Глава 9

– Какие будут еще распоряжения, мистер Шеллер? – спросила Джесика, сидя на краешке стула в его номере с блокнотом на коленях. – Я уже все приготовила для вашей пресс-конференции в зале «Эрмитаж» завтра утром, в девять тридцать, и заказала машину, чтобы доставить вас после этого на репетицию.

Бернард Шеллер жил в «Ройал-Вестминстере» уже три дня и оказался очень требовательным гостем.

– Я вам говорил, что пригласил к себе своих друзей сегодня вечером? – спросил он с едва заметным европейским акцентом.

– Шестнадцать человек к семи часам, шампанское здесь, в вашем номере, – быстро ответила Джесика, не заглядывая в свои записи. – Вы заказали пирожки с начинкой из острого перца, а также жареные клешни омаров и большое блюдо салата из сырых овощей.

Бернард кивнул одобрительно, но как всегда, с серьезным выражением лица. Он был человеком, который все время держался настороже. Это была его защитная реакция от чрезмерной лести публики, постоянно толпившейся вокруг него и выражавшей свое обожание. И только по прошествии трех дней он смог позволить себе немного расслабиться в присутствии Джесики, чьи манеры отличались исключительным профессионализмом.

– Хорошо бы и немного виски. Не все любят шампанское, – заметил он.

– Хорошо. – Джесика сделала запись в своем блокноте. Бернард заинтриговал ее, хотя она старалась не проявлять своего любопытства. Ей уже было известно, что он по происхождению австриец и учился в институте Кертиса в Америке, прежде чем стал композитором с мировым именем и дирижером Бостонского симфонического оркестра. Все это ей удалось узнать, прочитав краткую биографию на обратной стороне кассеты с записью его музыки. Там также было сказано, что он, как первоклассный пианист, часто выступал по телевидению и записывался с Нью-Йоркским и Венским филармоническими оркестрами.

Бернард утомленно провел рукой по глазам и глубоко вздохнул:

– Боже, как я устал! Особенно в этом турне.

– А куда вы еще отправитесь в этом году? – спросила Джесика с оттенком сочувствия в голосе.

Бернард пожал плечами:

– В Милан, Токио, Москву, Сидней… и еще бог знает куда. Я должен посетить десятки столиц в течение нескольких месяцев.

– Должно быть, это тяжело?

Он приподнял свои густые темные брови.

– Тяжело, но необходимо. Через две недели я возвращаюсь в Бостон, где должен дать знаменательный концерт: будут присутствовать президент с супругой, предполагается прямая трансляция по телевидению. Вот так-то! – добавил он многозначительно. – Месяц за месяцем я путешествую по свету. Это суетная, но важная сторона моей карьеры.

– А где ваш дом? Где вы живете между гастролями? – спросила Джесика.

Выражение лица Бернарда изменилось. Оно стало более мягким и расслабленным.

– У меня есть дом на Сардинии. Там тишина и покой. Только там я могу сочинять свою музыку. Как чудесно после многих месяцев путешествий и проживания в отелях, когда все время находишься на виду… походить в купальном костюме, в халате, почувствовать свободу в собственном доме. Близость к природе необходима для восстановления творческих сил Я приезжаю на Сардинию, чтобы вновь зарядиться энергией и очиститься от скверны городской жизни.

Джесика зачарованно слушала. Под поверхностным блеском, окружавшим его, Бернард, очевидно, был очень искренним человеком, и ей нравилось, как откровенно он разговаривал с ней. «Он из тех, – подумала она, – кому успех и слава не вскружили голову».

– Могу я попросить вас об одной вещи? – услышала она голос Бернарда, когда уже собиралась вернуться в свой офис.

Сердце Джесики упало. Конечно, приятно чувствовать себя полезной и заботиться об очень важных персонах в отеле, но у нее была еще масса другой работы. Теперь стало ясно, что Бернард Шеллер будет отнимать у нее слишком много времени.

