Глава 18

Долгий путь домой

После того как отгремели последние отголоски взрыва и треск разламываемого металла, наступила благословенная тишина. Правда, весьма относительная — стали слышны людские крики. Кричали все — и на «Люселле», и на земле. Издали донеслось завывание сирен. То и дело от палубы отламывался новый кусок, скользил вниз и исчезал в проломе.

У меня дрожали колени. Я разжала пальцы, которыми держалась за автопогрузчик, и стала массировать левое плечо. Бледсоу все еще стоял рядом со мной — с застывшим взглядом и посеревшим лицом. Я хотела ему что-нибудь сказать, но не смогла разомкнуть губ. Итак, произошел взрыв. Кто-то подорвал корабль водоизмещением шестьдесят тысяч тонн. Шестьдесят тысяч тонн. Шестьдесят тысяч тонн. Эти слова бессмысленно бились в моем мозгу.

Все плыло у меня перед глазами, и я решила, что нос корабля вновь стал задираться. У меня подкосились ноги, и я упала. Я лишилась сознания всего на несколько секунд, но потом немного полежала на палубе — пока голова не перестала кружиться — и затем заставила себя подняться. Бледсоу по-прежнему стоял как вкопанный.

Из штурманской рубки, пошатываясь, вышел капитан Бемис. За ним — рулевой. Изо рта у него все так же торчал двухдюймовый окурок. Рулевой тяжелым шагом добрел до борта, перегнулся, и его начало рвать.

— Мартин, наш корабль... Наш корабль... Что случилось? — бормотал Бемис.

— Кто-то подложил вам в трюм бомбу, капитан, — непроизвольно вырвалось у меня, я поняла: эти слова принадлежат мне.

Бемис заторможенно помотал головой. Он весь дрожал.

— Не может быть. С моим кораблем такого случиться не могло. Это что-то со шлюзом.

— Шлюз не может взорваться.

Я начала было спорить с капитаном, но в голове у меня все перемешалось. Захотелось спать. В мозгу возникали и тут же исчезали какие-то смутные, окутанные серым туманом образы. Гейзеры воды, вздымающиеся над кораблем. Водяные фонтаны, то и дело меняющие цвет. Потом перед моим мысленным взором возник водоворот, поднятый корабельными винтами, когда мы отплывали из Тандер-Бея. Темная фигура, выбирающаяся из воды...

Фигура в водолазном костюме. Я заставила себя сосредоточиться на этом образе. Водолаз прикрепил к корпусу корабля бомбу. Произошло это вчера, в Тандер-Бее.

Я открыла рот, чтобы поделиться с остальными своим открытием, но промолчала. Сейчас они были не в таком состоянии, чтобы отнестись к моим словам с должным вниманием.

К нам подошел Кейт Винстейн. Его лицо было покрыто грязью и заплаканно.

— Карпански и Биттенберг... Они погибли, сэр. Как раз спускались по стенке шлюза. Их... Их раздавило.

Винстейн всхлипнул и содрогнулся.

— Кто еще? — спросил капитан.

— Анна. Она упала за борт, и ее... ее тоже раздавило. У нас не было ни единого шанса на спасение. Верджил упал в трюм. О Господи! Он провалился в ячмень и задохнулся. — Винстейн истерически захохотал: — Утонул в ячмене. Подумать только! Утонул в ячмене...

Лицо капитана приняло осмысленное, энергичное выражение. Он схватил помощника за плечи и стал трясти:

— Слушай меня, помощник. Ты отвечаешь за команду. Немедленно собери всех на палубе. Выясни, кто нуждается в медицинской помощи. Свяжись по радио с береговой охраной. Пусть пришлют вертолет.

Винстейн кивнул. Он перестал всхлипывать, судорожно вздохнул и направился к ошеломленным матросам.

— Мартину тоже нужна помощь, — сказала я. — Давайте его усадим.

Мне хотелось как можно скорее убраться отсюда. Где-то совсем близко — на расстоянии вытянутой руки — находилась очень важная информация. Надо заставить себя сосредоточиться, задуматься... Я попятилась к штурманской рубке.

По дороге мне встретился главный механик, с головы до ног покрытый маслом и грязью. Он был похож на шахтера, проведшего в штреке недели три. На черной маске лица выделялись голубые, наполненные ужасом глаза.

— Где капитан? — хрипло спросил он.

— На палубе. Что там у вас внизу?

