Глава 15

Филаделфия изучала меню ресторана отеля «Грэнд-юни-он». Известный как самый большой ресторан в мире, он вмещал сразу тысячу двести обедающих и обслуживался двумя с половиной сотнями официантов-негров. В меню было двенадцать названий блюд, включая «консоме саго суп», отварного лосося, говядину «а ла Мод», телячьи мозги, лобстеры под майонезом, ветчину, разнообразные блюда из овощей, а также фруктовые пирожные, свежие фрукты, ванильное мороженое и орехи. Эта королевская еда была сервирована на белоснежной скатерти с блестящими серебряными приборами и хрустальными бокалами. Все вокруг производило потрясающее впечатление И однако Филаделфия не могла думать о еде, или наслаждаться окружающей обстановкой, или просто сидеть и читать меню, так как Эдуардо пристально глядел на нее.

Когда она вернулась в номер после своего неудачного похода на воды в компании матери и дочери Бичем, то нашла там записку от Эдуардо, предлагавшего ей встретиться в ресторане в час дня. Филаделфия оделась с особой тщательностью в платье из индийского батиста со стоячим воротником и в соломенную шляпку, но Эдуардо посмотрел на нее с таким равнодушием, что она сразу пожалела о потраченном на наряд времени. Он все еще был зол на нее из-за вчерашнего, да и она чувствовала свою вину, и ей все время казалось, что она видит отпечаток своей руки у него на щеке.

— Ты что-нибудь выбрала? — спросил Эдуардо, наблюдая, как она внимательно изучает меню.

— Я уже говорила тебе, что не голодна, — ответила Филаделфия.

Он тихо выругался и выхватил меню из ее рук:

— Тогда я закажу для нас обоих. А ты хотя бы постарайся выглядеть довольной. Как-никак мы молодожены, и у нас медовый месяц.

Все еще находясь под впечатлением от своей встречи с Тайроном несколько часов назад, Филаделфия с ехидством посмотрела на него:

— Мы все еще играем в наши игры? Мне кажется, что пора прекратить их.

— Что с тобой случилось, черт побери? Это из-за вчерашнего? Я же извинился. Что еще ты хочешь от меня?

Она осторожно заглянула в его полные гнева черные глаза:

— Я хочу знать правду. Кто ты на самом деле?

— Это что, новая игра, menina? — спросил он, изумленно выгнув брови. — В таком случае она мне не нравится.

Филаделфия решила изменить тактику, досадуя на то, что инсинуации Тайрона пробудили ее любопытство.

— Я хочу уехать в Новый Орлеан. Не мог бы ты отвезти меня туда?

— Нет, — ответил он не моргнув глазом.

— Тогда я уеду без тебя.

— Ты уже говорила это вчера вечером. Это настоящее сумасшествие. Ты только навредишь сама себе.

— Почему ты так сильно возражаешь против того, чтобы я восстановила доброе имя моего отца? Я почти уверена, что ты боишься, как бы я не обнаружила нечто ужасное.

Эдуардо медленно поднял голову и впился в нее взглядом, усилием воли заставляя ее смотреть ему в глаза.

— Ты ведешь себя как избалованный ребенок, menina. Ты во что бы то ни стало должна настоять на своем. Если у тебя это не получается, ты устраиваешь скандал. По натуре я нетерпеливый человек, однако потратил месяцы моей жизни, стараясь убедить тебя не ворошить прошлое. Ты любила своего отца, но его уже не вернешь. Тебе бы лучше подумать о будущем, но ты уперлась и твердишь о своем.

Филаделфия скептически хмыкнула. В его словах было что-то важное, но она пропустила это мимо ушей.

— Что тебе нужно от меня? — спросила она тихо.

— Неужели это чета Милаззо? Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

Филаделфия подняла голову и встретилась со взглядом прозрачных глаз Тайрона. Он незаметно подошел сзади. Разозлившись на его внезапное вторжение, Филаделфия даже не успела испугаться.

