— Как чудесно! Живой огонь! — воскликнула Джапоника и решительно направилась к камину, на ходу снимая шляпку.

— Рыжая! — услышала она возглас у себя за спиной.

— А у туземок рыжие волосы?

— У полукровок — да!

Джапоника сделала вид, что не слышит, и оглядываться не стала. Она остановилась у низкого столика с тем, чтобы положить на него шляпу, и, сбросив тяжелую афганскую дубленку, аккуратно повесила ее на спинку кушетки, стоявшей возле стола.

С наслаждением протянув руки к огню, Джапоника наконец почувствовала себя поувереннее. Тепло, почти как дома! Вот чего ей так давно не хватало!

Широко улыбаясь, она обернулась к хозяевам. Дочери лорда Эббота вошли следом за гостьей, но предпочли держаться на расстоянии.

— Нам пора познакомиться. Почему бы вам не рассказать мне о себе?

— Не вижу повода, — тут же ответила Гиацинта.

— Тогда я, пожалуй, дам вам повод, — весело сказала Джапоника, потирая покрытые цыпками руки. От резкого перепада температур кожа на руках потрескалась. Вообще-то она не собиралась начинать знакомство с выдвижения условий мирного сосуществования, но на войне как на войне. Девицы Шрусбери сами задали тон их отношениям. Быть может, они не знали, на каких условиях, согласно завещанию виконта, должны строиться их с мачехой отношения. Хотя рано или поздно этот вопрос пришлось бы поднять. Быть может, даже лучше, если все точки над i будут расставлены с самого начала.

— Я пообещала вашему отцу, что буду официально опекать каждую из вас, пока вы не выйдете замуж, или… — Джапоника с сомнением взглянула на Гиацинту, — я смогу устроить вас как-то по-другому.

— Вы хотите, чтобы мы поверили, будто отец по доброй воле сделал вас виконтессой? — Гиацинта смотрела на мачеху так, будто видела перед собой какое-то омерзительное чудовище. — Да у вас нет ни стиля, ни лоска. Ваше лицо, как и акцент, выдает в вас простолюдинку!

Словно по подсказке Лорел тут же схватилась за свою пышную грудь и театрально воскликнула:

— Бедный папочка! Бедный старый больной папочка! Как тебя обманули там, на чужбине!

Цинния сделал шаг навстречу незваной гостье:

— Признайтесь, вы заставили отца на вас жениться!

— Если, конечно, этот странный брак и в самом деле имел место, — подхватила Гиацинта.

От Джапоники не укрылось то, что две дочки, одна самая младшая, другая средняя, хоть и наблюдали с живым интересом за развитием событий, пока не предпринимали попыток атаковать. Быть может, они-то как раз и готовы внимательно ее выслушать.

— На самом деле предложение вашего отца стало для меня полной неожиданностью, и я совершенно не намеревалась его принимать.

— Вы лжете! Мы вам не верим! — Цинния раскраснелась от злости, отчего прыщи на ее лице стали еще заметнее. — С чего это папе было делать вам предложение?

— Я уверена, что вы отравили папочку! — с горящими глазами и вздымающейся грудью Лорел надвигалась на Джапонику. Лорел переигрывала, как всегда, но такова была ее натура. Еще один шаг, и она вцепится мачехе в волосы… Неожиданно она наступила на оторванный в пылу утренней схватки подол, и чуть было не упала. — Когда папа настолько ослаб, что уже не мог протестовать, вы заставили его подписать контракт! — все же выкрикнула она.

— Шлюха! — сквозь зубы процедила Цинния.

Наконец-то Джапоника увидела Гиацинту улыбающейся, хотя улыбка мало ее украсила: и без того тонкие губы вытянулись в нитку.

— Если вам хоть сколько-нибудь дорога память об отце, вы уедете немедленно! — Гиацинта бросила взгляд направо, затем налево и, кивнув, пригласила своих сестер последовать за ней. Девушки дружно вышли из гостиной.

