Меню, лежащее перед Себастьяном, было написано изящным почерком по-английски и по-французски. Английский вариант слева гласил:

      Суп из репы
      Салат из полевой горчицы с шалотом и майонезом
      Лягушачьи лапки в тесте с чесночным маслом
      Жареные грибы в бургундском
      Тушеный папоротник под сливочным соусом
      Грушевый пирог

      Себастьян был приятно удивлен, однако его подозрительность не исчезла. Он отложил меню и подал знак лакею. Значит, девчонка решила перехитрить его? Что ж, пора положить конец этому маскараду, но прежде не худо немного позабавиться.
      – Позови Миньон.
      Спустя несколько минут в столовую вошла Мадлен. Себастьян заметил несколько вьющихся прядей, выбившихся из-под белого чепчика с оборками, сменившего ее шляпку. Лицо Мадлен раскраснелось от кухонного жара, над верхней губой блестели бисеринки пота. Себастьян едва совладал с искушением заключить румяную юную красавицу в объятия, но удержался: всему свое время.
      Мадлен переоделась в темно-синее саржевое платье с белой кружевной вставкой и манжетами. Себастьян отметил, что таких пышных и тяжелых юбок уже не носят. Белый чепчик почти полностью скрывал волосы. В таком наряде Мадлен выглядела настоящей служанкой, а благодаря белому переднику, удачно подчеркивающему тонкую талию, в ней было и что-то от пастушки.
      – Миньон, я должен сделать вам замечание.
      – Так сразу, месье? – Мадлен нехотя покинула кухню, поскольку несколько блюд осталось кипеть на плите, а слуги враждебно воспринимали ее просьбы о помощи. – Но ведь вы еще ничего не попробовали.
      – В этом-то и дело. Подойдите сюда. Ближе. Я редко кусаюсь.
      Приближаясь, Мадлен заметила, что к ужину хозяин дома переоделся: на нем был темно-синий сюртук с серебряными пуговицами и сизый жилет. Чисто выбритый подбородок подпирал высокий накрахмаленный воротничок и белый шейный платок. Волосы маркиза были тщательно расчесаны, и Мадлен ощутила нелепое желание взлохматить их ладонью. Ее хозяин и вправду был красавцем.
      – Неужели вы забыли мои указания?
      – Ни в коем случае, месье!
      – Вот как? – Театральным жестом Себастьян взял меню и вставил в глаз монокль, в котором вовсе не нуждался. – Здесь сказано, что вы собираетесь накормить меня полевой горчицей и папоротником, а ведь они зеленые, мадемуазель! Зеленые овощи! Я же ясно заявил: я не ем ни зеленых, ни желтых овощей.
      – Пардон, месье, но вы сказали, что не едите зеленых и желтых овощей с огорода. А эти растения выросли в лесу, как и грибы.
      – Ах да, грибы, – пробормотал Себастьян, мысленно аплодируя находчивости кухарки. – Ладно, забудем об этом, но вы допустили и другие оплошности. Признайтесь, в майонез вы добавили яйца.
      Мадлен невозмутимо встретила его взгляд.
      – Гусиные яйца, месье, а не куриные.
      – Правда? – Себастьян вгляделся в меню. – Вот! – Он постучал по меню моноклем. – А как вы объясните присутствие чеснока в масле?
      – Я выполняла ваши пожелания, месье. Вы сказали, что не едите репчатый лук, шнитт-лук и лук-порей, а про чеснок не упомянули ни словом.
      – Только не пытайтесь отрицать, что сливочный соус содержит молоко!
      – Он содержит сливки, месье, а если их не процедить, их составляет свернувшееся молоко, из которого делают сыр, а вы говорили, что едите молоко вместе с сыром. Voila!
      – Действительно… – Себастьян едва сдерживал усмешку. Он надеялся смутить девчонку, но она ловко отражала все его удары. Такое самообладание Себастьян редко встречал у женщин из низших сословий, тем более у таких юных и привлекательных. Откуда она взялась? Себастьяну не терпелось выслушать ее рассказ о себе. – Ладно, поверю вам на слово. Но на последний вопрос вы вряд ли сможете ответить. При чем тут лягушки?
