Горгас зевнул.
      - И то, и другое прекрасно, - ответил он. - А совмещение ставит меня в полный тупик. Я хочу сказать, как можно пахать, боронить и сеять из года в год, когда знаешь, что весьма вероятно, какой-нибудь подонок явится и все сожжет прежде, чем ты успеешь все убрать? Такая мысль может запросто свести с ума.
      Клерк пожал плечами.
      - Вредители есть вредители, - сказал он благожелательно. - Существуют мыши, кролики, грачи и голуби, а также солдаты. Собираешь то, что осталось. В соответствии с этим планируешь расходы и бюджет. Если в какой-то год все теряешь, то берешь заем и начинаешь сначала. - Он нахмурился и покосился в сторону. - Так все начиналось, - тихо проговорил он, - так и продолжается. А кроме того, есть люди вроде нас с тобой, которые готовы что-то изменить.
      - Точно, - отозвался Горгас, переворачиваясь на бок. - Теперь, пожалуй, я немного посплю, если не возражаешь.
      Клерк ухмыльнулся.
      - Ты не в духе, потому что сломал свой чудесный лук. Это нормально, добавил он, - я тебя понимаю.
      Горгас немного подумал.
      - Ты прав, так оно и есть. Я уже говорил, этот лук у меня много лет, с тех пор, как я был мальчишкой. Между прочим, его сработал мой брат.
      - Который? У тебя их так много. - Горгас улыбнулся.
      - В свое время я сделал из него несколько отличных выстрелов. Он вызволял меня из беды уж не помню сколько раз. Впрочем, и навлекал неприятности. Но это вина не лука, а только моя. - Он подобрал сломанные куски лука и поднес их к желтому свету масляной лампы. - Ты не поверишь: переломился в утолщении. Вот тут, в роговой прокладке, появилась трещина и пошла через дерево в опору.
      - Да, - отозвался клерк, - вот, значит, как...
      Он даже не дал себе труда закончить фразу. Горгас положил остатки лука рядом и забросил руки за голову.
      - Надо будет попросить его сделать другой, - сказал он.
      * * *
      - Директор скоро пригласит вас, - заверил мужчина.
      Кивнув на холодную и с виду жесткую каменную скамью, он удалился.
      Алексий подумал о своем геморрое, внутренне застонал и сел на скамью, которая оказалась именно такой холодной и жесткой, какой представлялась. Может, лучше было бы постоять; но он подумал о своем ревматизме и не стал подниматься. В сущности, размышлял Алексий, он уже слишком стар, чтобы околачиваться в поганых приемных у кабинетов людей, обладающих званием вроде директора. Раз уж на то пошло, он был слишком стар для подобных игр уже в тот день, когда родился.
      Что, однако, не мешало Алексию признать, что окружающая его обстановка не лишена определенного великолепия. Приемная была просторной и высокой, с подбалочником и толстыми декоративными колоннами из грубо обтесанного розового гранита; ни росписи, ни даже побелки, однако все говорило о наличии денег и возможностей. Такое впечатление, решил Алексий, довольно правильное. У директора (кем бы он ни оказался) достаточно того и другого, чтобы выкупить Алексия у островитян и мгновенно вывезти на большом и быстроходном корабле прежде, чем его богатые и могущественные друзья на Острове смогли что-то сделать. Но кто эти люди, а тем более что им от него понадобилось, Алексий совершенно не мог взять в толк. Это место не походило на учреждение, которое возглавлял человек, коллекционирующий философов.
      Время шло, и скамья не становилась удобнее, поэтому Алексий сделал попытку встать и пройтись на затекших ногах до портала, через который недавно вошел. В нем по крайней мере чудилось нечто знакомое. Попытка повторить величественный перимадейский стиль, предпринятая тем, кто никогда не бывал в Городе и не видел ничего похожего на то, что ему поручили скопировать. Впечатление создавалось странное и чуть смешное.