— Ты молодец, — сказала себе Джапоника и посмотрела на собственные руки. Она сжала их так, что задубевшая от холода кожа кое-где потрескалась и выступила кровь. Стараясь не думать о боли, девушка подошла к креслу-качалке и со вздохом облегчения опустилась в него.

Выходило, что лорд Эббот со всеми шестью сыграл весьма злую шутку.

— И зачем он это сделал? — пробормотала Джапоника. Может, он думал, что она больше подходит на роль дуэньи для дочерей на выданье, чем на роль опекунши для малолетних детей? Но эти девицы оказались не только гораздо старше, чем он дал ей понять, они оказались еще и гораздо хуже воспитаны, чем можно было предположить!

Джапоника думала, что девочки из семей аристократии всегда хорошо и чисто одеты, причесаны, умыты. Но эти больше походили на отпрысков базарной тетки, выросших на рыночной площади и всю жизнь впитывавших в себя базарную брань! Только старшая, судя по всему, умывалась утром. А что до их волос… Нет, лучше не думать о них сейчас, не то снова затошнит. Едва ли удастся выдать хоть одну из них замуж!

— Черт, — прошептала Джапоника. Три вполне зрелые падчерицы и еще две, которые вот-вот войдут в возраст. Что же с ними делать? Она думала… Впрочем, это уже не имеет значения. Будь они младенцами или невестами, ее это больше не должно волновать.

— Мисс… Миледи?

Худая женщина средних лет в фартуке и коричневом рабочем платье стояла в дверях, нервно потирая руки.

— Я не хотела побеспокоить вас, миледи. — Служанка присела в реверансе. — Я — мисс Дороти Уиллоу, гувернантка сестер Шрусбери.

— Добрый день, мисс Уиллоу.

«Бедняжка, — подумала Джапоника, — она больше похожа на тень от тростинки, чем на живого человека. Сколько же ей, должно быть, приходится терпеть от несносных „деток“».

— Что я могу для вас сделать? Гувернантка опустила глаза.

— Я бы хотела попросить увольнения.

— Вы желаете уволиться? Но вы не можете сделать это сейчас. Мне нужны союзники. Без вас мне не привести дом и домочадцев в надлежащий порядок. Скажите, что вы остаетесь!

Гувернантка сгорбилась и пролепетала:

— Я вынуждена настаивать, миледи. Девочки уже не в том возрасте, когда…

В дверях показался дворецкий.

— Так мне подавать карету, мадам? Джапоника в недоумении подняла бровь:

— С какой это стати?

— Мне сказали… — дворецкий обменялся взглядами с гувернанткой. — Мне сказали, что мадам останется ночевать на постоялом дворе в Афтон-Нерве.

Итак, «девочки» пустили в ход тяжелую артиллерию. Но Джапоника была не из тех, кто сдается под натиском врага.

— Напротив. Велите принести мои вещи наверх. Мне все равно, какую комнату вы мне отведете, но перед чаем я хотела бы принять ванну, чтобы смыть с себя дорожную пыль.

Бершем украдкой оглянулся. В парадном два лакея переминались в нерешительности с багажом гостьи в руках. Пока никто из домочадцев однозначно не воспринимал ее как полноправную хозяйку дома и имения. Быть может, она и растерялась от неподготовленности, но умение быстро перестраиваться было у нее в крови. Джапоника мысленно приготовилась к затяжной позиционной войне.

— Вы что, все здесь новички? Не знаете своих обязанностей?

Длинное лицо дворецкого приняло выражение почтительного испуга:

— Жду указаний, мадам.

— Я не хотела бы настаивать на формальностях, но хочу, чтобы вы себе уяснили: я хорошо понимаю положение вещей: я — виконтесса, а вы — дворецкий.

Бершем уловил нотки гнева в голосе Джапоники и застыл от ужаса.

— Да, госпожа, — пролепетал он.

— Вы получили распоряжения. Пока это все.

Джапоника подхватила мокрый шлейф своего индийского муслинового платья и, не оглядываясь, с самым независимым видом прошествовала мимо остолбеневших привратников к парадной лестнице. Втайне она мечтала лишь о том, чтобы никто из слуг не решился проверить на деле ее способность командовать. Все и вся здесь были против нее. На ее стороне оставалось лишь сознание правоты своего дела, но на этом, как известно, далеко не уедешь.

