Сквозь пелену шока проступают зыбкие пока еще очертания догадки. Да, все укладывалось в структуру… с человеческой точки зрения. Ауте!

– Дарай-лорды, извините меня, мне бы хотелось поговорить с князем арр-Вуэйном наедине… – Одновременно посылаю Арреку сен-образ с отрывистым, как удар клинка, приказом. Стены дрогнули, чтобы смениться зеленью лесов и стройной белизной башен. Исполнительный ты мой…

Испуганный звон раскрывшейся пряжки – Ллигирллин соскальзывает с моей спины, земли касаются уже вполне нормальные ноги, всплеск скорости, и она исчезает среди высоких стволов. От греха подальше. Мне все равно.

Смотрю на выпрямившегося рядом со мной человека. Так близко, так просто. Бросок вперед, взмах ногой по касательной, обманное движение, удар рукой, не озаботившись такой глупостью, как втянуть когти… Идеальное тело дарая лежит, на горле расцвели кроваво-красные полосы, а…

Судорожно запрокидываю голову, зажмуриваюсь, впиваюсь когтями в собственные ладони – навязчивое видение медленно отступает. Ауте, Ауте, Ауте, помоги мне.

Несколько медитативных вздохов. Еще. Теперь медленно поворачиваюсь к Арреку. На этот раз совладать с всепоглощающим желанием растерзать гада на месте гораздо легче, но все равно тело дрожит от почти физической необходимости лететь, рвать, крошить…

Он не заворачивался в свою проклятую неподвижность, но с тем же успехом мог бы это сделать – все равно попытка «считать» этого человека была бы пустой тратой времени. Стоит, окутанный почти осязаемой аурой власти, руки спокойно сложены перед грудью, волосы распущены, кожа сияет даже через черный шелк рубашки. Трижды проклятое порождение Ауте!

– И как давно вы планировали это, дарай-князь? – Сто очков в мою пользу – голос почти не дрожит, интонации смертельно спокойны.

Он слегка склоняет голову к плечу.

– Как давно? Ну, примерно с того момента, как впервые вас увидел. – Даже сквозь волну ярости чувствую, как мои глаза расширяются от удивления. – Ты сидела там, на песке, вся растрепанная, избитая и усталая. А я мог только думать: «Вот женщина, которую хочу назвать своей женой».

Его усмешка предназначена лишь для него самого, и эта горькая самоирония достигает нужного результата. Мой гнев несколько отступает. Что он имеет в виду? И почему вдруг этот переход на «ты»?

Его лицо вдруг резко напрягается, глаза темнеют.

– Это правда? То, что ты там сказала? – В голосе почти умоляющие интонации, точно ему хочется ошибиться. Какой бредовый вопрос. Разве Ощущающему Истину требуются какие-то подтверждения правды?

– О чем?

– Ты умираешь?

Осторожно киваю. Ауте, о чем мы тут вообще говорим?

Он просто смотрит на меня.

Первоначальный шок несколько выветрился. Гнев тоже. Осталась глухая покорность. Едва услышав слова Аррека, я поняла, что попала в ловушку. Ничто не могло сейчас остановить этот идиотский брак. И сделать его формальным тоже не получится. Это ведь доказательство биологической и психологической совместимости двух народов. Кроме того, если я правильно помню законы Эйхаррона, нужен наследник – ребенок, несущий кровь обоих партнеров. И других кандидатов, помимо меня и арр-Вуэйна, не предвидится. Ауте, как же это я умудрилась влипнуть в такое?

Как Арреку могло прийти в голову такое!

Эта последняя мысль крутится в голове с угнетающей настойчивостью. Какая, в конце концов, разница? Однако я поднимаю голову и неуверенно спрашиваю:

– Почему?

Молчание.

Слегка подаюсь вперед и повторяю уже более настойчиво:

– Почему?

Он вдруг оказался близко, так близко, что мое дыхание перехватывает от ударившего вдруг в ноздри запаха лимона и моря. Руки человека на моей спине, его лицо наклоняется к моему, мужские губы на моих губах.

