19

Солнечный свет вливался через открытую дверь. Хотя Каролина не слышала никаких шагов, перед ней неожиданно возник слуга-китаец, держа на вытянутой руке поднос. Лишь качающаяся черная коса, шуршащая по белому шелку его куртки, говорила о том, что совсем недавно он был в движении, а не стоит тут как истукан неизвестно сколько времени. Он бесшумно поставил поднос, развернул салфетку на еще теплых булочках, перевернул три чашки для чая, кофе и какао, открыл сахарницу и вазочки с джемом и медом, свежевзбитыми сливками, ломтиками лимона и розочками масла. Не успела Каролина окинуть взглядом все эти давно забытые вкусные вещи, как китаец исчез.

Каролина придвинула к себе столик и неторопливо принялась за завтрак. С террасы повеяло ароматом роз; до нее доносилось клацанье садовых ножниц и бульканье погружаемой в бочку с дождевой водой лейки. Полная решимости обследовать свою новую тюрьму тщательнее, чем вечером, она поднялась. Сколько времени здесь уже никто не жил? Лишь пыль да солнечный свет, казалось, привели в негодность ковры и ткани. За спальней Каролина обнаружила третье помещение – облицованную изразцовой плиткой ванную. Ручки и краны были изготовлены из золота, но ни один не поворачивался. По уставленному флаконами и коробочками с кремами туалетному столику можно было догадаться, что здесь когда-то обитала женщина.

Женщина в царстве Санти? Что-то удерживало Каролину от прикосновения к этим предметам. И тем не менее, любопытство оказалось сильнее ее, и она заглянула в сундук с одеждой. На внутренней стороне деревянной крышки она обнаружила витиеватую монограмму: «M.L.». Каролина откинула еще одну крышку встроенного в дерево железного ящика. На нее пахнуло духами, исходившими от черного платья из тафты, завернутого в несколько слоев папиросной бумаги. Каролина вынула платье. Скинув бархатную куртку, она надела его поверх рейтуз и блузки и подошла к зеркалу. Оно было модным лет тридцать назад. Судя по строгому покрою, женщина, носившая его, была в трауре. Платье оказалось Каролине идеально по фигуре. Она осталась в нем, просто потому что ей было приятно слышать, как каждый ее шаг и каждое движение снова сопровождалось шуршанием шелка.

На столике стояли остатки завтрака. Она еще немного поела и вышла на веранду. Каролина зажмурилась от яркого света, огненное дыхание солнца опалило ее. Словно призраки, впереди, на широкой садовой дорожке, маячили верховые. Неожиданно от группы отделился один всадник и помчался галопом по газонам и клумбам, пугая бросившихся врассыпную садовников-китайцев. Это был Чезаре Санти.

Он осадил свою лошадь в метре от Каролины и уставился на нее, как на привидение. Потом выпрыгнул из седла, бросился к ней и разорвал черное платье одним резким движением. Тафта упала, Санти двумя руками собрал с земли лоскутья. Все произошло молниеносно, сопровождаемое лишь треском разрываемой ткани и тяжелым прерывистым дыханием мужчины.

Не успела Каролина осмыслить происшедшее, как Санти уже опять сидел в седле, прижимая к груди остатки черного платья. Может быть, жизнь в искусственном раю посреди пустыни делает всех людей здесь сумасшедшими? Каролина смотрела на свежий след от копыт на газонах и клумбах, и на нее вдруг напал смех. Такой смех бывает реакцией на ужас у людей, которые способны обуздать свои нервы. Не заботясь о том, что ее могут услышать, она стояла и хохотала, прогоняя смехом свои страхи.

Не смогла она остановиться и тогда, когда над розовой изгородью, отделявшей веранду врача от ее собственной, появилось его лицо. Он открыл скрытую цветущими побегами калитку. Подошел к ней и посмотрел ей в лицо своими покрасневшими глазами, похоже, не знавшими сна. Он тоже был сумасшедшим? Они все тут были безумны? Каролина стояла под палящими лучами полуденного солнца и не могла справиться с охватившим ее ознобом.

От полумрака, который создавали в комнате прикрытые ставни, жара казалась Каролине еще более гнетущей. Наблюдая за бурлящими пузырьками в лимонаде, который поставил перед ней китаец, она машинально играла соломинкой. Каролина чувствовала себя разбитой, но в то же время мозг ее напряженно работал, инстинктивно обеспокоенный обманчивым затишьем.

