ГЛАВА 21

Крутой разворот на кончике крыла, стремительное пикирование, крылья мягко гасят скорость. Прибыли.

Шеррн-онн – не просто обиталище первого из кланов. Хранящие, если смотреть объективно, далеко не самый многочисленный и не самый сильный клан Эль-онн, их Дом мог бы быть и поскромнее. Но Шеррн-онн – это еще и центр общественной жизни эль-ин, то, что люди назвали бы столицей. Сотни раскидистых деревьев величаво плывут в кристально чистом воздухе, сплетаясь ветвями и корнями, образуя живой, неповторимый, вечно меняющийся рисунок. Где-то там, в глубине, есть источник энергии, не уступающий по мощности небольшому солнцу, в полых стволах скрываются запасы самых различных веществ и живых тканей, от банальнейшей воды до уникальной коллекции генетического материала. Не говоря уже об информации и магических артефактах. В истории эль-ин бывали времена, когда весь народ собирался в этом самодостаточном городе-замке и тысячелетия проводил внутри, отражая непрерывные атаки со всех сторон. Если и есть место, которое можно назвать сердцем Эль-ин, то оно здесь, в Шеррн-онн.

Беззвучно приземляемся на одну из дальних террас, тщательно складываем крылья. Меня вдруг ни с того ни с сего начинает волновать состояние моей прически и количество дыр на одежде. Разгуливать растрепанной по Шеррн-онн – это одно, а вот заявиться сюда некрасивой…

Раниэль-Атеро повелительным жестом останавливает мои жалкие потуги, несколькими отточенными заклинаниями приводит все в порядок. По коже вдруг начинают струиться живые, пронизанные золотом и цветом узоры. Выгибаю шею, пытаясь рассмотреть, что он там нафантазировал. Штаны, выданные мне в Эйхарроне, стали гораздо короче и плотно охватывают бедра, демонстрируя все до последней косточки, все изгибы тела. Строгая золотистая курточка превратилась в коротенький топ, едва прикрывающий грудь и не оставляющий практически никакого места фантазии. По моему собственному глубокому убеждению, мое тело не настолько хорошо, чтобы выставлять его напоказ, особенно после изматывающих приключений последних дней, но в исполнении Раниэля-Атеро наряд смотрится очень даже ничего. А я в нем кажусь почти хорошенькой.

По белоснежной коже, присущей истинным Теям, струятся, текут, переливаются всеми оттенками золота живые драконы. Намек на мое смешанное происхождение? На высокое положение, которое я занимаю среди представителей других рас Эль-онн, в особенности среди выходцев с Ауте? Странно. Обычно Раниэль-Атеро умудряется изящно игнорировать факт, что я вообше-то не его дочь. Если сейчас он решил столь утрированно этот факт подчеркнуть, значит, на то имеются чертовски веские причины.

Учитель обходит вокруг меня, досадливо морщится. Взмах руки – и ткань одежды полностью меняет свою текстуру. Теперь это уже не тусклое золото, а то же изменчивое многоцветие, что переливается у меня во лбу. При ближайшем рассмотрении обнаруживаю, что ту же расцветку приняли глаза оплетающих плечи драконов и даже моя верная аакра. Алебастр, золото и изменчивость. Слишком броско. Ловлю себя на мысли, что мне будет недоставать классической утонченности жемчужно-серого.

Раниэль-Атеро отступает на пару шагов, окидывает меня взглядом художника, довольного новорожденным шедевром. Воздух сгущается вокруг, образуя изогнутое зеркало, и я замираю, удивленно рассматривая странное, незнакомое существо в его глубине. Высокая, дивная, сильная. Волшебная. Да, именно волшебная. Когда отчим умудрился применить глемуар так, что я не заметила?

Поворачиваюсь к нему, и мое дыхание перехватывает где-то в горле. Раниэль-Атеро не стал особенно менять ни одежду, ни прическу, они у него и так всегда безупречны, но абстрактные узоры, асимметрично разбегающиеся от одной из бровей всеми оттенками синего, удивительно изменили его и без того прекрасное лицо. Потрясающе.

Сен-образ преклонения перед чужим мастерством награждается тенью улыбки и аристократическим наклоном ушей, одна рука протягивается ко мне в приглашающем жесте. Двумя стремительными тенями несемся в сплетении туннелей.

