— Хочешь, чтобы она вернулась?
Она снова пожала плечами. Когда я привлекаю на помощь все свое обаяние, женщины плавятся, как масло.
— Твое мнение, почему она убежала?
— Не знаю, — ответила она, уставившись на чашку, — наверное, начинала открывать мне свое сердце.
— Ты бы убежала на ее месте?
— Я не стала бы бросать своих детей, — сказала она, сделав некоторое ударение на слове «своих».
— Ты бросила бы своего мужа?
— Его бы я бросила. — Она мотнула головой в сторону двери, за которой скрылся отец.
— Почему?
— Полное ничтожество.
— Что же в нем особенно ничтожного?
Она пожала плечами.
— Слишком много работает? Проводит слишком много времени вне семьи?
Она снова пожала плечами.
— Милая, на углу, рядом с которым я привык околачиваться, если кого-нибудь называют ничтожеством, принято объяснять почему, особенно если речь идет о члене семьи.
— Вот уж важное занятие, — фыркнула она.
— Одна из особенностей, по которой дети отличаются от взрослых.
— Кому хочется быть взрослым?
— Я был и тем и другим, быть взрослым понравилось мне больше.
— Конечно.
— Кто лучшая подруга твоей матери?
Она пожала плечами. Я уже стал подумывать о том, чтобы встать и вышвырнуть ее в окно. На мгновение мне стало легче от этой мысли, но люди, вероятно, посчитают меня хулиганом.
— Ты любишь мать?
Она подняла глаза к потолку и вздохнула:
— Конечно.
Она снова стала разглядывать кружки, оставленные донышком кофейной чашки. Быть может, мне стоило вместо девчонки выбросить в окно чашку.
— Откуда ты знаешь, что она не попала в беду?
— Я не знаю.
— Откуда ты знаешь, что ее не похитили?
— Я не знаю.
— А может быть, она больна?
О, богатство моего воображения! Быть может, она в плену у загадочного темного графа, в замке на английских болотах. Должен ли я говорить ребенку о подобной участи, которая предпочтительнее смерти?
— Не знаю. Отец сказал, что она сбежала. Кому, как не ему, знать об этом наверняка?
— Он ничего не знает, только предполагает. И присущим ему ничтожным образом пытается оградить тебя от еще больших волнений.
— Тогда почему бы ему не узнать наверняка?
— О, мысли гигант, освети нам дорогу. А зачем, по-твоему, он нанял меня?
— Тогда почему и вы ничего не знаете? — Она перестала вращать чашку.
— Именно сейчас я и пытаюсь все выяснить. Почему бы тебе не оказать мне помощь? До этого момента твой вклад в ее спасение составил четыре ответа «не знаю» и шесть пожиманий плечами. Плюс разговор о том, что твой отец — ничтожество, но ты не можешь объяснить причину.
— А если она на самом деле убежала и не хочет возвращаться?
— Значит, она не станет возвращаться. Я никогда не заковываю женщин в кандалы.
— Я не знаю, где она.
— Почему же она ушла? Есть хоть какие-то соображения на этот счет?
— Вы уже спрашивали об этом.
— Ты не ответила.
— Мой отец действовал ей на нервы.
— Каким образом?
— Не знаю каким. Он всегда хватал ее, понимаете? Похлопывал по заду, просил поцеловать его, когда она пылесосила пол. И тому подобное. Ей это не нравилось.
— Они обсуждали эту тему?
— Не в моем присутствии.
— А в твоем присутствии о чем они говорили?
— О деньгах. Об этом разговаривал мой старик. А моя старуха некоторым образом слушала. Мой старик все время разговаривал о деньгах и бизнесе. Непрестанно повторял, что раскрутит дело и заработает кучу денег. Ничтожество.
— Отец когда-нибудь плохо обращался с матерью?
— Бил и тому подобное?
— Все, что угодно.
— Нет. На самом деле он обращался с ней как с королевой. Именно это и сводило ее с ума. Он не давал ей шагу ступить. Как вульгарно! Все время заискивал перед ней. Понимаете?
