Я опустила голову, вспоминая, как произошло это самое осознание. И "принятие". Никаким душевным и внутренним ростом тут и близко не пахло. Я просто швырнула словами в Аррека, впечатывая их, вдавливая в обнаженные раны, "активно и осознанно" стремясь сделать ему как можно больнее. И лишь позже начала понимать, насколько эти признания были правдивы. Одна из наших самых первых и самых уродливых ссор. Тогда, единственный раз за всю нашу совместную жизнь, он меня чуть было не ударил.
      - Но каким бы странным и кружным ни был твой путь, ты, к моему величайшему удивлению, развиваешься.
      - Угу... Еще два дня буду развиваться. Не подскажешь, как найти короткую тропинку и добраться до совершенства в столь сжатые сроки?
      - О... - улыбнулась. И на человеческом лице хищно блеснули совершенно неуместные клыки эль-ин. - Уверена, ты доберешься. В крайнем случае, заставишь совершенство приползти к тебе.
      - Тоже выход, - вздохнула я, обдумывая, как можно осуществить подобное на практике.
      - Ты только помни, Тея, что эльфийское совершенство тоже умеет кусаться, - довольно резко посоветовала богиня.
      - И зубы у совершенства довольно острые, - раздался из-за спины мелодичный, точно змеящийся причудливыми аккордами голос.
      Я застыла...
      ...не зная, как надо дышать...
      ...потеряв способность мыслить...
      Ауте Милосердная, неужели за эти годы я и правда успела забыть звук его голоса?
      Медленно, так медленно, точно боялась расплескать что-то бесконечно дорогое, повернулась.
      Серебристые, с зеленоватым оттенком волосы падали на плечи, на спину, на руки. Серебристые волосы оттеняли серебряную кожу, казалось, весь он состоит из живого, мерцающего словно светом серебра. Только бездонная чернота глаз и имплантата выделялась на фоне сдержанного серебряного сияния. Он был словно поэтическая строчка... музыка. Здесь, в глубинах океана грез, в мягкой темноте черных вод, он казался духом, выходцем из потустороннего мира.
      Он казался именно тем, кем и являлся на самом деле.
      Ауте Милосердная, неужели за эти годы и я правда успела забыть, как он выглядел?
      Да.
      - Антея, - он мягко поднялся по ступеням в беседку, опустился на подушки напротив. Улыбнулся с искренним сожалением.
      Я резко оглянулась. Нефрит не было. Вновь обожгла взглядом черноглазый призрак. Это и в самом деле был он. Не еще одно лицо Эль, не отражение, не маска. Это он.
      - Иннеллин... - Мой голос звучал совсем потерянно.
      - Ты выросла в прекрасную женщину, Анитти, - волшебный голос барда ласкал каждый звук, каждую ноту.
      Как я любила когда-то этот голос...
      Любила? Когда-то?
      Наши души обвенчаны. Это значит, что даже после смерти мы - одно. Это значит, что даже если мы возродимся для иной жизни, наши души найдут друг друга, притянутые, точно мотыльки на свет, непреодолимым и неумолимым порывом. Для Аррека у меня была лишь одна жизнь, лишь короткие два дня, и после этого мы будем друг для друга потеряны. Для Иннеллина...
      Он улыбнулся. Печально. Сплел сен-образ, придавший моим мыслям и смутным ощущениям более четкую форму:
      Есть одна любовь - та, что здесь и сейчас,
      Есть другая - та, что всегда...
      Есть вода, которую пьют, чтобы жить,
      Есть - живая вода.
      Глядя на эль-ин, которого безутешно и тихо оплакивала почти всю жизнь, я вдруг с ужасом поняла, что совсем не знаю его. Не знаю, не помню, не понимаю. Что с Арреком, с этим человеком, чужаком, с невыносимым, чванливым тигром меня связывает больше, чем с первым мужем, которому когда-то без сомнений и без оглядки вручила свою душу.
      О Ауте...
      Мои уши жалобно опустились, пальцы сжались, оставляя на ладонях кровавые следы когтей.
