ГЛАВА ПЕРВАЯ

Ну наконец-то пятница!

Воздух потрескивал и искрил от выпущенной на волю энергии, когда толпа банковских и биржевых служащих, секретарш и клерков высыпала из офисов, расположенных в самом сердце делового района Манхэттена. Озорное летнее солнце забрасывало слепящими стрелами лучей глубокие каньоны нижнего Манхэттена, навевая мечты о долгих выходных днях, которые можно будет провести в ленивом безделье где-нибудь на берегу в Нью-Джерси, на Лонг-Айленде или в Коннектикуте.

Среди людской толпы, разморенной жарой, какая бывает в конце июня, явно выделялся один человек. Не только потому, что безукоризненно сшитый костюм подчеркивал его поджарую фигуру. И не из-за впечатления, производимого преждевременно поседевшими волосами цвета старинного серебра. Его выделяла некая аура властности. Все в нем говорило о том, что человек этот требователен, что ему трудно угодить и что есть лишь один способ вести с ним дела – так, как считает нужным он сам. Все знали, кто он таков. Его звали Ник Бауэр.

Как представитель финансовых интересов трех крупнейших корпораций города, Бауэр мог одним кивком открыть кредит на устройство нового парка, выпустить акции городского займа или обеспечить денежную поддержку любой политической кампании. То, чего он не мог добиться от своих союзников и противников личным обаянием и уговорами, он частенько выколачивал из них с помощью язвительного остроумия и непревзойденной логики. Многие искали благосклонности Ника Бауэра, но никто не мог сказать, что держит его в руках. В глаза его величали всемогущим гением, кудесником от юриспруденции. А заочно прозвали Айсбергом.

Двойная складка, прорезавшая его патрицианский лоб, указывала на настроение, в котором он пребывал именно в этот день. Одна морщина означала состояние глубокой задумчивости. Две – что одолевающие его мысли неприятны. Когда Ник Бауэр был чем-то недоволен, то обычно десятки людей по пути его следования начинали нервно грызть ногти.

Как только он подошел к краю тротуара, водитель «мерседеса» распахнул перед ним заднюю пассажирскую дверцу.

– Добрый вечер, мистер Бауэр.

– Здравствуйте, Джеймс. – Глубокие складки на лице Ника немного разгладились. Каким бы тяжелым ни оказывался прожитый день, при виде шофера ему неизменно становилось легче и мир начинал казаться несколько уютнее. – Что у нас на сегодняшний вечер?

– Коктейль для спонсоров этого нового вернисажа в «Гуггенхейме», – последовал быстрый ответ. – Ужин в «Таверне на лужайке» с миссис Ральстон. Потом вы приглашены на поздние возлияния с Эвансами в «Эссекс-хаус».

Ник погрузился в прохладный салон с обивкой из кремовой кожи и спросил:

– А кто они такие, черт возьми?

– Мемфисские Эвансы.

– Да, верно. – Терпеливо дождавшись, пока водитель усядется за руль, Ник нажал кнопку переговорного устройства. – Поедем помедленнее: хочу посидеть спокойно. Потом мне потребуются спецификации по проекту Диллинджера, для Эвансов. Вы случайно не храните под кепи нужного файла?

Улыбка водителя отразилась в зеркале заднего вида.

– Из разговора с миссис Роберте мне стало известно, что она собирается переслать их вам по факсу в машину, до того как вы уйдете с приема. Вас ждут охлажденный бананово-манговый чай и горячая салфетка в подогревателе.

– Вы, как всегда, на высоте, Джеймс.

Тихонько засмеявшись, Ник снял свои темные солнцезащитные очки, ставшие уже чем-то вроде его опознавательного знака, и протянул руку за ожидавшим его стаканом, наполненным жидкостью бледно-розового цвета.