      Но больше всего, понял Алексий, его раздражало и смущало то, что все здесь такое нарочито новое. Разумеется, он не эксперт, но, судя по чистым, аккуратным, острым линиям и не выцветшим краскам, всему зданию никак не больше пяти лет. Оно все еще хранило слабый запах нового дома, едва уловимую затхлую влажность свежей штукатурки и безошибочный аромат каменной пыли. Уже кое о чем говорит, подумал он. Не просто богач, а внезапно разбогатевший. Алексий попытался не позволить этой мысли расстроить себя, однако ничего не мог поделать. Будучи перимадейцем, он неуютно чувствовал себя в новых зданиях; в Городе даже уборные во дворах насчитывали четыре сотни лет и были сделаны из полированного базальта.
      Внезапно разбогатевший... что ж, это могла быть честная торговля вновь открытая серебряная жила или более удобный морской путь на Юг - или пиратство, а то и революция или гражданская война. Это мог быть представитель новой династии или военный диктатор; впрочем, в таком случае он ожидал бы встречи не с директором, а с королем. Директор - это что-то связанное с торговлей, и ему чуть больше нравилась мысль о каком-нибудь купеческом князьке. Но разве недавно разбогатевшие купцы не набивают свои дворцы кричащей и вульгарной пышностью, сливками со всех пяти континентов, перемешанными в одной кастрюле, не расставляют статуи в каждой нише и не развешивают картин, теснящихся на стенах? Здешняя строгость говорила о чем-то ином, о чем-то как будто слегка знакомом - о созерцательном ордене, возможно, это могла быть какая-нибудь новая раскольническая секта или процветающая ересь. Сочетание строгости, неудобства и неограниченных затрат напомнило Алексию некоторые учреждения его собственной организации там, дома, а отсутствие украшений могло означать некое табу на живописные образы. Или это какое-то поразительное отсутствие воображения, что опять-таки не отрицает созерцательности и учености.
      Отворилась дальняя дверь, и из нее вышел мужчина; не тот, который привел его сюда, но очень похожий.
      Я философ, я должен бы сидеть здесь, размышляя о бесконечном, а не о боли в заднице. Чего бы я только не отдал, чтобы почитать что-нибудь.
      Однако единственной надписью в помещении была всего одна строчка незнакомых букв, высеченная в камне над дверью директора, и не надо было быть лингвистом, чтобы с первого взгляда догадаться: "БЕЗ ДОКЛАДА НЕ ВХОДИТЬ".
      Алексий сложил руки, прикрыл глаза, и ему захотелось подремать.
      Как ни странно, это удалось; потому что каким-то образом все вокруг изменилось, и Алексий уже стоял в какой-то мастерской и видел затылок мужчины. Там, где он находился, было темно; мужчину освещал луч света, проникавший внутрь сквозь приоткрытую дверь. Он стоял у верстака, обстругивая длинную и узкую доску. В воздухе кружились пылинки, ясно видимые в тонком луче солнца.
      Полковник Бардас Лордан, фехтовальщик. Что он здесь делает?
      Алексий попытался заговорить, но голос здесь, кажется, отказывался звучать. Боже мой, это, должно быть, опять будущее. А мне казалось, что я со всем этим покончил. В волосах Лордана, над самыми ушами, он заметил седые пряди; что ж, прошло два года, и уж кто-кто, а Алексий знал, насколько он постарел за это время. Он попробовал передвинуться, чтобы увидеть лицо Лордана, однако ноги не слушались, и поэтому он стал вытягивать шею. Тоже не помогло. Чем-то противно воняло, и Алексий определил этот запах как жженую кость. Оглянувшись через плечо, он увидел железный котелок, кипящий над жаровней с углями, от которой медленно поднимался дым и улетал через отверстие в крыше.
      В дверях появился мальчик, заслонив на мгновение свет, и Лордан велел ему отойти в сторону.
      - Простите, - обиженно отозвался мальчишка. - Вы сами сказали...
      - Ладно, - проворчал Лордан. - Поставь на скамейку. - Паренек пересек мастерскую и поставил то, что принес: поднос, на котором лежали небольшие пучки то ли ниток, то ли волокон, каждый с палец длиной и толщиной.
      - Хорошо я их сделал? - спросил он с надеждой.