      - Все верно, родная, - его голос погружал в теплые серебристые воды, против воли заставлял расслабиться, забыться. Между нами затрепетал хрупкий сен-образ ту.
      Жизнь и смерть. Двойственность. Разделенность тех, кто оказался по разные стороны грани. Судьба.
      - Ненадолго, - хрипло выдохнула я.
      Он как-то неопределенно взмахнул ушами.
      - Я пришел извиниться, Антея.
      Что?
      - За что?
      - За то, что украл твою юность.
      Я открыла рот, чтобы начать с жаром отрицать эти самообвинения. И не произнесла не слова. С правдой не спорят.
      Тогда я была ребенком. Глупым ребенком. Я доверилась ему полностью, без оглядки. Иннеллин знал, чем грозит "Венчание душами". Он должен был сказать "нет" за нас обоих. Теперь, с высоты более чем полувекового возраста и опыта, это было очевидно.
      Наконец жалобно выдавила:
      - Ты же не виноват, что погиб...
      - Нет, - короткое слово упало, как приговор.
      - Инн... - бросила на него быстрый, почти вороватый взгляд. А затем более долгий. В душе тлело что-то горькое, душащее, жгущее глаза. Неуклюже попыталась превратить все в шутку: - Подумаешь... Юность! Да кому она нужна? Что это вообще такое?
      Он ответил с необычайной серьезностью:
      - Юность - это когда танцуешь, как будто тебя никто не видит. Когда живешь, как будто ты никогда не умрешь. Когда доверяешь, как будто тебя никогда не предавали....И когда любишь, как будто тебе никогда не делали больно.
      - Инн...
      - Прости, - осторожно коснулся моих пальцев. - Тебя необходимо услышать все это. Тебе необходимо понять некоторые вещи.
      Я не хотела понимать. Я хотела броситься к нему на шею и вновь стать той беззаботной, влюбленной и глупой Антеей, какой была когда-то. Осознание того, что все эти годы я тосковала даже не столько по черноглазому барду, сколько по той бесшабашной молодости, которая навсегда ушла вместе с ним, заставляло чувствовать себя грязной, мелкой, мерзкой.
      - Анитти...
      - Чувствую себя предательницей. И преданной.
      - Так и должно быть. За разрушение отношений ответственность всегда несут двое. Ты не должна винить лишь себя. Я не виню.
      - Наша дочь... - Мой голос прервался. Какое-то время никто ничего не говорил. Наконец он тихо, тихо произнес:
      - Так получилось.
      И потом:
      - Я люблю тебя.
      Я дернулась, точно от пощечины. Сидела, съежившись, слушая, как он тихо наигрывает на арфе. А потом я сказала:
      - Да подавись ты своей философией!
      И все-таки бросилась к нему на шею. И оказалось, что я ничего не забыла. И по-прежнему умею любить. А идиотизм юности - он всегда рядом, внутри нас. Надо только протянуть руку.
      Я заплакала наконец после стольких лет, освобожденная. И освободившая. Глубинные палаты дрогнули, растворяясь.
      Медленно раскрыла глаза, ощущая на щеках влагу. Подводные чертоги уже тускнели в памяти, превращаясь в очередной призрачный образ. Стыло в сердце осознание: я его никогда не увижу. И почему-то это наполняло все тело странной, покорной безмятежностью. Да будет все так, как предначертано Бесконечно Изменчивой.
      Аррек беспокойно шевельнулся во сне, и я тихо перебралась на другую сторону кровати, поближе к нему. Осторожно коснулась сияющей кожи.
      Чувствовала себя предательницей. И преданной. Ни один из нас больше не был юным. Ни один из нас уже не умел доверять.
      Я свернулась клубочком под боком у мужа, щекой прижавшись к протянутой мне ладони.
      Закрыла глаза, чувствуя, что усталость берет свое, мысли затуманиваются. Гадать о значении сказанного этой ночью было бесполезно. По крайней мере, пока. Сейчас самое умное, что я могу сделать, - спать.