— У нее были друзья, о которых не знал твой отец?
Она слегка нахмурилась, потом покачала головой.
— Мне никого не вспомнить.
— Встречалась с другими мужчинами?
— Мать? — удивленно переспросила Милли.
— Такое иногда случается.
— Только не с моей матерью. Никогда не поверю.
— Милли, попытайся вспомнить что-нибудь такое, что может помочь мне разыскать твою мать.
— Ничего не приходит в голову. Думаете, мне не хочется, чтобы она вернулась? Теперь ведь я готовлю еду, присматриваю за братом и сестрой, слежу за тем, чтобы вовремя приходила уборщица, и еще занимаюсь кучей других дел.
— А где твой брат и сестра?
— В клубе на побережье, счастливчики. А мне из-за вас приходится торчать дома.
— Из-за меня?
— Да, отец сказал, что я должна выполнять функции хозяйки. Пока не вернется мать. А мне так хочется пойти на скачки.
— Жизнь временами бывает очень тяжелой, — сказал я.
Она угрюмо надула губы. Мы помолчали с минуту.
— Скачки будут целую неделю. Все там. Ребята, приехавшие на лето, все остальные.
— И ты очень по ним скучаешь. Как скверно.
— Конечно. Все мои друзья там. Самое лучшее время за лето.
Такая молодая, а уже так сильно развито чувство печали.
Вернулся Шепард с картонной коробкой, наполненной счетами и письмами. Сверху лежала студийная фотография восемь с половиной на одиннадцать дюймов в позолоченной рамке.
— Вот, Спенсер. Все, что сумел найти.
— Сам просмотрел?
— Нет. Именно для этого я тебя и нанял. Я торговец, а не детектив. Уверен — каждый человек должен заниматься своим делом. Правильно, Милл?
Милли не ответила. Вероятно, думала о скачках.
— Каждому человеку необходимо во что-то верить, — сказал я. — Помнишь, где я остановился? Если возникнет нечто непредвиденное?
— "Дафнис", правильно? Послушай, скажи метрдотелю в «Ласт Хурра», что знаком со мной, он посадит тебя за отличный столик.
Я сказал, что так и сделаю. Шепард проводил меня до двери. Милли не тронулась.
— Не забудь, передай Полу, что ты от меня, и он обслужит тебя на высшем уровне.
Уезжая, я продолжал размышлять, какими же скачками занимается молодежь в клубе на побережье.
5
В ратуше я спросил, как можно проехать в полицейский участок. В канцелярии женщина за столом сообщила мне с английским акцентом, что полицейский участок находится на Элм-стрит рядом с Бернстейбл-роуд, причем направила не в ту сторону. Но чего другого можно было ожидать от иностранки. Парень на заправке «Суноко» исправил ее ошибку, и я въехал на стоянку как раз напротив участка, когда еще не было и полудня.
Это было прямоугольное кирпичное здание с шатровой крышей и двумя маленькими треугольными слуховыми окнами на фасадном скате. На стоянке рядом с участком стояли четыре или пять патрульных машин. Они были темно-синими, с белыми крышами и белыми передними крыльями. На бортах имелась надпись: «Полиция Бернстейбла». Хайаннис был частью района Бернстейбл. Я об этом знал, но никак не мог понять, как определяются границы района, и ни разу за свою жизнь не встретил человека, знавшего об этом.
Я вошел в небольшую прихожую. Слева за низкими перилами сидел дежурный офицер, перед которым располагались коммутатор и радиооборудование. Справа стояла длинная неудобная скамья, на которой могли сидеть истцы, преступники, раскаивающиеся и ждать появления начальника участка. У всех полицейских участков есть свой начальник, и его всегда нужно ждать. По любому вопросу.
— Дик Слейд на месте? — спросил я дежурного.
— Начальник в данный момент занят. Чем могу помочь?
— Ничем, мне нужно поговорить с ним лично.
Я дал полицейскому свою карточку. Он посмотрел на нее без видимого волнения.
