— Я вас не знаю, сэр, — ответил Джек, смерив его ледяным взглядом.
Молодой человек слегка покраснел и поспешил представиться:
— Меня зовут Альфред Эшвуд. Я кузен лорда Лавлейса и участвую во всех его делах.
— Понятно, — ответил Джек тем же холодным тоном. Видя, что Джек не намерен что-либо добавлять к своей краткой ремарке и даже глазом не повел, Пристли, громко прокашлявшись, сказал:
— Лавлейс ожидает, что сейчас вы поедете вместе с нами и расплатитесь за проигрыш.
— Думаю, что не поеду, — бесстрастно сказал Джек. — Желаю вам доброй ночи, джентльмены.
Пристли сделал было движение, чтобы не дать Джеку подняться в карету, но между ними тотчас выросла гигантская фигура Сьюбери.
Джек недовольно скривился и сел в карету, не удостоив даже взглядом несостоявшихся провожатых.
После того как Сьюбери тоже занял свое место, Дарлингтон зажег висящий под потолком кареты фонарь. Сделал он это скорее для поднятия настроения, нежели по причине царившей в карете темноты.
— От таких мерзавцев даже луна прячется, — пробормотал он, взглянув через окошко на небо.
— Луна всегда следует за солнцем, — мрачно произнес Сьюбери, словно отгадав мысли хозяина.
Джек слегка улыбнулся:
— Мне бы твоего хладнокровия, Сьюбери!
— Есть люди, которые, возможно, много страдают, но не в состоянии ничему научиться, милорд, — откликнулся Сьюбери. — Другие же предпочитают сидеть на своих соломенных циновках и наблюдать постоянную и тщетную борьбу дня против своего угасания. Но ночь все равно наступает. Поэтому я и говорю: луна всегда следует за солнцем.
По лицу Джека пробежала дьявольская усмешка.
Если бы только Лавлейс знал правду! Если бы знал, что его, Джека, интерес к Шарлотте носит отнюдь не плотский характер! Что эти совершенно невинные отношения вызваны удивительным внешним сходством Лотты с его умершей матерью!
Когда Джек впервые появился в светском салопе, где была и Шарлотта, ее звонкий смех сразу привлек его внимание. Он оглянулся, ожидая увидеть очередную самовлюбленную красотку, но уже в следующий момент что-то заставило Джека внимательнее посмотреть на эту женщину. Она сидела к нему спиной, но грациозный изгиб шеи и красота плеч вызвали в памяти Дарлингтона какое-то смутное воспоминание. Как будто он встретился с кем-то очень дорогим и близким. Он был уверен, что они незнакомы, но нечто необъяснимое влекло его, напоминая о чем-то далеком, полузабытом и очень родном…
В течение последующих месяцев Дарлингтон старался разгадать причину того нежного чувства, которое непременно возникало в его душе в присутствии Шарлотты. Он пытался внушить себе, что их отношения ничем не отличаются от отношений любых других людей, часто встречающихся в свете. Но по улыбкам Лотты понимал, что это далеко не так.
В лондонском доме, полученном в наследство Дарлингтоном, существовал только один, старый и пришедший почти в полную негодность портрет его матери. На нем была изображена спокойная, сдержанная женщина, лицо которой казалось болезненно бледным на фоне бордового платья, сшитого по тогдашней моде. Ее ненапудренные чуть рыжеватые волосы были зачесаны наверх и собраны в замысловатую прическу.
Она не обладала яркой красотой Шарлотты и ее безудержным темпераментом. И все же что-то общее между ними было. Это смущало Джека и приводило в замешательство. Утешало лишь то, что его состояния никто не замечал.
Теперь муж Шарлотты хотел от него либо денег, либо крови. Что касается Джека, то он был готов встретиться с Лавлейсом где-нибудь на зеленой лужайке. И его не мучили бы ни сожаления, ни угрызения совести. Но рисковать счастьем Шарлотты, которая может остаться вдовой, Джек ни в коем случае не хотел.
