Снимок, на котором был запечатлен момент получения мной диплома, никак не желал вылезать из рамки. Должно быть, Бум-Бум проложил сзади слишком толстый слой картона.

— Мог бы найти для сестры рамку и подороже, — сердито пробормотала я.

Чтобы не порезаться, сходила на кухню и надела кухонные рукавички. Потом решительно рванула фотографию из рамки, просыпав на пол мелкую стеклянную крошку.

Между фотографией и картоном лежали сложенные в несколько раз листки белой бумаги. Не удивительно, что снимок никак не желал вылезать из рамки.

Листков оказалось два. Один из них: счет-фактура, представленный пароходству «Юдора Грэйн» за выполненный контракт. Продолжительность фрахта — десять дней, ставка два процента; продолжительность контракта тридцать дней, шестьдесят дней — при ставке восемнадцать процентов. В документе были расписаны все грузы, все даты и расценки. На втором листке аккуратным почерком Бум-Бума были перечислены шесть контрактов, которые «Полярная звезда» уступила Грэфалку.

Кроме того, Бум-Бум выписал расценки. Оказалось, что в четырех случаях из шести «Полярная звезда» предлагала меньшие цены за перевозку, чем компания Грэфалка. Я подумала, что неплохо было бы сравнить эти данные с ксерокопиями контрактов, но документы остались на квартире у Лотти. Не могла же я будить подругу в три часа ночи из-за каких-то бумажек.

Я налила себе побольше виски, встала у окна и начала отхлебывать, глядя на ночную улицу. Выходит, Бум-Бум звонил, чтобы посоветоваться со мной по поводу своих подозрений. Когда меня не оказалось дома, он спрятал документы за мой портрет. Не для того, чтобы я впоследствии их отыскала, а желая скрыть от посторонних глаз. Бум-Бум был уверен, что сможет сам воспользоваться этими документами, поэтому не оставил мне никакой записки. У меня защемило сердце. Стало безумно жаль Бум-Бума. Я хотела заплакать, но слез не было.

В конце концов я легла в постель, но толком так и не уснула. Мне все казалось, что Бум-Бум тянет ко мне руки из холодной, черной воды, а я стою рядом и ничем не могу ему помочь. В семь утра я встала и приняла ванну. Пилоту Мартина Бледсоу я позвонила в восемь. Трубку сняла жена, потому что Кэппи возился в саду с петуниями.

— Мистер Кэппи? — спросила я.

— Меня зовут Кэпстоун. Кэппи — это прозвище.

— Понятно. Мистер Кэпстоун, меня зовут Варшавски. Я детектив и расследую обстоятельства гибели Говарда Мэттингли.

— Впервые слышу это имя.

— Разве не его вы привезли из Солт-Сент-Мари в пятницу вечером?

— Нет, не его.

— Рыжеволосый мужчина со шрамом на левой щеке. Плотного сложения.

Кэпстоун признал, что привез именно этого человека.

— Мы считаем, он путешествовал под вымышленным именем, — сказала я. — В ту же ночь Мэттингли погиб. Я пытаюсь выяснить, куда он отправился из аэропорта.

— Понятия не имею. Помню лишь одно — в аэропорту его ждала машина. Этот парень сел в нее, и машина уехала. А мне надо было заполнять всякие бумажки, поэтому я особо не приглядывался.

Нет, водителя он не видел. Марку машины тоже не запомнил. Большой такой автомобиль, не лимузин, но, возможно, «кадиллак» или «олдсмобил».

— А как получилось, что вы привезли этого человека в Чикаго? Насколько мне известно, вы должны были доставить в город мистера Бледсоу, но почему-то улетели еще до того, как «Люселла» вошла в шлюз.

— Дело в том, что мистер Бледсоу позвонил и сказал, что самолет ему не понадобится. И велел взять этого парня. Сказал, что его фамилия Ольсон, так я и записал в журнале.

— Когда вам звонил Бледсоу? Весь день в пятницу он находился на корабле.

Пилот сказал, что Бледсоу позвонил в четверг, во второй половине дня. Нет, он не может поручиться, что это был Бледсоу. Вообще-то мистер Бледсоу недавно звонил ему и задавал такие же вопросы, как я. С другой стороны, кто, кроме Бледсоу, мог позвонить собственному пилоту?