— Один из моих людей сломал ногу. Все остальные, слава Богу, живы. Но повсюду вода. Левый двигатель вышел из строя... Это была бомба, я уверен. Глубоководная бомба... Ее посадили прямо на киль. А потом привели в действие радиосигналом. Но почему, почему?

Я беспомощно покачала головой, но слова главмеха направили мои лихорадочные мысли в нужном направлении. Если бомбу взорвали радиосигналом, значит, злоумышленник находился совсем близко, на берегу. Скорее всего на смотровой башне. Я вспомнила мужчину с рыжей шевелюрой и огромным биноклем. Такие же волосы были у Говарда Мэттингли, игрока второго состава «Черных ястребов». Это его Бум-Бум видел три недели назад в какой-то неожиданном месте. А теперь он стоял возле смотровой башни и смотрел в бинокль, как взлетает на воздух «Люселла».

Я забыла про левое плечо и помнила только об одном: нужно отыскать Мэттингли. Немедленно, пока он не скрылся. Резко развернувшись, я побежала по палубе. Мой «смит-и-вессон».

Без револьвера мне с Мэттингли не справиться. Я бросилась туда, где оставила сумку, но ее на месте не оказалось.

Сумка исчезла. Несколько минут я потратила на поиски, но потом сдалась. Дело ясное: две рубашки, свитер, джинсы, «смит-и-вессон» за триста долларов — все лежало на дне, там же, где пятьдесят тысяч тонн ячменя.

— Я ухожу, — сказала я Бемису. — У меня есть одна идея. Напоите Мартина горячим чаем, положите туда побольше сахара. Он явно не в себе. — Я показала на Бледсоу.

Не дожидаясь ответа, развернулась и поспешила прочь.

Выбраться с «Люселлы» на берег оказалось несложно. Корабль прочно сидел на дне шлюза, и палуба была почти на одном уровне с парапетом. Ухватившись за трос, я легко преодолела два фута — расстояние от задравшейся кормы до стенки шлюза. Пока я пробиралась по узкой полоске земли, отделяющей меня от шлюза «Макартур», промчались спасатели из береговой охраны, люди в зеленых халатах, врачи, солдаты с носилками — словом, все сопровождающие любую катастрофу. И в конце — группа телевизионщиков — это уж как водится. Они-то и обратили на меня внимание. Какой-то репортер сунул мне под нос микрофон и спросил, с какого я корабля и что мне известно о случившемся.

Я недоуменно пожала плечами и сказала по-итальянски, что не знаю английского. Разочарованные телевизионщики поспешили дальше, оставив меня в покое.

Я ковыляла по узкой полоске, зажатой между двумя шлюзами. Бетонная дорожка, кое-где пучки травы — больше ничего. Холодный ветер студил раненое плечо. Я попробовала бежать, но сил не было. Ноги будто налились свинцом. Кое-как я добралась до ворот «Макартура» и по узкой лестнице вскарабкалась наверх. С противоположной стороны раскинулось озеро Гурон. Внизу ощерились острые скалы. Если бы ворота шлюза не выдержали, мы бы все погибли...

Возле смотровой башни собралась огромная толпа. Я с большим трудом пробиралась через скопление людей, вертя головой во все стороны. Мэттингли как сквозь землю провалился.

Я кинула прощальный взгляд на «Люселлу». Вид у нее был поистине жуткий: нос и корма задраны вверх, с автопогрузчика сорвало какие-то тросы, и они бесформенной массой валяются на палубе. Из разломанного трюма в воду все еще стекает золотистая река ячменя. Я посмотрела на сновавших по палубе людей, но Бледсоу не увидела — очевидно, он был где-то внизу. На стенку шлюза опустился вертолет, и оттуда выскочили люди с носилками.

Толпа вовсю наслаждалась бесплатным шоу. Аварии и катастрофы — отличное зрелище, когда сам ты находишься в безопасности. Солдаты береговой охраны выуживали из воды мертвые тела — зрители восхищенно гудели. Я растолкала их здоровым плечом, выбралась на улицу и завернула в первое попавшееся кафе.

Заказала чашку горячего шоколада. Я тоже перенесла шок, как Бледсоу, и нуждалась в горячем напитке с сахаром. Шоколад был довольно паршивым — порошок и вода, но зато горячий и сладкий. Мои онемевшие пальцы немного согрелись.