Неожиданно Джек наклонился к слуге и сказал:
— Сьюбери! У меня нет другого выхода, необходимо сегодня же уехать из Лондона.
Они посмотрели друг другу в глаза. Сьюбери чуть заметно кивнул, но его черные глаза сразу сделались необычайно серьезными.
— Каждый человек должен когда-то круто изменить свою жизнь, чтобы вновь обрести себя, — сказал Джек. Губы его искривились в злой усмешке. Он протянул руку и хлопнул ладонью по плечу черного великана: — Наверное, тебе следовало остаться при епископе, чтобы стать священником, Сьюбери.
Сьюбери гордо выпрямился. При этом его голова уперлась в низкий потолок кареты.
— То же самое говорил мой первый хозяин. Когда мне было всего шесть лет, он предложил меня епископу Барбадоса в обмен на отпущение ему грехов. У епископа я в течение семи лет изучал Библию, молился и постигал секреты очистки рома; которой занимался святой отец. Но в конце концов епископ все же продал меня как неисправимого грешника.
— Я помню эту историю, — усмехнулся Джек. — Самым тяжким твоим грехом была патологическая любовь к женщинам. Она тебя и сгубила.
Лицо Сьюбери расплылось в довольной улыбке.
— Природа во мне рано проснулась. Повар епископа приучил меня к церкви, но не к жизни, милорд. В двенадцатилетнем возрасте я был продан в услужение вдове плантатора. После посещения парижской выставки мод она надела на меня яркий восточный наряд с парчовым жилетом, нацепила на голову турецкий тюрбан и заставила сопровождать ее повсюду, называя арапчонком. — Веселые искорки в черных глазах Сьюбери были отчетливо видны даже в ночной темноте. — Но я рос и мужал настолько быстро, милорд, — продолжал он, — что очень скоро моя новая хозяйка нашла более разумным попробовать меня совершенно в другом качестве.
— Нетрудно догадаться в каком, друг мой! — хмыкнул Джек. Сьюбери вновь слегка наклонил голову, что делал всякий раз, когда . говорил на пикантные темы и старался быть максимально тактичным. Он больше не был невольником, хотя Джек три с половиной года назад выиграл его, заключив пари с одним плантатором из Луизианы. Будучи противником рабства скорее по моральным, чем по политическим соображениям, Дарлингтон тут же дал свободу своему новому слуге. В благодарность за это Сьюбери обещал служить ему верой и правдой, став фактически телохранителем молодого хозяина. Но сейчас, когда в распоряжении виконта оказалось множество слуг, готовых выполнять любой его приказ, Джек позволил себе очередной благородный жест. И объявить об этом Сьюбери он посчитал необходимым именно сейчас.
— Ты никогда не думал о том, чтобы вернуться на родину, Сьюбери? — спросил он.
Тот неопределенно покачал головой:
— Я сам не знаю, милорд. Моя мать как-то раз сказала, что мне на роду написано много путешествовать. Но уже никогда больше моя нога не ступит на землю предков. Так ли это? Откровенно говоря, я очень хотел бы снова поплыть через море к островам моего детства и юности. — Голос Сьюбери опять потеплел, лицо озарилось мечтательной улыбкой.
— Мне сообщили, что я унаследовал несколько владений в Вест-Индии. Капитал моего дедушки-роялиста был основан лордом Уиллоубаем и упрочен после поражения республики. Так что, возможно, когда-нибудь я присоединюсь к тебе. — Лицо Дарлингтона просияло, а на щеках заиграл слабый румянец.
Сьюбери заметил это и улыбнулся:
— Мой народ всегда верил в слово Божье о том, что из всех существ, живущих на земле, самым совершенным является женщина. Она приносит радость в сердце мужчины. Об этом даже говорится в вашей Библии. Вы спросите: а что ж мужчина? У нас считают, что мужчина должен сам найти плодородную почву, чтобы посеять свое зерно.
— В таком случае я был бы рад пахать вместе с тобой, Сьюбери, — усмехнулся Джек.