Раньше он много лет пил что-нибудь крепкое, когда хотел снять напряжение после изнурительного рабочего дня перед столь же нелегким вечером. С поступлением к нему в штат нынешнего водителя вместо спиртного ему стал предлагаться стакан свежезаваренного фруктового чая каждый раз, когда он садился в лимузин. Потом он обнаружил, что если к лицу на несколько минут прикладывать горячую салфетку, то от этого чудесным образом улучшается самочувствие, хотя поначалу такое предложение ему резко не понравилось. Не менее эффективным оказался и портативный массажер для стоп, введенный в обиход позднее.

Отпив глоток освежающего чая, Ник зажмурился и накрыл лицо теплой душистой салфеткой. Для человека его положения минуты отдыха были большой редкостью, а забота водителя делала их драгоценными.

– Сэр? – окликнул его голос водителя по переговорному устройству.

– Ммм? – довольным мурлыканьем отозвался он из-под салфетки.

– Я просто хочу сказать, как мне приятно было у вас работать.

Ник нахмурился. Такие слова не годились для начала хорошего разговора. Он отлепил от лица уголок салфетки.

– Что это значит?

Улыбчивые карие глаза на мгновение встретились с глазами Ника в зеркале заднего вида.

– Я работаю сегодня последний день.

– Черт побери! Неужели? – Ник сдернул с лица салфетку и подался вперед на кожаном сиденье. Двойная горизонтальная складка на лбу стала еще глубже. Он только вчера заглядывал в свой календарь и знал, что у него в распоряжении есть две недели на то, чтобы выработать стратегию и сделать так, чтобы водитель остался. – Никто не сказал мне об этом ни слова.

– Мистер Бауэр, – послышался терпеливый ответ, – две недели назад вы сказали, что не возражаете, если я возьму отпуск.

Ник сдвинул брови.

– Разумеется. У нас с вами всегда была такая договоренность. Как только вы захотите взять отпуск, вы его получите. В январе вы уходили на целый месяц, чтобы подготовиться к экзамену в адвокатуру штата.

– Да, и благодаря вам меня приняли.

– Благодарить меня нет необходимости, – проворчал Ник. Он сам помог получить и то место, куда теперь уходит Джеймс. Но в феврале, когда он писал рекомендацию, уход водителя представлялся ему слишком отдаленной перспективой, чтобы волноваться по этому поводу. – Но отчего вдруг такое изменение в планах?

– Мистер Бауэр, человеку вашего положения, естественно, незачем входить во все детали кадровых вопросов. Но если я хочу взять отпуск перед тем, как приступить к работе на новом месте, мне надо делать это сейчас. Уход или отпуск – в данном случае разницы нет никакой.

Этот невозмутимый ответ сразу погасил гнев Ника. Он снова откинулся на спинку кожаного сиденья и стал играть кнопкой, опускающей и поднимающей стекло.

– Мне это не нравится. – Он понимал, что говорит капризным тоном малыша, у которого отняли игрушку, но именно так он себя и чувствовал. Подобно своенравному ребенку, он зациклился на мысли о том, что если чего-то не признавать, то оно и не случится. – Заменить вас будет невозможно.

– Сомневаюсь, сэр. Миссис Роберте уже рассмотрела две кандидатуры для замены. Бумажная работа сделана. Все в полном порядке. Вы вряд ли ощутите мой уход.

Ник улыбнулся, и некий намек на веселость – большая редкость для него – смягчил строгие линии классически вылепленного лица.

– Будет ли мой новый шофер таким же хорошеньким, как вы?

Их взгляды вновь встретились в зеркале, пока они ждали у светофора.

– Трудно сказать, сэр. Вы хотите взять на мое место тоже женщину?

– Нет. – Ник отвернулся. Женщина-шофер. Если бы она была только этим, и ничем больше, у него сейчас не было бы такого чувства, будто его бросают. Так не годится. Шесть лет он потратил на то, чтобы научиться жить с глубоко запрятанными чувствами. Почему же он раздраженно барабанит пальцами по деревянной подставке? Да потому, что не может представить себе, как обойдется без этой ускользающей от него женщины, сидящей на месте водителя. – Мне будет не хватать вас, Джеймс.