Меня отбрасывает, как от удара током, тело в прыжке отлетает на несколько метров, оказавшаяся на траектории удара крылом колонна разлетается белой пылью. Рука с зажатой в ней аакрой взлетает в защитной позиции. На щеке Аррека медленно закрывается длинная тонкая царапина. Перевожу взгляд на свой кинжал: на золотистом клинке поблескивают капли темно-красной человеческой крови. Вновь сосредоточиваюсь на дарай-князе. Тот, кажется, и не заметил ранения.

– Вы спросили меня почему, эль-леди, так позвольте же ответить.

В ответ на его шаг я настороженно отступаю назад.

– Ну же, Антея, или я должен поверить, что вы боитесь?

Насмешливые нотки в богатом обертонами голосе заставляют возмущенно замереть на месте.

Честно говоря, это именно страх. Чистый, ничем не прикрытый страх, но не перед дараем, а перед собой, перед реакцией своего тела. Вене, которая боится своего собственного тела, ну что может быть смешнее? Тем не менее я боюсь.

На этот раз он подходит медленно, не скрывая от меня ни одного движения. В плавном скольжении сияющего серебром тела есть что-то кошачье, что-то от хищника, загнавшего наконец в ловушку долгожданную добычу. Стальные глаза ни на миг не отпускают меня. Ауте, как же он похож на эль-ин!

Сильные пальцы обвивают мою кисть, рука с закрой аккуратно заводится за спину. Мое тело вдруг оказывается прижато к чужому так, что каждая косточка, каждый изгиб ощущается с ошеломляющей отчетливостью. Впервые чувствую просто терпкую прохладу этой кожи, а не предупреждающее покалывание щитов. Великий Хаос, неудивительно, что они считают прикосновения неприличными, при такой-то интенсивности ощущений! Изгибаюсь, пытаясь разорвать контакт, и вдруг оказывается, что пальцем не могу пошевелить без его позволения. Даже крылья, которые при желании можно превратить в смертельное оружие, сейчас лишь безвольно трепещут на ветру. Ловушка захлопнулась.

Серебристые глаза склоняются к моим, круглые зрачки расширяются, дыхание сбивается, пульс вдруг начинает отчетливо ощущаться в каждом сантиметре прижатого к моему тела.

Его губы – мягкая влага, кожа – сияющий шелк ветра, волосы как песня моря. Кисловатый вкус лимона наполняет сознание. Я сдаюсь, обвисаю в сильных руках, позволяя целовать себя.

Стук человеческого сердца становится оглушающим, каждой клеточкой, каждой жилкой я ощущаю этот ток, ток крови в его жилах. Ритмы другого тела, песня чужой жизни наполняют меня, сметая все барьера индивидуальности, полностью подчиняя требованиям его тела. Его эмоциям. Его жажде. Валы леденящего жара и обжигающего холода сменяют друг друга с такой скоростью, что я уже не могу определить, где начинается жар и заканчивается холод. Растворение, преобразование, изменение – все остатки воли, какие у меня сохранились, исчезают. Лишь мужские губы на моих губах, лишь ток крови в его (наших?) жилах, лишь вкус лимона на языке.

Он отрывается от меня с каким-то судорожным вздохом, зарывается лицом в золотистую гриву волос. Замираю в его руках, бездумно плывя в аромате моря и лимона. Каждая клетка его тела ощущается как своя, а свои кажутся продолжением его. Ауте, кто бы мог подумать, что в человеческом теле столько нервных окончаний.

Аррек отпускает меня так резко, что приходится взмахнуть крыльями, чтобы сохранить равновесие. Отходит от меня, отворачивается. Через минуту прихожу в себя настолько, чтобы обратить внимание на собственное тело. Я сияю. Сияю в самом прямом смысле этого слова, перламутровая радуга истинного дарая обтекает мою кожу, принося неожиданную ясность и свежесть ощущений. Тело кажется непривычно тяжелым, одна Ауте знает, какие в нем произошли изменения. Если приглядеться, наверняка увижу пласты Вероятности, окутывающие этот слой реальности.