— Присаживайтесь, — сказал он, кивнув на скамейку. — Начальник примет вас, как только освободится.
Эту фразу они заучивают еще в полицейской академии. Я сел и принялся разглядывать цветные изображения диких птиц, висящие на ближней ко мне стене.
Меня уже начинало тошнить от их вида, когда примерно в час десять седой мужчина высунул из дверей голову и спросил:
— Спенсер?
— Да.
Он мотнул головой и сказал:
— Сюда.
Этому их тоже учат в полицейской академии. Я двинулся в соответствии с траекторией головы и оказался в прямоугольном обшарпанном кабинете. Одно из окон смотрело на стоянку патрульных машин, за которой виднелись чахлые заросли сирени. В кабинете стояли зеленый металлический шкаф для картотеки, серый металлический письменный стол, а возле него вращающийся стул. Стол был завален заявлениями, листовками и подобными бумагами. Надпись на одном углу стола гласила: «Капитан Слейд».
Слейд кивнул на серый металлический стул с прямой спинкой, стоявший с моей стороны стола:
— Садитесь.
Он ужасно соответствовал своему кабинету. Квадратный, подтянутый, седой. Коротко подстриженные кучерявые волосы, лицо — квадратное, как детский кубик, сильный загар, серо-синий налет густой, тщательно выбритой бороды. Он был небольшого роста, примерно пять футов восемь дюймов, но массивный, как защитник из команды захудалого колледжа. Такие мужчины начинают толстеть в сорок, но ему удалось избежать подобной участи.
— Что вам нужно? — спросил он.
— Харв Шепард нанял меня для поисков жены. Мне подумалось, что вы сможете указать мне нужное направление.
— Лицензия?
Я достал бумажник, из него запаянную в пластик фотокопию моей лицензии и положил перед ним на стол. Он был в форменной рубашке с короткими рукавами и сидел сейчас скрестив на груди руки. Он посмотрел на лицензию, не опуская руки, потом на меня, потом снова на лицензию.
— О'кей, — сказал он.
Я взял лицензию и вернул ее в бумажник.
— Есть разрешение на ношение оружия?
Я кивнул, достал разрешение из бумажника и положил перед ним на стол. Он обошелся с ним так же, как с лицензией.
— О'кей.
Я убрал разрешение, убрал бумажник и откинулся на спинку стула.
— Насколько я знаю, — сказал Слейд, — она убежала по собственной воле. Никакой грязной игры. Никаких доказательств, что она скрылась не одна. Доехала на автобусе до Нью-Бедфорда, больше нам ничего не удалось выяснить. Полицейские Нью-Бедфорда получили описание и все остальное, но у них есть более неотложные дела. По-моему, через неделю или две она молча притащит назад свою задницу.
— А ваше мнение о другом мужчине?
— Вероятно, ночь перед бегством она провела в мотеле «Силвер Сис» с каким-то парнем. Но на автобус садилась уже одна.
— Имя того парня?
— Мы не знаем. — Слейд раскачивался в кресле.
— И не сильно торопились узнать.
— Не сильно. Нет необходимости. Никакого преступления не совершено. Если я начну расследовать каждый случай внебрачных связей, придется все силы послать на патрулирование и раздачу презервативов. Какой-то бабенке начинает надоедать муж, она трахается на стороне, потом сбегает. Знаете, как часто такое случается?
Руки Слейда все еще были сложены на груди.
— Знаю.
— У мужа есть деньги, он нанимает кого-нибудь вроде тебя для поисков жены. Нанятый парень много бегает, сует свой нос во все дыры, представляет огромный счет из мотеля, а потом жена возвращается сама, потому что не знает, что ей делать. Ты проводишь неделю на полуострове Кейп, получаешь приятный загар, у мужа удерживают из налогов определенную сумму, бабенка продолжает ходить налево и спать с местными мужиками.
— Часто даете советы по супружеской жизни?
— Нет, — он покачал головой. — Стараюсь ловить людей, совершивших преступления, и сажать их в тюрьму. Когда-нибудь был полицейским? Я имею в виду настоящим, а не частным, по лицензии.
