Трилогия (№3) - Пурпур и бриллиант

– Кто вы? – резко спросила Каролина, с подозрением оглядывая незнакомца.

Тот поклонился со сдержанным достоинством, еще более подчеркиваемым гордой осанкой.

– Малем Мерабет, ваш покорный слуга. Измаил абу Семин нанял нас, чтобы мы сопровождали вас до Алжира.

Даже когда он произносил эти вежливые слова, в глазах его оставалось выражение скуки и равнодушия. По сравнению с пылкой сердечностью Алманзора сдержанность этого человека казалась враждебной, словно он был не слуга ее, а сторож.

Каролина решила было поставить его на место, сразу объяснить, что она госпожа, однако, поразмыслив, сдержалась. Трезвый разум подсказал ей, что они стоят на пороге еще одного тяжелого испытания, во время которого было бы лучше иметь при себе мужчин такого склада в качестве покорных, зависимых слуг. А такие мужчины покоряются только тем, кто лучше их умеет притворяться и держать себя в руках.

– Вы знаете, где Тафас? – спросила она, с трудом сохраняя спокойствие. – Вы говорили с ним? Привезли ли вы кормилицу и ребенка?

– Тафас уже несколько раз был здесь.

– Я вас не об этом спрашиваю. Я хочу знать...

На темном лице мелькнула насмешливая улыбка. Невозмутимо, будто и не ожидал ничего иного, он указал на сутолоку собирающегося в путь каравана.

– Спросите его сами! Вон он идет. Первым, что выдало приближение Тафаса, было звяканье браслетов. Как широкие блестящие манжеты, выглядывали они из-под рукавов толстого шерстяного плаща. Улыбаясь во все стороны, раздавая приветствия, приближался он к ним. Шел Тафас медленно, что запыхаться уж никак не мог, однако, добравшись наконец до Каролины, он так тяжело дышал, словно мчался всю дорогу.

– Чуть не тысячу раз проделывал я этот путь! – воскликнул он.

Звон его украшений был даже громче его голоса.

– Когда же я услышал, что вы пришли сюда...

Каролина не испытывала ничего, кроме страха. Сколько еще народу уже знает, что им удался побег? Если эта новость распространяется по городу с быстротой молнии, насколько они могут быть уверены в своей безопасности? Она сказала сдавленным голосом:

– Благодарю вас за то, что вы пришли. Но, пожалуйста, скажите, где кормилица и ребенок?

Тафас протянул руку:

– Вы принесли деньги?

Каролина протянула ему мешочек с деньгами. Мгновенно, незаметным движением он выхватил из ее пальцев кошелек и спрятал его в складках плаща.

– Вы будете довольны моими известиями, – сказал он. – С Зинаидой договорились, что она должна ждать вас в моем доме.

Каролина не могла этого больше выносить:

– Где ребенок?!

– Успокойтесь! Вы что, хотите, чтобы все обращали на нас внимание? Они были в моем доме, Зинаида и ребенок. Она пришла еще раньше каравана, но после того, как в городе узнали о вас и стали разыскивать, больше не смогла оставаться. Это было бы слишком опасно. Уже поползли слухи, что с ней ребенок христианки. Что же им оставалось делать?

– Где Зинаида и ребенок?

– Они покинули город. – Тафас ударил себя кулаком в грудь. – С моей помощью. Я попросил моего хорошего друга, проводника, который отправлялся с почтовым караваном, взять их с собой.

Каролина молчала. Снова ее надежды были обмануты.

– Где я смогу их найти?

– В Расе, ее родной деревне. Она лежит на вашем пути, почти в сорока милях южнее Алжира. Она наверняка доберется туда. Вернее, чем если бы поехала с вами. Ребенок крепкий, а Зинаида бесстрашна, как мужчина. Единственное, что могло бы вас беспокоить, – это то, как сильно любит она ребенка. Она обожает девочку, как будто это ее собственное дитя.

