ГЛАВА 13

Закрываю глаза и медленно отпускаю железные тиски, в которых держала свое тело, пока он был рядом. Если поначалу действие, которое этот человек оказывает на меня, всего лишь немного раздражало, то теперь оно уже пугает. Что такое? Пять лет я не могла видеть в окружающих мужчинах возможных партнеров, а теперь гормоны точно с цепи сорвались. Внешнее воздействие я бы сразу заметила, да и что может иметь влияние на организм вене? Нет, это что-то идущее из глубины моего существа, от меня самой. Что-то настолько личное, что я боюсь от этого избавиться. Подлинные, прочные эмоции у эль-ин так редки, что поневоле научишься их беречь и лелеять.

– Анитти?

Нет времени размышлять. Ты опять в цейтноте, девочка.

– Все в порядке. Дай мне пару минут.

Руки взлетают, как голодные птицы, каждый палец танцует свою собственную мелодию, тело изгибается, точно лишенное костей. На этот раз никаких физических эффектов, только небольшая корректировка психики. Ничего постоянного, так, небольшой самогипноз на один вечер. Есть вещи, изменять которые без ведома Хранительницы запрещено.

Готово. Сколько там у нас осталось до прихода Доррина?

Шумным и бестолковым ураганом вламываюсь в ванную, прямо в одежде бросаюсь под ледяной шторм душа. Лучшее средство для отдраивания крови – холодная вода в неограниченном количестве. Когда зубы начинают выбивать отчетливую дробь, переключаюсь на горячий сухой воздух. Через минуту я уже чистенькая, сухая, отглаженная и только что не упакованная. Слава Ауте, заклинание, наложенное на волосы, все еще действует, так что с прической возиться не придется.

Подхожу к зеркалу. Некрасива, что тут поделаешь, но, по крайней мере, вид вполне приличный. Укус на шее уже почти не виден, запястье вообще как новое. Остался только воротник, разорванный почти до талии. Н-да. Какое-то время бьюсь над простеньким заклинанием, и кое-что даже получается. Конечно, больше двух дней не продержится, но мне и не нужно.

Врываюсь обратно в комнату. Ллигирллин лежит на диване, комфортно устроившись в черных ножнах. Нужно будет, кстати, спросить у нее, из чьей кожи они сделаны. Потрясающе прочная вещь. Бережно пристраиваю воительницу у себя за спиной, проверяю, как выходит из ножен аакра. Так, что я забыла?

Подхватываю со стола какой-то фрукт – яблоко? – и с наслаждением впиваюсь в него зубами. М-мм… Кажется, я уже никогда не буду по-настоящему сыта. Меланхолически жую, разглядывая глубокие борозды в сладкой мякоти. Следы клыков. Последняя линия самообороны – ядовитый укус. Или первая ступень исцеления – впрыснуть синтезированное вене лекарство. Это уж в зависимости от обстоятельств. Символично, да?

Ням-ням. Надо привести образец этого растения на Эль-онн. Будет пользоваться большим успехом.

Вероятность вновь пошла вопрошающими волнами.

– Входите!

Лорд Доррин делает шаг из близлежащей стены и приветствует нас коротким нервным кивком. Чуть заметно приподнимаю уши. Изящно-небрежные поклоны Аррека, расточающие уважение, приправленное усмешкой, нравятся мне гораздо больше.

– Антея-эль, позвольте приветствовать вас. Все ли было удобно?

Слегка склоняю голову, показывая, что жалоб на хозяев у меня нет. Одновременно впервые пристально разглядываю посланника Конклава. Силен, очень силен, особенно в телекинезе. Отлично контролирует себя. Но вряд ли разбирается в более изощренных способах применения силы, таких, которые находятся на грани искусства. Или магии, если вам удобнее пользоваться терминологией эль-ин.

Судя по всему, занимает в местной иерархии положение, как минимум равное Лиран-ра. Раз у него есть полномочия отказать в доверии могущественному Дому… Да, этот человек пронизан осознанием собственной власти и значимости. Может стать как бесценным союзником, так и беспощадным врагом. Пока же он сам не определился, чью сторону принять.

Умен. Изворотлив. Отлично может действовать в стрессовых обстоятельствах. Наблюдателен. Хорошо разбирается в людях и поэтому думает, что и во мне тоже без труда разберется. Что ж, не будем разочаровывать благородного лорда.