      – Вы недвусмысленно дали мне понять, какое мясо придется вам по вкусу, – спокойно объяснила Мадлен. – Вы сказали, что во второй вторник каждого месяца, если он приходится на четное число, вы едите мясо животного, которое ходит по земле, но не имеет копыт, плавает, но не имеет плавников и летает без крыльев. Лягушки живут на суше, плавают без плавников и прыгают, то есть передвигаются в воздухе без помощи крыльев.
      Договорив, Мадлен сложила руки поверх передника смиренным жестом, но Себастьян заподозрил, что она насмехается над ним, ибо на щеках Мадлен играл очаровательный румянец.
      – Я всего-навсего бедная француженка. Я не знаю других животных, которые удовлетворяли бы этим требованиям. Должно быть, в Англии они известны всем, милорд?
      Переход на официальное обращение наконец объяснил Себастьяну, что происходит: новая кухарка затеяла с ним игру, состязание в остроумии. Мало того, в этом состязании она оказалась близка к победе! Одного этого было достаточно, чтобы Себастьян принял решение оставить ее у себя, даже если еда окажется несъедобной.
      – Забудем об этом. Теперь давайте попробуем вашу стряпню.
      – Слушаюсь, месье. Прежде всего – суп. – Мадлен отдала лакею приказание принести первое блюдо в серебряной супнице, стоящей на узорчатом блюде.
      Себастьян подозрительно поднял крышку и заглянул в супницу.
      – Суп из репы? – скептически осведомился он. – Коренья в супе, какая экстравагантность! – Но аромат и вид кушанья, которое лакей положил в тарелку Себастьяна, обещали неземные наслаждения.
      Прежде чем зачерпнуть первую ложку супа, Себастьян откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и вопросительно уставился на Мадлен.
      – Разумеется, вы попробуете его первой.
      – Этот суп предназначен вам, месье, – возразила она.
      – Я настаиваю!
      – Хорошо, как вам будет угодно. – Мадлен взяла тяжелую серебряную ложку и осторожно окунула ее в тарелку Себастьяна.
      Себастьян пристально наблюдал, как она подтянула ложку к краю тарелки, поднесла ее к губам и отхлебнула супа. Она обладала на редкость утонченными манерами, каких трудно ожидать от судомойки или деревенской девушки. В каждом ее жесте сказывалось французское происхождение; ее акцент маркиз прежде слышал лишь при дворе Бурбонов. Впрочем, когда началась революция, она была еще ребенком. Неужели она сирота из знатного рода? Или же просто вышколенная распутница из борделей Парижа? Как и почему она оказалась в Англии? Ответы на эти вопросы Себастьян намеревался получить сегодня же, еще до заката.
      – В нем недостает щепотки перца и соли, если вы любите пикантные кушанья, – сообщила Мадлен.
      – Дайте-ка мне… – Себастьян взял у нее ложку, зачерпнул суп и поднес полную ложку ко рту. От чудесного вкуса у него перехватило дыхание. Себастьян с блаженством зажмурился.
      Открыв глаза, он увидел, что серьезная девушка с таинственными темными глазами изучает его, словно баранью ножку, решая, как лучше ее зажарить. Себастьян не удержался от еще одной шпильки. Облизнув губы, он спросил:
      – Вы уверены, что здесь недостает только соли и перца?
      Несправедливый упрек заставил Мадлен поднять брови:
      – Нет, месье, здесь всего в меру.
      Себастьян не выдержал и улыбнулся:
      – Вы правы, суп отличный. – Он потянулся за бокалом и поднял его, кивнув Мадлен. – За ваш успех!
      К его удивлению, Мадлен протестующе покачала головой.
      – Прошу вас, подождите, месье. Преждевременный тост способен испортить трапезу.
      – С такими предрассудками я еще не сталкивался… Ну что ж, будь по-вашему. – Он отставил бокал.
      Мадлен чуть не забыла, что перед уходом ей, как служанке, полагается сделать книксен, но Себастьян замахал рукой, едва она попыталась исправить ошибку.
      Себастьян умял три тарелки супа. Салат из полевой горчицы с майонезом он жевал с довольным видом коровы, пасущейся среди сочного клевера. А когда подали лягушечьи лапки в хрустящем золотистом тесте с чесночным маслом, а к ним – жареные грибы под прозрачным рубиново-красным винным соусом и мшисто-зеленый папоротник в сливочном соусе, Себастьян решил, что пора вновь послать за кухаркой.
