– Интересное украшение, правда? – продолжал Джавек. – Насколько мне известно, когда-то это была голова некоего мятежного вождя одного из равнинных племен, лет сто назад он поднял бунт, потерпел неудачу. А его более удачливый соперник прислал вот это в Город для выставления на всеобщее обозрение. Чаша была частью трофеев, захваченных капитаном Лорданом. Весьма уникальный образчик, хотя у меня дома есть череп самца-оленя примерно того же периода. Работа Сундаса Аррацина, одна из ранних.

Ветриз почувствовала, что ее вот-вот вырвет.

– Она ценная? – спросила Исъют. – Дело в том, что мне известно, где есть нечто похожее, если вас, конечно, интересует.

Исъют в своем репертуаре, подумала Ветриз.

– Вот как? – Субпрефект Джавек слегка наклонился вперед. – Настоящая работа Аррацина? И подтверждение имеется?

Исъют нахмурилась:

– Думаю, что да. Конечно, придется проверить. Но если вещь подлинная, то сколько примерно она может стоить? О какой сумме идет речь?

– Деньги не проблема, – ответил Джавек. – Если вы назовете имя человека, имеющего у себя такую вещь, я его найду, спасибо.

– Джолай Каик, у него торговое место в самом конце пристани: найти легко, вам любой скажет. – Едва произнеся эти слова, Исъют осознала, что именно имел в виду Джавек, говоря, что деньги не проблема. Какая жалость, она хорошо знала Каика на протяжении нескольких лет, и он не сделал ей ничего плохого. – По-моему, Джолай избавился от нее в прошлом году, так что…

Джавек пожал плечами:

– Не сомневаюсь, что мы сумеем отследить путь этой вещички. Главное, получить доказательства ее подлинности. Но в данный момент это дело вторичной важности. – Он поднял голову и перевел взгляд на Эйтли. – Похоже, вы собирались указать мне, что не входите в сферу моей юрисдикции, так как являетесь гражданкой Шастела, и, задерживая вас, я рискую создать причину для дипломатического конфликта. Это не совсем так. Прежде всего, потому что у вас по меньшей мере двойное гражданство и вы такая же островитянка, как и эти трое, но я не хочу заниматься рутиной, копаться в документах – у меня нет на это ни времени, ни желания. Я предлагаю вам следующее. Вы остаетесь здесь, под нашим присмотром и под нашей защитой, что вполне отвечает как вашим интересам, так и интересам вашего подопечного, Теудаса Морозина. Если не считать членов семьи, вы, вероятно, самые близкие капитану Лордану люди, и это, естественно, создает для вас немалый риск. Если вы согласитесь принять мое предложение – а вы, не сомневаюсь, благоразумная женщина, – то все утомительные процедуры с установлением гражданства и выяснением сферы юрисдикции просто не понадобятся, и мы не станем впустую растрачивать ваше и мое время. Согласны?

Эйтли посмотрела на него: ей показалось, что она смотрит на собственное отражение в отшлифованном до блеска забрале шлема.

– Полагаю, вы правы, – негромко сказала она. – В конце концов, даже если вы меня отпустите, заняться мне все равно нечем.

Джавек улыбнулся:

– Спасибо, что напомнили. С сегодняшнего дня все операции банка Шастела здесь, на Острове, осуществляются под контролем властей провинции. Мы уже отправили письмо в Шастел и полагаем, что никаких трудностей не возникнет. Кстати, хочу поздравить вас: все записи в полном порядке, учет налажен отлично. Не сомневаюсь, что когда все немного успокоится, они примут вас на работу в качестве служащего.

Эйтли пристально посмотрела на него и кивнула:

– Вы очень добры.

– Если только, – субпрефект многозначительно подмигнул, – вам не захочется поступить на работу в штаб капитана Лордана. Тогда все было бы почти как в старые добрые времена, верно?

– Не думаю, – ответила Эйтли. – Боюсь, меня совершенно не прельщает служба в военной администрации.