      ТАНЕЦ СЕДЬМОЙ, ЛЕЗГИНКА
      Ruthme brise
      Первое нападение случилось на следующий день. Я проснулась рано и некоторое время позволила себе понежиться на смятых простынях. Аррека не было, судя по всему, довольно давно, но неподалеку порхал сен-образ, оставленный им вместо традиционного: "Вставай, соня!". Я потянулась к странному образованию, не то мысли, не то картине.
      Твой сон - как мост в ночных просторах, ты по нему бредешь в тиши. Внизу - как сновиденье - шорох не то воды, не то души.
      Вот тебе за то, что думала что-то скрыть от специалиста по секретам! Ткнули, как котенка, в собственную наивность. Души, значит. Интересно, что бы сказала по этому поводу Нефрит?
      Ну, ладно. По крайней мере, теперь не чувствую себя окончательной обманщицей.
      Вставать не хотелось. То есть встать, конечно, было можно, но вот встречаться со всем тем, что ждало за порогом спальни, не было ни малейшего желания. Прятаться от жизни таким образом - самая унизительная из возможных форм трусости... Я сердито отбросила простыни, и те упали на пол подстреленными бабочками.
      Разъяренным ураганом пронеслась по анфиладам, не сбавляя скорости, сиганула в бассейн, а оттуда - на тренировочную площадку. Утренние упражнения, чтоб им ни ветра, ни штиля! Тело все еще ломило после вчерашних приключений, мышцы живота протестовали против даже самых осторожных движений. Громко.
      Пятнадцать минут медленных мук - это был мой сегодняшний предел. Спарринга с северд я бы, наверное, просто не пережила.
      Закончив упражнения, села у кромки бассейна и положила на колени свой меч.
      Вздохнула, освобождая мысли и чувства от суетного беспокойства. Медитация на оружии...
      Будем прощаться, Сергей.
      Коснулась рукояти. Медленно вытянула клинок из ножен. Сначала на два пальца. Затем на треть.
      Клинок меча подобен
      Прохладному потоку горного
      Ручья.
      И я любуюсь им
      Прозрачным летним утром.
      Сен-образ получился легким и в то же время странно глубоким. Мимолетная красота, изящество древнего искусства. В иероглиф, обозначающий раннее летнее утро, каллиграфически вписан глагол "любоваться", тактильное ощущение прохлады вплетено в...
      И тут сквозь толщу воды атаковало это.
      Первого броска я избежала только благодаря потрясающей реакции Сергея тот перехватил контроль над телом и швырнул меня в сторону, выжимая все возможное и невозможное из сверхъестественной скорости вене. Второй бросок меня задело по касательной и отбросило на потолок, но перед самым ударом удалось сгруппироваться и соскользнуть по стене в нужную (читай: противоположную от угрозы) сторону. Краем глаза я поймала движение. Что-то крупное. Быстрое. Размытое.
      И такое жуткое, что первым желанием было завопить: "Помогите!!!"
      Тишина. Будто кричишь со дна колодца - лишь эхо собственного голоса в ответ. Я была отрезана от эль-ин, от Эль. Даже от Безликих. Они просто не знают, что мне нужна помощь, и никогда не посмеют самовольно нарушить "уединение" Хранительницы.
      Придется обходиться собственными силами.
      Невидимая, скрытая совершенной маскировкой вене, я прижималась к стенам и бросала вдоль коридоров настороженные взгляды. Как это умудрилось пролезть сюда? Мой онн был едва ли не самым защищенным местом на Эль-онн - охотничьи территории альфа-ящеров вокруг, эльфийские защитные заклинания, папины запирающие чары, Аррековы вероятностные щиты... И тем не менее вот уже в который раз я обнаруживаю, что личные апартаменты стали прямо-таки проходным двором для всяких подозрительных личностей. Шляются туда-сюда наемные убийцы, жить не дают!
      Так, последнюю мысль вычеркнуть как неудачную.
      Прижала ладонь к стене, взывая к глубинным силам онн. Ничего. Похоже, дом был погружен в какой-то... сон? Всплеск ярости: если они посмели причинить вред моему онн...