      – Мадемуазель, – начал он по-французски, – неужели вы считаете свое произведение достойным внимания ужином? Господи помилуй!
      Мадлен прикусила губу, смущенная искренним недовольством на лице хозяина, когда Себастьян вдруг заметил разительную перемену в ее внешности. Девственно-белый передник был испещрен десятком разноцветных пятен, чепчик сбился набок. Несколько прядей прилипло к влажным щекам.
      Мадлен провела ладонью по лбу.
      – Прошу прощения за мой вид, месье.
      Себастьян обуздал желание посочувствовать ей.
      – Подобная небрежность недопустима.
      Недопустима! Мадлен еле сдержала тяжкий вздох. Такой трудный день у нее выдался впервые. Она столкнулась с неприкрытой враждебностью всей кухонной прислуги. Ей пришлось бродить по болоту и лесу, чтобы удовлетворить почти немыслимые требования надменного дворянина. Ее положение оказалось невыносимым.
      – Я сожалею о том, что время и обстоятельства не позволили мне придерживаться самых высоких требований, месье. Обещаю, в будущем этого не повторится.
      – Вы напрашиваетесь на комплименты, Миньон?
      Уязвленная тоном маркиза, Мадлен вскинула голову и уставилась на него в упор.
      – Нет, месье.
      – Прекрасно. Вам известно, что вы – сущий гений изобретательности? – Он одарил Мадлен очаровательной, обольстительной и чуть насмешливой улыбкой.
      – Мерси, месье. – Волна облегчения омыла ее, и она попыталась улыбнуться. – Я рада, что вы сочли мои ничтожные таланты удовлетворительными.
      – Удовлетворительными?
      Если бы она прибегла к другому, менее нелепому в данной ситуации выражению или проявила бы хотя бы легкое нетерпение, Себастьян заподозрил бы, что его новая кухарка – совсем не та, за кого себя выдает. Но что-то в ее тоне свидетельствовало о здравом отношении к собственной работе.
      Наверняка эта девушка – любовница кого-то из его друзей. Миловидна и пикантна, особенно благодаря тонкой коже с легким оливковым оттенком и таинственным блестящим глазам. Но кто отважился пожертвовать такой красотой, отослав ее работать на кухне, когда она могла бы сидеть на коленях у любого мужчины, делить его вино, пищу… и ложе? Себастьян ничего не понимал. Он подозревал, что за приездом девушки к нему в поместье кроется какая-то тайна, и дал себе слово рано или поздно выведать ее.
      – Подойдите и сядьте рядом, Миньон. Мне надоело жевать в одиночестве.
      Мадлен встревоженно взглянула на него:
      – Не могу, месье, – в печи стоит пирог…
      – За ним присмотрит кто-нибудь из слуг. – Он посмотрел на лакея. – Немедленно займитесь пирогом, – велел он, поднимаясь со стула. – А вы, Миньон, составите мне компанию.
      Подойдя вплотную к Мадлен, он приподнял ей голову, взяв за подбородок. В глазах девушки поблескивали бунтарские огоньки.
      – Вы отказываетесь выполнить мой приказ?
      – Нет, месье.
      – В таком случае присоединяйтесь ко мне. – Он коснулся пальцами ее подбородка, ощущая нежность кожи, заметил пот, выступивший на стройной шее, и почувствовал, как пылают щеки Мадлен, то ли от усталости, то ли от его прикосновений. Она испачкала лицо мукой, на лбу красовалось пятно копоти. Обычно подобные земные свидетельства низкого положения женщины лишали Себастьяна всякого интереса к ней. В конце концов, он был детищем своего времени. В кругу знакомых Себастьяна даже распутницы были бледными, хрупкими созданиями с прохладной кожей, которые не краснели, не потели и избегали физических упражнений – везде, кроме постели. Но у новой кухарки эти следы человеческого несовершенства лишь разжигали любопытство Себастьяна. Он не переставал допытываться у самого себя, почему так происходит, однако его чувства существовали, как закат или цветок.
      – Каким бы восхитительным ни был ваш ужин, Миньон, на мой взгляд, вы гораздо аппетитнее.