Я заказала еще чашку, а заодно гамбургер и жареную картошку. Инстинкт подсказал мне, что при таких обстоятельствах калории пойдут мне только на пользу. Я прижала горячую чашку к своему ледяному лбу.

Итак, Мэттингли уже смылся и едет назад, в Чикаго. Мчится по шоссе на автомобиле. Но возможен и другой вариант: его дожидается частный самолет в местном аэропорту.

Я жадно проглотила неаппетитный гамбургер — жесткий кусок жирного мяса. Надо бы позвонить лейтенанту Мэллори и попросить его установить слежку за Мэттингли, когда тот вернется в Чикаго. Не могу же я бегать за этим негодяем по всему городу.

Доев картошку, я отправилась на поиски телефона-автомата. Возле смотровой башни был автомат, но перед ним выстроилась очередь из восьми человек, и я пошла дальше. Следующий нашелся лишь через три квартала, возле прогоравшего отеля. Я позвонила в аэропорт. У них был только один рейс в Чикаго, вылет — через два часа. Я забронировала место и позвонила в таксопарк, заказала машину, чтобы меня отвезли к самолету.

Солт-Сент-Мари еще меньше, чем Тандер-Бей. Местный аэропорт состоял из ангара и потрепанного непогодой домика. На взлетном поле стояло несколько частных самолетиков — «сессна» и что-то подобное. Ничего похожего на пассажирский лайнер я не увидела. Людей тоже не обнаружила. Минут десять я бродила по полю и в конце концов нашла мужчину, лежавшего на земле под маленьким самолетом.

— Мне нужен самолет до Чикаго! — крикнула я.

Мужчина неохотно высунулся из-под самолета, вытер грязной рукой и без того чумазое лицо и ответил:

— Отсюда самолеты в Чикаго не летают. Здесь стоит только несколько частных машин.

— Но я только что звонила, забронировала место.

Он покачал головой:

— Пассажирский аэропорт в двадцати милях отсюда. Надо ехать на машине.

У меня опустились руки. Как преодолеть эти проклятые двадцать миль?

— А телефон у вас тут есть, чтобы я могла вызвать такси? — вздохнула я.

Мужчина махнул рукой в сторону пропыленного строения и полез обратно под самолет.

Тут мне в голову пришла идея.

— Скажите, а Мартин Бледсоу держит свой самолет здесь или в другом месте?

Мужчина взглянул на меня:

— Вообще-то да, но Кэппи улетел минут двадцать назад.

— Кэппи?

— Да, пилот Бледсоу. Явился какой-то тип, сказал, что Бледсоу велел доставить его в Чикаго.

Я слишком устала, чтобы испытывать сильные эмоции. Удивление, потрясение, ярость — все чувства отошли куда-то на задний план.

— Человек с ярко-рыжими волосами? Шрам на левой щеке? Механик почесал в затылке:

— Шрама я не заметил, а шевелюра у него действительно рыжая.

Оказывается, Кэппи ждал этого человека — Бледсоу позвонил по телефону накануне вечером и предупредил о пассажире. Больше механик ничего не знал — лишь то, что Кэппи полетел в Чикаго. Погода над озером Мичиган ясная. Часам к шести они прибудут на место. И с этим он окончательно скрылся под самолетом.

Пошатываясь, я добрела до телефона. Это был допотопный аппарат из черной пластмассы, каких давно уже не производят. К счастью, в таксопарке обещали прислать за мной машину.

Я села на землю возле ангара — держаться на ногах уже не было сил. Безумно клонило в сон. Интересно, что будет, если я опоздаю на самолет, лениво подумала я.

Ждать пришлось долго. Я задремала и проснулась лишь тогда, когда услышала звук клаксона. Пока ехали в аэропорт, я снова уснула. В международный аэропорт округа Чиппева мы прибыли за десять минут до отлета. Я оказалась еще в одном крошечном аэропорту, где дружелюбный, пузатый кассир продал мне билет и проводил меня и еще двух пассажиров на борт турбовинтового самолета.