— Работал в полиции штата. Графство Саффолк, служба окружного прокурора.
— Почему уволился?
— Захотелось делать больше, чем приходится делать вам.
— Благотворительность, — сказал он. Ему было противно.
— Знаете о ее постоянных приятелях? — спросил я.
Он пожал плечами:
— Я знаю, что она иногда спит на стороне. Но не знаю ни одного постоянного дружка.
— Она давно этим занимается или начала совсем недавно?
— Не знаю.
Я покачал головой. В ответ на это Слейд сказал:
— Спенсер, хочешь взглянуть на мой распорядок дня? Знаешь, с каким штатом мне приходится работать? Знаешь, во что превращаются выходные, когда погода хорошая и все семейство Кеннеди отправляется в воскресенье на мессу?
— Не посоветуете, с кем можно переговорить в этом городе, чтобы машина заработала и колеса закрутились?
— Сходи в «Силвер Сис», поговори с барменом Руди. Скажи, что я прислал тебя. Он на все обращает внимание, а в «Силвер Сис» иногда происходят очень интересные вещи. Пам Шепард временами торчала там.
— Спасибо, капитан. — Я встал.
— Если будут вопросы, на которые я смогу ответить, дай знать.
— Мне не хотелось бы отрывать вас от работы.
— Не пытайся выглядеть умником, Спенсер. Я сделаю все, что смогу. Но у меня слишком много дел, а дело Пам Шепард всего лишь одно из них. Понадобится помощь, позвони. Если смогу, помогу.
— Да, — кивнул я. — О'кей.
Мы пожали друг другу руки, и я вышел.
Было уже два пятнадцать, когда я въехал на стоянку перед входом в мотель «Силвер Сис». Меня мучили голод и жажда. В процессе борьбы с ними я смогу поговорить с Руди и начать выписывать обещанный крупный счет за еду. Вероятно, Слейд был прав, но я постараюсь отработать деньги Шепарда прежде, чем объявится его жена. Если она, конечно, объявится.
В дневное время в любом баре на полуострове Кейп есть что-то особенное. Яркость окруженного океаном открытого пространства контрастирует с кондиционированным полумраком помещений. Быть может, оттого здесь и больше посетителей, правда они скорее отдыхающие, чем безработные. Как бы там ни было, мотель «Силвер Сис» не являлся исключением и поэтому понравился мне.
Мотель был двухэтажный, отштукатуренный, с террасами на обоих этажах по фасаду. Он был втиснут по морской стороне Мейн-стрит между оружейным магазином и магазином, торгующим пепельницами из морских раковин и синими вымпелами с надписью: «Кейп-Код». Бар располагался справа, в конце обеденного зала. Большинство людей обедало, некоторые просто выпивали. Выглядели посетители как учащиеся колледжей: одетые сплошь в обрезанные джинсы и футболки, сандалии и короткие майки. Зал был украшен топляком и рыболовными сетями. На одной стене скрещены два весла, над зеркалом в баре — гарпун, скорее всего изготовленный в Гонконге. Бармен оказался пузатым мужчиной средних лет. Его прямые черные волосы, кое-где подернутые сединой, свисали на плечи. Он был в белой сорочке с черной бабочкой, как профессиональный игрок на речном судне. Манжеты аккуратно закатаны на два оборота. Руки толстые, с длинными тонкими пальцами, ногти на которых казались наманикюренными.
— Разливное пиво? — с надеждой спросил я.
— "Шлитц", — ответил он. У бармена были приплюснутый нос и кожа цвета темной меди. Индеец? Возможно.
— Одно, — сказал я.
Он налил пиво в высокий прямой стакан. Очень хорошо. Никаких глиняных кружек, бокалов, фужеров в форме тюльпана. Обычный высокий стакан, как и было задумано богом хмеля. Он подложил бумажную розетку и поставил на нее стакан, сунул чек в кассовый аппарат, зарегистрировал продажу и опустил чек рядом со мной на стойку.
— Что можете предложить на обед? — спросил я.