За целый день ничего не произошло. Никто не присматривал за ней, никто ее не беспокоил. Бесшумное кошачье появление и исчезновение китайца с едой и освежающими напитками и внезапные приходы врача лишь усугубляли ощущение надвигающейся откуда-то угрозы. Ей казалось, что она находится под стеклянным колпаком, который может разбиться в любую минуту. Уже не в первый раз подходила она к двери на веранду. Сад был пуст, ослепительной белизной сверкали дорожки. Тени от деревьев и кустов, постепенно становившиеся длиннее, выглядели матовыми пятнами в мерцающем мареве, в котором все таяло. В сотый раз ей представилось, как она выйдет в сад, никем не остановленная, пройдет через ворота. Это была игра воображения, но даже эту игру она не доводила до конца, настолько сильна была ее апатия.

На небо набежали облака. Где-то вдали глухо пророкотал гром. На равнине вихрем закружился столб пыли, стал быстро приближаться. И вот уже можно было различить фигуру всадника. С фантастической скоростью он летел, залитый морем света. И вот копыта уже прогрохотали по двору.

Каролина поспешила в спальню, откуда хорошо был виден внутренний двор. Она увидела, что Чезаре Санти вышел из своего дома. Всадник осадил коня, спешился и взлетел по ступенькам. Каролина с бьющимся сердцем наблюдала за происходящим. Мужчины обменялись лишь несколькими словами. Дон Санти подозвал слугу и что-то приказал ему. Тот сломя голову помчался по двору и исчез в конюшне. В ту же минуту, словно они уже ждали наготове, оттуда вылетели шесть всадников. Мужчина, разговаривавший с Санти, снова сел в седло и возглавил отряд.

Крупной рысью верховые ускакали со двора. Санти, стоя на ступеньках, долго провожал их взглядом. Каролине показалось, что она разглядела на его лице торжествующую улыбку.

Как только Каролина заметила всадника, она сразу поняла, что весть, которую он несет, связана с ней. Точно так же теперь было ясно, что ее в любую минуту могут отвести к дону Санти. Она настолько была уверена в этом, что даже, несмотря на невыносимую духоту, надела бархатную куртку и причесала волосы. И все же Каролина почувствовала укол в сердце, когда услышала шаги во дворе, приближающиеся к ее двери, и увидела слугу Санти.

Она вышла за ним во двор. Гряда облаков выросла в целую гору, громоздившуюся на небе и предвещавшую бурю. Налетел сильный порыв ветра, Каролина с удовольствием глубоко вдохнула воздух, насыщенный озоном. Ожидание и неопределенность угнетающе действовали на нее. Теперь она воспряла духом. Не покой был ее стихией, а буря, шквал – все, что нельзя было обуздать так же, как ее саму. То, что она приняла за страх, было не чем иным, как нетерпением.

Каролина поднялась вслед за слугой по ступенькам и очутилась в холле с приглушенным светом. Казалось, что он освещается исключительно сиянием, исходящим от блестящей золотой мозаики, покрывающей пол и стены. Слуга открыл узкую дверь. С сильно бьющимся сердцем, сгорая от любопытства, Каролина вошла в салон, выдержанный в красных и золотых тонах, посередине которого стоял накрытый стол. Чезаре Санти, ожидавший возле двери, собирался что-то сказать, но в этот момент над домом прогремел удар грома.

– Как это вовремя, – произнес он. – Вы появляетесь одновременно с громом и молнией. – Он не поклонился ей, не поцеловал ее руку. Между ними установилась та интимная доверительность непримиримых врагов, которая, как и настоящая дружба, делает излишними условности. – Я послал за вами, – продолжил он, – поскольку больше не мог оставаться один на один со своей новостью. – Он показал на праздничный стол, накрытый, как только сейчас заметила Каролина, на троих. – В роду Санти существует традиция праздновать победы вместе с побежденными. Один человек пока отсутствует, но, надеюсь, он не заставит себя долго ждать.

