класса не обращают на него никакого внимания, главным образом потому, что он никогда ничего не говорит. Ходят слухи, что он племянник какого-то генерала. Ча-Ча Лопес пишет все время классных занятий рассказ о том, как японская девушка влюбилась в кубинца. Он все время о чем-то мечтает. Забавный парень этот Лопес.
      21 марта 1966 года
      Сегодня начали изучать 12-миллиметровый пистолет. Это довольно внушительная и страшная штучка. Надо будет привыкать к ней; судя по всему, во Вьетнаме это будет мой самый лучший и верный друг.
      Вот же чертовщина какая! К нам пожаловал его величество сержант Крауч! Будет учить нас обращаться с минами. А я-то надеялся, что больше не увижу его никогда в жизни. Что мы такое сделали, что бог послал его снова к нам? Хотелось бы мне посадить его на одну из мин да пульнуть ее куда подальше. О, как я "люблю" этого человека!
      Я не увольнялся и никуда не ходил здесь, за исключением кино. Сегодня впервые, с тех пор как я в армии, получил увольнительную.