— Убирайтесь! — прошептала она.

— Твоя подружка, кажется, не очень жалует меня, Эдуардо, — сказал Тайрон. Его нью-орлеанский говор был заметнее, чем обычно. Эдуардо бросил на него предупреждающий взгляд. — Да-да, совсем забыл: вы Витторио и его жена, — произнес он с усмешкой и, взяв свободный стул, сел на него. — Как тебе нравится супружеская жизнь?

Эдуардо пожал плечами, тоже чувствуя раздражение от появления Тайрона, но благодарный ему за то, что он открыто признал их.

— Я вполне доволен. Тебе лучше спросить жену, если ты хочешь знать ее мнение.

Тайрон посмотрел на Филаделфию.

— Мы с ней уже разговаривали, — ответил он и, поймав удивленный взгляд Эдуардо, спросил: — Разве она не говорила тебе об этом?

— Нет, — ответил, нахмурившись, Эдуардо. Фактически они обменялись всего несколькими незначительными фразами, с тех пор как расстались в три часа утра.

— Мы встретились в павильоне «Конгресс-Спринг» сегодня утром, — сказала Филаделфия, окинув Тайрона враждебным взглядом.

— Я не знал, что ты стала принимать воду.

Эдуардо наблюдал, как предательский румянец выступил на щеках Филаделфии, и понял, что встреча с Тайроном была не из приятных, но она не доверилась ему, поэтому его сочувствие к ней омрачилось этим фактом.

— Меня пригласили Бичемы, — смущенно ответила Филаделфия, желая провалиться сквозь землю от стыда.

— Похоже, что вы многого друг о друге не знаете, — заметил Тайрон, окидывая супругов взглядом своих прозрачных глаз. — И однако у вас много общего. К примеру, знаете ли вы, синьора, что ваш муж и я многие годы разыскиваем человека по имени Макклауд?

— Он… Что? — Вздрогнув, Филаделфия посмотрела на Эдуардо, но он даже не удостоил ее взглядом. Он глядел на Тайрона.

— Прекрати.

— Тогда ты сам расскажи ей, — ответил Тайрон, не в силах скрыть своего ликования.

— Да, расскажи мне. — Филаделфия протянула руку и дотронулась до рукава Эдуардо. — Что он хотел этим сказать?

— Ему хочется доставить тебе неприятности, и если ты сейчас же не закроешь свой хорошенький ротик, то ты их получишь.

— Не смей так со мной разговаривать. Ты относишься ко мне, словно я…

— Залежалый товар? — подсказал Тайрон с убийственной усмешкой. — Но мы говорили о Макклауде. Насколько я понимаю, вы тоже проявляете интерес к этому человеку.

— Да я…

— Не будь дурой! — прошипел Эдуардо. Он повернулся к Тайрону, и его глаза засверкали от гнева. — Ты зашел слишком далеко и толкаешь меня на крайние меры.

Тайрон кивнул, и его глаза блеснули из-под опущенных ресниц.

— К твоим услугам, дружище. Я человек сговорчивый. — Тайрон демонстративно повернулся к Филаделфии. — Я могу помочь вам найти Макклауда. Эдуардо сказал мне, что вы знаете, где он: в Новом Орлеане. Я даже могу отвезти вас туда, если пожелаете.

Эдуардо вскочил с места, чуть не опрокинув стул, и схватил Филаделфию за руку.

— Пойдем! Сейчас же!

Филаделфия попыталась вырваться. Выражение ее лица стало дерзким.

— Ты отвезешь меня в Новый Орлеан? — спросила она.

— Нет.

Она снова посмотрела на Тайрона и увидела, что он наслаждается поражением Эдуардо.

— Вы отвезете меня в Новый Орлеан? — осведомилась у него Филаделфия. — Поклянитесь.

Тайрон кивнул.

— К вечеру я буду готова.