Он достал из-под стойки меню и положил передо мной. Я потягивал пиво и изучал меню. Я оттачивал искусство потягивания. Сьюзен Силверман последнее время стала делать мне замечания за стремление опорожнить стакан в два глотка и сразу же заказать следующий. В меню значились морские языки на хрустящей булочке. Сердце мое забилось быстрее. Я забыл вкус языков с той поры, как последний раз бывал тут. Заказал два. И еще пива. Глоток. Глоток.
Музыкальный автомат играл что-то из Элтона Джона. Слава Богу, не слишком громко. Здесь, вероятно, никто и не слышал о Джонни Хартмане. Руди подал бутерброды и взглянул на мой полупустой стакан. Я прикончил его чисто из вежливости, в противном случае ему пришлось бы ждать, пока я допью свое пиво, и он вновь наполнил его.
— Когда-нибудь слышал о Джонни Хартмане? — спросил я.
— Да, великий певец. Никогда не позволял себе скурвиться и петь подобное дерьмо. — Он кивнул на музыкальный автомат.
— Ты Руди? — спросил я.
— Да.
— Дик Слейд посоветовал мне поговорить с тобой. — Я дал ему свою карточку. — Ищу женщину по имени Пам Шепард.
— Я слышал, что она уехала.
— А не знаешь куда?
Я откусил солидную часть бутерброда с языком. Превосходно. Язык был разрезан и обжарен, и в каждый бутерброд кто-то положил по колечку зеленого перца.
— Откуда мне знать?
— Ты знаешь Джонни Хартмана и добавляешь зеленый перец в бутерброды с морским языком.
— Что ж, я не знаю, куда она отправилась, а бутерброды готовит повар. Мне самому не нравится, когда в них есть зеленый перец.
— О'кей, значит, у тебя хороший вкус в музыке и плохой — в еде. Миссис Шепард часто сюда заходила?
— Да, в последнее время стала завсегдатаем.
— С кем-нибудь?
— С кем угодно.
— А особенно?
— В основном с молодыми ребятами. При тусклом свете и ты бы сгодился.
— Почему?
— Слишком старый, но хорошо сложен.
Она увлекалась спортсменами и просто здоровыми мужиками.
— Она была здесь с кем-нибудь перед отъездом? Неделю назад, в понедельник.
Я принялся за второй бутерброд с языком.
— Я не слишком слежу. Но примерно в это время она была здесь с парнем по имени Эдди Тейлор. Говночистом.
— Они провели ночь в номере наверху?
— Не знаю. Я не занимаюсь размещением, мое место за стойкой. Думаю, все было именно так, судя по тому, как она на него лезла.
Посетитель заказал Руди еще один коктейль из виски и мятного ликера со льдом. Руди ступил за стойку, приготовил напиток, зарегистрировал продажу на кассовом аппарате и вернулся ко мне. Пока он отсутствовал, я прикончил второй бутерброд. Когда он вернулся, стакан был пуст, и он наполнил его, не спрашивая. Ну не мог же я просто так отказаться, верно? Три стакана за обедом в любом случае не вызывали опасений.
— А где я могу найти этого Эдди Тейлора? — спросил я.
— Он сейчас работает где-то в Котуите. Но обычно уходит с работы в четыре, а в четыре тридцать заскакивает сюда, чтобы промочить горло.
Я взглянул на часы за баром. Три тридцать пять. Можно подождать и попытаться потягивать пиво еще медленнее. Больше заняться все равно нечем.
— Подожду, — сказал я.
— Я не против, — пожал плечами Руди. — Хотя вот что. С этим Эдди нелегко поладить. Он крупный, сильный и считает себя крутым. И еще слишком молод, чтобы в этом разубедиться.
— Я сыщик из крупного города, Руди. Я ошеломлю его остроумием и утонченностью.
— Да, вероятно, ты сможешь это сделать. Но не говори, что я указал тебе на него. Мне не хочется уж слишком ошеломлять его лишний раз.