Каролина чувствовала, что он ждет от нее какой-то реакции, испуга, однако она спокойно принялась рассматривать золотые тарелки и граненые бокалы, будто он сказал что-то незначительное, не затрагивающее ее. Сердце ее то замирало, то неистово колотилось, в то время как внешне она хранила полную невозмутимость. Она поняла Санти. Гонец, всадник… Гость, которого они сейчас вместе ждали, был ее муж.

Для Чезаре Санти молчание Каролины было знаком, что она отнюдь не чувствовала себя побежденной. Но ее твердая позиция, которую она сохраняла с гордо поднятой головой, была целиком в его вкусе: тем дольше и сладострастнее он будет наслаждаться своей победой.

Он подошел к ней. Санти был не намного выше, однако широкие плечи, выделявшиеся под белой шелковой рубашкой, подчеркивали мужественность его фигуры. С легкостью, свойственной всем его движениям, он провел Каролину в соседнюю комнату, где размещалась библиотека. Через застекленную стену, отделявшую ее от веранды, открывался вид в прекрасно ухоженный сад.

Он придвинул ей кресло и налил из графина вина.

– Я и не надеялся, что такой человек, как герцог, добровольно сдастся мне.

На секунду их взгляды встретились, и Санти спросил себя: да плакали ли вообще когда-нибудь глаза этой женщины. Существовало ли хоть что-нибудь, способное удивить ее? Молния расколола небо и озарила комнату яркой вспышкой. Последовали раскаты грома. Казалось, мир тонет в сине-фиолетовых клубах туч, из которых хлынул ливень. Потоки воды хлестали в стеклянные двери, что-то ударилось о стекло и упало на землю. Хозяин поднялся и открыл одну из дверей. Носком сапога он отшвырнул в сторону маленькую коричневую птичку, безжизненно лежавшую на земле. Каролина заметила кровавое пятно на его сапоге.

– Вот вам вся моя философия, – произнес он. – Жаворонки созданы для того, чтобы падать на землю, а не подниматься в небо, как считают люди. Так кончают те, кто чересчур отрывается от земли и гоняется за эфемерными вещами.

Чезаре Санти не смущало то, что говорил он один. Сознание, что каждое его слово оседает в ее голове, уже удовлетворяло его. С миссионерским зудом, который зачастую еще ярче выражен в злых людях, чем в добрых, его тянуло выговориться. Он всматривался в стену дождя, становящуюся все плотнее. Лампа, которую зажег один из беззвучно двигающихся китайцев, освещала профиль Санти на темном фоне. Его лоб и нос образовывали одну-единственную, почти сплошную линию, в профиль придававшую ему свирепый вид.

– Если бы во мне когда-нибудь, не дай Бог, проснулось сочувствие, – продолжал он свой монолог, – я его тут же превратил бы в двойную жестокость. Зло является законом моей жизни. Герцог Беломер сделал добро законом своей жизни. Он этим побеждал – до того дня, пока не совершил глупость и не впустил в свою жизнь женщину и любовь. – Чезаре Санти взглянул на Каролину. Хладнокровие и высокомерие этой женщины, только что забавлявшие его, начали раздражать. Он ожидал, что она вспылит и начнет ему возражать. – Не от меня понесет поражение герцог. Это вы бросили его в мои руки. Если бы вас не было в его жизни, он по-прежнему был бы неуязвим. Из всех ловушек, которые можно поставить мужчине, любовь – самая жестокая и надежная! – Тем же движением, которым он до этого отбросил носком сапога мертвую птицу, он пнул ковер. – Скольких мужчин вы уже погубили? Вы знаете это по крайней мере? Вы ведете счет своим победам? Или вы относитесь к тому сорту женщин, которые только тогда запоминают мужчину, если он превратил их сердце в горстку тлеющего пепла?

Хотя Чезаре Санти говорил только о ней и об ее муже, было такое ощущение, что это лишь повод на самом деле поговорить о самом себе. Что скрывалось за этим? Неужели у этого мужчины все же есть слабое место?

Ей не пришлось долго размышлять на эту тему. Дверь распахнулась. Ворвался запыхавшийся мужчина, в одежде, насквозь пропитанной дождевой водой, в котором Каролина узнала давешнего гонца. Чезаре Санти вскочил.

– Ну что? Поймали его? – Мужчина так тихо ответил, что Каролина не смогла ничего разобрать. – Тогда возьми еще десяток людей! – пришел в бешенство Санти. – Белый в Абомее! Чужаку там невозможно скрываться больше пары часов. Вы должны его найти!