      Хищно, в низкой стойке пошла к центральным залам. Молчаливый, все еще остававшийся в руке, казался напряженным и мрачным. Еще раз послать крик о помощи я не решалась: сейчас самым надежным моим оружием была именно маскировка.
      А потом я увидела это. Застыла, вжавшись в дверной проем, и просто смотрела на мечущуюся по парадной приемной тварь.
      Демон: тут с самого начала не могло быть ни малейшего сомнения. Гуманоидный... в некотором роде. Огромный, высокий - метра три, если не все четыре. У него были стройные ноги, мощные плечи с приплюснутой головой и очень тонкая, перетянутая металлическим поясом талия. Больше о фигуре ничего сказать было нельзя. Он изменялся, но не как вене. Он тек, плавился, кипел кости двигались под кожей, постоянно меняли свое положение, складывались в различные сочетания, каждое мгновение создавая новую схему скелета. Кожа, роговые наросты, мокрая гладкая шерсть - все это то появлялось, то исчезало, оставляя тошнотворное, гниющее ощущение. Он был уродлив. Он был, наверное, самым отвратительным, что мне доводилось видеть. И каким-то внутренним чувством, похожим на интуитивное восприятие истины Видящим, я поняла, что уродство для него - еще один вид оружия. А в мире, где красота - высшая ценность, страшное оружие.
      Он замер. Резко втянул воздух. И быстрым, каким-то змеиным, смазанным броском оказался в стороне.
      Я беззвучно всхлипнула. Ауте милосердная, это была чудовищно уродливая тварь, но двигался он так, будто был красив. И поэтому становился красивым. Отвратительно красивым. Что бы это ни значило.
      Вихрь. Он повернулся, и я вдруг обнаружила, что красные, налитые гнилью глаза смотрят прямо на меня. Как? Времени на размышления не было. Я рванулась в сторону едва избежав просвистевшего у самого уха меча, и закрутилась в аритмичном вращении, пытаясь хоть как-то ускользнуть от сыпавшихся со всех сторон ударов. Спасала только скорость, относительная невидимость да тот факт, что это чудище, кажется, пыталось заполучить меня. Ну и, конечно, мастерство Сергея. Одну бы меня этот громила скрутил, как жертвенного козленка, в первые же секунды.
      Хотела было швырнуть в него сырой силой, но вовремя остановилась. А что это у него там за щит висит на руке? Уж не Зеркало ли Отчаяния? Идеальное отражающее заклинание, посылающее любую приложенную к нему силу обратно к пославшему. Хорошо подготовились, д-д-демоны.
      Мы разлетелись в разные стороны, застыв друг против друга и пытаясь перевести дыхание. Я судорожно перебирала каталоги имплантата, пытаясь найти подходящие к случаю чары, одновременно не переставая удивляться. Как же он все-таки умудрился пролезть в онн? С уродливой гривы все еще сбегали струйки воды. Опять бассейн! Надо что-то делать с этой предательской лужей!
      Разработку планов по переделке интерьера прервала странная активность противника. Оказывается, темный и не думал отдыхать, короткую передышку он использовал для наращивания новых способов со мной разделаться. В прямом смысле. Из могучих плеч твари теперь торчало шесть, нет, восемь рук. В которых были зажаты: булава, копье, сеть, что-то там еще непонятное... ну и, конечно, два меча. Каждый из которых по длине не уступал вашей покорной слуге. И все это мелькало и вращалось с совершенно невозможной скоростью и с совершенно несимпатичной мне ловкостью.
      Ауте и все ее порождения! Эта тварь когда-нибудь слышала о чувстве пропорции? Нельзя же, чтобы было так много всего... и так быстро!
      "Вот дает", - пришло от Сергея. Почти восхищенно.