Воздух проникнут тревожным ожиданием и неопределенностью. Возбужденные сен-образы спешат доставить бесчисленные сообщения, передать приветственные улыбки или завуалированные оскорбления. Их хозяева переливаются всеми цветами радуги, а также теми, которых в человеческом спектре нет и быть не может. Волосы, кожа, крылья, глаза – самые невероятные сочетания расцветок, самые сногсшибательные стили. Удивительно, но это беспорядочное роение отнюдь не режет глаз, а, напротив, создает впечатление соразмерности, гармонии. То, что на первый взгляд кажется растревоженным муравейником, на самом деле пронизано скрытым смыслом и четко структурировано.

Стремительнейший поворот, вверх, буквально на палец разминуться с летящими тебе навстречу сизокрылыми заклинателями линии Бедар, еще один поворот, вперед по пустынному туннелю, глубже в недра онн. Наконец приземляемся в небольшой комнате, чем-то напоминающей малые гостиные Эйхаррона. Стук высоких каблучков – входят великолепнейшая Вииала и окутанная тенями и блеском алмазов Даратея. Мое тело вдруг само бросается вперед, расстояние исчезает, будто его и не было, и я нахожу себя в бережных объятиях Аррека. Знающая ухмылка мамы заставляет в смущении спрятать лицо. Ну да, я помню, я должна все еще дуться, но, во имя Ауте, как же мне хотелось, чтобы в течение последних часов он был рядом!

Отступаю, окидываю его взглядом. Кто-то определенно взял шефство над гардеробом человека, и, судя по всему, этим кем-то может быть лишь Вииала. Стиль, знаете ли, чувствуется. Все те же обтягивающие черные штаны и сияющая черным шелком свободная рубашка, но какова разница! Что-то в линии бедра, в полоске перламутровой кожи, выглядывающей из-под воротника, заставляет тело казаться более обнаженным, чем если бы на нем не было одежды вообще. Аррек всегда был потрясающе красив, но теперь в этой красоте появился какой-то неуловимо-чувственный, будоражащий оттенок, помимо воли пробуждающий грешные мысли в любом существе женского пола, случившемся рядом. Может, нам не стоило столь бездарно тратить недавнюю ночь на сон?

Судорожно сглатываю, поспешно отвожу глаза. Против воли к щекам приливает краска, и понимающий смех Вииалы совсем не помогает справиться со смущением.

Аррек мягко отстраняет меня на расстояние вытянутых рук, внимательно оглядывает. В стальных глазах с круглыми зрачками светится что-то странное, смесь потрясения с восхищением. Что такое? Разве он, Видящий Истину, не понимает, что это всего лишь глемуар, иллюзорное заклинание, наложенное отчимом? Человек осторожно, точно чего-то опасаясь, проводит кончиком пальца по моей ключице, по спине пригревшегося там дракона. Ящерица, которой вроде как полагается быть нарисованной, благодарно изгибается, прикрывая веками сияющие глазищи. Прикосновение посылает волны тепла, цвета крылатых созданий, оплетающих плечи, становятся на порядок интенсивней. Где-то в груди зарождается довольное кошачье ффр-р-р-р, всем телом подаюсь вслед за его рукой. Затем все-таки отступаю, вспомнив о важности момента.

Дарай осторожно потирает палец, точно он ощутил нечто большее, чем мое тепло. В принципе так оно и должно быть, с его-то по-аррски обостренной чувствительностью к прикосновениям.

Так, мне нужно отвлечься, причем срочно, иначе все жизненно важные проблемы окажутся отосланными куда подальше, а наследница клана Дернул отправится справлять медовый месяц. Старая, как небо, истина: хочешь избавиться от женщины, подари ей нового мужа. Эффект потрясающий, проверено поколениями эль-ин.

Возвращаюсь к остальным. Мама полностью отключилась от происходящего в руках Раниэля-Атеро. Началось это, должно быть, как передача информации, но сейчас скорее напоминает медленный, очень личный танец, под музыку, которую слышат только двое. Горло перехватывает при виде болезненной нежности, с которой его руки прикасаются к ее волосам. Мне вдруг становится ясно, что он испуган. Что он до умопомрачения, до дрожи боится потерять ее. Что после зрелища разрушительной агонии Зимнего ему просто физически необходимы эти прикосновения, это молчаливое заверение, что вот она, здесь, никуда не исчезла и не собирается исчезать.