      Уставясь в насмешливые синие глаза, Мадлен решила, что остроумия, отваги и самообладания ей может не хватить – она влюбится в этого человека. Но он об этом никогда не узнает!
      Поцелуй маркиза застал ее врасплох. Слишком изумленная, чтобы вырываться, Мадлен застыла столбом.
      Девятнадцать лет жизни не подготовили ее к такому событию, как умелое прикосновение губ опытного развратника. Монахини запугивали ее рассказами о развращенных и дерзких мужчинах, грешниках с внешностью ангелов и душой демонов. Мадлен была готова вытерпеть боль и унижение, необходимые, чтобы стать любовницей этого человека. Но выяснилось, что для спасения матери и теток ей придется принести более значительную жертву. Почему же она чувствовала только приятное удивление, когда его теплые гладкие губы дотронулись до ее губ?
      Неожиданно Мадлен вспомнила слова Оделии о том, что мужчину отнюдь не прельщают легкие победы, и она отстранилась.
      Себастьян усмехнулся. Готовый к борьбе, он не ожидал так быстро узнать вкус ее губ. Опытная кокетка непременно сопротивлялась бы, пусть для приличия… А может, она вовсе не кокетка? Вероятно, такой умной девушке больше пристало молча смотреть на мужчину, делая вид, что мужские поцелуи ей совершенно не знакомы.
      Деликатное покашливание лакея заставило Себастьяна очнуться от размышлений. Он никогда не стыдился собственных поступков, но на этот раз почувствовал себя так, словно его уличили в непростительной бестактности. Он презирал джентльменов, соблазняющих тех, кто живет в их доме, особенно горничных и другую прислугу. Кроме того, Себастьян не терпел присутствия зрителей в интимные моменты. Эта плутовка с глубокими, темными как ночь глазами околдовала его. На вкус она не уступала ни одному из собственноручно приготовленных ею блюд.
      – Идем, Миньон, отведай собственной стряпни.
      Мадлен бросила жадный взгляд в сторону стола, уставленного серебряной и фарфоровой посудой. Она и вправду проголодалась и смертельно устала.
      – Я буду рада разделить вашу трапезу, месье.
      Пока Себастьян вел гостью к столу, один лакей поспешил поставить прибор, второй наполнил бокал вином. Мадлен сняла передник и позволила хозяину дома помочь ей сесть.
      Себастьян расслабился, откинувшись на спинку кресла. Мадлен внимательно разглядывала его поверх хрусталя и фарфора.
      – Вы решили, что я намерена отравить вас, месье?
      Этот дерзкий вопрос на миг застал Себастьяна врасплох. Он уже давно отказался от подобной мысли.
      – А вы могли бы отравить меня, Миньон?
      – Нет, месье. Жаль убивать такого красивого мужчину, – смело произнесла Мадлен.
      Не поднимая глаз, она взяла вилку и нож. Себастьян молчал. Мадлен отрезала кусочек мяса от лягушачьей лапки и деликатно положила его в рот. Нежное мясо таяло во рту, и Мадлен не сдержала удовлетворенной улыбки.
      Затем она попробовала свернутый клубочком папоротник и, наконец, крепкий молодой гриб.
      – Недурно, – с гордостью оценила она.
      Тем временем Себастьян поглощал лягушачью лапку. Первый кусок заставил его удивленно вытаращить глаза. Ему довелось попробовать немало разных блюд во множестве стран, блюд, приготовленных личными поварами аристократов. Но теперь он убедился: Мадлен не кухарка, а шеф-повар.
      – Бесподобно! – оценил Себастьян с набитым ртом – подобное нарушение правил приличия он позволял себе крайне редко. – Отведайте, мадемуазель. Вы это заслужили.
      Слишком голодная, чтобы робеть, Мадлен принялась с радостью поглощать еду.
      Всецело увлеченный одной из лучших и самых необычных трапез в его жизни, Себастьян искоса наблюдал за женщиной, сидящей напротив. Она была весьма молода, и хотя держалась уверенно, Себастьян не сомневался, что нынешние обстоятельства пугают ее. Но это было еще не все: в ней чувствовалось нечто знакомое, хотя Себастьян не мог сказать, что именно. Ее профиль, озаренный светом свечей, навевал мысли о том, что все это уже когда-то было.