Дарлингтон зевнул, почувствовав, что его клонит в сон. Может, и не стоит сегодня уезжать… Впрочем, нет! Стоит немного помедлить, и прихвостни Лавлейса начнут барабанить в дверь.
— Сукин сын! — пробормотал он себе под нос и потянулся к продуктовой корзине, из которой торчало горлышко коньячной бутылки.
Дарлингтон открыл бутылку и сделал глоток. Затем вновь положил ладонь на плечо Сьюбери:
— Останешься в Лондоне и будешь ждать от меня известий.
— Вы отправляетесь в путешествие? — осведомился Сьюбери с хитрой улыбкой, только усугубившей и без того мрачное настроение Джека.
— Никакой романтики! — сурово одернул он слугу. — Я слышат, что в Бате лучший игорный дом из всех, существующих за пределами Лондона. Мне необходимо развеяться. А там, видимо, это можно сделать не хуже, чем в любом другом месте.
Лицо Сьюбери стало похоже на деревянную маску обезьяны, очень популярную на островах Карибского моря.
— Луна всегда следует за солнцем, — снова повторил он.
Это был час, когда ночные создания, подсознательно чувствуя скорое наступление утра, покидают свои берлоги и норы. У людей же спокойный сон сменяется фантастическими желаниями, сопровождаемыми предчувствием неотвратимой беды. Именно в этот час Джека Лоутона посетили самые сумасшедшие и даже дьявольские мысли.
«Что ты будешь теперь делать, лишившись последнего шиллинга?» — спрашивал он себя.
Джек ехал верхом по пустынной дороге, намеренно выбрав для прогулки глубокую ночь, когда темно-синее небо лишь слегка серебрится на востоке.
— Серьезно, что ты будешь делать? — повторил он уже вслух.
Верховая езда и предрассветная прохлада протрезвили Джека. Но лишь наполовину. А это — то самое состояние после грандиозной попойки, хуже которого просто ничего не может быть.
Все же Джек был достаточно трезв, чтобы чувствовать коленями и спиной каждый ухаб на дороге и чтобы понимать, как дорого обошелся ему вызывающий жест, который он позволил себе несколько часов назад. И уж, конечно, чтобы сознавать причину переполняющего его сейчас раздражения. Ведь он уклонился от вызова! Такого в его жизни еще не случалось! Причем причина для этого была самой что ни на есть прозаичной: галантность по отношению к женщине!
Трезвости вполне хватало и на то, чтобы отдавать себе отчет в необходимости найти выход из затруднительного положения. Ведь теперь в глазах света, в глазах лорда Лавлейса он выглядел трусом и несостоятельным должником!
Джек придержал лошадь, вынул из седельной сумки флягу с коньяком и сделал несколько больших глотков. Огненная жидкость обожгла горло, но при этом наполнила пустой желудок приятным теплом. После еще двух-трех глотков Джек почувствовал прилив сил, а оскорбленная гордость вновь подняла голову и заклокотала в груди, стремясь вырваться наружу.
Итак, чтобы разом покончить со всеми неприятностями, надо уплатить долг. И как можно скорее! Свое неожиданное исчезновение на несколько дней он вполне может объяснить болезнью кого-нибудь из живущих в провинции родственников. Но только при условии, что вернется с туго набитым кошельком. Тогда, расплатившись с Лавлейсом, он легко сможет уклониться от ссоры с ним.
Джек закрыл глаза и погрузился в угрюмые размышления. Боже, какой же он болван! Почему он должен заботиться о добром имени лорда Лавлейса? Да и Шарлотты тоже? Причем ценой своего благополучия и беззаботной жизни?! В конце концов, эта женщина ничего для него не значит. Она лишь отражение далеких воспоминаний!
Джек тяжело вздохнул. Что же делать?
И тут он услышал это. Неожиданный и неясный звук долетел к нему с утренним ветерком. Нет, Джек сразу понял, что на этот раз не ошибся. Он натянул поводья, остановился и посмотрел через плечо в сторону леса, откуда и прилетел непонятный звук.