Малем Мерабет, который во время их разговора стоял в стороне, внезапно возник рядом. Он, как всегда, подошел беззвучно, делая вид, что совершенно поглощен лошадьми которые уже были оседланы. Слуга тащил за повод нагруженных верблюдов. Он издал гортанный звук, и верблюды, недовольно крича, опустились на колени и стали испражняться.

Тафас проворно отпрыгнул в сторону. Потом торопливо сложил руки на груди и поклонился Каролине:

– Вы обязательно найдете своего ребенка! Аллах с вами! Он доказал это...

– Идите с миром, – сказала Каролина, мучаясь противоречивыми чувствами.

Странно, но она не держала зла на этого человека. Понимая, что он продувная бестия, она все же доверяла ему больше, чем Малему Мерабету и его маленькому отряду, который должен был сопровождать их. Если быть честной с самой собой, то следовало признать: она в глубине души радовалась тому, что с ребенком все так устроилось и что она не должна нести ответственность за его опасное путешествие по пустыне. Но все же мысль о том, что ее девочка прижимается к груди чужой женщины, больно ранила ее. Шум отвлек ее от мыслей. Малем Мерабет вылил воду на лагерный костер. Шипя, огонь потухал, испуская белый дым. С головы каравана, уже готового к отправлению, послышались приказы занять свои места. Малем Мерабет сделал знак своим людям. Те вскочили в седла.

Стерн подвел коня Каролины. Он протянул ей повод, поддержал стремя.

– Садитесь, – сказал он спокойно. – Время отправляться.

Каролина схватила его руку, молча сжала ее. Потом поставила ногу в стремя и уселась в седло. В свете факелов караван медленно приходил в движение.

Во главе каравана погонщик прокричал первое «Хо-хо». Заржала лошадь, раздался смех и снова замер, растворился в темноте.

Каролина не могла вспомнить, видела ли она когда-нибудь такую темную ночь. В мире не существовало больше ничего – ни неба, ни земли, – только всепоглощающая темнота, в которой свет факела едва достигал руки, сжимавшей его. Она не знала, сколько времени они уже пробыли в пути, когда к ней вдруг подскакал шейх Томан ибн Моханна.

– Будьте внимательны! – прошептал он.– Смотрите вперед!

– Что такое? – спросила Каролина, приготовившись к очередной неприятности.

– Есть нечто, что можно увидеть только здесь, только в этот час. Как мы говорим, ночь открывает свои глаза. Того, кто увидит ЭТО, ночь будет оберегать.

Каролина напряженно вглядывалась в тьму и вдруг увидела ЭТО. Действительно, казалось, будто широко раскрылся огромный темный глаз. Тонкая, будто тлеющая полоса мелькнула, разорвала темноту и исчезла. Все длилось не дольше секунды. Потом снова вернулась ночь, но в этой ночи были уже земля, небо и линия, которая их разделяла.

Воздух похолодал, и стало свежо. Вдали возникли контуры деревьев. Подъехав поближе, Каролина узнала веерные пальмы. Это была роща, между стволами которой слабо светились белые мраморные плиты и силуэт маленького круглого храма. Процессия мерцающих фонарей двигалась сквозь темноту к роще. Это был маленький отряд, явно не принадлежащий каравану. Казалось, погонщики и животные прибавили шаг, чтобы не столкнуться с этой процессией. В середине группы Каролина увидела четырех мужчин, несших на плечах большие носилки, на которых стоял гроб. Впереди процессии шла закутанная в черное фигура. Неосознанно Каролина натянула поводья, пытаясь разглядеть, что там происходит. Процессия остановилась. Гроб опустили на землю. Каролина повернулась в седле и вопросительно взглянула на шейха Томана.

– Это лес мертвых, – объяснил шейх. – В Тимбукту только эти деревья всегда отбрасывают тень.