– Ну, у вас еще будет возможность поразмышлять об этом на досуге, – сказал Джавек. – Посмотрим, как все повернется, а там уже будем принимать решения, хорошо? А теперь прошу меня извинить, спасибо за потраченное на меня время и за совет по поводу возможного местонахождения аррациновской головы. Я, несомненно, позабочусь о ней.

Два стражника шагнули вперед, и островитяне терпеливо поднялись.

– Еще одно, – сказала Эйтли. – Да?

– Вы упомянули о Теудасе… Теудасе Морозине? Что с ним?

Субпрефект улыбнулся:

– Еще раз спасибо за напоминание. Я уже разговаривал с ним, он собирается присоединиться к капитану Лордану. Учитывая недавнее пребывание у кочевников, у него могут быть кое-какие интересные сведения. Уверен, он был бы рад передать вам наилучшие пожелания.

Эйтли нахмурилась:

– Значит, он уже уехал?

– Либо уехал, либо собирается.

– Понятно. Видите ли, дело в том, что у меня хранится предмет, принадлежащий Бардасу, то есть капитану Лордану. В общем, это меч, довольно неплохой, и я подумала, что Теудас мог бы захватить его с собой.

Джавек кивнул:

– Гюэлэн. Да, превосходное оружие, не так ли? Имеет к тому же и определенную сентиментальную ценность, это ведь подарок брата, верно? Не беспокойтесь, мы об этом позаботимся. Но в любом случае спасибо.

Он сделал знак стражам, и в следующее мгновение все четверо островитян оказались в коридоре и зашагали по нему несколько быстрее, чем им хотелось бы. Через какое-то время они подошли к дому Аузелла, слегка запыхавшиеся и разгоряченные. Передняя дверь была открыта, по обе стороны от нее стояли часовые.

– Извините, как… – начала Исъют, но ее легонько подтолкнули в спину, и она влетела в дом.

Дверь захлопнулась. Внизу, в зале, находились двое солдат, во дворе виднелось еще трое. Один из них, высокий, костлявый, лет пятидесяти, назвался сержантом Корло и заявил, что все будет в полном порядке, если они не доставят ему и его подчиненным никаких хлопот.

– Что-то он не очень мне нравится, – прошептала Исъют, следуя за Ветриз в южную спальню. – Вообще-то они все мне не нравятся.

Ветриз не ответила.

– Не знаю, – продолжала Исъют, – что из этого получится. И что будет с нашими кораблями? В конце концов, со всей нашей собственностью? Не могут же ее забрать, на что нам тогда жить? Чем будем заниматься? Уж лучше бы нас просто ограбили и оставили в покое. Одно дело, когда тебя ограбят, и совсем другое…

– Исъют, пожалуйста, помолчи. – Ветриз тяжело опустилась на кровать. – У меня ужасно разболелась голова, и я хочу немного полежать.

– Что? Ах да, да. Я пойду. Надо же объяснить им, что мне необходима хоть какая-то одежда… если, конечно, ее тоже не конфисковали.

– Ушла?

Ветриз закрыла глаза и кивнула:

– Да, наконец-то, вообще-то она мне очень нравится, но я прихожу в ужас при мысли о том, что нам придется жить какое-то время под одной крышей.

– Могу себе представить. Она улыбнулась:

– И все-таки, думаю, видеться ежечасно с Исъют еще не самая большая из наших проблем. Как ты думаешь, что будет дальше? Серьезно.

– Мне бы и самому хотелось это знать.

– Ох. – Она вздохнула. – Когда этот страшный человек упомянул о Горгасе Лордане, мне показалось, что я умру прямо там, в его кабинете. Наверное, надо будет поговорить с Веном, объяснить ему все. Конечно, Вен раскричится, как обычно. Как подумаю, с какими людьми он связался…

– Может, тебе следовало рассказать ему обо всем раньше. Но я понимаю, почему ты этого не сделала.

– Ничего, с Веном я как-нибудь управлюсь. Алексий, а как по-твоему, что будет дальше? Все получилось так гадко, а виноваты в этом мы сами. Не нужно было их провоцировать.