Вдох. Выдох. Воспоминания о последних минутах загнать как можно дальше. Тело привести в порядок. С сознанием разберемся позже. Вдох. Руки поднять в танце, веки прикрыты. Медленные движения. Кожа – чистый алебастр. Кости полые, мышцы почти ничего не весят. Зрачки вертикальные. Уши заостренные. Выдох.

Я – эль-ин.

Я – Антея тор Дернул.

И я не буду обдумывать случившееся прямо сейчас. Позже… позже…

Аррек наконец поворачивается, на губах (не думать о его губах!) играет обычная ироничная улыбка. Только теперь понимаю, что зачастую это горькая насмешка над самим собой.

Движением, скорее характерным для эль-ин, склоняет голову к одному плечу.

– Я ответил на ваш вопрос, Антея-эль?

Хочется ударить его посильнее. Что-то внутри меня щелкает, и сознание приходит в состояние, которое мама метко прозвала «я-в-контакте-со-своей-внутренней-стервой».

– Что ж, теперь я, по крайней мере, знаю, что арры не так неуязвимы для нашего обаяния, как кажется со стороны! – «Только вот кто-кто, а Аррек видел на своем веку достаточно эль-ин. Что же он мог найти во мне?»

Искры смеха вспыхивают в его серых глазах, чтобы тут же смениться убийственной серьезностью.

Скользящий, бесконечно грациозный шаг – и он оказывается рядом со мной, катана вскинута не то в атаке, не то в салюте. Прилив страха, пальцы судорожно хватают аакру. но он уже опустился на одно колено, голова тоже опущена, обнаженный меч у моих ног.

– Антея тор Дернул, вы стали Госпожой моего сердца с первого мгновения, когда мой взгляд упал на вас. Леди Антея, наследница Дома Дернул, окажете ли вы мне честь стать моей женой?

Все это очень красиво, поэтично и, безусловно, является данью тысячелетней традиции. Мне же хочется закричать, хочется убежать, хочется, чтобы всего этого никогда не было. Но… запах лимона и моря, пьянящая свежесть на моих губах…

Смотрю на коленопреклоненную фигуру. Поза должна олицетворять собой полную покорность, но весь Малый Конклав на своих тронах, в доспехах из Вероятности, выглядел менее царственно, чем он в это мгновение. Смиренный ты мой.

Делаю шаг вперед, по обычаю эль-ин провожу руками по темным волосам. Ветер и шелк. Сила вспыхивает между пальцами щекочущими искрами, крылья взметаются над головой темным ореолом.

– Да.

«Что-то да подсказывает, что я еще об этом пожалею».

Ласково приказываю внутреннему голосу заткнуться.

Он поднимается порывисто, стремительно, заставляя меня испуганно отшатнуться. Сияющие пальцы ловят мое запястье, подносят к губам. Слава Ауте, щиты снова покрывают кожу непроницаемым барьером.

– Благодарю вас, моя леди.

Он что, издевается?

– Полагаю, теперь самое время вернуться. Конклав, должно быть, уже все ногти изгрыз, гадая, куда же мы подевались. – Он добавляет к этому высказыванию сен-образ, вызывающий у меня несколько истеричную усмешку. Конклав, грызущий в нетерпении ногти, вот на что стоило бы посмотреть.

Шорох ветвей: Ллигирллин выходит на поляну и окидывает нас изучающим взглядом. Особенно Аррека. Высказывается в том смысле, что не ожидала увидеть его в живых и не знает, радоваться этому или исправить сей досадный недосмотр. Затем устраивается на привычном месте за моей спиной. Тяжесть меча несколько успокаивает разгулявшиеся нервы, и я наконец решаюсь подойти к нему. Даже позволяю взять себя за руку, храбрая я.

Да-Виней а'Чуэль растворяется в бледном тумане. Перед нами – Конклав.