Последнее замечание показалось мне довольно дурацким. Я спросила, кого еще, кроме Бледсоу, обслуживает Кэпстоун, но он заявил, что эта информация конфиденциальная.

Повесив трубку, я стала размышлять, следует ли поделиться информацией о Мэттингли с Бобби Мэллори. Полиция может задействовать свой мощный механизм расследования. Им ничего не стоит опросить всех, кто был в Мейгс-Филд в пятницу вечером, и, возможно, кто-нибудь сможет назвать марку автомобиля. Я взглянула на документы Бум-Бума, лежавшие на столе возле телефонного аппарата. Настоящий ответ содержался в них. Я решила, что подожду еще двадцать четыре часа, а потом отдам бумаги полиции.

Попробовала связаться с «Полярной звездой», но там было все время занято. Позвонила в «Юдору Грэйн». Мне сказали, что мистер Филлипс на работе еще не появлялся. Должен ли он прийти? Судя по всему, да. Тогда я позвонила в Лейк-Блафф. Миссис Филлипс сухо сказала мне, что муж выехал на работу. Ночевал ли он? Вместо ответа она повесила трубку.

Я сварила кофе, поджарила тост и оделась по-боевому: кроссовки, голубые джинсы, серая хлопчатобумажная рубашка и джинсовая куртка. К сожалению, мой «смит-и-вессон» покоился на дне шлюза «По». Может быть, когда «Люселлу» вытащат оттуда и пороются в мокром ячмене, мой револьвер отыщется.

Я уже собиралась уходить, когда в дверь позвонили. Оказалось, что это повестка из суда; ее доставил рассыльный — студент, подрабатывающий в свободное от занятий время. В следующий понедельник меня вызывали для дачи свидетельских показаний в суд города Солт-Сент-Мари. Студент вздохнул с облегчением, когда я без всяких вопросов расписалась и сунула повестку в сумку. Отлично его понимаю — мне самой часто приходится доставлять повестки, и я знаю, какую реакцию это вызывает у получателя.

На углу я купила для Лотти букет ирисов и хризантем, села в машину и поехала к своей подруге. Моя дорожная сумка утонула вместе с пятьюдесятью тысячами тонн ячменя, поэтому свои пожитки я запихнула в полиэтиленовый пакет. На кухне положила букет на стол, написала записку.

"Дорогая Лотти,

спасибо, что ухаживала за мной. Иду по следу. Ключи верну вечером или завтра.

Вик".

Ключи придется взять с собой, потому что без них я не смогу запереть дверь.

Я уселась за кухонный стол, разложила перед собой ксерокопии контрактов и отыскала один из них, к которому относился счет, найденный в тайнике. Контракт был заключен на доставку трех миллионов бушелей соевых бобов из Чикаго в Буффало 24 июня 1981 года. В контракте была проставлена цена — тридцать три цента за бушель. Счет был выплачен из расчета тридцать пять центов за бушель. Два цента на три миллиона бушелей — получается шестьдесят тысяч долларов.

Самую низкую ставку на перевозку предложил Грэфалк. Другая компания предлагала тридцать три с половиной цента, третья — тридцать четыре цента. Грэфалк подписал контракт, проставив цену тридцать три цента, а фактически получил по тридцать пять центов за бушель.

Еще интереснее оказались те контракты, которые «Полярная звезда» была вынуждена уступить Грэфалку. В официальных контрактах всюду было обозначено, что Грэфалк предложил более низкую цену, однако из записей Бум-Бума следовало, что на самом деле самую низкую цену предлагала «Полярная звезда». Одно из двух: или Филлипс внес в контракт неверные сведения, или счета не соответствовали действительности.

Пора было призвать этих шутников к ответу. Мне надоело, что они играют со мной в наперсток. Мне требовалась подлинная информация. Я сунула документы в сумку и отправилась в порт.