Красив. Белая кожа, переливающаяся всеми оттенками голубого, прекрасно оттеняет черные глаза и иссиня-черные волосы. Костюм, выдержанный в темно-коричневых тонах, создает впечатление классической сдержанности. Все равно, на мой взгляд, слишком вычурно. Этот фиолетовый галстук совсем не в его гамме, а тяжелые золотые кольца вообще ни к селу ни к городу. И никакого оружия, по крайней мере, я не заметила. С другой стороны, не особенно оно ему и нужно, при его-то способностях.

Стар. Пожалуй, самый старый дарай, какого мне до сих пор доводилось видеть, старше даже седого Танатона, может быть, лет четыреста, не больше.

Итог: с посланником держать ухо востро.

Разумное решение, очень разумное. А главное, насколько оригинально! Делаешь успехи, девочка!

Не без труда запихиваю ехидный внутренний голосок обратно в подсознание. Поиронизировать можно будет позже.

Склоняю уши в приветствии.

– Лорд Доррин, я рада вновь видеть вас. Надеюсь, все в порядке? Мне бы действительно не хотелось, чтобы Дом Вуэйн пострадал из-за произошедшего недоразумения.

Черные глаза как-то странно сверкают из-под густых ресниц. Похоже, я тут не единственная занималась более пристальным изучением собеседника. Интересно, какие выводы он сделал?

– Это очень благородно с вашей стороны, Антея-эль, но не стоит беспокойства. То, что произошло, пойдет лишь на пользу Дому. Я, со своей стороны, хотел бы нижайше извиниться за тот прием, который был оказан вам в Эйхарроне. Такого больше не повторится.

Сколько официоза! Еще бы чуть-чуть искренности для полноты картины. Склоняю голову набок, предоставляя дараю вести разговор дальше.

– Я также хотел бы пригласить вас на небольшое торжество, организованное в честь установления дружеских отношений между нашими народами. Прошу вас, не отказывайтесь. Многие горят желанием лично поприветствовать вас. Пусть этот бал послужит еще одним извинением за недавнее… недоразумение.

То есть я должна помочь замять скандал, который, без сомнения, разразился, стоило всей Ойкумене узнать о происшедшем. Мол, вот она я, живая и здоровая, зла на арров не держу и так далее и тому подобное.

Что-то этот милый народец сделает с Арреком, когда вычислят источник утечки? Если, конечно, вычислят, что сомнительно. Аррек, как я заметила, не любит оставлять после себя следы.

Не то чтобы я его очень осуждаю.

Напускаю на себя наивный восторг, густо замешанный на любопытстве.

– Настоящий бал? Я много слышала о легендарных балах Эйхаррона! Мне бы очень хотелось побывать там! Это и правда возможно?

Он улыбнулся с некой взрослой покровительственностью, явно довольный моим энтузиазмом.

– Конечно, вы – почетная гостья.

– Здорово! Только… только я совсем не знаю, как себя вести… – Не без смущения заворачиваюсь в крылья. – Что, если я что-то не то скажу или нечаянно оскорблю кого-нибудь?

Смотрю на него с робкой надеждой, молча прошу о помощи. Совершенно искренне, между прочим. Улыбка дарая становится шире.

– Если позволите, я буду сопровождать вас, прекрасная юная леди. Поверьте, вам совершенно не о чем волноваться.

Застенчиво улыбаюсь на это почти искреннее заявление. Может быть, старый политикан не так уж плох. Назвал меня прекрасной… Наглая лесть, конечно, но как приятно!

– Конечно, я буду рада вашей компании. Но когда же мы отправляемся?

Не без труда подавляю желание начать нетерпеливо подпрыгивать на месте. Беда эль-ин в том, что мы совершенно не умеем играть, любая маска тут же превращается в настоящее лицо. Сейчас мне действительно очень хотелось посмотреть на легендарный бал, но не стоило уж слишком входить в роль юной провинциалки, впервые попавшей в шумную суматоху столицы. Собранность, самоконтроль, неподверженность провокациям. Не забывать.

– Прямо сейчас, если вы готовы.

– О да, конечно, готова!

– Тогда добро пожаловать.