6
Было уже четыре двадцать, когда Руди вдруг сказал «Привет, Эдди!» — крупному светловолосому парню, который только что вошел в бар. Он был одет в рабочие ботинки, обрезанные джинсы «Ливайс» и синюю майку с красной окантовкой. Он явно занимался тяжелой атлетикой — ярко выраженные трицепсы, перекачанные грудные мышцы. К тому же он шествовал так, будто на груди у него сияла медаль, и мог бы произвести на меня лучшее впечатление, если бы не был опоясан двадцатифунтовой жировой складкой.
— Эй, Кемо Сабе, — поприветствовал он Руди. — Как делишки?
Руди кивнул и без указаний поставил перед Эдди порцию виски и стакан разливного пива. Эдди залпом проглотил виски и стал потягивать пиво.
— Грузи, не стесняйся, краснокожий, — сказал он. — Бледнолицый работал сегодня не покладая рук. — Он говорил громко, специально для собравшихся, предполагая, что его вымученный диалект индейца из «Одинокого объездчика» кому-то может показаться смешным. Развернулся на стуле, оперся локтями на барную стойку и обозрел помещение. — Руди, — спросил он, — какова сегодня ситуация с телками?
— Как всегда, Эдди. Обычно у тебя не было никаких затруднений.
Эдди уставился в другой конец комнаты на двух студенток, попивающих «Том Коллинз». Я поднялся, подошел к стойке и сел рядом с ним.
— Ты Эдди Тейлор?
— А кому это интересно? — спросил он, не отрывая глаз от девчонок.
— Новый товар выбираешь? — поинтересовался я.
— А ты кто такой, мать твою? — спросил он, повернувшись ко мне.
— Разыскиваю Пам Шепард. — Я достал из кармана куртки карточку и протянул ее ему.
— А куда она умоталась?
— Если бы знал, то отправился бы прямо туда. Может, ты мне поможешь?
— Отвали. — Он снова повернулся к девочкам.
— Насколько я знаю, ночь перед исчезновением она провела с тобой.
— Кто сказал?
— Я. Вот только что я и сказал.
— А если и так? Не я первый. Для тебя-то это что значит?
— Поэзия. Ты просто стихами говоришь.
— Я уже сказал, и отвали. Слышишь? Отвали, если не хочешь неприятностей.
— Она хороша в постели?
— Да, совсем неплоха. Тебе какое дело?
— Мне показалось, что ты достаточно опытен в этом деле, а я абсолютный новичок. Просто интересно.
— Да, я со многими трахался на Кейпе. Она была высший класс. У такой старой телки такое упругое тело. Понимаешь, парень, как ей хотелось? Я боялся, что придется пригвоздить ее тут же, у бара. Спроси Руди. Эй, Руди, скажи, та телка Шепард липла ко мне?
— Если тебе так кажется, Эдди. — Руди чистил ноготь крышкой спичечного коробка. — Никогда не замечаю, чем занимаются клиенты.
— Значит, ты провел с ней ночь? — спросил я.
— Да. Черт, если бы я медлил, она спустила бы с меня штаны прямо здесь, в баре.
— Ты уже говорил это.
— Да, именно так, парень, придется тебе поверить.
Эдди залпом выпил еще порцию виски и наслаждался пивом, которое Руди подал без малейшего напоминания.
— Ты был знаком с ней, прежде чем подцепить?
— Эй, она это затеяла, а не я. Я сидел, смотрел на полянку, она подошла, села рядом и заговорила.
— Хорошо, ты был знаком с ней, прежде чем она тебя подцепила?
Эдди пожал плечами и указал Руди на свою пустую стопку.
— Видел иногда. Знаком не был, но знал, что она сшивается здесь, что легко доступна, если хочется. — Эдди выпил виски, как только Руди налил, а когда поставил стопку на стойку, Руди мгновенно наполнил ее снова.
— Давно она на сцене? — спросил я. Теперь мы с Эдди действительно разговорились, как два старых приятеля, болтающие о том о сем. Эдди допил пиво, громко рыгнул и громко рассмеялся. Наверное, мне уже не удастся ошеломить его своей утонченностью.