Процессия достигла своей цели. Мужчины окружили вырытую могилу. Мощные потоки дождя наполнили ее водой, и теперь свет фонарей отражался в водяном зеркале. В тишине раздалось приглушенное бормотание. Порыв ветра сбил с пальмовых листьев влагу. Град капель обрушился на землю. Каролина уже хотела отвести взгляд, как вдруг что-то в темной фигуре приковало ее внимание. Мужчина распахнул плащ и выпрямился. Потом простер вперед руки. Это был такой же жест, каким Аба эль Маан недавно приглашал ее войти в свой дом. Аба эль Маан! Который пришел в этот лес мертвых, чтобы предать земле тело своего внука Тимура. Словно паралич разбил Каролину. Но это не был страх, что Аба эль Маан может узнать ее. Это не было и воспоминание о Тимуре или о том мгновении, когда Аба эль Маан произнес свой приговор. Перехватило дыхание при мысли, что это ее сейчас могли бы хоронить. Ненатянутый повод праздно лежал в ее руке. Она не могла оторвать взгляда от горестной сцены. Невыплаканные слезы жгли ей глаза. При мысли о том, что она может умереть где-то на чужбине и быть похороненной в чужой земле, ее сердце сжалось. Не был ли этот страх тем, что придавало ей силы пережить все? Страх лечь в чужую землю?

Было только одно место на земле, где она хотела бы обрести вечный покой. Казалось, сквозь тьму южной ночи она увидела мягкий свет лампады в часовне Розамбу; базальтовый алтарь – этот базальт остался еще с языческих времен. Над ним не висело распятие, но сверху стоял золотой, украшенный драгоценными камнями крест. Купель из красноватого гранита. Низкий свод с красным камнем, на котором был выбит герб графа Ромма Аллери – роза и меч. Хоры с полустершимися фресками. Флаги, укрепленные в тяжелых кованых держателях, а в их тени – могильные плиты, саркофаг. Она потянула за повод и направила своего коня к Стерну.

– У меня одна просьба, – тихо сказала она. – Если со мной что-то случится, отвезите меня в Розамбу. Обещайте мне это. Я хочу только там быть похороненной... – Еще не договорив, она осознала всю странность своей просьбы и испугалась.

Почему именно сейчас задумалась она о смерти, в тот самый момент, когда избежала гибели, когда была свободна?

В ее голосе было что-то, не позволившее Стерну возразить. Это не было минутное настроение, блажь, вдруг вырвавшаяся наружу. Для него слова Каролины прозвучали как предчувствие, уверенность в том, что ей никогда больше не увидеть замок своего детства. Но Стерн ощущал не только страх за нее. Ревность, дикая, безумная ревность – к этому Розамбу, ко всему в ее жизни, к чему он не имел и никогда не будет иметь отношения. Даже смерть, о которой она сейчас говорила, была невидимым соперником, грозящим отнять у него любимую.

Нежное, слабое мерцание окрасило рассветную дымку. На холмы, образованные лавой, лег розовый отсвет. Песок был мягок, как ковер. В лощинах и впадинах после ночного дождя появлялась нежная зелень – свежий салатовый налет, покрывший серую и красновато-коричневую поверхность пустыни.

Каролина не ощущала никакой усталости. Страхи и тяжкие мысли прошедшей ночи рассеялись вместе с темнотой. Скоро наступит день. Воздушная свежесть, возвещающая о приходе утра, наполняла и ее сердце. Скоро они отделятся от каравана. Она с минуты на минуту ожидала условного знака от Малема. Но первым остановил свою лошадь шейх Томан. Каролина и Стерн придержали своих коней. Шейх Томан закутал лицо.

– К сожалению, наши дороги вскоре разойдутся, – начал он в раздумье. – До Сахары осталось не больше часа.

Ненамеренно его взгляд то и дело обращался к Малему Мерабету. От Каролины не укрылось недоверие, сквозившее в этом взгляде.

– Вы сомневаетесь в нашем проводнике? – спросила она.

– Он из рода Хазими, – ответил шейх Томан. – Это бесстрашные воины, о которых веками идет слава, что они никогда не нарушают своего слова. Многие караванщики принадлежат к этому роду. Верность тем, кого они сопровождают, для них священна.

Каждое слово шейха означало лишь похвалу, однако у Каролины было ощущение, что он уклоняется от честного ответа.