      Отбивать атаки всего этого арсенала у нас с мечом получалось примерно секунд пять. Разумеется, о блоках не могло быть и речи: при такой силе ударов мне бы просто вывихнуло из суставов руки. Другое дело - отводить выпады по касательной или, скорее, обтекать их самой, оказываясь где угодно, но не там, куда врезается очередной кусок ускоренной смерти. Поднырнуть под меч, перепрыгнуть через меч, рвануть в сторону, уходя от копья, клинком чуть скорректировать траектории шипастого шара на цепочке - и все это одновременно. Сергей наслаждался. Я - нет.
      Попробовала было крутануться в танце изменения, но не смогла. Просто не смогла. Заставить себя стать чем-то столь уродливым было выше моих сил. Глупо. Но факт.
      С полузадушенным писком я рванула назад, спиной вы летела в дверь и, развернув крылья, драпанула по узким коридорам онн. Может, не пролезет? Да нет, с такой гибкостью сложится в несколько раз и втиснется даже в змеиный лаз.
      Аррек! Этот крик не был разумным или осознанным. Это вообще не был крик в обычном понимании слова. Я не тянулась к нему, я тянулась внутрь себя. К той редко показывающейся, спрятанной от всех Антее, которая принадлежала ему, была частью его, была от него неотторжима. Которую Аррек арр-Вуэйн не мог не услышать, потому что он тоже ей принадлежал.
      Связь вене и риани. Связь, которая остается цельной даже в самом диком танце, связь, созданная, чтобы противостоять любому из сюрпризов непредсказуемой Ауте.
      Аррек - умница! - вместо того, чтобы очертя голову броситься на выручку, нашел время рявкнуть на всех остальных моих "стражей".
      Северд-ин вместе с Зимним и еще дюжиной воинов эль-ин ворвались, когда темный, этак многообещающе помахивая серебряной сетью, выгнал шипящую и отбиваю щуюся меня в главный зал и почти зажал в углу. Великану хватило одного взгляда, чтобы оценить соотношение сил и принять решение. Со смачным всплеском темный эльф плюхнулся в изумрудные волны бассейна и растаял где-то в глубине. Десяток новоприбывших защитников, предводительствуемых парой разъяренных альфа-ящеров, оперативно рванули за ним.
      Неужели пронесло?
      - Хранительница? - Зимний вопросительно протянул руку.
      Я шарахнулась от него, врезалась в Аррека, вцепилась в мужа когтями. Уши прижаты к голове, верхняя губа при поднялась, открывая оскаленные клыки. Не очень похожа на пылающую благодарностью спасенную. Черты седовласого древнего обострились. Кажется, я его обидела. Ну, и Ауте с ним.
      Тел-лохранитель, тож-же мн-н-не...
      Началась реакция. Меня била такая крупная дрожь, что даже в мыслях я стала заикаться, в глазах потемнело. И только руки Аррека не давали соскользнуть в окончательную тьму. Когда-то я думала, что полюбила его красивое лицо. Или красивое тело. Лишь позже пришло понимание, что все дело в этих сильных, всегда наполненных теплой, исцеляющей энергией руках.
      Язык не слушался, зубы отбивали чечетку, царапая острыми клыками губы, так что приказ пришлось сформулировать сен-образом.
      "У темного было задание не убивать. Поймать, похитить, утащить - но не убивать. Бездна! Вы можете не слишком усердно охранять меня от убийц, но похищение недопустимо. Ясно? Охрану - круглосуточно! Приказ: перерезать горло, но не дать быть похищенной. Исполнять".
      Теперь правильные черты Зимнего застыли в маске чистой ярости. Кажется, допущение, что меня, из-за желательности моей смерти, охраняли не слишком усердно, оскорбило древнейшего до глубины души. Хорошо! Так ему и надо! Ведь темный-то все равно прорвался!
      Меня трясло. Ощущение успокаивающей руки, гладящей по волосам.
      - Он-н б-был таким некрасивым. - Вопль смертельно обиженной души. О да. Красота - страшная сила. Уродство, оказывается, тоже.
      Аррек шептал что-то далекое и бессмысленное. Бархатистый, приторно-чарующий голос шелестел на границе сознания, сплетался в философско-стихотворный сен-образ. - Так он воспринимал окружающее: цельными, нерасчлененными картинами, прошедшими сквозь беспощадную призму разума Видящего Истину.