— На сцену? А, понял, ты имеешь в виду это дело... Нет, не так давно. Я не замечал ее и ничего не слышал о ней до Нового года. Кажется, сразу после Рождества знакомый парень трахнул ее. До этого ничего не слышал. — Голос его стал невнятным, звуки "с" — глухими.
— Ваше расставание было дружеским?
— Чево?
— Как прошло утро, когда вы проснулись и попрощались друг с другом?
— Ты слишком любопытный, — сказал он, отвернулся и уставился на студенток.
— Люди уже говорили мне об этом.
— А теперь говорю я.
— Теперь ты, и самым чудесным образом.
Эдди обратил свой взор на меня:
— Ты что, слишком умный?
— Люди говорили мне и это.
— Мне не нравятся умные, — прищурился он.
— Мне почему-то так и показалось, — расстроился я.
— В таком случае уматывай или получишь пня под зад.
— Мне почему-то показалось, что ты скажешь именно это.
— Если хочешь неприятностей, парень, я могу их тебе устроить.
— Неприятностей у меня более чем достаточно. Мне нужна только информация. В каком настроении была Пам Шепард утром, после того как вечером липла к тебе?
Эдди слез со стула и встал передо мной:
— Говорю тебе в последний раз. Отвали, или будет очень больно.
Руди двинулся в сторону телефона. Я проверил наличие свободного пространства перед стойкой. Где-то около десяти футов. Достаточно.
— Все нормально, — кивнул я Руди. — Никто не пострадает. Просто хочу показать ему кое-что.
Я встал.
— Толстячок, — сказал я Эдди, — если ты меня вынудишь, я могу отправить тебя в больницу, и именно так поступлю. Но, вероятно, ты не веришь мне, ждешь доказательств. Давай. Первый удар за тобой.
И он исполнил его, правой рукой. Кулак просвистел мимо моей головы, когда я увернулся. Затем последовал удар левой, пролетевший мимо на том же расстоянии, когда я увернулся в другую сторону.
— Если будешь так себя вести, — сказал я, — не протянешь и двух минут.
Он бросился на меня, я крутанулся вокруг него.
— В то же время, — продолжал я, — при желании я мог бы ударить тебя сюда. — Я три раза очень быстро похлопал его по правой щеке. Он снова размахнулся, я пошел на сближение и принял удар в левое предплечье. Второй удар отразил правым. — Иди сюда. — И похлопал его обеими ладонями по щекам. Так хлопает внука бабушка. Отступил назад. Он уже тяжело задышал. — Ты в поганой форме, парень. Через минуту не сможешь поднять руки.
— Отступи, Эдди, — сказал из-за стойки Руди. — Этот парень — профессионал. Бога ради, он убьет тебя, если будешь продолжать толкаться.
— Сейчас я уделаю этого сукиного сына, — сказал Эдди и попытался схватить меня.
Я сделал шаг вправо и провел левый крюк ему по желудку. Сильный. Он выпустил из себя воздух с натужным хрипом и вдруг сел на задницу. Лицо стало бледным как мел; он издавал какой-то свист, пытаясь хватать ртом воздух.
— Ну, иди сюда, — сказал я.
Эдди частично восстановил дыхание и поднялся на ноги. Не глядя ни на кого, на ватных ногах устремился в туалет.
— У тебя совсем неплохой удар, — похвалил меня Руди.
— Все потому, что я чист сердцем, — сказал я.
— Надеюсь, он не изгадит там весь пол.
Посетители, замолкшие, когда началось представление, вернулись к своим разговорам. Студентки, не допив, встали и ушли. Страхи их матерей подтвердились. Вернулся из туалета Эдди, его лицо было бледным и мокрым, он, видимо, смочил его водой.
— Выпивка достанет тебя, — сказал я. — Станешь совсем неуклюжим, а брюхо лопнет.
— Я знаю ребят, которые могут тебя уделать, — сказал Эдди. В его голосе не было задора, и на меня он предпочитал не смотреть.