Гонец спешно ретировался. Чезаре Санти подошел к застекленной стене и посмотрел в неожиданно спустившуюся ночь.

– Герцогу надо бы следовать законам разума, а не сердца, – бросил он.

– А какой закон дает вам право охотиться за ним, как за зверем? – Каролина невольно подхватила его слегка угрожающий тон.

Санти обернулся. Медленно подошел к ней вплотную. Красоту этой женщины, рядом с которой, так и казалось, все становилось уродливым, он в эту минуту воспринимал как отрицание своего существования. Его охватила жажда разрушения.

– Мужчина, действующий так нелепо, заслужил, я считаю, кары. Как вы полагаете, что могло бы больнее всего задеть герцога? Порыв ветра ворвался в комнату, взметнувшиеся язычки свечей пригнулись. Каролина повернула голову.

– О нет! Спаситель еще не прибыл. – Санти саркастически рассмеялся, – У нас достаточно времени, чтобы избрать достойную кару для герцога, что-нибудь такое, что будет вечно напоминать вам обоим обо мне. Кажется, я уже придумал!

Угрозы никогда не пугали Каролину. Она знала, как опасно раздражать этого мужчину, и все же не могла удержаться. – Вы меня интригуете, дон Санти. Вызывающая улыбка, сопровождавшая эти слова, подействовала на него как пощечина. Его угроза была не более чем дьявольской игрой ума, но насмешка этой женщины заставила его перейти от слов к действиям.

– Ваше любопытство должно быть удовлетворено.

Он протянул руку к шнуру, свисавшему между складок портьер. Дом огласился пронзительным звоном колокольчика. Каролина вскочила с кресла, но Санти тут же бросился к ней и схватил ее за руку.

– Мы ведь не из пугливых?! – Его карие с желтизной глаза оказались прямо перед ней.

Каролина оттолкнула его руку. Она сделала ошибку, рассердив его, но, если сейчас показать свой испуг, она пропала.

Открылась дверь. Неуклюже, распираемый животной силой, сидевшей в его огромном теле, вошел человек-зверь, которого Каролина видела вчера вечером в хлеву. Узкие штаны обтягивали его так, что казались второй кожей на ногах с бугристыми мускулами; расстегнутая ржаво-красная рубашка обнажала мохнатую грудь. Словно вставшая дыбом грива, вокруг коричневого лица с покатым низким лбом топорщились длинные кучерявые волосы.

Чезаре Санти сделал знак остановившемуся в дверях существу подойти поближе.

– Я знаю, мой Пулу – не красавец, – сказал он. – Но он обладает мощью моих быков. – Санти показал на Каролину. – Что скажешь, Пулу? Нравится она тебе?

Вошедший никак не реагировал на слова своего хозяина. Он таращился в пространство перед собой, робко и испуганно.

У Санти вырвался тихий скабрезный смешок.

– Я даже не знаю, любит ли он заниматься этим с женщинами. Или Пулу мешает только одежда? – Санти вдруг оказался у Каролины за спиной. Она не yen ела даже подумать о сопротивлении, как он разорвал у нее на груди куртку и рубашку. – Она твоя! – выкрикнул Санти. – Возьми ее себе!

В тупых глазах мужчины засветилось понимание, будто искра упала в стог сена. Его рот осклабился. Сила, которая только что словно пригибала его к земле как непомерный груз, будто вошла в него. Санти были знакомы такие преображения. Он наблюдал их достаточно часто. Мысленно он представил себе, что сейчас произойдет. Обладая ею, Пулу убьет эту гордячку. Прекрасная жестокая игра – заставить эту женщину пройти через все муки страха и унижения – была бы кончена, не успев, как следует начаться. Нет, он не хотел ее смерти.

Санти бросил взгляд на Каролину, на это похожее на маску лицо с отхлынувшей кровью, на неестественно алые губы и огромные блестящие глаза. Когда она закричит, когда попытается убежать? Или будет отбиваться? Желание увидеть ее смертельный страх было в какой-то миг настолько велико, что заставило Чезаре Санти забыть обо всем. Пулу медленно приближался к Каролине. Робость перед непривычной обстановкой превратилась в подавляющее сознание собственной силы. Его уже ничего бы не остановило, если бы Санти молниеносно не встал между ними. В его руке сверкнул нож.