– А мне вас, сэр. Вы были хорошим работодателем.

– И только-то?

Он почувствовал, что она намеренно медлит с ответом, тормозя у привычного поворота, перед тем как бросить лимузин в невообразимый ад перекрываемого пробками уличного потока, текущего от центра к периферии. Он понимал, что она пытается подобрать подходящие слова. Джеймс не знала себе равных в искусстве уклонения от темы, обсуждение которой ее не устраивало.

Когда ее глаза снова взглянули на него из зеркала, тонко очерченные брови над ними были вопросительно приподняты.

– Простите, вы что-то сказали, мистер Бауэр? Ник натянуто засмеялся.

– Милая, осмотрительная Джеймс. Неужели вы до последней минуты будете настаивать, чтобы наши отношения оставались официальными?

Он увидел, как озорно прищурились ее глаза.

– Меня зовут Эва, сэр.

– Да, я знаю. – Как будто он нуждается в напоминании! Он снова надел очки, чтобы она не могла прочитать в его взгляде лишнее.

Вот уже несколько месяцев образ Эвы Джеймс составлял ему компанию бессонными ночами. Из недели в неделю он видел перед собой ее затылок в мягких медных завитках, выбивающихся из-под кепи, слушал ее хрипловатый, но ласкающий слух голос и грезил наяву. Он почти привык находить удовольствие в мыслях о том, что испытает, если коснется ее персиковой кожи, покроет поцелуями нежный изгиб шеи или коснется губами мочки уха. В этих упоительных эротических грезах он совершенно забывался и забывал о погрязшем в заботах окружающем мире.

И все же, если бы дело было лишь в сексуальном влечении, эта игра скоро ему надоела бы. Ник Бауэр соблюдал установленное для себя правило – не встречаться с работающими у него женщинами. По этой и другим причинам он не сделал ни единой попытки ухаживать за ней. Ну, если не считать того поцелуя в канун Нового года. Он тогда много выпил, а она вроде бы сочла, что этим все и объясняется. Но этим все не объяснялось. Тот поцелуй ни в коей мере не уменьшил влечения. Он хотел ее тогда, хочет и сейчас.

Нет, здесь нечто большее, чем сексуальное влечение, – томительное чувство, ставшее для него столь же естественным, как дыхание. Уже почти год, как это влечение между ними едва уловимо тлело, словно при реакции самовозгорания. Он знал это. Знала это и она. Его отрезвляла только ее сдержанность. Что-то интригующее скрывалось в Эве Джеймс, что-то завораживающее, как пламя. И все же он подозревал, что она уйдет из его жизни не оглянувшись, если ее не остановить.

– Вам и в самом деле будет не хватать меня, Эва?

– Конечно. – Она замолчала, чтобы резко посигналить рассыльному на велосипеде, который чуть не чиркнул им по крылу. – Копаться в бумагах в каком-нибудь пыльном офисе в Олбани будет не так приятно и интересно, как возить по городу одну из особо важных его персон.

Ник криво усмехнулся. Несмотря на весь энтузиазм, с которым была произнесена эта декларация, она с таким же успехом могла бы сравнить работу у него с посещением зубного врача.

– Я имею в виду себя, Эва. Вам будет не хватать именно меня?

– Конечно, мистер Бауэр. – Он уловил проблеск озорства в этих бархатистых, как анютины глазки, карих глазах, когда они на мгновение остановились на нем. – Всем известно, что половина незамужних женщин в городе влюблена в вас. Большинство из них мечтают выйти за вас замуж, остальные же просто хотят переспать с вами.

При этих словах чувственная улыбка слегка тронула уголки его красиво очерченного рта.

– А себя вы относите к какой половине? Он с чувством досады услышал, как она тихо засмеялась.

– Какое это имеет значение, если всех нас ждет разочарование?