Я думала, что в самолете сразу усну, но мысли не давали мне покоя. Три раза мы садились в каких-то маленьких мичиганских городках. Я вынесла бесконечный полет с пассивностью, возможной только в послешоковом состоянии. Зачем Бледсоу взорвал свой собственный корабль? Какие еще задания выполнял для него Мэттингли? Бледсоу сам предложил мне порыться в его финансовых документах. Это означает, что подлинная отчетность спрятана в надежном месте, а для детективов и налоговой инспекции подготовлена липа. Вместе с тем Бледсоу был явно потрясен, когда «Люселла» взорвалась. Такой серый цвет лица не подделаешь. Возможно, он планировал лишь слегка повредить свой корабль, чтобы получить деньги по страховке и расплатиться с долгами. Бледсоу вовсе не хотел, чтобы предмет его гордости был разнесен на куски, но Мэттингли установил не ту взрывчатку. А может быть, переборщил с зарядом — так или иначе, превысил свои полномочия.

Зачем же Бледсоу предложил мне отправиться на самолете в Чикаго, если собирался отправить на нем Мэттингли? Очевидно, знал, что я не сумею воспользоваться его предложением. Или рассчитывал, что взрыв будет незначительный и он сумеет улететь в Чикаго. Но как в этом случае он объяснил бы мое присутствие своему сообщнику?

Я ходила по кругу, задавая себе одни и те же бесполезные вопросы, в результате чего заработала лишь головную боль. В глубине души я ощущала неимоверную горечь. Тот самый Бледсоу, который вел себя со мной столь симпатичным образом, обвел меня вокруг пальца, и на палубе перед взрывом стоял рядом, чтобы иметь беспристрастного свидетеля. Я чувствовала себя глубоко уязвленной. Слава Богу, хоть в постель с ним не залезла.

В чикагском аэропорту О'Хара я первым делом отыскала в телефонной книге номер Мэттингли. Он жил неподалеку от Логан-сквер. Хоть я и смертельно устала, голова раскалывалась, а одежда выглядела ужасно, я отправилась на такси прямо по этому адресу. В половине десятого я уже звонила в дверь маленького домика по адресу: 3600, северный район Пуласки.

Почти сразу же дверь открылась, и я увидела юную жену Мэттингли. Элси была на последней стадии беременности. Увидев меня, она разинула рот от удивления, и я поняла, что видок у меня еще тот.

— Привет, Элси, — сказала я и быстро прошла мимо нее в прихожую. — Я Ви.Ай. Варшавски, двоюродная сестра Бум-Бума. Мы пару раз встречались с вами на вечеринках, помните? Мне нужно поговорить с Говардом.

— Да... Я... Я вас помню. Но Говарда... Говарда нет дома.

— Как так? Вы уверены, что в данный момент он не спит наверху в постели?

По пухлым, детским щечкам потекли слезы.

— Его здесь нет, нет... Пьер... Пьер звонил уже три раза, последний раз чуть ли не угрожал. Но я и в самом деле не знаю, где Говард. Я не видела его уже четыре дня. Я думала, он участвует в играх «Серебряное сердце» вместе с Пьером. Но оказывается, Говарда там не было. Я не знаю, где он. А у меня вот-вот начнутся роды. Я так боюсь!

Теперь она уже рыдала.

Я отвела Элси в гостиную и усадила на ярко-синий диван, обтянутый пластиком. Рядом на лакированном кофейном столике лежало аккуратно свернутое вязанье — очевидно, девочка отгоняла дурные мысли, готовя одежку для будущего ребенка. Я погладила ее по плечу, стала утешать. Когда Элси немного успокоилась, я сходила на кухню и нагрела ей молока. Заодно обнаружила под раковиной бутылку джина и налила себе в стакан щедрую порцию. Плеснула апельсинового сока и отнесла оба стакана в гостиную: мне — джин, Элси — молоко. Поднос был совсем нетяжелым, но левая рука предостерегающе заныла.

— Вот, выпейте. Вам станет лучше... Скажите, когда последний раз вы видели Говарда?

Он уехал в понедельник. Взял с собой лишь спортивную сумку и сказал, что вернется в среду. Сегодня пятница, а Говарда все нет. Нет, он не сказал, куда едет. Слышала ли она название «Тандер-Бей»? Элси беспомощно пожала плечами, на ее круглых голубых глазах выступили слезы. А про Солт-Сент-Мари? Элси покачала головой и молча заплакала.

— Рассказывал ли вам Говард что-нибудь про людей, с которыми общается?

— Нет. — Она икнула. — А когда я сказала, что вы спрашивали о нем, он... он жутко рассердился. Даже ударил меня и велел держать язык за зубами. Сразу после этого упаковал веши и уехал. Сказал, мне ни к чему знать, куда именно — а то... а то я проболтаюсь.