      Светозарная бабочка,
      Но красота исчезает, едва прикасаюсь
      к розе.
      Слепец, я бегу за ней...
      Пытаюсь поймать...
      И в моей руке остается очертанье исчезновенья
      Очертанье исчезновенья...
      Да, это помогло.
      Наконец выпрямилась. Царящая кругом суматошная суета была высокомерно проигнорирована. О нет, мой взгляд был прикован к бассейну, из которого вот уже не в первый раз появлялись всякие разные... посетители.
      - Надо что-то д-делать с этой предательской лужей!
      - Согласен. Придется ее осушить. Как ты относишься к песчаным ваннам, любимая?
      - Что? Песчаным!
      - Тебе, кажется, уже лучше?
      - !!!
      Вот так в предпоследнее утро моей жизни еще одна медитация оказалась испорчена самым варварским способом. Знаете, мне это уже начинало надоедать.
      Нападавшего так и не поймали. Ничего удивительного - демон явно был специалистом в своем деле. Всю операции спланировали просто виртуозно: блокировка чар, создание направленного прохода в онн, филигранный расчет времени. Да и экипировка у темного была явно подобрана соответствующая случаю: одно Зеркало Отчаяния чего стоило!
      Окрестности онн бурлили. Все коридоры были забиты озабоченно хмурившимися воинами из Атакующих и Хранящих, в бассейне бултыхалась добрая дюжина разного толка заклинателей, пытающаяся понять, почему это внутреннее озеро с удручающей постоянностью служит проходом для всяких сомнительных личностей. Я наблюдала за этой активностью несколько скептически: упрямую лужу ужe сколько раз проверяли, а воз и ныне там.
      Альфа-ящеров пришлось выставить подальше, чтобы не набрасывались на пылающих искренним желанием помочь подданных. Вообще-то, я была от происходящего отнюдь не в восторге. Хотя все присутствующие были в той или иной мере "своими", к драгоценным соотечественникам я испытывала гораздо меньше доверия, чем к простым и понятным домашним монстрикам. Мало ли чего наколдуют, может, даже и с лучшими намерениями.
      Зимний царил над всем этим бедламом, и лицо его было мрачнее мыслей. Нападение на Хранительницу лидер Атакующих воспринимал как личное оскорбление. И как еще большее оскорбление - отношение самой Хранительницы к способности его, Зимнего, ее защитить. Может, пойти извиниться перед древним?
      Не в этой жизни.
      Зимний поймал мой взгляд и, кажется, без труда считал все спрятанные за ним мысли. Немного расслабился. Даже желание извиниться в наших отношениях было верхом цивилизованной обходительности, мы оба это понимали.
      Выслушав очередной доклад, белобрысый Атакующий кивнул, решительно тряхнул ушами и начал проталкиваться в мою сторону. Впрочем, проталкиваться - не совсем верное слово. Все препятствия, будь то простая мебель или покрытые шрамами воины, благоразумно убирались с его пути задолго до того, как древнейшему могло прийти в голову их подвинуть.
      Наблюдая за целенаправленным движением этого живого тарана, я глубоко вздохнула и решительно выпрямилась. Думала, худшее уже позади, девочка? Как бы не так! Самая драка еще только приближается.
      Стремительно.
      В конце концов, что такое один-единственный полудохленький демон по сравнению с раздраженным Зимним?
      Однако, к некоторому моему удивлению, разговор начался вполне цивилизованно. Атакующий бросил один взгляд на мою защитно-нападающую позу, скривил губы в гримасе (кто-нибудь оптимистичный мог бы даже назвать Это улыбкой) и изобразил тень поклона.
      - Регент Тея. Все ли с вами в порядке?
      Разумеется, со мной было все в порядке. И он отлично об этом знал. Все три Целителя, которые надо мной кудахтали (даже Аррек, как это ни странно) первым делом доложились именно Зимнему. Предатели.
      - Да, благодарю вас. - Ух какая я вежливая! Просто скулы сводит!
