Черты Наполеона разгладились.
      – Англичане двадцать лет что-то против меня замышляют, – со смехом произнес он. – В последний раз было даже известно, что я ими отравлен.
      – Поверь мне, – взмолилась Каролина, – на этот раз все серьезно. Они что-то планируют против тебя. Они…
      Он ласково закрыл ей рот ладонью.
      – На этот раз дело действительно серьезно, – улыбнулся он. – Я должен потрогать тебя, чтобы убедиться, что не грежу.
      – У них в руках секретный документ, – хотела все-таки продолжить она, но забыла, что собиралась сказать.
      Сейчас она ощущала только его близость. Он взял ее лицо в свои руки и посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. В нем была бесконечная нежность – нежность мужчины, осознавшего, что счастье всегда дается лишь взаймы.
      – Сейчас все хорошо. И уже ничто не важно, раз ты здесь. Не бойся! – Он перешел почти на шепот. – Я люблю тебя. – И крепко прижал ее к себе.
      Карета катилась вниз по склону, вдоль пропыленных кактусов, к Порто-Феррайо. Перед Каролиной открывался город с ослепительно белыми домами. Пять дней назад она верхом проделала этот путь с Наполеоном в противоположном направлении. Пять дней и пять ночей. Они показались ей сном, с которым не хотелось расставаться. Бату правил лошадьми. По ее просьбе он побывал у Омара, сообщил о гибели корсара и сказал, что Каролина хочет встретиться. Утром та самая таинственная Филомена прислала весточку: Омар, Великий корсар, ожидает ее.
      Вилла была пустынна. Филомена встретила ее в холле и, не говоря ни слова, пошла впереди. По ажурной винтовой лестнице они поднялись наверх. Филомена, седовласая статная женщина с непроницаемым лицом сфинкса, открыла дверь в комнату и отодвинула в сторону тяжелую бархатную портьеру. В небольшой комнате у узкого оконца, спиной к двери, стоял мужчина. Еще не видя его лица, Каролина поняла, что он ей не друг.
      Резким движением, взрывающим тесное пространство, Великий корсар повернулся к ней. Каролина увидела отважного мавра, на лице которого бушевали мрачные страсти. Широкие губы кривились от глубокого презрения к ней. Он стоял, прислонившись к деревянной обшивке стены, скрестив ноги; под одеждой угадывалось гибкое стальное тело. Взгляд, полный враждебности, пронзал ее.
      – Итак, чего ты хочешь?
      «Наверное, ужасно иметь врагом такого человека», – подумала Каролина, однако выдержала его взгляд.
      – Я хочу знать, что замышляют англичане против императора.
      – Норман не сказал тебе этого?
      – Зачем бы я тогда была здесь? Перед смертью он лишь успел сказать мне, что я должна прийти сюда.
      – Хорошо, ты выполнила его пожелание и можешь уходить.
      Каролина чуть не задохнулась от ярости.
      – Я уйду после того, как вы все скажете.
      – Что?! Ты думаешь, можешь вертеть каждым мужчиной, как Норманом?
      Страх и возмущение боролись в ней, но она взяла себя в руки.
      – Он хотел, чтобы вы открыли мне, что было в захваченном документе.
      – Как прикажешь, – в голосе звучала издевка. – Англичане очень обеспокоены, они считают, что Эльба расположена слишком близко к Франции. Императору могут прийти в голову глупые мысли. Они полагают, что на одном из Азорских островов, в пятистах милях от материка, он будет лучше спрятан. На Святой Елене, к примеру.
      – Они хотят увезти его на Святую Елену?
      – Если они найдут кого-нибудь, кто сделает за них грязную работу. Может, корсар.
      Каролина пыталась прочесть его мысли. Было ли это предостережением? Не раздумывая, она послушалась своей женской интуиции. Она должна склонить мавра на сторону императора.
      – Я знаю, что корсары втайне на стороне Наполеона. И даже знаю, что они хотят помочь ему вновь завоевать Францию.
      Корсар опешил. Была ли она столь наивна или столь хитроумна? Она что, не поняла его угрозы?
      – Это верно, – неуверенно начал он. – Корсары симпатизировали императору. Мы хотели ему помочь. Но после того, что произошло, мы этого делать не станем. Норман Стерн был моим другом, единственным другом.