Она почувствовала, как Эдуардо отпустил ее руку, но, взглянув на его лицо, была поражена. Она увидела непередаваемую смесь гнева, уязвленной гордости, сожаления, а самое главное — откровенный и пугающий страх. Филаделфия смотрела на него во все глаза, стараясь запомнить каждую черточку его лица, его гибкое сильное тело, гордую посадку головы. А затем он ушел, с холодным презрением бросив на ходу:

— Не все мужчины такие дураки, как я.

В этот миг Филаделфия поняла то, чего не понимала еще минуту назад: он простился с ней.

Она начала подниматься, но цепкие пальцы Тайрона вцепились ей в запястье.

— Оставьте. Мне приходилось и раньше видеть его в таком настроении. Вы поступите правильно, если дадите ему возможность подумать.

Он был слегка удивлен, перехватив ее взгляд, полный ненависти, но быстро распознал, какая страстная натура скрывается под этой внешней благопристойностью. Откровенно говоря, чем больше он на нее смотрел, тем сильнее она заинтриговывала его, и он стал лучше понимать, почему Таварес так привязался к ней. Она вцепилась в бразильца мертвой хваткой. Ему повезло, что она, будучи слишком наивной, не понимает, какими чарами обладает.

Он медленно разжал свои пальцы и начал поглаживать тыльную сторону ее ладони.

— Я действительно могу сопровождать вас в Новый Орлеан, — сказал он, — и готов предложить вам все то, что предлагал Таварес.

Отдернув руку, Филаделфия положила ее на колени.

— Я сама могу оплатить дорогу. Мне нужна только ваша защита, мистер Тайрон.

— Есть одна маленькая проблема. — Откинувшись на стуле, Тайрон улыбнулся. — Все выглядит так, словно вы нанимаете меня. Вы не поинтересовались, какую плату я назначу за это.

Филаделфия сразу сообразила, что он хочет от нее, и дерзко ответила:

— Вы разыскиваете Макклауда, однако вы не знали, что он живет в Новом Орлеане, пока Эдуардо не сказал вам об этом. Вам искать его бессмысленно, потому что он мог изменить фамилию, а вы не знаете, как он выглядит. Вы возьмете меня в Новый Орлеан, так как я знаю то, чего не знаете вы.

— И что же вы такое знаете?

— Я знаю, как выглядит Макклауд!

Ее слова так удивили Тайрона, что он позволил ей подняться и уйти без единого слова протеста с его стороны. Ошеломленный, Тайрон смотрел ей вслед, заметив при этом, как она, проходя через длинный зал ресторана, плавно покачивает бедрами, от чего он внезапно почувствовал сильное вожделение. Оценивая ее, он совершенно упустил из виду, что и она могла оценить его. Ему необходимо добиться лишь одного: во что бы то ни стало разлучить ее со своим другом. Она согласилась поехать с ним в Новый Орлеан. Эдуардо слышал, что это было ее собственное решение. Как только он соблазнит ее — а Эдуардо к тому времени поостынет, — то просто уверен, что его друг придет к пониманию того, что ему еще раньше было известно о женщинах: они обладают такой же верностью, как и уличные кошки, и не стоят того, чтобы мужчина открыл им свое сердце.

Откинув голову, Тайрон расхохотался так громко, что люди, сидевшие за соседними столиками, вздрогнули, а главный официант поспешил к его столу, чтобы устранить причину беспорядка.

Новый Орлеан, август 1875 года

— Allez-vous-en! Allez-vous-en!

Филаделфия моментально проснулась от крика; ее сердце бешено стучало в груди. Кто-то зовет ее? Может, это Эдуардо? Какое-то мгновение она не могла понять, где находится. Она лежала на кровати с пологом на четырех столбиках и накинутой на нее москитной сеткой, через которую ничего нельзя было рассмотреть. Постепенно память к ней вернулась, и уже привычное чувство сожаления охватило ее. Она была не в Саратоге или Бель-Монте с Эдуардо. Филаделфия находилась в Новом Орлеане вместе с Тайроном.