Ник ничего не ответил. Она намекала, конечно, на его репутацию мужчины, который притягивает к себе женщин десятками, но спит чаще всего один. С другой стороны, сама она не скрывала, что предпочитает отношения, которые имели бы определенную перспективу. Уж если говорить начистоту, то всякий раз, когда женщина, с которой он встречался, начинала чирикать о гнездовании, он со всех ног бросался к ближайшему выходу. Но к тому у него были причины, и очень веские.

Шесть лет назад его жизнь рухнула, когда он чудом уцелел в авиакатастрофе, в которой погибли его жена и четырехлетний сынишка. Потрясение от этой трагедии привело к двоякому результату: он никогда больше не летал, а его с таким трудом приобретенный душевный покой основывался на сознательно культивируемой в себе бесстрастности. У него случались с женщинами романы, не переходившие в серьезные отношения. Эти романы были краткими, плотскими и по большому счету неглубокими, зато более безопасными, чем их альтернатива. Не затрагивая эмоций, они не обогащали его, но и боль причинить не могли.

Потом в его жизнь вошла Эва, привнеся с собой спокойную, непритворную теплоту. Долгие часы, проведенные в обществе друг друга во время поездок в Вашингтон, Бостон и Чикаго, укрепили их дружбу. Догадывалась Эва об этом или нет, но мало-помалу она проложила дорожку туда, где были спрятаны его чувства. Постепенно, и сам того не желая, он начал задавать себе вопрос о возможности полюбить снова.

Ник расслабленно откинулся на спинку сиденья и ощутил, как им овладевает инстинктивное желание переключиться на что-нибудь другое. Эти мысли опасны, очень опасны.

Рядом с ним на консоли ожил факс и спустя несколько секунд начал выплевывать нужные для встречи с Эвансами бумаги, как и предсказывала Эва.

Впереди, на водительском месте, Эва Джеймс пыталась сосредоточиться на дорожной обстановке, обычной для вечерних часов пик в пятницу, но ей это плохо удавалось, потому что все ее внимание было поглощено пассажиром, которого она везла.

Он закрылся щитом своих темных очков, и его лицо теперь казалось вырезанным из куска льда – таким оно было холодным и лишенным всякого выражения. Но она видела его глаза раньше и заметила в них оттенок усталости, от которой удлинялись резкие вертикальные впадины на щеках и временами казался жестким даже красиво очерченный рот.

Как часто ей хотелось разгладить эти морщины на его лице, проведя по ним кончиками пальцев, пригладить густые серебристые волосы на висках, смягчить и согреть поцелуями твердые губы!

Эва вздохнула и улыбнулась. Ее мысли были такими банальными, что ей стало неловко за себя. Наперекор рассудку, вопреки самым благим своим намерениям взяла вот и влюбилась в собственного босса.

Когда она впервые увидела Ника Бауэра, ей на ум сразу же пришла часто слышанная фраза, что таких мужчин просто не бывает. Он стоял спиной к окнам, и его силуэт вырисовывался на фоне неба над Манхэттеном. Когда он повернулся к ней, стекла его темных, наподобие авиаторских, очков сверкнули в солнечных лучах словно золотые. Из-за этих очков его лицо казалось жестким, непроницаемым. Потом он снял их и, здороваясь, протянул ей руку. От взгляда этих темных глаз цвета горького шоколада у нее чуть не подкосились ноги. Неудивительно, что он почти постоянно прикрывался очками. Неожиданно выразительные глаза выдавали в нем страстную, глубокую натуру, скрываемую за имиджем крутого дельца.

Она прекрасно понимала, что нельзя дать ему заметить ее реакцию. Работа была нужна ей больше, чем мужчина, да и с мистером Бауэром они определенно играли в разных лигах.