Я поморщилась, мысленно поблагодарив Бум-Бума и Пьера, которые в свое время не раз устраивали Говарду Мэттингли хорошую взбучку.

— А как насчет денег? У Говарда в последнее время были деньги?

Элси немного повеселела. Да, в последнее время он очень прилично зарабатывал. Даже дал ей двести долларов, чтобы она купила хорошую коляску для младенца. Элси очень гордилась своей новой коляской и стала оживленно рассказывать мне о ней. Очевидно, больше похвастаться ей было нечем.

Я спросила, нет ли у нее матери, сестры или подруги, которая могла бы пожить с ней. Элси опять беспомощно пожала плечами и ответила, что ее семья живет далеко, в Оклахоме. Беседа начинала мне надоедать. В подруги эта девочка мне явно не годилась. Стоит проявить заботливость, и от такой никогда уже не отвяжешься. Я дала ей на прощанье совет: когда начнутся схватки, позвонить в «Скорую помощь». Оттуда сразу приедет машина.

Уже на выходе я попросила Элси, чтобы она позвонила мне, когда появится Говард.

— И ради Бога, не рассказывайте ему про меня. Он снова вас побьет. Просто дойдите до бакалеи — это на углу — и позвоните из телефона-автомата. Мне очень нужно поговорить с Говардом.

Элси смотрела на меня невыразимо жалостными глазами. Уверена, что звонка от нее я не дождусь. Она просто не сумеет обмануть своего деспотичного супруга — даже в таком простом деле, как телефонный звонок. Мне было совестно оставлять девочку одну, но, когда я добралась до угла Эдисон и Пуласки, усталость притупила чувство вины.

На углу я остановила такси и через весь город направилась к Лотти. Пять миль по городским улицам — путь неблизкий. И к тому времени, как мы пересекли Милуоки-стрит, убаюканная тряской этой старой расхлябанной машины, я уснула. Мне снилось, что я снова плыву на «Люселле». Рядом стоит Бледсоу, смотрит на меня искренними серыми глазами и повторяет:

— Вик, меня не было на том самолете. Меня там не было!

Когда машина свернула на Шеффилд-стрит, я, вздрогнув, проснулась. Водитель спросил, какой именно дом мне нужен. Расплатившись, я с трудом поднялась по лестнице на второй этаж, думая о своем сне. В нем заключалось что-то важное, касающееся Бледсоу, но что именно, я никак не могла сообразить.

Глава 19

Менуэт для мертвого хоккеиста

Увидев меня, Лотти вздохнула с облегчением. Нечасто она проявляет свои чувства так явно.

— Господи, Вик, ну наконец-то! Слава Богу, жива!

Она крепко стиснула меня в объятиях.

— Да что ты, Лотти? Не думала меня больше увидеть?

Лотти сделала шаг назад, оглядела меня с ног до головы, поцеловала и улыбнулась уже своей обычной улыбкой.

— Ведь твой корабль взорвался, Вик. Все только об этом и говорят. Взрыв и все такое. Передали, что погибли четыре человека, в том числе одна женщина. Имен не сообщали, сначала будут поставлены в известность семьи. Я ужасно испугалась, дорогая, — вдруг единственной женщиной на корабле была ты.

Лотти увидела, в каком я состоянии, и быстренько отправила меня в ванну, усадила в горячую воду, а потом, деловито высморкавшись, отправилась на кухню ставить в духовку цыпленка. Затем вернулась обратно с двумя бокалами. Один — для себя. Такое случалось нечасто. Она, несомненно, переволновалась.

Пока я отмокала в воде, Лотти сидела рядом на табуретке и слушала мой рассказ.

— Не могу поверить, что Бледсоу нанял Мэттингли, — говорила я. — Не может быть, чтобы я настолько ошибалась в людях. Конечно, Бледсоу и капитан Бемис действовали мне на нервы, но они мне все же скорее понравились. — Я поделилась с Лотти своими сомнениями и подозрениями, которые терзали меня во время четырехчасового перелета из Солт. — Тем не менее, придется все же забыть о симпатиях и антипатиях. Нужно как следует порыться в финансовых документах «Полярной звезды», изучить условия страховки и вообще ее финансовое состояние.

— Утро вечера мудренее, — сказала Лотти. — У тебя несколько версий. Подожди до утра, посмотришь, какая из них покажется тебе наиболее перспективной. Может быть, это будет Филлипс. Ведь именно он был теснее всего связан с Бум-Бумом.