– Да, конечно, – сказала она. – Чем могу служить? Его ответ поверг ее в изумление:

– Я хочу, чтобы вы пообедали со мной сегодня вечером, после того как мои гости уйдут.

Джесика посмотрела на него и почувствовала, что теряет самообладание под пристальным взглядом его темно-синих глаз. Она густо покраснела.

– Очень любезно с вашей стороны, но я нахожусь при исполнении служебных обязанностей, – сказала она в замешательстве, в то время как мозг ее лихорадочно работал: почему он решил пригласить ее на обед?

Бернард пожал плечами:

– Ну и что? Вы ведь тоже едите, так почему бы вам не поесть вместе со мной внизу, в ресторане «Ла Фантазия»?

– Ну… хорошо… – с трудом вымолвила она. Глаза его весело блеснули.

– Значит, договорились, и надеюсь, сначала вы присоединитесь к моим друзьям здесь, наверху, чтобы немного выпить.

– Благодарю. – В голову Джесики пришла неожиданная мысль. – На скольких человек заказать столик в ресторане?

Он посмотрел на нее пронизывающим взглядом, и впервые с того момента, когда она встретила его, уголки его губ слегка приподнялись, делая его облик довольно привлекательным.

– Только на двоих, – сказал он ровным голосом. – Для вас и для меня.

По непонятной причине сердце ее тревожно забилось в груди.

В этот вечер Джесика оделась с особой тщательностью в своем маленьком номере, который теперь был ее домом. Когда она вошла в апартаменты Бернарда, он тепло приветствовал ее, прежде чем представить своим гостям. Джесика взглянула на собравшихся и поняла, что Анна Батлер из пресс-офиса, наверное, готова была бы пойти на убийство, только чтобы оказаться среди этой компании. Здесь были и известный телевизионный ведущий, и знаменитый автор бестселлеров, известный голливудский кинопродюсер и популярная кинозвезда в платье из ткани с рисунком змеиной кожи и с декольте до пупка. Возле бара расположились прославленный журналист и глава большого газетного концерна, поглощая с аппетитом бутерброды с икрой, что укрепило Джесику во мнении, чем богаче люди, тем они жаднее. За время работы в «Ройал-Вестминстере» она не раз видела, как на вечеринках буфеты, полные еды, мгновенно опустошались несколькими миллионерами, как будто они голодали целый месяц.

Пришли еще несколько человек, и Бернард представил ее как «мою подругу Джесику Маккен», что ей показалось вполне приемлемым. Джесике импонировало, что он мог так свободно общаться с простым менеджером отдела развития. Пришедшие женщины целовали Бернарда в обе щеки, а мужчины крепко обнимали его, похлопывая по плечам, и она поняла, каким он был популярным. Потягивая шампанское, Джесика легко общалась с людьми, однако чувствовала, что остальных гостей удивляет, если не задевает, – каким образом она оказалась рядом с Бернардом? Она видела недоумение в их глазах и явное любопытство, когда они спрашивали, как давно она знакома с этим великим человеком.

– Вы ведь англичанка, не так ли? – спросила жена немецкого промышленника. И это прозвучало как упрек.

Джесика широко раскрыла свои кукольные голубые глаза и наивно улыбнулась в ответ:

– Нет, я не англичанка.

– Неужели? – Изумрудные подвески-серьги женщины вызывающе закачались. – Тогда кто же вы? – нагло спросила она.

– Я шотландка. – Джесика мило улыбнулась. – Фамилия Маккен исходит из шотландского графства Эршир. – Она повернулась и увидела неряшливого на вид молодого человека в черном кожаном пиджаке со спутанными сальными волосами, свисающими на плечи. Джесика с удивлением подумала, как это швейцар внизу пропустил этого типа.

– Добрый вечер, – сказала она, стараясь вести себя так, чтобы он чувствовал себя как дома. – Меня зовут Джесика Маккен. А вас?

– Игнасио Геррера, – застенчиво ответил он.