Сначала он был настроен резко против того, чтобы взять ее на шоферскую должность. Говорил, что держать возле себя на побегушках красивую женщину равносильно тому, чтобы во всеуслышание объявить себя камикадзе. Но она не могла позволить себе смириться с отказом и отстаивала свое дело, как опытный юрист, хотя была пока только аспиранткой. Почему, спрашивала она, это место должен получить мужчина – просто потому, что он мужчина, – когда она вполне способна справиться с работой, уже принята в штат и нуждается в этом заработке, пока готовится ко второй попытке сдать экзамен в адвокатуру штата Нью-Йорк? Он будет доволен, пусть только даст ей шанс доказать это. Он дал ей такой шанс.

Работая его шофером, она воочию узнала, что представляют собой женщины, играющие роль в его жизни. Это были супермодели, светские львицы, богатые наследницы и молодые бизнесменши, все с твердым желанием преуспеть и вкусить плоды успеха. Быть увиденной в обществе Ника Бауэра считалось бесспорным достижением. При его неуловимости затащить его в постель было равносильно выигрышу в сексуальной лотерее. Это знал он. Это знали они. А Эва смотрела и слушала, как он играет и выигрывает. И все же он редко пользовался теми предложениями, которые делались ему даже в открытую.

Сюрпризом для нее оказалось то, что он не во всем отвечал своему имиджу. Все думали, что Ник Бауэр имел абсолютно все, что хотел и когда хотел. Люди видели лишь наружную оболочку этого обаятельного и тонкого человека. Они не видели ни его одиночества, ни его печали. Только она ловила порой выражение грусти у него на лице, когда он сидел один в полумраке и тишине лимузина, огражденный на несколько минут от того шумного и бурного вихря, в котором жил. И ее сердце наполнялось острой жалостью к нему.

Рев полудюжины клаксонов, извещавший о перемене сигналов светофора, вернул ее к действительности. Она нажала на педаль газа, но сразу же ударила по тормозам, потому что какое-то такси, предупредительно сигналя, проскочило перед передним бампером, чтобы успеть протиснуться в узкую щель, остававшуюся между лимузином и идущей впереди машиной.

– Прошу прощения, сэр, – извинилась она за толчок, побеспокоивший ее пассажира. Возьми себя в руки! – приказала она себе. Не хватало еще, чтобы последним воспоминанием Ника Бауэра о ней стал счет за нанесенный ею ущерб.

– Найдите какую-нибудь тихую улицу и припаркуйтесь, Джеймс, – послышалось в ответ по переговорному устройству.

– Да, сэр. – Распоряжение удивило Эву, но переспрашивать она не стала.

После нескольких минут маневрирования ей удалось выбраться из главного потока движения и найти относительно свободную боковую улочку в Гринвич-Вилледже, где она смогла припарковаться во втором ряду. Оглянувшись через плечо, она спросила:

– Будут еще распоряжения, сэр? Он кивнул.

– Да. Подойдите ко мне.

Она подошла и открыла дверцу с его стороны, но он, не выходя, поманил ее пальцем.

– Садитесь сюда и закройте дверцу. Когда он помогал ей готовиться к экзамену, они нередко сиживали рядом на заднем сиденье и прорабатывали какую-нибудь тему. Но с тех пор прошло какое-то время, и сейчас, чувствуя некоторую неловкость, она села напротив.

– Что вы хотели, мистер Бауэр?

– Побыть минутку в вашем обществе.

Она вдруг почувствовала себя незащищенной под испытующим взглядом его темных глаз. Он открыл холодильник и достал бутылку шампанского, которую требовал постоянно держать охлажденной.

– Я подумал, что ваш последний день стоит отметить. – Его взгляд еще больше потеплел. – Мы ведь друзья, в конце концов, верно?

– Конечно, – бодро ответила Эва в надежде, что улыбка вышла не такой дурацкой, какой она ее ощущала. Просто смешно, что ее пульс перешел в галоп, а губы слегка дрожат.

Пока он откручивал проволоку на пробке, она попыталась вернуть себя в реальность. Не нужно истолковывать его поступок как личную заинтересованность. Это всего лишь любезность.