Закутавшись в большой махровый халат, я отправилась на кухню. Там мы съели цыпленка, и я впервые за долгое время смогла расслабиться. Лотти сделала мне массаж, натерла руки и ноги миофлексом, дала спазмальгетин, и я погрузилась в тяжелый беспокойный сон.

Проснулась я десять часов спустя от телефонного звонка. Лотти слегка тронула меня за плечо, и я разомкнула тяжелые веки.

— Тебя, дорогая. Какая-то Жанет. Говорит, что работала секретаршей у Бум-Бума.

Я помотала головой, чтобы стряхнуть сон, и взяла трубку.

Услышав знакомый уютный голос Жанет, я окончательно проснулась.

— Мисс Варшавски, меня уволили, — грустно сообщила она. — Мистер Филлипс сказал, что после смерти мистера Варшавски меня нечем занять. На самом деле это из-за папок, которые я вам давала. Я просто уверена. В этом настоящая причина. Раньше-то ведь работы хватало...

— Когда это случилось? — перебила я ее.

— Вчера вечером. Я задержалась, чтобы попытаться найти расчетную квитанцию мистера Филлипса. Помните, вы меня просили? Я подумала: а вдруг мистера Варшавски и в самом деле убили? Надо попытаться разобраться в этом деле. Но Луиза меня застукала. Думаю, она постоянно следила, не останусь ли я в офисе во время обеда или после работы. Она позвонила мистеру Филлипсу домой. Того, конечно, дома не оказалось, но Луиза не угомонилась. И вот в десять часов вечера мистер Филлипс позвонил мне сам и сказал, что в моих услугах они больше не нуждаются и я могу не приходить. Вместо уведомления об увольнении мне выплатят жалованье за две недели вперед. По-моему, со мной поступили непорядочно. Я так и сказала.

— Это уж точно, — сочувственно сказала я. — А что вы ей сказали?

— Кому?

— Луизе, когда она вас застукала, — терпеливо пояснила я. — Какую отговорку вы придумали?

— А, я сказала, что написала личное письмо и не могу его найти. Хочу посмотреть, не выбросила ли я его в мусорную корзинку.

Я подумала, что оправдание придумано неплохо, и похвалила Жанет.

Довольная комплиментом, она коротко рассмеялась, но потом уныло добавила:

— Луиза мне не поверила. Сказала, что мое письмо никак не могло оказаться в мусорной корзине мистера Филлипса.

— Ох, Жанет, не знаю, что вам и сказать. Вы сделали все возможное. Мне очень жаль, что вы потеряли работу, да еще и попусту, но если...

— Почему это попусту? — перебила меня Жанет. — Квитанцию-то я нашла.

— Не может быть! — ахнула я. Первый раз с начала этого тупикового расследования мне повезло. — И сколько же он получает?

— Три тысячи пятьсот сорок шесть долларов и пятнадцать центов раз в две недели.

Я попыталась умножить, но голова работала плохо.

— Я посчитала на калькуляторе, — сказала Жанет. — Получается девяносто две тысячи в год. Большие деньги, — вздохнула она. — Я получала всего семь тысяч двести. А теперь не имею и этого.

— Послушайте, Жанет, хотите работать в центре? Я могу замолвить за вас словечко в страховой компании «Аякс» и еще в парочке других мест.

Жанет сказала, что подумает над моим предложением. Вообще-то она предпочла бы работать недалеко от дома. Если не получится, тогда она позвонит и попросит оказать протекцию. От души поблагодарив Жанет, я повесила трубку.

Снова улеглась в постель, стала думать. Девяносто две тысячи в год — целая куча денег. Во всяком случае, для таких, как я и Жанет. А для Филлипса? Даже если предположить, что у него прекрасный налоговый консультант, вряд ли он получает чистыми больше шестидесяти. Налог на недвижимость — возможно, тысячи три. Выплаты по закладным за дом, очевидно, — еще тысяч пятнадцать. Членство в «Морском клубе» и ежемесячная плата за теннис обходятся тысяч в двадцать пять. Обучение детей и прочее в Клэрмонте. Яхта. Спортивный автомобиль. Дорогие рестораны. Роскошные туалеты для жены... Вряд ли она покупает свои наряды в магазине подержанной одежды или носит обноски после миссис Грэфалк. На все про все нужно тысяч сто, никак не меньше.