Конечно, ногти они не грызли, но следы некоторого беспокойства можно заметить.

Взгляды присутствующих, кажется, помимо их воли, периодически отдрейфовывают к кровавой полосе на щеке арр-Вуэйна. Интересно, кто-нибудь поверит, если сказать, что это он на сучок напоролся? Не-е.

Аррек склоняется перед ними и представляет меня как свою невесту. Я в необходимых местах киваю и поддакиваю, через минуту помолвка уже официально заключена перед дюжиной свидетелей. Загоняю поглубже желание сбежать.

Позже.

Теперь, когда стало ясно, что договор будет заключен, мы углубляемся в детали. Это означает, что еще долгие и долгие часы я вынуждена отвечать на сыплющиеся со всех сторон вопросы, утрясать юридические проволочки, приводить свои расчеты и проталкивать предложения так, чтобы те казались дараям их собственными идеями. (В последнем особенно отличился Аррек. Как, впрочем, и всегда) Хвала Ауте, кто-то додумался разбавить все это удовольствие обедом и постоянно обновляющимися сосудами с напитками. Но в целом я довольна. За один день удалось достичь того, что могло бы растянуться на годы, если не десятилетия. Все-таки арры могут работать очень продуктивно, если как следует прижать их к стенке.

Наконец, общие положения «Хартии о Принятии», как они окрестили этого юридического монстра, установлены. Поднимаюсь с пола, вытягиваюсь на носочках, запрокинув руки за голову, расправляю несколько затекшие крылья. А-ах. Хорошо-то как!

Адрея прерывает мое блаженство сдержанным покашливанием. Недоуменно оглядываюсь, замечаю, как дараи воровато отводят глаза. Ох, опять я устроила бесплатное шоу. Ладно, Ауте с ними, я теперь вроде как помолвлена. Вопросительно поворачиваюсь к Адрес. Та, как всегда, деловита.

– Итак, леди тор Дернул, когда же мы получим подпись Хранительницы Эль-онн под договором? Кроме того, хотелось бы вернуть персонал, обслуживающий ведущие к вам порталы.

Сами порталы, захваченные недавно моими милейшими соплеменниками, корректно, не упоминаются. Ложь – мать дипломатии. Или дипломатия – мать всей лжи. Это уж как посмотреть.

– Как только я увижу ее и ни минутой позже. Однако мне не кажется разумным затягивать. Было уже более чем достаточно недоразумений. Мне бы хотелось отправиться домой завтра.

– Разумеется, ваш эскорт…

Качаю головой.

– Прошу вас, не нужно никакого эскорта. У нас это не принято и может быть неправильно понято. Но… я была бы рада сопровождению князя арр-Вуэйна, – нахожу глазами Аррека и неуверенно смотрю на его безупречно-невыразительную физиономию, – рада возможности представить его… моей семье.

Немного нервно сглатываю, подумав о реакции мамы на этакое добавление к нашей семейке. Ох-ох-о-ой, что-то будет.

Аррек тут же оказывается рядом, застыв в своем фирменном полупоклоне:

– Конечно, моя леди. Для меня огромная честь быть вашим сопровождающим в этом путешествии.

Адрея тоже кивает, но в ее глазах все еще читается желание наградить меня дюжиной «телохранителей». Ладно, со шпиономанией обитателей Эйхаррона мы разберемся позже.

– А тем временем… дарай-леди, мне кажется, я знаю, кому можно поручить проработку тонкостей предстоящего сотрудничества.

По задумчивому блеску в глазах присутствующих понимаю, что им не составило труда вычислить, кто же это. Адрея медленно кивает. Да, такой «посредник» действительно устроит всех. Теперь осталось лишь уговорить его самого.

Подношу к губам бессчетный за сегодняшний день (За последние два дня? Три? Ауте, когда же я в последний раз спала?) стакан апельсинового сока и вновь окунаюсь в щемящую терпкость его сладости. Волшебно.