Был уже почти полдень, когда я свернула с 94-го шоссе на Сто тридцатую улицу. Дружелюбная секретарша в «Юдоре Грэйн» разговаривала по телефону и пропустила меня в офис без проблем, даже приветливо кивнула. Торговые агенты тоже висели на телефонах, но, судя по тому, что они затягивали галстуки, обеденный перерыв должен был вот-вот начаться. Перед дверью в кабинет Филлипса сидела грозная Луиза со своей пышной, насмерть залакированной прической. Она делала вид, что изучает какие-то бумаги, и одновременно разговаривала по телефону. Но меня не проведешь — я сразу поняла, что разговор не деловой, а частный. Слишком уж официально звучал голос Луизы.

Она взглянула на меня, но от трубки не оторвалась.

— Где Филлипс? — спросила я.

Луиза пробормотала что-то в телефонную трубку и спросила:

— Вам назначено?

Я усмехнулась:

— А что, разве его нет? Дома мне сказали, что Филлипс на работе.

— Он вышел по делам. Если хотите, я запишу вас на прием.

— Нет, спасибо. Я приду попозже.

Я обошла ее и заглянула в кабинет Филлипса. По-моему, с субботы здесь никто не был: ни портфеля, ни пиджака, ни окурков в пепельнице. Я не думала, что он скрывается в засаде у окна, выходящего на автостоянку, но все-таки подошла и заглянула за драпировки.

Возмущенная моим вторжением, Луиза хищной птицей кинулась следом за мной. Я ухмыльнулась:

— Извините, что прерываю ваш деловой разговор. Скажите мамочке, что это не повторится. Или это ваша сестричка?

Луиза вспыхнула и вернулась на рабочее место, а я, очень довольная собой, пошла своей дорогой.

Первым делом я наведалась в компанию Грэфалка, расположенную в центральной части порта. Секретарша сказала, что мистера Грэфалка на месте нет — он вообще приходит на работу не каждый день. Я подумала, не стоит ли потолковать с диспетчером Перси Мак-Келви, но решила, что лучше все-таки поговорить с самим владельцем.

Затем я зашла в маленький офис «Полярной звезды». Женщина, выполнявшая обязанности менеджера, изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие, хотя ее донимали со всех сторон. При мне ей позвонили сначала из торонтской газеты «Сан», потом с канзасского радио. Все хотели знать подробности о взрыве «Люселлы».

— И так все утро, — пожаловалась она мне. — Хотела отключить телефон, но нужно поддерживать связь с адвокатами, да и остальные наши корабли продолжают рейсы. Мы не можем пренебрегать существующими контрактами.

— А я думала, что «Люселла» — ваш единственный корабль.

— Единственный большой, — объяснила она. — Но мы фрахтуем еще несколько судов. Мартин так устал от газетчиков, что отправился на причал сталелитейного завода «Плимут» смотреть, как разгружают уголь с «Гертруды Раттан». Это семисотфутовый корабль с саморазгружающим устройством. Мы фрахтуем его у «Трайэдж». Это большая судостроительная компания, нечто вроде «Фрухофа», выпускающего грузовые автомобили. Но сама она грузоперевозками практически не занимается — лишь сдает в лизинг свои корабли.

Я спросила, как доехать до пирса «Плимута», и менеджер охотно объяснила мне дорогу: еще десять миль по берегу в восточном направлении. Любезная молодая особа даже выписала мне пропуск, чтобы я без проблем попала на территорию завода.

Середина мая, но по-прежнему холодно. Уж не угрожает ли нам новый ледниковый период, подумала я. Главная напасть — не холодные зимы, а холодное лето. Такое ощущение, что даже летом снег не тает. Я застегнула жакет до самого горла и наглухо задвинула дверные стекла автомобиля.

Чем дальше я углублялась в промышленную зону, тем сумрачнее становилось вокруг. Мне казалось, что я возвращаюсь в пропахшие копотью кварталы южного Чикаго, где прошло мое детство. По улицам ходили женщины с маленькими детишками. Лица у женщин были усталые, покрытые морщинами. На углу я увидела бакалейную лавку, как две капли воды похожую на ту, где по дороге в школу я покупала черствые булочки — на пересечении Девяносто первой и Торговой. Я решила остановиться и немного перекусить. Не удивилась бы, если бы за прилавком вдруг оказался старый мистер Ковальский, но вместо него там стоял энергичный молодой мексиканец. Он взвесил мне яблоко и ловко завернул картонку черничного йогурта.