      Мадлен чувствовала, что хозяин пристально наблюдает за ней, и торопилась закончить еду. Он не тревожил ее ни расспросами, ни беседой, просто пил один бокал за другим. Наконец Мадлен решила, что невежливо продолжать жевать, когда хозяин дома уже отставил тарелку. Она вытерла губы салфеткой и отодвинулась от стола, не глядя на маркиза.
      – Благодарю вас, месье, мне пора на кухню.
      – Почему вы оказались здесь, Миньон?
      Мадлен вскинула голову.
      – Я не понимаю вас, месье.
      – А по-моему, прекрасно понимаете. Сделанный вами выбор блюд свидетельствует о вашей изобретательности и уме. Ваш явный талант повара не вызывает сомнений. Вы достаточно хороши, чтобы стать желанным призом для джентльмена и украсить его постель, однако вы предпочитаете кухонный жар и тяжелый труд. Возможно ли такое?
      Мадлен почувствовала, что на ее лице неожиданно расцветает улыбка: ей хотелось угодить этому мужчине. Но она понимала: поспешив, она завтра же потеряет его.
      – Благодарю вас за позволение поужинать с вами, месье, – чинно проговорила она, вставая.
      – Куда вы идете? – окликнул ее маркиз.
      – Туда, где мне место.
      Себастьян недовольно нахмурился. Ее место? Эта девушка не знает себе цены. Она ничуть не похожа на служанку или робкую крестьянку. Единственное достойное ее место – постель хозяина дома. Но Себастьян промолчал, внезапно осознав, что между ними все должно произойти само собой.
      Кивком головы отпуская девушку, он поднял бокал.
      – Спокойной ночи, Миньон. Пусть вам сладко спится.
      На этот раз Мадлен не забыла присесть.
      – Благодарю вас, месье. Доброй ночи.
      Этот голос продолжал звучать в ушах Себастьяна, пока он поднимался по лестнице, ложился в постель и погружался в дремоту.
 
      – Дьявол!
      За возгласом последовал негромкий взрыв и звон разбитого стекла. Встревоженная Мадлен вбежала в лабораторию лорда д’Арси без стука.
      Маркиз стоял перед столом, уперев руки в бока и озирая груду покореженного металла и битого стекла у собственных ног.
      – Месье, с вами ничего не случилось? – озабоченно спросила Мадлен.
      Себастьян повернул к ней мрачное лицо.
      – Я пытался повторить эксперимент Хамфри Дэви. С помощью батареи Вольта для разложения вещества я надеялся выделить элемент натрий. И как последний осел забыл его напоминание о том, с какой легкостью воспламеняется натрий в чистом виде! – Он поднял руку с почерневшими пальцами и кровавой раной на ладони, чтобы стереть копоть с лица. – Сожалею, если взрыв напугал вас.
      – О, вы ранены! – Мадлен быстро отставила поднос и схватила льняную салфетку.
      – Осторожнее, здесь повсюду осколки, – предупредил Себастьян и шагнул навстречу Мадлен, подальше от разбитого аппарата.
      Мадлен взяла маркиза за руку и повлекла его к одному из больших окон лаборатории.
      – Присядьте здесь, месье, – предложила она.
      Себастьян послушно опустился на подоконник, а Мадлен склонилась над окровавленной рукой.
      – У вас ожоги и порез, – заявила она после быстрого осмотра и подняла голову, чуть не столкнувшись лбом с Себастьяном. – Мне нужна вода и бинты.
      – Водяной насос вон там. – Он указал на один из столов. – А чистые салфетки – в ящике шкафа.
      Пока Мадлен искала материал для повязки, Себастьян пристально разглядывал ее. Уже три дня она жила в его доме, и все это время Себастьяну не удавалось всецело сосредоточиться на работе: его помыслы занимала Миньон. Ее обеды и ужины были великолепными – разнообразными, вкусными и изобретательными, особенно если учесть скудные запасы провизии в доме. Но не стряпня Миньон заставляла Себастьяна так часто думать о ней. Эта девушка постоянно удивляла его. Вот и сейчас Себастьян поражался ее спокойствию. Она не упала в обморок при виде крови, а бросилась на помощь.
      Мадлен с улыбкой поднесла тазик с водой.
      – Положите в него руку, месье, – надо смыть копоть.