– Г-хум, – звук прочищаемого горла нарушает идиллию. Мама отлетает от Раниэля-Атеро, точно обжегшись, виновато смотрит на картинно подпирающего собой дверной проем отца. Отчим улыбается ну-очень-пакостной-ухмылкой и демонстративно кладет руку ей на талию. Папа издает нечто вроде тихого рычания.

Устало возвожу глаза и уши к потолку. Опять. Невероятно. Эти трое вот уже столетие как представляют собой единое целое, и им до сих пор не надоело устраивать сцены по любому возможному поводу. Или без повода. Причем все на полном серьезе, мужчины на самом деле дико ревнуют, Даратея и правда мучается, разрываясь между ними. Нет, наверно, есть что-то ужасающе скучное в бесконечной жизни, вот они и ищут развлечений такими… экстравагантными способами.

Аррек с интересом наблюдает за представлением, я же имела счастье лицезреть подобное множество раз. Беру его за рукав рубашки, тяну в направлении выхода. Вступаем под своды очередного туннеля, лучи золотистого света ложатся на кожу стремительно скользящими пятнами.

– Если я правильно понял: все не так просто, как хотелось бы?

Скупо киваю. Не думать сейчас о Эвруору, не плакать, не мучаться. Для всего этого будет время. Когда-нибудь потом.

– И что теперь?

Коротко и благодарно сжимаю его ладонь. Спасибо, что не стал расспрашивать о деталях. Вряд ли бы я это сейчас выдержала.

– Теперь будет собран Совет Эль-онн. В принципе он уже собран, я чувствую присутствие почти всех кланов, а вот представителей других рас, не связанных так или иначе кровными узами, мягко, но решительно выставили на пару дней. С минуты на минуту Хранительница уйдет, и будет избрана новая.

– То есть здесь сейчас собрались все Эль-ин?

– Все? Ауте, нет, конечно. Примерно десятая часть. Разве можно собрать ВСЕХ в одном месте7 А что, если кто-нибудь уронит на Шеррн-онн темпоральную бомбу? Это же будет полное уничтожение расы. Нет, по крайней мере, один представитель каждой линии остался дома, таковы правила. Вы ведь не привезли с собой Виор?

– Нет, девочка осталась дома. Это даже не обсуждалось.

– Разумеется. И если она услышит, что ты называешь ее девочкой, можешь нарваться на дуэль, даром что Целитель. В таком возрасте мы бываем очень чувствительны к собственному статусу взрослости.

Это вызывает у него улыбку.

– «В таком возрасте»? Означает ли это, что тебя я могу называть девочкой беспрепятственно?

Философски поднимаю уши:

– Да ладно, чего на правду обижаться? Но это касается только тебя. Услышу, что подобные фамильярности позволяют себе другие арры – прольется кровь.

Он окидывает меня очень внимательным, насквозь порочным взглядом.

– Вряд ли кому-то из «других арров» придет в голову искать ребенка в таком теле, Антея.

Умудряюсь не покраснеть. Сто очков в мою пользу.

Аррек как ни в чем не бывало продолжает обсуждать политику…

– И как происходят выборы новой Хранительницы?

– Я бы не сказала, что выборы – самое подходящее для этого слово. Любая, считающая себя достаточно сильной для ноши, встает над Источником. Если кандидатура не вызывает нареканий, она «ныряет» и либо возвращается Хранительницей, либо не возвращается вообще. Если же находятся недовольные… Ну, разногласия нужно как-то разрешить, а дальше все как обычно.

– Источником?

– Один из старых артефактов. Можно обойтись и без него, но древняя магия многое облегчает. Кроме того, это красивый ритуал.

– Что немаловажно. – Его голос старательно нейтрален.

– Разумеется, это важно. – Даже я сама слышу, что мой голос звучит взъерошенно-сердито. – Как можно пренебрегать красотой?

Уголок его рта чуть вздрагивает, точно в невольной улыбке, но я благородно решаю не замечать этот факт.

– Что-то мне да подсказывает, что на этот раз все пройдет далеко не столь гладко.

Сдерживаюсь, чтобы по старой привычке не закусить губу. Мне тоже. Видит Ауте, мне тоже.