Кроме того, я получила от него подробнейшие инструкции, как доехать до ворот «Плимута». Мексиканец разглядывал меня с явным, но совершенно бескорыстным восхищением. Это изрядно улучшило мое настроение. Я не спеша поехала в нужном направлении, держась за руль правой рукой, а левой поднося ко рту йогурт.

Было всего два часа. На заводе как раз менялись смены, и у ворот было пусто. Толстый молодой охранник взглянул на пропуск, который мне выдали в «Полярной звезде», и спросил:

— Вы знаете, где стоит «Гертруда»?

Я отрицательно покачала головой.

— Поворачиваете налево, проезжаете сначала доменный цех, потом террикон. А оттуда уже видно корабль.

Так я и сделала. Долго ехала вдоль низкого, длинного здания, внутри которого бушевало пламя — двери были приоткрыты, чтобы рабочие не задохнулись от жара печей. А вот и террикон. Мелкая угольная пыль садилась на ветровое стекло. Вглядываясь в разбитую колею, я ехала, сопровождаемая плавильными печами, пока передо мной не замаячили очертания «Гертруды».

Вдоль берега возвышались огромные горы угля. «Гертруда» высыпала свой груз в одну из них. У швартовочных тумб возились люди в касках и рабочих комбинезонах. Я вылезла из автомобиля, подошла поближе и увидела, что грузчики подводят ленту авторазгрузчика к одной из самых маленьких угольных гор.

Бледсоу стоял на берегу, разговаривая с одним из рабочих. Но когда я подошла, разговор уже закончился, и они просто молча наблюдали за разгрузкой.

За три дня, прошедших с момента взрыва, Бледсоу здорово похудел. Это сразу бросалось в глаза — по-моему, он скинул фунтов десять, не меньше. Раньше плечи у него так и выпирали из-под пиджака, а теперь пиджак обвис, словно из Бледсоу выкачали всю энергию.

— Рада вас видеть, Мартин, — сказала я.

Он улыбнулся с неподдельным удовольствием.

— Вик! Как вы меня отыскали?

Я объяснила, после чего Бледсоу познакомил меня со своим собеседником — начальником смены. В это время лента конвейера ожила, загрохотала и по ней сверху вниз пополз уголь.

— Саморазгрузчик — замечательная машина! — крикнул мне на ухо Бледсоу. — Вы должны посмотреть, как он работает.

Он сходил к своей машине и достал из багажника еще одну каску. Мы поднялись по трапу на левый борт корабля, подальше от работающей машины, и Бледсоу показал мне гигантскую восьмерку конвейера, уходящую одним концом в грузовой трюм.

Лента двигалась быстро, выуживая из трюма огромные куски угля. Вручную с грузом пришлось бы возиться двое суток, а так достаточно восьми часов.

Вид у Бледсоу был довольно напряженный. Он то и дело срывался с места, лихорадочно сжимал и разжимал кулаки, без конца дергал матросов и грузчиков. Заметив, что я не свожу с него глаз, Бледсоу сказал:

— Я смогу расслабиться, только когда разгрузка будет закончена. Очевидно, отныне так будет всегда. Буду трястись над каждым кораблем, пока он благополучно не закончит плавание.

— Что выяснилось по поводу «Люселлы»?

Бледсоу скривился:

— Береговая охрана, военные инженеры и ФБР начали всестороннее расследование. Проблема в том, что сначала нужно вытащить корабль из шлюза. А пока даже нельзя определить, что за взрывчатка была использована.

— И сколько времени на это понадобится?

— Месяцев десять. Шлюз будет закрыт все лето, а на починку ворот уйдет почти весь следующий год.

— Корабль можно отремонтировать?

— Думаю, что да. Майк уже договорился с судоверфью «Костейн», которая строила «Люселлу». Они собираются разрезать корабль на куски, отбуксировать их в Толедо и снова сварить. Думаю, к концу следующего лета «Люселла» снова будет на плаву.

— А кто заплатит за ремонт шлюза?