Гляжу на сидящего передо мной человека. Профессор Шарен все еще взирает на меня с некоторым изумлением, хотя с момента, когда я свалилась на его голову в своем истинном виде, прошел уже не один час. Все это время он в основном отмалчивался, а я в основном говорила, вываливая на него факты вперемешку с собственными выкладками и извинениями. Переварить то, что его Анита, которую он учил сидеть за столом и пользоваться вилкой, является кровожадной Антеей тор Дернул, не легче, чем идею о расширении Эйхаррона на еще один Дом, но я слишком хорошо знаю этот блестящий разум, чтобы предположить, что он не справится. Откидываюсь на спинку дивана и подношу стакан к губам.

– Итак?

Молчание.

В отчаянии дергаю ушами.

– Наставник, ну скажите же хоть что-нибудь. Вы разочарованы? Сердитесь? Мне не следовало приходить?

Он картинно заламывает брови, как это могут делать лишь люди, в совершенстве овладевшие мимикой своего лица.

– Анита, то есть леди Антея… Когда вы пообещали мне рассказать все, я как-то не предполагал, сколько это «все» может в себя включать. Иначе дважды бы подумал, просить ли о такой откровенности.

Немного расслабляюсь. Итак, маэстро разобрался в происходящем и сделал соответствующие выводы о возможных последствиях. Я в нем не ошиблась.

– Вы сердитесь? – Очень важно узнать ответ на этот вопрос.

– На вас? Упаси бог. Я даже несколько польщен, что вы выбрали именно меня своим наставником.

Облегченно улыбаюсь.

– Я старалась ориентироваться на лучшее. – Он чуть склоняет голову, принимая комплимент. Принц до мозга костей. – Наставник, что вы обо всем этом думаете?

– Это шанс.

Сразу понимаю, что он имеет в виду. Мы достаточно часто обсуждали с ним человеческую цивилизацию и тупики ее развития. Нельзя жить бесконечными завоеваниями и потреблением – рухнешь под собственным весом. И скоро.

Безнадежно качаю ушами.

– Наставник, мы обсуждали этот вопрос так часто, что повторять старые аргументы у меня нет ни малейшего желания. Не пытайтесь считать эль-ин одной из переменных развития человеческой цивилизации. Мы не подчиняемся социальным законам. По определению.

– И тем не менее, Анита. Ты здесь. Ты… гм, Антея. И ты определенно уже начала основательную перетряску местного общества. Хочешь убедить меня, что все это пойдет людям во вред? Я слишком хорошо тебя знаю, девочка.

– Шарен, да послушайте же вы, наконец! Я – чужая! Я – не человек! Вы НИЧЕГО обо мне не знаете!

Опять иронично заломленная бровь. Аут-те, ну откуда на мою голову взялся этот самоуверенный осел? Если бы еще он был не так вызывающе прав…

– Ну объясни мне, идиоту, в чем ты другая? Чем, кроме крыльев, отличаешься от девчонки, которая публично обозвала декана заплесневелым шовинистом?

Огорченно потираю лоб рукой, безуспешно пытаясь найти давно исчезнувший имплантант. Замечаю, что господин профессор точно зачарованный следит за движениями золотистых когтей. Идея озаряет внезапно. Расширить глаза, прижать уши, немного дикости в позе. Сен-образ охотящегося хищника. Блеснуть клыками в голодной, торжествующей улыбке.

Человек лишь слегка подается назад.

– Впечатляюще. Но неубедительно.

Вот она, школа настоящего политика. Ни с чем не спутаешь.

Испускаю длинный обреченный выдох. Нет, легким путем здесь не пройти.

– Хорошо, профессор, вы сами напросились.

На минуту замолкаю, хочу скомпоновать аргументы так, чтобы Шарен понял все, а наблюдающие за нами лишние уши лишь еще больше запутались. Раздраженно ловлю себя на мысли, что хотела бы видеть на месте Шарена Аррека с его даром Ощущающего Истину и неистощимой невозмутимостью.

