ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ранним утром одинокий путник проходил по Гуртову мосту, гоня перед собой выводок жирных, откормленных сушеными фигами уток. Он выглядел усталым и удрученным. Пробираясь через болото, чтобы сократить путь и не платить пошлины, он потерял ботинок и сбил ногу. Пришлось заночевать в грязной и невероятно дорогой гостинице, в результате чего он потерял в два раза больше, чем сэкономил. Больше всего на свете он хотел помыться и выпить чего-нибудь горячительного.

Что касается первого, путник имел богатый выбор. В городе имелось несколько общественных бань, расположенных неподалеку от моста. Оставив уток на попечение приятеля, он направился к ближайшему заведению и, заплатив медный полуквотер за вход и еще столько же за кувшин дешевого красного вина, провел остаток утра в удовольствии и неге.

После бани странник почувствовал прилив сил и бодрости, однако состояние его волос и бороды оставляло желать лучшего. Поэтому прежде чем отправиться за своими утками, он завернул к брадобрею, который освободился как раз в тот момент, когда путник проходил мимо двери. Он плюхнулся в кресло, поставил ноги на низенькую скамеечку и настоятельно попросил мастера сделать лучшее, на что он способен.

После бани и вина путник пребывал в блаженном со стоянии и на все смотрел со снисходительной улыбкой. Он был счастлив, а потому жаждал поговорить. В этом крылась еще одна причина, почему он решил постричься: ведь доподлинно известно, что брадобреи, подчиняясь неписаному закону своей профессии, обладают удивительной способностью слушать.

Странник начал с фразы «какой чудесный день», плавно перешел к цели своего путешествия, затем углубился в детали, подробно остановившись на грабительской природе болот, чудовищных пошлинах и платах за ночлег, несколько отвлекся, сетуя на жизнь, времена и принципы ведения торговых дел, минуты четыре распространялся насчет бездарного племянника своей супруги, которого она навязала мужу в помощники, и как раз начал выражать сочувствие относительно обострения отношений с кочевниками, когда брадобрей вдруг прервал его.

– Обострение отношений? – переспросил мастер. Первый раз слышу.

Торговец фигами удивлению приподнял бровь.

– Ну как же, вы же знаете, чем они заняты последнее время в верховьях реки. Строят эти жуткие машины.

– Какие машины?

– Вы что, действительно ничего не слышали?

И торговец фигами принялся красочно описывать картины, виденные им, когда он шел берегом реки: нагромождения бревен, запруженная плотами река, гигантские пилы, множество разнообразных машин, вокруг которых суетятся и кричат толпы кочевников.

– И только катапульты, – доверительно добавил он.

– Какие катапульты?

– Самые обыкновенные, – ответил странник.

Затем он объяснил, что, очевидно, кочевники действительно делали катапульты, поскольку они собирали машины, проверяли, во все стороны швыряя огромные камни, словно это были снежки, затем разбирали и грузили в фургоны. Не может быть, чтобы брадобрей не слышал об этом.

Брадобрей поинтересовался у торговца, уверен ли тот, что ничего не перепутал. Торговец ответил, что он уверен в том, что видел собственными глазами. Брадобрей попросил, чтобы тот еще раз рассказал то, что видел. Торговец повторил историю сначала.

– О черт! – воскликнул мастер и убежал с бритвой в руках, оставив несчастного клиента с полуостриженной бородой и полотенцем на шее.

Причина, по которой цирюльник принял новость так близко к сердцу, объяснялась тем, что в юности он полтора года отслужил в отряде Максена, в одной из стычек был ранен и, сочтенный мертвым, оставлен на равнинах. Воин два года добирался до дома, с тех пор минуло больше десяти лет, но почти каждую ночь его преследовали кошмары тех времен.

Когда он, размахивая бритвой, ворвался в соседний магазин с криком «Варвары идут! Варвары идут!», покупатели быстро смекнули что к чему, повалили брадобрея на пол, отобрали лезвие и бросили в угольный сарай, что бы тот проспался. Некая добрая душа даже потрудилась избавить пьянчугу от кошелька, чтобы он, чего доброго, не поранился в бреду об острые края монет. Лишь несколько часов спустя, когда владельцу сарая потребовался уголь, узник выбрался наружу и направился к ближайшему гвардейскому караулу.