На полпути наверх она оглянулась и бросила ждущей внизу прислуге:

— О да, мисс Уиллоу. Вы можете составить мне компанию во время чая. Всем остальным: пока я все не обдумаю, ни от кого прошение об отставке не принимается. Пожалуйста, проинформируйте дочерей лорда Эббота, что они тоже могут присоединиться к нам с мисс Уиллоу, когда мы будем пить чай.

Мисс Уиллоу покраснела как вишня.

— Я не хотела обидеть вас, миледи, но…

Сверху что-то полетело, и в тот же миг на пол упала разбитая тарелка и послышался гневный вопль.

— Господи прости! — воскликнула Джапоника. — Что это было?

—. У девочек буйный нрав, миледи, — многозначительно сообщил дворецкий и тяжко вздохнул.

— В самом деле? — Джапоника поджала губы. — Тогда им нужно найти того, кто держал бы их в узде.

— Верно, моя госпожа. — Старый слуга сурово смотрел на девушку из-под кустистых бровей.

«Но этим кем-то буду не я», — решительно напомнила себе Джапоника. Она возненавидела Англию всей душой. И под этой крышей не проведет ни на мгновение больше того, чем необходимо. По крайней мере теперь ей было совершенно ясно, что делать. Как можно скорее она поедет в Лондон, встретится там с поверенным Шрусбери и выяснит, что именно от нее требуется, чтобы освободить себя от обязательств по отношению к шрусберским фуриям.

…Приторно-сладкий аромат благовоний мешался с запахом апельсинового цвета. Над головой простиралось небесно-голубое небо, и этот цвет спорил совершенством со светло-синим сапфиром, украшавшим перстень на руке паши. Древние горы, морщинистые от времени, отшлифованные ветрами, подставляли хребты извечному солнцу. Серые стволы деревьев набуг, чьи корни жадно впитывали влагу, дарованную извилистой серебристой рекой, с трудом удерживали тяжелые от многочисленных плодов ветви. Дальше простирались апельсиновые сады, а там, вдалеке, вдоль русла реки, благословившей этот край, оставшийся бы без целительных вод пустыней, росли гранаты.

Сумерки наступили внезапно. День обернулся ночью, словно на пальце шаха сверкнул драгоценный перстень. Но ночь была сладка и ароматна. Она дарила прохладу и приглашала к неге.

Что-то шевельнулось во тьме. Во мраке сверкнули золотистые кошачьи глаза. Бросок вперед. Сгусток мышц под покрытой роскошными полосами шкуры. Это существо с равной вероятностью можно было принять и за арабского леопарда, и за человека. Это лицо было способно восхищать и пугать: пронзительный странный взгляд обещал нечто особенное, искушал и дразнил. Химера, воплощенная в жизнь.

Его поцелуй! Такое наслаждение! Да, да! Здесь, в его объятиях была юдоль наслаждений, но какую цену пришлось за них платить! На все в этом мире есть цена.

Кровь на простынях. Ярко-алые потеки. Словно пролился кувшин с вином. Кровь текла из ран, что нанес ей получеловек-полулеопард.

Джапоника рывком села в кровати. Она задыхалась, по ее щекам текли слезы. Свеча погасла. Комната была погружена в полную темноту. Какое-то время девушка не могла понять, где находится. В комнате больше не пахло ни благовониями, ни пряностями. Потом она вспомнила, что находится за много миль от Персии. Она находилась в Англии.

Хинд-Див мертв…

Джапоника повалилась на кровать и зажмурилась. Сколько времени прошло, надо было бы привыкнуть. Какой смысл горевать о том, кого презираешь? Должно быть, эти слезы на щеках от слабости и забот.

Она вздохнула, прижав ладонь к животу, к тому самому месту, где еще четыре месяца назад бился ребенок.

— О, Джейми, любовь моя…

С каждым часом в ней оставалось все меньше уверенности в том, что, приехав сюда, она поступила правильно. После того, что случилось утром, ей вообще не хотелось иметь никаких дел с родственниками Шрусбери!