– Уже довольно давно, когда я только начала свое исследование, мне случилось побывать в зале с древними манускриптами времен еще Земли Изначальной. Разумеется, подлинников студентам не давали, но с электронными копиями вполне можно было работать. Так вот, один из старшекурсников вел себя очень странно – ерзал на стуле, хихикал и в конце концов был выставлен из библиотеки. Будучи беспардонным существом, я не поленилась догнать нарушителя и расспросить его, что же такого смешного было в документе. Знаете, что он читал? Есть такая древняя классификация животных, приписываемая кем-то по имени Боргес китайской энциклопедии под названием «Небесная империя благодетельных знаний». Приведу вам цитату: «Все животные делятся на:

а) принадлежащих Императору,

б) набальзамированных,

в) прирученных,

г) сосунков,

д) сирен,

е) сказочных,

ж) бродячих собак,

з) включенных в эту классификацию,

и) бегающих как сумасшедшие,

к) неисчисляемых,

л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти,

м) и прочих,

н) только что разбивших кувшин,

о) похожих издали на мух…»

– Я вижу, вы улыбаетесь, профессор? Такая естественная реакция на подобную белиберду! А вот я, я никак не могла взять в толк, что же здесь смешного. Это ведь прекрасная, всеобъемлющая, построенная по всем законам логики классификация. Несколько дней я размышляла, медитировала, танцевала, пытаясь найти спрятанный парадокс. И я его нашла. И рассмеялась. И смеялась, не переставая, еще несколько недель, всякий раз, когда кто-нибудь протягивал руку и говорил: «Это – собака» или «У кошки длинный хвост». Я хохотала до упаду, вчитываясь в научные трактаты и подкрепленные так называемыми фактами теории. А знаете почему? Потому что классификация, разделяющая собак и кошек, в основе своей столь же нелепа, как и приведенная мной древнекитайская. На каких основаниях вы выделяете главные, а на каких – незначительные признаки? Задумайтесь, профессор. Вот три животных. Большая овчарка, маленькая декоративная болонка и домашняя кошка. Как определить, какие из них более схожи? Собаки, потому что они относятся к семейству собачьих? Болонка и кошка, потому что они маленькие? Любой современный человек, дитя доминирующей цивилизации Ойкумены, скажет – собаки, и будет совершенно прав, исходя из биологических критериев. Если поискать, можно найти народы, которые поставят рядом маленьких животных, и будут столь же правы. Чем определяется этот выбор? Многим, но назовем эту группу неким набором… не стереотипов, а, пожалуй, смыслообразователей. Что-то, гораздо более глубокое, нежели язык, но в то же время с ним связанное. Лишенный этого «нечто» человек будет видеть мир так, как видит его младенец, – однородным пятном непонятных раздражителей. И лишь значительно позднее, образно говоря, проходя через особую смыслообразующую призму, вещи обретают подлинное значение, предметы – форму, а мысли… ну, мысли становятся мыслями. Это, конечно, очень упрощенно, но вы согласны, что такая точка зрения не лишена права на существование?

Мэтр психологии осторожно кивает, слишком опытный слушатель, чтобы прерывать меня замечаниями, которых у него, без сомнения, вагон и маленькая тележка. Ладно, идем дальше.

– Теперь вернемся к эль-ин. Вы спрашивали меня, в чем принципиальная разница между нами и людьми? Затрудняюсь ответить. Но я совершенно точно знаю, что у эль-ин начисто отсутствует подобная смыслообразующая призма. Есть намек на язык, есть очень жесткая социальная структура, не меняющиеся тысячелетиями ритуалы, но это – внешнее. Нет и никогда не было ничего общего для всего народа эль-ин, что позволяло бы нам считать себя существующими в рамках подобной единой… э-э… ментальной?.. Ауте, пять лет изучаю этот бред и все еще путаюсь в терминах! Ладно, о чем это я? Да, придание смысла окружающему хаосу, преобразование его в некоторую систему отношений. У нас нет воспринимаемых с детства стереотипов. Каждое новое может быть совершенно независимо от предыдущих. Если рядом собралось несколько эль-ин, они прикладывают старания, чтобы возможным стал процесс общения, но факт остается фактом – каждое новое мгновение мы вынуждены заново строить наше восприятие мира, заново формировать отражение окружающей действительности. Поэтому каждое мгновение – уникально и неповторимо, поэтому мы ценим не жизнь как таковую, а каждое ее мгновение, поэтому убийство считается для нас столь отвратительным. Смерть – часть жизни, смерть прекрасна, смерть – удивительное переживание, которое ни в коем случае нельзя пропустить. Но насильственно сократить жизнь хоть на одно мгновение означает убить это самое мгновение, убить ту вселенную, которая возникла бы в этот миг в чужом разуме. Для нас живое существо – это не одно конкретное существо, а миллионы, миллиарды миров, которые рождаются и умирают в этом существе каждую секунду времени.

