Сержант уважительно кивнул и отошел. Аффем дал своим людям еще пять минут отдыха и приказал двигаться дальше.

Почти час спустя, пока Бол Аффем продолжал строить хитроумные планы по поводу того, что делать, если не найдется вода, появился враг. Зрелище было не из приятных. Они просто появились на краю, поднимаясь с северной стороны утеса прямо перед ним. Лучников было не больше пятидесяти, и только около дюжины из них в шлемах и кольчугах. Они больше походили на банду неуправляемых детей, чем на боевое подразделение. Бол Аффем отдал приказ остановиться и подождал, опасаясь подвоха. Неужели они верят, что профессиональные солдаты клюнут на такое? Где же тогда остальная часть ловушки? Поджидает на склоне, чтобы атаковать с флангов? Конечно, нет. Им пришлось бы подниматься вверх, что равноценно самоубийству. Если же таково представление повстанцев о засаде, то он с огромным удовольствием попадет в нее.

Пока он стоял и пытался разобраться, лучники сняли с плеч луки, оскорбительно медленно прицелились и начали стрелять. Семь человек в первом и два человека во втором ряду упали. Каждый лучник достал по новой стреле, прицелился и выстрелил. Аффем видел, как они поздравляют друг друга с удачными попаданиями и подтрунивают над промахнувшимся.

Ни при каких обстоятельствах на войне, писал старший Аффем в абзаце, который каждый мальчик на Шастеле должен знать наизусть, профессиональный солдат не должен терять голову. Бол Аффем потер лицо ладонью, признавшись себе, что впервые с детства не знает, что делать. Здесь наверняка ловушка, но, черт побери, он ума не мог приложить, в чем она состоит.

Стрела попала в солдата слева от него, пройдя через правую руку между бицепсом и костью. Аффем увидел, как тот поморщился, не вскрикнув и не шелохнувшись. Аффем почувствовал гордость, но вместе с тем и удивление. Какое оправдание тому, чтобы стоять здесь, не шелохнувшись, как соломенное пугало-мишень на ярмарке, пока повстанцы хвалят или ругают технику стрельбы друг друга? Это просто нелепо.

— Сержант, — сказал он, — избавьтесь от них.

Солдаты хорошо выполнили приказание. Они так слаженно маршировали, что острия их алебард создавали идеально ровную металлическую линию. Сделав еще пару выстрелов, повстанцы как будто растаяли. Лучники просто скатились по обеим сторонам утеса. Естественно, сержант не погнался за ними. Он приказал остановиться, развернулся и вернул отделение к главной колонне.

— Хорошая работа, сержант, — похвалил Аффем. — Как можно быстрее соберите раненых, мы попросту теряем здесь время.

Спустя полчаса произошло то же самое.

На этот раз у повстанцев хватило времени лишь на один залп, прежде чем алебардщики атаковали их. Но еще четыре солдата упали. Трое умерли, один был ранен в колено и не смог продолжать движение. Бол Аффем вполголоса выругался и представил, что он сделает с трусами, как только ему представится такая возможность.

Полчаса спустя — снова. А потом, через сорок минут, — еще раз. И снова. На этот раз, едва преследователи развернулись, чтобы вернуться назад, около дюжины лучников выскочили из-за утеса и дали залп, ранив двух солдат в спины. Остальные снова бросились в погоню, но как только сержант приказал возвращаться, в нескольких ярдах от него материализовался лучник и выстрелил прямо в пах. Сержант умер от потери крови еще до следующей атаки, которая произошла пятнадцать минут спустя. На сей раз лучники даже не прятались за утесами. Они, пританцовывая, удалились, дразня алебардщиков, и пока отряд преследователей спорил о том, стоит ли продолжать погоню, несколько лучников совершенно неожиданно появились позади колонны, убили шестерых солдат и растворились в воздухе.