      Все остальные, прекрасно зная о наших с Зимним (плохих) отношениях, подались назад, освобождая побольше свободного пространства. И приготовились наслаждаться спектаклем.
      На этот раз древний улыбнулся почти искренне. На что я мгновенно обиделась: что тут смешного?
      Но даже несмотря на старую, тщательно взлелеянную неприязнь, я смотрела на него, как спасенный от голодной смерти мог бы смотреть на сливочный торт. Жадно. Древний был красив, красив необычайно. Безупречно белая кожа, волосы цвета холодной пурги, глаза и камень во лбу, точно фиалки на горном склоне зимой. Высокий, тонкий, дивный, он двигался с естественной грацией охотящегося волка. Матерого, седого волчищи, сочетающего легкость и подтянутость юности с неизмеримым опытом прожитых тысячелетий. Под снежно-белой одеждой скрывалось тело, которое, как я отлично знала, было сильнее и выносливее, чем у любого, даже самого экзотически выглядевшего монстра. А в нем - душа более черная, чем у всех демонических страшилок вместе взятых.
      И сейчас я находила в этом какое-то болезненное утешение. Зимний почти успокаивал своей постоянностью что бы ни случилась, этот белобрысый мерзавец был и будет все тем же. То есть мерзавцем. Белобрысым.
      Аминь.
      - Торра Антея, я так понимаю, у вас есть предположения, почему темные вдруг решили напасть на Хранительницу Эль?
      А то он не знает.
      - Есть.
      Пауза. Я не выдержала первой. С обреченным вздохом:
      - Лорд Зимний, только не говорите, что вам ничего не известно о том, что такое "Драконья Кровь".
      Выражение холодных фиалковых глаз не изменилось.
      - Я полагал, вне Эль-онн никто не знает, что вы являетесь носителем... - Он сумел произнести это как вопрос.
      - Теперь знают.
      - Ах! - Это было очень понимающее "ах". Я не без труда подавила желание вцепиться в его прекрасные черты, дабы немного подпортить это белоснежное совершенство. И заломила бровь в демонстративно человеческом вопросительном жесте, понимая, что древнего это обязательно разозлит.
      - Хранительница, - (Ого. Раз меня назвали "Хранительницей", а не пренебрежительно-кратким "регент", он и в самом деле обеспокоен), - я настаиваю на увеличении вашей охраны. Особенно если ваши обязанности заставят вас покинуть Небеса Эль-онн.
      - Боевой звезды северд более чем...
      - Я настаиваю.
      Очень он это проникновенно произнес. Меня так прямо до самых костей пробрало ледяным холодом, перед глазами закружились темные пятна. Надо было бы, конечно, поскандалить из принципа, но тут древний, к несчастью, был прав.
      Так что ограничилась только вопросительным, бесконечно раздраженным взглядом.
      - Регент! Вам так не терпится попасть в гарем какого-нибудь напыщенного демонского царька?
      Ах... Ты...
      Я размахнулась, но наученный долгим опытом Зимний успел перехватить руку и без труда отвел ее в сторону. С виду Атакующий может казаться эфирным и изящным, но хватка у него, как у свалившегося вам на голову айсберга. Холодная и очень, очень твердая.
      - Пустите, - тихо и злобно сказала я.
      На прямой приказ своей Хранительницы лидер Атакующих не обратил ни малейшего внимания. Типично.
      - Либо вы позволяете нам принять элементарные меры безопасности, либо берете назад свои слова о том, что вас недостаточно хорошо охраняют, Тея-эль!
      Я зашипела.
      И внутренне скривилась, предвидя, как буду натыкаться на увешанных оружием мальчиков, рыскающих вокруг со свирепым выражением на хищных лицах. Зимний, на лице которого отражалось ну прямо-таки безграничное (и очень оскорбительное) терпение к моей глупости, набрал воздуха для следующей тирады:
      - Хранительница...