– Скажите прямо, что вы действительно думаете о Малеме?

Шейх Томан повернул к ней лицо, скрытое за белой тканью, над которой были видны темные блестящие глаза.

– Перед вами – большой и трудный путь. И вы ни на минуту не должны забывать: вы находитесь среди людей, которые весь свой ум и опыт положат на то, чтобы скрыть свои истинные мысли и мотивы.

– Вы не доверяете им. Я чувствую это. Да и ваши слова, хоть и завуалировано, свидетельствуют об этом.

– Я знаю о Малеме Мерабете только то, что вам сказал, – шейх Томан помедлил. – И все же, если вы позволите мне дать вам совет: уходите от него и его людей – и как можно быстрее. Я не могу указать вам причину моего недоверия. Это только ощущения. В такие дни, как сегодня, я понимаю людей лучше, чем обычно. Смотрю на них другими глазами. – Снова его взгляд обратился к ускакавшему вперед Малему. – Вы не должны оставаться с этими людьми – вот что я чувствую. Расстаньтесь с ними.

Каролина прислушалась к себе, пытаясь разобраться, какие чувства вызвали в ней слова шейха. Словно они заставили ее о чем-то вспомнить. Прежнее предубеждение против Измаила вновь проснулось в ее душе. Когда она впервые увидела ювелира, ее охватило предчувствие грозящей ей опасности. Только когда его готовность помочь облеклась в форму делового предприятия, сулящего двести процентов прибыли, ее подозрения утихли.

Она повернулась к Стерну:

– А вы что думаете?

Тот медлил с ответом. Шейх Томан продолжил:

– Не забывайте, что вы не нуждаетесь в сопровождающих. Ни в вооруженной охране, ни в погонщиках. У вас ведь есть план колодцев. Сахара будет для вас зеленым морем. Ваши животные получат корм и питье, шерсть ваших коней будет лосниться, а горбы верблюдов останутся тугими и упругими. Вас трое. Четыре лошади и четыре верблюда– вот все, что вам нужно. Однако взгляните! – Шейх Томан ибн Моханна протянул вперед руку.

На востоке поднимался ослепительно белый солнечный круг. От линии горизонта струились горящие лучи, подобные огненным стрелам. Словно пытаясь уступить дорогу этому нарождающемуся свету, караван свернул на юго-восток. Едва ли сто метров отделяли теперь Каролину от арьергарда каравана, а люди и животные казались ей отсюда крошечными, словно игрушечными – темный орнаменте бесконечности света. Будто бы они вовсе больше не двигались, а постепенно поглощались наступающим днем.

Малем Мерабет и его люди отстали от каравана и подъехали ближе. Каролина взяла под уздцы свою лошадь, однако Малем перехватил у нее поводья.

– Никто не должен отделяться от группы – это закон пустыни, – сказал он. – Это относится к каждому. И к вам в том числе.

Каролина спокойно смотрела на него. При дневном свете темная кожа Малема лоснилась, и на ее фоне белки глаз сверкали, словно эмалевые. Черты его лица определенно выдавали настороженность. Он был начеку. Если она еще колебалась, прислушаться ли к совету шейха Томана, то теперь сомнения отпали, и Каролина была благодарна Мерабету за то, что он облегчил ей задачу.

– Вы можете больше не беспокоиться о нас, – сказала она. – Здесь наши пути расходятся.

Резкая складка залегла между бровями араба. Он бросил подозрительный взгляд на шейха Томана. Инстинктивно он понимал, что именно шейх повлиял на решение этой женщины.

– Вы наняли нас на время всего путешествия, – сказал он.

– Это что, тоже закон пустыни – когда слуга решает, сколько времени будет длиться его служба?

Голос бедуина прозвучал скорее равнодушно, чем агрессивно, когда он сказал:

– Вы не доберетесь даже до первого оазиса.

– Оставьте это нашим заботам.

– Я несу ответственность за вашу жизнь. Измаил абу Семин...

– Передайте ему мою благодарность, – перебила его Каролина. – Это все, что вы еще можете для меня сделать.