Они приехали в город накануне вечером, путешествуя всю последнюю неделю сначала поездом от Нью-Йорка до Сент-Луиса, а потом вниз по Миссисипи на колесном пароходе. Не спрашивая ее согласия, Тайрон привез Филаделфию прямо в свой дом. Слишком уставшая, чтобы возражать, она прошла в отведенную ей комнату и легла спать.

Прошло уже более недели с той ночи, когда Эдуардо, быстро уложив вещи, уехал из «Грэнд-юнион», не оставив даже записки. Рассерженная и обескураженная, она до полудня просидела в четырех стенах, пока Тайрон не пришел за ней. Он спокойно отнесся к известию об исчезновении Эдуардо, хотя недоумевал, куда мог уехать его партнер и каковы его планы на будущее.

— Allez-vous-en!

Вздрогнув, Филаделфия села в кровати, прислушалась и поняла, что пронзительный крик доносится с улицы. Она откинула сетку и оглядела комнату. Простота комнаты резко контрастировала с богатой обстановкой В утреннем свете стены были такими же безупречно белыми, как и белоснежное белье, на котором она спала. Крик повторился снова:

— Allez-vous-en! Chien mechant! Merde![1]

Что за странный французский? Кто кого должен прогнать? Спустив ноги с кровати, она быстро сунула их в атласные тапочки, накинула пеньюар поверх ночной рубашки из хлопка и заскользила к двери по полированному полу. Открыв высокую, до потолка, дверь, она вышла в галерею, и перед ней открылся совершенно незнакомый мир.

Внизу она увидела внутренний дворик с чугунным фонтаном посредине. Жаркие лучи утреннего солнца заливали его ярким светом. Даже в тени чувствовалось горячее влажное дыхание Миссисипи. По краям дворика росли тропические растения, отбрасывая тени на пол, выложенный мозаикой, и цепляясь за высокие кирпичные стены дворика Толстые виноградные лозы обвивали стволы цветущих деревьев. Другие растения гнулись под тяжестью алых и золотисто-желтых цветов. Папоротники широко распушили свои листья-и были похожи на раскрытые веера. Сквозь густой кустарник, виноградную лозу и листья она увидела в конце сада другие строения. До нее донесся гул голосов и безошибочный запах кухни, нарушавших красоту и сияние освещенного солнцем дворика.

— Allez-vous-en!

Вздрогнув от крика у нее за спиной, Филаделфия резко обернулась и, увидев причину своего испуга, громко рассмеялась.

Из клетки, висевшей в одном из углов галереи, на нее смотрел большой зелено-желтый попугай. Она направилась к нему, и он, склонив голову, с подозрением уставился на нее одним блестящим глазом.

— Grosse bete, va-t’en! (Убирайся, животное! (фр.) ) — закричал он. Филаделфия улыбнулась и, приняв серьезный вид, спросила:

— Кого ты зовешь, дурачина, переросший воробей? — Подражая ему, она склонила голову набок и закрыла один глаз. — Я украшу свою чудесную соломенную шляпку перьями из твоего хвоста.

Попугай, казалось, понял ее угрозу, так как быстро переместился по жердочке на три ступеньки выше и издал истошный крик.

— От всего сердца приветствую вас в моем доме, мисс Хант. Надеюсь, вы хорошо спали.

Филаделфия снова вздрогнула и медленно повернулась. На другом конце галереи стоял Тайрон. Она посмотрела на дверь своей комнаты, потом перевела взгляд на двери за его спиной и определила, что их комнаты расположены далеко друг от друга. Интересно, как долго он стоял здесь незамеченным?

— Доброе утро, — сказала она как можно естественнее.

Он прислонился к перилам, зажав в левой руке сигарету. На нем были черные брюки, сапоги и рубашка с короткими рукавами. Когда он повернулся к ней лицом, то она увидела, что рубашка у него расстегнута.

Филаделфия открыто уставилась на его крепкую загорелую грудь, заросшую красновато-коричневыми волосами, и невольно сравнила их с черными шелковистыми волосами, росшими на груди Эдуардо.