Черная карета, запряженная парой лошадей, показалась из-за деревьев и медленно поползла по дороге. В предрассветном тумане серебрилась ее крыша, а через стекло боковой двери пробивался свет фонаря.
— Наверное, еще какая-нибудь отчаявшаяся душа, — уныло пробормотал Дарлингтон, пригнувшись к шее коня и внимательно рассматривая карету.
Действительно, кроме переполненной отчаяния души, никакая другая, наверное, не решилась бы путешествовать ночью по этой пустынной и далеко не безопасной местности. Здесь можно было наткнуться на кого угодно — от мелкого грабителя, подстерегающего жертву в канаве у обочины дороги, до конной бандитской шайки.
Карета тем временем приближалась. Источником звука, который Джек первоначально услышал, был небольшой колокольчик, подвешенный к дуге.
Наконец карета поравнялась с деревом, под которым укрылся Дарлингтон. Это была, несомненно, очень богатая карета. Сказочная Золушка, ехавшая на бал, не могла и мечтать о такой роскоши. Однако он не увидел вооруженных мушкетами охранников, которые обычно сопровождают путешественников в этих местах.
Карета проехала. Джек понял, что остался незамеченным, и с усмешкой наблюдал, как она медленно спускается под горку. Потом посмотрел на небо, все еще усыпанное звездами, уже бледнеющими на востоке, что говорило о близком рассвете.
Покойный дед Джека, будучи навеселе, любил похвастаться, что в молодые годы носил прозвище рыцаря больших дорог. Как и многие другие роялисты, лишенные Кромвелем своих поместий и собственности, он превратился в дорожного грабителя. Объяснял же подобную метаморфозу тем, что ему не на что было жить. Свое новое ремесло дедушка Джека называл временным и уверял всех вокруг, что откажется от него с восстановлением в стране монархии. При этом, как гласила легенда, он и остальные роялисты, ставшие грозой больших дорог, нападали только на своих врагов — сторонников Кромвеля
Сменилось несколько поколений, а дороги в Англии все еще оставались опасными, ибо теперь уже менее знатные господа, нежели дедушка Джека, промышляли на них грабежом.
Может, под действием выпитого коньяка или в силу вдруг возникшего какого-то фаталистического чувства Дарлингтон решил, что за эти последние часы его недооценка самого себя перешла все разумные границы. Им неожиданно овладело страстное желание доказать, насколько безрассудным и дерзким может быть виконт Дарлингтон.
Что, если он позаимствует пару соверенов из туго набитых кошельков этих путешественников, которые воображают, будто огромные состояния надежно ограждают их от всех превратностей этого мира?
— Все дьяволы в аду, вместе взятые, не смогли бы придумать ничего лучшего! — пробормотал Джек и громко рассмеялся.
Глава 5
Подпрыгивание кареты на ухабах и стук колес по мощенной булыжником дороге, казалось бы, делали совершенно нереальной саму возможность уснуть. Разве что вдребезги пьяные или по каким-то причинам лишившиеся сознания люди могли составлять исключение. Миссис Варней не относилась ни к первым, ни ко вторым. Тем не менее она уже давно мирно посапывала, обхватив обеими руками свое полное тело, в то время как голова болталась из стороны в сторону при каждом толчке кареты.
Слишком взволнованная, чтобы даже попытаться заснуть, Сабрина бросала раздраженные взгляды на шипящий фитиль висевшего под потолком фонаря, грозившего в любой момент оставить обеих женщин в полной темноте.