Одна из стен моей комнаты вдруг растворяется, на ее месте оказывается проход в огромный, наполненный запахами леса и ночных цветов зал. Зал похож на дупло какого-то гигантского дерева, стены его покрыты шершавой корой, на полу идеальный гладкий паркет. Где-то высоко стены превращаются во множество ветвей, переплетение которых образует шелестящий зеленью потолок. Тонкие струйки фонтанов журчат мелодично, но не навязчиво. Свежий ночной ветер свободно гуляет среди увитых лианами сводов, развевая полы воздушных одежд и небрежно распущенные локоны. Сводчатые проходы ведут на свежий воздух, на балконы и террасы, и даже отсюда мне виден переливающийся серебристой листвой древний лес, превратившийся на эту ночь в карнавальный сад. Все помещение пронизано естественными узорами чуть прирученной природы. Все дышит жизнью, но какой-то подстриженной, украшенной вышивкой жизнью. Не совсем настоящей, что ли?

Мы делаем шаг вперед, все еще невидимые для веселящейся толпы, но уже замеченные вооруженными до зубов стражами. Похоже на параллельную Вероятность, недоступную взгляду обычных людей, но позволяющую невидимым воинам скользить сквозь толпу, предупреждая разного рода неприятности. Полагаю, мне все это было продемонстрировано, чтобы еще раз уверить в полной безопасности данного сборища. А также намекнуть, что любые неприятности, которые я сама вздумаю причинить, будут пресечены в корне. Тем не менее никто не попытался конфисковать ни меч, ни кинжал. Жест безусловного доверия. Делаю легкий поклон в адрес капитана, чтобы показать, что я все поняла и оценила. Только потом соображаю, что все воины одинаково одеты и я вроде как не должна знать, кто здесь капитан. Ай, ладно. Пусть поломают головы над очередной загадкой.

Герольд (так, кажется, называется эта должность) провозглашает наши имена и титулы. Не очень громко, в такт с льющейся из ниоткуда музыкой. Тем не менее, когда мы с лордом Доррином появляемся, все присутствующие начинают осторожно коситься в нашу сторону. Сложные траектории перемещения гостей как-то вдруг сами выстраиваются так, что нам не остается ничего другого, кроме как переходить от одной группы к другой, запоминая бесконечные имена, титулы и названия, обмениваясь одними и теми же любезностями и улыбаясь, улыбаясь, улыбаясь…

Теперь я по-настоящему оценила присутствие Доррина, этого доброго ангела-хранителя, посланного, должно быть, самой Ауте. Он твердой рукой направлял меня к неизвестно какой по счету кучке очень важных персон, называл все эти ломающие язык имена и титулы, шепотом давал короткие справки о наиболее важных личностях. Он вел все пустые и однообразные разговоры, позволяя мне отделываться улыбками и ничего не значащими банальностями. А затем – о благословенный, благословенный человек! – дарай-лорд уводил меня от очередной группы восторженных почитателей, неизменно награждаемый волной благодарности, специально смодулированной так, чтобы лишь он один мог ее воспринять. Правда, уже через несколько секунд я вновь оказывалась к кругу незнакомых лиц и кричащих драгоценностей, от которых уже давно рябило в глазах.

Это ужасно. А самое ужасное из всего – я обязана искренне этим наслаждаться. Я должна быть очаровательной, спокойной, собранной и доброжелательной. И не слишком пугающей. И не полной дурой. Короче, своей полной противоположностью.

Среди людей я предпочитаю носить маску милой наивной девочки, таинственной, но искренней. Здесь это совершенно не подходило. Все эти люди пришли посмотреть на Палача Оливула, на Кровавую Ведьму Дернул тор Антею, и образ невинного ребенка не вызвал бы ничего, кроме страха и подозрений. Попытаемся мыслить логически: какого убийцу это свернутое общество готово принять и полюбить? Подсказка: ищи рекомендации в художественной литературе и некоторых образчиках видеоискусства. Ответ: по какой-то неведомой причине люди вполне готовы мириться с любыми чудищами, если те, во-первых, загадочны, во-вторых, противоречивы, в-третьих, глубоко несчастны. Да, в-четвертых: могут исправиться, если их кто-нибудь поймет и полюбит. В результате мне пришлось вытащить на всеобщее обозрение грани своей личности, которые обычно тщательно скрываются, прежде всего от меня самой. Страдание. Одиночество. Боль. Ауте, помоги мне!

И вот, когда ожидающие встречи с клыкастым монстром нобели выступают вперед, перед ними оказываюсь я. Высокое, нескладное существо, двигающееся с рваной грацией кошки-подростка. Мерцающая дымка крыльев окутывает узкие плечи, скрывая фигуру и оружие. Светло-золотистая грива непокорных волос, точно выточенное из белоснежного мрамора лицо, в котором нет ничего человеческого. И глаза. Темно-серые, огромные, с вертикальными зрачками и почти отсутствующим белком. Глаза, в которых плещется бесконечная, отчаянная боль, глаза, полные невыразимой усталости и неописуемого страдания. Глаза, молящие о помощи, но слишком гордые, чтобы ее принять. Глаза, из которых задумчиво глядит на весь этот гам недоступная пониманию простых смертных эльфийская мудрость.