      - Отлично, - пробормотал Лордан, даже не взглянув. - Положи так, чтобы я мог дотянуться. Надо работать быстро, пока клей еще теплый.
      Мальчик сделал, что ему было велено, разложив маленькие пучки в ряд на краю скамейки, а Лордан опустил рубанок и провел ладонью по поверхности деревяшки. Потом он обернулся, и Алексий увидел его лицо...
      ...и почувствовал, что его голова падает, потому что плечо, на котором она лежала, отодвинулось. Он открыл глаза и хрюкнул.
      - Извиняюсь, - произнес рядом чей-то голос. - Я не хотела вас тревожить.
      Около Алексия на холодной каменной скамье сидела женщина, владелица плеча, которое он использовал в качестве подушки. Несколько секунд она наблюдала замешательство в его глазах, потом улыбнулась.
      - Прошу прощения, - проговорил Алексий, еще не пришедший в себя от сна и головной боли, которая, по-видимому, имела какое-то отношение к углу наклона головы, пока он спал. - Я не думал...
      - Право, все в порядке.
      Женщина по-прежнему улыбалась. Видимо, она была выше, чем казалась; полная, с круглым лицом, маленьким подбородком, выступающим на том месте, где сходились ее пухлые, гладкие щеки. Волосы седые и выглядели так, словно побелели лет на пять раньше, чем следовало. Они были собраны в аккуратный круглый пучок, заколотый простым гребнем из китового уса; вставлен крепко, как рука узника, заломленная за спину. На женщине было простое серое платье с искусно заштопанной дырочкой от моли на правом плече.
      - Знаете, вот и мой дедушка точно так же по вечерам засыпал, и кто сидел рядом с ним, должен был оставаться на месте, пока он не проснется. Женщина внимательно посмотрела на Алексия и слегка нахмурилась. - У вас усталый вид, - сказала она. - Как вы себя чувствуете?
      - Хорошо, - ответил Алексий, слегка распрямляя спину.
      - Вы не хотите пи-пи или еще чего-нибудь?
      - Нет, - твердо сказал Алексий, - благодарю вас. Извините, вы случайно не знаете, действительно директор в этом кабинете? Видите ли, я сижу здесь уже несколько часов, и мне кажется, что на самом деле его там нет.
      Женщина кивнула.
      - Я была там минуту назад. Там никого нет. - Алексий вздохнул.
      - Как вы считаете, будет нормально, если я сейчас уйду? Уже, наверное, поздно, а мне еще надо найти какой-нибудь ночлег. Солдаты, доставившие меня сюда, почти ничего не сказали, но я понял, что вызов директора никак не касается вопроса проживания. Не знаю, - продолжал он, - может, они предоставят мне комнату для приезжих, а может, бросят в камеру.
      - Вы здесь для того, чтобы встретиться с директором, - сказала женщина. Она произнесла это как-то странно; не вопрос и не совсем утверждение. - Вы правы, уже поздно. И вид у вас такой, что вам лучше бы лечь в постель. - Она встала и подошла к двери кабинета. - Не хотите чего-нибудь поесть или попить?
      Алексий подумал немного.
      - Да, - ответил он, - если это не затруднит, мне бы хотелось выпить воды.
      - Разумеется, - отозвалась женщина. - А поесть?
      - Может, попозже. Пожалуй, это зависит от того, сколько я здесь еще просижу.
      Женщина слегка опустила плечи.
      - Прекрасно, - сказала она. - В таком случае давайте начнем. Пройдемте в кабинет. Там будет удобнее.
      Ай да ясновидец!
      - Вы директор? - задал Алексий глупый вопрос.
      Женщина ответила не сразу; она толкнула дверь, прошагала к большому, крепкому креслу за большим, крепким письменным столом - если бы рухнула крыша, то из-под обломков эту мебель извлекли бы совершенно целехонькой, села и немножко поерзала, устраиваясь поудобнее. Алексий прошел следом. По другую сторону стола стояло другое кресло, такое же монументальное, но поменьше и пожестче. В комнате было довольно темно, и женщина повозилась с трутницей, чтобы зажечь простую фаянсовую лампу.