— Не знаю. Я не виноват в том, что корабль взорвался. Пускай с этим разбираются военные. Если, конечно, суд не возложит ответственность на меня. Но черта с два у них это пройдет.

Конвейер гремел так оглушительно, что мы вынуждены были кричать во все горло. Я увидела, что в Бледсоу оживает прежняя энергия. Он увлеченно начал описывать мне незыблемость своей юридической позиции — яростно стучал кулаком по ладони, горячился. В это время раздался пронзительный свисток.

Грохот моментально оборвался. Лента конвейера дернулась и замерла. Начальник смены бросился к люку, заглянул внутрь и потребовал, чтобы ему немедленно объяснили причину остановки.

— Должно быть, перегрузка одного из конвейеров, — пробормотал Бледсоу; вид у него был весьма встревоженный.

Мы услышали чей-то крик, потом молодой парень в грязном синем комбинезоне выскочил из трюма на палубу. Даже сквозь слой угольной пыли было видно, что он бледен как мел. Парень подбежал к борту, и его вырвало.

— В чем дело? — кипятился начальник смены.

Из трюма доносились какие-то крики. Оглянувшись на Бледсоу, я стала спускаться по лестнице вниз. Он последовал за мной. С последних трех ступенек я спрыгнула, приземлившись на стальной пол. Шесть или семь человек в касках склонились над лентой конвейера. Я растолкала их и вытянула шею. Бледсоу выглядывал у меня из-за плеча.

Из кучи угля на меня смотрело мертвое лицо Клейтона Филлипса. Светло-карие глаза были открыты, зубы крепко стиснуты. На веснушчатых щеках запеклась кровь. Я попросила грузчиков посторониться и осмотрела голову мертвеца. С левой стороны под угольной пылью чернела большая дыра. На ней успела образоваться жуткая черно-красная корка.

— Это Филлипс, — сдавленным голосом сказал Бледсоу.

— Да. Нужно вызвать полицию. А нам с вами, Мартин, есть о чем потолковать. — Я обернулась к грузчикам: — Кто здесь старший? — Пожилой мужчина с тяжелой челюстью заявил, что он главный механик корабля. — Проследите, чтобы никто ничего здесь не трогал. Мы вызовем полицию.

Бледсоу покорно поплелся за мной. Мы вылезли на палубу и спустились на пирс.

— Внизу произошел несчастный случай, — сказала я десятнику. — Мы вызываем полицию. Погрузку придется на время остановить.

Десятник проводил нас в маленький кабинет, и я позвонила в полицию штата Индиана. Потом Бледсоу сел со мной в мою «омегу», и мы молча выехали с территории завода.

Я свернула на шоссе и поехала по направлению к парку «Индианские дюны». Холодным весенним днем, да еще в будни, там никого не было. Мы бродили меж песчаных дюн вдвоем. За все время встретили лишь бородатого мужчину и спортивного вида женщину с ирландским сеттером. Сеттер бросался в воду, доставал оттуда палку, приносил ее хозяйке, палка снова летела в воду и так далее.

— Вы многое должны мне объяснить, Мартин.

Бледсоу сердито посмотрел на меня:

— Это вы мне должны многое объяснить. Как Филлипс попал на этот корабль? Кто взорвал «Люселлу»? Почему вы оказываетесь на месте всякий раз, когда на «Полярную звезду» обрушивается очередной удар?

— Как получилось, что Мэттингли полетел в Чикаго на вашем самолете?

— Кто этот Мэттингли, черт побери?

Я глубоко вздохнула:

— Вы действительно его не знаете? Честно?

Он помотал головой.

— Кто же тогда посадил его в ваш самолет?

— Во всяком случае, не я, — развел руками Бледсоу. — Как только я вернулся в Чикаго, сразу позвонил своему пилоту Кэппи и потребовал объяснений. Он уверяет, что я звонил из Тандер-Бея и дал распоряжение отвезти этого странного типа обратно в Чикаго. Его звали Ольсон. Явно какая-то нечистая игра. Кому это понадобилось — ума не приложу. Поскольку вы, судя по всему, знаете больше меня, я жду объяснений.

Я смотрела вдаль, на сине-зеленые воды.