Тех, кто разговаривает с гостьей, вдруг окутывает отрешенное спокойствие, и даже те, кто полностью лишен эмпатических способностей, чувствуют мягкое, нерешительное дружелюбие. Не покидает ощущение юности, хрупкости и детской непоследовательности. Как будто застенчивый подросток выглядывает из-за плеча взрослого, желая понравиться, но боясь быть отвергнутым.

Доррин больше чем великолепен. От него исходят почти осязаемые волны чуть агрессивного протекционизма. Каждый встречный, едва взглянув на массивную фигуру дарая, автоматически получает невербальное сообщение: «Только тронь ее, ты, только попробуй ее обидеть!»

Вместе мы смотримся просто невероятно.

Лица, имена, фасоны одежд сливаются в бесконечный калейдоскоп. Я и не пытаюсь удержать их в сознании, автоматически отправляя в глубины памяти вместе с миллионами маленьких, неуловимых для самих людей деталей, которые будут тщательно анализироваться и складываться в различных комбинациях, чтобы в нужный момент у меня оказалась более-менее точная картина политической жизни Эйхаррона. Люди называют это интуицией или эвристикой. Эль-ин – несформулированным стилем мышления.

Через несколько часов напряженной умственной деятельности мир начинает расплываться перед глазами. Когда все кончится, устрою себе недельную, нет, месячную спячку. Может, тогда прекращу падать при малейшей нагрузке.

Какое-то время я стараюсь держаться, но Доррин быстро замечает неладное.

– Антея-эль?

Устало прикрываю глаза:

– Простите, дарай-лорд. Сенсорная нагрузка очень велика. Мы не могли бы пару минут посидеть где-нибудь?

– Разумеется, миледи. Пройдемте.

Мы уже не в огромных ярко освещенных залах, а как будто в самом лесу, среди могучих стволов и шелеста ветвей. Народу здесь даже больше, чем внутри, но Доррин как-то умудряется найти свободный, тонущий в тенях балкон, где я и усаживаюсь прямо на перила. Дарай из воздуха достает пару изящных кресел, и место приходится сменить. Надо отдать дизайнерам должное, действительно удобнее. Из-под приспущенных ресниц слежу за задрапированными в развевающиеся одеяния людьми. Похоже, в этом сезоне в моде огромное количество очень легкой и очень тонкой ткани, спускающейся бесчисленными складками. И много драгоценностей, впрочем, люди всегда носят драгоценности. Не совсем понимаю зачем, но вынуждена признать: иногда им удается выглядеть просто потрясающе. Дараи, окутанные личными маленькими радугами, кажутся в этой толпе богами, снизошедшими до простых смертных. Уверена, так и было задумано. Но все равно красиво.

– Вот, миледи, попробуйте это.

Весь вечер Доррин старательно пытается меня напоить, давая попробовать разнообразные наркотические и просто расслабляющие смеси. Я тихонько объяснила, что опьянение под воздействием каких бы то ни было препаратов для вене физически невозможно. Дарай невозмутимо ответил, что всего лишь желает продемонстрировать все богатство вкусовых ощущений, накопленных людьми за долгие тысячелетия. Я его так восторженно поблагодарила, что бедняга даже чуть покраснел от неловкости. И стал давать мне на дегустацию действительно интересные вещи.

– Что это?

– Апельсиновый сок. Напиток, дошедший до нас, согласно преданию, еще с Земли Изначальной. Попробуйте.

Закрываю глаза и подношу бокал к губам. Прохладная терпкость разливается по языку миллионом маленьких пузырьков, перекатывается во рту бесконечным разнообразием ощущений. Меняю чувствительность рецепторов, стараясь всесторонне прочувствовать оттенки напитка. Чуть уловимая кислота. Приятная вязкость. Отзвук чего-то неуловимо знакомого.

Медленно, растягивая каждый глоток, осушаю бокал, затем еще некоторое время наслаждаюсь ощущением легкого покалывания на губах. Над моей головой начинает складываться сен-образ. Человеческий язык не приспособлен к тому, чтобы размышлять о вкусовых ощущениях. У людей даже нет названий для определенных вкусов или запахов, только неуклюжие сравнения.