      Она поставила тазик на подоконник, окунула руку Себастьяна в воду и салфеткой начала бережно промывать раны.
      Себастьян воспользовался случаем, чтобы внимательно рассмотреть ее мягкие темные кудри, источающие ароматы солнца и осени. Она вновь гуляла рано утром. Каждое утро, после того как Себастьяну подавали завтрак, Мадлен проходила мимо его окна, отправляясь на прогулку, но всегда возвращалась вовремя и успевала сама подать ему обед. Обычно она не покидала пределы парка. Ее волосы во время прогулок прикрывала шляпка, но однажды, после утреннего ливня, она сняла ее.
      Уже не в первый раз Себастьян поймал себя на мысли, что его кухарка обладает всеми достоинствами гипотетической просвещенной независимой женщины. Но жизнь вряд ли когда-нибудь предоставит ей случай добиться успеха. Она слишком хороша, чтобы не выйти замуж. Какой-нибудь сын викария или секретарь дворянина женится на ней и лишит ее молодости, красоты и ума, так и не сумев оценить их. Если он окажется заурядным человеком, то обратит внимание лишь на ее стройную фигуру и манящие розовые губы и пожелает обладать ею. Если окажется черств и жесток, он будет подавлять ее ум и живой нрав, опасаясь того, чего сам лишен. Через несколько лет девушка утратит прежнюю прелесть, живость и энергию, ее перестанет окружать сияющая аура, глаза лишатся блеска и воодушевления…
      От чувства досады, которую не раз вызывали в Себастьяне нравы его собственного сословия, у него перехватило горло. Он поднес руку к склоненной голове девушки, ощущая острое желание защитить ее, спасти. Тот же порыв заставил его некогда вызвать на дуэль мужчину, убившего Мэг, и жестокого мужа леди Лэнгли. Но на этот раз мстить некому. Он еще может спасти ее, но не для себя. Пожалуй, вопреки здравому смыслу он может попытаться.
      Впрочем, против подобного альтруизма в его душе восставали не менее бурные чувства. Ему хотелось прикоснуться к ней, заключить в объятия эту жизнерадостную и умную красавицу. Сделав усилие над собой, Себастьян отдернул руку, так и не дотронувшись до головы Мадлен.
      Пристальный взгляд Себастьяна не прошел для Мадлен незамеченным. Последние три дня она постоянно чувствовала, что он наблюдает за ней. Происходящее чем-то напоминало игру в кошки-мышки. Мадлен пребывала в постоянном страхе и возбуждении, не зная, когда Себастьян продолжит игру, искусством которой, по убеждению Оделии, он владел в совершенстве. Мадлен старалась как можно чаще попадаться у него на пути и при этом не вызвать подозрений. Но с тех пор как Себастьян в первый день поцеловал ее, между ними ничего не было. Время шло, а Мадлен так и не знала, удалось ли теткам рассчитаться с де Вальми. Если увлечь маркиза не выйдет, придется искать другой способ спасения матери.
      Внезапно она вскинула голову и в упор уставилась на его горделивые, изящно очерченные губы. «Поцелуйте же меня! – хотелось выпалить ей. – Прошу вас, облегчите мне задачу!»
      – Повязка готова, – произнесла Мадлен вместо этого.
      – Спасибо, – отозвался Себастьян, не сводя глаз с ее губ.
      – Мне пора, – сообщила Мадлен, невольно потянувшись к щеке Себастьяна. Влажные пальцы оставили чистый след на закопченной щеке. – Вам очень больно?
      – Нет. – Себастьян накрыл ладонью руку Мадлен. – Спасибо… вам.
      Он наклонился к ней, но Мадлен первой преодолела разделяющее их расстояние.
      Себастьян увидел, как она закрыла глаза – словно для того, чтобы лучше впитать прикосновение его прохладных сухих губ. Легкий вздох, вырвавшийся у нее, воспламенил Себастьяна, вызвав у него чувства, непохожие на похоть.
      Воспользовавшись случаем, он осуществил давнюю мечту – привлек ее к себе, обняв за талию, и приоткрыл губами ее покорные губы. Дыхание Мадлен коснулось кончика его языка. Она источала вкус невинности, сладости и целомудрия. Себастьян ворвался в ее сладкий рот мощным ударом языка.