– Ну конечно же! – Джесика почувствовала, что краснеет. Он был самым известным флейтистом в мире, даже более знаменитым среди музыкантов, чем Бернард Шеллер. – Что привело вас в Лондон? – спросила она, почувствовав некоторую растерянность. «Я много видела разных важных персон, – подумала Джесика, – но такое собрание – это уже слишком даже для меня. Лучше работать в своем офисе и пореже встречаться с этими живыми легендами».

– Я участвую в концерте Бернарда в «Альберт-Холле», – ответил Игнасио. – Вы придете на концерт?

– Ну, конечно же, она придет, – сказал Бернард, присоединившись к ним и обняв Игнасио за плечи. – Вы придете, не так ли? У меня есть для вас билет, – добавил он, вопросительно глядя на Джесику.

– С удовольствием, если смогу выкроить время, – взволнованно ответила она.

– Значит, решено! – Бернард отошел. Его притягательная сила действовала на всех, с кем он общался. Но особенно на друзей, с которыми он вел себя как король с придворными.

Наконец встреча закончилась, и все удалились, оставив Джесику и Бернарда одних в неожиданно затихшем номере. И в этот момент она поняла, что на самом деле Бернард глубоко одинокий человек. Она почувствовала это по тому, как обозначились морщины на его серьезном лице и поникли широкие плечи. Джесика интуитивно почувствовала, что, как у большинства знаменитых людей, у него было много знакомых и очень мало настоящих друзей. Очевидно, он сам не терпел слишком близких отношений. И вот сейчас бесцельно бродил по комнате, вертя в руках пустой бокал.

– Наш столик уже готов. Не хотите ли спуститься вниз, в ресторан? – предложила Джесика, выдавая свое сочувствие, в котором, возможно, и не нуждался этот великий одиночка. Она понимала, что должен был он ощущать, когда вечеринка закончилась и все ушли. Она тоже испытывала подобные чувства после разрыва с Эндрю.

– Да-да, это было бы неплохо! – ответил он, взглянув на нее.

В приглушенном свете и тишине ресторана «Ла Фантазия» им показали столик в уютной нише, скрытой от остальных посетителей и расположенной так, что они могли видеть всех, оставаясь незамеченными. Бернард взял меню и список вин, а Джесика подумала, как хорошо, что на сей раз не она должна проявлять заботу, а кто-то другой позаботится о ней.

– Это был очень хороший вечер, – сказала она, пытаясь начать разговор. – Думаю, всем очень понравилось.

– Надеюсь, что так. – Казалось, Бернард впал в уныние. – Хотя многие из них просто подхалимы. Простите за выражение, но мы таких называем прихлебателями.

Джесика понимающе кивнула:

– Но у вас, должно быть, много и настоящих друзей?

– В молодые годы… да, но сейчас, в моем возрасте, когда подолгу не задерживаешься на одном месте, все труднее и труднее сохранять привязанности. Я вижусь время от времени с некоторыми моими настоящими друзьями, но они, как и я, много работают… – Он печально посмотрел на посетителей ресторана, сидящих в основном парами. – Иногда кажется, – добавил он, – что у всех, кроме меня, кто-то есть.

Как хорошо она понимала его! Все, о чем он говорил, находило отклик в ее сердце. Он просто произносил вслух те мысли, которые охватывали ее по ночам. Но она сама предпочла карьеру личной жизни, и теперь некого было винить, кроме самой себя. Как бы угадав, о чем она думает, Бернард продолжил:

– Я очень плохо переношу одиночество. Вы знаете, сейчас у меня нет жены. Мы развелись, и мне очень тяжело, потому что не с кем разделить свою жизнь.

Джесика подумала, что она уже слышала подобные признания – его слова были избитыми. Но почему-то сейчас они необычайно тронули ее. Он вдруг улыбнулся, и его синие глаза неожиданно вспыхнули.

– Банально, не так ли? – насмешливо сказал он, иронизируя над собой. – Я знаю, что это самая старомодная история в мире, но это правда. Мне приходится вести кочевой образ жизни, и в таких условиях невозможно сохранять постоянные отношения. Но как простому смертному мне хочется, чтобы кто-то был рядом со мной, кого я мог бы любить. – Бернард опять стал серьезным. Он посмотрел на ее левую руку. – Я вижу, вы не замужем.