Всякий раз, когда Джапоника вспоминала события прошедшего дня, на сердце становилось тяжко. Эта тяжесть едва не задушила ее ночью — она с трудом могла дышать. Джапоника попыталась расправить плечи и вдохнуть полной грудью, но не могла.

И тут она зашлась кашлем. Поднявшись с постели, она, спотыкаясь, побрела к тому углу, где, как помнила, были умывальник и кувшин с водой. Глотнула воды, но облегчения не последовало. Голова кружилась, в ногах ощущалась сильная слабость, тело ломило. Вся в испарине, Джапоника вернулась к кровати. Пот тек по лицу, ноги и руки дрожали. Она не должна поддаваться слабости, не имеет права болеть! Она не могла терять время! Как можно скорее надо выбираться отсюда, возвращаться в Лиссабон, к сыну. И тогда…

Кашель начался снова. Второй приступ едва не надорвал ей легкие.

Наконец она смогла отдышаться. Джапоника нашла трутницу и зажгла свечу. К счастью, она захватила с собой в дорогу разнообразные травяные сборы и эликсиры на случай болезни. Ромашка помогает при боле в горле, а также анис и душица. Джапоника хотела было приготовить отвар, но, спустив ноги на пол, едва не упала.

— Я заболела, — прошептала она. Нет-нет, она не должна болеть! На это нет времени. Она просто очень устала, просто устала. Надо поспать. Через неделю или две, когда все уладится, она вернется к тем двум близким ей людям, кого любит больше всех на свете, и забудет о том, что она когда-то была вдовствующей графиней, вообще забудет о том, что когда-то была замужем.

Джапоника провалилась в темноту.

— Послать за доктором?

— Конечно, нет. Ты же сама слышала: она попросила ее не беспокоить, только и всего.

Джапоника открыла глаза. Над ней стояли две женщины, прикрывая лица носовыми платками.

Сколько времени, хотелось бы знать, они тут находились? Она не могла вспомнить. Помнила лишь, что слышала голоса, и какая-то добрая душа регулярно кормила ее бульоном с ложечки.

— У нее три дня жар. Что, если она умрет?

— Даже не надейся.

— Лорел!

— Ты знаешь, что я хочу сказать. Кроме того, здесь есть, кому о ней позаботиться. Мисс Уиллоу всегда рядом. Пойдем отсюда, пока кто-то из нас не заразился. Не удивлюсь, если она привезла с собой тропическую лихорадку. Господи спаси! Она всех нас могла бы погубить!

— Ангина, — с трудом проговорила Джапоника — гланды опухли так, что мешали дышать.

— Она что-то сказала? Что именно? Гиацинта склонилась над Джапоникой:

— Мы вас не слышим.

— Ангина.

— А, — Гиацинта распрямилась, — она говорит, что у нее простая ангина. Это не смертельно.

— Нам ее болезнь даже на руку. Было время, чтобы покопаться в ее вещах, но я… Ой! За что ты меня ущипнула? — взвизгнула Лорел.

— Заткнись и пошли отсюда, — приказала Гиацинта. — Она могла тебя услышать.

— Она все равно не запомнит, что мы говорили. У нее слишком высокая температура. Если она и прибрала к рукам те денежки, что оставил ей наш отец, то ничего ценного я у нее не нашла. Ни одной драгоценности, ни одного симпатичного наряда! И все же я нашла кое-что себе в утешение. Пять жестянок восточных сладостей от «Фортнама и Мейсона»! Мои любимые сладости! Думаю, ничего не случится, если она одной недосчитается.

Голоса постепенно затихли. Погас и свет. Но Джапонику этот факт не огорчил. Нет, умирать она не собиралась. Да и весть.о том, что в ее вещах копались, тоже не слишком расстроила. Она лишь улыбнулась запекшимися от лихорадки губами. Теперь девушка знала, что приемные дочери не считали зазорным копаться в чужих вещах. И шпионить. Правильно она сделала, что засунула свое незаконченное письмо Агги под матрас.