Она опомнилась только тогда, когда он, положив руку на грудь, стал массировать ее, втирая в кожу мелкие капли пота, и в смущении опустила глаза.

Он издал странный звук — что-то среднее между хрюканьем и хмыканьем — и шагнул к ней.

— Вы постепенно привыкнете к нашей чуждой условностям жизни, мисс Хант. Новый Орлеан — древний город. — Он приближался к ней, и его голос становился все громче, заглушая звук шагов. — Здесь происходят такие вещи, которые остальной стране и не снились. Здесь вы можете получить наслаждение во всех его видах.

Тайрон остановился перед ней с зажатой между большим и указательным пальцами сигаретой. Протянув к ней руку, он свободными от сигареты пальцами приподнял ее подбородок.

— Мы верим как в праведников, так и в грешников. — Филаделфия отпрянула от него и постаралась придать своему лицу холодное выражение.

— Что касается меня, то я предпочитаю праведников, мистер Тайрон. А сейчас прошу извинить меня.

Он уперся рукой в стену, преграждая ей дорогу.

— Не бойтесь меня, — сказал он.

— Для этого нужны другие условия.

Взгляд Тайрона устремился к вырезу ее пеньюара, где четко обозначились очертания грудей.

— Вы сами их создаете, — последовал ответ. Филаделфия плотнее запахнула пеньюар и попыталась отстранить его; ее сердце бешено колотилось.

— Когда мы уезжали из Саратоги, вы обещали мне держаться на расстоянии. Я вам поверила. Если сейчас что-то изменилось, то я немедленно уезжаю.

Тайрон не отрывал взгляда от ее груди, с удивлением отметив, как затвердели ее соски. Возможно, это произошло от страха, но, возможно, и по другой причине. Он затушил сигарету о перила.

Филаделфия совершенно не ожидала, что он схватит ее. Всю оставшуюся жизнь она будет недоумевать, почему тогда не закричала. Она уговаривала себя, что это глупо, стыдно и в этом нет нужды. Но когда его руки крепко схватили ее за плечи и прижали к оштукатуренной стене, она даже не сопротивлялась.

— Querida (Возлюбленная, желанная, любовница (исп.).), — гортанно прошептал он, нежно погладив ее по голове. Но в его глазах не было нежности, а только одна неприкрытая страсть. Эти блестящие прозрачные глаза дикаря требовали, чтобы она отдалась ему.

Его палец пробежал по ее щеке до уголка рта, где начала подергиваться мышца.

— Кожа нежная, — сказал он, наблюдая, как вспыхнули ее щеки. Как давно он не видел женщин, щеки которых розовели от страсти. Проститутки и замужние женщины притворялись, но редко краснели. Его рука спустилась к ее талии, затем он погладил ее бедра и крепко прижал к своей восставшей плоти.

— Нет! Не смей! — Она начала вырываться, но он положил ей руку на горло и слегка сдавил его.

— Я хочу только поцелуя. Только поцелуя. — Слишком напуганная, чтобы сопротивляться, Филаделфия замерла, когда он наклонился к ней. Однако страх отступил, едва он прижался губами к ее рту, и все ее тело охватила дрожь. Его губы, жесткие и требовательные, просили поцелуя, его горячее дыхание обжигало ей лицо.

Она сжала зубы, когда он попытался языком проникнуть к ней в рот. Крепко ухватив ее за подбородок, он запрокинул ей голову и впился зубами в нижнюю губу. Острая боль заставила ее открыть рот, чем и воспользовался Тайрон, засунув в него язык, в то же время не переставая крепко прижимать ее к своим чреслам.

Филаделфия обеими руками уперлась ему в грудь, требуя освобождения, но он, казалось, даже не замечал этого. Он приподнял ее, прислонил к стене и через ткань рубашки стал мять ее грудь. Нащупав сосок, он взял его в рот и принялся сосать, постанывая от наслаждения.