После ужасного разговора с опекуном Сабрина в крайнем раздражении поднялась к себе и легла в постель. Она почему-то была уверена, что этой ночью кузен не исполнит свою угрозу и не отправит ее к своей тетушке. Однако едва голова Сабрины коснулась подушки, в дверь постучали, и на пороге возникла миссис Варней. Безапелляционным тоном, сославшись на приказ кузена Роберта, она велела Сабрине собираться в дорогу…
Чтобы хоть немного защититься от холодного ночного ветра, с воем проникавшего во все щели кареты, Сабрина плотно закуталась в бархатный плащ на меховой подкладке. Под ним было лишь легкое шелковое платье, а ноги девушки были обуты в мягкие домашние туфли. Все это годилось лишь для того, чтобы спуститься на первый этаж и заявить кузену об отказе ехать куда бы то ни было до наступления утра. Что она и сделала. Но…
Сейчас, сидя в громыхающей по булыжникам карете, Сабрина чувствовала, как пылают щеки при одном воспоминании о холодном тоне, которым Роберт приказал двум лакеям насильно отнести ее в карету.
Тем временем сонный кучер снес вниз ее вещи и небрежно забросил на крышу кареты. Буквально за несколько мгновений до того, как они отъехали, опекун Сабрины передал ей в окно кареты вот этот самый плащ и шляпу.
— Надеюсь, вы научитесь скромности и послушанию, моя девочка! — крикнул Роберт со злостью и триумфом в голосе.
Сабрина вытерла полой плаща навернувшиеся па глаза слезы. Как этот человек посмел выгнать ее из дома и заставить покинуть Лондон посреди ночи?! Если он надеялся, что подобное наказание сделает кузину более покладистой и она согласится на брак с лордом Меррипейсом, то…
Кузен Роберт считал ее упрямой девчонкой, привыкшей потворствовать своим желаниям и безнадежно испорченной. Конечно, она могла быть такой! Но все же Сабрину отличало и еще кое-что, помимо пороков, — сообразительность и умение за себя постоять. Вот и теперь она с пользой потратила прошедшие с момента отъезда из Лондона бессонные часы, обдумывая детальный план бегства из-под контроля опекуна.
С холодной решимостью Сабрина снова и снова мысленно перебирала всевозможные способы спасения брата. Но нужны были деньги, чтобы добраться до Шотландии, а там нанять экипаж, который доставил бы ее с Китом в один из прибрежных городов. А затем потребуются немалые средства для переезда в Америку.
Деньги! Сабрине срочно необходимы деньги. От этого зависел успех всего плана. Но денег у нее не было. Ни гроша…
Девушка попыталась занять более удобное положение на жестких подушках сиденья и вдруг почувствовала под собой какой-то твердый предмет. Протянув руку, Сабрина обнаружила, что он лежит в кармане плаща, на полу которого она ненароком села.
Предмет оказался игральной картой из твердого картона с изображением джокера.
— Черный Джек Лоу, — пробормотала Сабрина.
Карту эту она берегла в память первого в жизни выигрыша за карточным столом. Тогда ее сердце готово было выпрыгнуть из груди от страха. Она понимала, что шла на риск, а после неожиданного выигрыша решила никогда больше не играть. Но Лотта Лавлейс сумела-таки несколько раз соблазнить Сабрину поставить карту. Проигрыши порой портили ей настроение, но зато от выигрышей она всегда получала огромное удовольствие.
Бросив быстрый взгляд на спавшую миссис Варней, Сабрина вновь сунула руку в карман плаща и убедилась, что там осталось еще кое-что. И тут же догадалась: в складках материи было спрятано ее жемчужное ожерелье!
Сабрина всегда гордилась своей драгоценностью. Но не ее баснословной ценой. Жемчужное ожерелье было роскошным подарком отца в день шестнадцатилетия любимой дочери и единственной из всех ценных вещей, которую ей удалось спрятать от кузена Роберта, когда после смерти отца тот приехал в Корнуолл с явной целью поживиться тем, на что давно положил глаз и от чего отказаться не позволяла жадность. Поэтому теперь все ценности семьи Линдсей лежали под замком в его доме. По традиции, только замужним дамам разрешалось украшать себя драгоценностями. Может, когда она выйдет замуж за…
— Нет! Этого никогда не будет! — прошептала Сабрина. Она подняла с пола кареты упавшую игральную карту и долго смотрела на нее. И вдруг в голове мелькнула почти безумная мысль, которую именно эта карта, видимо, и спровоцировала. Лицо Сабрины засияло улыбкой, в которой проявились, казалось, вся ее природная красота, твердость характера и сила духа. В одно мгновение просто привлекательная юная девушка превратилась в прекрасную, гордую и решительную молодую женщину. Да, выход найден!