— Пропорция! — прорычал Бол Аффем. Потери видимы и оскорбительны, но в сравнении с размером армии незначительны. Чем быстрее мы будем двигаться, тем раньше достигнем деревни. И либо им придется воевать с нами там, где мы разорвем их на части, либо стоять в стороне, наблюдая, как мы убиваем каждое живое существо в деревне. А к тому времени, как мы закончим, они пожалеют, что вообще ввязались.

Около полудня им все же удалось поймать одного лучника, который поскользнулся, упал и не успел достаточно быстро подняться. Спустя пять минут мяса на его костях осталось не больше, чем хватило бы, чтобы полакомиться паре собак. Однако Аффем не мог не заметить, что количество повстанцев увеличивалось. Если сначала лучников было около пятидесяти, то сейчас их число возросло до семидесяти пяти. Идея ускорить шаг оказалась не очень удачной: если Аффем отдавал приказ шагать быстрее, повстанцы учащали свои атаки. Он самоуверенно рассчитывал спуститься с утеса к ночи, но его надеждам не суждено было оправдаться, поэтому пришлось маршировать в темноте. Выбора не было: лучники не могли атаковать без света. Кроме того, если не добраться до реки, отсутствие воды превратится в серьезную проблему. Поэтому Бол приказал алебардщикам пить только на остановках.

Наступил рассвет, а утес все никак не кончался. При первых лучах солнца лучники вернулись, по-прежнему стреляя, словно пьяницы на свадьбе, и убегая, как только Бол посылал вперед свой отряд. Наконец он подсчитал, что потерял восемьдесят два человека убитыми и двадцать шесть слишком серьезно раненными, чтобы продолжать путь. Среди них тридцать один сержант. Армия становилась неуправляемой: некому было отдавать приказы.

К полудню, пройдя не более двух миль с восхода, они обнаружили узкий каменистый проход, и Аффем приказал армии двигаться по нему. Передвижение было возможным только при условии, если солдаты согнутся и не будут делать лишних движений. Стоял жаркий день, но никто не решался снять шлем или нагрудники. Вода закончилась еще утром. Лучники убили еще шестнадцать и ранили двадцать одного солдата. Большая часть попаданий приходилась в руки и ноги. Это было душераздирающее зрелище, в то время как лучники веселились и спорили, кто первым поразит ту или иную мишень. Два алебардщика наконец потеряли над собой контроль и кинулись бежать, побросав алебарды и вопя что есть мочи. Второму удалось пробежать ярдов десять.

Этой ночью лучники принесли фонари, однако света было недостаточно, так что они отказались от своей затеи и ушли. Почти в полночь дорога пошла резко вверх, и перед самым рассветом алебардщики достигли равнины и реки. При первых лучах солнца они все еще наполняли фляги, а лучники поджидали их, спрятавшись за камнями и деревьями. Почему-то Бол Аффем был уверен, что проблемы кончатся, как только они достигнут равнины. Конечно же, этого не произошло. Единственная разница заключалась в том, что теперь лучники не выпрыгивали из-за камней, а открыто преследовали противника, словно бездомные собаки, гонящие прохожего по деревенской улице. Они не подходили ближе чем на девяносто ярдов, и теперь их было почти двести человек.

Солдаты обессилели, прошагав две ночи, а потом еще полдня под палящим солнцем. Благодаря строгой экономии воды хватало, но Аффем планировал достигнуть деревни на день раньше, и теперь заканчивалась еда. Вечером его ранили в левую лодыжку. Стрела прошла, не задев вену, и сперва он передвигался, используя в качестве костыля алебарду. К полуночи Бол уже не мог идти без посторонней помощи. Тем не менее он заставлял себя продолжать путь в уверенности, что на рассвете они увидят деревню.

Так и произошло. Найти ее оказалось нетрудно. Последний час перед рассветом они шли на сияющий оранжевый свет. К рассвету, когда лучники снова атаковали, пожар почти закончился. А когда Аффем, покачиваясь между двумя солдатами и волоча за собой раненую ногу, наконец приковылял к тому, что раньше было деревенской улицей, то не нашел ничего, кроме пепла и обугленного дерева. Колодец был забит телами алебардщиков, погибших в первый день. Ни еды, ни укрытия обнаружить не удалось. Ничего не оставалось, кроме как двинуться к следующей деревне, расположенной всего лишь в четырех милях.