– Вы не ведаете, что творите! – Малем Мерабет был в ярости на себя за то, что вообще связался с женщиной.

Разве не дал ему Измаил абу Семин исчерпывающие приказания? Как он сможет объяснить ювелиру, что его просто уволили?

– Сахара – это не только песок, сушь, жара, бури и ледяные ночи. Здесь есть дикие звери и кочевники. И учтите: кочевники голоднее, чем зверье. За мешочек фиников они запросто убьют человека.

Он говорил без нажима, абсолютно хладнокровно, и это придавало его словам еще больший вес. Но на Каролину, похоже, это не произвело никакого впечатления. Упрямая настойчивость бедуина, упорное нежелание исполнить полученный приказ лишь утвердили ее в мысли последовать совету шейха. Малем и его люди получили от Измаила всю плату вперед. Почему же они отказываются вернуться? Должно быть, их истинное задание не исчерпывается сопровождением их до Алжира. Есть еще что-то, о чем она не знает.

– Я надеюсь, вы постараетесь все-таки понять меня, – сказала Каролина. – Ваша служба окончена.

– Это относится и к погонщикам? Каролина кивнула.

– А ваши верблюды...

– Нам понадобится только четыре. Глаза бедуина опасно сверкнули, но на этот раз он промолчал. Оставив Каролину, он подошел к своим людям. Они окружили его и тихо заговорили. Малем слушал с опущенной головой. Потом резко махнул рукой и приглушенным голосом приказал им что-то. Подошел к лошади, сел в седло. Его люди не спеша последовали его примеру. Бросив поводья на спину лошади, Малем еще раз обернулся к Каролине и одно мгновение молча смотрел на нее. Каролина восприняла его взгляд как немую угрозу. Не попрощавшись, он стегнул свою лошадь так, что она, фыркая, запрокинула назад голову. Окруженный своими людьми, Малем умчался прочь.

Прошел час с тех пор, как они расстались с караваном и бедуинами. Каролина скакала, внимательно следя за окрестностями. Треугольник белого песка, врезающийся в полосу серой и красноватой земли, поясом окружающей Тимбукту, становился все ближе. Уже с полчаса лежал перед ними берег пустыни, одновременно близкий и недосягаемый. По в этот самый миг они достигли его белой каймы; Алманзор на верблюде первый пересек границу серого и белого песка. Сахара! Всадники натянули поводья. Каролина отбросила белую чадру с лица. Четверо людей молча всматривались в песчаное море, которое расстилалось перед ними. Две маленькие пирамиды из черного камня образовывали нечто вроде ворот, открывающих путь в пустыню. Выбеленные солнцем кости лежали на земле. Это были останки не только животных, но и людей. Бесчисленное количество раз скакали они мимо этих свидетельств мучительной гибели, не обращая на них внимания, но в этот момент Каролина ощутила нечто, заставившее ее поежиться.

Шейх Томан указал на черные пирамиды:

– Это указатели для курьеров, едущих в Алжир. Еще мой отец повелел соорудить их здесь. Однако теперь они уже не те, что были раньше. И их гораздо меньше. Кочевники растащили камни, чтобы делать свои очаги и укреплять палатки.

– Сколько времени занимает у курьеров весь путь? – поинтересовался Стерн.

– Я знаю человека, который преодолел это расстояние за двадцать три дня.

– А сколько времени понадобится нам? – спросила Каролина.

– В любом случае вы доберетесь быстрее, чем с Малемом Мерабетом и его людьми. Я рад, что вы расстались с ними.

Каролина едва удержала вопрос, рвущийся с ее губ. А что они теперь будут делать, хотела она спросить. Что предпримет Измаил? Но она промолчала, не желая показывать свои сомнения. Кроме того, она знала, что шейх Томан не сможет ответить ей, ему нечем ее успокоить. Все, что они могут сделать, – это получить как можно большее преимущество во времени. Им никак нельзя медлить, подумала она вдруг.

– Мы очень благодарны вам, – сказала она. – К сожалению, мы можем выразить нашу благодарность только словами.