Она вновь сядет за карточный стол и выиграет столь необходимые ей деньги!
Не успела Сабрина вздохнуть с облегчением и откинуться на спинку сиденья, как ритмичный стук копыт и поскрипывание кареты нарушил резкий звук пистолетного выстрела.
— Какого черта… — начала было Сабрина, но в этот момент карета дернулась, лошади рванулись вперед и понеслись под свист хлыста и отчаянные вопли кучера. Все это было так неожиданно, что Сабрину сбросило с заднего места прямо на колени сидевшей напротив миссис Варней. Та некоторое время в полнейшем изумлении смотрела на девушку широко раскрытыми глазами, не понимая причины столь бесцеремонного поступка, прервавшего ее спокойный и глубокий сон.
— Лошади понесли! — в ужасе закричала она, придя в себя, и ухватилась обеими руками за Сабрину.
— Ерунда! — крикнула та в ответ, стараясь вырваться из цепких объятий пожилой дамы. — Все гораздо серьезнее! Я только что слышала выстрел! О, миссис Варней, боюсь, на нас напали!
— Боже мой! — во весь голос запричитала миссис Варней. — Неужели нас убьют?! Или того хуже…
Сабрина никак не отреагировала на странную логику своей спутницы. Ее больше волновало, в состоянии ли кучер управлять лошадьми. При такой быстрой езде им, возможно, удастся оторваться и не попасть в руки неизвестного разбойника. К тому же Сабрина не могла упустить случая помучить до смерти напуганную спутницу, ради чего можно было вытерпеть даже эту сумасшедшую езду.
— Будем надеяться, что ваше благочестие, миссис Варней, спасет нас, — совершенно серьезным тоном сказала она.
Сабрина внимательно прислушивалась к крикам кучера, которыми тот старался заставить лошадей бежать еще быстрее. Разбойник, судя по слышавшемуся все более отчетливо топоту копыт, продолжал преследование. Если бы у нее было время спокойно собраться в дорогу, Сабрина непременно прихватила бы с собой отцовский ящичек с пистолетами. Тем более что она была превосходным стрелком.
В тот самый момент, когда Сабрине уже стало казаться, что им удастся уйти от погони, карету вдруг сильно тряхнуло на большом булыжнике, после чего она так сильно накренилась вправо, что некоторое время ехала на двух колесах.
Призывая на помощь силы небесные, Сабрина вцепилась в ремень переднего сиденья, чтобы не скатиться к боковой дверце. Миссис Варней обхватила ее за талию. Карета же, покачавшись несколько секунд на двух колесах, снова опустилась на все четыре. Но старое дерево не выдержало, раздался треск, и задняя ось переломилась. В следующую секунду Сабрина услышала топот копыт коня приближающегося преследователя. Потом раздался мужской голос, приказывавший вознице немедленно остановиться. Тот что-то крикнул в ответ. Сабрина выглянула в окно в тот момент. В первых лучах рассвета ближайшие окрестности были видны снаружи гораздо яснее, чем из глубины кареты, однако Сабрина все еще не могла хорошо рассмотреть человека в маске, скакавшего на могучем коне. Еще через несколько мгновений он оказался совсем рядом, на ходу спрыгнул с коня на ступеньку кареты с противоположной от Сабрины стороны и ухватился одной рукой за край крыши. Карета снова накренилась, но уже на другой бок. Просвистел хлыст возницы, ответом на который стало громкое рычание нападавшего. Еще через мгновение послышался глухой стук упавшего на землю тела.
— Они убили нашего кучера! — похолодев от ужаса, прошептала миссис Варней. — Сейчас доберутся до нас!
— Замолчите! — крикнула Сабрина.