— Не знаю, как ты, — сказал Горгас с набитым ртом, — а я проголодался.

За его спиной в воздух поднялся столб дыма. Горела деревня Ламбая, и именно он отдал приказ поджечь ее. Мысль о том, что он послал своих людей поджечь одну из деревень, приводила его в ярость. Хотя Горгас знал, что только так сможет выиграть войну, поступок внушал ему отвращение. О том, как отреагирует Ньесса, когда узнает, он просто боялся думать.

— Далеко еще до реки? — спросил сержант.

Горгас опустил глаза на карту и смахнул с нее несколько крошек.

— Если продолжим двигаться с прежней скоростью, то четыре часа, — ответил он. — Плюс-минус час. Должен признать, они оказались намного выносливее, чем я ожидал.

— Тренировка, — сказал сержант. — Дисциплина. Вот что отличает профессиональных солдат от бандитов и хулиганов.

— Думаю, ты прав, — согласился Горгас, отрезая еще кусочек сыра. — Но пока это только ведет их к смерти.

Они увидели дымок, поднимающийся над второй деревней, почти сразу после того, как покинули первую.

— Вот и все, — сказал сержант, останавливаясь и закрывая глаза. — Так все время и будет. Ни еды, ни укрытия. У нас нет шансов.

— Тогда почему бы не схватить их? — прорычал молодой солдат слева. — Пойдем туда и поймаем ублюдков. Нам же нечего терять, верно? Если мы все вместе…

Никто не слушал, и солдат замолчал. Последние восемнадцать часов ему становилось сложнее и сложнее не думать о воде. До настоящего момента другие проблемы отвлекали его внимание: голод, истощение, вездесущие лучники. Это же хорошо, пытался он переубедить себя. Ничто так не отвлекает от проблем, как жажда. Он подвигал плечами под тяжелыми лямками рюкзака, врезавшимися в кожу сквозь форму. На каждой пятке в том месте, где сапоги терлись о сухожилия, появилось по мозоли. Он попытался не думать о воде.

— Мы еще кое-что не пробовали, — пробормотал кто-то сзади.

— Что?

— Можно сдаться.

Несколько человек восприняли это как шутку и рассмеялись.

— Он дело говорит, — вмешался молодой солдат. — Почему бы и нет?

— Эй, иди к черту! — рявкнул кто-то. — Только таких разговоров нам и не хватало.

Молодой солдат нахмурился.

— В чем проблема? — спросил он. — Посмотри правде в глаза: либо мы сдаемся, либо умираем.

— Сержант, заставь его заткнуться. — Тот покачал головой:

— Мы не сдадимся. Ни за что, пока нас больше. Мы не можем сдаться, не можем приблизиться, чтобы воевать, мы идем все медленнее и медленнее, через несколько часов мы начнем падать, а проклятым ублюдкам не придется для этого и пальцем шевельнуть. Просто безумие, но они прикончили нас. Самая удивительная победа в истории. Ее будут изучать на наших идиотских факультетах. Жаль только, что мы оказались не на той стороне баррикад.

Бол Аффем, пошатываясь между двумя солдатами, думал приблизительно о том же.

Придется переписать каждый учебник и трактат в библиотеке.

Теперь он чувствовал, как его глаза закрываются. Держать их открытыми, не засыпать, продолжать волноваться было так сложно! Теперь, когда Бола несли два солдата, у него возникло ощущение, будто происходящее его не касается. Он вновь оказался ребенком, сидящим на отцовских плечах, слишком маленьким, чтобы доставлять неприятности. Он не чувствовал ни голода, ни жажды; боль в ноге осталась, но он больше не замечал ее, более того, Аффем теперь не мог заставить себя бояться смерти. Глупо, бессмысленно и напоминало страх, который он испытал, когда был маленьким мальчиком, как раз перед тем, как пошел на детский праздник. «Все будет в порядке, — говорила мать, — тебе понравится, как только ты придешь туда».