      - Так-то лучше, - сказала она, когда огонь разгорелся. Всего одна лампа в большой, просторной, пустой комнате.
      - Итак. - Женщина улыбнулась, и в уголках ее губ появились морщинки, похожие на куриные лапки. - Добро пожаловать на Скону.
      - Благодарю вас, - отозвался Алексий. Голова его теперь прямо-таки раскалывалась, и даже слабый желтый свет лампы причинял боль. - Прошу прощения, - продолжал он, понимая, что его слова могут только ухудшить положение, - я не предполагал, что вы и есть директор. Я думал...
      - Не стоит беспокоиться, - быстро проговорила женщина. - Меня зовут Ньесса Лордан. Мне принадлежит Банк.
      Алексий кивнул, не в силах придумать ничего умного. Он заметил крохотные точки на мочках ее ушей, где они были давным-давно проткнуты для серег, а потом так и заросли.
      - По-моему, я знаком с вашим братом, - сказал он. - Бардас Лордан?
      Женщина кивнула, но выражение ее лица не изменилось.
      - Думаю, вы также знаете еще одного из моих братьев, Горгаса, - сказала Ньесса. - Он упоминал о вас.
      - Да, - подтвердил Алексий. - Да, однажды мы с ним встречались. Мельком.
      Ньесса поглядела на него задумчиво, словно он был куском довольно дорогого мяса, купленного для званого ужина.
      - И, разумеется, у меня есть еще два брата в Месоге, но вы с ними не знакомы. Ой, - спохватилась она, - совсем забыла. Ваша вода.
      Прежде чем Алексий успел что-нибудь сказать, Ньесса встала и налила воды из огромного чеканного бронзового кувшина в деревянную чашку. Кувшин был похож на военный трофей или на подарок правителя соседней страны во время государственного визита. Чашка же домашняя, скорее кропотливо выдолбленная долотом, нежели выточенная на токарном станке. У края была крохотная трещинка. Алексий поставил ее на левую ладонь, не зная, что делать дальше. Не покажется ли грубым вот так взять и выпить воду одним глотком, когда она с ним разговаривает, или обидным не выпить сразу же, раз она взяла на себя труд налить собственными руками? Кабинет очень просторный и чистый, заметил он безотносительно. А она ведет себя так, будто арендовала его на неделю и не хочет ничего трогать или передвигать, чтобы вдруг не поломать чужого. Этот кувшин с юга, и к нему должны быть фаянсовые чашки. Интересно, она хранит их для особых случаев? Странная картина возникла в воображении: покуда он, изнывая, ждет в приемной на холодной и жесткой скамейке, женщина усердно моет пол и вытирает пыль в этой комнате, точь-в-точь как обыкновенно делала его мать, когда ждала гостей. Алексий поднес чашку к губам и сделал маленький глоток.
      - Итак, - проговорил он, - чем могу быть вам полезен? - Ньесса снова улыбнулась. Ее лицо напомнило Алексию печеное яблоко.
      - Вы имеете в виду, - сказала она, - зачем я притащила вас через половину света в место, о котором вы и слышали-то всего два-три раза, а потом столько часов держала в приемной? Справедливый вопрос. На вторую его часть отвечу: я была занята. Вы ведь скажете, когда захотите поесть, правда?
      Алексий кивнул и глубоко вздохнул. Он не понимал, боится он эту женщину или нет. Она была моложе его лет на тридцать, а напоминала бабушку.
      - А на первую часть?
      - Ах, я думала, вы уже догадались, - ответила Ньесса. Не отводя от него взгляда, она протянула руку и взяла пригоршню изюма из мелкой глиняной тарелки. - Я хочу, с вашего позволения, чтобы вы исполнили для меня некое волшебство.
      Алексий снова глубоко вздохнул. Не так давно у него для подобных случаев была специально заготовленная речь, в которой просто и доходчиво объяснялась разница между абстрактным философом и чародеем. Она сочинялась для студентов и жен сановников, пристающих со светскими разговорами на официальных приемах. Поскольку директор не подпадала ни под одну из этих категорий, Алексий решил импровизировать.