Джесика попыталась отделаться легким смехом, но у нее не получилось.

– Да, не замужем! При такой работе невозможно создать семью. Никто из мужчин не согласится иметь жену, которая вынуждена жить в отеле. – На мгновение лицо ее помрачнело, когда она подумала об Эндрю. Он не был готов терпеть.

Бернард глубоко вздохнул:

– Должно быть, порой вы тоже чувствуете себя одинокой? Джесика пожала плечами, думая, что вот-вот расплачется.

– Мне некогда скучать, – солгала она. – Дни проходят очень быстро…

Они замолчали, когда официант принес первое блюдо. Бернард прервал паузу:

– Как вы думаете, не могли бы мы немного утешить друг друга? Впервые увидев вас, я был очарован…

Джесика прервала Бернарда, резко выпрямившись и бросив на него негодующий взгляд.

– Конечно, нет! – Она выглядела глубоко обиженной.

– О, пожалуйста, не поймите меня неправильно! – запротестовал Бернард с расстроенным видом. – Я не намерен затащить вас в свой номер после обеда и уложить в постель. За кого вы меня принимаете?

Джесика задумалась. Кажется, сценарий вечера начинает напоминать сюжет дешевого романа: «Выдающийся, знаменитый музыкант соблазняет служащую отеля и увозит ее в экзотическую страну».

– Мне неизвестно, что вы за человек, мистер Шеллер, и я не хочу этого знать, – сказала она ровным голосом. – Я здесь выполняю свою работу и слежу, чтобы вас хорошо обслуживали в отеле. Больше ничего.

– О, Джесика, я понимаю! Я не так выразился. – Он огорченно провел ладонью по лбу.

«Именно так», – решительно подумала она.

– Конечно, вы очень привлекательны, – продолжил он. – Я был бы ненормальным мужчиной, если бы не обратил на вас внимание, но я имел в виду нечто большее. – Их взгляды встретились на мгновение. – Мне кажется, я влюблен в вас… – медленно произнес Бернард.

– Не слишком разумно с вашей стороны! Через неделю вы уедете, и мы никогда не встретимся. – Слова Джесики прозвучали как шутка, но она едва сдерживала охватившую ее дрожь.

– Понимаю. – Он смотрел в свою тарелку. – Однако окажите мне одну услугу, пожалуйста. Только одну. Вы придете на мой концерт, не так ли? Я дам вам билет. А после концерта состоится вечер, на который я вас тоже приглашаю. Вы будете там?

– Благодарю. С удовольствием!

– Очень хорошо. – Бернард поднял свой бокал и произнес тост: – За то, чтобы вы пришли на мой концерт.

– За ваш концерт! – сказала она в ответ.

Письмо, пришедшее с утренней почтой, было приставлено к серебряному кофейнику на подносе с завтраком, который Тереза принесла Мэделин и Карлу в спальню. Карл уже был в душе, а Мэделин, расслабленная после уик-энда в заливе Ойстер-Бей, все еще лежала в постели и не спешила вставать. «Кажется, уик-энд благотворно подействовал на Карла», – подумала она, лениво протянув руку к письму. Напряжение первой ночи, когда он так яростно занимался с ней любовью, по-видимому, к утру спало, и, после того как они весь день плавали, играли в теннис, а вечером слушали музыку и любовались на веранде переменчивым морем, Карл начал расслабляться. И еще кое-что заметила Мэделин: в последние годы он никогда так откровенно и самозабвенно не предавался любви. Это напомнило ей первые дни их замужества, только сейчас стало еще лучше. Казалось, Карл испытывал более глубокие чувства, когда говорил ей о любви, а его ласки были необычайно пылкими, как будто он стремился доказать ей, как горячо любит ее.