Она смотрела, как он наливает бледно-золотистую жидкость в один из высоких хрустальных бокалов, имевшихся в лимузине.

Поверхность вина вспенилась, а шипение лопающихся пузырьков создавало праздничное настроение. Покончив с этим делом, он взглянул на свои наручные часы, стоившие дороже, чем ее подержанная машина. Потом снова перевел взгляд на нее, и она сразу забыла о том, что намеревалась не дать ему по выражению глаз догадаться о ее истинных чувствах.

– У нас всего одна минута до того, как нужно будет ехать дальше, но мне необходимо вам кое-что сказать.

Он поднял оба бокала, передал один ей и затем коснулся его краем своего бокала.

– За будущее, Эва.

– Благодарю вас, сэр, – ответила она, вернувшись к той официальности в обращении, которую они всегда поддерживали между собой.

– Я не хочу потерять вас, Эва.

Она оторвала взгляд от бокала и взглянула ему в лицо. В его говорящих глазах отразилось что-то новое: это было больше, чем теплота, мягче, чем улыбка, и опаснее, чем просто расположение. В их таинственной, темной глубине она увидела воплощение своей самой сокровенной грезы – тлеющий огонь желания.

– Что мне сделать, чтобы вы остались? – спросил он своим проникновенным, неотразимым голосом.

Что-то заставило ее замешкаться с ответом, что-то такое, чему она затруднялась дать название. Это было то самое чувство самосохранения, которое заставляет человека не бросаться перебегать улицу сразу же, как только свет переменился на зеленый, – секундой позже его обдает ветром от пронесшейся мимо машины, выскочившей на красный свет. С ума сойти. Невозможно. Осталось всего несколько дней до ее отъезда. Однажды в прошлом она уже позволила чувствам запутать ее в любовной связи и потом расхлебывала все прелести неудачного брака. Человек имеет право лишь на одну большую романтическую ошибку. Но, боже мой, какой соблазн! Он – само искушение. Притягательная улыбка чуть трогала его красивый рот.

– Ну так как, Эва?

Она смущенно засмеялась и тут же закашлялась.

– Прошу вас, мистер Бауэр… давайте закруглим наши отношения в том дружеском ключе, в каком мы их поддерживали весь год.

Глубокая складка прорезала его лоб.

– Почему?

– Потому что другое просто немыслимо, – ответила она с абсолютной честностью. И добавила через один удар сердца: – Не так ли?

Его глаза удивленно прищурились.

– Вы уверены?

Эти слова он почти прорычал. Движением наносящей удар кобры он выбросил вперед руку и, притянув ее голову к себе, впился ей в губы.

Это был не самый романтический поцелуй в ее жизни, зато самый ошеломляющий. Ник буквально пожирал ее рот, кусал зубами нежные губы, добиваясь ответа так, словно от этого зависела сама его жизнь. Она не осмеливалась прикоснуться к нему, не в состоянии была ни оттолкнуть его, ни прижаться в ответ. Могла лишь ощущать силу его желания по тому, с каким жаром он целовал ее и как крепко его пальцы впивались ей в затылок. И этого было достаточно, и этого было совсем недостаточно. Он хотел ее. Она хотела его. Все совпадало.

– Сегодня вечером вы придете ко мне домой, – сказал он задыхающимся голосом и коротко засмеялся своей дерзости. – Мы выясним, что мыслимо и что немыслимо.

Она немного отстранилась от него.

– Мистер Бауэр…

– Ник, – поправил он и попытался снова поцеловать ее, но она резко отпрянула, потому что все происходило слишком быстро.

В тот же миг она поняла, что совершила ошибку. Свет в этих живущих интенсивной жизнью глазах сразу потух, а губы, которые лишь несколькими секундами раньше так убедительно объяснялись с ее губами, вытянулись в жесткую, гневную линию.

– Таков ваш ответ?