– На место! – прикрикнул Санти. – Сядь там в углу и не двигайся!

Втянув голову в плечи, Пулу затрусил прочь от хозяина в угол возле двери, опустился на пол и впал в оцепенение.

На террасе стало тихо. Дождь кончился. Это была лишь пауза, короткая передышка ненастья перед последним, самым сокрушительным ударом. Именно так воспринимала Каролина тишину, наступившую в комнате после неожиданного перелома в настроении Санти. То, что он остановил это чудовище, она считала не спасением, а лишь началом чего-то еще более ужасного.

Эта уверенность настолько была сильна в ней, что от нее укрылось задумчивое выражение на лице Санти. Все ее внимание было сосредоточено на ноже, который Санти все еще держал в руке. Он магнитом притягивал ее, будто был единственным знаком, который она еще понимала, ее единственной надеждой. С этим оружием в руке она могла бы все изменить. Если бы этот мужчина перестал дышать, опасность, грозящая ей, миновала бы. Ей пришлось усилием воли заставить себя отвести глаза от сверкающего клинка. Она опустила взгляд, опасаясь, что глаза могут выдать ее. Каролина настолько ушла в себя, что гордости больше не было в ее фигуре, и глазам наблюдавшего за ней мужчины предстал лишь образ покорившейся женщины.

Санти отметил это с сентиментальностью, свойственной многим жестоким людям при виде страданий других. Но он увидел и нечто другое. Распущенные длинные волосы, перехваченные сзади ленточкой, тонкие пальцы с маленькими овальными ногтями, лежавшие на красной бархатной обивке… Мюриэль! Так же стояла она тогда, в дорожной одежде, в сапогах, рейтузах и куртке, как эта… Мюриэль! Как птицы из открытой клетки, взметнулись долго удерживаемые взаперти воспоминания и вторглись в реальную жизнь, закружившись пестрым туманным вихрем, в котором обе женщины слились в одну. Она знала, что он убил ее мужа! Она знала это и, тем не менее, любила его, убийцу.

Гроза, притихнувшая на несколько минут, разразилась с новой силой. Огненные зигзаги молний прорезали небо, следуя одна за другой, как взрывы, сотрясавшие небо и землю. Санти подошел на шаг ближе к Каролине. Как завороженный, не в силах отвести взгляд, смотрел он в ее глаза, из которых ушла вся жизнь. Мюриэль! Это была она! Это произошло в такой же час, как этот. И нож был тот же.

Держа нож на раскрытой ладони, Санти медленно протянул его женщине.

– Я знаю, что ты ни о чем другом не думаешь. Ты хочешь убить меня. Но нож тебе ничем не поможет. Ты так много раз пыталась это сделать. У тебя и на этот раз ничего не получится.

Глаза мужчины, казалось, состояли из одних лишь неестественно расширившихся зрачков. На смуглом лице с гладкой, почти по-женски нежной кожей лежало неподвижное, обращенное внутрь напряжение, как у слепого или лунатика.

Услышав неожиданное «ты» и его чужой трепещущий от страсти голос, Каролина смутно догадывалась, что он обращался не к ней, а к другой. Полагаясь на интуицию, она почувствовала, что не имеет права разрушать видение мужчины. Напротив, она должна попробовать еще усилить это состояние. Она должна полностью перевоплотиться в ту, которую он видел вместо нее, – женщину, когда-то задолго до нее стоявшую здесь, абсолютно чужую ей и все же каким-то таинственным образом близкую ей, благодаря ножу, который та, вероятно, требовала так же, как и она.

В салон вошел слуга и начал что-то переставлять на столе. Каролина с испугом наблюдала, как Санти повернул голову в ту сторону, она задрожала при мысли, что он может выйти из своего странного состояния, похожего на транс. Однако слуга, тихо позванивающий бокалами и приборами, похоже, тоже органично вписывался в эту сцену. Санти положил нож на столик рядом с подсвечником. Его взгляд остановился на часах, вделанных в деревянную обшивку стены. Он подошел ближе и, сморщив лоб, посмотрел на стрелки. Потом открыл стекло на циферблате и переставил стрелки на два часа вперед. Механизм глухо отбивал положенные удары.