Существует разница, подумала она, между страстью обладания, которая всегда содержит элемент эгоизма, и бескорыстной самоотдачей в любви, которая объединяет и ведет к полному взаимопониманию. Мэделин удовлетворенно улыбнулась, все еще наслаждаясь приятными воспоминаниями о проведенном вместе уик-энде. Она знала, что при поддержке Карла сможет справиться с трудностями, которые могло преподнести ей будущее в связи с выяснением обстоятельств смерти Камиллы.

Мэделин прочитала адрес на конверте. Письмо было от мистера Маркса, адвоката из Оукгемптона. Налив себе немного кофе, она пожала плечами. Во время уик-энда Мэделин поняла, что для нее самым главным является ее замужество, и по сравнению с этим тайна, окружавшая ее мать, казалась менее значительной. Надорвав конверт, она вынула отпечатанное на машинке письмо.

Оно, разумеется, изобиловало юридическими терминами, большинство из которых Мэделин не понимала. Например, мистер Маркс писал: «Вышеупомянутая миссис Мэделин Элизабет Делани, урожденная Ширман, должна доказать, что ее мать умерла, и предъявить свои права на наследство per stirpes». Что, черт побери, это означало?

– Карл, – позвала Мэделин, и тот как раз вошел в спальню с мокрыми светлыми волосами, в голубом махровом халате, наброшенном на плечи. – Карл, что значит «per stirpes»? Звучит как диагноз ужасной болезни.

Карл удивленно приподнял брови, затем увидел письмо в ее руке.

– Это означает «глава рода» – предок.

– А-а-а! – Мэделин снова заглянула в письмо. – Адвокат пишет, что я должна предъявить суду доказательство смерти матери: «Смотрите правило официального утверждения завещания, пункт первый». О Боже правый, почему нельзя написать все это на человеческом языке? И вот еще: «Допускается дать показания под присягой о смерти в главной регистратуре актов гражданского состояния, согласно параграфу первому решения Верховного суда от 1981 года». Карл, я ничего не понимаю. Что мне теперь делать?

– Дай взглянуть. – Карл сел на край кровати и быстро прочитал письмо. – Пока ничего, дорогая. Мистер Маркс пишет, что сообщит тебе о дальнейшем ходе дела. Похоже, он собирается сделать заявление от твоего имени.

Мэделин облегченно откинулась на подушки.

– Слава Богу! Меньше всего мне хотелось бы снова лететь в Англию. Однако это означает, что я пока не могу продать Милтон-Мэнор?

– Боюсь, что нет.

– Какая досада! Эндрю – ты знаешь его, это бывший дружок Джесики – звонил мне в пятницу и сказал, что, кажется, нашел покупателя.

Карл поднялся и начал одеваться. Наблюдая за ним, Мэделин заметила, что он опять весь напрягся. Сжав губы и не говоря ни слова, Карл выбрал галстук в шкафу, затем достал из маленькой шкатулки пару запонок, которые она подарила ему, и задумался, какие туфли надеть.

– У тебя впереди трудный день? – мягко спросила Мэделин.

Она решила поговорить с Джейком и спросить, не слишком ли большой груз ответственности несет Карл на работе, что не может не действовать на его самочувствие. Хотя он вроде бы торопился в банк, однако Мэделин уловила что-то похожее на страх во всем его поведении, и это было нехарактерно для него. Обычно он был преисполнен энтузиазма в начале рабочей недели. Ей вдруг показалось, что уик-энда как будто бы и не было.

– Такой же, как всегда, – ответил он ей едва ли не холодно.

Несколько минут спустя Карл ушел, почти не притронувшись к завтраку. В его глазах она увидела необычайное напряжение, когда он наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку.

Свернув письмо Маркса и вложив его в конверт, Мэделин решила сходить в банк во время ленча и повидать Джейка. Если бы он рассказал ей о таких подробностях, как дата смерти матери, или о том, где это случилось – в Девоне или в Лондоне, – она могла бы прекратить явно затянувшееся дело о наследстве. Кроме того, надо сказать отцу, что Карл слишком переутомляется на работе.