      - Весьма сожалею, - сказал он, - но я не волшебник. Я не смог бы сотворить ничего волшебного, даже если бы захотел. Впрочем, не думаю, что это вообще кто-то может делать. Я занимаюсь изучением полунаучной-полуметафизической концепции, которую мы называем Принципом и которая касается исключительно структуры времени. С годами выяснилось, что наши исследования иногда имеют причудливые и неконтролируемые побочные эффекты, которые можно спутать с волшебством, однако поскольку никто из нас в действительности не знает первооснов этих феноменов...
      - Конечно, - перебила Ньесса Лордан довольно нетерпеливо. - Вы не так много знаете об этом. - Она переплела свои пухлые пальцы, и в этом жесте Алексий увидел женщину, которая основала и построила в высшей степени процветающий банк. - Вы не понимаете волшебства, но можете его делать. Я отлично его понимаю, а вот делать не могу... ну, не до такой степени, как хотелось бы. Так что вот вам сделка: я учу вас, а вы помогаете мне. Справедливо?
      Когда-то давным-давно у Алексия был дядя, который держал лесопилку. Дядя знал толк в пилке древесины, а помимо этого почти ни в чем не разбирался; однако его жена (его вторая жена, на пятнадцать лет моложе) обладала настоящим даром к бизнесу и научила юного Алексия некоторым уловкам по части переговоров. Первое: если они много говорят, суммируй и упрощай. Второе: как можно скорее переходи к делу. Третье: позволь им узнать о кое-каких твоих слабостях. Четвертое: заставь их думать, будто тебе о них все известно. Пятое: никогда не предлагай и не заключай сделку, которая не содержит хотя бы небольшой выгоды для другой стороны. Между прочим, эта его тетушка была маленькой толстушкой.
      - Вы знаете о волшебстве, - сказал он. - Очень интересно. Мы - ученые моего Ордена - признаем существование людей, которые обладают естественной способностью понимать и даже манипулировать функционированием Принципа; собственно говоря, мы зовем их натуралами. Как правило, они, видимо, не осознают того, что способны делать. Вы говорите, что принадлежите к их числу?
      Ньесса Лордан цокнула языком.
      - Ведь вы меня слушали, да? - проворчала она. - Ваши натуралы не понимают, но могут это делать. Я же наоборот. Здесь не я натурал, господин патриарх, а вы.
      Алексий раскрыл было рот, чтобы возразить, как вдруг до него дошло то, что она сказала. Он замер и сидел молча секунды две-три.
      - И, как вы говорили, вы никогда не понимали того, что можете делать. Ну же, подумайте. Та история с моей дочерью и моим братом Бардасом; вы тогда применили весьма сильное волшебство, и я готова поспорить, что не сумеете объяснить мне, как это у вас получилось. Ну?
      Алексий снова открыл рот, помолчал.
      - Нет, - признался он, - не могу. То есть в самых общих чертах - да; но описать процедуру шаг за шагом... нет. - Он нахмурил брови. - Вы хотите сказать, что вы можете?
      Ньесса подавила зевок.
      - Именно, - проговорила она. - Это то, что можно назвать простым, но трудным. Например, поднять тяжелый валун - операция довольно простая, однако невыполнимая, если вы не обладаете очень большой силой. Я знаю, как поднимать предметы, но недостаточно сильна, чтобы таскать валуны. То же самое и с волшебством. - Секунду она смотрела ему прямо в глаза, затем продолжала: - Вижу, вам не по нутру это слово, увы, ничего лучше придумать не могу. Полагаю, вы бы назвали это "аномальными физическими явлениями, связанными с манипулированием Принципом", но мне такое трудновато выговорить. Итак? Вы хотите учиться или нет?
      Алексий подумал о жене своего дяди.
      - Вы предлагаете мне купить товар, которого я еще не видел, - ответил он.
      - Нет, - возразили Ньесса. - Договариваемся так. Мы приходим к соглашению относительно условий, затем вы получаете товар, потом за него платите. В конце концов, вы не сможете сделать то, чего я от вас хочу, пока не овладеете тем, чему я должна вас научить.