— Снова идут, — апатично заметил кто-то.

Казалось, всем уже было наплевать. Аффем поднял голову и увидел приближающихся лучников. Они шли не спеша, словно компания путешествующих купцов. Его солдаты устало смыкали ряды подобно тому, как старые монахи выполняют ритуал, в который давно потеряли веру. Голова Аффема снова упала на грудь.

Наверное, был какой-то момент, когда они перестали верить в победу. Бол не мог вспомнить, когда именно это произошло. Уверенность в победе таяла незаметно. Они медленно осознавали происходящее и мирились с мыслью о неизбежности поражения. Вода, укрытие, пища… ради всего этого они готовы остановиться и не двигаться. Будущее после воды, пищи или укрытия не имело значения. Стало очевидным, что переход никогда не кончится, каким-то непостижимым образом скалистая болотистая дорога протянулась в вечность. Со временем можно даже дойти по ступенькам до Луны, но не до края этой неприветливой земли.

Мы могли бы сдаться.

Бол Аффем рассмеялся.

Почему бы и нет? В другой жизни, в следующий раз. Но пока нас все еще тысяча против пары сотен лучников. Если будет бой, они победят. Либо могут сдаться прямо сейчас. Теоретически.

Что-то происходило.

Аффем снова поднял голову и увидел, что солдаты во главе колонны ускорили шаг и бросились бежать. Он пытался понять, из-за чего вся суматоха.

— В чем дело?

— Не знаю, — ответил один из солдат. — Эй, — крикнул он, — что происходит?

— Вода! — откликнулся кто-то. — Там река!

Во-первых, Горгас был обеспокоен. В жизни так всегда, рассуждал он. В самый последний момент, после всех трудов, когда все, казалось, идет по плану, можно превратить победу в позорное поражение. Достаточно лишь невнимательности, чтобы позволить врагу подобраться достаточно близко, и армию Горгаса сметут в несколько минут. А потом он перестал волноваться, когда увидел, как враг, спотыкаясь и падая, на ходу бросая рюкзаки и оружие, скатывается к воде. Вместо этого Горгас присоединился к лучникам, методично отстреливавшим алебардщиков, пока те пили и плескались.

Да они ничего не замечают. Кажется, они и не осознают, что мы здесь.

Он достал стрелу, прицелился и пустил ее. Стрела попала в цель. У него всегда хорошо получалось стрелять на расстоянии. Основная часть солдат ссыпалась со склона, как неорганизованное стадо, как брызги воды, разлетающиеся из переполненного ведра. Они спотыкались друг о друга, толкались, падали, увлекая за собой соседей, скользили по сухому склону на рюкзаках, как дети с горки. Единственным, что они видели, была вода. Горгас подстрелил человека и наблюдал, как тот, умирая, продолжал жадно пить.

— Удивительно, — сказал сержант с отвращением. — В жизни не видел ничего подобного.

— Скоро тебе станет их жалко, — прокомментировал кто-то.

Сержант отрицательно покачал головой:

— Так далеко я не зайду. Никто не может жалеть их.

Верно, подумал Горгас. Зрелище отталкивающее. Копошащаяся, ползущая масса, похожая на муравьев или клещей. Единственное чувство, которое она вызывала, — гадливость, желание наступить на них и положить конец неприличному спектаклю. Самое главное, размышлял он, сколько времени на это уйдет? И хватит ли стрел? Не хочется возвращаться завтра еще раз, чтобы их прикончить.

Теперь на поверхности воды образовался плот из тел; так грязная масса собирается в большом водоеме после бури, когда обломки деревьев и засохшая листва застревает у камней и корней деревьев.

— Скольких мы убили, как думаешь? — спросил кто-то. — Триста?

— Меньше, — ответили ему. — Скажем, двести.

— Нет, как минимум двести пятьдесят.

— Прекратить огонь, — приказал Горгас.

Лучники выполнили приказ, хотя посмотрели на него как на умалишенного. Горгас не обратил на это внимания. Все и так зашло слишком далеко. Продолжать — бессмысленно.