По счастью, сержант, дежуривший в эту смену, оказался старым знакомым многострадального цирюльника, а потому отнесся к его сообщению серьезно. Таким образом город узнал о деятельности Темрая четырнадцать недель спустя после того, как тот покинул пределы Перимадеи.

Сержант, как и большая часть охраны, нес службу лишь один день из десяти, а в остальное время содержал постоялый двор. Новость быстро разнеслась по караулке, и перепуганному брадобрею пришлось пересказывать ее нескончаемому потоку офицеров. В результате сержант заявился домой, где жена и дочь сбивались с ног в обычной вечерней круговерти, много позже обычного. Повесив форму на крюк, он повязал фартук и стал у стойки.

Лишь после того, как суета пошла на убыль, трактирщик позволил себе пропустить пару глотков сидра и принялся излагать дошедшие до него слухи. В отличие от подвыпившего цирюльника трактирщик был весьма уважаемым членом общества, а потому публика ему поверила. А поверив, запаниковала.

Вероятно, существует некий загадочный закон, в силу которого скорость распространения слухов прямо пропорциональна величине города. Клиенты заведения бросились домой, чтобы убедиться, что их жилища все еще целы, по пути сообщая новость всем встречным знакомым. А поскольку в это время большинство горожан выходили с семьями на вечернюю прогулку, вскоре улицы и скверы наводнили бегущие во всех направлениях люди, каждый из которых передавал ужасную весть тем, кто ее еще не слышал. Те же, кто уже убедился в сохранности своих домов, вещей и домочадцев, поспешили на площадь к ратуше, потребовать, чтобы что-то было сделано.

Слухи мутировали, обрастали подробностями, кто-то уже видел группы варваров у ворот, внутри городских стен, выскакивающих из трубы канализации, поджигающих кожевенный квартал… Вскоре начали вспыхивать драки, кто-то умудрился поджечь квартал ковровщиков, а некоторые более сообразительные сограждане, воспользовавшись суетой, разграбили несколько магазинов.

Префект города был вынужден вызвать гвардейцев для восстановления порядка, но успеха не достиг: дневная смена уже разошлась по домам, а ночная еще не успела занять боевой пост, пробираясь сквозь запруженные улицы, а то и вовсе присоединяясь ко всеобщей неразберихе вместе с соседями и друзьями. Тогда префект потребовал, чтобы генерал-губернатор выслал войска регулярной армии, однако тот вежливо отказался, напомнив, что, не считая личных подразделений префекта, у города нет регулярной армии. После минутного размышления префект, генерал-губернатор и высшие генеральные чины направились к личным воротам, ведущим в Средний город, и тщательно заперли их за собой.

Утром следующего дня Нижний город являл собой печальное зрелище, поэтому неудивительно, что проспавшиеся горожане действительно решили, что подверглись атаке разъяренных варваров. Пожар, возникший в квартале ковровщиков, распространился также на четыре соседних квартала, и лишь река смогла остановить его. Большинство магазинов и торговых лавок пострадало от нашествия веселых компаний, та же печальная упасть постигла многочисленные таверны и пивные. Со всех сторон раздавались жалобные стоны, временами попадались тела, совершенно не подающие признаков жизни, К тому времени гвардейцы наконец набрались смелости покинуть помещения своих караулок, но арестовывать на улицах уже было некого, за исключением разве что нескольких спящих пьянчуг. Караульные отправили рапорт начальству в Средний город, что волнения прекращены, и приступили к наведению порядка.

Одним из немногих людей, которые ничего не знали о ночных происшествиях, был Бардас Лордан Накануне его класс сдавал выпускной экзамен, причем никто не провалился. Такое чудо нельзя было не отметить, поэтому после окончания церемонии они завалились в кабак и кутили до тех пор, пока Лордан, самый стойкий из всех присутствующих, не упал головой в горшок из-под супа. Придя в себя примерно в то же время, когда несчастного цирюльника выпустили из угольного сарая, Бардас поднялся и побрел домой спать, а потому узнал о ночном погроме, лишь когда утром спустился в булочную и обнаружил, что ее больше не существует.

Он остановился, недоуменно протирая глаза, потом заметил знакомого и схватил его за рукав.