      Перебила недовольно-согласным взмахом ушей. Выдернула руку. И в тот момент когда враг расслабился, смакуя маленькую победу, спросила:
      - Быть может, древнейший, вам что-нибудь говорит имя Ийнэль?
      Лидер Атакующих, при том что его самоконтроль был, без всяких сомнений, безупречен, редко когда утруждал себя необходимостью применять его. Эль-ин вообще думают и чувствуют с полнейшим равнодушием к тому, кто об этом знает и какие из этого сделает выводы. Благо выводы в девяноста случаев из ста оказываются неверными. Но сейчас древний не позволил себе даже легкого цветового смещения в ауре, которое обычно свидетельствует о том, что сенсорный раздражитель зарегистрирован мозгом. Ничего. Будто и не слышал.
      И это меня испугало.
      - Леди тор Дериул-Шеррн, будьте добры передать вашему консорту, что мне хотелось бы с ним поговорить. В любое удобное для лорда арр-Вуэйн время.
      Вот теперь стало действительно страшно. И даже не потому, что древнейший только что фактически подтвердил связь Аррека с алчущим моей крови темным эльфом. Просто до сих пор всякий раз, когда Аррек и Зимний оказывались наедине, это заканчивалось бо-ольшой дракой. С тяжелыми ранениями. Дуэли до смерти я запретила едва ли не первым своим указом, но как прикажете запретить пьяные потасовки?
      Зимний посмотрел на меня и... как-то... Улыбнулся? Невероятно. Промелькни это выражение на чьем-то лице, оно выглядело бы как попытка успокоить.
      Раз уж такое мерещиться начинает, надо срочно брать себя в руки.
      - Как сегодняшний инцидент отразится на наших отношениях с Темными Дворами?
      Министр иностранных дел на мгновение задумался.
      - Да никак. Дальше портиться там уже нечему. И то ладно.
      - Проконтролируйте оливулца по имени Ворон Ди-094-Джейсин. Мягко. Он, конечно, знает много того, что лучше забыть, но он мне нужен.
      В фиалковых глазах вспыхнули и завертелись серебряные звездочки, мои ноги обдало леденящим сквозняком. Не любил Зимний обходиться с оливулцами "мягко".
      Бедняга. Но жизнь состоит из череды разочарований, не так ли? Это я не произнесла вслух, но была уверена, что мысль Зимний уловил.
      - Да, регент. - И скрежетание зубов стало музыкой для моего измученного сердца.
      - Кстати о воронах. И прочих пернатых. Что вы знаете о самодеятельности Тэмино тор Эошаан?
      Неопределенный жест белоснежных ушей, прикрытых белоснежными же волосами. Больше, чем я. Кто бы сомневался.
      - Оценка?
      - Не мне стоять на пути Матери Обрекающих.
      Читай: я пока одобряю ее "самодеятельность".
      - Точнее.
      - Пусть продолжает. Но рекомендовано более пристальное изучение.
      Хорошо. Я прикрыла глаза, пытаясь найти внутри себя что-нибудь из разряда предвидения. Совещания с Зимним, хотя львиная доля времени уходила на склоки и завуалированные (или не очень) оскорбления, всегда были очень продуктивны. Все-таки древнейший - это всегда древнейший. А мерзавцами им всем положено быть по определению. Лидер Атакующих блестяще справлялся со своими обязанностями, коих я навалила на него без всякой меры. Он даже умудрялся как-то обуздывать свою ненависть к человечеству в целом, и оливулцам в частности, вполне убедительно играя "строгого, но справедливого" эльфийского лорда.
      Но сейчас проблема была в другом. Зимний - отец Лейри. Беззаветно ей преданный. Или же откровенно ею манипулирующий, это как посмотреть. Суть в том, что он не мог не знать о моем путешествии к d'ha'meo'el-in. Его подробностях и его последствиях (по крайней мере в общих чертах). И будучи гораздо более сведущ в обычаях темных, не мог не предвидеть, что те попытаются наложить на меня лапу.
      Я, конечно, не сомневалась, что и Лейруору и Зимний действуют на благо эль-ин...И Лейри понимает в этом благе больше, чем я...