В десять часов она должна была встретиться с изготовителем рам для картин – с Лео Паррамоном, мастером, который мог усилить или разрушить впечатление от написанного ею портрета, сделав нечто слишком тяжеловесное или, наоборот, легковесное, не того оттенка или не из того материала. Выбор точно соответствующей портрету рамы имел первостепенное значение. Мэделин и Лео Паррамон проводили многие часы, возясь с гладким и резным багетом, с разными его образцами и с различными красителями – от бледно-серого до тускло-золотистого. Много уходило времени и на то, чтобы туго натянуть на деревянные подрамники холст. Конечно, иногда она использовала антикварные рамы от Кристи или Сотби, с витиеватым орнаментом – завитушки и причудливые гирлянды. Однако такие варианты годились только для старомодных этюдов, и Мэделин предпочитала заказывать у Лео рамы в современном стиле. Одной из самых революционных его идей были рамы из пластика, сконструированные так талантливо, что они блестели, подобно чистой воде в лучах яркого света.

– Что мы будем делать с Дуайтом Лаемо? – смеясь, спросила Мэделин.

Она и Лео сидели на одном из диванов в ее студии и разглядывали законченный портрет нефтяного магната. Лео держал на коленях большой блокнот и делал наброски, прищурив глаза и склонив голову набок.

– Ты использовала много темных тонов, – заметил он. – Коричневые, зеленые, черные. В какой комнате он собирается повесить портрет?

– В зале заседаний совета директоров компании «Феникс ойл». Это помещение отделано темными панелями, с освещением на потолке и с темной мебелью. Позолота будет выглядеть отвратительно. Как насчет черного дерева?

Лео, с видом эстета, одобрительно приподнял брови.

– Черное дерево – неплохая идея, – согласился он. – Может быть, с узким бронзовым ободком?

– Замечательно! – воскликнула Мэделин.

– Договорились. А какие еще нужны рамы? – Он посмотрел на несколько законченных полотен, приставленных к стенам студии.

Они вместе трудились еще пару часов, обсуждая ее последние работы.

– Полагаю, большинство этих заказов необходимо было закончить еще вчера? – сказал Лео, наконец поднимаясь, чтобы уйти.

Мэделин засмеялась:

– А может быть, даже на день раньше? Но если серьезно, Лео, то крайне необходимо поторопиться с рамой для портрета Дуайта Лаемо. Я обещала, что он может забрать его через пару недель.

Лео застонал:

– Она говорит, через пару недель! Можешь не торопиться, Лео! Пары недель вполне достаточно! – Он на-клонился и поцеловал ее в щеку. – Ты просто безжалостный эксплуататор, Мэделин! Ладно, через две недели будет готово. Я и остальные сделаю как можно быстрее.

– Ты снял все размеры? – крикнула она ему вслед, когда он уже был на улице.

– За кого ты меня держишь? За идиота? – весело крикнул он в ответ.

Мэделин улыбнулась. Лео был отличным парнем и хорошим другом. Что бы ни случилось, она знала: он все сделает вовремя. Затем Мэделин взглянула на часы. Если она хочет поймать Джейка до того, как он уйдет на ленч, ей необходимо поторопиться.

Совещание, на котором обсуждался заем в шесть миллионов долларов для строительства нового авиационного завода в Ирландии, подходило к концу. Джейк, сидевший во главе стола в зале заседаний совета директоров «Центрального Манхэттенского банка», улыбнувшись, посмотрел на собравшихся, поправил бумаги, лежавшие перед ним, и сказал:

– Итак, все согласны предоставить заем на условиях, которые мы обсудили?

Они более часа согласовывали различные цифры, и Карл, у которого разболелась голова, хотел поскорее вернуться в свой офис. Утром пришла очередная санкция от Хэнка Пагсли с просьбой переслать триста двадцать одну тысячу долларов от фирмы «Брандтс моторе» фирме «Микаукс интернационале» в Швейцарии, и он знал, что Кимберли это известно. В пять часов она снова пойдет в компьютерный зал, чтобы направить деньги на свой швейцарский счет, и Карл чувствовал, что от волнения у него раскалывается голова.