Перед входом чуть придерживаю его за рукав:

– Подними щиты. Несколько миллионов возбужденных эль-ин – не то зрелище, с которым стоит сталкиваться совсем уж неподготовленным.

Тотчас же ощущаю бесшумное вращение Вероятности вокруг его кожи, легкое напряжение в уголках глаз. Он будто удаляется, собирает себя, натягивает искушенно-равнодушную маску. Ощущаю укол разочарования. Мне нравился прежний, спокойный и ироничный Аррек, жадно впитывающий любые новые впечатления.

Легкое дуновение ветра на занавесях – мы проскользнули на одну из бесчисленных террас Большого Зала.

Первое, что бросается в глаза, – огромное пустое пространство. Помещение настолько велико, что противоположную стену трудно различить, не адаптируя специально глаза, потолок теряется в вышине, а пол едва виднеется где-то далеко-далеко. Вверху, внизу, по сторонам, напротив – все стены покрыты разноцветным, мерцающим, бесконечно меняющимся рисунком крыльев и тел. Мой рот непроизвольно приоткрывается в изумлении, глаза широко распахиваются. Лишь однажды довелось мне видеть Совет Эль-ин, в страшные дни после Эпидемии. Тогда я закатила грандиознейшую из истерик прямо здесь, в этом зале, проклиная всех оптом и в розницу, отказываясь от своего клана, своего народа, от себя… В общем, тогда я была не слишком увлечена наблюдениями. Зато сейчас восполняю это упущение с полной самоотдачей, упиваясь цветами, сочетаниями, переливами мысли. Все сен-образы, которыми обмениваются собравшиеся, приглушены, как-то сретушированы, чтобы не создавать несусветного гвалта. Но даже в таком варианте размах паутины мыслей, сложность ее рисунка и гармоничность калейдоскопических изменений более чем впечатляет.

Аррек рядом со мной тихонько, непочтительно так присвистывает, умудряясь при этом сохранять самую что ни на есть аристократическую физиономию. Талант, что тут поделаешь. Не думаю, что этот парень физически способен публично потерять самообладание.

– Красиво, да?

Он поворачивается ко мне, и в глазах вспыхивает какой-то странный огонек.

– Красиво.

При этом взгляд путешествует вверх и вниз по моему телу, так что не совсем понятно, к чему именно относится этот ответ: к блистательному ментальному рисунку или к моему костюму. Нет, наверно, это какая-то сугубо человеческая реакция: когда тебя что-то потрясает, резко ударяйся в сторону от дела.

Кстати, о деле.

– Вы умеете адаптировать глаза к расстоянию?

Аррек мгновенно собирается:

– Разумеется.

– Тогда мне хотелось бы показать вам кое-кого из присутствующих. Во-он там, видите, возле арки – вспышка голубых тонов? Царственного вида женщина в лавандовых шелках?

– Языческая богиня с синими волосами? Окруженная свирепого вида типами?

– Ах-ха. Линия Та-лиэв прислала свою представительницу. Обычно они ограничиваются только мужчинами, этими самыми «типами». И она действительно богиня, точнее жрица, хотя у эль-ин эти понятия имеют обыкновение смешиваться. И действительно языческая, обладающая огромной властью над силами природы. Линия Та-лиэв издревне повелевает метеорологическими явлениями. Вы и представить себе не можете, ЧТО они могут сотворить из пары облачков и легкого ветерка. Ходят слухи, что некоторые из них воспринимают Небеса Эль-онн как нечто живое, как часть себя. Та-лиэв редко вмешиваются в политику, но это – одна из самых влиятельных линий клана Шеррн.

Он впитывает информацию, все сказанное и несказанное.

– А что там за скопление внизу?

– Клан Атакующих. Что-то вроде местной воинской гильдии, эль-инский вариант свихнувшихся милитаристов. Они – основная сила, поддерживающая Нуору-тор, этакая играющая мышцами оппозиция. Будьте предельно осторожны, дарай-князь. Эти… существа… Вы и представить себе не можете, насколько опасны они могут быть.

Мое беспокойство было вознаграждено бледным подобием улыбки.

– У меня достаточно богатое воображение.

Смотрю на него, и это совсем не дружелюбный взгляд. И уж совсем не человеческий. Что ты можешь знать, смертный?