      – Но император не повинен в его смерти. Это было несчастное стечение обстоятельств.
      Корсар сделал движение рукой, заставившее ее замолчать.
      – Повинен или нет, для меня смерть Нормана была знаком свыше. Не получается ничего хорошего, когда мы, пираты, покидаем выбранный нами мир.
      Каролине стало ясно, что переубедить его будет невозможно.
      – Тогда у меня к вам одна просьба, – сказала она. – Передайте мне документ, захваченный вами. Я хочу показать его императору. Иначе он не верит, что ему грозит опасность. Пожалуйста, отдайте мне документ. Ведь для вас он не представляет никакой ценности.
      – Никакой ценности? Тут ты ошибаешься. Англичане заплатят мне за него три тысячи фунтов. Это много денег. И я мог бы заработать еще больше, – зловещий блеск в его глазах усилился. – Мы мстим за своих мертвецов, – произнес он. – Это наш закон.
      – Если бы Норман Стерн желал мести, разве бы он дал мне задание прийти сюда? Норман…
      – Хватит! Не произноси это имя! Из-за тебя ему пришлось умереть! – Он прокричал это, сверкая глазами и трепеща всем телом.
      Потом резко отвернулся. В комнате повисла гнетущая тишина.
      Каролина тихо сказала:
      – Я больше всех не хотела его смерти. Никто не сможет понять, что было между нами, но мы были счастливы. Об этом он сказал и перед самой смертью. А последние слова были о верном Омаре. Если вы хотите отмщения, мстите мне, а не императору.
      Пират стоял не двигаясь, как горное изваяние. Чья-то рука легла Каролине на плечо. Она забыла, что все это время рядом стояла Филомена.
      – Оставь его одного! – Женщина отодвинула портьеру, открыла дверь.
      Они молча спустились вниз по железной винтовой лестнице, пересекли холл.
      Бату ждал ее возле кареты. Он ничего не спрашивал, но Каролина чувствовала его жадное любопытство. Она отвернулась и стала смотреть на морс. Бату преданный человек, но она сейчас могла бы говорить только с Наполеоном, и больше ни с кем. И ей не терпелось скорее попасть в Марциана Марина, где они условились встретиться.
      Вечер не принес прохлады. Над рыночной площадью Марциана Марина все еще нависал дневной зной Мужчины заканчивали последние приготовления к петушиному бою.
      Выйдя из кареты, Каролина огляделась по сторонам. Свет факелов, в железных кольцах висящих на стенах домов, освещал рыночную площадь маленькой рыбацкой деревушки. Пахло морем и рыбой. Гул голосов стоял над площадью. Женщины жарили на огне рыбу, на вертеле вращался ягненок. На низких скамейках вокруг прямоугольной боевой площадки, обнесенной канатом, расположились мужчины. Каролина протиснулась между ними.
      Наполеон сидел на скамейке, на которую было наброшено покрывало.
      – А, вот и ты! Садись ко мне – Он хлопнул в ладоши. Шум мгновенно стих – Можете начинать, – объявил он.
      Худой мужчина вынес две клетки. Он открыл дверцы, снял у птиц с голов кожаные колпачки. Потом по очереди, подхватив их под крылья, подбросил высоко в воздух над ареной битвы. Это были две крупные сильные птицы. Одна черная, другая рыжая. В свете факелов блеснули острые кривые лезвия, пристегнутые к их ногам. Наполеон спросил Каролину.
      – Хочешь поставить?
      Она покачала головой. Наполеон поднял руку.
      – Сто на черного.
      Сначала петухи казались ослепленными неожиданным светом. Потом черный петух с твердым красным гребешком пригнул голову Его перья встопорщились. Ударив крылом, он наскочил на противника и клюнул его в шею. Рыжий петух встал на дыбы. И тут началось! Противники яростно бросались друг на друга, перья летели от них во все стороны. Мужчины, подавшись вперед, с азартом наблюдали за боем.
      Каролина ближе придвинулась к Наполеону. Все следили за петушиным поединком, никто не обращал на нее внимания.
      – Я разговаривала с Великим корсаром, – прошептала она. – Знаешь, что планируют англичане? Они хотят силой увезти тебя с Эльбы. Остров больше не кажется им достаточно надежным. Они хотят переправить тебя на один из Азорских островов.