— Вы, двое, — скомандовал он. — Идите и прикажите им бросить оружие. И приведите мне их командира.

Заметили ли они, что обстрел прекратился? Не похоже. Большая часть солдат, добравшихся до воды, похоже, мертвы. Но они не могли убить столько человек. Горгас посмотрел снова и увидел, что некоторые из них просто лежат в реке, переполненные водой, ожидая, что случится дальше. Мысли остальных были поглощены тем, как быстрее добраться до воды. Призывать их бросить оружие бессмысленно: они уже сделали это.

— Хорошо, а остальные? — сказал Горгас. — Убедитесь в том, что ваши колчаны полны, возможно, еще придется стрелять. Где тележки с телами? Успокаиваться рано.

Несколько минут спустя лучники вернулись, ведя с собой трех алебардщиков. Двое несли третьего. Все трое промокли до костей. С их одежды, рук и ног капала розоватая жижа, которую они пили в реке. Горгаса затошнило.

— Это магистр Бол Аффем, — сказал один из алебардщиков. — Он главный, но я не знаю, слышит ли он вас.

— Вряд ли, — ответил Горгас. — Он мертв. — Алебардщики удивленно переглянулись, отпустили руки, и тело плюхнулось на землю, как мешок с мукой.

— Как же нам быть?

Кончиком сапога Горгас перевернул голову Аффем а, чтобы увидеть его лицо.

— Считайте, что вас произвели в генералы. Сдавайтесь, или мы всех убьем.

— Мы сдаемся, — поспешно ответил один из алебардщиков. — И что теперь?

Хороший вопрос. На свете не было силы, которая заставила бы алебардщиков прекратить пить и выйти из воды. Горгасу хотелось бы, чтобы все выглядело как официальная капитуляция. Знание человеческой натуры ему подсказывало, что они сдадутся без всяких условий.

— Вниз по склону, — приказал он. — На расстоянии сорока ярдов сформируйте вокруг них кольцо и медленно сходитесь, пока они не собьются в кучу; потом мы начнем уводить их группами по тридцать человек. И еще нам нужна еда для этих ублюдков. Вы, трое, узнайте, сколько свободных мест в тюрьмах. Видит Бог, я не ожидал ничего подобного, поэтому не знаю, что делать.

— Подождите, — вспомнил сержант. — Кажется, здесь недалеко есть сланцевый карьер. Мы можем на время поместить их туда.

Горгас пожал плечами.

— Можно попробовать. Вдруг он ухмыльнулся.

— Что смешного? — поинтересовался сержант.

— Ничего, — ответил Горгас, улыбаясь. — Я просто подумал, как отреагирует моя сестра, когда я ей скажу, что привел несколько гостей к обеду.

— Не нужно ждать колонны Аффема, — сказал Стен Могре. — Горгаса с армией здесь попросту нет. Мы можем поднажать и к концу недели будем в столице Сконы.

Авид Соеф недовольно посмотрел на него поверх винной кружки.

— Отлично! Зачем мы вообще тогда его посылали?

— Нашей целью, — терпеливо ответил Могре, — было отвлечь внимание Горгаса, пока мы приближались к городу. Я и не надеялся, что он достаточно глуп, чтобы попасться на эту удочку. Но я подумал, черт побери, все равно нам не нужна армия Аффема. Лишние люди будут путаться под ногами. Было бы замечательно, если бы еще одна армия набросилась на противника сзади, пока мы будем биться с ним у ворот города. То, что он все-таки заглотил наживку, удивляет меня, но будь я проклят, если не воспользуюсь шансом.

Соеф на мгновение задумался. Если здесь и был подвох, то он его не замечал.

— Вполне справедливо. И все же нам стоит разделить силы и подойти к городу с двух сторон.

— Неплохая идея, — поддержали его на другом конце стола. — Это как раз то, о чем мы говорили несколько минут назад. Нередко оказывается, что слишком много людей в армии хуже, чем слишком мало.

Стен Могре нахмурился. Кувшин с вином уже опустел.

— Естественно, я подумал об этом. Проблема в том, что по суше к Сконе можно подойти только с одной стороны: вдоль гор и вниз по северной дороге. С какой стороны, по твоему мнению, должна двигаться другая армия? С запада, пробираясь через скалы и прочую дрянь? Или ты представляешь, как они поползут по южным болотам?

Об этом Авид Соеф не подумал.

— Ишь ты, какой прыткий, — сказал он только для того, чтобы выиграть время на размышления. — А что вообще нам известно о южном направлении?

Могре улыбнулся:

— Я там был. Мне пришлось заплатить крестьянам, чтобы вытащили тележку из болота. Если ты не местный, то проблем не оберешься.

Соеф кивнул:

— Именно. Держу пари, они тоже так думают. И наверняка не планируют серьезной обороны с юга. Вот почему мы и должны подойти оттуда. Возьмем пару местных проводников. Ты же не забыл Гуеренца.

— Напомни, пожалуйста, — терпеливо попросил Могре.

— Гуеренц, глава седьмая, раздел четвертый или пятый, я не помню. «Избегайте полагаться на слабости врагов, ибо они могут превратиться в их силу. Напротив, обращайтесь к их сильным сторонам, ибо они окажутся слабостями». Мой любимый отрывок.

Могре вздохнул.

— Куда уж мне спорить с Гуеренцем. Но стоит ли вообще беспокоиться? Что там еще говорил Гуеренц? Единственная стратегия — это неожиданная атака армией превосходящей численности. Все остальное — вынужденный компромисс. Это не священное писание, — сказал он, откидываясь назад и складывая руки за головой, — а всего лишь обычный здравый смысл.

— Не так быстро. Прежде я с тобой соглашался, но теперь, похоже, Авид прав. Предположим, Горгас вернется и атакует нас. Где-нибудь в горах кучка лучников может остановить целую армию. Если мы не готовы прорваться с серьезными потерями, придется простоять там несколько дней. Не забывайте, что мы довольно далеко от дома и доставка продовольствия довольно проблематична. Я слышал, они даже поджигают деревни. Если бы у нас было две армии, мы могли бы позволить одной поиграть с Горгасом, в то время как вторая захватывала бы Скону.

Одна из больших свечей в центре стола потухла, и денщик быстро поставил новую.

— Хорошо, — кивнул Могре. — Идея действительно неплоха, хотя об истинной цели не упомянул никто. Наша цель — не уничтожение Сконы, а подавление армии бунтовщиков и захват или убийство Лордана. Будет неплохо, если Горгаса, защищающего подходы к Сконе от первой из армий, атакует сзади вторая, уже захватившая город.

Авид Соеф уходил спать в дурном настроении: конечно, он получил свою армию, но со стороны все выглядело так, будто его гениальный план — заслуга чертова толстяка. К тому же сейчас он понимал, что поход через болото может оказаться не таким простым, как хотелось бы. И что Могре, благородно согласившись, прекрасно знал это. Конечно, надо было настоять, чтобы южную армию возглавил Могре. С другой стороны, если все пройдет успешно и южная армия захватит Скону и разобьет Горгаса, то лавры вновь достанутся толстяку, в то время как Соеф со своей армией будет мыкаться по горам.

Черт побери, ну почему война должна быть такой тяжелой?

— С дядей Горгасом все будет в порядке, — уверенно заявила Исъют. — С такими, как он, ничего плохого не происходит. Неудачи просто отскакивают от него и попадают в стоящих рядом.

Херис Лордан прикусила язык и ничего не ответила. Кажется, для Горгаса девушка значит очень много, поэтому конфликт затевать не стоило.

— Надеюсь. Полагаю, он в состоянии о себе позаботиться. — Она закрыла чернильницу, подхватила документ, который переписывала, и посыпала его песком, чтобы подсушить чернила. — Тебе не холодно сидеть без шали?

Исъют отрицательно покачала головой.

— Я больше не чувствую холода. По крайней мере не так, как большинство людей. Вот в тюрьме было по-настоящему холодно.