– Ничего не поделаешь. Полагаю, они уйдут, как только война закончится. А уж тогда тебе придется решать самой, как быть. Конечно, корабли они оставят у себя, экипажи тоже, по крайней мере до тех пор, пока не обучат своих матросов. На твоем месте я бы подумал, куда можно уехать.

– Уехать? – повторила Ветриз. – Ты имеешь в виду, навсегда покинуть Остров? Но я же никогда… О, это ужасно. Нет, не может быть, чтобы они так с нами поступили.

– На это не рассчитывай. Вы им не нужны. Остров, возможно, пригодится им как морская база, так что понадобятся постоялые дворы, магазины, все такое. Но они привыкли полагаться на своих, и в этом случае вышлют вас всех куда-нибудь в глубь Империи. Обычно именно так они и поступают: хорошее средство сохранять контроль.

Некоторое время Ветриз просто лежала, закрыв глаза.

– И как, по-твоему, куда нам уехать? Может быть, в Коллеон? Но там так жарко. Не знаю, привыкну ли я. И чем зарабатывать на жизнь? Многое будет зависеть от того, удастся ли взять что-то с собой. Мы могли бы открыть магазин, особенно если с нами поедет Эйтли. Вот уж кто умеет выживать в любых обстоятельствах. По-моему, у Вена есть друзья в Коллеоне, они бы помогли на первых порах.

– Возможно. Только ведь Империя захватит и Коллеон. Знаешь, я бы посоветовал поискать какое-то место подальше.

Она покачала головой:

– Ну вот, ты совсем меня огорчил. Нет, я не хочу сказать, что ты не прав. Жаль только, что нельзя ничего узнать заранее. Кто бы мог подумать, что все произойдет так быстро.

– Это просто. Причина – Бардас Лордан. Это он помог им захватить Ап-Эскатой. Они осаждали город целых десять лет, и нет никаких оснований предполагать, что сумели бы его взять. Я бы сказал, что не будь Бардаса Лордана, у них ничего бы из этого не вышло. Ап-Эскатой был неприступен, его было не обойти, а флота у Империи нет. Теперь Ап-Эскатой пал и у Империи есть флот. Вот тебе прекрасный пример того, как один человек может повлиять на все направление действия Закона. Будь я жив, написал бы об этом книгу.

Долгое время все молчали.

– Какого черта… – Тишину нарушила Исъют. – Какого черта она здесь делает?

Горгас нахмурился.

– Нельзя так говорить о своей матери, – твердо сказал он. – Перестаньте, это историческое событие, первое воссоединение семьи за… сколько лет прошло, Нисса? Должно быть, более двадцати. – Горгас ненадолго задумался, потом щелкнул языком. – Конечно, мы же можем легко все подсчитать. Сколько тебе сейчас, Исъют? Двадцать три?

На середине стола стояла чаша, подставленная Клефасом под падающие с потолка капли. Давным-давно их отец выковал эту чашу из стальной пластины, вырезанной из шлема, подобранного его отцом на месте последней битвы в Месоге более ста пятидесяти лет назад. Падая в чашу, капли издавали звук, похожий на тот, который получается, когда легкий молоток отскакивает от наковальни.

– Двадцать три, – повторил Горгас, когда стало понятно, что никто не собирается вносить свою лепту в разговор. – Значит, прошло двадцать четыре года с тех пор, как мы все в последний раз собирались за этим вот столом. Рад заметить, что здесь почти ничего не изменилось.

Клефас и Зонарас сидели совершенно неподвижно, словно механические железные фигуры в башенных часах, которые забыли завести. Нисса явно пребывала не в духе и, сложив руки и выпятив подбородок, упрямо смотрела в окно, за которым, не переставая, лил дождь. Исъют, зажав зубами полоску ткани, вытягивала из нее нитку за ниткой. Никто так и не удосужился убрать со стола грязную посуду, хотя Клефас – надо отдать ему должное – нашел в себе силы, чтобы прихлопнуть пару тараканов.

Горгас восседал во главе стола. Ради такого случая он надел новую рубашку из коллеонского шелка с вышивкой и брюки, а на пальце у него красовалось кольцо, принадлежавшее его отцу и переходившее в семье из поколения в поколение.