– Булочная, – пробормотал фехтовальщик, – куда делась булочная?

Прохожий поведал ничего не соображающему адвокату пятидесятую версию истории о том, что варвары осаждают ворота города и что от этого известия горожане мгновенно сошли с ума. Выяснив, что мифические варвары являются не кем иным, как кочевниками, Бардас решил получить более точную информацию. В результате через некоторое время ему поведали пять или шесть противоречащих друг другу версий, ни одна из которых не отличалась большой убедительностью. В довершение ко всему, вернувшись домой, Лордан обнаружил, что его ожидает вооруженный до зубов патруль из четырех человек.

– Бардас Лордан?

– Да, это я, – недоумевающе признал экс-адвокат. – В чем дело?

– Мы искали вас, – сурово заявил капрал. – Следуйте за мной.

– Но я ни в чем… Я спал всю ночь.

Бардас сделал шаг назад.

– Приказ командования, – ответил капрал. – Ну, живее.

Понимая, что двигаться быстрее этим утром выше его сил, Лордан все же подчинился приказу и вскоре очутился перед входом во дворец Патриарха. Он уже приготовился протестовать, когда двери распахнулись, и роскошно одетый офицер в золоченых доспехах грубо приказал ему пройти внутрь. Преодолев несколько лестниц и дюжину бесконечных переходов, он наконец оказался в небольшом крытом помещении, выдержанном в нежно-зеленых тонах, с фонтаном в центре и неприметной боковой дверью. Офицер постучал и бесцеремонно втолкнул Лордана внутрь.

Внутри оказалось прохладно и темно. Фехтовальщику не доводилось бывать здесь прежде, но он догадался, что находится в одном из монастырских владений. Когда глаза привыкли к неяркому свету, Бардас смог различить порядка пятнадцати человек, некоторые из них сидели на каменных скамьях вдоль стен овальной комнаты, другие стояли в центре и негромко беседовали. Лордан узнал префекта, невысокого пожилого человека с кудрявой седой шевелюрой несколько офицеров из гвардии генерал-губернатора, а у дальней стены на беломраморном троне восседал Патриарх Алексий, увлеченно беседовавший с маленьким неприметным человеком, сидящим по правую руку. Заметив новоприбывшего, Алексий поманил его к себе, но в этот момент еще более напыщенный офицер схватил его и повел к префекту.

– Вы Лордан? – требовательно спросил тот.

Фехтовальщик кивнул.

– Хвала небесам, – облегченно вздохнул собеседник. – К делу. Слухи о нашествии варваров с равнин подтвердились.

– Вы шутите?

– Более того, – недовольно продолжил префект, словно Бардас, по его мнению, оказался недостаточно сообразительным, – каким-то образом они сумели достать тяжелое вооружение, я имею в виду осадные машины, катапульты и прочее. Мы не располагаем точными сведениями, какие орудия у них есть и кто их поставляет. Над городом нависла реальная угроза, поэтому мы решили нанести упреждающий удар.

– Простите, – перебил Лордан, – кто это мы.

Префект задумался, словно не знал, как ответить на поставленный вопрос, затем произнес:

– Гражданские власти: я, генерал-губернатор, министры, Патриарх. – Он нахмурился и затем добавил:

– Проблема в том, что, как вы знаете, у нас нет достаточных сил, в том числе кавалерии, чтобы противостоять врагу. Вы единственный человек, имеющий опыт командования конными войсками, поэтому мы решили привлечь вас к руководству обороной. Я уже закрепил за вами несколько помощников…

– Простите…

– Пока для вас готовят кабинет, вы будете работать здесь. Рекрутским набором займутся мои люди, но непосредственный отбор солдат, а также их подготовка и материальное обеспечение лягут на ваши плечи, хотя, безусловно, финансовый контроль останется в руках гражданских вла…

– Погодите минутку, – подняв руку, перебил Лордан, – пожалуйста, не торопитесь. Вы действительно полагаете, что я должен участвовать в этом мероприятии?

– Не будьте глупцом, Лордан. Вы офицер перимадейской армии. Ваш долг…

– Вы ошибаетесь, – решительно оборвал Бардас. – Вы не можете принудить меня, я вышел в отставку.