      Мадлен вздрогнула от интимной ласки, ее бархатистые глаза внезапно широко раскрылись.
      – Зачем вы это сделали?
      Вопрос изумил Себастьяна: впервые женщина пожелала узнать, зачем он поцеловал ее.
      – Несомненно, вы понимаете, что моя дерзость была данью уважения вашей красоте.
      Мадлен знала кое-что о поцелуях, но никогда не думала, что в них участвуют языки. Невежество, достойное сожаления!
      Она высвободилась из объятий хозяина с величайшей осторожностью, словно повинуясь холодной решимости, а не девической скромности.
      – Не знаю, в обществе каких женщин вы бывали прежде, месье, но во Франции дама оставляет за собой право выбирать партнеров.
      От ее упрека Себастьян высоко вскинул брови. Столь изощренное замечание можно услышать разве что из уст опытной куртизанки.
      – А вы заслужили это право, Миньон? Право выбирать любовников?
      Если бы он только знал, что она действительно выбрала его! Но Себастьян ни о чем не догадывался.
      – Разумеется, месье. – Она украдкой бросила на собеседника взгляд, надеясь, что не рассердила его. – Неужели на англичанок это право не распространяется?
      Он очаровательно улыбнулся:
      – Когда английские леди вынуждены обзаводиться возлюбленными, они зачастую предъявляют к любви пуританские требования и ждут соблазнения, облегчая собственную совесть и снимая с себя ответственность.
      – Вот как? Как же вы отважились просить меня нарушить правила, принятые в вашем обществе?
      – Это не унизило бы вас в моих глазах. В сущности, мысли о вас завладевают мной все сильнее с каждым днем. У меня изощренный вкус. Если вы выберете меня своим любовником, я обещаю, у вас не будет причин для разочарования. – Себастьян протянул ей руку. – Пойдемте наверх, в спальню. Позвольте показать вам, сколько способов доставлять наслаждение мне известно!
      Мадлен уставилась на предложенную руку. Внезапно события начали развиваться чересчур стремительно. Перед мысленным взором Мадлен промелькнули непристойные рисунки, увиденные в библиотеке. Испытывая смешанное чувство любопытства и отвращения, она гадала: неужели он намекает на изощренные и иногда немыслимые позы, которые она видела? Неужели она отважится на такое? Странная игра! Мыслимо ли запомнить ее правила?
      Мадлен вложила в его ладонь дрожащую руку.
      – Возможно, вы не станете думать обо мне хуже, – медленно произнесла она, стараясь держаться как можно непринужденнее, – но вы рискуете уронить свое достоинство в моих глазах. Даже конюх более уважителен в своей страсти.
      В дружеском смешке Себастьяна прозвучало восхищение.
      – Я исправлюсь, Миньон. Вы, конечно, привыкли, чтобы за вами ухаживали. И как мне только пришло в голову на этот раз отказаться от формальностей? – Он коснулся ее подбородка кончиком пальца. – А может, вы просто дразните меня?
      Мадлен во все глаза смотрела в мучительно прекрасное лицо Себастьяна, озаренное дневным светом. Этому мужчине предстояло стать ее первым возлюбленным.
      – Если бы каждый получал то, что хотел, едва успев пожелать, жизнь была бы до отвращения скучна, – вырвалось у нее.
      Сердце Себастьяна забилось в восторге. Он нашел женщину, достойную его усилий, сильную духом, сдержанную, остроумную и жизнерадостную. В его голове начал вырисовываться план.
      Он не забыл о споре с Питером Элиоттом и о своем обещании явить миру идеальную любовницу. Но поскольку подходящего объекта не находилось, он не задумывался даже о возможности когда-нибудь осуществить свой план. И вдруг провидение преподнесло ему неграненый алмаз в виде Миньон.
      С первых минут встречи она заинтересовала его. Себастьян не надеялся, что его новая знакомая – девственница, но был уверен в ее чистоте. Он умел добиваться расположения самых прекрасных и талантливых европейских дам, и они не упускали случая завоевать его благосклонность. Однако Себастьян и помыслить не мог о женщине, которая подняла бы юбки, как сделала Миньон, не для того, чтобы утолить его плотские аппетиты, а чтобы наловить лягушек к его столу!