Шейх Томан ибн Моханна покачал головой:

– Я ваш вечный должник. Возьмите хотя бы это на прощание. По справедливости он принадлежит вам. – Шейх развернул плащ Калафа, лежащий на его седле.

Пурпур вспыхнул на солнце. Каролина изумленно уставилась на шейха.

– Вы так быстро позабыли чудодейственную силу этого плаща? – воскликнул шейх, размахивая им, словно добытым в бою знаменем.

Его, зубы блестели. Это была сияющая, жестокая улыбка победителя.

– Этот плащ станет для вас ковром-самолетом. Как огонь отгоняет диких зверей, так этот плащ отгонит от вас разбойников. Даже если весть о смерти Калафа достигнет пустыни – этот пурпур окажется сильнее ее. Они поверят ему и сочтут известие о смерти Калафа происками своих врагов. – Шейх Томан остановил лошадь рядом с конем Каролины. – Наденьте его! – Он набросил плащ Каролине на плечи.

Она почувствовала, как плащ тепло обнял ее плечи, спустился на лошадиный круп и мягкими складками упал к ее ногам. Воцарилась тишина. Пришел момент расставания. Стерн отцепил притороченный к седлу бурдюк, вытащил затычку и протянул шейху рукав:

– Выпейте еще раз с нами!

Друг за другом глотнули они воду, еще сохранившую прохладную свежесть ночи. Верблюды со скарбом двинулись дальше, потянув повод. Не глядя, Алманзор хлестнул их по спинам длинной плетью.

Шейх Томан кивнул:

– У вас хороший слуга. У вас добрые животные. Вы видели глаза ночи. А днем вас защитит плащ Калафа.

Он уперся двумя руками в спину коня и замер на минуту, вглядываясь в бесконечность пустыни. Потом пружиняще выпрямился в седле и взял в руки поводья. Еще раз посмотрел на Стерна и Каролину:

– Пусть Аллах пребудет с вами! – С этими словами он тронул лошадь.

Та сразу перешла в галоп, неся на спине припавшего к ее шее всадника. Каролина минуту провожала глазами быстро уменьшающуюся фигуру. Она не сожалела о разлуке с шейхом, ощущая лишь нетерпение, страстное желание увидеть наконец облачка белого песка, взвивающегося под копытами ее коня. Энергично сжав коленями бока лошади, она погнала ее вперед. Рядом с ней по песку двигалась ее тень. Это были очертания воина: белая, плотно обмотанная вокруг головы накидка была похожа на шлем с забралом; длинный плащ скрывал ее фигуру; седельные сумки были набиты оружием.

Звонкий голос Алманзора разорвал тишину пустыни. Восседая на высоком горбу верблюда, он затянул мелодию кочевников – тягучую, однообразную песню. Монотонная ширь пустыни была в этой песне; синева неба, жесткая и сверкающая как сталь; солнце, своим жаром оплавляющее металлический купол небес.

Каролина восхищалась этим пейзажем. Ничто здесь не останавливало взгляда, ничто не приглашало к отдыху или передышке; все противилось людскому присутствию, отторгало человека, издевалось над его усилиями: здесь каждый шаг, каждое движение казались бессмысленными.

11

Проснувшись, Каролина не могла понять, сон это или явь: шаги, лошадиное ржание – и опять тишина. Она лежала в палатке с открытыми глазами и прислушивалась, затаив дыхание. Но веки ее отяжелели, сон вернулся вновь.

Она уснула с вечера, едва успев лечь. После того как они выехали из оазиса Сийира, им пришлось проскакать в бешеном темпе почти восемь часов, лишь иногда делая короткие передышки. Сойдя с лошади, она едва удержалась на ногах. Она даже не испытывала голода. Глотка воды и двух фиников ей оказалось достаточно. Может быть, теперь проснувшийся голод разбудил ее? Когда она подумала об этом, то поняла, что действительно хочет есть. Она откинула легкое шерстяное одеяло и села. И вдруг снова услышала те же звуки. Ей показалось, что это были торопливо удаляющиеся шаги.