– Не думаю. Даже в лучшие времена воины были вещью-в-себе, этакими эль-ин среди эль-ин, не особенно утруждавшими себя соблюдением законов или жестких рамок изменений. Даже я не могу предположить, насколько далеко они зашли на этот раз.

Его голос сух и совершенно спокоен.

– У меня просто колени дрожат от страха.

– Очень умно со стороны ваших коленей.

– Разумеется. Еще интересные личности?

Философски возвожу очи горе.

– Все мы здесь интересные личности. Но я, пожалуй, обратила бы особенное внимание на того типа, разряженного в парадные костюмы аж трех человеческих империй. И, если глаза меня не подводят, с орденом Конклава Эйхаррона на шее.

– Уже обратил. – Вот теперь тон дарай-князя становится действительно сух. Похоже, незадачливого присвоителя чужих орденов вскоре ожидают серьезные неприятности.

Предупреждающе поднимаю ухо.

– И думать забудьте. – Аррек вроде бы не двинул ни единым мускулом, его Вероятностные щиты все так же безупречны, но в фигуре вдруг чудится отблеск нешуточного гнева. – Дарай-князь, поверьте, с этим лучше не связываться. Чтобы он там ни творил, он делает это не без причины, и если вы позволите себе пойти у него на поводу, это кончится серьезными неприятностями для всего Эйхаррона.

Ага, кажется, кое-что из моих слов пробилось-таки сквозь броню стадной гордости. Хвала Ауте!

– Он, кажется, не очень комфортно себя чувствует в толпе?

О, Ощущающий Истину, как же с тобой приятно говорить!

– Метко замечено. Я бы назвала это агорафобией. Дейдрек предпочитает термин «здоровое чувство недоверия ко всякому, кого я не могу шантажировать, особенно если их много».

Вот теперь на его лице появляется этакое задумчиво-расчетливое выражение.

– Не смейте и думать об этом, вы, Макиавелли доморощенный! Дейдрек вам не по зубам! Не та весовая категория.

Медленно кивает. Нет, я его не убедила, чертов арр все равно поступит по-своему, но теперь он, возможно, будет более осторожен. Ладно, все мы должны пожинать плоды своих ошибок. Авось чему-нибудь научится.

Давным-давно, когда моя мать была всего лишь ребенком, по роковой случайности получившим власть над одним из самых могущественных кланов, Дейдрек Медовый Змей попытался использовать ее в одной из своих махинаций, если так можно назвать его блестящие, на грани искусства комбинации. Тогда вмешался Раниэль-Атеро и выложил весь расклад Матери клана. Не думаю, впрочем, что даже он мог предсказать ее реакцию. С тех пор одна из основных целей в жизни Дейдрека – всячески избегать королевы Изменяющихся. Вряд ли бедняга переживет еще одну встречу с ней.

Мне, впрочем, Медовый Змей нравится, нравится его изящный, саркастический стиль. Но восхищаться я предпочитаю издали.

Среди Атакующих происходит какое-то шевеление, слышно возбужденное потрескивание крыльев. Мой пульс вдруг подскочил, забился где-то в горле, затем ухнул вниз. Обнаруживаю, что через весь зал смотрю в светло-фиалковые глаза, теряюсь в них, тону в них.

Рука Аррека на моих плечах – единственное, что не дало мне упасть на шелковистый холод пола. Дотрагиваюсь до своей щеки в том месте, где на белеющем вдалеке лице чуть заметен тонкий шрам. Почему Зимний не залечил его? Почему он выставил это позорное свидетельство ненадежности моего самоконтроля на всеобщее обозрение?

– Антея?

Медленно поднимаю глаза на Аррека. Только сейчас замечаю Вероятностные щиты, невидимым покровом отсекающие меня от остального мира. Пытаюсь улыбнуться замерзшими губами, внезапно понимаю, как мне холодно. Взгляд Зимнего теперь сконцентрировался на Арреке и даже сквозь щиты ощущается пронзительность его ненависти. Разговоры в Зале несколько затихли, напряженное ожидание собравшихся висит в воздухе удушающим облаком. Похоже, мы устроили бесплатное шоу для всех присутствующих. Как вульгарно.

– Антея, что это за белое пугало?

Выпрямляюсь, встаю без его помощи. Рука тут же исчезает, но щиты все так же окутывают меня защищающим плащом.

– Это – Зимний, Мастер Оружия и фактический глава клана Атакующих, правящий воинами от имени их Матери. И ты будешь держаться от него так далеко, как только сможешь.

В моем голосе нет ни намека на юмор. Аррек подчинится или умрет, и он это прекрасно понимает.

Тем не менее задает следующий вопрос:

– Почему?

Ответов множество, как множество значений у его вопроса, но я игнорирую их все:

– Говорят, что время года получило название от его имени, а не наоборот.

С секунду он смотрит удивленно, затем в глазах появляется понимание. Пальцы, расслабленно сжимающие рукоять меча, соскальзывают вниз. Он не будет драться с Зимним, ни сегодня, никогда в будущем, если только сможет этого избежать.

Наверное, я даже смогу полюбить этого человека…

Вновь поворачиваюсь к лоджии Атакующих. Зимний уже не смотрит на нас, его внимание отвлечено чем-то… Кем-то. Белоснежный воин откидывает занавеску, и на террасу грациозно вступает женская фигура.

Это как удар в солнечное сплетение. Я отшатываюсь, врезаюсь в Аррека, судорожно запускаю когти в его руку.

Она кажется невысокой, хрупкой, но хрупкость эта не переходит в уязвимость. Напротив, поза, жесты, линия плеча и наклон головы полны неисчерпаемой сдерживаемой энергии. Она похожа на плотно сжатую пружину, готовую распрямиться в любое мгновение, чтобы смести все на своем пути. Довольно коротко остриженные волосы не спускаются свободным водопадом, а взлетают вверх, подобно обжигающей ярости зажженного факела. Неудивительно, что ее прозвали Пламенеющим Крылом – свободно распущенные крылья и впрямь обрамляют фигуру язычками живого огня, насыщенными переливами всех оттенков красного, оранжевого, голубого. Черное, точно выточенное из оникса тело прикрыто короткой туникой, по коже вьются и переливаются маленькими язычками огненные узоры. А огромный, свидетельствующий о последней стадии беременности живот вовсе не делает ее неповоротливой или неуклюжей, но добавляет ей какой-то внутренней, бессознательной грации. И еще – от чернокожей красавицы исходит ощущение несокрушимого здоровья, и это физическое совершенство еще более контрастирует с мукой, застывшей в глазах.

Глаза… Второй раз за считанные минуты я обнаруживаю, что смотрю в чужие глаза и не могу справиться с тем, что вижу в них. Прекрасные глаза светлого янтаря, столь же пламенные и яростные, как и все в ней, но в глубине, под тонким наслоением гнева и угрозы, – боль. Мука, слишком хорошо мне знакомая, чтобы ошибиться.

Меня вдруг пронизывает странное чувство безвременности. Все это уже было. Это было раньше, и я уже видела эти глаза, и ярость в них, и муку, и мертвую – нет, убивающую! – решимость. Я уже видела это в зеркале. И сейчас я совершенно точно знала, что последует, знала, чем наполнятся эти глаза, когда непоправимое будет совершено, когда все пути назад окажутся отсечены. Это уже было. Это будет. Круг замкнулся.

Она – это я.

Ауте.

Как ты смеешь отказать мне в том, что сделала сама?

С полувсхлипом-полукриком поворачиваюсь к Арреку, заставляю себя расслабиться, прижавшись к нему. Спокойно, спокойно. Вдох. Выдох. Спокойно.

Вот это да! Вот это сила. Никогда еще мне не приводилось бороться с наваждением такой интенсивности. Неудивительно, что мама так высоко ее оценила. Это ведь надо умудриться: не только пробить всю Аррекову защиту, но еще и затуманить сознание вене, которая предпринимает активные меры к противодействию. Четкая элегантность решения не может не вызывать восхищения: ничего лишнего, ничего навязанного, чистая правда. Она и я более чем похожи, мы связаны, связаны единой судьбой, точно два отражения единого образа. Какое право имею я отказывать ей в мести? После того, что я совершила – какое право?

Вот только мое отражение было – увы! – чуть старше ее. Не по годам, просто оно знало чуть больше. Потом, когда неумолимая Ауте заберет у нее цену этой мести, подобие станет полным, но потом будет поздно. Маятник закрутится, механизм будет уже не остановить, и тысячи ни в чем не повинных женщин будут выброшены на этот страшный путь. А она будет бессильна что-либо изменить.

Но я сейчас не бессильна.

Делаю последний вдох, вновь поворачиваюсь к окутанной пламенем фигуре. И миндалевидные глаза, наполненные золотыми бликами и обжигающей болью, читают в моем взгляде отказ. Сен-образ восхищения чужим мастерством. Отрицательный жест ушами. Это было прекрасное заклинание, миледи, но я выбрала свой путь и столкнуть меня с этого пути не удастся.

Она не утруждает себя ответным образом, но во взгляде, в дерзко вздернутом подбородке и чуть согнутых когтях легко читается послание:

Тогда ты умрешь.

Чуть склоняю голову, приподнимаю и отвожу назад крылья, уши приподнимаются в знак признания превосходства Ауте над волей любого смертного или бессмертного.

Да будет так, как предназначено Ауте.

Она отворачивается, протягивает руку Зимнему, заботливо обхватывающему ее крыльями. Я практически повисаю на Арреке, полностью истощенная как физически, так и эмоционально. Это противостояние вытянуло из нас обеих гораздо больше, чем можно было бы предположить.

Аррек усаживается на затвердевшие потоки воздуха, укладывает меня рядом, откидывает со лба золотистую прядь. Пальцы скользят по моей коже, по потускневшим и едва шевелящимся драконам, осторожно дотрагиваются до имплантанта.

– Ну, и что же здесь только что произошло?

– Нуору тор Шеррн здесь произошла.

Многозначительно-вопросительное молчание.

– Небольшая война местного масштаба. Никто не выиграл, войска возвратились на исходные позиции для перегруппировки сил.

Слабая попытка отшутиться действия не возымела. Он аристократически заламывает бровь. Нет, сколько бы я ни старалась, полностью скопировать это мне не удастся. Одним движением брови арры умудряются передавать не меньше оттенков насмешки, чем я десятком сен-образов.

– Война? Я бы назвал это «разведкой боем».

– Возможно.

– Она убьет тебя сегодня, если сможет.

– Знаю. – Кладу руку на лицо, прикрывая утомленные глаза. – Знаешь, Аррек…

– Да?

– Я… я, наверно, даже рада, что она беременна. Это означает, что ее нельзя вызвать на дуэль. Каков бы ни был исход всего этого, она – неприкосновенна и останется цела. Чтобы убить ее, мне пришлось бы убить слишком много… себя.

Он молчит, и это молчание ясновидящего, только что разглядевшего в будущем что-то, чем он не желает делиться. Молчание, наполняющее меня холодным, переворачивающим все внутри страхом.

Ауте, Вечная Юная, будь милосердна к непокорным детям твоим…

ГЛАВА 22

Блокировка Эль, которую я укрепляла последние пять лет, несколько смягчила удар, но все равно тело скручивает волной острой, на грани боли, печали. Потеря, невосполнимая, мучительная, накатывает отовсюду, сминает мои мысли, мои чувства, мою личность. Горестный вопль вырывается из миллионов глоток, миллионы крыльев взмывают над головами в жесте отчаяния. Все, как один, эль-ин плетут сен-образ прощания, и я добавляю в бесконечный гобелен свою нить, свою печаль, и огромное ментальное творение взмывает ввысь, расширяется в стороны, чтобы покинуть Шеррн-онн, чтобы объять все онн, всех эль-ин и всех, кто пожелает добавить ноту своего сочувствия в эту песню. Эль прощается со своей Хранительницей.

Источник появляется в пустоте Зала концентрированным клубком светящихся ментальных нитей, и помещение как-то сразу перестает казаться таким огромным и необъятным.

Медленно, со скользящей грацией медузы, гигантский шар Дикой Магии парит в воздухе, опаляя ресницы тем, кто по неосторожности оказался слишком близко к его бушующей энергии.

Всплеском синевы и темноты Раниэль-Атеро взмывает ввысь, красивый и жесткий, как нацеленная в сердце стрела. Секунда – он застыл в неподвижности, секунда он сложил крылья, секунда – он падает вниз, падает в Источник, врывается в этот бушующий океан силы, растворяется в нем.