– Я… да. – Она не знала, зачем сказала это. Может, это произошло потому, что за ними наблюдали сидевшие на крыльце соседнего дома мужчина и женщина. Или оттого, что она знала его лучше, чем он сам знал себя. Она сомневалась не в его желании, а лишь в последствиях, которые наступят, как только желание пройдет. Не хотелось опять собирать черепки.

Она отодвинулась от него и покачала головой.

– Вам нужен новый шофер, а не новая партнерша для постели. – Ее слова прозвучали спокойно и невозмутимо, хотя на самом деле она с трудом удержалась, чтобы не потянуться к его губам.

Две параллельные линии прочертили его лоб.

– Понятно. Извините. – Его тон не был извиняющимся. В нем слышалось бешенство.

Ник передвинулся на свое обычное место, и она услышала, как он грубо выругался свистящим шепотом, когда плеснул шампанским на сиденье. Осушив одним большим глотком свой бокал, он снова посмотрел ей в лицо. И теперь взгляд его темных глаз был так же холоден, как нефтяное пятно на водной поверхности где-нибудь в Северной Атлантике.

– Не понимаю, что на меня нашло. – Он протянул руку, будто хотел снова прикоснуться к ней, но в последний момент передумал. – Простите меня, Эва.

– Ничего страшного не случилось. – Эва отдала ему свой нетронутый бокал. – Все равно мне нельзя пить. Я за рулем. – Прежде чем он успел остановить ее, она распахнула заднюю дверцу, вышла из машины и перешла на свое водительское место.

Всю остальную часть пути она ощущала его взгляд у себя на затылке. Этот взгляд прожигал насквозь, она чуть ли не удивилась, почему у нее не задымились волосы. Но он не произнес ни слова.

Когда они наконец остановились перед «Гуггенхеймом», царившее в машине молчание уже казалось не предвещающим ничего хорошего.

Эва протянула руку, чтобы выключить зажигание, и в этот момент Ник, пересев на сиденье позади нее, тронул ее за плечо. Она оглянулась и увидела его лицо всего в нескольких дюймах от своего. Взгляд его был серьезен, а застывшие черты лица, казалось, скрывали какое-то рвущееся наружу чувство.

– Послушайте, я должен перед вами извиниться. – Он говорил тихим, приглушенным голосом.

– В этом нет необходимости. – Она попыталась улыбнуться, но это ей не вполне удалось. Он был слишком близко, его теплое дыхание касалось щеки.

Ник всматривался в нее, ища какого-нибудь знака, который помог бы понять, что она чувствует, но не видел ничего, кроме настороженности.

– Ладно, хорошо.

Он передвинулся на свое обычное место. Они не совершили ошибки… так будет лучше. Но лучше, чем что? – безрадостно подумал он.

– Я вернусь ровно через двадцать минут, – коротко бросил он, когда она зашла с его стороны, чтобы открыть дверцу.

– Хорошо, мистер Бауэр, – сказала Эва, потупясь.

Ник вышел из машины и резким движением снял очки. В следующее мгновение она почувствовала, как он берет ее за подбородок и поднимает голову, чтобы заставить посмотреть ему в глаза. Его взгляд был темен, горяч и насыщен, словно крепкий черный кофе.

– Меня зовут Ник, Эва. Ник.

Он повернулся и зашагал прочь энергичной походкой человека, выглядевшего почти вдвое моложе своих сорока лет.

Эва глубоко вздохнула и расправила плечи. Хорошо бы посмотреть на все философски. Ей скоро предстоит сменить шоферское кепи на деловой костюм, а переднее сиденье лимузина – на офис с кондиционером в престижной юридической фирме. Она немало потрудилась ради этой возможности. Но до начала работы на новом месте она собиралась провести десять дней в Канкуне, где ее ожидают солнце, песок и экзотическая ночная жизнь. Это будет именно такая передышка, в какой она нуждается. Может быть, хоть тогда ее тело перестанет болеть оттого, что она постоянно находится так близко, но и так далеко от Ника Бауэра. Может быть, по ночам ей больше не будет видеться такое выражение его лица, какое появляется у него, когда он думает, что никто на него не смотрит. Но может быть и так, что в один прекрасный день она проснется и поймет, как глупо поступила, отказавшись от шанса побыть с ним в настоящей близости – пусть даже одну ночь.