Делаю еще один глоток из стакана.

– Это только одно из различий. Перечень различий можно продолжать бесконечно, я их столько нашла за последние пять лет…

Задумчиво разглядываю ярко-желтую жидкость на свет.

– Важно то, что очень скоро эти различия, нет, не исчезнут, но станут практически незаметны. Мы сознательно запихнем себя в рамки вашего мировосприятия, мы втиснем себя в вашу призму смыслообразования, мы будем смеяться над древнекитайской классификацией. Но это не сделает нас людьми, поверьте. Я – эль-ин. Ей я и останусь. И не вы, ни арры, ни даже моя семья не смогут предугадать, каким будет мой следующий ход, если я сама этого не позволю. Я буду послушной и предсказуемой, но, ради сохранения собственного рассудка, не пытайтесь меня просчитать!

Он молчит целую минуту, внимательно меня оглядывая. Отдает салют поднятым бокалом и склоняет голову.

– Зачем ты мне все это рассказала, Анита?

– Вы мне поможете?

– Что я должен делать?

– Нужна третья сторона, нейтральный посредник, уважаемый всеми и никому не подконтрольный. И достаточно компетентный, чтобы помочь нам ужиться и не передраться.

Он отводит глаза.

– Вы даете мне больше кредитов, чем я заслуживаю, миледи.

Молчание.

– И я совсем не хочу возвращаться в большую политику иначе, чем в роли наблюдателя.

Молчание.

– И моя беспристрастность несколько сомнительна.

Молчание.

Он делает мученический вздох.

– Да, Анита, я помогу тебе.

Радостно улыбаюсь, не без труда подавив желание броситься ему на шею или закружиться в танце по комнате.

– Значит, я могу отправляться улаживать домашние неприятности, оставив здешнее «болото» на вас?

Профессор обреченно машет рукой.

– Убирайся.

Другого ответа мне не нужно. Вскакиваю на ноги, все-таки обнимаю на прощанье старого упрямца, достаю из-за пазухи приборчик, которым снабдила меня Ллигирллин. Когда спартанская обстановка в покое Шарена расплывается цветными пятнами, вслед мне летит чуть насмешливый голос:

– Ты прекрасна, Анита, тебе говорили? Да, клыки с когтями тебе необычайно идут. Этакое соответствие внешней оболочки внутреннему содержанию! Передай поздравления будущему мужу. И соболезнования тоже!

Ошалело трясу головой. Он неисправим. И это дипломат, да поможет мне Хаос! Шут гороховый, хуже Аррека, честное слово!

Загоняю поглубже постыдную трусость, всякий раз просыпающуюся при мысли о «будущем муже». Вот ведь влипла. Позже, позже, все позже.

Оглядываюсь по сторонам. Я не задавала определенных координат, просто попросила перенести меня в «тихое место в доме Вуэйн, где можно спокойно поговорить». Естественно, я отдаю себе отчет, что слежка неизбежна, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Это место вполне подходит.

Небольшая крытая оранжерея, не то фонтан, не то водопад, не то бассейн, стрельчатые арки ведут во внутренние помещения. Подхожу к кромке воды, опускаю пальцы в освежающую прохладу, пытаясь вызвать нужное настроение. Еще одно дело перед отъездом. И это никому нельзя перепоручить.