Чезаре Санти вновь обернулся к Каролине. Он положил ладонь ей на руку.

– Ты ведь хотела еще переодеться перед ужином, Мюриэль!

Полуденная сцена, когда Санти сорвал с нее черное платье, опять всплыла перед Каролиной. Теперь она была абсолютно уверена, что Санти видел в ней другую, воскресшую из прошлого, женщину. Тихо, словно любой шорох мог разрушить чары этого мгновения, она подошла к Санти. Он взял ее за руки и посмотрел на них. Улыбка промелькнула на его лице.

– Ты больше не носишь его кольцо?! – прошептал он. – Ты точно так же хотела его смерти, как и я! Я всегда знал это. Мы поймем друг друга. Мы сделаны из одного теста. – Он крепче сжал ее запястья, ближе притянул ее к себе, будто хотел обнять.

Отблеск вспыхнувшей молнии, мелькнувшей на небе, осветил комнату. На несколько секунд деревья и кусты перед террасой засветились голубоватым сиянием и стали похожи на фантастические призраки, и сразу же все снова потонуло в темноте. Резким движением Чезаре Санти накрыл ладонью три свечи, горевшие в подсвечнике, которые с шипением погасли.

Комната, освещаемая теперь только одним подсвечником, погрузилась в полумрак.

– Я знаю, здесь слишком светло для того, что ты задумала, – сказал он. – Не пугайся, что я читаю твои мысли. Ты такая же, как я. Ты должна сначала ненавидеть, прежде чем полюбить. Я тоже ненавидел тебя, когда впервые увидел. Ненавидел за каждый миг, в который ты принадлежала другому. А ты ненавидишь меня сейчас за то, что я совершил преступление, к которому ты сама меня подтолкнула. И ты знаешь, что сила, которая позволяет тебе меня ненавидеть, тает с каждой секундой. У тебя уже немного времени, Мюриэль. Если ты хочешь меня убить, делай это быстро, пока в тебе еще достаточно ненависти. Она погаснет, как свечи под моими руками. Вот нож. Бери его! Настал последний миг…

У Каролины было такое ощущение, что на ее глазах разворачивается страшная, черная драма. До сих пор это походило на спектакль с использованием реквизита и костюмов, означении которых она могла лишь догадываться. Но незаметно происходящее вдруг превратилось в реальность – в увлекающую все за собой действительность больного разума! Человек, стоявший перед ней, больше не был дьяволом, которому доставляло удовольствие пытать людей, расчетливым и жестоким. Теперь не холодный рассудок управлял его поступками, его подгоняло нечто куда более опасное: мрачная сила безумия, вырвавшаяся наружу.

Каролина взяла нож со столика и посмотрела на острое лезвие, короткое, широкое и жесткое, на костяную ручку. Слабая надежда, появившаяся у нее недавно при виде этого ножа, показалась насмешкой. Ей никогда не удастся завладеть им. Она вздрогнула, когда Чезаре Санти вложил нож ей в руку. Она держала смерть в руке.

Она, страстно мечтавшая недавно об этом ноже, была не в силах даже держать его. Оставалась ли она по-прежнему собою? Или это уже не она, а Мюриэль? Беззащитный, Чезаре стоял перед ней, подставив грудь прямо под оружие. Ей казалось, что она видит, как бьется под белым шелком его сердце. Она знала, что никогда не сможет вонзить нож в эту белую ткань, в гладкую смуглую кожу, в мускулистое тело.

Осторожно, почти нежно обхватили пальцы мужчины ее руку.

– Я знал, что ты не сможешь. Каждую ночь ты приходила с ножом в руке, склонялась надо мной, а я делал вид, что сплю. Я ждал. Но ты не могла, а ведь это так легко…

Каролина была не в состоянии смотреть на руки мужчины, приставившего теперь нож к своей груди. Ее пальцы, все еще сжимающие костяную ручку, стали бесчувственными.

Тихо, будто заклиная, мужчина продолжал:

– Смотри сюда, Мюриэль! Как это легко. Как входит этот клинок. Он создан для этого. Совсем не больно. Ни крови, ни раны.

Каролина высвободила руку из его цепких пальцев, но мужчина этого даже не заметил. Он стоял, вперив взгляд в пустоту, и вонзал себе нож в сердце по самую рукоятку…