Херис взяла бумаги и вернулась в дом. До чего неприятно, когда из-за этого отвратительного создания приходится покидать свое любимое место. Жизнь с Горгасом Лорданом научила ее избегать прямых столкновений. Она отступила в кабинет и принялась перебирать документы.

Когда Херис ушла, Исъют взяла ее книгу и перелистала несколько страниц. Это был перимадейский технический трактат по прикладной металлургии, где описывалось получение ртути и драгоценных металлов. Почему-то тема заинтересовала девушку. За ее спиной скучный, неуклюжий, похожий на большое дерево Луха прилежно делал домашнюю работу. Слава Богу, маленькая Ньесса ушла докучать кому-то еще. Исъют наконец научилась контролировать малышку, убедив ее, что она страшная ведьма, которая ест кошек и крыс и превращает маленьких девочек в насекомых. Теперь Ньесса избегала ее, а если они все же оказывались в одной комнате, девочка испуганно пряталась за мебелью. От Херис она избавлялась с помощью наглости, а с Лухой совсем просто: достаточно было взмахнуть перед ним изуродованной рукой, и мальчишка мчался прочь, как испуганная куропатка. Что же до дяди Горгаса, то он ей не мешал. Но пока его нет, необходимо как-то контролировать свое окружение.

— Простите, мисс. — Исъют подняла голову. Пришел чертов швейцар. — Вы не знаете, госпожа дома?

— Да, — ответила девушка, — а что? — Швейцар посмотрел на нее:

— Мисс, там мужчина. По его словам, мисс, он брат хозяина, Бардас Лордан.

Исъют не пошевельнулась.

— Хорошо. Проводи его сюда, я поговорю с ним.

Едва швейцар ушел, она вскочила и яростно огляделась по сторонам, но не увидела ничего подходящего. Естественно, цивилизованные люди вроде Горгаса Лордана не хранят дома смертельное оружие. Хотя всегда можно использовать какой-нибудь тяжелый тупой предмет, например, ножку стула. Еще можно спрятаться за дверью и набросить ему на шею бельевую веревку. Обе идеи показались довольно глупыми. Исъют осталась стоять, где была.

— Привет, дядя Бардас.

Было довольно забавно наблюдать за его реакцией. Надо отдать ему должное, он не отдернулся и не закричал, хотя явно испугался.

— Привет, Исъют.

Девушка улыбнулась и указала ему на стул.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — Никогда бы не подумала, что у тебя хватит мужества явиться в этот дом.

Бардас кивнул и сел, не сводя с нее глаз:

— В обычных обстоятельствах — да. Но так как я уверен, что Горгаса здесь нет…

— … и ты то ли не знал, что я здесь, то ли забыл. В любом случае тебе не повезло, полковник. Не хочешь ли вина? Оно вкусное, и я не успела его отравить.

Он отрицательно покачал головой:

— Не хочу пить. В последнее время я вообще пью редко.

— Что-то новенькое. Когда ты учил меня фехтованию, от тебя частенько попахивало перегаром.

— Я изменился.

— Не сомневаюсь. Так что ты здесь делаешь? — Бардас неуверенно ухмыльнулся.

— Откровенно говоря, я пришел знакомиться с племянником. Это он там, в углу?

— Да. Луха, подойди и познакомься с дядей Бардасом. Он великий человек: и солдат, и фехтовальщик, и резчик по дереву, и бог знает кто еще.

Мальчик устало посмотрел на дядю. Естественная реакция на встречу с очередным Лорданом, ухмыльнулся про себя Бардас. Хотя мудрее было бы убежать.

— Привет, Луха. Что учишь?

— Геометрию. Я в ней не слишком силен. — Бардас улыбнулся:

— Я тоже, мне пришлось выучить ее в армии, когда я просчитывал углы, чтобы прицеливаться из катапульты. Хотя до конца не разобрался в ней до сих пор.

Луха ответил ему равнодушным взглядом.

— Не переживай, — бодро вмешалась Исъют. — Он всегда так себя ведет, ничего личного.