      Он продолжал смотреть прямо. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Это было все то же лицо, которое двадцать лет знало человечество, спокойное, сконцентрированное, непроницаемое.
      – Ты видела документ?
      – Нет никаких сомнений. Они лишь ищут кого-нибудь, кто сделает это за них.
      Он засмеялся.
      – Какие трусы! Любой наемный убийца храбрее, чем эти канальи. Видишь, даже сейчас они еще дрожат передо мной, – он посмотрел на нее со странной улыбкой. – Я опережу их. Они будут разыскивать меня на Эльбе, в то время как я давно буду во Франции.
      Рыбаки взвыли от восторга. Потерявший почти все свои перья рыжий петух, покачиваясь, замер, потом судорога прошла по его окровавленному телу, и он рухнул на землю. Черный стоял настороже рядом, тоже весь в крови, взъерошенный, но непобедимый. Худой человек принес новую клетку с серо-перламутровым петухом. Он взял его за крылья и высоко приподнял в свете факелов. Мужчины заключали новые пари. Наполеон поднял руку:
      – Еще раз сто на черного! – Он взглянул на Каролину. – Его раны лишь прибавили ему силы. Вот увидишь, он только сейчас войдет в раж. – Он помедлил. – Если черный победит, я восприму это как пророчество, как тайный знак, что и я могу еще победить, – он скользнул взглядом по разгоряченным лицам мужчин. – Эти люди пойдут за меня в огонь. С ними я снова завоюю всю Францию.
      Каролине стало жутко, хотя он всего лишь высказал то, о чем несчетное количество раз за последние месяцы думала она сама. Она не забыла его слова, сказанные в Невере. «Я вернусь в Париж императором». Она никогда не сомневалась в этом. Она знала, что силы его не сломлены. И, тем не менее, его стремление к власти пугало ее – может потому, что она искала в нем скорее мужчину, чем императора. Каролина почувствовала, как его сухая твердая ладонь легла на ее руку, и с небывалой силой осознала, что жизнь без любви была бы невыносима.
      Наполеон сбоку наблюдал за ней.
      – Ты так задумчива. Ты все еще думаешь об англичанах? Ты что-то утаила от меня?
      – Я бы хотела, чтобы мы никогда не покидали Порто-Феррайо, – тихо произнесла она.
      – Не уходи от ответа. Что было еще?
      – Англичане пытаются привлечь корсаров к осуществлению своих планов.
      Наполеон с сомнением покачал головой.
      – В этом они не добьются успеха. Корсарам знакомо такое понятие, как честь. Чего нельзя сказать о моих бывших маршалах и министрах. Эти сейчас на коленях ползают вокруг бурбонского трона… – Он не договорил фразу до конца и задумался. Потом произнес: – Они еще будут трепетать передо мной, все до одного.
      Мужчины закончили делать ставки. Худой повыше подбросил перламутрового петуха. Тот, бешено захлопав крыльями, ненадолго завис в воздухе и с разлету обрушился на черного. Однако черный ловко увернулся и в тот же момент сам напал на противника сбоку. Бой долго шел на равных. Возбужденные наркотиками, они все ожесточеннее нападали друг на друга, и у того, и у другого перья потемнели от крови и прилипли к телам. Перламутровый разбежался в последний раз, но был опрокинут неожиданным ударом. Ножи, пристегнутые к ногам черного петуха вонзились в бока противника, клювом он вспорол ему горло… Каролина с отвращением отвернулась. Площадь огласилась восторженными криками.
      – Император! Петух императора победил! – Мужчины повскакивали со скамеек, они радостно пританцовывали и чокались за императора зелеными пузатыми бутылками с вином.
      Глаза Наполеона сияли:
      – Ты приносишь мне счастье!
      Однако Каролина не могла разделить его радости.
      – Я боюсь.
      – Разве ты сама не желала, чтобы я вернулся во Францию?
      – Да, желала. – Она помолчала. Пять дней и пять ночей, проведенных с ним вместе, пробудили в ней другие желания. Она не хотела мириться с тем, что эти райские дни – лишь подарок судьбы, что дни счастья сочтены. Она посмотрела ему в глаза: – Разве мы не счастливы здесь?