– Твоя комната такая же, как и была, – сказал он сестре. – Тот же комод для белья, та же старая кровать. Конечно, вам с Исъют придется жить в ней вдвоем, но это не проблема. Может быть, нам удастся переделать в спальню кладовую, хотя на это уйдет какое-то время, да и уюта там никакого не будет.

– Где ты спишь? – не поворачивая головы, спросила Нисса.

– В комнате отца, конечно, – ответил Горгас.

– Я так и думала.

Исъют разорвала на нитки всю полоску и теперь складывала какие-то фигурки.

– Ну, давайте, – бросила она, – скажите и покончим с этим.

– Что я должна сказать?

Она положила руки на стол.

– Вы же хотите что-то сказать? Что-нибудь вроде: «как жаль, что с нами нет Бардаса, тогда мы все были бы вместе». Ну же, говорите.

Горгас слегка нахмурился:

– Что ж, скажу. Да, было бы прекрасно, если бы Бардас был с нами. Но его нет, у него своя жизнь, он пытается что-то с ней сделать, стать кем-то, но Бардас знает, что этот дом всегда ждет его, если и когда это потребуется.

– О боги! – Исъют ударила по столу изуродованной рукой. – Дядя Горгас, ну зачем вам понадобилось тащить ее сюда? Нет, я не буду делить с ней одну комнату. Нет, нет и нет. Лучше лягу спать в сарае.

– Чудесно, – пробормотала Нисса. – Тебе там самое место.

– Нисса!

О боги, подумала Нисса, он кричит точь-в-точь как отец. Откуда это? Странно…

Горгас сердито смотрел на нее через стол, угрожающе сжав кулаки.

Нисколько не удивлюсь, если он сейчас прикажет мне доесть кашу.

– А вы, остальные, посмотрите на себя. Да, у нас у всех свои недостатки… да, у меня их тоже немало. Можете не бросать мне упреки, я признаю их сам. Но я хоть признаю, что ошибался, и не притворяюсь безвинным. Но что было, то было, а сейчас это сейчас. Давайте будем честны друг перед другом и перед собой: никто не совершенен. – Он сделал паузу, вздохнул и продолжал: – Мне не хотелось так поступать, но, вероятно, придется. Начнем с тебя, Ни. Ты самодовольная, совершенно аморальная эгоистка. Тебе всегда было на всех наплевать, тебе ни до чего нет дела: ты заботишься только о себе. Когда на Сконе все пошло не так, когда там стало жарко, ты просто ушла, устранилась, бросив людей, которые зависели от тебя. Я… я один-единственный, кто пытался хоть что-то сделать. Я вывел кое-кого оттуда и привел сюда, но ты… ты даже не подумала хоть чем-то помочь брошенным тобой людям. Ты предала целый город, сотни тысяч людей. Практически обрекла их на смерть. И ради чего? Ради того чтобы не оплачивать собственные долги.

А как ты обращалась с дочерью? Разве это не ужасно? Когда я привез ее домой, в Скону, что сделала ты? Бросила девочку в тюрьму. Без всякого сожаления. И ты, Исъют, не лучше. Не притворяйся праведницей. Ты пыталась убить своего отца, ты… нет, помолчи и дай мне закончить. Ты хотела убить Бардаса из-за того, в чем он не был виноват. Он всего лишь выполнял свой долг, делал свою работу, он и понятия не имел, что убитый был его братом, он не ведал о твоем существовании. Я сочувствую тебе, ты через многое прошла. Но пора бы уже одуматься и вести себя так, как и положено разумному, нормальному человеческому существу, если, конечно, ты еще помнишь, как это делается.