Однако и у нее волосы на затылке встали дыбом, когда после нескольких секунд тишины дверца кареты заскрипела под напором невидимой руки. До этого момента Сабрина все же не думала, что им угрожает серьезная опасность, но сейчас поняла, что дело принимает скверный оборот.
Дверца кареты распахнулась настежь.
— Прошу отдать все ваши драгоценности, — приказал некто голосом, не лишенным некоторой приятности. — И побыстрее!
Первое, что увидела Сабрина, было дуло пистолета, направленное в открытую дверцу. Поняв, что все происходящее ей не снится, Сабрина отпрянула от окна, в которое только что смотрела, опустилась на сиденье и отодвинулась в темный угол кареты. При этом она чувствовала скорее раздражение, чем страх.
— Вы ошиблись, сэр, — спокойно сказала она. — У нас нет ничего ценного. Так что все ваши усилия были напрасны.
По тому, как дрогнул пистолет в руке разбойника, Сабрина поняла, что он очень удивлен подобным заявлением. Вслед за этим ствол пистолета исчез, уступив место фонарю, до этого висевшему по правую руку от кучера. Яркий желтый луч упал на лицо миссис Варней, заставив ее вздрогнуть, как от удара.
И вновь в проеме дверцы блеснул ствол пистолета, наведенного теперь уже на спутницу Сабрины.
— Выходите из кареты, мадам, — скомандовал разбойник. — И поживее!
— О, прошу вас, сэр, — захныкала миссис Варней, — ради Бога, не стреляйте!
— Я не собираюсь учинять никакого насилия, — сухо усмехнулся разбойник.
— Вы говорите как джентльмен, — откликнулась Сабрина из темного угла кареты, хотя расслышать голос неизвестного было трудновато: он говорил через плотную повязку, закрывавшую все лицо вплоть до глаз. Она сделала паузу и добавила: — Но ни один джентльмен или человек, претендующий на то, чтобы называться таковым, не станет нападать на беззащитных женщин.
Силуэт треугольной шляпы сделал четверть оборота, и Сабрина поняла, что бандит смотрит на нее.
— Вы относитесь как раз к тем путешественникам, на которых такой мужчина, как я, мечтает напасть, мадам. Пожалуйста, не разочаровывайте меня!
Сабрину шокировал этот пренебрежительный тон, и она процедила сквозь зубы:
— Мне нет никакого дела до ваших мечтаний, сударь. Вы грабитель и очень скоро будете болтаться под перекладиной. Чего, впрочем, вполне заслуживаете.
Разбойник повернул фонарь, и яркий луч света на мгновение ослепил Сабрину.
— Проклятие! — донеслось до нее.
Сабрина отлично понимала, что на эту реплику лучше не реагировать, но не смогла сдержаться.
— Я промерзла до костей и должна как можно скорее ехать дальше, — спокойно сказала она. — Поэтому, будьте добры, убирайтесь отсюда!
В ее голосе было столько презрения и надменности, что бандит отступил на полшага. Он не произнес ни слова, но продолжал держать в руке пистолет, направляя его поочередно то на одну из сидящих в карете женщин, то на другую. Миссис Варней, хныча и бормоча молитвы о милости к вдовам и сиротам, медленно подвигалась к открытой дверце кареты и наконец спустилась на землю по опущенным грабителем ступенькам.
В следующую секунду силуэт бандита исчез, но тут же появился снова. На этот раз в руке странного разбойника не было пистолета. Он галантно протянул ее Сабрине, чтобы помочь ей выйти из кареты.
— Теперь прошу вас, миледи.
Сабрина даже не вздрогнула, хотя луч фонаря снова ослепил ее. Она отлично понимала, что надо повиноваться. К тому же в тоне разбойника слышалось нечто похожее на любезность. Но за эту ночь ее уж слишком часто оскорбляли и запугивали. Поэтому Сабрина сложила руки на груди, отвернулась к противоположному окну и надвинула на лоб шляпу с огромными полями. Ей казалось, что тем самым она выразит обидчику свое презрение.
— Нет! — отрывисто бросила она через плечо.
Дальше произошло нечто такое, чего Сабрина никак не могла предвидеть. Сильная рука разбойника скользнула по ее спине, обвила талию и подняла с сиденья. Сабрина не успела даже вскрикнуть, как была извлечена из кареты. Все это заняло не более трех секунд, хотя при других обстоятельствах подобная операция потребовала бы участия как минимум двоих физически крепких слуг.
Некоторое время разбойник держал Сабрину на руках. Впервые в жизни ее прижимал к груди огромный сильный мужчина. От него пахло хорошим коньяком, душистым табаком и еще чем-то очень приятным. Сабрина узнала запах лаванды. Она была поражена, ибо никак не ожидала, что бандит с большой дороги пользуется столь изысканной туалетной водой…
— Стойте здесь, миледи, — приказал он.
От изумления Сабрина не могла сказать ни слова, не говоря уж о попытке сопротивления. Оставалось только подчиняться, благо земля оказалась очень близко. Вытянув ногу в мягкой домашней туфельке, Сабрина тут же нащупала булыжник дороги и только тут заметила, что все это время бессознательно обнимала разбойника за шею обеими руками. Густо покраснев, Сабрина оттолкнула его, да так сильно, что сама едва удержалась на ногах.
Разбойник повернулся к карете, чтобы повесить на место дорожный фонарь. На несколько мгновений луч фонаря осветил его. Сабрина взглянула на своего обидчика и замерла от изумления. Разбойник был роскошно одет. Длинный бархатный камзол украшал двойной ряд больших золотых пуговиц, а манжеты отделаны тонкими изящными кружевами. Дополняли наряд жилет из дорогой парчи и сапоги с серебряными пряжками, начищенные до такого блеска, что просто-таки сияли в ночной тьме, едва начавшей бледнеть перед рассветом.
Такого Сабрина никак не ожидала, ибо была уверена, что грабители всегда ходят в лохмотьях и так же грязны, как их гнусные души…
Недовольно нахмурившись от столь неожиданного открытия, она попыталась разглядеть лицо мужчины, но мешала повязка из дорогих белоснежных кружев, доходившая до глаз.
Странный разбойник заметил внимательный взгляд Сабрины.
— Изучаете? — спросил он. — Бог в помощь! Но как бы внимательно вы меня сейчас ни рассматривали, все равно мало что запомните.
С этими словами он подошел еще ближе к Сабрине. Теперь она смотрела ему прямо в глаза. Только сейчас она оценила их красоту. Светлые, большие, чуть прикрытые удивительно густыми ресницами, загибавшимися книзу в уголках… Сабрина сама не могла понять, что именно в них так очаровало ее. Может быть, насмешливое выражение? Что, если их владелец сейчас предложит ей разделить с ним какую-нибудь пошлую забаву?
— Хотите еще посмотреть? — усмехнулся он и сделал полшага вперед.
Теперь он стоял так близко, что Сабрина видела, как шевелится от дыхания повязка, скрывавшая его лицо. И почувствовала, что одно прикосновение может целиком подчинить ее его воле. Ей вдруг показалось, что ему вообще подвластно все, включая ночную тьму, раскинувшееся по сторонам дороги огромное поле, занимающийся рассвет…
Гордо подняв голову и глядя прямо в глаза непонятному грабителю, девушка нашла в себе силы тоже усмехнуться:
— Я видела достаточно, чтобы узнать вас, когда вы будете болтаться под перекладиной!
Панический страх овладел Сабриной, когда разбойник снова протянул к ней руку. Ей показалось, что сейчас он схватит ее за горло и начнет душить…
Но этого не произошло. Разбойник с прекрасными глазами просто взял за поля шляпу Сабрины и снял ее с головы девушки. При этом он не сказал ни слова, но невольно задержал взгляд на густых, черных как смоль волосах, рассыпавшихся по ее плечам. Сабрина подняла было руки, чтобы как-то уложить их, но тут же опустила, не желая давать обидчику повода считать, что она хочет получше выглядеть перед ним. Пусть думает о ней что хочет! Как и она о нем!