— Да, — кивнул мальчик, — можно теперь я пойду доделывать домашнюю работу?

Бардас кивнул.

— Хочешь, помогу?

— Вы же сказали, что сами не разбираетесь, — нахмурился Лука.

— Верно, — улыбнулся Бардас. — И все же я разбираюсь в ней получше твоего.

Паренек на мгновение задумался. Он был из тех мальчиков, по которым всегда видно, как они думают.

— Как хотите. Папа мне говорит, чтобы я делал ее самостоятельно.

— Тогда давай сам, а я посижу здесь и поговорю с племянницей.

Луха кивнул и удалился в свой угол. Бардас сел и провел пальцами по траве.

— Здесь уютно, — сказала Исъют. — Если хочешь, я пошлю его за Херис и малышкой Ньессой.

— Не стоит беспокоиться. Хотя спасибо за внимание. Должен признать, я ожидал, что при встрече ты устроишь мне сцену.

Исъют пожала плечами:

— Мне все еще неприятно тебя видеть. Должно быть, у тебя серьезные проблемы.

— Это еще мягко сказано. Хотя большей частью дело в любопытстве. Я просто не мог представить Горгаса с семьей и собственным домом. То же самое, что зайти на обед к смерти.

Исъют улыбнулась.

— Не верь тому, что видишь. Его жизнь похожа на игрушечные домики для кукол, где все идеально и кажется настоящим, даже двери и окна открываются. За исключением меня, конечно. Но через несколько лет я, возможно, стану такой же, как они. Если буду себя хорошо вести, у меня, наверное, даже пальцы назад отрастут.

— Думаю, ты тоже входишь в набор. Скелет в шкафу — очень похожий на настоящий и высотой всего в три дюйма… Ну вот, расстроилась, — добавил Бардас, ухмыльнувшись. — Разве я не учил тебя всегда быть начеку?

Она кивнула:

— Правильно. Знаешь, что я теперь собираюсь делать? Выжидать. Чтобы убить тебя, когда появится шанс. Хотя… Слишком просто, лучше я причиню тебе боль.

Бардас вопросительно изогнул бровь:

— Да ну? Каким же образом?

Исъют улыбнулась. При желании она делала это довольно мило.

— Я расскажу тебе что-то, чего ты не знаешь. Мне рассказал дядя Горгас. И это убьет тебя. — Она пожала своими костлявыми плечами. — А если нет, я найду что-нибудь еще. Но это должно сработать.

Бардас притворился, что зевает.

— Я весь внимание. Что же за большой секрет тебе известен?

Исъют отвернулась, смахнула со лба челку и повернулась к нему, словно юная кокетка.

— О том, кто открыл ворота в Перимадее.

Позже тем же вечером Бардас вернулся в Банк. Теперь он мог свободно приходить и уходить при условии, что обо всех своих перемещениях сообщает сестре. Маленький паж из кабинета следовал за Бардасом повсюду и докладывал о том, где он на самом деле и чем занимается. Бардас знал об этом, но ему было все равно. Он занимал две комнаты — одну для сна, а другую для развлечений. Вторая комната была большой и просторной, с огромным окном, выходящим на аллею. Из мебели там имелись только стул, табуретка и длинный стол, который можно было использовать как верстак. Рядом стояли две корзины с инструментами, о которых он просил, хотя пока у Бардаса не доходили руки их распаковать.

Он распаковал их сейчас, аккуратно раскладывая инструменты, стирая жир с лезвий и убирая солому, в которую они были запакованы.

Три пилы, два струга, самшитовый фуганок, четыре криволинейных струга, бесчисленное количество рашпилей, стамесок и долото, горшочки с песком, деревянные, чугунные и железные зажимы, горшочки и кувшинчики с клеем, ступки с пестиками, воск и несколько видов лаков, стальные и чугунные молотки, точильные камни, дрели, три линейки из черного дерева, уголек и мел, ножницы и контурные линейки, лобзик и еще пара предметов, предназначение которых Бардас не смог даже сразу определить. Все новенькие, свеженькие, идеально заточенные.