– Что касается вас двоих. – Он повернулся к Клефасу и Зонарасу и хмуро оглядел обоих. – Вы ничем не лучше их, а может быть, и хуже. У вас было все: дом, хозяйство, у вас были деньги, которые присылал Бардас, отказывавший себе в самом необходимом, рисковавший жизнью. И что сделали вы? Все промотали, все спустили, все выкинули на ветер. О боги, когда я думаю, как было бы прекрасно, если бы я имел то, что было дано вам… если бы я жил здесь, исполнял то, что требуется, работал, а не скитался по свету, сражаясь и обманывая, ловча и убивая…

– Знаете, меня не так-то легко разозлить, но вы меня раздражаете. Вы меня бесите. – В комнате стало очень тихо, даже с потолка перестало капать. – Единственный из нас, кто может, положа руку на сердце, сказать, что всегда старался поступать правильно, всегда думал прежде о других, а уж потом о себе, это Бардас. Да, Бардас! И его нет здесь. Он не вернулся домой из-за того, что вы… мы сделали ему. Разве не так? Зонарас? Клефас? Однажды, когда ему надо было очиститься от грязи и укрыться от бед, он пришел сюда, но, увидев, что вы двое натворили, ушел снова. Он не смог оставаться дома, ему все было противно. И посмотрите, что стало с ним теперь. Он на чужбине, практически в изгнании, и виноваты в этом вы. Мне трудно простить вас за это, очень трудно, хотя, конечно, я уже простил. Ведь мы одна семья, мы должны держаться вместе, что бы ни случилось, что бы мы ни сделали. Но почему бы вам в таком случае не постараться перестать пререкаться друг с другом, как избалованные мальчишки? Я ведь не о многом прошу!

Долгое время все молчали. Потом Исъют хихикнула.

– Извините, – сказала она, – но, честно говоря, все это смешно. Мы наделали столько ужасов, а теперь станем одной счастливой семейкой. Дядя Горгас, вы… нет… нет, таких, как вы, поискать надо.

Горгас повернулся и посмотрел на нее так, что Исъют невольно содрогнулась.

– Что ты хочешь этим сказать? – сурово спросил он.

– А, перестаньте. Послушайте лучше себя. И, кстати, вы как-то забыли упомянуть, что это дядя Бардас убил вашего сына и сделал из его тела…

– Замолкни. – Горгас глубоко вздохнул, заставляя себя сохранять спокойствие. – Если мы и дальше будем дергать друг друга, корить друг друга тем, что сделали, то все, нам конец, можно и не стараться. Дело не в том, что мы сделали, важно, что мы собираемся сделать. Главное – стараться. Нам всем. В кои-то веки у нас есть все, что нужно, – дом, хозяйство, мы вместе, над нами никто не стоит, никто не подгоняет…

– А власти провинции? – перебила его Нисса, по-прежнему глядя в окно. – Послушать тебя, так они просто исчезли, растворились, как будто их и не было.

– С ними я все улажу, – ответил Горгас. – О них беспокоиться не стоит. Еще раз говорю вам, что нам не о чем беспокоиться, пока мы вместе, пока мы семья. Нам пришлось нелегко, мы многое испытали, пережили тяжелые времена, на нас тяжкое бремя. Предстоит далекий путь, но мы вместе, мы дома. И если только вы сможете понять…

Клефас поднялся и направился к двери.

– Куда это ты собрался? – оросил ему в спину Горгас.

– Посмотреть свиней, – буркнул Клефас.

– О! – Горгас облегченно вздохнул. – Вот что я вам скажу, а почему бы нам всем не сходить в свинарник? Давайте для разнообразия сделаем хоть что-то полезное. Сколько можно сидеть и дуться? Ну же.

Его тон не предусматривал иного варианта.

Уже начинало темнеть. Дождь, ливший весь день, превратил часть двора в болото, дренажная канава оказалась забитой, а расчистить ее никто не удосужился. Нисса, на ногах у которой все еще были сандалии, сразу же почувствовала, как по пальцам потекла грязь.

– И долго мы еще собираемся это терпеть? – прошептала ей на ухо Исъют. – Неужели он и впрямь думает, что мы останемся в этой дыре и будем до конца дней изображать из себя счастливую семейку?

Нисса отвернулась.

– Мне безразлично, что он думает, – громко ответила она, – как, впрочем, и то, что думаешь ты. Все это глупости. А теперь ступай прочь и оставь меня в покое.