Выражение лица префекта не оставляло сомнений, что чаша его терпения сейчас переполнится.

– Полковник Лордан, – визгливо вскричал он, – вы, кажется, не поняли. Я приказываю…

– Идите к черту! – взорвался фехтовальщик; префект от неожиданности попятился и наступил кому-то на ногу. – И прекратите называть меня полковником. Если это все, что вы хотели мне сказать, я ухожу домой.

Лордан решительно развернулся и направился к двери, но дорогу ему преградил один из разряженных офицеров.

– Послушайте!!! – завизжал префект так, что присутствующие в зале замолчали и недоуменно обернулись.

– Поймите, – устало произнес Лордан, – я не нужен вам. Прошло двенадцать лет. Посмотрите на меня, я развалина! У вас сотни солдат…

Во время своей речи фехтовальщик встретился глазами с одним из блестящих офицеров, и ему неожиданно открылась истина.

«Нет сотен солдат, никого нет, кроме кучки напыщенных павлинов и караульных. О черт…»

– Ну хорошо, а как же императорская гвардия? И если на то пошло, как насчет императора? Он же должен что-то предпринять?

Неожиданно в зале повисла мертвая тишина, словно Лордан сморозил невероятную глупость.

«Они из последних сил сдерживают смех, – осознал фехтовальщик. – Что их так насмешило?»

– Полковник Лордан, – со вздохом произнес префект, – императора не существует. Неужели вы не знали?

Великолепно…

Однако дело должно быть сделано, такое нельзя доверить никому другому. С глубоким вздохом Геннадий скинул тесные туфли, зажег фитиль лампы и погрузился в расчеты. Проклятые проверяющие… Сломанная нога или приступ временной слепоты – все, что требовалось, что бы держать их на почтительном расстоянии. Хотя нет, нельзя. За годы, проведенные в Ордене, Геннадий усвоил, что Закон – обоюдоострое и слишком опасное оружие, чтобы прибегать к нему по пустякам.

Архимандрит раскрыл шкатулку кедрового дерева, где хранились его счета, достал бархатный мешочек и высыпал на стол сияющие фишки, принадлежавшие еще его деду – крупному торговцу шерстью. Рисунок на серебре хотя и порядком вытерся, тем не менее оставался вполне различимым. На лицевой стороне каждой фишки красовалась восседающая на троне полная женщина в облегающем платье – аллегорический символ богини торговли. В одной руке она держала весы, в другой – рог изобилия. За годы черты ее лица практически стерлись. На реверсе изображался традиционный корабль и купола Перимадеи, по кромке бежала надпись: «ПРОЦВЕТАНИЕ ДОСТИГАЕТСЯ УМОМ». Геннадий взял одну монетку и некоторое время пристально ее разглядывал. В дедовых счетных фишках чувствовались солидность и уверенная властность, и постепенно хандра Архимандрита пошла на убыль.

Кусочком мела Геннадий провел на столе пять горизонтальных линий наподобие лестницы. Немногие знали о том, что Архимандрит хорошо владел лишь простейшим арифметическим методом, называемым линейно-клеточным, которым пользовались торговцы, трактирщики, фермеры и прочий простой люд. Духовные лица, ученые и писари прибегали к более совершенным, но крайне сложным системам, включающим не только линии и пустые клетки, но также в цветные квадраты, нарисованные на специальной доске, которая сама по себе являла собой произведение искусства. Такие неподвижные счеты с совершенно невразумительной системой счисления носили гордое название Древа Нумерологии. Однако, на взгляд Архимандрита, математика и без того достаточно сложная наука, чтобы добровольно отягощать ее мистикой.

Линейно-клеточная система по своей сути больше напоминала детскую игру. Каждая линия «лестницы» составляла один порядок: верхняя – единицы, вторая – десятки, затем сотни, тысячи и так далее. Между ними располагались порядки, кратные пяти. Для проведения расчетов на одну из ступеней выкладывалась цифра, по правую сторону от нее проводилась вертикальная черта и выкладывалась следующая цифра. Затем делалось вычисление, проводилась следующая черта и выкладывалась следующая цифра. Такая операция занимала больше времени, чем изощренные манипуляции с Древом Нумерологии, но отличалась надежностью и подкупающей простотой.