Медленно, с необычайной тщательность начинаю формировать сен-образ. Задача не так проста, как кажется. Он должен быть достаточно примитивным, чтобы быть понятным даже человеку, никогда не имевшему дела с подобным средством коммуникации, и в то же время достаточно индивидуальным, чтоб не быть замеченным никем посторонним. Наконец что-то получается. После некоторого колебания добавляю несколько деталей, почерпнутых во время излишне близкого общения с Арреком. Теперь мой маленький посланец может путешествовать между Вероятностями, разыскивая своего адресата. Смысл сообщения предельно отчетлив: «Нефрит прошу найти меня и повидать как можно скорее, желательно вместе с Сергеем. Срочно. Важно. Саботировать не рекомендуется. Антея».

Раскрываю пальцы и выпускаю сен-образ, точно полураспустившийся цветок. Тот беззвучно улетает в неизвестном направлении. Остается ждать.

Поднимаюсь с колен, задумчиво иду куда-то, погруженная в невеселые размышления. Сергей – это проблема. Причем проблема, угрожающая встать в ближайшем будущем во весь свой гигантский рост. Постоянно держать себя так плотно закрытой, как я делала это в последние дни, невозможно. Рано или поздно сильные эмоции начнут пробивать барьер, причем в обе стороны. Единственное решение, которое приходит на ум – «свернуть» связь. Перевести ее в латентное состояние, как делают, если один из партнеров смертельно ранен. Это, конечно, ослабит нас обоих, а сигналы о смертельной опасности все равно будут доходить, но все-таки, все-таки… Ауте, как же не вовремя!!!

Ллигирллин прерывает сеанс самобичевания, недвусмысленным образом приказывая мне замереть на месте. Непонимающе оглядываюсь. Мы в уменьшенной копии приемного зала Дома Вуэйн, на стенах и стендах в невероятном количестве выставлено холодное оружие. Оружие! Так вот что ее заинтересовало. Детям нужны куклы. Но у разных детей куклы разные. Угадайте, о каких мечтает моя сероглазая подружка?

Понимающе ухмыляюсь и начинаю медленную экскурсию по залу. Чего здесь нет! Я только диву даюсь, но Ллигирллин скоренько направляет мои стопы к мечам.

Остальное, конечно, тоже интересно, но время поджимает…

Беру в руки указанные ею клинки, пробую их в элементарных ударах, примеряюсь к балансу и текстуре материала. В большинстве случаев воительница лишь презрительно фыркает, но иногда попадаются очень интересные образцы. Мечи толщиной в молекулу, мечи из материалов, которым я и названия-то не знаю. Мечи, снабженные различными видами магии, от исцеляющей до сравнимой по силе с атомным взрывом. Мечи прямые, изогнутые, укороченные. Мечи в паре с кинжалом или щитом. Мечи вместе с доспехами. Мечи…

Ллигирллин вдруг замирает за моей спиной, затем медленно, будто боясь кого-то спугнуть, направляет меня в дальний угол. Там, среди других подобных игрушек, лежат усыпанные драгоценными камнями ножны. Какое-то примитивнейшее заклинание, что-то там про кровожадность и непобедимость. Папина боевая спутница бормочет о варварах, допущенных к благородному искусству войны. Что благородного может быть в коллективной резне, выше моего понимания, но тут я спешу с ней согласиться – действительно, потрясающе безвкусная вещь. Ллигирллин заставляет меня вынуть клинок из ножен, и тут обнаруживается сюрприз. Клинок великолепен, из неизвестного мне материала, прозрачная голубизна окрашена металлическим отблеском. Меч в полторы руки, длинная рукоять идеально приспособлена, чтобы в самый неожиданный момент изменить направление атаки. Настоящее произведение искусства, к тому же с секретом. Тот, кто знает секрет, сможет значительно увеличить смертоносность меча. Мы здесь видели много подобных вещей.