Исъют усмехнулась:

– Рассчитываешь, что сумеешь его приструнить? Но здесь не Скона. По-моему, у тебя ничего не выйдет – дядя Горгас уже не тот, что был. Но ты не унывай. Насколько я поняла, он практически отдал эту кошмарную страну Империи. Так что скоро ему дадут какое-нибудь местечко, а мы сможем заняться тем, что нам по вкусу.

Вонь в свинарнике стояла еще та. Уже неделю в него никто не заходил, так что из-под двери во двор текла гнусно пахнущая бурая жижа. Горгас словно и не замечал дождя, его новая шелковая рубашка насквозь промокла и годилась теперь разве что для подстилки.

Как ребенок, которому наконец-то доверили взрослое дело, думала Исъют. Плохо. Вообще-то было бы интересно, если бы здесь оказался и дядя Бардас. Сразились бы друг с другом насмерть, стоя по колено в дерьме.

– Шевелись, Зонарас, принеси мне вилы, – говорил Горгас. – Нисса, бери лопату. – Нисса так и осталась стоять, выбрав для себя место посуше. – Клефас, где тачка? О черт, я же еще на прошлой неделе велел ее починить. И вообще, здесь кто-нибудь собирается работать, кроме меня?

– Семейная встреча, – пробормотал Бардас Лордан, не двигаясь с места. – Наверное, мне надо сказать что-то вроде: «а ты вырос».

Теудас Морозин застыл у входа в палатку.

– Я думал, вы будете рады меня увидеть.

Бардас закрыл глаза и откинулся на подушку.

– Извини. Я не это хотел сказать. Жаль только, что ты приехал сюда.

Теудас напрягся:

– Почему?

– Если бы я сказал, что надеялся никогда больше тебя не увидеть, – продолжал Бардас, – ты бы меня счел чудовищем. Но ты бы, наверное, не понял, что я забочусь о тебе, о твоем благе. – Он поднялся, но так и не подошел к юноше. – Мне действительно приятно, что ты жив и здоров, и ты должен верить мне, когда я так говорю. Но тебе не следует здесь находиться, не следует вмешиваться в эту войну. Надо было остаться на Острове, где у тебя есть будущее.

Теудас собрался было что-то сказать, но передумал.

Он изменился, думал юноша. Я в общем-то ожидал увидеть его другим – постаревшим, похудевшим, но все равно не так. Я бы даже сказал, что он выглядит моложе, чем раньше.

– Я хочу быть здесь, чтобы увидеть, как вы разобьете Темрая, отомстите ему за все, что он сделал. Я знаю, что вы можете победить его, и хочу быть рядом с вами. Что тут ужасного?

Бардас улыбнулся:

– Ничего. Но не тревожься. Ты приехал, ты здесь, мы снова вместе, надеюсь, ты найдешь, чем заняться, и, может быть, даже сумеешь оказаться полезным.

Теудас радостно ухмыльнулся. Он снова почувствовал себя своим, нужным, как в прежние времена. Конечно, не стоило рассчитывать на проявление эмоций, на объятия и слезы, да он этого и не хотел. А хотел он другого: продолжить с того, на чем оборвалось все в тот день, когда шастелские солдаты ворвались в их дом и жизнь изменилась.

– Ладно. Что мне делать?

Бардас зевнул; теперь он выглядел по-настоящему усталым.

– Давай посмотрим, чему научила тебя тетя Эйтли. Она большой специалист в бухгалтерских делах. Если бы ты был внимательным, то кое-что усвоил и сгодишься здесь. Да, в бумагах никто лучше Эйтли не разбирался. Кстати, как она?

Что-то было в его тоне, что-то, насторожившее Теудаса.

Неужели он еще не слышал? Почему? Почему ему не сказали?

– У нее все в порядке, – сказал он осторожно, – по крайней мере, когда я ее видел в последний раз.

– Хорошо. А что слышно об Алексии? Ты давно его видел?

Теудас не знал, что ответить. Ему никак не хотелось становиться вестником того, что случилось на Острове. Но не лгать же? Рано или поздно Бардас все равно узнает…

– Алексий… Так вы не слышали.

Лордан резко вскинул голову.