Она набросила накидку на лицо, закуталась в плащ и вышла из палатки. Было уже почти светло. Огонь еще горел, однако язычки костра казались уже бледными и бессильными на фоне приходящего дня. Животные спокойно лежали у вбитых колышков, к которым были привязаны их поводья. Багаж громоздился там, где его оставили вечером. Все было тихо. С ночи картина не изменилась. Но она слышала голос Алманзора, то плачущий, то причитающий. Каролина поспешила к нему, к ней присоединился Стерн, вышедший из палатки. Каролина положила руку на плечо юноши. Он оторвал ладони от лица и бросился перед ней на колени:

– Я плохой слуга! Вместо того чтобы охранять вас, я уснул. Только по моей вине это могло случиться! Накажите меня! – Он опять разразился рыданиями.

– Лучше скажи толком, что произошло! – сказала Каролина спокойным голосом.

Алманзор поднял голову:

– Воры украли у нас бурдюки с водой. Подлые разбойники! Аллах накажет их. Аллах справедлив. Он все видит, и его кара настигнет их. – Он указал на следы на песке. – Видите! Я нашел их следы. Подлые, трусливые гады, воры! Ох, я не должен был спать!

– Успокойся! Мы ведь тоже ничего не слышали, – сказала Каролина. – Сколько их было?

– Не могу сказать. Большинство следов уже заметено песком.

– Они украли только бурдюки? – спросила Каролина. – Больше из поклажи ничего не пропало?

– Вы не знаете этих кочевников. Когда мы умрем от жажды, им достанется все: и животные, и весь скарб – нужно только подождать нашей смерти. Они как шакалы, объедающие трупы.

– Они забрали все бурдюки? – спросил Рамон.

– Кроме трех уже начатых. Они их просто не заметили.

Путешественники вернулись к костру. Стерн достал из кожаного мешочка план колодцев. Первые три дня пути они не пользовались им, так как могли наполнять бурдюки свежей водой оазисов. Он развернул карту. Каролина и Алманзор подошли поближе и нагнулись над ней.

– Если возвращаться обратно к оазису Сийиру, это займет восемь часов. – Стерн взглянул на Каролину. – Если мы будем двигаться в том темпе, что вчера...

Он указал на кружки, которыми обозначил на карте оазис и то место, где они сейчас находились. Потом провел пальцем к маленькому крестику.

– Это следующий колодец. – Он измерил расстояние. – Максимум шесть часов – в любом случае ближе, чем до Сийира.

– А у нас есть пустые бурдюки? – Каролину пугала мысль о необходимости возвращаться назад.

– Двенадцать штук.

– Тогда отправимся к колодцу. – Каролина посмотрела на Стерна. – А вы что думаете?

Он улыбнулся:

– Если до отправления у нас будет время позавтракать, то я полностью с вами согласен.

Животные шли опустив головы, медленно ставя копыта на раскаленный песок. Умолкло заунывное пение Алманзора. Понурившись, сидел он на спине верблюда. Только иногда шевелились его руки под широким одеянием, и тогда медный корпус компаса на минуту вспыхивал под солнечными лучами.

Солнце стояло в зените. Глаза Каролины горели. Она прикрыла их муслином чадры, однако безжалостные солнечные лучи проникали и сквозь накидку. Все ее тело болело, израненное всепроникающими песчинками, разъеденное соленым потом. Одна из резервных лошадей, которую вел в поводу Стерн, споткнулась и упала на колени. Она попыталась подняться, но не смогла. Рамон снял бурдюк, притороченный к седлу, открыл его, смочил платок водой и прижал его к лошадиной морде. Лошадь встряхнула гривой, тихо заржала и поднялась на ноги.

Алманзор сошел с верблюда и стал вместе со Стерном поить других лошадей. Когда они закончили с этим, Рамон принес кожаную флягу. Все сделали только по одному маленькому глотку. Никто не сказал ни слова. Они избегали смотреть друг на друга. Вместо шести часов они были в дороге уже восемь, не сделав ни одного привала. С минуты на минуту они надеялись достичь своей цели – колодца или источника.