      - Ладно, - небрежно проронил Алексий. - Скажите, что я должен сделать в первую очередь?
      И опять, прежде чем ответить, Ньесса заглянула ему в глаза. Что, видимо, должно было лишить его присутствия духа, и это сработало.
      - Не более того, что вы сделали с моей дочерью, - произнесла она.
      Алексий покачал головой.
      - Не уверен, поскольку недостаточно знаю об этом, - ответил он, - но предполагаю, что сделанное мной по крайней мере сыграло определенную роль в падении Города. Безусловно, это причинило ужасное количество бед, а также сделало меня очень больным. Не думаю, что хотел бы иметь дело с чем-нибудь подобным, даже если не научусь тому, что вам известно о волшебстве. В конце концов, - добавил он, слегка пожав плечами, что, безусловно, одобрила бы жена дяди, - это не совсем то, что мне нужно.
      - Очень хорошо, - сказала Ньесса. - Теперь позвольте мне рассказать вам кое-что о моей семье. Как вам известно, когда мы были моложе и еще жили в Месоге, мой брат Горгас подстроил, чтобы меня изнасиловали два богатых молодца из Города, а потом убил моего отца и моего мужа, а также, заметая следы, пытался убить меня и нашего брата Бардаса. Когда он бежал, мои братья в один голос обвинили меня в том, что случилось... и действительно, я строила глазки этим двум мальчишкам из Города в надежде, что они заберут меня с собой в Перимадею. Горгас убил и их, а значит, убил отца моей дочери. Несмотря на это, - продолжала она, тряхнув головой, - мы с Горгасом добрые друзья; по крайней мере это все, что у каждого из нас осталось от семьи, поскольку Бардас, Клефас и Зонарас отказываются иметь с нами что-либо общее.
      Теперь Горгас уверовал в семью; а я могу обойтись и без нее. Мне пришлось заточить свою дочь, потому что у нее не все в порядке с головой, она постоянно угрожает и говорит ужаснейшие вещи. Горгас из-за этого считает меня чудовищем, но поскольку большинство угроз направлены против Бардаса - а он души не чает в Бардасе, всегда так было, - он согласен, что я поступила правильно. Однако, видите ли, мы с Горгасом деловые люди; мы знаем, когда надо прекратить невыгодное дело, когда надо забыть о прошлом. Мы понимали, что вместе сумеем устроить свое будущее, что мы и сделали. - Ньесса на мгновение умолкла, давая возможность Алексию переварить сказанное. - Думаю, вы могли бы сказать, что мы, прежде всего прочего, целеустремленные и практичные. Мы практичны в отношении жизни и смерти, любви и ненависти, правильного и неправильного; и мы практичны в отношении этой штуки, которую вы называете множеством длинных трудных слов, а мы называем волшебством. Такие уж мы люди. И если вам кажется, будто у вас есть выбор, помогать нам или нет, - добавила она с легкой улыбкой, - то я скажу, что для старика вы чрезвычайно наивны.
      Алексий кивнул.
      - Вы хотите, чтобы я кого-то убил, - проговорил он. - Многих людей, потому что для одного человека не понадобилось бы волшебство.
      - О нет, - ответила Ньесса. - Опять-таки вы не слушали. Так вот, теперь слушайте и напрягите свой мозг. Мы не хотим никого убивать; совсем наоборот. Вспомните, ведь это вы хотели убить Бардаса, а мы вас остановили. А теперь, - произнесла она приятным голосом, - мы хотим, чтобы вы заставили Бардаса снова полюбить нас. Не столько для меня, сколько ради Горгаса, поверьте, но мне тоже было бы приятно. Пришло время нам, тем, кто жив, снова стать семьей. А кроме того, - добавила Ньесса, - мы могли бы использовать его в бизнесе. Вы его друг; неужели вам не хочется, чтобы он воссоединился со своими близкими?
      Алексий погладил ладонью бороду.
      - Понятно, - сказал он. - Вы хотите преподнести своему брату своего другого брата в качестве подарка на день рождения?
      Ньесса улыбнулась.
      - Почему бы нет? - согласилась она. - Во всяком случае, это то, чего ему хочется.
      Мальчик поднял глаза. Его лицо блестело в свете костра.
      - Почему обязательно нужно этим заниматься в такое время года, когда темно и холодно? - спросил он. - Летом мы управились бы за один день.
      Лордан не повернул головы; он пристально смотрел на огонь.
      - Дерево лучше рубить, когда уходят соки. Так его легче сушить. Когда мне было столько лет, сколько тебе, мы обычно ждали, когда на земле будет фут снега, прежде чем подумать о заготовке древесины.
      Мальчик посмотрел на него.
      - Ведь вы не из Города, правда? Я хочу сказать - родом. - Лордан покачал головой.
      - О тех местах, откуда я родом, ты даже не слыхивал, - бесстрастно ответил он. - Вот там снегопады так снегопады. Там, где я вырос, вот так бывает весной.
      Мальчишка поежился.
      - Какая жуть. Не очень-то весело. Думаю, я сумею привыкнуть, - добавил он уныло.
      Лордан улыбнулся.
      - Просто поразительно, к чему можно привыкнуть, если придется. Для начала постарайся потеплей одеваться. В твоем возрасте это уже можно бы делать без напоминаний.
      Паренек уставился в костер, словно хотел разглядеть то, на что смотрит Лордан.
      - Этим вы занимались до того, как пришли в Город?
      - Вообще-то нет. Мы были фермерами, как и все. Но это значило, что надо уметь самые разные вещи. Мы никогда не покупали того, что могли сделать сами. Этому ремеслу я научился вместе с десятком других и ничего особенного в нем не видел. Я имею в виду, - добавил он с усмешкой, - оно не очень трудное, правда?
      Мальчик скорчил гримасу.
      - Мне кажется, что трудное, - ответил он.
      - Тебе - конечно, - добродушно согласился Лордан. - Подозреваю, ты и лошадь подковать не умеешь. Или построить дом, или сделать гвозди, или отлить котелок, или свить веревку. Впрочем, должен признать, что это дело получалось у меня лучше, чем у других. К тому же работа легкая и вовсе не неприятная. И деньги приносит неплохие, в здешних местах. Просто на удивление неуклюжий народ.
      - Фермеры, - сказал мальчик. - Ой, извините, я не хотел вас обидеть.
      Лордан покачал головой.
      - Не фермеры, а крестьяне. Разные вещи. Раньше я так не думал, однако это правда. Хотя нас не касается. Я вот что скажу: спасибо богам за военных. Мы выполняем работу, а они платят наличными.
      Мальчишка цыкнул зубом.
      - По-моему, они заказывали тис или маклюру. Почему мы рубим ясень?
      Лордан хихикнул.
      - Друг мой, - проговорил он, - эти люди не смогут отличить тисовое дерево от веточки сельдерея. Они сказали тис или маклюра просто потому, что прочитали об этом в какой-то книге. Ясень отлично сойдет, особенно когда мы подобьем его сыромятной кожей.
      Он подбросил охапку сухих веток в костер и снова лег, закинув руки за голову. Где-то далеко, в долине, завыл волк. Мальчик испуганно привстал.
      - Успокойся, - сказал Лордан с усмешкой. Парнишка нервно взглянул на него.
      - Это волк.
      - Точно. А теперь спи.
      - Но ведь... - Мальчик оглянулся, словно ожидая увидеть блеск волчьих глаз сразу же за кругом света от костра. - Может, нам залезть на дерево или...
      Лордан зевнул.
      - Можешь залезть на дерево, если хочется, - согласился он, - конечно, в случае, если найдешь его. Похоже, мы только что срубили последнее. Но вообще-то я думаю, тебе бы лучше поспать. У нас утром очень много работы.
      Мальчика его слова явно не убедили.
      - Ну, тогда один из нас должен сторожить, - возразил он. - На всякий случай, знаете ли.
      - Валяй. - Лордан взял сумку для инструментов, подложил ее под голову и снова лег, закрыв глаза. - Спокойной ночи.
      Он уснул почти мгновенно. Лордан понимал, что спит, потому что он стоял на башне городских ворот Перимадеи (которой уже не существовало) и смотрел на восток поверх палаток жителей равнин, туда, где река, казалось, текла пря-мо на небо. Рядом с ним на галерее был его брат Горгас; и в этом сне они разговаривали спокойно, почти дружески: Горгас рассказывал о войне на Сконе, а он почти не слушал. Рассказы других о войне обычно очень скучны.
      - Ты должен поехать на Скону, - говорил Горгас. - Город обречен. Они победят, и ты не захочешь оставаться здесь, когда это случится. А на Сконе тебе самое место - человеку с твоим опытом.
      Лордан увидел, как сам же отрицательно покачал головой.
      - Нет, спасибо, - ответил снящийся Лордан. - Какой смысл плыть через полмира, чтобы воевать, если я и так воюю? А потом, я не наемник.
      Горгас насупился, как бы обидевшись.
      - Это совсем другое. Ты - член семьи. Мы должны держаться вместе.
      - На твоем месте я бы не касался этой темы, - проговорил тот, другой Лордан. - Если я и покину Город, то уйду куда-нибудь, где смогу честно зарабатывать на жизнь и где меня не будут все время пытаться убить. - Он пожал плечами. - Может, даже снова начну фермерствовать. Эй, - добавил он, разве я сказал что-то смешное?
      Горгас, ухмыляясь, ответил:
      - Извини, я не хотел быть невежливым. Твоя мысль о фермерстве... Просто курам на смех.
      - Хорошо, - кивнул Лордан, - тогда займусь каким-нибудь ремеслом. Я много чего умею.
      - Назови три вещи.
      Прежде чем ответить, Лордан подумал.
      - Могу стать колесником, - сказал он. - Или бондарем. Помнишь, я чинил все наши бочки.
      - Они протекали, - напомнил Горгас. - Ты никогда не мог точно подогнать новые клепки. Помнишь тот год, когда в семена попала влага, а когда мы открыли крышки, они все оказались проросшими?
      - Ладно, не бондарем. Существует много других вещей. Могу быть медником. У меня бы хорошо получилось.
      Горгас прикусил губу и улыбнулся.
      - Воображаю, как ты с котомкой за плечами тащишься из деревни в деревню и починяешь кастрюли. Признай, брат, ты не умеешь ничего, кроме как проливать кровь. Надо заниматься тем, к чему есть способности, как поступил я. Я хочу сказать, это вопрос подходящего инструмента для определенной работы. Я был создан, чтобы делать деньги. Ты - чтобы убивать людей. И в этом нет ничего плохого.
      - Пошел ты к черту, - проговорил с отвращением другой Лордан; а Лордан, который за всем этим наблюдал, был сердечно благодарен, что подобного разговора никогда не происходило и уже никогда не произойдет, поскольку и сам Город лежит в руинах. - Ты говоришь омерзительные вещи, впрочем, я не думаю, что это правда. Судя по твоим словам, я похож на телегу живодера со стаей ворон, вечно кружащей немного поодаль. К тому же не понимаю, с какой стати ты говоришь о себе как о честном бизнесмене, - добавил он раздраженно. - Если в нашей семье и был кто-то, кто прокладывал себе путь в жизни, перерезая глотки, так это ты.
      Горгас оперся локтями о парапет и некоторое время задумчиво смотрел на палатки вдалеке.
      - Не стану отрицать, - сказал он. - Я совершил много такого, о чем жалею. Но это всегда служило средством для достижения цели; для меня убийство никогда не было профессией. И если уж мы намерены быть беспощадно честными, - добавил он, медленно повернувшись и посмотрев другому Лордану прямо в глаза, - то я должен заметить, что по крайней мере проложил себе путь в жизни, как ты изволил выразиться. Ты же тратишь жизнь, просто блуждая без цели, каждый день затевая новую смертельную схватку; ты, конечно, всегда побеждаешь, а другой бедняга неизменно погибает, но чего, черт подери, ты добился? По крайней мере, когда я проливал кровь, для этого имелась причина. - Он вздохнул и отвернулся. - Буду с тобой откровенен: окажись я в твоей шкуре, я бы вряд ли спал по ночам.