— Говард Мэттингли был игроком запасного состава «Черных ястребов». В субботу ночью его убили. Сбили машиной и бросили в одном из парков северо-запада умирать. В пятницу Мэттингли находился в Солт-Сент-Мари. Он полностью подходит под описание того парня, которого Кэппи отвез в Чикаго. Он поставил глубоководную бомбу на «Люселлу» — я видела это собственными глазами.

Бледсоу резко обернулся ко мне и яростно схватил меня за плечи.

— Черт побери! Если вы это видели, то почему молчали? Меня уже два дня мучают вопросами ФБР, военные, а вы... вы сидите и помалкиваете!

Я высвободилась и ледяным тоном сказала:

— Я поняла это только после того, как Мэттингли все уже сделал. Я не сразу узнала его. Когда мы стояли в шлюзе, рыжеволосый человек разглядывал нас в огромный бинокль. Очевидно, в бинокле находилось дистанционное управление детонатором. Все это я сообразила лишь тогда, когда «Люселла» уже взлетела на воздух. Помните, вы тоже были в шоке. Начни я вам что-то втолковывать, вы бы все равно ничего не поняли. Поэтому я решила не тратить время на объяснения, а пуститься по следу.

— А потом? Почему вы потом не рассказали все полиции?

— Объясню. Когда я добралась до аэропорта в Солт-Сент-Мари, выяснилось, что Мэттингли улетел в Чикаго на вашем самолете. Как мне сказали, по вашему распоряжению. Это меня просто доконало. Я была уверена, что роковым образом в вас ошиблась. Но все же мне хотелось сначала поговорить с вами, а потом уже обращаться в полицию.

Мимо пронесся сеттер. От золотистой шерсти во все стороны летели брызги. Я заметила, что пес уже в возрасте — шерсть на морде у него была седая. Сеттер начал принюхиваться к Мартину, но тут его позвала хозяйка, и он умчался прочь.

— А что вы думаете теперь? — спросил Бледсоу.

— А теперь я хочу знать, как получилось, что Клейтон Филлипс оказался в грузовом трюме арендуемого вами корабля.

Бледсоу топнул ногой.

— Нет, это вы мне объясните, Вик. Вы — хваткий детектив. Всякий раз, когда на моих кораблях что-то происходит, вы тут как тут... Наверно, вы решили, что человек с таким прошлым, как у меня, способен на что угодно: может даже уничтожить свою мечту, совершить убийство и так далее.

Я проигнорировала этот эмоциональный всплеск.

— Филлипса не видели со вчерашнего утра. Где вы были вчера утром?

Глаза Бледсоу вспыхнули яростью.

— Как вы смеете?! — заорал он.

— Послушайте, Мартин, этот вопрос вам все равно зададут и в полиции. И на него придется отвечать.

Бледсоу стиснул зубы. Было очевидно, что в нем происходит внутренняя борьба. В конце концов он совладал с гневом и ответил:

— Весь вчерашний день до позднего вечера я просидел в Солт-Сент-Мари с представителем пароходной компании «Ллойд». Он прилетел в самолете страховой компании «Аякс» вместе с Гордоном Фертом, президентом этой компании. В десять часов вечера на самолете «Аякса» они привезли меня обратно в Чикаго.

— Где в это время находилась «Гертруда Раттан»?

— В порту. Она прибыла в субботу, во второй половине дня, и весь уик-энд простояла у пирса, пока они не начали ее разгружать. Проклятые профсоюзные правила.

Это означало, что практически любой мог проникнуть в порт, пробить Филлипсу башку и кинуть его в грузовой трюм. До момента разгрузки никто бы не обнаружил тело. Поползла бы лента конвейера, и там, среди угля, лежал бы покойный Филлипс. Так все и вышло — очень аккуратно.

— Кто мог знать, что «Гертруда Раттан» прибывает в субботу?

Бледсоу пожал плечами:

— Кто угодно. Любой, кому известно расписание судов.

— Это невероятно сужает круг подозреваемых, — саркастически заметила я. — Точно так же, как в случае с убийством Бум-Бума и порчей моего автомобиля. Я-то думала, что главный злодей — Филлипс, но его тоже убили. Остались другие, те, кто в это время были вокруг: Грэфалк, Бемис, Шеридан, Мартин Бледсоу.