Наконец он услышал, что все директора согласились с предложением Джейка и решение предоставить заем было принято.

Все встали, собрали свои бумаги и вышли. Карл тоже поторопился уйти, но Джейк задержал его:

– Карл, можешь уделить мне минуту? Я хочу поговорить с тобой.

– Конечно. – Карл посмотрел на своего тестя, и сердце его тревожно забилось. – Чего ты хочешь?

– Я сейчас иду на завтрак с президентом компании «Сити-телеком». Хотелось бы обсудить с тобой перевод денег автомобильному заводу в Италии. Мне не нравятся условия.

Не могли бы мы встретиться в моем офисе в три часа?

Карл почувствовал облегчение.

«Боже, – подумал он, – если я не возьму себя в руки, то так и буду дергаться по каждому поводу».

– Хорошо, Джейк. – Карл старался говорить спокойным голосом. – Я буду у тебя в три.

Повернувшись, чтобы уйти, он поймал взгляд Джейка и заставил себя улыбнуться. Кажется, Джейк посмотрел на него как-то странно? Он не был уверен, но чувство тревоги не оставило его и тогда, когда он вернулся в свой офис.

Кимберли поднялась по эскалатору из главного вестибюля, где выясняла какой-то вопрос, и увидела Карла, вернувшегося с совещания. Они вместе вошли в его офис, и она сразу закрыла дверь в свою комнату, чтобы их никто не мог услышать.

– Все в порядке? – тотчас спросила она.

– Пока да, – сдержанно ответил Карл.

– Прекрасно! Я съезжу во время ленча к себе домой и привезу дискету, чтобы, как обычно, сделать дело, когда все уйдут домой.

Карл застонал:

– Неужели ты не можешь пропустить хоть раз?

– О, ради Бога, не начинай! – раздраженно сказала Кимберли низким голосом. – От тебя требуется только получить вторую подпись под переводом Хэнка и пустить его по обычным каналам. Я ужасно рисковала, делая копию дискеты, а тебе надо было только на час взять оригинал из офиса Джейка. И это я должна идти вниз, в компьютерный отдел, переставлять дискеты и осуществлять перевод денег, в то время как ты протираешь здесь своей задницей кресло да прячешь руки, чтобы никто не видел, как дрожат твои пальцы!

Карл тяжело опустился в кресло за своим столом, его бледное лицо выражало тревогу.

– Хэнк Пагсли рано или поздно обнаружит потерю денег. Надо быть глупцом, чтобы не заметить отсутствие сотен тысяч долларов на своем счету.

– Сколько раз можно повторять одно и то же, Карл? Я же говорила, что Хэнк не получает официального подтверждения из Швейцарии о поступлении денег на его счет и он не узнает об их потере, пока не поедет в Европу, чтобы получить их. Но к тому времени я уже буду иметь столько, сколько захочу. Нам нечего бояться. – Кимберли нахально присела на край его стола, скрестив длинные ноги в черных нейлоновых чулках. – В любом случае, – продолжила она, – ты прекрасно знаешь, что Хэнк ничего не сможет сделать, если даже обнаружит пропажу. Ему не очень-то хочется отправляться в тюрьму за неуплату налогов. Он ни за что не станет поднимать скандал.

Карл с ненавистью посмотрел на нее. Он готов был согласиться на все, только бы она прекратила свое мошенничество. Пусть оставит себе все деньги, которые украла, лишь бы остановилась наконец. Конечно, бесполезно было рассчитывать на это, однако он решил предпринять еще одну попытку.

– У тебя уже свыше миллиона долларов со счета Хэнка. Неужели тебе недостаточно этого? Ты ведь можешь отправиться в тюрьму за такие дела, если вовремя не остановишься. Зачем испытывать судьбу?

Кимберли посмотрела на него серыми, холодными, как у змеи, глазами; ее рыжие волосы горели огнем в лучах солнца, проникающего через окна. Затем рассмеялась ему в лицо, от чего Карла всего передернуло.