– Не слышал чего? Он заболел? Или что-то еще?

– Алексий умер.

Бардас застыл.

– Значит, оба.

– Что?

– Ничего, извини. – Бардас покачал головой. – Я только вчера узнал, что умер еще один мой друг, человек, с которым я работал в Пробирной палате. Когда это произошло?

– Что?

– Когда умер Алексий?

Во рту у Теудаса пересохло.

– Да уже довольно давно. Мне и вправду очень жаль, но я думал, что вам известно.

– Ладно. Не беспокойся, – сказал Бардас (в конце концов, обычно сначала умирают, даже если бывают исключения). – Он был уже стар, такое случается. Просто… как-то странно. Мне почему-то казалось, что я узнаю, когда это произойдет. Понимаешь, о чем я?

– Вы ведь были одно время очень близки, да?

Теудас тут же понял, что сболтнул лишнее, сделал только хуже, как часто бывает, когда не знаешь, как сделать лучше, но пытаешься.

– Да, – ответил Бардас. – Но я не виделся с ним уже несколько лет. Попробуй вспомнить, когда именно он умер. Мне было бы интересно. Ну все, давай найдем какое-нибудь занятие. Или ты хочешь сначала отдохнуть? Дорога заняла, наверное, целый день, да?

– Ничего. – Теудас пожал плечами. – Я не устал. Вы ведь хотели, чтобы я сделал какие-то расчеты? Управлять армией – дело нелегкое, наверное, приходится много писать.

Бардас улыбнулся:

– Ты не поверишь, но в армии Максена никто себя этой волокитой не утруждал, и мы как-то обходились без нее. Но здесь… здесь кругом отчеты, доклады, приказы, и при этом ничего не делается.

Теудас уселся за маленький шаткий складной столик, крышка которого была усеяна клочками бумаги и восковыми табличками. Живя на Острове, он не учился специально ни составлению деловых бумаг, ни оформлению документов, но нахватался всего по мелочам.

– Могу начать прямо сейчас. Давайте поработаю с приходной книгой. У вас есть счеты?

– В деревянном ящике, – ответил Бардас.

Теудас открыл ящик. Сделанный из кедра, почти белый со слегка зеленоватым отливом, он издавал легкий, немного сладкий аромат. Внутри находился бархатный мешочек, перевязанный шелковой ленточкой. Теудас вытряхнул на ладонь пригоршню счетных фишек удивительно тонкой работы. Таких ему видеть еще не доводилось: бледно-желтые, из золота высшей пробы, с аллегорическими рисунками как на лицевой, так и на обратной стороне. Ни сами рисунки, ни легенды, выгравированные под ними, ничего для него не значили: изготовленные на монетном дворе Империи, они иллюстрировали сцены из каких-то литературных произведений Сынов Неба. А надписи на чужом языке хранили неведомую, а потому ни на что не годную мудрость.

– Они принадлежали человеку по имени Эстар, – сказал Бардас. – Ко мне перешли по наследству, вместе с его армией. Если хочешь, можешь оставить себе. Я не люблю заниматься казначейскими делами.

– Спасибо. – В коробке, помимо счетных фишек, обнаружился и кусочек мела для записей. – Но вы уверены, что их никто не потребует обратно? На мой взгляд, они довольно ценные.

– Сказать по правде, я об этом и не думал, – ответил Бардас. – Проведя время с этими людьми, начинаешь по-иному воспринимать понятие «ценность». Надеюсь, ты меня понимаешь.

Теудас ничего не понял, но тем не менее кивнул:

– Смотрите сами. Пользоваться ими одно удовольствие.

Бардас улыбнулся:

– Думаю, в этом весь смысл. А теперь послушай. Мы собираемся сниматься с места, и так уже задержались здесь дольше, чем рассчитывали, и теперь отстаем от графика, и мне надо кое-что проверить. Ты не против остаться и поработать без меня? Я ненадолго.

– Конечно, идите, если надо, – ответил Теудас, расставляя фишки по проведенным на доске линиям. – Я себе дело нашел.

Целый час, а то и больше он занимался делителями, частными и множителями, не думая ни о чем постороннем, разбираясь в неровном, бегущем почерке Бардаса, переставляя фишки, вычерчивая новые линии. Теудасу хватало того приятного ощущения мягкости, которое возникало в кончиках пальцев, когда они касались рельефной поверхности фишек, ему доставало слышать чуть глуховатый звон ударяющихся друг о друга золотых кругляшек. Но постепенно, по мере того как он углублялся в расчеты, образы, выгравированные на фишках, откладывались где-то в кладовых его мозга, отпечатывались на его задней стенке, как мельчайшие металлические пылинки, вылетающие из-под точильного камня, въедаются в кожу руки. Мало-помалу Теудас начал распознавать сцены, отыскивать в них смысл и наделять тем, что подсказывало воображение, работавшее независимо от той части головы, которая ведала цифрами. На одной из фишек была изображена идущая на войну армия: впереди Сын Неба на высоком, стройном коне, за ним море голов и тел, каждое из которых изображалось несколькими ударами гравировального резца. На другой – военные трофеи, собранные в гору, высящуюся на поле битвы: мечи и алебарды, кирасы и шлемы, руки и ноги, а на самом верху, как маяк на скале, штандарт Империи. На третьей – город в осаде, башни и бастионы на дальнем фоне. А на переднем плане роющие траншею саперы, защищенные высокими плетеными щитами от стрел и копий защитников. Были еще два мужчины у наковальни, один из которых держал какой-то предмет, а другой собирался обрушить на него молот. Теудас не знал языка, а потому не мог понять, какие битвы и осады прославлены на фишках, но это не имело особенного значения, потому что он мог связать их с любыми войнами и осадами – все войны, сражения и осады похожи друг на друга, если посмотреть на них с некоторого расстояния. Может, думал Теудас, такая обобщенность объясняется тем, что Империя постоянно находилась в состоянии войны с кем-то, постоянно отмечала ту или иную победу над очередным поверженным противником. Возможно, некоторая неясность имела чисто практический смысл, заключающийся и в сценах войн, и в маршевых песнях. Главное – не в деталях, главное – в общем духе.

Уже заканчивая подсчеты, Теудас вспомнил кое-что, о чем позабыл и что лежало в его дорожной сумке, завернутое в промасленную ткань. Он как раз развязал шнурок на сумке, когда в палатку вошел Бардас.

– Я тут вспомнил… – Теудас пожал плечами. – Извините, выскочило из головы. Я привез вам…

Бардас удивленно вскинул бровь.

– Привез мне? Неужели? Очень мило, и что же это?

Теудас опустился на колени. Вынул из сумки продолговатый сверток и передал Бардасу. Возможно, по его лицу и проскользнуло какое-то выражение, когда он развязывал узелки шнура, но оно было абсолютно бесстрастным, когда Лордан развернул ткань и увидел палаш.

– Ясно, – сказал он и снова завернул Гюэлэн. – Ну, как у тебя с бухгалтерией? Разобрался хоть немного?

– Разумеется, вы совершенно свободны и можете уехать в любое удобное время, – сказал ему человек в департаменте по делам иностранцев. – Вы гражданин Шастела, а следовательно, происходящее на Острове ни в коей мере вас не касается.

Далее чиновник указал на тот прискорбный факт, что в данный момент нет кораблей, уходящих в Шастел, и, судя по всему, их не будет в обозримом будущем, из чего вытекало, что если он желает воспользоваться своим неотъемлемым правом уехать с Острова, то ему придется пересекать море пешком.

Ничего не оставалось, как вернуться в пустой дом Эйтли. Здесь уже успели побывать посланцы новой администрации, забравшие все деловые бумаги, а также десять массивных сейфов из литого железа, в которых она хранила банковские депозиты: цепи и болты были разбиты молотами, вырваны из стен, отчего повсюду остались выбоины, трещины и пустоты, надо отдать должное, все прочее осталось нетронутым: в конце концов, аннексия – это не какое-нибудь разграбление, а политический акт. Впрочем, причина такой вежливости была очевидна: какой смысл воровать то, что и так тебе принадлежит?