– Что, босс сегодня малость не в духе? Эва улыбнулась человеку в форменной одежде, опиравшемуся на бампер лимузина, припаркованного впереди ее машины. Боб был одним из многих водителей, с которыми ей довелось познакомиться за последний год.

– Не больше обычного, – направляясь к нему, ответила она в тайной надежде, что это было сказано достаточно небрежным тоном.

Боб нахмурился, и его кепи съехало еще ниже на лоб.

– Никогда не слышал, чтобы мистер Бауэр круто обходился с работающими у него женщинами.

– А он и не обходится, – быстро сказала Эва, машинально выгораживая Ника, хотя тот, строго говоря, был не прав. Она с трудом выдавила из себя слабое подобие улыбки. – Я сама виновата.

Боб улыбнулся во весь рот.

– Нам будет тебя не хватать, малышка. – Он кивнул в сторону длинного ряда лимузинов, опоясавших весь квартал. – По красоте никто из всех этих парней тебе и в подметки не годится. Хотя, конечно, когда тебя не будет поблизости, у меня появится больше шансов выигрывать в покер. – Длинными и холодными зимними вечерами игра в карты на заднем сиденье одного из лимузинов помогала водителям коротать часы между поездками.

Они оба одновременно оглянулись, когда полицейский регулировщик остановился рядом с «мерседесом» Эвы и стал шуметь насчет несоблюдения правил парковки.

– Увидимся на той стороне, – сказала Эва, помахав рукой, и тронула машину с места, чтобы избежать штрафа.

Спустя ровно двадцать минут появился Ник и направился к ожидавшей его машине. Он был не один, а в сопровождении двух молодых женщин в костюмах для коктейлей, юбки которых едва доходили до середины бедра.

– Этих дам нужно подвезти, – объяснил Ник, когда Эва открыла дверцу. В его голосе ей послышалось раздражение.

– Пожалуйста, сэр. – Она не удивилась. За последние месяцы ей не раз приходилось подвозить оказавшихся в затруднительном положении женщин разного возраста. Иногда у них бывало реальное место назначения, а иногда и нет. Тем не менее она едва удержалась, чтобы не хлопнуть дверцей, когда был втянут внутрь последний дюйм длиннющей ноги.

Чего она, собственно, ожидала? Признания в вечной любви? Нет, так даже лучше. Но ее мысли были горьки, как перестоявшийся кофе, когда, усаживаясь за руль, она услышала откровенно игривый смех пассажирок, доносящийся с заднего сиденья;

На секунду ее глаза встретились в зеркале с глазами Ника. Его взгляд был так же скользок и обманчив, как лед. Не зря же его называют Айсбергом. С ним трудно иметь дело, и он настолько холоден, что кажется обжигающе горячим. Если бы она была чуточку менее осторожной, то непременно бы обожглась.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Он уволил всех троих? – Нет, разумеется, нет. – Даже по телефону миссис Роберте разговаривала тоном преданного служаки, которого ничто и никогда не может побудить высказаться критически в адрес босса. – Просто никто из них не отвечал его требованиям. Мы в отчаянии, мисс Джеймс. В конце недели мистер Бауэр должен быть в Северной Каролине на совещании, которое будет проводиться в Великих Дымных Горах.

– И вам хотелось бы, чтобы я отвезла его туда. – Эва встретилась взглядом со своей соседкой по комнате, Эйн, которая бессовестно подслушивала разговор. Эйн отрицательно замотала головой.

– Разумеется, вы получите щедрое вознаграждение.