      Голосом, полным тепла и нежности, он задумчиво произнес:
      – Я должен был бы встретить тебя раньше.
      – Никогда не бывает поздно, – ответила Каролина. – Мы могли бы уехать, начать новую жизнь. Давай уедем в Америку.
      Это была сиюминутная мысль. До этого она никогда не приходила ей в голову – во всяком случае сознательно.
      – Америка? – подхватил он. – Я об этом тоже думал. Если бы мой сын был со мной, может, я так бы и сделал.
      – Почему же ты не заберешь его к себе?
      – С тех пор как я здесь, я прошу о том, чтобы они его отдали мне, – его голос был полон горечи. – Я даже не знаю, где они прячут его от меня. Я ничего не могу предпринять. Вот что самое гнусное. У меня связаны руки. Я должен радоваться, если они его оставят в живых. Лучше не думать об этом.
      Поднялся ветер, упали первые тяжелые капли дождя. Где-то далеко сверкнула молния Наполеон резко встал.
      – Пойдем, я здесь больше не выдержу!
      Мужчины расступились, пропуская их. Вновь яркий зигзаг прорезал тучи, и глухо прогрохотал в горах гром. Дождь пошел сильнее.
      Бату дожидался их на подножке кареты. Когда они поехали, Наполеон обнял Каролину, притянул ее ближе к себе, и всю дорогу они молчали как два очень близких человека, которым не нужны слова.
      Решение забрать сына Наполеона на Эльбу она приняла той ночью после петушиного боя. Ни с кем об этом она не говорила. Даже императору открыла свой план только сегодня – как подарок к его дню рождения. Вся Эльба праздновала 15 августа, сорокапятилетие императора. Ранним утром из отдаленных горных деревень пришли мужчины и женщины в строгих черных одеяниях. В корзинах они принесли свои дары: цветы, фрукты, вино, самодельные расписные глиняные кружки, вышитые платки. После обеда к резиденции Наполеона, Палаццо Мулини, начали съезжаться праздничные кортежи гостей из Порто-Феррайо, и до полуночи звучала музыка и танцевали пары. В полночь, когда на горных склонах горели праздничные костры, остров был оглашен из фортов залпами салютов.
      В своей комнате Каролина слышала, как прощались гости и отъезжали кареты. Она расстегнула застежки на бледно-лиловом вечернем платье с филигранной серебряной вышивкой. С тихим шелестом оно упало на пол. Она сбросила атласные туфельки на низком каблуке и босиком, в накинутом на плечи муслиновом пеньюаре, подошла к открытому окну. Глубоко вдохнула напоенный ароматами цветов воздух.
      Из освещенной желтыми фонариками беседки в саду донесся чей-то смех. Скоро, подумалось Каролине, в доме и в саду будет звенеть детский голосок. Императрица Мария-Луиза с небольшой придворной свитой и своим четырехлетним сыном прибыла в Экс, самый модный курорт Французского Прованса. Видимо, это был перст судьбы.
      За ее спиной открылась дверь, по мягкому ковру еле слышны были такие знакомые шаги. Он еще только приближался, а сердце замерло в предвкушении блаженства. Он обнял ее, мягкими губами прижался к шее.
      – Мне будет очень недоставать тебя.
      – Я скоро снова буду здесь. С твоим сыном.
      Он серьезно посмотрел на нее.
      – Подумай еще раз хорошенько! Ты ведь знаешь, я никого не могу дать тебе в провожатые. И если твой план сорвется, я не смогу открыто выступить в твою защиту. Мне придется отрицать, что я осведомлен о твоих намерениях. Если на меня упадет малейшее подозрение…
      – Ты ради этого пришел сюда? – Она нежно прильнула к нему.
      – Я ревную к каждому вздоху, к каждой твоей улыбке, которые не принадлежат мне, – он ласково увлек ее к широкому ложу. Прижавшись друг к другу, они утонули в мягких перинах. Его руки скользнули по округлым линиям ее бедер, и Каролине показалось, что по телу рассыпались мириады искр. Нетерпеливыми руками он скинул с ее плеч пеньюар. – Каждый раз я словно впервые касаюсь тебя, – выдохнул он.

16