— Весь вчерашний день я находился в Солт-Сент-Мари.

— Вы могли кого-то нанять.

— Так же, как и Нилс, — возразил он. — Или вы работаете на него? Может, это он нанял вас, чтобы меня подставить?

Я покачала головой.

— На кого же вы тогда работаете, Варшавски?

— На моего брата.

— На Бум-Бума? Но он мертв.

— Знаю. Поэтому-то я на него и работаю. У нас с Бум-Бумом был уговор — мы всегда выручали друг друга. Кто-то столкнул его под корабельный винт. Бум-Бум оставил мне улики, объясняющие, почему с ним так поступили. Я обнаружила их только вчера. Отчасти тень ложится и на вас. Объясните мне, почему вы так часто уступали свои контракты с «Юдорой Грэйн» Грэфалку?

Бледсоу пожал плечами:

— Я просмотрел контракты. В них все в порядке.

— Да? А как быть с тем, что вы уступали Грэфалку даже те контракты, по которым предлагали меньшие расценки? Вам придется ответить мне на этот вопрос, а не то я отправлюсь в контору «Полярной звезды», учиню допрос всем вашим сотрудникам, начну рыться в ведомостях и так далее.

Бледсоу вздохнул.

— Не убивал я вашего кузена, Варшавски. Если это кто-то и сделал, то не иначе как Грэфалк. Лучше бы вы сосредоточили свои усилия на нем и выяснили, как он взорвал мой корабль, и черт с ними, с контрактами.

— Не будьте идиотом, Мартин. Подумайте сами, как это выглядит со стороны. То, что касается контрактов, здесь у меня полная уверенность, что вы с Грэфалком находились в сговоре. Мэттингли улетел в Чикаго на вашем самолете. Труп Филлипса нашли на вашем корабле. Будь я копом, я не стала бы ломать себе голову — улик вполне достаточно.

Бледсоу в отчаянии замахал руками.

— Ладно, признаюсь! — крикнул он. — Я действительно уступил Нилсу некоторые контракты. Что мне за это, в тюрьму садиться? — Я молчала. После паузы Мартин продолжил уже спокойнее: — Мне нужны были деньги, чтобы закончить постройку «Люселлы». Нилсу же отчаянно не хватало заказов. Кризис в сталелитейной промышленности коснулся всех, но особенно досталось Грэфалку — из-за его проклятых малоподъемных судов, которым Нилс всегда отдавал предпочтение. Он сказал, что сообщит финансовым организациям о моем преступном прошлом, если я не уступлю ему часть заказов.

— А вам действительно это повредило бы?

Бледсоу кисло улыбнулся:

— Рисковать я не решился. Ведь мне нужно было собрать пятьдесят миллионов. Не думаю, что «Форт-Диаборн-Траст» дал бы мне хоть цент, прослышав, что я отсидел два года за хищение.

— Понятно. А что было потом?

— Как только «Люселла» сошла на воду, я сказал Нилсу, чтобы он катился к черту. Пускай болтает обо мне что угодно. Если моя компания приносит прибыль, банкам наплевать на мое прошлое. Главное — получить кредит. Тут тебя рассматривают чуть ли не под микроскопом. Но когда деньги получены, все меняется... Надо сказать, что Нилс разозлился не на шутку.

— Но признайте, что от маленького шантажа до взрыва корабля — большая дистанция.

Бледсоу стоял на своем. Он был уверен, что, кроме Грэфалка, сделать это никто не мог. Мы беседовали еще полчаса, даже более, но ничего нового мне выяснить не удалось. В конце концов я сказала, что, так и быть, займусь Грэфалком.

Когда мы возвращались на стоянку, сеттер со своей хозяйкой давно уже ушли. Нам встретилась стайка мальчишек, которые нетерпеливо ждали, чтобы мы убрались. Им не нужны были взрослые — у них свои забавы.

Я отвезла Бледсоу назад на завод, где успела собраться целая толпа полицейских. Начиналась четырехчасовая смена, и я высадила Мартина у ворот. Позднее копы наверняка захотят поговорить со мной — как со свидетелем, но им придется как следует меня поискать.