— Я тоже знаю. И знаю ребят, которые могут уделать их. В конечном счете все это бессмысленно. Ты всего лишь встрял в дело, в котором я разбираюсь лучше.
Эдди кивнул.
— Расскажи, как вы расстались утром, — попросил я. Мы снова сидели за стойкой.
— А если не расскажу? — Эдди уставился в стойку между руками.
— Значит, не расскажешь. Я не собираюсь постоянно бить тебя по животу.
— Мы проснулись, и мне захотелось еще раз, понимаешь, своего рода последний штрих, а она не позволила даже прикоснуться к себе. Назвала меня свиньей. Сказала, если прикоснусь, убьет меня. Заявила, что ее тошнит от меня. Раньше она таких вещей не говорила. Трахались напропалую полночи, а утром называет меня свиньей. Мне таких заморочек не надо, понимаешь? Я отлупил ее и ушел. Когда уходил, она валялась на спине и орала благим матом. Уставилась в потолок и рыдала в голос. — Он потряс головой. — Сука! Всего пять часов назад она трахалась со мной напропалую.
— Спасибо, Эдди, — сказал я. Достал из бумажника двадцатидолларовую банкноту и положил ее на стойку. — Возьми и за него, Руди, сдачу оставь себе.
Когда я уходил, Эдди все еще сидел, тупо уставившись на стойку бара между своих рук.
7
Я поужинал тушеной бараниной и бутылкой бургундского, а потом направился в свой номер, чтобы начать просмотр счетов и писем, которые мне передал Шепард. Сначала я просмотрел личную переписку и нашел ее скудной и неинтересной. Я давно пришел к выводу, что большинство людей сразу же выбрасывают личные письма, которые могут пролить свет хоть на что-либо. Потом собрал вместе все телефонные счета, переписал номера и разложил их по частоте звонков. Затем, как настоящий сыщик, сидящий в одних шортах на кровати в мотеле и тасующий номера и названия, перераспределил их в зависимости от адреса. За последний месяц было три звонка из Нью-Бедфорда, прочие — местные. Я изучил корешки счетов с заправочных станций. За месяц она дважды покупала бензин в Нью-Бедфорде, хотя обычно заправлялась рядом с домом. Я рассортировал корешки выплат по кредитной карточке. Было три счета из ресторана в Нью-Бедфорде, более чем на тридцать долларов. Все остальные счета из местных заведений. Уже наступила полночь, когда я наконец перебрал все бумаги, пометил для себя номер телефона в Нью-Бедфорде, названия заправочной станции и ресторана, потом запихал бумаги в коробку, поставил коробку в шкаф и лег в постель. Большую часть ночи мне снились телефонные счета и корешки кредитных карточек, а проснулся я утром, чувствуя себя бухгалтерской крысой.
Заказал в номер кофе и горячую сдобу, а в девять ноль пять позвонил на телефонную станцию в Нью-Бедфорде. Трубку сняла служащая.
— Привет, — сказал я. — Эд Макинтайр из телефонной станции Блек-Бей в Бостоне. Мне нужен абонент номера три — три — четыре — три — шесть — восемь — восемь...
— Да, мистер Макинтайр, прошу подождать... этот номер принадлежит Роуз Александер, Сентер-стрит, три, в Нью-Бедфорде.
Я выдал ей комплимент за скорость, с которой она нашла нужного мне абонента, намекнул, что замолвлю словечко районному управляющему, попрощался с приятными, намекающими на улыбку полутонами в голосе. Безукоризненное исполнение.
Принял душ, побрился, оделся. Шесть часов кропотливой бумажной работы позволяли сделать вывод, о котором полицейские Хайанниса начали догадываться еще на автобусной остановке. Она была в Нью-Бедфорде. В отличие от них у меня был адрес, — может, не ее, но кого-то, кто наверняка с ней знаком. Очень выгодно иметь дело с местным сыщиком. Персонифицированное обслуживание.
До Нью-Бедфорда было около сорока пяти миль по шоссе №6, дорога бежала мимо крохотных городков типа Уорхема и Онсета, Мариона и Маттапойсетта.