Стерн снова достал план, развернул его, разгладил.

– Ничего не понимаю, – сказал он наконец. – Мы должны были уже давно добраться до колодца. Если верить плану, сейчас мы рядом с развалинами какого-то поселка. – Он сверился с компасом. – Мы на той же самой долготе, где обозначен колодец.

Каролина вспомнила, что сказал Алманзор о ворах, укравших воду.

– А что, если кто-то разрушил колодец?

Алманзор покачал головой:

– Тогда вода ушла бы под землю, и лошади учуяли бы ее, как бы глубоко она ни была.

Снова воцарилось тяжелое молчание. Все понимали, что должны найти эту воду – иначе им конец.

– Подождем вечера и прохлады, – решил наконец Стерн. – Мы должны беречь лошадей.

Алманзор натянул полотнище, чтобы солнце не пекло прямо на них. На коне Каролина не так ощущала жару. Она могла немного отвлечься; ветер скачки освежал ее, а возможность двигаться вперед позволяла забыть о голоде и жажде. Но теперь каждая секунда была для нее невыносимой мукой. Не было никакой защиты от этого солнца – оно же, казалось, стало величиной во все небо, белое и сверкающее. Животные стояли недвижно, дыша с тихим свистом, – окаменевшие фигуры, а не существа из плоти и крови.

Стерн протянул ей влажный платок. Она прижала его к губам. Уже через несколько мгновений материя стала сухой и жесткой. Алманзор с головой замотался в одеяло и улегся в узенькой полоске тени, отбрасываемой верблюдом. Каролина тоже безмерно устала. Она очень хотела спать, однако сон не шел к ней. Если она сейчас заснет, то не найдет в себе сил потом открыть глаза, стряхнуть сонную одурь, подняться. Она услышала, как Стерн вынул затычку из бурдюка, и отрицательно махнула рукой:

– Мне больше не надо.

Но Рамон уже протягивал ей воду в маленьком серебряном стаканчике. Каролина хотела отвернуться, но он уже подносил стакан к ее губам. И тогда она стала пить маленькими глоточками, чувствуя, как напряжение мало-помалу оставляет ее. С облегчением она осознала, что ее отчаяние было вызвано лишь жаждой. Может быть, лучше всего действительно сейчас уснуть. Она придвинулась поближе к Стерну, положила голову на его плечо и закрыла глаза.

Наконец настал вечер. Они с нетерпением ожидали этого часа. Теперь можно было отправляться, но они медлили, боясь принять окончательное решение, от которого, возможно, зависела их жизнь. Они сидели у потухшего костра. В серой золе белели кости птиц, которых Алманзор убил и поджарил на вертеле. Вокруг костра в светлом песке были разбросаны ржаво-красные перья. Ветер играл их пушком.

Алманзор разгреб золу. С ожесточенностью, абсолютно ему не свойственной, он стал укладывать поклажу и грузить мешки на верблюда. Без единого слова он достал всем шерстяные плащи, чтобы защититься от ночного холода. Каролина и Стерн встали и пошли к своим лошадям. Они задали им корма, оседлали. Стерн снова достал план колодцев, расстелил его на песке, который в вечерней мгле стал казаться фиолетовым. Указатели были ясны и отчетливы. Обтрепанные края карты и затертые складки говорили о том, что этим планом часто пользовались, что он многих людей вел к воде сквозь пустыню.

– До следующего колодца от трех до четырех часов пути, – сказал Рамон. – Вопрос только в том, стоит ли нам еще раз довериться плану или лучше вернуться на дорогу курьеров? – Он сделал знак Алманзору подойти. – Я хочу услышать твое мнение, Алманзор. Ты знаешь пустыню лучше нас. Взгляни на карту. Может, ты заметишь ошибку, которую мы делаем.

Юноша не двинулся с места. Его глаза без всякого выражения разглядывали линии и метки, нанесенные на карту. Он глухо сказал: